Профитроли Гарри Бардин

СТАХОВСКИЙ: Мне кажется, что сегодня тот случай, для меня, во всяком случае, когда, несмотря на, в общем, уже долгие годы, проведенные в эфире, периодически до сих пор впервые встречаешься с людьми, с которыми мечтал познакомиться всю жизнь. Гарри Бардин у нас в гостях. Здравствуйте.

БАРДИН: Здравствуйте, Женя.

СТАХОВСКИЙ: Можно пожать вашу руку?

БАРДИН: Жаль, что радио, никто не видит.

СТАХОВСКИЙ: Ну, почему, видят? Видеотрансляция у нас.

КУЗЬМИНА: Слушайте, у меня созрел замечательный первый вопрос.

БАРДИН: Я думал, тост.

КУЗЬМИНА: Теперь да. В вашей жизни были люди, с которыми мечтали вы встретиться и совершенно, может быть, случайно, невероятным образом это произошло?

БАРДИН: Да, конечно, да. И вообще я счастливый человек, потому что много людей в моей жизни встретилось, которые, просто я и не думал, что когда-нибудь познакомлюсь, а особенно, что буду на «ты» с ними.

СТАХОВСКИЙ: А кто это? Можно два-три имени хотя бы?

БАРДИН: Ну, это Ролан Быков, это Петр Тодоровский, это Эльдар Рязанов, я горжусь.

СТАХОВСКИЙ: Все большие мастера, конечно, да.

БАРДИН: Да, мы с ним на «ты». Ну, это такое, как звание. У меня звания нет, так вот звание это то, что Эльдар мне разрешил называть его на «ты», потребовал.

СТАХОВСКИЙ: Гарри Яковлевич, ну, поскольку у нас «Школьная анкета», есть несколько пунктов таких обязательных, что называется, к прочтению, есть предложение походя и аккуратно ее заполнять. Гарри Яковлевич Бардин, день рождения 11 сентября 1941 год, правильно?

БАРДИН: Все правда.

СТАХОВСКИЙ: Место рождения - город Оренбург, семья - Яков Львович и Розалия Абрамовна.

БАРДИН: Это у меня позавчера был разговор с внуком, ему шесть лет, и он показывает на свои игрушки и говорит: а у тебя были такие игрушки? Я говорю: нет. Почему? Я говорю: ну, я рос во время войны.

СТАХОВСКИЙ: В самый разгар причем, сентябрь 1941года.

БАРДИН: Да. И он спрашивает: и что, у тебя совсем не было игрушек? Он не мог допустить такого. Я говорю: нет. И дальше идет такой разговор, он говорит: а что такое война? Я говорю: мы жили в Киеве, потом мама со мной, я уже должен был родиться, поехала в эвакуацию, последним эшелоном мы уезжали в Магнитогорск и должны были доехать до Магнитогорска, но я их ссадил в городе Чкалове, это нынешний Оренбург. Он говорит: а почему не могли остаться в Киеве? Я говорю: ну, во-первых, мы евреи, и нас бы расстреляли немцы. Он говорит: как, ты еврей? Я говорю: да. Он: А как ты так научился хорошо говорить по-русски?

СТАХОВСКИЙ: А сколько ему лет?

БАРДИН: Шесть лет.

КУЗЬМИНА: Вы записываете эти перлы за ним?

БАРДИН: Ну, иногда запоминаю, но иногда это становится невозможным, потому что это слишком частые перлы.

СТАХОВСКИЙ: Расскажите немножко о своем детстве, какое ваше первое детское воспоминание, осознание себя, как человека, как мальчика? Наверное, не самое приятное - война?

БАРДИН: Ну, война, конечно, но с детства я помню мамины руки, бабушку, которая сушила мои пеленки у себя на груди, потому что у нас не было батареи, парового отопления, мы жили, там такое было танковое училище под нами, а нам дали одну комнату, и там нас было восемь человек.

СТАХОВСКИЙ: В Оренбурге, да?

БАРДИН: В Оренбурге. И я помню только, там краткосрочные курсы были, и они уходили на фронт с песней «Вставай, страна огромная», и поэтому эта замечательная, великая песня, когда я слышу ее, она для меня все время откуда-то снизу звучит и это мороз по коже. И я об этом написал в своей книге. Кстати, вчера мне дали уже, подарили книгу, вышла моя книга.

СТАХОВСКИЙ: То есть, вышла все-таки, ее можно найти теперь в магазинах? Или вышла только тираж, и теперь он должен попасть на прилавки.

БАРДИН: Да, вот 14 мая будет презентация книги в «Овальном зале» в библиотеке им. Рудомино.

СТАХОВСКИЙ: Это автобиографическая книга?

БАРДИН: Да, да, в ней я рассказываю о моем детстве, о всех людях, с которыми мне посчастливилось встречаться и как строилась моя судьба. Ну, это такая книга.

