Профитроли Александр Демидов

СТАХОВСКИЙ:   У нас в гостях Александр Демидов.

ДЕМИДОВ:  Здравствуйте.

СТАХОВСКИЙ:  Собственно, и все. Традиционно в «Школьную анкету» мы стараемся звать людей, которые не нуждаются в дополнительном представлении, хотя  каждый раз все равно какие-то выползают вещи…

КУЗЬМИНА:  Ну, сколько их, Александров Демидовых, понимаешь.

ДЕМИДОВ:  Только посмотри.

СТАХОВСКИЙ:   Кругом, раз сидит, два, три, четыре, не знаешь, к кому обратиться буквально этим  вечером субботним. Но, тем не менее, Александр Сергеевич Демидов, первые пункты анкеты заполняем мы сами. День рождения 22 октября 1970 года.

ДЕМИДОВ:  Да, давно это было. Давно я родился.

СТАХОВСКИЙ:  Место рождения Свердловск, правильно?

ДЕМИДОВ:  Да.

СТАХОВСКИЙ: Ныне Екатеринбург. Ну, хоть здесь  как-то… а то бывает, придет человек, скажет, чего это вы, чего это я 22 октября родился, у меня 16 мая день рождения.

ДЕМИДОВ:  Ну, у меня несколько родных городов, потому что я до семи лет всего жил в Свердловске, ныне Екатеринбурге, а потом переехал в город Рязань, где уже осознанно жил до поступления в институт.

СТАХОВСКИЙ:   С какой целью?

ДЕМИДОВ:  Я приехал в Рязань, как придумали ребята, чтобы ближе было переезжать в Москву. Это шутка. А, на самом деле, с какой целью, ну, папа меня забрал, уехал туда, и там я уже жил с ним.

СТАХОВСКИЙ:   То есть намешаны эти сильные  уральские корни?

ДЕМИДОВ:  Города намешаны, да.

СТАХОВСКИЙ:   С периодом рязанского…

ДЕМИДОВ:  Да, Золотого кольца. И кокошника. Кольца и кокошника.

СТАХОВСКИЙ:   Зимнего, да, действительно. Ну, первый-то вопрос у нас вполне традиционный такой, мы стараемся от него не уходить и задаем его всем нашим гостям, которые приходят в программу «Школьная анкета», и касается он первого яркого детского воспоминания о себе. Первое такое осознанное, это первая вспышка.

ДЕМИДОВ:  Первая вспышка? Я в очень плохом состоянии доставлен в больницу, и я задыхаюсь, мне не хватает воздуха, мне как-то не хорошо.

КУЗЬМИНА:  Корь?

СТАХОВСКИЙ:  Что это еще за история?

ДЕМИДОВ:  Ложный круп. Ну, когда разрезают горло и вставляют трубку, и ребенок дышит через трубку, потому что у него все заложено, причем так заложено, что все, он задохнется и умрет. И меня везут на какой-то каталке  в больнице, синие стены…

СТАХОВСКИЙ:   Красивые.

ДЕМИДОВ:  Некрасивые, синие, я помню,  в общем, и я как-то в таком непонятном состоянии. А потом мне, видимо, накладывают кислородную маску и мне становится хорошо, я  так полетел, мне здоровско. Вот мое яркое первое впечатление.

СТАХОВСКИЙ:   Хорошее доброе впечатление.

ДЕМИДОВ:  Учитывая, что это было где-то в годик, в два, то есть достаточно рановато для  яркого впечатления первого детского.

КУЗЬМИНА:  А второе было хорошим каким-то впечатлением?

ДЕМИДОВ:  Нет, тоже было хорошо. Сначала плохо, а потом задышал и полетел.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, вылечили же, все же сложилось, в конце концов.

КУЗЬМИНА:  В тот же день все случилось?

ДЕМИДОВ:  Ну, там  не все, ну, как бы да, практически задыхался, и тут же задышал. А еще из ярких впечатлений, я, например, помню, как приехал в город Рязань, а уже мне было лет семь, и мне купили курточку синюю, брюки…

СТАХОВСКИЙ:   А чего все синее-то? В больнице синее, курточки синие, вся жизнь в синем цвете?

ДЕМИДОВ:  Ну, может быть, тогда в Советском Союзе продавалось только синее все.

СТАХОВСКИЙ:   Кстати, да, вспоминая детские трико какие-нибудь…

ДЕМИДОВ:  Да, разноцветная гамма была, не широка, а палитра, полутонов вообще не было практически. У меня шапочка, и я стою напротив памятника Есенину, и меня фотографируют.

СТАХОВСКИЙ: Есенин, он и то тоже какой-то, в нем тоже что-то синее такое.

ДЕМИДОВ:  Нет, памятник был обыкновенный серый, гранитный какой-то.

КУЗЬМИНА:  Саш, остались какие-то вещи конкретные из детства? Ну, кроме фотографий?

