Профитроли Ольга Кабо

СТАХОВСКИЙ:   В «Школьной анкете» у нас сегодня Ольга Кабо.

КАБО: Добрый вечер.

КУЗЬМИНА:  Добрый вечер.

КАБО:  Так, «Школьная анкета», я прям сразу школьницей себя почувствовала.

СТАХОВСКИЙ:   А у вас были в школе анкеты, кстати, вот эти?

КАБО:  У нас были дневники.

КУЗЬМИНА: Были такие  в старые добрые времена альбомы, в которые писали…

СТАХОВСКИЙ:   Твой любимый цвет, кто тебе нравится?

КУЗЬМИНА: Да, в пионерских лагерях это еще было.

КАБО:  Ну, это такие анкеты. И потом по классу такая тетрадка толстая в 44 листа, по-моему, шла по классу, и в ней все писали.

СТАХОВСКИЙ:   Да, да, то есть было.

КАБО:  И особенно графа была интересна: кто кому нравится, любимый мальчик или любимая девочка.

КУЗЬМИНА: Которую никто не заполнял.

СТАХОВСКИЙ:   Почему? Я, например, заполнял честно всегда. Потому что мне, честно, никто не нравился, я говорил: ненавижу их всех,  отстаньте от меня, пожалуйста.

КУЗЬМИНА: Конечно, вы писали всегда имя вашей любимой учительницы, чтобы, так сказать, подмазаться.

СТАХОВСКИЙ:   Было дело. Ну, поскольку «Школьная анкета», пойдем по порядку, как обычно. Ольга Игоревна Кабо, день рождения 28 января, место рождения Москва, советская, российская актриса, заслуженная артистка России. Все правильно?

КАБО:  Да.

СТАХОВСКИЙ:   Да, 28 января это же вот.

КАБО:  Это вот-вот, только отгуляли, да.

СТАХОВСКИЙ:  Это же буквально, я чего-то не сообразил даже сначала, это три дня назад буквально приключилось. Это Водолей получается.

КАБО:  Я Водолей.

СТАХОВСКИЙ:   Влияют гороскопы как-то на жизнь, вы верите в гороскопы?

КАБО:  Я не очень верю гороскопу, но радуюсь, когда что-то сходится, когда читаю уже пост-фактум.

СТАХОВСКИЙ:   То есть, в хорошие верю, в плохие не очень.

КАБО:  Нет, я просто читаю, думаю, ага, так у меня было, ну, а так какую-то ерунду пишут.

СТАХОВСКИЙ:   Уже все случилось. Какое ваше самое раннее воспоминание о себе?

КАБО:  Мама сопротивляется, но мне почему-то кажется, что я себя помню в роддоме, когда меня выносили из роддома, я была маленьким сверточком в таком темно-зеленого цвета одеяле. Это мама мне рассказывала, поэтому я запомнила. А у меня ощущение того, что я себя помню с того момента. Потом, конечно, провал в памяти, ну, а потом, наверное, уже годика в четыре-пять.

КУЗЬМИНА: Если  сравнить  со всеми нашими гостями, то это самое раннее воспоминание. Пятый день, выписка из роддома.

СТАХОВСКИЙ:   Выхожу…

КАБО:  Выхожу в жизнь, выход в свет у меня был такой.

КУЗЬМИНА:  У вас остались какие-то вещи из детства, конкретные, вот эти, может быть, пинеточки, бирочки?

КАБО:  Нет, ничего не осталось, вообще ничего не осталось.

СТАХОВСКИЙ: Рисунки, может быть, аппликации?

КАБО:  Рисунки остались, но они уже не первые, а когда уже человечек начинает рисовать, значит, это лет шесть-семь.

СТАХОВСКИЙ:   Но все равно из детства же.

КАБО:  Моя мама сохранила альбом с моими рисунками. Причем у нас в семье была такая традиция, когда приходили взрослые гости, каждого командировали в мою комнату, ну, чтобы как-то меня развлечь, чтобы я не чувствовала себя лишней, рисовать. И вот я раскладывала краски, пастель, мелки, карандаши, фломастеры уже тогда, по-моему, были какие-то даже, и каждый из гостей приходил, и выбирал себе, чем он будет писать со мной картину. И вот у меня в альбоме написано: Дядя Саша и Оленька; тетя Катя и Оленька. Так что у нас такое было творчество коллективное.

СТАХОВСКИЙ:   То есть девочка мечтала быть художницей в детстве?

КАБО:  Нет, просто я думаю, что нас всех развивали очень творчески, чтобы мы…

КУЗЬМИНА: И всесторонне

КАБО:  И всесторонне, да, чтобы мы все умели, чтобы мы выбрали то, что нам интересно. А, может быть, потому что рисование самое тихое занятие.

СТАХОВСКИЙ:   Действительно, сидит в уголке, что-то там чертит, и, слава богу.

КУЗЬМИНА: Секундочку, подождите, где-то в биографии я видела про космический кружок.

СТАХОВСКИЙ:  Господи, это еще что?

КАБО:  Ну, это уже было потом.

КУЗЬМИНА: Это очень всесторонне родители подходили.

КАБО:  Я очень любила с детства, и до сих пор люблю аттракционы. Вот как только видела что-то такое вот карусельное, когда вот эти горки, когда…

КУЗЬМИНА: Когда душа отделяется от тела.

КАБО:  Да, да, да, когда душа отделяется от тела, очень любила все это. И во Дворце пионеров, где я занималась художественной гимнастикой, современными бальными танцами, в театре юных москвичей, в студии художественного слова, ну, очень всесторонне.