КУЗЬМИНА: Вы везде говорите в интервью, что вы счастливый человек, потому что вас в семье любили.

БАРДИН: Да, это правда.

КУЗЬМИНА: То есть, а за счет чего вы это ощущали? За счет какой-то теплоты внутренней от мамы, от родителей, какое-то оберегание от каких-то проблем?

БАРДИН: Нет, обереганий особых не было, но была какая-то… было внимание, и было такое любование. Что бы ни сделал, все хорошо. Ну, то есть, в позитивном плане что бы ни сделал. Хвалили больше, чем ругали, потому что это побуждает к дальнейшему творчеству. Если человека тыкать носом и говорить: ну, подумаешь, чего там нацарапал, вот художники, а ты кто такой? Вот такое поведение по отношению к ребенку, оно его задавливает, придавливает, лишает инициативы. А у меня в семье наоборот было.

КУЗЬМИНА: Ну, считается, что нужно говорить реально, то есть и не преувеличивать достоинства, но и не принижать то, что сделал ребенок.

БАРДИН: Ну, может быть, во всяком случае…

КУЗЬМИНА: Ну, вопрос реальности, он же тоже такой совершенно, реально это для конкретно родителя.

БАРДИН: Да, реально можно сказать косому, что он косой, но насколько его это обрадует, не знаю.

КУЗЬМИНА: Были любимые предметы в школе?

БАРДИН: Литература.

СТАХОВСКИЙ: Тогда сразу будет вопрос, который я обычно приберегаю к середине программы, но раз уж мы об этом заговорили. Если любимый предмет литература, то наверняка была и книга, которая довольно сильно повлияла на юношеское, детское мировоззрение, первое литературное открытие большое?

БАРДИН: Я первую книгу даже, я не вспомню….

СТАХОВСКИЙ: Нет, ну, может быть, не самую первую книгу, которую вы прочитали, а просто любимая книга, настольная книга юношества, подросткового какого-то возраста?

БАРДИН: Я любил Гайдара. Ну, во всяком случае, я действительно столько прочитал в детстве книг, что этого потом хватило, заложило фундамент книжный на всю жизнь. Это были и «Айвенго», ну, столько всего я прочитал зарубежной. Я не любил фантастику.

КУЗЬМИНА: И, скорей, приключения?

БАРДИН: Приключенческое, да, Жюль Верна, да. Но потом, когда повзрослел, я фантастику так и не полюбил, и сейчас ее не люблю, потому что считаю, что столько фантазии, сколько есть, и продукции вокруг нас в реальной жизни, и придумывать ничего не надо, просто смотри внимательно и все.

СТАХОВСКИЙ: Кем хотелось быть в детстве?

БАРДИН: Ой, многим. Мой папа был военный моряк, ну, уж точно я моряком быть не хотел.

СТАХОВСКИЙ: Почему?

БАРДИН: Ну, вот эта субординация и все это…

СТАХОВСКИЙ: Линейность жизни этой строевой.

БАРДИН: Да, подчинение.

СТАХОВСКИЙ: Ну, не для всех, конечно.

БАРДИН: Армию я не откосил, я в армии три года отслужил, а на большее меня не хватило, я бы не смог. А хотел быть дирижером, хотел быть хирургом, хотел быть актером, хотел быть скульптором. Ну, видите, все как-то так…

СТАХОВСКИЙ: Ну, все в артистической, да.

КУЗЬМИНА: Хирург особенно.

СТАХОВСКИЙ: Хирург тоже большое искусство.

КУЗЬМИНА: Это да.

БАРДИН: Ну, хирургом не удалось, но в какой-то степени режиссер это тот же дирижер, по сути дела, только в другой плоскости.

СТАХОВСКИЙ: Второй человек, по-моему, у нас в «Школьной анкете» упоминает профессию дирижер. Роман Виктюк был первый, который, у него прямо все: травма детства, что не стал дирижером, а так хотел, и до сих пор, говорит, не могу от этой мысли отделаться.

БАРДИН: Ну, я должен сказать, я обожаю и обожал духовые оркестры. Ну, так, дитя офицера я, естественно, для меня Первомай это, в первую очередь, конечно, духовой оркестр, это папа в белом кителе, в белых брюках.

СТАХОВСКИЙ: В парадной форме.

БАРДИН: В парадной форме, с кортиком, он возглавляет парад. Он был высокий, красивый, он был или знаменосцем, он шел, и духовой оркестр. Ну, это потрясающе. Я всегда, если прохождение было, шел впереди оркестра, и дирижировал. Вот там я…

КУЗЬМИНА: Реализовали свою мечту.

БАРДИН: Реализовал, да.

СТАХОВСКИЙ: Так, а мама? Папа военный, а мама?

БАРДИН: А мама домохозяйка. Мама - это мама.

СТАХОВСКИЙ: То есть, воспитывала.

БАРДИН: Да, профессиональная мама. У нас был я и сестра. И нам она давала очень много, очень много.