ДЕМИДОВ:  Нет, курточки точно с шапочкой нет. Вещи остались, осталось, например, я храню письмо в журнал «Пионер». Я в журнал «Пионер» писал свои стишки смешные про Ленина, про маму, как я ее люблю. И вот у меня есть огромный конверт, где написано «Журнал «Пионер». Я, когда его получил, там мне написали, что такие стихи нельзя писать, ну, то есть надо как-то писать по-другому, там нельзя рифмовать слово мама-жаба, ну, что-то мама-рама, это не хорошо, там твоя-моя.

КУЗЬМИНА:  Они очень серьезно подошли.

ДЕМИДОВ:  Да, и для ребенка, живущего в Рязани, который ежемесячно получает журнал «Пионер» и туда пишет свои, там есть стихотворная какая-то литературная колонка, и ему отвечает  литературный консультант, как я сейчас помню, Е.Володина, и вот разбирает эти мои два ужасных графоманства. Вот осталось письмо, которое пришло из журнала «Пионер».

СТАХОВСКИЙ: Ну, это артефакт самый настоящий.

ДЕМИДОВ:  Да это обалденно, я сошел с ума, ну, это, как, не знаю, сейчас бы Пол Маккартни подошел, похлопал по плечу.

СТАХОВСКИЙ:   Сказал: молодец, чувак. И ушел бы куда-нибудь.

ДЕМИДОВ:  Да, да. Де Ниро сказал: ты неплохой актер, чувак. Ну, что-то вот такое.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, а стишки-то остались эти про Ленина?

ДЕМИДОВ:  Эти не остались. Нет, ну что-то осталось…

КУЗЬМИНА:  Вот только благодаря ответу «Пионера» те стихи, как раз они их только процитировали.

ДЕМИДОВ:  Нет, что-то осталось из детства, я сейчас попытаюсь вспомнить.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, две строчки, это же самое интересное.

ДЕМИДОВ: «… Яблоки и груши, все в садах поспело,  в небесах последнюю птичка песню спела, полетели журавли в теплые края. Эй, возьмите, журавли, вы с собой меня».

КУЗЬМИНА:  Покраснел.

СТАХОВСКИЙ:  Прелестно.

ДЕМИДОВ:  «Скоро новый год. Ура! Веселится детвора, будет елка, Дед Мороз и подарков целый воз». Ну, что-то вот такое было с детства.

КУЗЬМИНА:  Слушайте, про подарки. Хотел что-то так невероятно, что прям страшно? Не знаю, велик, фонарик?

СТАХОВСКИЙ:   Железную дорогу?

КУЗЬМИНА:  Чем еще девчонок можно было удивить?

ДЕМИДОВ:  Велик хотелось, мне дедушка в деревне купил его, правда, он был большой, с рамкой, и мне приходилось…

СТАХОВСКИЙ:   Было не очень удобно гонять.

ДЕМИДОВ:  Неудобно, там между ногами…

КУЗЬМИНА:  Стоя можно было ездить.

ДЕМИДОВ:  Ну, вот я как-то так перекосо… не буду дальше продолжать.

СТАХОВСКИЙ:   Ну, понятно, все мы так себя чувствуем регулярно.

ДЕМИДОВ:  И вот на какой-то горке, когда ты на этом велике несешься, ты, естественно, срываешься с педалей, и как по этой раме шарахаешься.

КУЗЬМИНА:  Всем знакомо мальчикам это, мне кажется, и девочкам, кстати, тоже.

ДЕМИДОВ:  Ну, да, девочкам, наверное, не так больно, хотя не знаю.

КУЗЬМИНА:  Так же, так же.

ДЕМИДОВ:  Так что хотел я многое, чего в детстве, что-то получал, что-то не получал. Но сейчас, например, несмотря на то, что лет мне уже много, я когда покупаю своему ребенку игрушки, я в них играю первый, наверное, осваиваю.

КУЗЬМИНА:  Потом все остальные в семье.

ДЕМИДОВ:  Потом уже он, да. До остальных игрушки не доходят, я и он.

СТАХОВСКИЙ:  Так интереснее, конечно. Саш, а почему Саша, кстати?

ДЕМИДОВ:  Ой, даже не знаю, папа так назвал.

СТАХОВСКИЙ:   Нет никакой, ну, может быть, бывают у людей какие-то семейные истории?

ДЕМИДОВ:  Ну, точно не в честь кого-то, не в дедушку, не в бабушку. Хотя у меня прабабушка была Шура.

СТАХОВСКИЙ:   Вот, во-первых. Во-вторых, Александр Сергеевич же получается на выходе.

ДЕМИДОВ:  Ну, наверное, да,  папа Сергей подумал, что это будет красиво, назову Сашей,  Александр Сергеевич.

КУЗЬМИНА:  Ну, и с такой фамилией, конечно.

ДЕМИДОВ:  Да и потом вообще звучит здорово - Александр Сергеевич Демидов, так все благородненько.

КУЗЬМИНА:  Профессор наук, понимаешь, папа мечтал примерно так.

СТАХОВСКИЙ:   А.С. Демидов.

ДЕМИДОВ:  Ас Демидов.

КУЗЬМИНА:  У звоночка будет написано.

