Рейс 11-14 Ольга Свиблова

БИТОВ: Здравствуйте, Ольга Львовна.

СВИБЛОВА: Здравствуйте.

СНЕЖИНА: У нас в гостях Ольга Свиблова.

БИТОВ: Ольга Львовна, во-первых…

СВИБЛОВА: С Новым годом китайским.

БИТОВ: С Новым годом китайским, да. И, вы знаете, мы в первом часе обсуждали такую тему, если бы у вас была возможность вот прямо сейчас поменять профессию, то на какую бы вы профессию, нынешний род деятельности поменяли бы? У вас было когда-нибудь желание?

СВИБЛОВА: Да, один раз. У меня было твердое и осмысленное желание выбора профессии. Когда мне было четыре года, родители привели меня к друзьям, у которых, я думаю, в Москве у одних из первых появился магнитофон. Ну, они на радости, собрав всех детей, решили спрашивать, кем ты хочешь быть. Мне было четыре года, я четко понимала, что хочу быть пастухом собак.

СНЕЖИНА: Пастухом собак?

СВИБЛОВА: Да, я выбрала профессию, пришла к выводу, что она возможна, и до сих пор я бы своего желания не изменила, несмотря на то, что совершенно недавно первый раз в жизни меня покусала собака, потому что я всегда понимала, что с людьми, конечно, сложно. А вот с животными, особенно с собаками, если ты с открытыми руками и добрым сердцем, ничего не может случиться. Тут я думаю, что соседского терьера я просто испугала, потому что ночь, я там в чем-то черном замотана, с варежками, я думаю, что он меня не узнал по виду и не почувствовал по запаху. Так что я ему простила этот укус. Это, конечно, было не просто больно, а просто это был шок, потому что от собаки не ожидалось. Но все равно, я думаю, что быть пастухом собак отличная работа.

БИТОВ: Подождите, но собаки-то в вашем доме живут? Или жили?

СВИБЛОВА: В то время, когда я такую профессию выбрала, нет, конечно, мы жили в одной комнате 14-метровой коммуналке, и собаки, я их собирала всех с округи, я их собирала в дровяной сарай, и там как-то у меня был сход собачий. Сейчас у нас две собаки во Франции, и я бы с удовольствием здесь завела бы хоть 15-ть, но проблема в том, что ездишь все время, так что пастухом собак, с собаками… Потом, знаете, одна собака - это собака, это любимое животное, а две собаки - это уже модель социальной жизни.

БИТОВ: Вы основатель и директор Московского Дома фотографии. А вы сами-то с фотоаппаратом насколько дружите?

СВИБЛОВА: Абсолютно периодически. С одной стороны, функционально, то есть, когда мне надо запомнить что-то, как правило, я замечаю, работаю и снимаю этикетку на музеях, на каких-нибудь крупных ярмарках, фестивалях, чтобы понять, что откуда.

СНЕЖИНА: Ну, это фотоаппарат или телефон?

СВИБЛОВА: Долгие годы был маленький фотоаппарат. А сейчас, конечно, телефон все умещает. И это, конечно, лето, летом все-таки у меня в центре моих съемок, то, что должно быть в центре у каждого нормального человека. То есть, это мои близкие, мои собаки, это мое болото, мои томаты, очень люблю снимать свой огород. Все, как у людей.

БИТОВ: А вы устраиваете вернисажи собственных работ?

СВИБЛОВА: Нет, я никогда в жизни их больше, чем на камере не видела, я их не выводила никогда. Это момент счастья, самого процесса сделать фотографию. То есть, там, где мне для информации нужно, там, где нужно посмотреть выставочный зал, где наша следующая выставка, которую я чаще всего снимаю теперь, конечно, чаще всего на телефон. Это как бы я смотрю, а все, что я снимаю для себя, вот, сколько их упало в бездну, я их ни разу в жизни не печатала.

СНЕЖИНА: Но есть какой-то носитель, хранитель информации, куда все сливается?

СВИБЛОВА: Нет. Это для процесса, понимаете. Иногда бывает, важен результат, а для меня фотография это чистый процесс, и это тоже прекрасно.