СТАХОВСКИЙ: А как родители, кстати, звали в детстве? Гарри или были какие-то уменьшительно-ласкательные?

БАРДИН: Уменьшительно-ласкательных было очень много, и я даже стесняюсь пожилым человеком называть эти имена.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это же трогательные воспоминания, ну, ладно, ну, хоть какие-нибудь самые невинные, не совсем интимные.

БАРДИН: Ну, Гасюня, Атютя, Даронька, ну, масса была. И каждый родственник на свой лад переиначивал мое имя. Ну, от любви, не потому что не нравилось.

КУЗЬМИНА: Остались какие-нибудь вещи конкретные из вашего детства?

БАРДИН: Пенал остался с первого класса.

СТАХОВСКИЙ: Удивительно, а каким образом это сохранилось?

БАРДИН: Сам не знаю. Ну, так случайно произошло. Алюминиевый пенал круглый, и, может быть, я его подарю внуку, когда он пойдет в школу.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это такая семейная реликвия уже, в общем-то.

БАРДИН: Ну, получается, что да.

СТАХОВСКИЙ: Да, это серьезно. Гарри Бардин у нас сегодня в гостях, для тех, кто, может быть, к нам сегодня только что присоединился, у меня в шпаргалке написано «российский аниматор», ну, мне хочется слово «российский» поменять на слово «великий» аниматор. Простите, могу себе позволить.

БАРДИН: Ну, во-первых, не аниматор.

СТАХОВСКИЙ: А как правильно?

БАРДИН: Это вообще, аниматор это другая профессия. Ну, как вам сказать, это, как есть режиссер и актер. Аниматор это актер в нашем деле, а я режиссер. Я сам не снимаю.

СТАХОВСКИЙ: Режиссер мультипликационных фильмов, вот так правильно.

БАРДИН: Да, или режиссер анимационного кино, так можно, можно так. Я режиссер.

СТАХОВСКИЙ: Вы помните свою первую большую удачу в жизни, первый большой успех, или первое большое достижение? Я сейчас спрашиваю не с точки зрения оценки окружающих, может быть, коллег или публики, или каких-то близких людей, а ваше собственное? Вот тот самый: ай, да Пушкин, ай, да сукин сын, вот такое ощущение первое?

БАРДИН: Такого я, наверное, не помню.

СТАХОВСКИЙ: Не было? Неужели?

БАРДИН: Нет.

СТАХОВСКИЙ: А вы критически? Слушайте, а вы же 11 сентября, Дева, вы верите в гороскопы?

БАРДИН: Нет, не верю.

КУЗЬМИНА: А в приметы?

БАРДИН: И в приметы тоже нет.

СТАХОВСКИЙ: То есть, мистика в вашей жизни никак не проявляется, ничего такого?

БАРДИН: Нет, наоборот, я против этого.

СТАХОВСКИЙ: Почему?

БАРДИН: У меня любимое число 13. И это произошло не случайно, потому что мы жили, два раза подряд в доме 13, квартире 13. Ну, и я как-то к этому привык.

КУЗЬМИНА: Так что, если выбирать место в самолете, то я выбираю 13-й ряд.

БАРДИН: Ну, правильно.

КУЗЬМИНА: Скажите, пожалуйста, многие смеются над нами, людьми, которые одушевляют неодушевленные предметы. Когда у тебя у машины есть имя, когда у тебя у холодильника есть конкретное имя, когда у тебя, я не знаю, у всего, чего угодно, у кухонной утвари, у каких-то вещей в гараже есть имена. Многих это очень сильно раздражает. Почему, как вы думаете?

БАРДИН: Ну, мне кажется, они заигрались во взрослую жизнь, потому что это, ну, как бы детские проявления. А детские проявления это хорошие проявления, это то, что нас, ну, как бы держит на плаву этой жизни, потому что пока ты ребенок, ты способен что-то открывать, чему-то удивляться и удивлять других. Как только у тебя появился пивной живот и отчество, и ты стал солидным, вот тут тебе и хана, я так считаю. Ну, в нашей профессии точно, потому что, если ты взрослый в мультипликации, что это такое, это, значит, ты скучный, значит, ты уже не играешь в эти игры. А ты должен играть.

КУЗЬМИНА: Хорошо, что есть человек главный по одушевлению неодушевленных предметов.

БАРДИН: Ну, ладно, главный у нас Путин.

СТАХОВСКИЙ: Вы сейчас по одушевлению неодушевленных предметов.

КУЗЬМИНА: Я вижу конкретные дела, понимаете, которые делаете вы.