СТАХОВСКИЙ:   Звонить три раза.

ДЕМИДОВ:  Да. Не выйдет. Звоните, не выйдет. До пятнадцати раз, не выйдет.

КУЗЬМИНА:  Никто не знал, что не выйдет.

СТАХОВСКИЙ:    Кем хотелось работать в детстве? Была мечта в профессиональной части?

ДЕМИДОВ:  Ну, как у любого ребенка я хотел быть и военным, и космонавтом.

СТАХОВСКИЙ:   Мотало по всему огороду.

ДЕМИДОВ:  Да. Где-то в классе шестом я чего-то как-то так лежал, помню, в кроватке, и думаю, кем же я буду. А потом, о, надо стать артистом, тогда же можно стать пожарным и военным, и водителем троллейбуса, и кем угодно. И как-то осознанно мне эта мысль пришла. В седьмом классе я уже пошел в театральную студию, плюс в школе я постоянно занимался чем-то, что как-то развлекал народ.

СТАХОВСКИЙ:  То есть получается, что выбор актерской стези, не побоюсь этого громкого слова, при Кузьминой даже произнесу, несмотря на то, что она не очень понимает, что я сейчас сказал.

КУЗЬМИНА:  Несмотря на то, что она в зимнем кокошнике и плохо слышит сегодня.

СТАХОВСКИЙ:  То есть выбор профессии, получается, был не случайный, как у многих артистов, которые говорят: господи, как хорошо, что я додумался до этого, когда мне …

ДЕМИДОВ:  Как-то я додумался до этого, и у меня как-то все сложилось в голове.

СТАХОВСКИЙ:  То есть никаких врачей и учителей, в принципе, не особо рассматривались.

ДЕМИДОВ: Ну, можно сказать, меня осенило, потому что в седьмом классе так сразу выбрать профессию, где ты можешь разнообразно потом проявиться,  то есть как-то убить не одного зайца и не двух.

СТАХОВСКИЙ:  А вопрос таланта как-то вставал уже в тот момент для себя самого?

ДЕМИДОВ: А я настолько с самого детства как-то любил цирк и устраивал постоянно программы, потом родились две у меня сестрички, и мы с ними постоянно читали стихи, и это называлось цирк, мы брали со всех по рублю, в общем, устраивали какие-то спектакли. Потом я был секретарем комитета комсомола школы, устраивал вечера юмора, потом я пошел в театральную студию. У меня  все было очень рядом с творчеством. То есть я, к сожалению, не смог ничему научиться, меня не отдали в музыкальную школу, ну, то есть дополнительно к этому. Но в театральную студию я пошел и реализовывался в школе так, как хотел в творческом смысле этого слова. Поэтому для меня это было очевидно. А потом, в Рязани четыре военных училища, то есть либо ты поступаешь в театральный после 10-го класса, либо тебя забирают в армию. Ну, чтобы тебя, например, не забрали в армию, папа предлагал пойти в десантники, в десантное, в училище связи, в автомобилку или, собственно, в школу МВД, которую он закончил. Вот как-то мог поспособствовать, направить. Собственно, эту школу закончили мои две родные сестры.

СТАХОВСКИЙ:  Школа МВД, то есть вся семья милиционеры? 

ДЕМИДОВ:  Да. Ну, там не только милиционеры, там Управление внутренних дел, милиция, в общем, мои сестрички сейчас подполковник и майор. Они за меня отслужили и, собственно говоря, отработали мой долг родине.

КУЗЬМИНА: Хорошо устроился.

ДЕМИДОВ:  Ну, да. А я им билеты в театр и песню.

КУЗЬМИНА: Вот, тоже ведь хлеба и зрелищ же, и никак по-другому.

СТАХОВСКИЙ:  Значит, так, идя по графику, случился ГИТИС.

ДЕМИДОВ:  Да.

СТАХОВСКИЙ:  Эстрадный факультет.

ДЕМИДОВ:  Совершенно случайно.

СТАХОВСКИЙ:  А чем эстрадный факультет ГИТИСа отличается от… ну, от?

ДЕМИДОВ:  Ну, я думаю, и тогда, и сейчас уже тоже ничем, в основном, потому что, ну, эстрада… ну, эту кафедру придумал Аким Георгиевич Шароев, который, кстати, ставил Олимпиаду 1980 года, он придумал эту кафедру и под эстрадное направление, то есть степ, то есть история эстрады.

СТАХОВСКИЙ:  Разговорный жанр.

ДЕМИДОВ:  Разговорный жанр, да. И, конечно, очень многие люди, работающие в шоу-бизнесе, на эстраде, они заочно или очно заканчивали  это отделение. Меня просто нигде не взяли по причине, а) может быть,  ни таланта, ни способностей, как думали педагоги, которые принимали и набирали, тогда набирал Фоменко, Хейфец, Андреев. А кто-то сказал, когда я проходил эти туры до допуска к экзаменам, что ты уйдешь в армию, и зачем я сейчас тебя возьму к себе на курс, а дальше в октябре тебя уже не будет. А на эстрадном факультете информация такая менялась. Там на втором туре, здесь на третьем, на эстрадном факультете  нас принимал человек, ему дали возможность взять первый курс, Владимир Сергеевич Коровин. Мы были его первым и последним курсом, он  просто был не от мира сего, у него это был первый курс, и он даже не знал, что мы в какую-то армию пойдем, вообще в армию забирают ли. Ну, то есть жил так.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, понятно, дали  курс, надо что-то делать, сейчас мы чего-нибудь сделаем, а все остальное трава ни расти.

