Профитроли Евгений Меньшов

СТАХОВСКИЙ: Сегодня в рубрике "Школьная анкета" - Евгений Меньшов. Здравствуйте.

МЕНЬШОВ: Добрый вечер.

СТАХОВСКИЙ: Заполняя "Школьную анкету", как обычно, сначала мы проходим по каким-то основным главам. Значит, Евгений Александрович Меньшов. Родился 19 февраля…

МЕНЬШОВ: Ноября.

СТАХОВСКИЙ: Ноября? Да вы что? А почему врут некоторые информационные сайты про вас?

МЕНЬШОВ: Многие информационные сайты врут, и очень много врут.

СТАХОВСКИЙ: А-а-а… Но год остается правильным? 1947 год?

МЕНЬШОВ: Год правильный, да, только…

СТАХОВСКИЙ: 19 ноября 1947 года.

МЕНЬШОВ: То есть меня решили состарить.

СТАХОВСКИЙ: Видимо, да. Добавили вам почти девять месяцев. Второй и одиннадцатый - девять месяцев ровно.

МЕНЬШОВ: Девять месяцев, ну да.

СТАХОВСКИЙ: В общем, не так уж сильно и наврали. Место рождения - город Горький.

МЕНЬШОВ: Да.

СТАХОВСКИЙ: То есть сегодня Нижний. А что вы так задумались?

МЕНЬШОВ: Нет, город Дзержинск, это в 20 километрах от Нижнего Новгорода.

СТАХОВСКИЙ: То есть пригород такой получается.

МЕНЬШОВ: Это пригород, да, город химиков.

СТАХОВСКИЙ: А вы помните его хорошо? Когда вы там были последний раз?

МЕНЬШОВ: Ну, вы знаете, я там последний раз был буквально недавно, ездил к Валерию Павлиновичу Шанцеву, проезжал мимо Дзержинска, но был в Нижнем. Я же там заканчивал Горьковское театральное училище, и после этого в 1967 году поехал в Москву поступать в школу-студию при Московском Художественном театре.

КУЗЬМИНА: Давайте из Горького и Дзержинска далеко не уходить. Самое первое яркое, ясное детское воспоминание?

МЕНЬШОВ: Первый класс, первое родительское собрание, возвращается заплаканная мама. У меня сердце екнуло, подумал: неужели я такой оболтус? Папа, встревоженный очень, спрашивает ее: "Вера, что случилось?" Мама сквозь слезы говорит, что учительница сказала, что "у Женьки взгляд Ленина!"

СТАХОВСКИЙ: Так это же хорошо тогда, мне кажется, было. Разве нет?

МЕНЬШОВ: Тогда это не просто комплимент был, это была путевка в жизнь. Мама плакала от счастья, как я уже понял.

СТАХОВСКИЙ: Это же всё: командир звездочки октябрятской, герой отряда пионерского моментально…

МЕНЬШОВ: Конечно, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Всё, мальчик идет верным путем.

МЕНЬШОВ: Ну, это не мальчик идет, это взгляд его верным путем.

СТАХОВСКИЙ: А мальчик?

МЕНЬШОВ: Мальчик хорошо учился, мальчик был председателем совета дружины.

СТАХОВСКИЙ: Все-таки вот!

МЕНЬШОВ: Был, да. Мальчик был пионером. Вот.

СТАХОВСКИЙ: И комсомольцем, судя по всему, да?

МЕНЬШОВ: Ну и потом, когда уже подошел срок, был комсомольцем, конечно. Но не был членом партии мальчик.

СТАХОВСКИЙ: Никогда?

МЕНЬШОВ: Никогда.

СТАХОВСКИЙ: Не сложилось? Или не захотели сами?

МЕНЬШОВ: Нет, не захотел.

КУЗЬМИНА: Вам всегда нравилось ваше имя?

МЕНЬШОВ: Евгений? Да. Потому что в переводе с греческого оно означает "благородный".

СТАХОВСКИЙ: А были у родителей какие-то варианты? То есть вы сразу должны были стать Женей или, может быть, мама хотела одно имя, а папа другое?

МЕНЬШОВ: Я, честно говоря, спрашивал у мамы: "Мама, а почему меня назвали Женей?" Она говорит: "У меня была подруга лучшая, ее тоже звали Женя". И в честь своей подруги она меня назвала Женей. Ну, Евгений Александрович тоже хорошо звучит.

СТАХОВСКИЙ: Хорошо звучит, я соглашусь с вами, да. Как носитель того же самого имени, не могу не согласиться.

КУЗЬМИНА: Друзья, если у вас будут вопросы, звоните в прямой эфир. С одной стороны у вас будет Евгений Александрович Стаховский, а с другой стороны Евгений Александрович Меньшов, и есть все шансы, чтобы ваше желание еще до Нового года исполнилось. А любимое женское имя есть у вас?

МЕНЬШОВ: Да. Ольга.

СТАХОВСКИЙ: Почему?