БАРДИН: Я должен сказать по данному вашему высказыванию. Ну, да, замечательно, когда придумывается, какая-то идея приходит. Потом нужно написать все это сценарно, изложить. Потом рассказать моим коллегам, потом режиссерский сценарий, раскадровка, и потом происходит самое удивительное, что не перестает меня удивлять до сих пор, хотя я снимаю сейчас 22-й свой фильм в моей жизни, когда то, что ты задумал, начинает на экране жить самостоятельной жизнью, абсолютно самостоятельной от тебя, от твоих настроений, пожеланий. Вот оно зажило и ты веришь этому, что происходит на экране. Ну, то есть, ты делаешь все возможное, как режиссер, чтобы и зритель поверил, чтобы это все было, ну, «аниме» - это душа, когда происходит вот это одушевление, и когда двигается живое, и ты этому сопереживаешь, это такое счастье.

КУЗЬМИНА: Вы знаете, это счастье я испытала буквально месяца четыре назад, когда кто-то мне на страничку в социальной сети в интернете выложил «Адажио», и я не знала, что это ваша работа. Ну, вот сейчас я сижу и мне не очень удобно, потому что…

СТАХОВСКИЙ: Признаваться?

КУЗЬМИНА: Да.

СТАХОВСКИЙ: Для тех, кто не знает, я напомню, «Адажио» - это мультик, по-моему, 2000 года, который совершенно тоже уникальной, на мой взгляд, технологии, как и многие из ваших работ, которые сделаны из бумажных кукол, вот эта техника оригами.

БАРДИН: Оригами, да.

КУЗЬМИНА: Совершенно сумасшедшая по энергетике, лиричности и такой философии работа. Я не знаю, почему, может быть, я не смотрела титры, может быть, не досмотрела до конца, у меня не было ощущения, что это ваша работа. То есть, я знала, что кто-то же это сделал. Я, конечно, тоже рада, что я могу подышать в этой студии одним воздухом с вами.

БАРДИН: А «Гадкого утенка» смотрели?

КУЗЬМИНА: Да.

СТАХОВСКИЙ: Последнего вашего? Да, безусловно, конечно.

КУЗЬМИНА: Это, кстати говоря, в одном из интервью вы сказали, что это одна из тех работ, где мне не хотелось переснять ни единого кадра.

БАРДИН: Ну, я стремлюсь к этому, потому что, если что-то меня царапает, оно будет царапать всю оставшуюся жизнь, пока я буду смотреть на это. Поэтому я стараюсь, чтобы не царапало.

СТАХОВСКИЙ: А почему вы захотели к нему обратиться? Ну, раз уж мы заговорили о «Гадком утенке», потому что работа, на мой взгляд, проделана колоссальная и работа очень сильная. Я эту сказку, заставлял бы людей сначала читать детям, потом преподавал бы ее в школах и потом регулярно заставлял бы людей напоминать самим себе о том, что происходит, потому что это история абсолютно обо всем.

БАРДИН: Ну, я вам должен сказать в подтверждение ваших слов, когда ко мне в Армении подходили старые армяне и говорили, что это фильм про нас. Я показывал в клубе «Эльдар», подошли три старушки с такими чистыми лицами и сказали: это фильм про нас. Я говорю: почему? Мы дети расстрелянных родителей. В Марселе я показываю, и на следующий день ко мне подходит пожилая чета, и они говорят: мы ночь не спали, это фильм про нас. Я говорю: почему? Наша фамилия Голицыны, мы не по своей воле покинули ваш курятник, - сказали они мне. Что касается темы, то это в развитие как раз темы «Адажио». Потому что, ну, я понимал, что я не могу одним фильмом расправиться с той агрессией, которая существует у нас в обществе, и не только в нашем. Вообще агрессивность, она разлита в воздухе. И я понимал, что эту тему можно развивать, развивать на конкретной какой-то истории. И история «Гадкого утенка», который не похож на других, который белая ворона среди других, вот мне казалось, это самое хорошее, я воспользовался, как полуфабрикатом, извините, Гансом Христианом Андерсеном.

СТАХОВСКИЙ: Блестящая история, чтобы сделать еще одну блестящую историю. Перед тем, как мы ушли на новости, поговорили немножко о том, вы сказали, что у вас новая работа, проект, над которым вы продолжаете работать, и что к августу, дай бог, вы его закончите, может быть. И он, как и многие, чуть ли ни как большинство подавляющее, а, может быть, и все ваши работы, так или иначе, тоже связаны с музыкой, и музыка в вашей жизни играет очень большую роль.

БАРДИН: Это правда.

СТАХОВСКИЙ: Потому что мы уже вспоминали «Адажио» сегодня, где звучит вот это так называемое «Адажио» Альбинони, широко известное, хотя написано оно было Ремо Джадзотто. Или потрясающая ваша работа «Пиф-паф, ой-ой-ой!» на сценарий Юрия Сергеевича Энтина, который тоже у нас был в этой студии, или «Летучий корабль», совершенно музыкальный, конечно же, мультик, да и в «Гадком утенке», последней вашей работе, там же очень яркие музыкальные моменты. Я помню, что, когда я его смотрел, у меня была четкая ассоциация - вот этот утренний хор этих уток, гусей, куриц и всех товарищей, утренняя побудка, флаг, подъем, красота, и они поют этот гимн, у меня был четко в голове «Скотный двор» Оруэлла. Я не мог от него отделаться, понимаете, от этой дикости всего происходящего, о том, как все это коррелируется на нашу жизнь. Поэтому я хочу спросить у вас, а вы умеете играть на каких-то музыкальных инструментах, все-таки вы учились музыке?