ДЕМИДОВ:  Да, да. Вот талантливые ребята, ой, смешной,  и так мы весь «Квартет», практически не служивший, поступил служить.

СТАХОВСКИЙ:  Весь «Квартет И», то есть «Квартет И» сложился, на самом деле…

ДЕМИДОВ:  Благодаря Владимиру Сергеевичу Коровину, который увидел в нас что-то, наверное.

СТАХОВСКИЙ:  Нет, это важно, он вас сложил или вы сами как-то по-дружески с парнями, с Камилем и так далее, зацепились.

ДЕМИДОВ:  Нет, он нас принял на курс в количестве 15 или 20 человек, это был актерско-режиссерский курс. А мы уже 1 сентября, собственно говоря,  1988 года того века, «Знакомьтесь, первый курс», была такая программа, когда все курсы показывали свои капустники, мы почему-то стояли вчетвером на фотографии. Есть такая фотография, она уже много, где показана.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, в общем, кто не знает, найдет в интернете.

ДЕМИДОВ:  Да, мы стоим четыре такие, Слава еще лохматый, Леша два метра, ну, в общем, все мы такие молодые, почему-то вчетвером мы встали. О «Квартете» никаком не шла речь, никто нас не вычленял. Сережа Петрейков, который поступил на актерско-режиссерский курс на режиссера, он где-то на курсе четвертом обратил внимание, а мы работали в такой  методике этюдов Эфроса, Владимир Сергеевич это очень любил, очень любил Эфроса. Он обратил внимание, что этюды, в которых есть кто-то из четверки, из этого квартета, там Слава, Леша, Саша, Камиль, получается смешнее. Если там два, если там три, это вообще уморительный этюд, а если там четверка, это ну, вообще смешно. Он на это обратил внимание и дальше, когда уже 1993 год, мы все закончили, давайте сделаем театр, эта идея не оригинальная приходит каждому курсу в голову, а дальше уже начали…

СТАХОВСКИЙ:  Ну, так и есть.

ДЕМИДОВ:  А дальше пришло не оригинальное название - четыре человека  «Квартет», а я придумал букву «И».

СТАХОВСКИЙ:  А почему «и»?

ДЕМИДОВ:  А как-то так соединительный союз.

СТАХОВСКИЙ:  «Квартет И» мало ли кто еще.

ДЕМИДОВ:  Да, и так уже много еще кто, кто только у нас в театре и в кино ни снимается.

КУЗЬМИНА: Вам удалось прожить полноценную студенческую жизнь во время учебы?

ДЕМИДОВ:  Да, удалось, все там было.

СТАХОВСКИЙ:  А что ты подразумеваешь под полноценной студенческой жизнью, Вера?

КУЗЬМИНА: Ну, потому что те, кто заочно что-то заканчивали когда-то…

ДЕМИДОВ:  Да, приезжаешь на месяц, два.

СТАХОВСКИЙ:  Ты имеешь в виду общаги, пьянки, девочки?

ДЕМИДОВ:  Конечно.

КУЗЬМИНА: Вахтерши внизу.

ДЕМИДОВ:  Вахтерши, вылезти за бутылкой куда-то через третий этаж, прыгнуть, обойти, постучаться, долго стучаться, чтобы тебя пропустили, или залезть через лестницу.

КУЗЬМИНА: Заночевать у девчонок.

СТАХОВСКИЙ:  Взятку приходилось давать?

ДЕМИДОВ:  В студенческие годы хотелось двух вещей - заночевать с девчонкой и есть. То есть, есть девчонку и просто есть, заночевав с ней. Собственно, там все было. Там все были такие талантливые,  все что-то писали, все что-то читали, драки. Потом ГИТИС это же институт имени Дружбы народов, там были какие-то студии - афганская, осетинская, все еще дрались после того, как выпивали, потом что-то продавали. Какой-то ужас.

СТАХОВСКИЙ:  Слушайте, нет, ну, тем более, это начало 90-х, еще  такое очень неоднозначное время.

ДЕМИДОВ:  90-х, да, время неоднозначное. И в общежитии в этом, а оно такое легендарное, на Трифоновской, туда и Высоцкий приходил, и Олег Даль жил в той комнате,  в которой жил Леша Барац, говорят. В общем, нам рассказывают, что оно стоит на каких-то кладбищах, там летают вилки, там все это было так…

КУЗЬМИНА: Полноценно.