СНЕЖИНА: Но бывали моменты в жизни, которые, сейчас вы понимаете, очень хотелось бы запечатлеть?

СВИБЛОВА: Можно я не буду говорить, я настолько не фотограф, давайте мы будем говорить со мной, как с директором музея. Посмотрите, у нас фантастические выставки, и все меня спрашивают: я фотограф или нет? Нет, и никогда не буду, баста. Может быть, бывали. Я нормальный человек здесь и ничего нового не скажу. Есть великие фотографы, мы бы их с удовольствием пригласили в студию. Я не фотограф, я - директор и куратор, это другая профессия. Куратор выставок, это тот, кто организует из чужого творчества один большой цветок. И у нас сейчас в музее этих цветков, как минимум семь, и не пойти туда грех, и не рассказать о них грех. А вы все мне: были ли у меня моменты? Были, когда помидоры растут, были. Хочется снять красивый большой помидор. Не хочу больше на эту тему отвечать. Все спрашивают одно и то же.

СНЕЖИНА: Ну, вы не выглядите, как директор.

БИТОВ: Но дело в том, что вы же, помимо всего прочего, еще и режиссер-документалист, во всяком случае, было такое в вашей биографии.

СВИБЛОВА: Да. Можно я скажу…

БИТОВ: И вы умеете работать с кадром, вот, в чем дело.

СВИБЛОВА: Я вам скажу такую вещь. Речь не обо мне, о продуктах, которые мы ставим. Сегодня, это гораздо труднее понять, что быть режиссером документальных фильмов, быть куратором, директором музея гораздо сложнее, потому что ты строишь миллионы. А когда ты куратор, когда ты делаешь один фильм, ты строишь только одну историю. Вот как куратор и как директор музея, во-первых, ты представляешь все программы, которые должны дополнить друг друга. И в одном и том же музее у тебя этаж минус первый должен связаться с этажом плюс три, на этаже плюс семь у тебя должен быть контраст. И человек, который проходит, ты должен абсолютно четко понять, как разные типы людей, разные типы публики от детей совсем маленьких до специалистов или профанов публики, будут счастливы, и они будут открывать и сознательно или бессознательно связывать эти проекты. Каждый проект надо построить. Поэтому работа за монтажным столом, которая мне нравилась в документальном кино больше всего, я обожала монтировать, мне до сих пор сниться монтажный стол, знаете, такой старый, красивый безумно, еще лента крутилась, реальная лента магнитная. И работа в пространстве, когда ты двигаешь три сантиметра туда скульптуру, четыре сюда, перенесли с одного этажа на другой, повесили на сантиметр… Вот у нас сейчас стоит гениальная выставка Михаила Прехнера. Пропустить ее нельзя. Это абсолютное открытие и в истории российской, и в истории мировой фотографии, это открытие для всех, это как раз пример того, как человек может вынуть из истории, ну, просто какое-то стечение обстоятельств. Михаил Прехнер гений, фотограф не меньше, чем Александр Родченко. Он моложе, он учился, он работал вместе с Родченко, вместе с Альпертом, но он был моложе, он родился в 1911 году. То есть, в 1934 ему было 23 года. В 1935 у него уже такое количество работ, такое количество фотографий, что он попадает на последнюю большую советскую выставку «Мастера советской фотографии». После 1935 года советская власть уже подобных выставок не делала. Кто в жюри? Александр Родченко, Сергей Эйзенштейн, Александр Данилович Гринберг. Ну, то есть просто лучшие. И именно Прехнер привлекает самое большое внимание. В 23 года о нем пишут, его публикуют, ему дают огромное количество заказов. Его не стало, когда ему исполнилось 30 лет, в 1941 году. Его отправили на фронт. Насколько я понимаю, он сам туда рвался. Это тонкий, изящный и очень такой, я не знаю, как-то вот, он красавец был какой-то фантастический. Ну, то, что называется от бога аристократ. У него было 7 классов образования, выглядел он, как будто за ним пять поколений лордов. Вот у нас там блок с его портретами, его автопортретами, это вообще невероятно. И этот очень скромный, очень интеллигентный юноша снимает оборону Таллина, и снимает до последнего момента, пока последнего бойца не убили, и пока тот отстреливался последним патроном. Вот убили бойца, затем убили Прехнера. И кассета осталась в его камере. И эти снимки проявили, эти снимки напечатали. А Прехнера не стало, соответственно о нем все забыли. А его печатали в СССР на стройке, его печатали, он работал вместе с Родченко над знаменитым альбомом «Первая конная». То есть, за эти 30 лет, ну, берем из них 10 лет, когда он снимал, он сделал столько, что нельзя представить. Конечно, он получил эстетику конструктивизма и модернизма от ее создателей. Но он ее так трансформировал. Вы знаете, эстетика конструктивизма и модернизма, она говорила нам о том, что мы должны двигаться с дикой скоростью, она рисовала нам некий вектор движения, но все-таки была довольно жесткой. Все-таки не надо забывать, что и модернисты не случайно слились в какой-то момент с большевиками, потому что, казалось, революция это же все-таки всегда насилие, да, во имя чего-то, блага, но все-таки это как такой толчок всерьез. Надо было скрутить и перенаправить и людскую природу, и жизнь. Другой вопрос, что из этого вышло. А вот у Прехнера этот модернизм, эта родченковская диагональ, этот крупный ракурс, эта съемка с необычной точки зрения, у него это наполнено таким романтизмом, такой легкостью. Есть рассказ Бунина «Легкое дыхание», ну, как вы помните, там прелестная девушка в центре сюжета. А я думаю, что о Прехнере можно было бы сказать, что это фотограф с легким дыханием. И выставка… мы искали этот архив долгие-долгие годы, с момента основания музея. Спасибо, конечно, Наталье Михайловне Прехнер, его дочери, которая это сохранила, которая это разобрала, потому что это огромная работа. Прехнер - это чудо. Его эта летучесть, этот романтизм привнесенный, он же работал, в основном, именно вторую половину 30-х годов. Вы представляете, что это такое? Это сталинизм, это разгар сталинских репрессий. Я напоминаю, кто не знает, когда они были... а то к нам недавно приходили студенты гуманитарии, они не знали, когда у нас разгар сталинский репрессий. Могу сказать - вторая половина 30-х, 1937 год. Повторение здесь не помешает. Но это жуткое время. И этих художников модернистов, их уже всех скрутили, на них уже на всех, как на все искусство надели смирительную рубашку вот этих канонов социалистического реализма. Смотришь на Прехнера, такое ощущение, что он…