БАРДИН: К сожалению, нет.

СТАХОВСКИЙ: А как вы к ней пришли? Может быть, у вас были любимые композиторы, наверняка есть сейчас, любимые авторы?

БАРДИН: Нет, у меня была мама, она пела очень хорошо и у нее была замечательная музыкальная память, и я от мамы узнал и арии из опер, из оперетт, увертюры, она прекрасно насвистывала, мы с ней пели на два голоса украинские песни, она меня учила этому. Но музыкального образования не получил. А сестра, у нее тоже был абсолютный слух, но на нее денег хватило обучать ее на скрипке, а на меня уже нет.

СТАХОВСКИЙ: Вы в личной, такой частной жизни, когда слушаете музыку, обращаетесь только к классическим, академическим произведениям, или есть, может быть, я не знаю, рок-музыка, или популярная, которая у вас тоже вызывает какой-то интерес?

БАРДИН: Я, например, три «Чучи», если вы видели, вот они, кажется, по «Культуре» пойдут 2-го числа, послезавтра, там в первой «Чуче» «Серенада Солнечной долины», Гленн Миллер, во второй «Чуче»…

СТАХОВСКИЙ: Такой эстрадный джаз.

БАРДИН: Да. Во второй «Чуче» Исаак Дунаевский, а в третьей это «Кармен-сюита» Щедрина. Так что я вообще люблю дарить ту музыку, которую я люблю.

СТАХОВСКИЙ: Ну, вы же понимаете, что и «Серенада солнечной долины», и я уж не говорю про «Кармен-сюиту» Щедрина, это же, в общем, совершенно классические теперь произведения.

БАРДИН: В общем, да. Но мне приятно, когда дети говорят: это музыка из мультфильма. Значит, запала.

СТАХОВСКИЙ: Запала.

КУЗЬМИНА: Пускай это будет музыка из мультфильма хотя бы.

БАРДИН: Я, например, считаю, что в «Гадком утенке» Чайковский. Если они с ним познакомятся не в Большом театре, а на экране с «Гадким утенком», и в этом качестве проникнутся этой музыкой, ну, и, слава богу.

КУЗЬМИНА: Гарри Яковлевич, чего вы в жизни уже не успеете? Есть что-то?

БАРДИН: Стать дирижером и хирургом.

КУЗЬМИНА: Вернувшись к старому вопросу. От слушателей есть вопросы о выборе цели в жизни. Вторая Теща, есть такой слушатель у нас: «Я призадумалась, понимаю, что для каждого возраста она своя, цель жизни, но с возрастом предыдущие кажутся, да и мои тоже, такими смешными. Мне, например, сейчас хочется с архивами разобраться. А какая цель сейчас у вас?»

БАРДИН: Ну, цель? Цели, я думаю, нет. Я не люблю, когда у меня нет перспективы. Когда я делаю кино, а следующее кино какое? И когда отсутствует вот эта перспектива, не по себе. А в прошлый выходной проклюнулась идея, хорошая идея, я знаю, что я буду делать следующей.

КУЗЬМИНА: Она проклюнулась сама по себе?

БАРДИН: Нет, я томился, я слушал одну музыку, не скажу какую, вот тут-то я, конечно, то, что вы спрашивали меня, подвержен ли я каким-то фобиям, пока я рассказывать не буду. Но вот эта музыка, я чувствовал, что хочу сделать на эту музыку, и когда пришла идея, уже спокойнее. Я знаю, у меня есть перспектива, значит, я буду жить.

КУЗЬМИНА: Есть что-то или кто-то, кто, вам кажется, вас направляет по жизни?

БАРДИН: Да. Это Гарри Бардин. Ну, конечно, я сам. Я сам кузнечик своего счастья.

КУЗЬМИНА: Ну, были какие-то обстоятельства, которые, может быть, не совсем шли в ногу с вашими желаниями, но вдруг так получалось, и это стало…

БАРДИН: Ну, я вам могу сказать, счастье, что я встретил в своей жизни Сергея Владимировича Образцова. Когда мы написали с Василием Ливановым пьесу для театра Образцова «Дон Жуан», то он увидел во мне режиссера, и он первый предложил мне быть режиссером-постановщиком в его театре. Что это такое? Случай? Судьба? Судьба. Но она имеет конкретное имя - это Сергей Владимирович Образцов, за что я ему, конечно, признателен по гроб жизни.