СТАХОВСКИЙ:  Слушайте, вы прямо, как из стишка Агнии Барто, драмкружок, кружок по фото, хоркружок, мне петь охота, и за кружок по рисованию, кстати, тоже все голосовали.

КАБО:  Да. Рисование, да. И еще я увидела такую центрифугу. Там людей, мальчиков, девочек так как-то привязывали, и крутили, ну, как в космическом корабле, наверное, мне казалось. И вот я ходила в эту секцию космонавтики только потому, что мне ужасно нравилось…

СТАХОВСКИЙ:   Хотелось вертеться в разные стороны?

КАБО:  Да, крутиться в этой центрифуге. У меня дух захватывало, и такой восторг был, я прямо заряжалась энергией.

КУЗЬМИНА: Адреналин.

КАБО:  Да, да.

КУЗЬМИНА: А сейчас от чего адреналин получаете, ну, раз есть потребность, может быть, из детства такая?

КАБО:  Ну, наверное, это уже не совсем адреналин, ну, во-первых, спектакли, это мощный выброс энергии, и огромную энергию ты приобретаешь от зрительного зала. Общение с детьми, никогда не знаешь, особенно от старшей, что ждать, потому что ей 15 лет, и не то, чтобы напряжение, но я все равно жду, когда будут какие-то интересные новости. Маленькому сыну 1,5 годика, поэтому от него такая радость абсолютная. Ну, так я занимаюсь конным спортом, то адреналин, наверное, когда что-то получается, когда в галопе, когда  пытаюсь, получается сделать какой-то элемент выездки, которым меня учит мой тренер Наталья Епимахова.

СТАХОВСКИЙ:  А почему конный спорт, почему вдруг лошади?

КАБО:  С детства, ну, это еще со своих школьных фильмов, я очень много снималась в исторических картинах Сергея Тарасова, Аллы Суриковой, Александра Иншакова, и эти фильмы требовали того, чтобы актриса сидела в седле профессионально, потому что все эти рыцарские погони, рыцарские истории, они все сопряжены с лошадьми.

СТАХОВСКИЙ: Так и повелось.

КАБО:  Так и повелось.

КУЗЬМИНА: Вы же член ассоциации каскадеров.

КАБО:  Да, каскадеры меня научили держаться в седле, это стало уже моим хобби, и у меня есть лошадка, которая стоит в конноспортивном клубе «Отрада», ее зовут Покровитель, такой потрясающий жеребец тракененской породы, спокойный, достойный, настоящий джентльмен, понимающий, кого он на себе возит.

СТАХОВСКИЙ:  А вы рисковый человек? Потому что все,  о чем вы рассказываете, и эти какие-то детские центрифуги, в которых хотелось вертеться, и бесконечные лошади сегодня, тоже не самый безопасный, скажем так, вид спорта.

КАБО:  Нет, ну, если никого ничем не удивлять и не готовиться к олимпийским играм, то этот замечательный вид спорта, который, во-первых, тренирует все группы мышц, во-вторых, допустим, в Испании разрешалось сидеть в седле и вообще прикасаться к лошади только людям королевской крови, потому что считалось, что это высокое по крови животное, и просто так, не пойми кто с улицы не имел права садиться в седло. Поэтому, конечно, это просто, ну, душевное очень занятие. Ну, а что касается риска, наверное, сейчас уже не рискую, потому что детей много, и хочется для них быть здоровой и счастливой, и проводить с ними очень много времени.

СТАХОВСКИЙ:   И приводить положительный пример?

КАБО:  Да, но вы знаете, моему сыну Витюшке вот как раз вчера исполнилось ровно 1,5 годика.

СТАХОВСКИЙ:   Как-то вы все вместе-то прямо.

КАБО:  Полтора годика, да.

СТАХОВСКИЙ:   Все равно все вместе, и хорошо.

КАБО:  Мы вообще все вместе. И он у меня  уже в седле сидит.

СТАХОВСКИЙ:   Ух, ты, как это?

КАБО:  Да, ну, я его держу, он держит повод.

КУЗЬМИНА: Знаешь, есть такие маленькие лошадки для детей?

СТАХОВСКИЙ:   Деревянные.

КАБО:  Деревянная, конечно, у нас тоже есть. Нет, у нас есть еще и  пони, ну, в смысле, я  его сажала на пони, пони его не вдохновила никак. Он как-то так  законючил, и сказал: нет, и показал мне на большую лошадь.

СТАХОВСКИЙ:   Большая-то, конечно, веселей.

КАБО:  Ну, конечно, он сел, ему все видно, всех видно, и он еще с гордостью, глядя по сторонам, повод держал, и был в абсолютном восторге от этого знакомства.

КУЗЬМИНА: У вас были прозвища какие-то в школе, в институте?

КАБО:  Кабошка. Ну, Кабо Оля, Кабошка.

СТАХОВСКИЙ:   А что вообще значит ваша фамилия? Наверняка этот вопрос вам задавали тысячу раз, но, может быть, не лишне и напомнить.

КАБО:  Тысячу раз, но я никогда, в общем, так и не ответила.

КУЗЬМИНА: Может быть, есть последние новости?

СТАХОВСКИЙ:   Может быть, что-то изменилось за это время?

КАБО:  Разные легенды. Измененная партийная кличка одного из наших руководителей.

СТАХОВСКИЙ: Коба?

КАБО:  Да. Что-то из Японии, что-то из Венгрии. Одна версия, которая мне больше всего понравилась, это то, что когда наполеоновская армия эмигрировала…

СТАХОВСКИЙ:  Ну, в какой-то степени эмигрировала.

КУЗЬМИНА: Получила визы.