БИТОВ: Что он вне этого существовал.

СВИБЛОВА: Абсолютно вне. Это невероятно. Да, он снимает то, что положено, но он снимает….

БИТОВ: Но это свойство гения или нет?

СВИБЛОВА: Не знаю. Может быть, он был слишком молодой и как-то, не знаю, на витальной энергии проплыл. Они уже Родченко скрутили уже вот так. То есть, понятно, что его послали пару раз на Беломорканал, и он его снял, сделал серию знаменитых коллажей. Он, конечно, много понял, его хватило, для того чтобы… очень скоро он вообще перестал работать, то есть, не просто, потому что его выкинули отовсюду, выгнали из Союза художников, перестали давать заказы, а просто потому что ментально это был удар для человека, который видел эту утопию. Как Прехнер снимает Москву в похожей точке, так Родченко снимает не менее гениально. Как он снимает ясли, как сети сушатся, называется работа «Сушка сетей на Волге». Стоит женщина, сушатся сети, и тебе кажется, что это вообще Ассоль Грина, «Алые паруса», вообще не понимаешь, и тебе безумно хочется жить, и ты веришь, что это будущее возможно. Это так интересно, потому что мы нуждаемся сегодня в эстетике модернизма, она может придти идеями, а может придти просто ракурсом. И Прехнер - это романтическая ветвь нашего модернизма. Я не знаю, как это получилось, я думаю, что каким-то людям дается стеклянный стакан, и их защищает, может быть, такая сфера, которая не дает возможности совсем близкого… Никто не знает, что было бы с ним после 30-ти, понимаете, его же не стало в 30. Но, по крайней мере, надо удалить номинацию, что мы и сделали, «Молодой фотограф» из «Серебряной камеры». У нас же сейчас идет «Серебряная камера», конкурс на лучшее…

БИТОВ: Да, почему вы удалили эту номинацию?