СТАХОВСКИЙ: Ну, и надо сказать, что это тот случай, я очень понимаю, о чем говорит Гарри Яковлевич, что, конечно, человек сам себя пинает, потому что, понятно, что к Сергею Образцову он тоже пришел не с улицы, что называется, все равно у человека была какая-то цель жизненная и какой-то путь, потому что за плечами уже была школа-студия Немировича-Данченко, так или иначе, профессия уже была.

БАРДИН: Да, и работа в театре пять лет, да, это все было. Но при этом я, способных людей много. А талантливый человек это тот, кто имеет характер и силу воли, и усидчивость, веру в себя, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Усидчивость, какое правильное слово.

БАРДИН: Усидчивость и веру в себя, и тогда это становится, ну, вот эта грань, когда способности перерастают в талант. Талант - это уже что-то конкретно, это конкретно сделанный какой-то, я не хочу сказать, проект, модное слово, а что-то - фильм, книга, стихи, это уже…

КУЗЬМИНА: Вы один из тех счастливчиков, людей, которые работают на любимой работе и делают любимое дело. Большинство людей, в том числе, и в нашей стране, работают на нелюбимых работах и делают нелюбимое дело.

БАРДИН: И вы тоже?

СТАХОВСКИЙ: Нет, у нас все в порядке, слава богу.

БАРДИН: Ребята, вы меня не огорчайте.

КУЗЬМИНА: С нами как раз все в порядке. Но мы знаем, что по статистике большинство людей не любят свою работу.

БАРДИН: Это несчастные люди.

КУЗЬМИНА: Вот, что вы можете им сказать?

БАРДИН: Ну, если они молоды и у них еще есть время поискать, то ли стать хирургом, то ли дирижером…

КУЗЬМИНА: Знаете, многие из них в 23 считают, что у них уже нет времени, что уже та работа, которая у них есть, это навсегда.

БАРДИН: Ну, я стал режиссером в 34 года, так что у них полно времени. Потом режиссер это такая профессия, когда нужно отдавать то накопленное тобой, поэтому она взрослая профессия.

СТАХОВСКИЙ: Это ведь очень сложно, все хотят брать, а не отдавать, в том-то и проблема.

БАРДИН: Ну, прежде чем отдавать, надо что-то накопить самому, а это длительный срок.

СТАХОВСКИЙ: Есть у меня два любимых вопроса, мне кажется, для них самое время, прямо подряд и пойдем. В какой исторической эпохе хотелось бы, ну, не то, чтобы пожить, ну, хотя бы съездить туда в отпуск на недельку, на две посмотреть?

БАРДИН: Ну, я отдыхать не умею и, честно говоря, не люблю. Я чувствую, что я что-то предаю в себе.

СТАХОВСКИЙ: Ну, хорошо, в экспедицию.

КУЗЬМИНА: Для вдохновения.

СТАХОВСКИЙ: Ну, например.

БАРДИН: Я мечтал побывать на Камчатке по своей воле, не сосланным, а по своей воле.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это географическая область. А исторический эпизод, я не знаю, барокко, древний Рим, гунны какие-нибудь, ну, именно историческая эпоха?

БАРДИН: Исторически? Ну, мне нравится очень XIX век.

СТАХОВСКИЙ: В России?

БАРДИН: В России, да. Это где-то времена, ну, после уже декабрьского восстания, после 1825 года, ну, это 30-40-е, вот это время.

СТАХОВСКИЙ: Да, понятно, хорошо. И второй пункт сразу вдогонку. С каким историческим персонажем хотелось бы поговорить?

БАРДИН: С каким историческим персонажем? Сложный вопрос. Наверное, с Андреем Дмитриевичем Сахаровым.

СТАХОВСКИЙ: А что бы вы у него спросили?

БАРДИН: У меня есть рассказ в моей книге. В общежитии театральном, где я жил, там был художник с телевидения. У него были металлические зубы. Думаю, что ему выбили их при определенных обстоятельствах. Он выпивал сильно. И когда выпивал, по нему нельзя было сказать, пьян он или нет, он был абсолютно трезвый, он выходил на улицу, это было на Земляном Валу, он собирал много народу, и все как-то шли на это. Он говорил: женщина, подойдите сюда, вы все успеете. Мальчик, иди сюда. Мужчина в шляпе, подойдите. Товарищ с портфелем, вам, вам и вам, подойдите все сюда, ближе, ближе. Он собирал человек 40, и когда они: ну, что, в чем дело? Он задавал им вопрос: как жить дальше? Тут они его начинали бить, и от этого металлические зубы. Вот как жить дальше? Наверное, я бы задал такой вопрос.

СТАХОВСКИЙ: Гарри Яковлевич, у нас есть рубрика в «Школьной анкете», которая называется «Секрет», суть которой крайне проста - человек, который приходил к нам в прошлый раз, задает вопрос нашему следующему гостю, совершенно, конечно, не имея представления, кто это будет. И вот вопрос, который сегодня достается вам.