ДЕМИДОВ:  Полноценно. И туда приходило очень много людей. Не только  те, кто там живут, околотворческих, которым тоже было интересно. Например, на нашем эстрадном факультете, в отсеке на третьем этаже, если там идти направо, около женского туалета, там был музыкальный театр и эстрада, вот там, собственно, началась вся клипмейкерская история российского шоу-бизнеса. То есть до Федора Бондарчука, фестивали, поколения, курс, который был у Шароева, и учился на два года старше меня, он, собственно, придумал первые клипы с Мартой Могилевской, клипы Игоря Саруханова, и мы там снимались в этих клипах. Это вот просто целое направление началось.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, это прямо ощущение, как Стив Джобс, помнишь, на лекции в Стэнфорде, что ли…

КУЗЬМИНА: Конечно, помню.

СТАХОВСКИЙ:  Ты же была там. В Стэнфорде, обращаясь к студенчеству, говорил: оставайтесь голодными, оставайтесь безрассудными. То есть, вот тот голод и безрассудство, которые студенчеству свойственны, студенчеству сложных времен, какими были конец 80-х.

ДЕМИДОВ:  Ну, тоже в меру должно быть. Я к фразе «талант должен быть голодным» отношусь так тоже, не считаю ее такой уж правильной.

СТАХОВСКИЙ:  Может быть, голодным до творчества?

ДЕМИДОВ:  До спектакля, я думаю.

КУЗЬМИНА:  Скажи, пожалуйста, хотели ребята, кто-нибудь, я не знаю, Леня, Камиль уйти, все бросить в те прекрасные моменты?

ДЕМИДОВ:  Из нас четверых, ну, как бы пятерых, еще Сережа наш пятый, вначале не понял, нужен ли театр только Слава. Ну, то есть надо что ли, а зачем, а что это такое. А сейчас Слава самый главный, самый активный в плане ведения театральных и продюсерских дел.

СТАХОВСКИЙ:  Есть стержень у вас? Или как-то вы, ну, есть человек, который решает, последнюю точку ставит?

ДЕМИДОВ:  Ну, нет одного человека, в разные годы кто-то решал, сначала там Сережа на себе тащил очень много, он работал в Театре на Таганке администратором до поступления, и он сдавал квартиру, на его деньги мы сшили первые костюмы. Он понимал, что такое декорации, мы вообще ничего не понимали. Мы, собственно, театр создавали повыпендриваться, чтобы заночевать с девушкой.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, как обычно.

ДЕМИДОВ:  Как обычно, перед девчонками повыпендриваться, друг перед другом померяться, кто там лучше, смешнее, остроумнее. А дальше вот это все, кто главный, кто на себе, что несет, везде впятером бегали.

СТАХОВСКИЙ:  И как-то умудрились не разругаться, что самое главное.

ДЕМИДОВ:  Ну, в плане уходов, наверное, я был самый активный. Уйти, звонить и 15 раз он не вернется, это ко мне, да.

КУЗЬМИНА: Кстати, владеете ли вы, Александр, какими-нибудь иностранными языками?

ДЕМИДОВ: Ноу. Вообще не владею.

СТАХОВСКИЙ: А хотелось? Не было какой-то такой идеи, взять и выучить суахиль?

ДЕМИДОВ: Вот это точно не хотелось и, думаю, не захочется. Если расширятся рамки моей профессии куда-то за рубеж, наверное, надо будет. А так…

СТАХОВСКИЙ: А сколько времени остается на "уезжать"?

ДЕМИДОВ: Лет двадцать. Я прослушал вопрос. Начал пошучивать.

СТАХОВСКИЙ: Тут просто сразу возникает несколько вопросов, которые надо успеть задать. Можно пойти по пунктам. Вопрос о зарубежье. Хватает ли времени для того, чтобы устраивать себе какие-нибудь заграничные поездки, например?

ДЕМИДОВ: В основном ради ребенка, чтобы вывезти. А так я не очень люблю отдыхать.

СТАХОВСКИЙ: Второй сразу вопрос: куда, например? Есть места, в которых очень понравилось и в которые хотелось бы вернуться? Или, может быть, места, в которые есть мечта ехать?

ДЕМИДОВ: Но так как все крутится вокруг ребенка, поэтому место, где есть солнце и море и тепло. А это Турция, Арабские Эмираты, Испания.

СТАХОВСКИЙ: То есть все, как обычно.

ДЕМИДОВ: А я бы, конечно, с удовольствием пожил бы и поотдыхал в Лондоне. Мне там почему-то больше всего нравится.

СТАХОВСКИЙ: Хорошо, да? Понравилось? Комфортно?

ДЕМИДОВ: Вот лично мне и природно, и энергетически, и вообще. Почему-то вдруг. Я никогда не думал, что Лондон будет моим любимым городом. Как-то мне казалось, дожди, да ну! Вот Париж! Вот Париж мне ужасно не понравился, наоборот. А Лондон - мой город.

СТАХОВСКИЙ: Прям - раз, и захватил!

ДЕМДИДОВ: Да. Прям - раз, и захватил!