МЕНЬШОВ: Ну, так жену мою зовут - Ольга.

СТАХОВСКИЙ: Поэтому так вот оно и пошло.

МЕНЬШОВ: Так оно и пошло.

СТАХОВСКИЙ: Ну и хорошо, может быть. Чтобы с именами закончить и двинуться дальше, скажите, а есть у вас какое-то именование предпочтительное, как вас друзья близкие называют? Или, может быть, как родители вас звали ласково, уменьшительно? Или, может быть, прозвища у вас были какие-то?

МЕНЬШОВ: Ой, прозвищ было много. Много было прозвищ и в театральном училище, и в школе, но они какие-то такие не запоминающиеся. А вот я когда пришел на "Песню года" в 1988 году, главным режиссером программы был замечательный Виктор Сергеевич Черкасов. И он мне дал прозвище, он меня называл почему-то Марчелло.

СТАХОВСКИЙ: Ничего себе! Почему бы это, действительно? В честь Мастрояни?

МЕНЬШОВ: Ну, я не знаю, я его не спрашивал. Он говорил: Марчелло, иди сюда. Так, слушай сюда, Марчелло…

СТАХОВСКИЙ: Откуда что берется? Непонятно.

МЕНЬШОВ: Ну, может быть, ему какой-то мой ракурс напомнил на экране, так сказать, физиономию Марчелло Мастрояни, может быть, от этого он сказал…

КУЗЬМИНА: Хорошее сравнение, приятное.

МЕНЬШОВ: Неплохое, приятное.

СТАХОВСКИЙ: Действительно. А вам нравится Мастрояни?

МЕНЬШОВ: Мастрояни - очень.

КУЗЬМИНА: Ленин-Мастрояни. Мы вас будем называть так.

СТАХОВСКИЙ: А как с кино складываются взаимоотношения? Раз уж мы вышли на эту тему так невзначай.

МЕНЬШОВ: С кино складывались или складываются?

СТАХОВСКИЙ: Складываются вообще. Вы же когда пошли учиться в театральный институт, наверняка у вас была мысль стать не только театральным артистом, но и сниматься в кино.

МЕНЬШОВ: Ну, поскольку в дипломе было написано "актер театра и кино", естественно, нас как бы и готовили немножко к этому, но в основном готовили для работы в театре.

СТАХОВСКИЙ: К театральной деятельности.

МЕНЬШОВ: Да, для работы в театре.

СТАХОВСКИЙ: Но у вас наверняка были какие-то любимые актеры, может быть, вы бегали в кино пацаном еще на любимые фильмы.

МЕНЬШОВ: Конечно, конечно! Я вам должен сказать, что я, будучи юношей, я посмотрел такой фильм совершенно случайно, вы должны его знать и помнить, "Никто не хотел умирать" режиссера Жалакявичюса. И вот этот фильм и игра этих замечательных литовских артистов - Баниониса, Будрайтиса, Адомайтиса, Артмане, Масюлиса и так далее - меня просто потрясли.

СТАХОВСКИЙ: И вам захотелось, как они…

МЕНЬШОВ: Я понял, что существует другое кино, настоящее, не такое, как, допустим, "Освобождение" Озерова или еще какие-то наши глянцевые фильмы о войне, так сказать, о стахановском движении и так далее, а вот такие - настоящие! Их игра, игра предельной органики поведения на экране, меня тоже поражала просто. И вот мне хотелось сыграть именно в таком фильме, с такими партнерами. Почему-то я мечтал об этом.

СТАХОВСКИЙ: Когда вы выросли и стали уже артистом, вам удалось с кем-то из них повстречаться?

МЕНЬШОВ: Нет, с ними нет. Но с нашими отечественными актерами, конечно, со многими приходилось и вместе работать в кадре, и вместе общаться, это да.

СТАХОВСКИЙ: Были любимые люди, с кем было, не знаю, наиболее комфортно?

МЕНЬШОВ: Наиболее комфортно из этих звезд?

СТАХОВСКИЙ: Ну да, из наших артистов, с которыми вам удалось поработать.

МЕНЬШОВ: Из наших? Вот я работал в фильме "Мелодия на два голоса", был такой двухсерийный телевизионный фильм, очень популярный, я там играл главного героя. И в этом фильме играл актер… господи, выскочило у меня из головы…

КУЗЬМИНА: Сейчас мы посмотрим.

МЕНЬШОВ: Это известный актер… Новиков, Новиков! И у нас было с ним несколько сцен. Он, конечно, меня поразил. Он уже был в возрасте, потрясающий артист!

СТАХОВСКИЙ: Борис…

МЕНЬШОВ: Борис, Борис Новиков, да. Он уже был в возрасте, но как он работал! Он писал, весь текст он придумывал сам для сцены, он все оправдывал, он все время советовался. И режиссер Геннадий Полока ему позволял это делать, потому что он знал, видимо, его манеру, как он работает. И, конечно, ни одной фальшивой ноты, ни одного фальшивого звука в кадре. Хотя такой немножко острохарактерный, понимаете ли, да.