СВИРИДОВА: Здравствуйте, это я, Алена Свиридова. Вопрос на засыпку. Когда вы выкурили свою первую сигарету, и при каких обстоятельствах?

СТАХОВСКИЙ: Ну, вот так Алена Свиридова.

КУЗЬМИНА: Да, ведь могли бы и не курить.

БАРДИН: Да, мог бы не курить и тогда бы вопрос… К сожалению, я курю, это слабость, я понимаю, но… Я выкурил, спер у папы «Беломорканал».

СТАХОВСКИЙ: Сколько вам было лет?

БАРДИН: Мне было 16. Я спер, выкурил три папиросы подряд, потолок пошел снижаться кругами, я долго лежал, приходил в себя, но это меня не остановило. И когда я потом пришел на завод, я уже курил по полной.

СТАХОВСКИЙ: А не бросали никогда?

БАРДИН: Пытался, но не получилось.

КУЗЬМИНА: А трубку когда начали курить?

БАРДИН: Когда подарили.

СТАХОВСКИЙ: Сказали: хватит уже ерундой заниматься, на.

БАРДИН: Да, и стал уже… Ну, во-первых, знакомым очень легко, они дарят теперь мне трубки. Так легко.

КУЗЬМИНА: Закрылся вопрос с подарками.

БАРДИН: Да.

КУЗЬМИНА: Понятно. У нас в прошлый раз, один из разов, была здесь Ольга Свиблова, это директор Московского Дома фотографии.

БАРДИН: Да, я знаю.

КУЗЬМИНА: И она сказала: я мечтаю, когда закончу всю свою работу, я сяду и буду заполнять погоду ежедневно, писать, сколько градусов, в какую сторону ветер.

СТАХОВСКИЙ: Хочу вести дневник погоды.

КУЗЬМИНА: Я мечтаю ежедневно это делать каждый день, ничего другого, сидеть и медитировать, вести дневник погоды.

БАРДИН: Я не ожидал от нее этого.

КУЗЬМИНА: Да, это Оля Свиблова.

СТАХОВСКИЙ: Мы тоже.

КУЗЬМИНА: Есть ли у вас какое-то дело, которое вы, каждый раз говорите: я это обязательно сделаю, когда вот, когда вот все закончу?

БАРДИН: Вы знаете, когда-то я увлекался, резал маски из дерева, и лепил, и резал маски. Я думаю, когда я завяжу с режиссурой, возьму стамеску, возьму дерево и снова, как Папа Карло буду ваять каких-то Буратин.

КУЗЬМИНА: Причем самое интересное, с Ольгой Свибловой, она точно никогда не будет заполнять, потому что она никогда не закончит работать.

СТАХОВСКИЙ: Она никогда не угомонится, конечно.

БАРДИН: Я думаю, да.

КУЗЬМИНА: Сейчас я смотрю на вас и понимаю, что…

БАРДИН: Что у меня это не случится. Но я, единственное, что горжусь тем, что мне говорили, что тебе надо написать все свои байки, истории. Я собрал в кучку все мысли и меня заставили, и я записал, и книга выходит. Так что, может быть, и ей удастся погоду.

КУЗЬМИНА: Неожиданный вопрос. Что всегда есть в вашем холодильнике?

БАРДИН: Всегда есть йогурты на утро. Ну, на случай случайного гостя есть водка, мы ей редко пользуемся. Ну, всегда это есть.

КУЗЬМИНА: Йогурты и водка.

СТАХОВСКИЙ: Хорошая комбинация, да. Как вы думаете, сегодня, ну, я понимаю, конечно, да, и знаю, что вы успеваете обращать внимание на ситуацию, которая складывается в стране и в мире, успеваете следить, конечно, за новостями, и зачастую выражаете свое мнение по этому поводу. Как вы думаете, сейчас, не говорю среди нас, а вообще, в современности нашей есть великие люди?

БАРДИН: Думаю, есть, просто их не показывают на федеральных каналах.

КУЗЬМИНА: Вас, Евгений, этот ответ удовлетворил?

СТАХОВСКИЙ: Меня, в общем, удовлетворил, да, но, конечно, интересно было бы дальше спросить, кто бы это мог быть?

БАРДИН: Ну, я не хочу вас подставлять, ребята, вам же здесь работать.

СТАХОВСКИЙ: Да, хорошо, спасибо большое. Что для вас настоящий друг?

БАРДИН: Настоящий друг, который не сочувствует тебе в горе, а который радуется твоему успеху и умеет разделить твою радость. Если он радуется больше тебя за твой успех, это настоящий друг.

СТАХОВСКИЙ: А что такое успех тогда? Для вас?

БАРДИН: Для меня успех? Ну, я испытал успех. Другое дело, что, когда была жива мама, то я, стоя и кланяясь на международных фестивалях, где я получал самые разные призы от Золотой Пальмовой ветви в Каннах…

СТАХОВСКИЙ: За «Выкрутасы».