СТАХОВСКИЙ: Что в очередной раз подтверждает его  неоднозначность и прелесть. Потому что есть города на свете (и Москва среди них, абсолютно точно), которые можно полюбить раз и навсегда или разлюбить.

ДЕМИДОВ: Да, Москву люблю и, как Лондон тоже.

СТАХОВСКИЙ: А есть любимое место в Москве, куда хочется периодически приходить и подумать, посидеть?

ДЕМИДОВ: Раньше Арбат. Потому что мы там как-то работали, чего-то писали с ребятами. И нам там возможность давали в Доме актера находиться. Поэтому часто там гулял. А сейчас? Знаете, мое любимое место сейчас в машине. У меня пространство настолько выхолощено! Имеется в виду, так много людей вокруг меня (в хорошем смысле этого слова) в студии, в театре, везде, поэтому осталось место одно, где мне хорошо: в пробке, в машине одному. Там я могу думать, отдыхать, собственно говоря. Что-то я загрустил!

КУЗЬМИНА: Давайте о зависимостях поговорим.

ДЕМИДОВ: Ух, ты!

КУЗЬМИНА: У вас были какие-нибудь зависимости, от которых вы, может быть, удачно,  а, может быть, и не совсем избавились когда-нибудь?

ДЕМИДОВ: Конечно, много было зависимостей.

КУЗЬМИНА: Алкоголь?

ДЕМИДОВ: Алкогольная была, да. Избавился.

СТАХОВСКИЙ: У кого из нормальных людей ее не было?

ДЕМИДОВ: У какого русского артиста нет зависимостей? Тем более, студенческие годы! Да нет, много там было всяких средств для расширения сознания и обретения гармонии со Вселенной.

СТАХОВСКИЙ: И с самим собой, как части Вселенной.

ДЕМИДОВ: Да. И самим с собой тоже. Вот это самая последняя… Когда тебе уже никто не нужен.

КУЗЬМИНА: А вот глядя с высоты прожитых лет, что  оказалось действительно средством для этого?

ДЕМИДОВ: Собственная личная мотивация. Только собственное личное желание. Вот и все. Понятно, может отвалиться какой-то орган, может заплакать ребенок, может придти, не знаю, твой близкий человек и сказать: "Ну, как же ты…?" Для человека, который ищет гармонию именно там, нет никаких преград и никаких вообще причин, чтобы он это перестал делать. Это я говорю, скорее, из своего опыта. Никто тебя не спасет, если ты сам себя не спасешь.

КУЗЬМИНА: Расскажите нам про свою музыкальную сторону.

ДЕМИДОВ: Музыкальная сторона. Я - двадцать лет, поступил в институт, собственно говоря, что-то такое пишу в плане мелодий и стихов, текстов. И лет пять назад мой одноклассник предложил мне… То есть дал мне денег на запись первого альбома. Я тогда обратился к ребятам из группы "Бобры", и мы с ними записали.

СТАХОВСКИЙ: Это прекрасные ребята!

ДЕМИДОВ: Прекрасные ребята. Мы с ними записали два альбома. Потом наши творческие дорожки разошлись. И сейчас я с новыми музыкантами, с новой молодой кровью, можно сказать, выступаю в клубах. Получаю огромнейшее удовольствие.

КУЗЬМИНА: Огромнейшие гонорары.

ДЕМИДОВ: Гонораров практически нет, я вкладываю пока сам в эту музыку, потому что она не ротируется на радио по причине не ротации на  радио. Вот. Это слово "формат" непонятное для меня.

СТАХОВСКИЙ: Ну, может, и хорошо, радио испортило стольких людей в этой жизни! И,  наоборот, стольким, кого не ротирует, помогла!

ДЕМИДОВ: Может быть! Но у меня, по-хорошему, есть задача все равно вывести за рамки клубов 150-200-300 человек или небольших гастролей. Вот я недавно был в Калуге, мы выступали в пабе. Ну, просто замечательно! Был полный паб мужчин и женщин. Хотел рифму придумать, но не стал! И было замечательно. Такая энергия! И пропел я всю программу своих песен и прочитал монологи из спектаклей, и наотвечал на вопросы, и дал автографы.

КУЗЬМИНА: Но это уже какие-то творческие вечера. Не рановато-то ли?

ДЕМИДОВ: Нормально. В моем возрасте и в моем состоянии психологическом сейчас прям то, что надо. Полная реализация в рамках самого себя. То есть понятно, есть театр, есть кино. А есть еще я сам по себе, где прям мне тоже хорошо. И этой энергии мне как раз хватает сейчас и на театр, и на кино, потому что я в какой-то момент, конечно, подустал немножко играть по 10 лет одно и то же. Но это нормально! Некая усталость была. А в музыке прям так хватаю по-хорошему энергии, которой мне хватает на все. Хватаю, хватаю.

КУЗЬМИНА: А вокалист в вашей группе вы?

ДЕМИДОВ: Я. Но я себя все-таки позиционирую как поющий артист, а не то, что я закончил какой-то…

СТАХОВСКИЙ: Но актерство-то все равно на первом плане?