СТАХОВСКИЙ: И комических персонажей он часто играл.

МЕНЬШОВ: Да, комических, "под фанфары"…

СТАХОВСКИЙ: Пьяниц каких-нибудь непонятных там, да.

МЕНЬШОВ: Да-да-да. А тут вдруг в этой картине он сыграл влюбленного, уже на излете своей жизни, уже пожилого человека, мужчину. И как он понимает, что такое любовь, и как он понимает, как нужно относиться к любимой женщине. Это, конечно, очень было трогательно, и интересно за ним наблюдать.

КУЗЬМИНА: Давайте вернемся в детство ненадолго.

МЕНЬШОВ: А давайте!

КУЗЬМИНА: Были ли, например, любимые мультипликационные герои?

МЕНЬШОВ: Да, конечно, конечно.

КУЗЬМИНА: Кто?

МЕНЬШОВ: Мультипликационных героев у меня… Вы знаете, мы во дворе так любили мультяшки, что даже пластически их показывали.

КУЗЬМИНА: Проигрывали.

МЕНЬШОВ: Проигрывали, как они двигались на экране. Представляете, вот до чего мы их любили. Но я не могу вспомнить сейчас… ну, все мультяшки. Причем мультяшки не кукольные, а рисованные.

СТАХОВСКИЙ: Советские мультики, да?

МЕНЬШОВ: Советские мультики.

КУЗЬМИНА: Очень мы расстраивались всегда, когда мама говорила: "Идите смотреть мультики", - а там кукольные. Вот это было не очень приятно.

МЕНЬШОВ: Да, вот! Совершенно верно, совершенно верно. Я любил только рисованные, потому что там пластика другая, там мимика другая, там всё другое, и возможности, видимо, другие, начиная с "Мойдодыра", вот этих старых мультяшек, и уже заканчивая Хитруком, заканчивая…

СТАХОВСКИЙ: Это уже более серьезные.

МЕНЬШОВ: Да, серьезными мультиками. Ну и, конечно, приключения Волка и Зайца, это самой собой. И философские мультяшные фильмы очень мне нравились. Но потом, когда я увидел диснеевские фильмы, когда как-то приоткрылся занавес этот, я понимал, что их возможности - финансовые возможности, технические возможности, - конечно, выше, чем у нас, но по таланту, по содержанию наши фильмы, конечно, превосходят американские, даже диснеевские фильмы.

СТАХОВСКИЙ: Кем вы хотели быть в детстве? Или сразу у вас возникла мечта стать актером?

МЕНЬШОВ: Я хотел быть… Во-первых, я хорошо играл в футбол, и я хотел быть футболистом, я стоял в воротах очень хорошо, я играл даже, я помню, за дубль "Волги", она была тогда в первом дивизионе, играла.

СТАХОВСКИЙ: То есть серьезное спортивное прошлое?

МЕНЬШОВ: Серьезное, да. Но я же еще и чемпион мира по футболу. Сейчас я вам скажу… в 2008 году я стал чемпионом мира по футболу среди команд актеров.

СТАХОВСКИЙ: А, из разных стран.

МЕНЬШОВ: Из разных стран, да.

СТАХОВСКИЙ: Видимо, собираются какие-то актерские гильдии там, да?

МЕНЬШОВ: Нет, не гильдии. Это был чемпионат, проводился в Новороссийске, Геленджике, и приглашены были 16 команд: Бразилия, Германия, Украина…

СТАХОВСКИЙ: И наши победили?

МЕНЬШОВ: И мы, наша команда выиграла. Я помню этот финал, который транслировался по каналу "Спорт-2", тогда это был, по-моему, "Россия-1" канал.

СТАХОВСКИЙ: Нет, сейчас "Россия-2", а раньше он назывался просто "Спорт".

МЕНЬШОВ: "Спорт", да-да-да. И это был прямой эфир с финального матча, когда мы играли с бразильцами в финале.

КУЗЬМИНА: А кто еще вместе с вами за нас играл?

МЕНЬШОВ: За нас - музыканты, актеры. Но, естественно, мы хотели выиграть, и поэтому у нас было больше молодых. Там актеры Театра оперетты, музыканты молодые, которые умели хорошо играть в футбол. А уже поигравшие, пожившие футболисты наши и артисты, они, естественно, подсказывали, были наставниками. И вот этот симбиоз, он дал очень хороший результат. Мы уже выигрывали у них после первого тайма 3:0, вот. Но, как потом оказалось, бразильцы решили нам дать поиграть, потому что там у них любой музыкант, его просто можно брать в сборную Бразилии.

КУЗЬМИНА: В настоящую.

МЕНЬШОВ: В настоящую, да. Ну, они же рождаются и тут же начинают играть.