КАБО:  Да, да, получила визы и уехала с нашей земли,  то очень многие солдаты, офицеры остались на прибалтийских землях. И у них были очень сложные для произношения или произнесения имена, поэтому по-испански, по-моему, офицер - это кабос, как-то так, и поэтому их всех называли кабо. Ну, вот такая версия мне понравилась, во-первых, в Испании уже мне теплее становится даже зимой.

СТАХОВСКИЙ:   А вы бывали в Испании?

КАБО:  Конечно, это одна из моих любимых стран.

СТАХОВСКИЙ:   И как? А еще есть, куда хочется ездить? Есть места, куда хочется возвращаться?

КАБО:  Ну, здорово, я вообще люблю путешествовать, возвращаться. Я очень люблю Европу, я очень много там была, очень ее знаю. Мне хочется экзотических стран. Вот, допустим, моя подруга и коллега Нина Шацкая, певица, она все время, как только у нее свободное время, она сразу куда-то уезжает, причем не просто в Европу, Аргентину, Африку, Индию. Она с рюкзаком, легко, своим ходом, с каким-то гидом местным, она путешествует, познает мир, пишет заметки в Фейсбуке. У нас с ней замечательный спектакль, который, кстати, будет 6-го числа в Доме Музыки, в Светлановском зале, «Я искала тебя», посвященный творчеству Марины Ивановны Цветаевой. И вот после того, как Нина в роскошном вечернем туалете, статная, обворожительная, по-королевски красивая, и потом она  присылает фотографии, где она такая, под  тяжестью рюкзака или спит на какой-то циновке. У меня не сочетаются эти два человека, кажется, что они разные. На самом деле, путешествовать это, наверное, самое интересное в жизни. Вот сейчас  маленького поставим на ноги, и  можно будет уже отдаваться каким-нибудь таким вот, потрясающей экзотике.

СТАХОВСКИЙ:   А куда хочется? Есть мечта поехать в какое-то конкретное место?

КАБО:  Вот я бы поехала в Аргентину, мне бы очень хотелось в Маракеш поехать, я никогда не была.

СТАХОВСКИЙ:   В Марокко.

КАБО:  В Марокко, да.

КУЗЬМИНА: У вас есть какие-то коллекции чего-нибудь?

КАБО:  У меня есть коллекция фарфоровых кукол, которые я привозила и привожу из разных стран, очень много подарков есть. Допустим, у меня есть кукла конца XVIII века, которую мне подарила одна уже ушедшая актриса. Она уже понимала, что ей недолго осталось, сказала, что вот я знаю твои коллекции, Оленька, и подарила мне куклу, которую потом мы абсолютно переделали. Ее надо было реставрировать, ее надо было переодеть, ей гримеры заново сделали волосы, приклеили, паричок такой, и эта кукла, до нее даже дотронуться страшно, настолько она хрупкая. А есть кукла, которую почему-то я назвала Татьяна, я ее привезла из Италии, она тоже фарфоровая, старинная, XIX, правда, уже века, чуть помоложе, и я ее назвала Татьяной, потом, когда родилась Татьяна дочка, вот как-то.

КУЗЬМИНА: Все сложилось.

КАБО:  Все сложилось, да, хотя они совершенно не похожи.

КУЗЬМИНА: А вы одушевляете неодушевленные вещи? Автомобили, может быть, я не знаю, холодильник Виталий, например, помнишь, у нас тема была?

СТАХОВСКИЙ:  У меня Каспер.

КАБО:  Нет, холодильник Занусси у меня ассоциируется теперь только с замечательным режиссером польским Кшиштофом Занусси.

КУЗЬМИНА: Так, про коллекции понятно.

СТАХОВСКИЙ:    Ну, да, пойдемте дальше. Как случилось так, что в какой-то момент вы решили стать  все-таки актрисой, а не космонавтом?

КАБО:  А вот в один прекрасный момент, когда я как раз занималась в театре юных москвичей  во дворце пионеров на Ленинских горах. Замечательный Виктор Анатольевич Шендерович, теперь просто Виктор Шендерович, он был одним из наших педагогов. Он только что пришел из армии, он горел творчеством, обожал театр, был таким вдохновенным романтиком, потрясающим педагогом, который заразил меня энергией любви к театру, к творчеству, и он поставил с детьми, с нами спектакль, который назывался «До свидания, овраг», это спектакль про бездомных псов. И я играла маленькую беленькую собачку, там Виктор Анатольевич написал зонги для этого спектакля, я говорила: я крошка, я маленький беленький песик, я просто живу и живу. А я уже тогда была девушка очень рослая, и выше всех тех, кто стоял на сцене. Но как-то почему-то мне доверили роль именно крошки. И вот после этого спектакля ко мне подошла ассистентка из Одесской киностудии и задала  этот прекрасный вопрос: девочка, а не хочешь ли ты попробовать сняться в кино? Мне было 15 лет. Я поехала в Одессу на кинопробы, меня утвердили, это была картина Ярослава Лупия «И повторится все». Картина не вышла на широкий экран. Потом были уже фильмы, которые вошли в мои, так скажем, творческие карточки.

СТАХОВСКИЙ:  В золотой фонд.

КАБО:  Спасибо. Но эта картина для меня очень большую ценность представляет, потому что она была первая, и название у нее такое судьбоносное «И повторится все». Ну, вот до сих пор повторяется. И мы тут недавно с мамой подсчитали, в общем, уже 71 раз повторилось, то есть 71 фильм у меня.