СВИБЛОВА: А мы ее удалили, потому что у нас в последние годы все больше и больше молодых фотографов принимало участие. Еще когда в этом году мы сидели в жюри, потому что мы-то знаем уже результаты, и даже как раз сегодня вот последний день, когда надо просто бежать в Царскую башню Казанского вокзала для того, чтобы просто увидеть Царскую башню, это тоже немаловажное событие. Я, например, ее открыла, хотя я в этом городе родилась, живу и обожаю этот город, кажется, все знаешь. Я обожаю Площадь трех вокзалов, потому что вокзалы это вообще, ну, наверное, у нас последние островки аутентичной архитектуры, которых не сильно перестроили, состроили и так далее. Вот Казанский вокзал, построенный гением, российским архитектором Щусевым, строился очень долго. Это, можно сказать, типичный долгострой. Сначала революция, потом гражданская война, потом Великая Отечественная война… Одним словом, это действительно был долгострой, и там была в проекте Щусева Царская башня, потому что царь не мог входить вместе со всеми в эту, надо сказать, царскую архитектуру. Вообще прекрасный вокзал, кто там не был, надо просто пойти и посмотреть вокзал, как архитектурное сооружение. Царь должен был входить с отдельного входа справа. И вот эта башня никогда не была построена. И несколько лет назад эту башню окончательно достроили и открыли. То есть, она там несколько раз начинала строиться, ее открывали. Надо сказать, была очень хорошо продуманная научная реставрация того, что уже было построено, ее достроили, это фантастическая просто история. Ну, то есть понятно, что не аутентичная, но когда ты смотришь на это, ты понимаешь, что проект Щусева действительно до сантиметра, до материалов, которые Щусев туда закладывал, выполнен. И это красивейшее сооружение, которое украсило, наконец, и довело до конца ансамбль Казанского вокзала, сразу был отдан под художественное пространство, что, в принципе, абсолютно мировая и очень европейская практика. Я не говорю про Музей Орсе, который сделан из вокзала. Ну, как бы вокзала уже нет, но Римский вокзал прекрасно соединяет функцию действующего вокзала и музейного пространства, там есть музейная часть. Я не говорю про Хамбург-Банхоф в Берлине, но, по сути дела, во всех крупнейших европейских городах вокзалы, так или иначе, переоборудуются, или куски из них отдаются под художественные площадки. В Париже это тоже на действующих вокзалах, много выставочных залов разного или музейного, или просто такие маленькие площадки для молодых. Это, конечно, замечательный почин РЖД, который достроил и построил Царскую башню, и вот сказал, да, не коммерческий центр, а художественная галерея.

СНЕЖИНА: Для тех, кто не знает адрес: Комсомольская площадь, дом 2.

СВИБЛОВА: Вот, так я хочу сказать, что не просто …

БИТОВ: Кто будет в Гугле пробивать.

СВИБЛОВА: Кто будет в Гугле пробивать, я хочу сказать, что до 21.00 точно работает каждый день, каждый день без выходных, насколько я помню, с 12 или с 13 дня, но точно до 9 вечера, и там художественная галерея народного художника Белюкина. А мы туда повесили «Серебряную камеру», и спасибо за гостеприимство.

БИТОВ: Во-первых, надо закончить с «Серебряной камерой», потому что обязательно надо напомнить, что это интерактивное все действо, и что идет постоянный процесс голосования или что, как это называется?

СВИБЛОВА: Да, да, «Серебряная камера» традиционно проходит по трем номинациям «Архитектура», «Лица», «События. Повседневная жизнь». В Царской башне Казанского вокзала, которая работает ежедневно до 9 вечера, можно посмотреть работы номинантов, их более 500, этих работ.

СНЕЖИНА: Причем они и любители, и профессионалы.

СВИБЛОВА: А вот мы не знаем сегодня, кто любитель, а кто профессионал, конкурс открытый, и сейчас…

БИТОВ: Так голоса даются за работы.