КУЗЬМИНА: Нет, им просто сказали: ребята, все-таки два тайма мы должны сыграть, и стыдно в первом 7:0…

МЕНЬШОВ: Да. А они 3:0 пропустили и вдруг во втором тайме стали, так сказать, нам заколачивать. Счет 3:2. Остается 15 минут до конца игры. И наш вратарь, молодой парень, актер, он даже в каких-то сериалах снимался телевизионных, я не помню его фамилию, очень хорошо стоял, прекрасно стоял. Но что с ними поделаешь, с этими бразильцами? И он в одном из бросков приземлился на запястье и сломал себе запястье. А я был запасным вратарем, и волей-неволей мне надо было вставать в ворота.

КУЗЬМИНА: Но вы в самый опасный момент встали.

МЕНЬШОВ: В самый опасный, переломный момент, да. И бразильцы увидели, кто выходит, они поняли, что…

КУЗЬМИНА: Беда.

МЕНЬШОВ: Нет, не беда, наоборот, поняли, что удача им улыбнулась, сейчас они будут заколачивать нам с разных положений, понимаете, и с разного расстояния. Вот. А наши приуныли…

КУЗЬМИНА: А вы поправили очки, встали…

МЕНЬШОВ: Нет, у меня очков не было, это сейчас очки у меня. И поехали играть. Ну, это всё было видно на телевизионном экране. Вел Володя Пресняков-старший этот репортаж. Вот. Ну, там три момента действительно надо было отразить, потому что там бразилец бил с 11-метровой отметки через себя. И я этот мяч отвел. И там было еще два опасных положения. Ну, наши как-то взбодрились, и защита взбодрилась, в общем, довели матч до победного конца.

СТАХОВСКИЙ: То есть 3:2 выиграли?

МЕНЬШОВ: 3:2, так мы и остались.

СТАХОВСКИЙ: Ой, прекрасно! А вопрос-то был все-таки, кем вы хотели стать в детстве. Значит, во-первых, была спортивная какая-то мысль.

МЕНЬШОВ: Спортивная, да. Я вообще очень увлекался спортом. Я бегал очень хорошо на короткие дистанции, я играл в футбол - то есть любая спортивная дисциплина, которая была возможна в силу того, что рядом стадион. Бегал, прыгал, играл, скакал – всё что угодно. Вот. Потом я почему-то стал мечтать быть летчиком.

СТАХОВСКИЙ: Военным или гражданским?

МЕНЬШОВ: Вот самолет пролетает, я останавливался…

СТАХОВСКИЙ: То есть самолет главное, да?

МЕНЬШОВ: Я смотрел вверх, и всё. И вот мама говорит: пока не пролетит этот самолет, значит, Женька с этой возвышенности (с кучи там, еще с чего-то, со скамейки) не слезал, он проводил этот самолет до конца. Мне непонятно было, как это летит такая махина, не махая крыльями, вот непонятно! И мне хотелось быть там, потому что мне казалось, что оттуда сверху совершенно другая земля, совершенно другие города, другая природа, другие люди - всё другое.

СТАХОВСКИЙ: Но ведь летчиком, не космонавтом!

МЕНЬШОВ: Ну, космонавт… Тогда 1961 год был, Гагарин полетел.

СТАХОВСКИЙ: Как раз!

МЕНЬШОВ: Нет, мы даже и не думали, что космонавтом. Это я был клопом, когда я наблюдал.

СТАХОВСКИЙ: Ну, 1961 год, 14 лет.

МЕНЬШОВ: 14 лет было, да, 13-14 лет. Вот. И я был клопом, когда… А потом уже почему-то меня потянуло в журналистику, мне хотелось быть именно спортивным журналистом.

СТАХОВСКИЙ: А почему не сложилась вот эта сторона?

МЕНЬШОВ: А потому что получилось так, что я в 15 лет поступил в Горьковское театральное училище. И после первого курса мой директор и художественный руководитель курса Виталий Александрович Лепский сказал: "Женя, надо выбирать - либо футбол, либо театр". Я выбрал театр.

КУЗЬМИНА: А не удалось уже во взрослой жизни полетать? Или попробовать?

СТАХОВСКИЙ: Есть же артисты, вон Джон Траволта - носится, не выгонишь из-за штурвала.

МЕНЬШОВ: Есть. Так и Леня Якубович летает вовсю, да.

СТАХОВСКИЙ: Якубович, пожалуйста, да.

МЕНЬШОВ: Нет, не то чтобы мне не хотелось, я просто понимал, что для этого нужна очень серьезная подготовка, для этого нужно много чего, для того чтобы взмыть в небо.

КУЗЬМИНА: Просто сейчас есть много возможностей.

МЕНЬШОВ: Да, конечно, конечно.

КУЗЬМИНА: И на земле те же конструкции, которые тебе имитируют посадку, например, в Сочинском аэропорту.

МЕНЬШОВ: Нет-нет-нет.

СТАХОВСКИЙ: Это же не то!