СТАХОВСКИЙ:   Ух, ты. Ну, то есть получается, что это актерство, это даже было не столько внутреннее устремление, сколько самая настоящая судьба, внешний фактор, который, раз, в какой-то момент и…

КАБО:  Нет, почему, ну, я же занималась серьезно, занималась танцами, занималась в театре-студии, я занималась художественным словом.

КУЗЬМИНА: Да, если бы в момент, когда эта девушка с Одесской киностудии, понимаешь…

КАБО:  Если бы меня на улице нашли, да.

КУЗЬМИНА:  Если бы Оля была в центрифуге, то вряд ли бы она заметила.

КАБО:  То да, а так как я уже играла в спектакле одну из главных ролей, то есть я понимала, что меня это больше волнует, вот такое продолжение, вот такая работа в жизни. Но я об этом не задумывалась, наверное, так серьезно, мне было 15 лет, я училась в спецанглийской школе.

СТАХОВСКИЙ:   Вот, вместо того, чтобы стать переводчиком, например, пошла в кино.

КАБО:  Да, у меня была музыкальная школа. Ну, в общем, я могла  выбрать себе много разных специальностей. Но после того, как меня утвердили в кино, и я ощутила аромат съемочной площадки, вот эту суету, хаос, который там всегда происходит.

КУЗЬМИНА:  А не было тех, кто говорил: иностранный язык, или, я не знаю, еще что-то, и актриса. Это же на тот момент. Это сейчас, скажем, ой, нет, я лучше буду актрисой, и все скажут: да, а тогда мне казалось.

КАБО:  Как хорошо быть актрисой со знанием иностранного языка.

СТАХОВСКИЙ: Да, опять же, можно сняться у Кшиштофа Занусси, например.

КАБО:  Я снималась в американских картинах, и я, в  общем, легко общаюсь на английском, потому что потом еще училась в Нью-Йорке, в колледже несколько месяцев. То есть, английский, он очень мне пригодился в жизни, но, слава богу, мои родители очень мудрые люди, и они никогда мне ничего не запрещали, и сами, будучи инженерами, как-то очень помогли моему становлению, как творческой личности. То есть, я всегда прислушивалась к их советам, они с позиции зрителей, может быть, с позиций, может быть, человеческих, они очень четко,  очень правильные советы мне давали. И, отпустив меня в Одессу, и когда я уже начала сниматься, они поняли, что этот процесс нельзя остановить. Я приехала со съемок, перешла из спецанглийской школы в театрально-литературную школу № 232, она до сих пор существует. Это литературно-театральная школа, где преподают педагоги из Щепкинского театрального училища.

КУЗЬМИНА: А как сейчас по прошествии лет к всестороннему образованию вы относитесь детскому?

КАБО:  Ну, я считаю, что так и нужно, потому что детство такое замечательное время, когда дети впитывают информацию, они ощущают, что они могут все. В детстве слова «нет» не существует. Все рисуют, все поют, все танцуют, никто не стесняется, никто не зацикливается, комплексы еще не рождаются, слава богу. Поэтому как раз это то время, когда можно в хорошем смысле слова напичкать ребенка какими-то…

СТАХОВСКИЙ:   Всем, чем можно, да.

КАБО:  Знаниями, приобщить его к тому или к другому. Ну, а творческие начинания, мне кажется, они никогда просто так не проходят, они всегда пригодятся потом.

СТАХОВСКИЙ: Ольга, а была книга, ну, не буду говорить, которая перевернула вашу жизнь, но которая, может быть, которую вы смело можете назвать настольной, я не знаю, сейчас или в юношеские годы? Или какое-то произведение литературное, после которого вот все было вот так, а потом, раз, и все пошло иначе?

КАБО:  Ну, вот, вспомню детство, была замечательная книжка «Праздник непослушания», когда детишки попали в страну, где не надо никого слушать, так было им хорошо первые 10 глав книги, и как потом они стремительно хотели вернуться в нормальную жизнь к родителям, к послушанию, к режиму. А им непозволительно было выйти из этой Страны Непослушания. Я помню, как на меня эта книга произвела огромное впечатление. Потом, знаете, раньше, я помню, у нас, как это называется,  диафильмы мне родители показывали. Диаскоп, да?

СТАХОВСКИЙ:   Вот эти, крутить надо было, а там пленочка.

КАБО:  Да, крутить, а раньше не было видео. И я помню, самая приятная пора была, когда я болела, и у нас обои,  огромная стена светлая была, и вот папа настраивал эту аппаратуру, и мы смотрели с ним диафильмы «Маугли», какие они были красочные, казалось, что это вообще…

КУЗЬМИНА: А дублировал папа?

КАБО:  Папа читал, конечно, папа читал, и вот такое было очень приятное время. Я сидела в кровати, укутанная одеялами, пила чай,  папа мне читал, читал, и так было грустно, когда вдруг заканчивалась эта пленка.

КУЗЬМИНА: И температура падала.

КАБО:  Наоборот, повышалась.

СТАХОВСКИЙ:  Сразу назло.

КАБО:  И на стене оставалось такое белое световое пятно. Вот, потом была книга «Четвертая высота» про Гулю Королеву, это одна из моих любимых книг юности, тем более что героиня сниматься в кино начала, и тоже потом стала актрисой.

СТАХОВСКИЙ:   То есть можно было себя как-то самоотождествить с этим немножко со всем.

КАБО: Да, да. Ну, тогда было такое как бы советское патриотическое воспитание, конечно, на меня это все производило огромное впечатление, и я впитывала это, и мне тоже хотелось быть героиней, я хотела совершать подвиги.

КУЗЬМИНА: По имени Искра.