СВИБЛОВА: Мы даем голос за серию, это конкурсный репортаж, то есть, должна быть история связная, и какой-то свой пластический ход, который эту историю объединяет. И в этом году «Серебряная камера» очень удалась, и люди дают свой голос за серию. И последние два дня голосования, потому что у нас много призов, и они драгоценные, это не просто призы от Правительства Москвы по пять тысяч у.е., но это еще и призы от наших партнеров, которые дают возможность уехать на стажировку на 2-3 месяца или во Францию, или в Германию, или поехать на крупнейшее фотографическое событие, ярмарку "Пари Фото". У нас в этом году приз - возможность показать свое портфолио крупнейшим специалистам, которые туда съезжают ежегодно. Но главный приз это приз зрительских симпатий, и он зависит только от вас. Приходите, голосуйте. Во-первых, интересно смотреть, как город видит разными глазами, во-вторых, я уверена, что две трети, и я думаю, что 4/5 всего сознательного населения нашего города и гостей столицы любят фотографию, и не расстаются, если не с камерой профессиональной, то, по крайней мере, с телефоном, которым сегодня можно снимать. Кстати, там есть одна серия, которая снята мобильным телефоном, которая мне, например, безумно нравится. Поэтому идите, сравнивайте, что делаете вы, посмотрите, что делают другие. Мне кажется, «Серебряная камера» каждый год открывает новые имена, это трамплин, и сегодня открыты благодаря призам «Серебряной камеры» авторы, они сегодня известны и у нас, и за рубежом, они активно выставляются, их зовут.

СНЕЖИНА: Ну, может быть, в следующем году вы уже будете бороться за победу.

СВИБЛОВА: Правильно. То есть, у всех есть, этот конкурс совершенно открытый, поэтому приходите, смотрите. И еще хорошая возможность посмотреть на то, что было в году, и увидеть, какие события попали, а какие пронеслись мимо, потому что мы выбираем из того, что нам дают. Может быть, ваша память вам напомнит то, что не вошло в «Серебряную камеру».

БИТОВ: Кстати, Ольга Львовна, как раз по поводу мобильных телефонов тему начали, вы ведь, когда создавали Московский Дом фотографии, это был такой, это 90-е годы, это…

СВИБЛОВА: 1996, мы на 17-м году.

БИТОВ: Да, это, с одной стороны, расцвет, с другой стороны, это было десятилетие, на мой взгляд, заката аналоговой как раз фотографии, потому что, начиная с 2000-х годов пошел резко в гору рост цифрового контента, как это модно говорить. В чем разница, в чем изменение, ну, помимо того, что сейчас любой, у кого есть мобильный телефон, цифровой фотоаппарат, может стать участником «Серебряной камеры», какие еще изменения?

СВИБЛОВА: Знаете, я не хотела бы сейчас углубляться в эту тему, хотя этот вопрос всех волнует и его все время задают: что лучше пленка или цифра? Можно ли на мобильном телефоне снять то же самое, что можно снять на суперпрофессиональной аппаратуре? Нельзя. Но любое технологическое достижение надо использовать к месту и понимать, что, например, мобильный телефон это съемка, прежде всего, с близкой дистанции. Ну, вряд ли ты снимешь панораму, где отчетливый задний план, где большой обзор, не снимешь мобильным телефоном пока. Но…

БИТОВ: Хорошая оговорка: пока.

СВИБЛОВА: Но с близкого расстояния, там, где не нужно привлекать внимания к тому, что ты снимаешь, у нас съемка как раз на «Серебряной камере», снятая мобильным телефоном, она в ночном клубе. Понимаете, в ночном клубе ты выставишь эту свою пушку, и вся атмосфера развалится. Когда ты снимаешь мобильным телефоном портрет рядом, никто ничего не понимает, не видит, что ты снимаешь, и это удовольствие.

СНЕЖИНА: Да, может быть, ты набираешь смс.