МЕНЬШОВ: Хотелось по-настоящему, вы понимаете, полетать. Понимаете, когда я впервые сел за руль автомобиля, это был 1984 год, у меня ощущение было фантастическое. То есть от моих ног, от моего движения, от моего желания, от моих рук эта самоходка…

КУЗЬМИНА: Колесница!

МЕНЬШОВ: Колесница-самоходка, она двигалась туда, куда я хотел, и с той скоростью, с которой я хотел.

СТАХОВСКИЙ: А какая была первая машина?

МЕНЬШОВ: "Жигули". Модель?

СТАХОВСКИЙ: Да.

МЕНЬШОВ: 21013, по-моему.

СТАХОВСКИЙ: Желтая?

МЕНЬШОВ: Желтая, да.

СТАХОВСКИЙ: Ты смотри!

КУЗЬМИНА: Вы сами купили?

МЕНЬШОВ: Сам купил, да.

КУЗЬМИНА: А хотелось именно эту машину? Или хотелось…

МЕНЬШОВ: А других не было.

СТАХОВСКИЙ: Других же не было, 1984 год, еще небольшой был выбор.

МЕНЬШОВ: И то это было счастье, что я купил этого "жигуля".

КУЗЬМИНА: Хорошо, вернемся назад. На какую-то первую зарплату, может быть, в юношестве, что было куплено? Или о чем мечталось, что хотелось иметь?

СТАХОВСКИЙ: Какие-то первые потраченные деньги вы помните? Может быть, не самые первые, но что-то такое запомнившееся?

МЕНЬШОВ: В училище этого не было, потому что это было дома, все-таки была мама.

СТАХОВСКИЙ: Но была стипендия, да?

МЕНЬШОВ: Нет. Мы, горьковчане, не получали стипендии, у нас только иногородние получали. А вот когда я поступил в школу-студию при МХАТе, вот там, конечно, маме было сложно помогать, и сама ситуация вынудила меня подрабатывать. Ну как мы подрабатывали, допустим? Новогодние елки.

СТАХОВСКИЙ: То есть вести? Быть там Дедом Морозом, зайцем каким-нибудь?

МЕНЬШОВ: Я всегда Дедом Морозом был, да. Это каждый год, это новогодняя кампания. Приличный очень был заработок, несмотря на то что у нас были низкие ставки концертные, тем не менее очень приличный. Потом, я тогда любил петь, играл на гитаре, и тогда было очень много официальных государственных праздников…

СТАХОВСКИЙ: Ну, не меньше, чем сейчас, допустим, да.

МЕНЬШОВ: Даже больше. Потому что прибавлялись день рождения Клары Цеткин и Розы Люксембург, день Парижской коммуны, и так далее, и так далее, и так далее. Вот. И профсоюзы выделяли хорошие суммы для таких праздничных мероприятий.

СТАХОВСКИЙ: Вы тоже что-то вели, какие-то сценки разыгрывали, что?

МЕНЬШОВ: Нет-нет-нет, я только пел. Меня брали в такую команду, где я пел под гитару песни.

СТАХОВСКИЙ: Мы заговорили о музыке. Наверняка у вас есть какие-то любимые исполнители, отечественные и зарубежные. А уж, мне кажется, за 16 лет, что вы вместе с Ангелиной Вовк вели "Песню года", вы столько переслушали!

МЕНЬШОВ: За 19 лет.

СТАХОВСКИЙ: За 19 даже. Все же прошли через ваши руки практически, все эти люди.

МЕНЬШОВ: Это правда. Но я с детства, насколько себя помню, любил петь. И пел до мутации, где-то до 12 лет, просто у меня был такой звонкий голос, как у Робертино Лоретти. А потом мутация изменила тембр, я не пел долго. И потом уже где-то с 18 лет увлекся этим. Но это всё было на уровне самодеятельности. Я выбирал любимые песни, песни тех исполнителей, которые мне нравились. Я обожал голос, тембр и манеру исполнения Муслима Магомаева, он до сих пор для меня остается кумиром. Я любил западную музыку, я обожаю "Битлз", я обожаю Фредди Меркури, Элтона Джона.

СТАХОВСКИЙ: А что-то новое, что появляется сегодня, например? Вы успеваете следить за новыми веяниями?

МЕНЬШОВ: За новыми молодежными веяниями, конечно, я не успеваю. Но если что-то вдруг попадается яркое, необычное, я, естественно, смотрю и оцениваю.

КУЗЬМИНА: Вы же поете сами?

МЕНЬШОВ: Я пою сам, да. Не далее как 22 ноября в Большом зале Дома кино состоялся мой творческий вечер-концерт, посвященный юбилею, 40-летию творческой деятельности. Я там пел двенадцать песен.

КУЗЬМИНА: У вас есть любимый романс? Ведь романсы тоже есть?

МЕНЬШОВ: Есть. Так нас учили, у нас был предмет вокал, помимо всех прочих специальных предметов. Нас учили петь как раз на исконно русском материале, старинных русских романсах. Потому что, согласитесь, их глубина, проникновенность, чувственность, мелодизм, мелодичность - они никого не оставляют равнодушными, сколько бы нам ни было лет. Вот. И я пою и романсы тоже.