БАРДИН: За «Выкрутасы», и массу других, у меня их больше 70 международных призов, а всегда отсылал мысленно это маме. Сейчас некому отсылать, мамы нет, но это всегда допинг на будущее. Это хорошая для тебя, для движения вперед. Тебя оценили, но нужно забыть предыдущую работу, перечеркнуть, забыть это.

СТАХОВСКИЙ: И новая ступень.

БАРДИН: И новая ступенька. Потому что, если ты будешь пользоваться вот теми старыми успехами, старыми заслугами, ты просто не сделаешь ни шагу вперед.

КУЗЬМИНА: У Жени есть еще один любимый вопрос. Звучит он так: что самое сложное в вашей работе? Но когда я пришла после «новостей» в студию, я так понимаю, что вы между собой уже за кадром начали обсуждать нехватку денег на новые проекты.

БАРДИН: Да.

КУЗЬМИНА: Это самое сложное в вашей работе?

БАРДИН: В сегодняшней стране, в сегодняшней Москве, в сегодняшней моей бытности да, самое тяжелое. Я продюсер, кроме того, что я режиссер и автор сценария своих фильмов.

СТАХОВСКИЙ: Ну, вот это же дикость какая-то. Если вам не дают денег, то кому же давать.

БАРДИН: Вам.

СТАХОВСКИЙ: Нам?

КУЗЬМИНА: Вам давать и вас просить делать мультипликацию. Вас, тех, кто работает на радио.

СТАХОВСКИЙ: Я представляю, что это будет, да.

БАРДИН: Нет, ну, действительно, это серьезный вопрос, потому что закон о меценатстве не принят, и я об этом говорил в разговоре с Путиным два года назад, мы встречались, обсуждали проблемы мультипликации, но как-то дело не сдвинулось с мертвой точки. Потому что даже, если мне удастся найти человека, который может дать деньги, у него нет никаких мотиваций законных, потому что он мне, тужась и стесняясь, из потной ручонки даст то, что он скрыл от налогов. Я не знаю, это что за деньги?

КУЗЬМИНА: Слушайте, ведь самое интересное, «Выкрутасы», «Спички», «Адажио», это все социальная реклама. Вот она сейчас идет, и то же самое идет, это государственный заказ социальной рекламы о том, как нужно помогать ближним, о том, как нужно замечать беды других, о том, как нужно заботиться о ком-то. Это ведь, в общем, все то же самое, только почему это делают другие люди, когда есть профессиональные люди, которые с помощью мультипликации могут донести все то же самое, что пытаются донести до нас…

СТАХОВСКИЙ: А потому что ценности изменились, сместились, вектор, и ценности, которые показываются, мне кажется, в «Выкрутасах» тех же самых…

БАРДИН: Ну, я, например, делаю свой фильм, он будет длиться 22 минуты, но у меня нет уверенности в том, что он будет, ну, куплен на федеральном канале или показан в кинотеатре. В кинотеатре его не выйдет.

КУЗЬМИНА: А как, в таком случае, работают ваши коллеги вместе с вами?

БАРДИН: Хорошо.

КУЗЬМИНА: Чем вы их вдохновляете?

БАРДИН: Малыми деньгами и идеей. Они понимают, что делают какое-то необычное кино. Ну, они видят уже смонтированный материал, и когда я, забыв показать материал, они набиваются как сельди в бочку. Они понимают, что они делают что-то такое особенное.

СТАХОВСКИЙ: Как хорошо, что все-таки есть люди, которые до сих пор еще периодически готовы действительно работать за великую идею. А у вас есть свой любимый мультфильм?

БАРДИН: Да, есть, это «Бэмби».

КУЗЬМИНА: Неожиданно, - подумал Евгений.

СТАХОВСКИЙ: Неожиданно, - подумал Евгений, да.

КУЗЬМИНА: Сейчас буду озвучивать мысли Евгения Стаховского.

БАРДИН: Да, но это мое детское вот такое впечатление, которое на всю жизнь.

СТАХОВСКИЙ: Диснеевский, вы имеете в виду?

БАРДИН: Диснеевское, да.

СТАХОВСКИЙ: А свой? Свою работу?

БАРДИН: Свою то, что сейчас делаю.

СТАХОВСКИЙ: Понятно, пусть люди свои оценивают. Спасибо большое, Гарри Яковлевич Бардин, художник, режиссер, мультипликатор был у нас сегодня в гостях. Очень приятно было с вами познакомиться.

БАРДИН: С вами тоже приятно.

СТАХОВСКИЙ: Удачи вам и будем ждать ваших новых работ.

КУЗЬМИНА: А, и мы помним и книжку, друзья мои.

СТАХОВСКИЙ: Да, выходит уже, да.

БАРДИН: Да, она называется «И вот наступило потом».