СВИБЛОВА: Это очень часто еще и скрытая съемка, это интимная дистанция, скрытая съемка. То есть мобильные камеры, мы были первыми, и мы гордимся несколько лет назад, чуть ли ни в 2005 году или в 2006-м мы делали темы нашего фестиваля «Просто мобилографию», и она меня толкнула на это. Кстати, работы Юли Мейнер, которые были, совершенно потрясающие, она еще и разрисовывала все еще в своем мобильном телефоне. Потом, когда мы это распечатывали на огромный формат, это было удивительно и совершенно другой эстетический эффект, да, там вылезали пиксели, но вместе с пикселями появлялось что-то, что у тебя никогда не будет при абсолютно сумасшедшей ручной печати на супербумагах, на барите, я не знаю, платинотипе и так далее. Поэтому нельзя сказать, что лучше. Сегодня есть выбор. Да, мы сегодня можем носить длинные юбки, а можем короткие. Мы что носим? В зависимости.

СНЕЖИНА: Брюки.

СВИБЛОВА: Иногда да. То есть, понимаете, надо учиться выбирать. И надо понимать, что пленка не умерла. Да, она сегодня труднодоступна, ее надо купить. Да, надо найти проявители. Да, нужно найти все, что необходимо. И ручная печать лучше, наверное, может быть, чем машинная, а, может быть, наоборот. Это вопрос того, что человек, который сегодня реально относится к искусству, к фотографии, как к искусству, перед ним сегодня более сложные задачи.

БИТОВ: Это стало элементом ретро, винтажа пленка?

СВИБЛОВА: Нет, это совсем не ретро и не винтаж. Я еще раз говорю, что каждый человек должен думать и выбирать, почему и зачем он использует именно эту технологию, а не другую.

СНЕЖИНА: На нашем форуме есть несколько вопросов, они связаны одной темой.

БИТОВ: И даже творческие предложения.

СНЕЖИНА: Да, выбор идей проведения той или иной выставки. Прислушиваетесь ли вы к кому, если да? То есть, когда, откуда берете.

СВИБЛОВА: Ой, это такое эхо, это такие голоса. Во-первых, надо много смотреть и надо действительно знать все, что происходит в мире, потому что искусство, а фотография - это искусство, как говорил Родченко, и сегодня эта фраза не требует подтверждения, кроме того, мы кроме искусства, кроме фотографий выставляем современное искусство в разных его проявлениях. Например, сейчас у нас стоит замечательная выставка Fly To Baku, «Современное искусство Азербайджана». Мы все время смотрели «Современное искусство Америки», «Современное искусство Европы», вот как Советский Союз развалился, так нас сразу понесло на Запад. А сегодня оказалось, что в мире есть север, юг, восток, запад, есть ближнее зарубежье, есть многое того, чего мы не знаем, нам очень хочется, и мы жалеем, что русское искусство современное не так видно за рубежом, как хотелось бы. Кстати, у «Ранний цвет у русской фотографии», выставка из нашего музея сейчас с огромным успехом проходит в замечательном музее FOAM в Амстердаме. Вот хочется свое показывать. Но ведь интересно, что показываешь из Азербайджана, потому что это очень интересная территория, много художников учились в Москве, и одновременно есть специфика локальная. А, кроме того, Азербайджан сегодня, как и Россия, открыт абсолютно миру, то есть художник приезжает к тебе, мы думаем, приедет на открытие или нет, он летит из Японии через Америку, у него остановка в Германии. Выставка побывала с огромным успехом в Лондоне, Берлине, сейчас экспонируется у нас. После нас едет в легендарный, построенный Захой Хадид, музей MAXXI в Риме, где она откроется в марте. Вот такой у нее огромный ритм и надо ее успеть посмотреть. У нас надо посмотреть, у нас одновременно стоит и заканчивается, нельзя пропустить это, просто вот должна мигать такая же штука, как ваш красный фонарь.

СНЕЖИНА: Красным фломастером в календаре отмечаете день, когда вы пойдете на…? Еще на что?

СВИБЛОВА: Во-первых, закрывается замечательная выставка «Чарли Чаплин», которая уж действительно мультимедийная. Там и уникальные фотографии, которых никто никогда не видел, из личного архива Чаплина, и отрывки из его фильмов, и отрывки из съемок таких очень домашних, где, например, Чарли Чаплин объясняет своим детям, рассказывает им свои первые трюки, как он вообще создавал своего персонажа. Эту выставку рассказать нельзя. И, кроме того, идут кино, то есть мы показываем все лучшие фильмы Чарли Чаплина, это тоже необходимо посмотреть. И у нас заканчивается выставка Бородулина. Мы сделали такую замечательную связку между Прехнером, который создает эстетику модернизма, и Бородулиным, который ее подхватывает в момент, когда она запрещена. Это после войны, когда солдат Бородулин, вернувшись с фронта, берет в руки камеру, и находит свою спортивную фотографию, и он действительно the best of the best, и получил все возможные и невозможные призы мировые.