КУЗЬМИНА: А любимый?

МЕНЬШОВ: Любимый? Есть у меня любимый романс. Этот романс - "Только раз бывает в жизни встреча, только раз судьбою рвется нить, только раз в холодный зимний вечер мне так хочется любить…"

СТАХОВСКИЙ: К вопросу о любви. А вы помните свою первую любовь?

МЕНЬШОВ: Первую любовь? Ну, это детские такие воспоминания.

СТАХОВСКИЙ: Детские, конечно. А как же?

МЕНЬШОВ: Конечно. Без этого мы не могли. Без этого отрочество и юность не могли пройти нормально. Конечно, были одноклассницы. Но это всё были какие-то, знаете, влюбленности…

СТАХОВСКИЙ: Романтика юности.

МЕНЬШОВ: Романтические влюбленности, да. Потому что серьезная любовь, я абсолютно убежден, она приходит гораздо позднее. Она приходит с жизненным опытом, настоящая любовь.

СТАХОВСКИЙ: А чем любовь отличается от влюбленности?

МЕНЬШОВ: От влюбленности? Понимаете, любовь - это то чувство, когда ты понимаешь, что без этого человека ты не можешь жить, не можешь быть ежедневно. Он должен быть всегда рядом с тобой. Ты всегда о нем думаешь, ты о нем заботишься, ты хочешь, чтобы этому человеку было с тобой хорошо. Понимаете? Ты идешь на работу с хорошим настроением из дома, где находится твоя любимая женщина, и с радостью бежишь с работы домой, где она тебя ждет.

СТАХОВСКИЙ: Ага, то есть любовь в отличие от влюбленности - это не когда мне хорошо, а когда ему (ей) хорошо.

МЕНЬШОВ: Совершенно верно.

СТАХОВСКИЙ: То есть это всегда для кого-то.

МЕНЬШОВ: Совершенно верно. Потому что любовь - это прежде всего когда ты отдаешь.

КУЗЬМИНА: Я тоже о любви. К творческому вечеру и к творческой программе возвращаясь, скажите, Пушкин, Чехов и Зощенко не случайно выбраны были?

МЕНЬШОВ: Не случайно, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Любимые авторы?

МЕНЬШОВ: Автор любимый - это Чехов у меня. Это вне всякого сомнения, потому что я его практически всего перечитал, вплоть до его писем и всех его записок. Вот. Пушкин - потому что это Пушкин.

СТАХОВСКИЙ: Ну, тут и обсуждать нечего, и так всё понятно.

МЕНЬШОВ: Да. А Зощенко - это определенное время в нашей стране, и очень интересное время. И то, с какой иронией, с каким сарказмом он это всё описывал в своих коротких рассказах, это, конечно, очень точно, очень здорово, смешно. Я через его рассказы понимал то время. Время нэпа, время характеров, какие возникали на советском пространстве, в зарождающемся советском государстве, какие типы появлялись.

КУЗЬМИНА: Есть у вас любимые художники?

МЕНЬШОВ: Художники… Да, конечно. Микеланджело, Рафаэль, Тициан.

СТАХОВСКИЙ: Эк вас в Возрождение-то тянет!

МЕНЬШОВ: Это вне всякого сомнения, потому что, когда я первый раз приехал в Эрмитаж, попал (если вы были, помните) в зал Возрождения, где висят две небольшие картинки Леонардо да Винчи: "Мадонна Литта" и "Мадонна Бенуа". Вы себе представить не можете! Когда я подошел к "Мадонне Бенуа" (это такая пухленькая девушка с ребенком), я остановился, стал смотреть и не понимал, что со мной происходит. Только минут через сорок мои товарищи, с кем я был, мои коллеги по театру…

КУЗЬМИНА: Они уже обошли Эрмитаж и вернулись к вам.

МЕНЬШОВ: Да, они обошли несколько залов, вернулись, а я всё еще стоял и смотрел на эту Мадонну и не понимал… Потому что рисунок-то очень простой, но, видимо, гений Леонардо настолько был велик, он вложил что-то такое туда, что через много-много столетий это передалось нам.

КУЗЬМИНА: Как это может не действовать на других людей?

МЕНЬШОВ: Ну, я не знаю.

КУЗЬМИНА: Проходят мимо, вообще не глядя.

МЕНЬШОВ: Да, да.

СТАХОВСКИЙ: Что это? Талант восприятия у человека должен быть?