КАБО:  Да, да,  Искра Королева, ну, это уже чуть позже, это Борис Васильев «Завтра была война». Я, кстати, играла Вику Люберецкую тоже в Театре юных москвичей.

СТАХОВСКИЙ:  По этому произведению, да?

КАБО:  Да, да.

СТАХОВСКИЙ: А сейчас вы что читаете?

КАБО:  Сейчас  на моем столике лежит томик Цветаевой, Ахматовой. Так как у меня последние несколько проектов, которые мы с Ниной Шацкой и с замечательным артистом Валерием Бариновым  делаем, такие литературно-музыкальные спектакли, то я абсолютно погружена в поэзию. Причем ее можно читать по многу раз и все время ее воспринимаешь по-разному. Я вспомнила, что у меня дома коллекция тех книг, которые написали мои друзья, артисты, режиссеры, писатели, и с автографами «Для Оленьки», и я просто, у меня специальная полка, где вот эти потрясающие…

СТАХОВСКИЙ:   Артефакты настоящие.

КАБО:  Да, да.

СТАХОВСКИЙ:   А вы ничего не писали сами?

КАБО:  Пока нет. Мемуары. Ну, может быть, начну лет через 15-20.

КУЗЬМИНА: А коллекции песен ваших друзей и артистов нет? Потому что ведь очень много, кто поет вместе с вами.

КАБО:  Коллекции песен нет, а вот по поводу книги… Недавно мне моя подруга Мария Баева-Третьякова подарила книгу, которая называется «Поэзия моды». Она исследовала развитие моды XX века от и до. Такое дефиле длиною в век получилось. И она вдохновила нас всех и единомышленников ее создать спектакль именно по этому произведению, потому что мы говорим не только о моде, там какие-то силуэты, одежды, хотя это тоже будет, но мода на жизнь, мода на пристрастия, мода на поэзию тоже. Поэтому Дмитрий Бозин, замечательный артист, и я будем принимать участие в этом спектакле. 28 марта у нас опять же премьера в Доме музыки, так что мы приглашаем всех, кому интересно, что же было в XX веке. Очень интересное путешествие вас ждет.

СТАХОВСКИЙ:   28 марта.

КУЗЬМИНА: Есть ли у вас любимая сцена в Москве?

КАБО:  Да, конечно, есть.

КУЗЬМИНА: Потому что, пока не было Дома музыки, это сейчас Светлановский зал, и один спектакль, и другой там, а до того?

КАБО:  Ну, я уже больше 10 лет служу в Театре имени Моссовета, поэтому, конечно, сцена этого театра, она для меня самая родная, самая любимая. Она очень чуткая, очень добрая, очень тихая, и, вы знаете, очень комфортная, потому что у нас очень хорошо продумана акустика в театре, поэтому можно шептать, можно  быть очень тихой на сцене, и зритель тебя  все равно услышит и почувствует.

СТАХОВСКИЙ:  А вы боитесь быть неправильно понятой?

КАБО:  Ну, невозможно так, чтобы тебя все вдруг правильно понимали. Наверное, об этом даже думать не надо.

СТАХОВСКИЙ:  То есть спокойно. А к критике как относитесь?

КАБО:  Ну, если это достойная критика, умная, профессиональная, то читаю с удовольствием, и думаю о том, у меня внутренний спор идет, кто из нас прав. А, если просто, походя, кто-то позволил себе что-то сказать, написать, ну, это даже не интересно, это даже не стоит на это внимания обращать. Раньше очень расстраивалась. Ну, а теперь-то еще больше есть вообще поводов  расстроиться. Посмотришь интернет, какие-нибудь форумы безумные, поэтому…

СТАХОВСКИЙ:   И все, да, и день насмарку.

КАБО:  Ну, не день насмарку, но все равно какой-то осадок остается.

КУЗЬМИНА: Диета от Ольги Кабо.

СТАХОВСКИЙ: Что от Ольги Кабо?

КУЗЬМИНА: Диета, например.

СТАХОВСКИЙ:   Да, и что?

КУЗЬМИНА: Ну, наверняка можно найти, сейчас наши слушатели обязательно сейчас уже найдут. Есть ли у вас какие-то традиции свои собственные в семье, которые, может быть, из поколения в поколение передались?

КАБО:  Мы с мамой, еще, когда я была совсем маленькая, придумали такую традицию. Мы праздновали мой день рождения два раза в год - год и половинку. В смысле, день рождения и половинку. То есть, получается…

КУЗЬМИНА: Вот только хотела спросить, чтобы зимой…

КАБО:  Чтобы было больше праздников, конечно.

КУЗЬМИНА: Вот, потому что ребенок, родившийся зимой, это всегда достаточно сложная…

СТАХОВСКИЙ:   Почему?

КУЗЬМИНА: Мне кажется, что летом надо праздновать день рождения.

КАБО:  А летом никого нет, все школьники  на летних каникулах.

КУЗЬМИНА: Логично. А  через полгода получается, что…

КАБО:  А зимой после зимних каникул как раз, я помню, мы приносили…

СТАХОВСКИЙ: Конфеты приносили.

КАБО:  Конфеты приносили. Раньше еще, ну, не приносили тортики, конфеты почему-то, всех угощали  этими конфетами.

КУЗЬМИНА:  Ну, то есть эти половинки вы сейчас празднуете и у себя дома в семье?

КАБО:  Ну, вы знаете,  когда ребенок маленький, вообще празднуют сначала каждый день, потом каждую неделю, потом каждый месяц. А так, и Татьяне мы празднуем половинки, и мне, но моя половинка совпала с днем Ольги, с моими именинами, так что у нас все как раз получилось очень органично и грамотно. Ну, просто тогда мы не задумывались о том, что есть такой праздник именины, а сейчас уже… А у Татьяны тоже, она родилась в августе, а половинка ее приходится как раз на Татьянин день, так что в природе все закономерно, мне кажется. А еще у нас такая традиция, мы поздравляем друг друга с днем рождения в 12 часов ночи наступающего дня.