ДЕМИДОВ: Актерство на первом плане. Ну, какая-то ирония, остроумие, которые, мне кажется, у меня есть. Вот как-то так выстраивается концерт, где люди, которые приходят, получают и музыку, и разговор, и импровизации.

КУЗЬМИНА: Родным и близким сложно дарить вам подарки? Выбрать то, что вам бы хотелось?

ДЕМИДОВ: Да особо никто ничего не дарит

КУЗЬМИНА: Ну, вдруг кто-то захотел? Сложно это?

ДЕМИДОВ: Не знаю.

СТАХОВСКИЙ: А что самое ценное, что тебе подарили за последнее время? Последнее время, сам понимаешь, понятие растяжимое.

ДЕМИДОВ: Во-первых, сейчас все (в моем окружении, да и я так пытаюсь сделать) спрашивают, чего тебе нужно? Это нормально.

СТАХОВСКИЙ: То есть момент сюрпризности давно ушел на второй план.

ДЕМИДОВ: Да. Это было в те годы, наверное, в молодости интересно - сюрпризность. А сейчас: "Что тебе надо?" Я просил у ребят, они мне подарили систему - наушник для того, чтобы петь.

СТАХОВСКИЙ: Концертный вариант.

ДЕМИДОВ: Да. У меня есть теперь свои наушники. И я теперь пою, я себя слышу, я слышу всех музыкантов, все инструменты. Это и полезно, и прикольно. Я такой прям вообще музыкант! Потом я еще поехал, свои эти уши залил в какую-то специальную… медицинский центр. И вообще у меня свои уши, это вообще круто.

КУЗЬМИНА: Залил - в смысле навсегда, они теперь внутри твоей головы?

ДЕМИДОВ: Тут залил в уши. Заливаешь уши, они делают слепок. И потом это твои родные уши, значит, и, в общем-то, ты слышишь всю музыку, все голоса, и очень себя комфортно чувствуешь. Поэтому ты можешь избежать фальши. Ну, не фальши, а вокальных этих всяких ляпов, "петухов". Потому как заниматься вокалом мне не хватает времени (это, конечно, оправдание, надо). Иногда поешь, как поешь, как поется, а это неправильно.

СТАХОВСКИЙ: А кто у тебя любимые? Любимые зарубежные ансамбли?

ДЕМИДОВ: "Квины", "Битлы", Челентано.

СТАХОВСКИЙ: То есть прям классика, классика сегодняшнего дня. А то, что сегодня новое появляется, не успеваешь обращать внимание?

ДЕМИДОВ: Не успеваю. Вообще в последнее время не успеваю новое читать, новое смотреть. То есть доходит только видеть, общаться, делиться информацией.

СТАХОВСКИЙ: Я понял. В этой связи, может быть, тогда наша рубрика покажется тебе новой в какой-то мере и степени. У нас есть рубрика "Секрет", суть которой крайне проста. Человек, который был у нас в этой программе в прошлый раз, ровно неделю назад, задает вопрос нашему следующему гостю, совершенно не подозревая, естественно, кто это будет. Мне кажется, сейчас самое время.

КАБО: Здравствуйте. Я - Ольга Кабо. Хотела обратиться к вам с вопросом. В последнее время я зачитываюсь поэзией и поэтической прозой Тонино Гуэрра. Ну, как вы знаете, Тонино Гуэрра написал сценарии для множества фильмов. Вот мне интересно, знаете ли вы, с какими режиссерами работал этот великий писатель, этот прекрасный мастер и какие фильмы вошли в сокровищницу мирового кинематографа?

СТАХОВСКИЙ: Ольга Кабо пошла практически по энциклопедической стороне. Понятно, что Тонино Гуэрра больше всего и чаще всего работал с Феллини.

ДЕМИДОВ: Да, с Феллини.

СТАХОВСКИЙ: Какое у тебя отношение к такому роду ….?

ДЕМИДОВ: Совершенно недавно прочитал про Тонино Гуэрро удивительную… Ну, не удивительную, такую фразу, которая мне запомнилась. Не потому что я об этом часто думаю. Он уже практически умирал. И к нему кто-то приходит, приходит, вот ему говорят: "Вот эти пришли, хотят там…", он говорит: "Слушайте, отстаньте от меня, дайте перейти в другую комнату". Вот интересно. То есть так он представлял себе смерть.

СТАХОВСКИЙ: А у тебя есть (раз уж мы заговорили о таких полуфилософских моментах) какое-то свое представление о смерти, о загробных мирах, параллельных пространствах каких-то?

ДЕМИДОВ: Вы знаете, я сейчас настолько осознанно и трезво живу, что я расстался со всеми иллюзиями по этому поводу. К счастью или к сожалению. Я думаю, что там ничего нет. Даже не думаю, я в этом уверен.

КУЗЬМИНА:  Скажи, что ты уже не успеешь  сделать?

ДЕМИДОВ: Не успею? Ой, какой вопрос! Что я не успею? Да много, чего не успею. Наверное, не успею сделать что-то не соответствующее своему возрасту. Уже, как 20-летний, не прыгну, не  пробегу. А, по большому счету, много, чего еще успею. Наверное, я больше не женюсь.