БИТОВ: Два вопроса на нашем форуме, это две отдельные большие темы. Во-первых, спрашивает человек: «А, может, художников и нужно гонять, чтобы в ответ они творили? У вас есть удачные примеры обратного, когда сытый художник в этот период цеплял своим искусством?» Ну, это к вопросу, видимо, человек оттолкнулся от темы репрессий, сложных времен, существования художника вот в этом сложно времени.

СНЕЖИНА: Что самое продуктивное?

СВИБЛОВА: Вы знаете, это сложный вопрос. Во-первых, художников нельзя гонять, просто потому что, если человек сказал: да, я художник, и решился на это, это всегда невероятная ноша, которую он на себя взвалил. Некоторые просто даже, может быть, не понимают, что. И самым большим испытанием является не то, что у тебя нет гарантированной работы сегодня. Гарантированной работы нет даже у банкиров и у юристов, а то, что то, что называется дар, это какая-то ниточка, которая соединяет тебя с нечто большим, просто ты, когда ты знаешь, а это знает любой серьезный человек, когда через него, я извиняюсь, прет, когда все идет, когда все получается. И это самое большое счастье, и в этом смысле быть художником, не важно, ты продаешься, не продаешься, есть у тебя деньги, ты можешь сидеть действительно в подвале и творить, творить, творить, это самое большое счастье. А потом, бах, и эта ниточка может прерваться. Это не зависит ни от чего, это не зависит от коммерческого успеха, это не зависит от семейной жизни, это может вернуться, а может не вернуться. Поэтому есть периоды творческие. Мы когда делали «Серебряную камеру», которая сейчас проходит в Царской башне Казанского вокзала первый раз, напоминаю, что выставка открыта до 21.00 и возможность открыть новое место, мы думали, ну, можно «Серебряную камеру» один раз выиграть, но нельзя так, чтобы один и тот же автор и прямо три года подряд, а у нас такое было и бывает, выигрывал, ну, пусть в разных номинациях, а иногда в одной и той же…

СНЕЖИНА: Но выигрывал?

СВИБЛОВА: Да, Володя Мишуков, это был абсолютный уникум. И у него так случалось - рождение нового ребенка, «Серебряная камера» и гениальная история, он выиграл у нас номинацию «Архитектура», выиграл «События повседневной жизни», выиграл «Лица». И мы думали, ну, как же это, невозможно. А потом я думаю, но ведь это не всегда бывает. Вот в этот момент, когда из человека просто эта энергия, она прорывается везде, надо честно сказать: да, ты выиграл. Невозможно какое-то правило ввести. А потом может быть период затишья и просто профессия, профессиональные навыки спасают, потом может быть, художник проснется, как проснулся Аристарх Майоль, и с 70 до, я не знаю, 15 лет, он умер очень пожилым человеком, совсем уже за 80, вот встретил Дину Верни, свою музу, которой было в этот момент 14 или 16 лет, и из него пошел новый период творчества. А до этого-то были десятилетия, когда ничего не шло. Поэтому и художник это сам всегда знает. Не корм определяет успешность или не успешность художника творческую, это определяют другие мотивы.

СНЕЖИНА: А пол? Вот есть мнение, что женщины в силу своей природы не могут создавать великого-великого, но им удается увлечься, зафанатеть искусством, переживать и хранить его. Вот такое мнение есть на нашем форуме.