СТАХОВСКИЙ:  Сразу, наступающий день и…

КАБО:  Да, хотя  не обязательно рождение должно быть в полночь. И заканчиваем в 12 ночи следующего дня. И получается так сутки и еще 12 часов.

СТАХОВСКИЙ:   Ух, ты, ну, это какие-то у вас прям праздничные, хорошие такие традиции, которые не лишне перенять.

КАБО:  Ну, так, чем больше праздников, тем лучше.

СТАХОВСКИЙ:  Да, действительно, почему бы не праздновать половинки.

КУЗЬМИНА: Что касается традиций перед выходом на сцену?

СТАХОВСКИЙ:   Вы суеверны?

КАБО:  Нет, не суеверна.

СТАХОВСКИЙ:  Вы же наверняка встречаете артистов, которые все, говорят, никуда не пойду, и так под левую пятку, шарф намотать только на правую сторону, но не на левую.

КАБО:  Черные кошки меня не беспокоят. Ну, семечки я не буду щелкать, конечно, я их вообще по жизни не щелкаю, но на сцене тем более. Что-то еще нельзя делать, плохая примета. А, если пьеса падает, нужно обязательно на нее сесть, а иначе роль не сложится. Ну, это тоже какие-то тоже пережитки.

КУЗЬМИНА: Надо идти в ногу со временем, пьеса уже в айпаде, что упадет, на него садиться потом, понимаешь, или что-то еще?

КАБО:  Нет, вы знаете, мне как раз нравятся пьесы …

СТАХОВСКИЙ:   Бумажные?

КАБО:  Бумажные, в листочках, потому что я всегда там много заметок делаю, я иногда там что-то дописываю, иногда мы переделываем текст, иногда я пишу, что говорит режиссер или партнеры, и у меня живые страницы получаются.  Если вдруг я по каким-то причинам долго не играю спектакль,  вот допустим, когда я была в положении Витюшкой, какие-то спектакли я не играла, ну, около года, наверное, в связи с декретным положением. И потом очень легко вспоминать, потому что я помню те эмоции, которые я испытывала, когда я писала, или, когда вдруг что-то нашлось такое творческое. И книги, я тоже люблю читать книги, мне нравится переворачивать страницы, мне нравится запах бумаги, особенно, если книга не новая, а если новая, то тоже вот запах краски. Вот есть тактильная какая-то любовь, ощущение. У наших детей, к сожалению,  этого нет уже.

КУЗЬМИНА: Вам снятся профессиональные сны?

КАБО:  Ну, профессиональные сны это обычно ужастики такие, сны ужасов, когда…

КУЗЬМИНА: Забыл текст.

КАБО:  Когда не успеваешь выйти, уже ты чувствуешь по трансляции, слышишь, что твой выход, а ты не можешь открыть дверь, потом открываешь, захлопываешь, прищемляешь себе шлейф, шлейф никак не отрывается, потом вдруг все двери перед тобой захлопываются. В общем, вот эти сны такие, они очень…

СТАХОВСКИЙ:   Ну, то есть, бывает.

КАБО:  Когда волнуешься перед премьерой, или когда какие-то события, это получается бессонная ночь, которую невозможно никакими валерьянками успокоить, потому что это все равно организм еще живет, он творит, у него идет какая-то работа над человеческим духом. В общем, это такие, с одной стороны, ужастики, а, с другой стороны, просыпаешься и вроде как не спал, в тонусе, готов к бою.

СТАХОВСКИЙ: И сразу все. В какой исторической эпохе хотелось бы побывать, съездить в отпуск на недельку, посмотреть, как это было все, на самом деле?

КАБО:  Я счастливая, у меня же такая профессия, которая мне позволила путешествовать не только по странам и континентам, но и еще по временам. Допустим, в фильме Аллы Суриковой «Две стрелы» действие происходит в первобытнообщинном строе. В общем, как-то все так начиналось, но мы это все придумали, а теперь, может быть, даже детям показывают в школе, вот такие вот были первобытные люди.

СТАХОВСКИЙ: Вот такие были времена, да. Ну, а серьезно, если бы была машина времени?

КАБО:  Нет, я бы не уехала отсюда никуда. Попутешествовала бы и вернулась. Ну, средневековье, ну, что там эти дамочки, ну, да, рыцари за них сражаются, они все такие инфантильные, все такие красивые, и все безропотные абсолютно, не интересно. Их, то воруют, то пытаются как-то овладеть их рукой и сердцем, в общем, несправедливость какая-то.

СТАХОВСКИЙ: Если бы рукой и сердцем.

КАБО: А то и всем остальным, так это вообще кошмар.

СТАХОВСКИЙ:  Да, конечно, в первую очередь.

КАБО:  А средневековое воспитание…

СТАХОВСКИЙ:  Средневековье излишне романтизировано в нашем сознании.

КАБО:  Да, как-то не по мне. Ну, допустим бы, хотелось в эпоху Возрождения побывать, потому что, может быть, я бы стала музой какого-нибудь великого художника.

СТАХОВСКИЙ:  Поговорить с Рафаэлем?

КАБО:  Сейчас бы, да, в Третьяковской галерее, или, может быть, даже не в Третьяковской, а в Пушкинской галерее, или в Эрмитаже висело бы полотно с моим изображением. Я бы вдохновила, я уверена.