МЕНЬШОВ: Я не знаю. Может быть. Может быть, это особая психика и особые чувства актерские, как раз именно это очень помогает актерам - иметь такую эмоцию, психику, отзывчивую на всё то, что ты видишь. Ты впитываешь. И когда я смотрю на Мадонну Леонардо да Винчи, да и не только на Леонардо да Винчи, на другие картины художников эпохи Возрождения, я понимаю… Опять же, вот как про Зощенко я вам рассказывал, я понимаю… И мне это помогает. В театре Гоголя у нас был спектакль "Декамерон" Боккаччо, мы играли десять самых лучших новелл, и в восьми я играл разных персонажей - от 80-летнего старика до героя своего возраста. Разные характеры, всё-всё-всё там было. И я понимал благодаря художникам эпохи Возрождения, какие это люди. Можно было это всё осовременить, но мы и так современные люди играем тут. Зачем масло масленое делать? И это очень-очень помогало в работе над спектаклем. Думаю, что не только мне, но и моим партнерам, которые были в этом спектакле. Он пользовался огромным успехом, постоянно с аншлагами шел. Так что это помогает.

СТАХОВСКИЙ: А хотелось бы побывать в той эпохе Возрождения? "Декамерон", Боккаччо - это раннее Возрождение, это, в общем, конец тринадцатого - начало четырнадцатого века. Хотелось бы побывать в тех временах?

МЕНЬШОВ: Ну конечно, хотелось бы заглянуть. Даже не побывать, не походить по этим улицам, а приоткрыть занавеску…

СТАХОВСКИЙ: Подсмотреть просто, даже не участвовать в процессе.

МЕНЬШОВ: Нет, нет… А вдруг взяли бы и сожгли на костре? Вот. Приоткрыть и посмотреть, за ними понаблюдать по-настоящему, понимаете, какие они там были, какой был воздух, как он пах.

СТАХОВСКИЙ: Я думаю, что очень плохо там всё пахло в то время.

КУЗЬМИНА: Именно поэтому - приоткрыть.

МЕНЬШОВ: Совершенно верно.

СТАХОВСКИЙ: Но не принюхиваться.

КУЗЬМИНА: Что всегда есть в вашем холодильнике?

МЕНЬШОВ: В холодильнике всегда есть то, от чего идет хороший запах. Это овощи: помидоры свежие, огурцы, соления какие-то. Это мясо, это обязательно сыр хороший итальянский, пармезан настоящий. Это много-много всякого другого.

КУЗЬМИНА: А есть что-то обязательное, что всегда должно быть?

МЕНЬШОВ: Это молоко, это кефир, это масло сливочное настоящее. Потому что мы с Олей берем только на рынке его. У нас есть своя молочница в Пушкино, ну, там рядом дача, поэтому мы туда ездим и обязательно покупаем только там мясо, молочные продукты, настоящий творог очень хороший. Это первостепенное. Настоящее хорошее молоко…

КУЗЬМИНА: А диету вы соблюдаете?

МЕНЬШОВ: Я - нет.

СТАХОВСКИЙ: То есть все подряд, в принципе, можете есть?

МЕНЬШОВ: У меня все сгорает.

СТАХОВСКИЙ: Как обычно. Какая выкладка-то у артистов, конечно!

МЕНЬШОВ: Конечно, такие эмоции отдаешь.

СТАХОВСКИЙ: На форуме у нас есть вопрос: "Евгений Александрович, каким ветром вас занесло в "Песню года"? Вы в кино здорово начинали. Не жалеете об этом шаге?" – то есть о том, что в какой-то момент жизнь повернула немножко?

МЕНЬШОВ: Понятно. Вот по прошествии времени я вам должен сказать, что не жалею ничуть, потому что мы пришли в "Песню года", это был 1988 год, уже в стране начинался такой… Веяли вихри над нами такие враждебные, и страна была близка к каким-то изменениям. Причем воздух был насыщен изменениями не очень хорошими. И в начале 1990-х это всё и произошло. В театр перестали ходить, кино перестали снимать. И "Песня года", я ей благодарен за то, что она мне дала возможность пережить это лихое время. Мне, моей семье, моим близким. Потому что она дала возможность мне получать какие-то деньги. Понимаете?

СТАХОВСКИЙ: А по кино так сильно не скучаете в связи с этим? Может быть, не очень удачно сложилась бы жизнь в этот переходный момент, но зато кино осталось бы мощной частью жизни.

МЕНЬШОВ: Но не было кина-то! Не было. Был один Эйрамджан.

КУЗЬМИНА: А развейте миф, что ведущий какого-нибудь большого мероприятия (в том числе и "Песни года") - это элементарная работа. Что есть сценарий, написанный чернорабочими, будем говорить так, а ведущий просто улыбается, у него должна быть красивая одежда, хорошее настроение, он чуть подвыпивший, если нужно шутить, например. И вот он такой красивый выходит на сцену на два часа.

МЕНЬШОВ: Наверное, это высказывание какого-нибудь циничного ведущего. Это не так. Вот у нас завтра с Олей очень ответственное ведение в Большом Кремлевском дворце, в Георгиевском зале президент Владимир Владимирович Путин дает прием в честь Нового года.

КУЗЬМИНА: Нужно выспаться обязательно.