СВИБЛОВА: Ну, женщинам вообще все удается иногда, а иногда ничего. Я не сторонник гендерного принципа ни в жизни, ни в искусстве, что вот это прямо женское, вот это мужское, но могу сказать, что по факту в последнее время все больше, больше и больше в своих выставках выступают женщины. Мы сейчас готовимся, 20 февраля открытие биеннале «Мода и стиль в фотографии», в прошлом году наше традиционное фотобиеннале, они у нас чередуются. Когда ты смотришь количество художников и художниц, особенно молодых, которые сейчас приходят, которые нам кажутся интересными, которые интригуют, за которыми ты смотришь, где этот smell of future, может быть, они пойдут, ведь это же очень интересно для куратора видеть эти ростки молодых каких-то, а потом сказать: а я первый выставил. Это же, знаете, какой кайф. Это наше соревнование. Но сам себе говоришь: о, вот сегодня это уже мэтр. А я делала первую выставку.

БИТОВ: А это вам лично интересно или не только? Это ваше личное, что я первая?

СВИБЛОВА: О, это у любого куратора есть, это нормально.

СНЕЖИНА: Художника.

СВИБЛОВА: Слушайте, ну, во-первых…

СНЕЖИНА: Мы вас поймали.

СВИБЛОВА: То есть, это нормально, это у любого. Если у куратора нет этого, увидеть то, что другие не видели, если коллекционер не видит… Ведь большие коллекции делаются не потому, что ты пришел и купил ну, уже имеет хай-хай-хай прайс, и понятно, что в этом хай-хай сегменте ты редко потеряешь, если уже такие вложения сделаны, ты можешь просто потом получить меньшие или большие проценты, если правильно…

БИТОВ: Это бизнес.

СВИБЛОВА: Это бизнес. И это счастье. Ну, я могу сказать. Если бы у меня было сегодня несколько миллионов, я бы, конечно, безусловно, например, Фрейда работу или Бекона купила. Но у меня их нет. Поэтому интересно ставить на молодых и смотреть. Но очень многие коллекции великие подбирались потому, что коллекционер видел то, что другие не видели. И Дина Верни, надо сказать, не просто муза Майоля, Боннара, Матисса, Пикассо, она же еще создатель единственного частного музея в Париже. Она мне говорила: я свою коллекцию кукол, никому не говори, в мусорных ящиках находила. Я свою коллекцию экипажей покупала то, что жгли, они по 15 франков были. Ведь вот так, когда ты видишь то, что другим не интересно, это как раз здорово. Так вот, отвечая на ваш гендерный вопрос, девушек сегодня идет в искусство легион.

СНЕЖИНА: Музы к нам начали приходить. А от вас уходят.

БИТОВ: А вот Наталья вам задает тему такую для экспозиции: «Ольга, как вы посмотрите на идею проведения фотовыставки «Мать и дитя» с участием фотопортретов матерей и детей со всей России?» А я немножко дополню Наталью, а вот вообще вы принимаете и насколько прислушиваетесь к идеям посетителей, например?

СВИБЛОВА: Я прислушиваюсь ко всем. Иногда вообще, когда бы вы знали, из какого сора рождается тема выставки и так далее. Но вот тема, как Наталья предложила, так выставки не делаются. Идеи носятся в воздухе, а банальнее идеи банально носятся в воздухе. Понимаете? «Мать и дети», ну, как каждый снимает, я снимаю своего ребенка, своего мужа, своих собак, это нормально. Делать из этого выставку, темы, и тем более такой темы, мягко говоря, против которой даже «нет» не скажешь, недостаточно, для того чтобы экспозиция действительно захватила. Потому что все-таки выставка это что-то экстраординарное, это что-то, что ты открываешь, это гораздо более сложная вещь. И важно не тему обозначить, а важно найти материал, и, конечно, на тему «Мать и дитя» можно найти материал уникальный. И мы показывали несколько лет назад выставку Эрвина Эллиота, знаменитого легендарного фотографа агентства «Магнум», и у него есть фотография, которая стала абсолютным выражением материнства, это когда он снял свою жену на кровати со своим ребенком, они там где-то ютятся в этот момент, не знаю, где, но эта фотография стала символом. То есть, если мне Эрвина Эллиота туда положить и конгениальных, то мы бы тему решили, а если мне все пришлют своих матерей и детей, то тут, конечно, мы эту выставку в музее делать не будем.

БИТОВ: Ольга Свиблова была у нас в гостях, человек, который умеет разглядеть вот тот самый сор, из которого потом вырастает большое произведение искусства. Спасибо.

СНЕЖИНА: Спасибо большое.