КУЗЬМИНА: А копия в Русском музее, а еще одна копия в Лувре.

СТАХОВСКИЙ:  Да, и дома обязательно, чтобы было.

КАБО: Оригинал бы висел дома обязательно.

СТАХОВСКИЙ:  Дома, конечно. У нас в позапрошлой, по-моему, программе или позапозапрошлой, в общем, в январе месяце была в программе «Школьная анкета»  Ирина Антонова, 52 года на протяжении директор Пушкинского музея, сейчас президент.

КАБО:  Она необыкновенная женщина, мы как-то с ней на благотворительном…

КУЗЬМИНА: Ты хочешь с ней договориться портрет Ольги Кабо повесить?

КАБО:  На благотворительном балу в Люксембурге ей вручали какие-то награды, и она в своем возрасте  путешествовала. Она сказала: все, я все получила, завтра утром я улетаю. Она ведет такую активную жизнь, я думаю, именно поэтому она так молода и прекрасна.

СТАХОВСКИЙ: Да. Так вот, я к чему про нее вспомнил,  про то, что мы заговорили про музеи, а у нас в  программе есть рубрика «Секрет». Суть ее крайне проста. Человек, который приходит к нам в гости, ну, вот в прошлую программу, задает вопрос нашему следующему гостю, естественно, не подозревая, кто это будет. Сейчас и вам такой вопрос достанется. Но прежде, чем мы к нему подойдем, я хочу украсть этот вопрос, который также задала Ирина Антонова следующему нашему гостю. Потому что она спросила, когда вы последний раз были в музее, и какое у вас от этого осталось впечатление? Я вот хочу украсть сейчас у нее этот вопрос, задать его вам.

КАБО:  Ой, я была на прошлой неделе, нет, две недели назад, я была в Третьяковской галерее, как раз в Доме художника на Крымском валу, там замечательная выставка Натальи Гончаровой. Я получила такое удовольствие, в Наталье Гончаровой живут  разные художники, разных времен. Она экспериментировала с техниками, и в классическом стиле, и была приближена к импрессионистам, когда жила во Франции, и делала какие-то коллажи, ну, просто необыкновенные. И какие женские портреты, какие цветы. Вообще я просто не могла оттуда выйти, у меня был вечером спектакль, я пришла прям вся такая вдохновенно вдохновленная абсолютно.

КУЗЬМИНА: Давайте, может быть, сейчас как раз вопрос.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, а теперь уже рубрика «Секрет», да, теперь то, что достанется непосредственно вам от нашего прошлого гостя.

КАБО:  Да, я готова.

СМОЛЯКОВ: Здравствуйте, меня зовут Андрей Смоляков. У меня к вам вопрос, скажите, пожалуйста, как вы относитесь к литературе, и, в частности, к замечательному писателю Марио Варгас Льоса.

СТАХОВСКИЙ:   Вот так. Нас книжки прямо сегодня не отпускают.

КАБО:  У нас сегодня литературная тема, да. Спасибо большое, Андрей. Мне посчастливилось поработать с ним в одном независимом проекте, очень рискованном, который никуда не вышел, но я получила огромное удовольствие. А дело в том, что в моей школе, раз у нас сегодня школьная тема, вот как раз в литературно-театральной, был замечательный педагог литературы Лев  Соломонович Ризерман.

СТАХОВСКИЙ:    Сразу видно, приличный человек, да.

КАБО:  Который преподавал нам литературу не на советском уровне, а на уровне вселенском. То есть мы обсуждали Серебряный Век, он нам вскрывал какие-то наболевшие темы  обсуждения разных литературных произведений, поэтому, конечно,   для меня литература из его уст, она вдруг ожила. Если раньше до этого сочинения для меня писала моя мама, потому что мне было это скучно, не интересно формулировать мысли.

СТАХОВСКИЙ:   То есть он вас заразил буквально вот этим всем.

КАБО:  Он заразил, научил формулировать, писать, выявлять что-то главное, поэтому, конечно, спасибо ему большое. Я знаю, что ему в скором времени будет 86 лет, я очень хочу организовать встречу всех его учеников, потому что было огромное количество и артистов из моего цеха, которые прошли через его педагогические руки. Так что большое ему спасибо за то, что вообще, в принципе, я читаю, я думаю, и я умею говорить.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, а вот до Варгаса Льоса вы добрались или нет еще, еще впереди?

КАБО:  Еще впереди. Спасибо, Андрей, у меня теперь есть перспектива.

СТАХОВСКИЙ:  Этот прекрасный перуанский человек. Ну, тем более, опять же, опять Испания, это же все ваше.

КАБО:  Это все близко очень. У нас, видите, как все сегодня, все компактно, прям одно за другое.

СТАХОВСКИЙ:  Испания и литература, две главных темы.

КУЗЬМИНА: Когда вы последний раз плакали? Вот, когда вы были в музее, мы уже поняли.

КАБО:  Я сегодня вернулась из города Самары, у меня вчера там был спектакль опять же с Ниной Шацкой, посвященный Анне Ахматовой «Память о Солнце». Я читаю в этом спектакле раннюю поэму Анны Андреевны.

СТАХОВСКИЙ:  Которая называется?

КУЗЬМИНА: Вот пометки не было рядом от руки, поэтому сейчас плохо вспоминается.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, а что у  Ахматовой, «Поэма без героя» у нее.