СТАХОВСКИЙ: Почему?

КУЗЬМИНА: Слушает сейчас, судя по всему, вторая половина наш эфир.

ДЕМИДОВ: Не потому, чтобы там вторая половина услышала и сказала: "Ой, молодец, как он меня любит!" Хотя в этом тоже ничего плохого нет. А просто потому, что тоже эти иллюзии у меня ушли. И мы в фильмах об этом много говорим.

КУЗЬМИНА: Скажи, когда Игнат появился, появился в твоей жизни человек, с кем ты можешь разделить теперь все игры, все свои затеи, тебе кайфово с ним?

ДЕМИДОВ: Я даже разделил с ним жизнь.

КУЗЬМИНА: Это понятно.

ДЕМИДОВ: Имеется в виду жизнь, что я после того, как он родился, как-то по-другому стал оценивать жизнь свою личную и как-то мне жить захотелось.

КУЗЬМИНА: А до этого скучноватенько?

ДЕМИДОВ: Нет, было по-разному.

СТАХОВСКИЙ: Сколько ему сейчас?

ДЕМИДОВ: Пять с половиной.

СТАХОВСКИЙ: Если мы его сейчас спросим, что он думает о папе, он сможет ответить?

ДЕМИДОВ: Он стесняется. Он не ответит, и мне будет за него неловко, и он сам потом…

КУЗЬМИНА: Скажи, что в нем есть такого, чего ты, может быть, не встречал в других детях?

ДЕМИДОВ: У меня такой  ребенок, ни на кого непохожий. Меня очень радует, что у него нестандартное мышление. Я не говорю: ой, это талантливый ребенок или способный! Просто он нестандартно очень мыслит.

СТАХОВСКИЙ: А это прививается, это воспитывается?

ДЕМИДОВ: Я не знаю. Может, генетически. Я не могу сказать, что я очень стандартный, может, и он тоже. То есть я не вижу: ой, будет актер, или будет врач. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы был врачом. Просто прикольно, он утром встает, играет в игрушку какую-то, идет, смотрит на меня. Я только продрал глаза. И говорит: "Ну, папа, ты меня любишь?" - Я говорю: "Да!" - "Молодец". Ну, вот как-то так. Не просто там: "Папочка, я люблю тебя". - "Па, ну, как? Любишь меня?" - "Люблю, люблю, Игнат". - "Молодец!" Вперед, давай! Чего ты? Проснулся? Давай, иди работай! Живи! Молодец!

СТАХОВСКИЙ: Что самое сложное в твоей работе?

ДЕМИДОВ: В моей  работе вообще ничего сложного, по большому счету, нет.  Прекрасная работа. Валяй дурака, получай деньги.

КУЗЬМИНА: Первый человек, который честно говорит об  этой работе.

СТАХОВСКИЙ: Действительно, да. Наконец-то!

ДЕМИДОВ: В эфире пой, реализовывайся, обаёвывай, неси ахинею! Господи!

СТАХОВСКИЙ: Хорошо. А цель в жизни есть сейчас какая-то? То есть надо куда-то придти?

ДЕМИДОВ: Цель в жизни есть глобальная сейчас. Я делаю очень глобальный проект. Это смесь цирка, театра, мюзикла. Это будет проект грандиозный в честь одной легендарной личности. Да, собственно, затеваю в честь Юрия Владимировича Никулина.

СТАХОВСКИЙ: О как! А почему вдруг в честь Никулина?

ДЕМИДОВ: Это мой любимый артист.

СТАХОВСКИЙ: Это была твоя собственная инициатива или где-то кто-то как-то?

ДЕМИДОВ: Да, это моя собственная инициатива. И давно эту идею вынашивал, потому что я считаю, что в нем как-то так все сложилось! Он и клоун - я считаю себя клоуном. Он артист, он и в кино, он общественный деятель.

СТАХОВСКИЙ: Пел, опять же.

ДЕМИДОВ: Он пел. Господи, он анекдоты поднял до такого уровня…

СТАХОВСКИЙ: Он артист действительно с той большой буквы, до которой сейчас очень хочется, чтобы артисты добирались.

ДЕМИДОВ: Чем бы он ни занимался, в нем было такое никулинское! И он в цирке не был артистом, на киносъемочной площадке не был клоуном. То есть он - грандиозная личность

СТАХОВСКИЙ: Когда ждать результата этой работы? Приблизительно хотя бы?

ДЕМИДОВ: Если все создатели, которых я сейчас собираю, сложатся воедино и мы найдем на это финансирование, которое необходимо для этой грандиозной идеи, то, я думаю, что где-то к 75-летию Победы.

СТАХОВСКИЙ: 75-летие Победы каждый, я надеюсь, высчитает сам. Спасибо большое.

КУЗЬМИНА: Спасибо, Саша. Ждем тебя с музыкантами в следующий раз.

ДЕМИДОВ: С удовольствием приду.