МЕНЬШОВ: И мы с ней ведем этот прием. Во-первых, это большая честь для нас. И потом, они же выбирали, они имеют право и возможность выбрать, кого они хотят. В этом году выбрали нас. И мы к этому делу подходим очень-очень серьезно, потому что, я думаю, просто улыбаться в хорошем одеянии, так сказать, и с белыми зубами - этого будет недостаточно. Все равно ведущих воспринимают… Конечно, встречают по одежке, но провожают-то по душе и по уму.

КУЗЬМИНА: А платят за эту работу? Или, по доброй традиции, хорошему человеку почему не помочь?

МЕНЬШОВ: Нет, почему? Платят, естественно.

КУЗЬМИНА: Как за любую другую?

МЕНЬШОВ: Как за любую другую работу платят.

СТАХОВСКИЙ: В общем, ответственность велика.

КУЗЬМИНА: Мне кажется, когда такое предложение, даже мысли нет отказаться - надо бежать. Георгиевский зал! Да просто побывать в нем - уже хорошо!

МЕНЬШОВ: Конечно, конечно.

КУЗЬМИНА: А дальше уже - трава не расти!

МЕНЬШОВ: Но дело не в этом. Там всё очень достойно, всё очень по-доброму как-то. Сразу тебе говорят, что вот сценарий, тебе высылают за неделю.

КУЗЬМИНА: В отличие от некоторых других мероприятий.

МЕНЬШОВ: Да, когда ты прибегаешь, и тебе только дают исправленный вариант, ты смотришь и не понимаешь, куда ты пришел и что происходит, что за история.

КУЗЬМИНА: Мне кажется, пора вопрос-сюрприз задавать.

СТАХОВСКИЙ: Да, давно. У нас есть рубрика, которая называется "Секрет", она очень простая. Человек, который приходит к нам в программу "Школьная анкета", задает вопрос следующему нашему гостю. То есть человек, который был у нас ровно неделю назад, задал такой вопрос в будущее, не зная, естественно, кому он задает этот вопрос. И мы потом попросим вас то же самое сделать. А вот вопрос от нашего прошлого гостя.

КОНЕГЕН: Здравствуйте. Я - Светлана Конеген. Вы знаете, у меня к вам страшный вопрос: приходилось ли вам в детстве мучить лягушек?

СТАХОВСКИЙ: Светлана Конеген в своем репертуаре. Известная российская журналистка.

МЕНЬШОВ: Света, ни лягушек, ни червяков, ни птичек, никакую живность, никаких животных я никогда не мучил. Я очень люблю живность.

КУЗЬМИНА: Жалко, вы не можете задать Свете вопрос, потому что неизвестно, когда она придет в следующий раз к нам.

МЕНЬШОВ: Но она с такой интонацией задала вопрос!

КУЗЬМИНА: Она всегда с такой интонацией разговаривает, мне кажется.

СТАХОВСКИЙ: А у вас есть домашнее животное?

МЕНЬШОВ: Нет, сейчас нет. У меня были домашние животные, и коты, и собака была чудная совершенно. Но сейчас нет, потому что, вы знаете, чтобы заводить домашних животных, надо определиться с тем, сможешь ли ты за ними ухаживать. Это большая ответственность. Когда у меня были домашние животные, я понимал, насколько это серьезный момент - отношение к этим животным. Понимаете, просто завести домашнее животное… Его надо кормить, его надо холить, лелеять и пестовать, его надо выводить гулять. Они болеют, они могут не только болеть, они могут драться с кем-то из своих соплеменников, и у них бывают тяжелые раны. Их надо лечить. Это очень и очень ответственно. Пока я для этого не созрел, потому что много очень работы.

КУЗЬМИНА: Кем бы вы хотели стать в следующей жизни, если бы предполагалось изначально, что она есть?

МЕНЬШОВ: Кем бы я хотел стать? Вы знаете, актерская профессия дает в жизни очень-очень много. Она дает возможность посмотреть мир, потому что приходится много ездить. Она дает возможность общаться с интересными людьми. Она дает возможность почувствовать любовь зрителей, народа. Она дает возможностей очень много. Единственное, она не дает возможности влиять на что-то, на какие-то ситуации в стране…

СТАХОВСКИЙ: И поэтому…

МЕНЬШОВ: И поэтому я бы все равно, наверное, стал бы актером.

СТАХОВСКИЙ: У вас намечается в следующем году какое-то большое мероприятие?

КУЗЬМИНА: Творческий вечер.

МЕНЬШОВ: 17 февраля, да. В Центральном Доме литераторов. Я всех приглашаю. Это будет вечер-концерт, в котором прозвучат двенадцать песен, тех лучших песен из отечественного репертуара, которые пели и Муслим Магомаев, и Владимир Трошин, и романс, о котором я вам рассказывал. Это двенадцать песен записанных, аранжированных современными аранжировщиками. Милости прошу!

СТАХОВСКИЙ: Спасибо.

МЕНЬШОВ: Спасибо большое. Мне было очень приятно.

КУЗЬМИНА: Спасибо.