КАБО:  Подожди.  «У самого моря». И героиня этой поэмы ждет царевича, а потом  царевич погибает практически на ее глазах. И я, когда читаю эти строки о том, когда царевич погибает, я не могу, я ничего не делаю, не пытаюсь что-то играть, но это так грустно, это так глубоко, это так невозможно, что любовь, которая вот-вот только пришла, он пришел взять ее в свои руки, и вот он погибает. И она говорит: «… эти глаза зеленее моря, кипарисов наших темнее. Видела я, как они погасли, лучше мне родиться слепою. Он застонал и невнятно крикнул: ласточка, ласточка, как мне больно, верно я птицей ему показалась...» И тут я заплакала.

КУЗЬМИНА: Вот мне бы хотелось, чтобы эта история, которая за кадром, все самое интересное, конечно…

СТАХОВСКИЙ:  Как обычно, все за кадром остается.

КУЗЬМИНА: Чтобы ее услышал и слушатель.

КАБО:  После спектакля мы играли в Самарской филармонии, а на сцене Нина Шацкая, я и оркестр местный, и настолько проникновенный спектакль, и Нина заканчивает спектакль, поет 13 минут «Реквием» ахматовский. Когда  мы выходим на сцену на поклон, вчера вышли на сцену на поклон, во-первых, аншлаг, тысячный зал, и зал, сначала все просто такое безмолвие, такая тишина абсолютная, мы появились на сцене, и сначала они все встали, и у меня прямо вот такие огромные мурашки побежали по коже, потом стали аплодировать. Я стою, я не могу сдержать эмоций. Вы знаете, этот адреналин, о котором мы начали говорить, вот от творчества самый большой адреналин. Это такие впечатления, которые, ну, наверное, ничто не может вот таких эмоций вот сейчас мне подарить. Ну, любовь, дети, понятно, но вот творческие…

СТАХОВСКИЙ:  Профессия, понятно. А что самое сложное в вашей работе?

КАБО:  Остаться самой собой вне спектаклей, вне ролей, вне съемок, в общении просто с людьми, с друзьями, с близкими, наверное. Потому что все равно, так или иначе, приходит в голову то одна цитата, то другая,  и получается, что жизнь замыкается на работе, это очень неправильно. Поэтому я культивирую в себе себя саму, это очень важно для моих близких, для моих детей, потому что они не должны видеть свою маму все время в образе, это неправильно.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, что вы уже не успеете сделать? Где-то поучиться, получить каких-то знаний?

КАБО:  Ну, учиться можно до конца жизни, мне кажется.

КУЗЬМИНА: Может быть, что-то кому-то сказать, что-то, не знаю, почувствовать.

КАБО:  Когда уходят близкие люди, все время думаешь, что мы не успеваем им сказать хороших слов, не успеваем встретиться лишний раз, все вот в суете нашего безумного ритма московского особенно, большого мегаполиса, нас отрывает вообще от души, от жизни. Да нет, постараюсь все успеть, просто я ничего не успеваю, ну, как и все, наверное. Люблю безумно родителей, я очень им благодарна, я знаю, что они слушают всегда, потому что они всегда рядом со мной, даже когда я где-то далеко. Просто лишний раз сказать, что вы самые близкие, дорогие мне люди, мама и папа, Аида Николаевна и Игорь Яковлевич.

СТАХОВСКИЙ:  Если бы вы могли дать, например,  вот вашему сыну, которому сейчас 1,5 года, мы выяснили, за всю жизнь только один совет, что бы это было?

КАБО:  Можно через запятую совет дать?

СТАХОВСКИЙ:  Можно, наверное, да.

КАБО:  Ну, я бы сказала особенно в год Лошади: Виктор, победитель, побеждай, будь в седле, будь подкованным, будь мужчиной. Это, я думаю, такое напутствие на всю его жизнь.

КУЗЬМИНА: А часто приходилось настоящих мужчин, на ваш взгляд, вам встречать? И вообще, какой он сейчас современный мужчина в мегаполисе?

КАБО:  Современные мужчины разные, на некоторых нельзя, мне кажется, положиться, или, во всяком случае, с кем-то в разведку точно не пойдешь. Люди творчества, в творчестве вообще немножечко другие мужчины, они более инфантильные и более похожие на женщин, потому что они так же хотят нравиться, они так же хотят получать внимание, цветы, комплименты. Но мне везло и везет всегда на хороших партнеров. Валерий Баринов, Александр Балуев, Николай Караченцов, Леонид Ярмольник, Армен Джигарханян, Иннокентий Смоктуновский, Александр Домогаров, Александр Яцко.

КУЗЬМИНА: Это вы перечисляете настоящих мужчин.

КАБО:  Настоящие мужчины, которые и в творчестве остались, будучи великими и прекрасными актерами, остались мужчинами. Ну, конечно, мой супруг Николай, который подарил мне замечательного мальчика Витюшку, Танин папа Эдуард, он тоже сильный мужчина, у нас не сложилась счастливая личная жизнь, но он подарил мне замечательную девочку по имени Татьяна. Мой папа, ну, в общем, мои друзья. Я думаю, что мужчин-то много, просто как-то мы все думаем, что их нет, это болезнь сегодняшнего  века женская такая, почему-то мы считаем, что мужчин нет, так же, как мужчины считают, что женщины все не те.

СТАХОВСКИЙ:  Ничего, переболеем  и все вернется на круги своя.

КАБО:  Главное, верить.

СТАХОВСКИЙ:  Конечно. Спасибо вам большое. Ольга Кабо была сегодня у нас в гостях.

КАБО:  Приходите, пожалуйста, 6-го числа к нам на спектакль «Я искала тебя» в Светлановский зал Дома музыки. Вы получите удовольствие,  услышите настоящие русские потрясающие стихи.

КУЗЬМИНА: Спасибо.

КАБО:  Спасибо большое.