Рейс 11-14 Нина Чусова

БИТОВ: У нас в гостях Нина Чусова - художественный руководитель музыкального театра «Аквамарин», Юрий Катаев - режиссер и муж Нины. Вы же вместе работаете, я так понимаю?

ЧУСОВА: И вместе, и по отдельности. Но в театре вместе в основном. Всегда.

СНЕЖИНА: Мы знаем, что, когда в семье два актера, это такие специфические отношения. У вас в семье два режиссера. Это как?

ЧУСОВА: Ну, это тоже специфические отношения. Потому что, как сказать, режиссерская профессия - это прежде всего даже не творческие споры, а просто иногда это отсутствие общения друг с другом, потому что все находятся где-то в одном городе, я - в другом городе. То есть когда мы вместе встречаемся, то здесь уже не до творческих бесед.

БИТОВ: Вообще это необычная ситуация. Потому что, как правило, творческие и житейские союзы образуются наоборот: режиссер - актер. Режиссер-актриса.

ЧУСОВА: Режиссер-актриса. Здесь важная пометка.

БИТОВ: Режиссер-актриса, совершенно верно. Правильно, да. И соответственно человек находит и спутницу по жизни, и спутницу по работе. Потому что редкий режиссер не будет свою супругу занимать в спектаклях, в кинофильмах и так далее. Ну, и, наверное, в этом что-то есть, потому что действительно есть примеры удачного, действительно удачного творческого сотрудничества между режиссером и актрисой. А вот когда у вас возникает замысел нового спектакля, новой работы, вы друг с другом делитесь? И если делитесь, то для чего? Для того чтобы услышать критику или, наоборот, поддержку, подсказку?

ЧУСОВА: Подсказку.

КАТАЕВ: Я думаю, мы делимся всегда, делимся для того, чтобы услышать подсказку, конечно, я по крайней мере, чтобы какой-то взгляд интересный со стороны, который сразу даст мысль новую.

ЧУСОВА: В принципе мы не очень любим друг друга критиковать, потому что это заканчивается не очень весело. А вот скорректировать это всё можно, то есть с научной точки зрения. Скажем: а лучше сделать так-то, потому что… То есть, конечно, если бы это был другой режиссер, из другой семьи – «фу, это вообще отстой, так нельзя делать»! Но мы друг другу такое не говорим, но подразумеваем иногда. У нас же начиналось всё как… Юра был режиссер по пластике. То есть мы начинали как бы с совместных каких-то…

КАТАЕВ: С пластики.

ЧУСОВА: Да, с пластики. Совместных каких-то придумок и так далее.

СНЕЖИНА: Потом дети пошли.

ЧУСОВА: Потом пошли дети. После пластики.

БИТОВ: Вот так сцендвижением позанимались, понимаешь. Но ничего, нормально!

ЧУСОВА: Ну, бывает, бывает, да. И потом как-то мы начали разделяться, потому что нам стало тесно вдвоем вместе уже находиться. То есть он своим занимается делом, я - своим. Юра у нас специалист особо по детским спектаклям, что удивительно. Вот не скажешь с виду. Но у него очень хорошо получается, они его слушаются, дети.

БИТОВ: А вы?

ЧУСОВА: У меня не хватает столько терпения. Юр, расскажи про спектакль «Мама». Сколько там у тебя было детей?

КАТАЕВ: Так получилось, что Нина - она серьезный режиссер, а я - детский. Вот. Серьезный детский режиссер, а она - для взрослых.

ЧУСОВА: Он однажды в Новосибирске ставил спектакль «Мама», и там вот эти все козлята, мышата, медвежата и так далее - это всё детская студия. И я вот так открыла дверь, три минуты я посмотрела на этот ужас, что там творится, и быстро закрыла, и всё! Я забыла, я больше не ходила туда, только уже на премьеру.

БИТОВ: Но подождите, Нина, вы же были актрисой, неужели вы не участвовали в елках, в детских спектаклях?

ЧУСОВА: Конечно, участвовала. Зимушка-зима, Баба-яга, Снегурочка – неважно было, там в гриме дело всё. Естественно, я участвовала. Без этого же невозможно. Я очень люблю делать детские, мне как бы это всё нравится, я и делаю детские спектакли с огромным удовольствием. В свое время начинала вот это движение мюзиклов, когда поставили «Энни», и Лиза Арзамасова, которой 7 лет, она начинала как раз в этом спектакле, это мне всё нравится. Но когда их очень много и очень часто, то это уже перебор.

СНЕЖИНА: Вы более терпимые режиссеры или более терпимые родители?

ЧУСОВА: Наверное, режиссеры. Потому что со своими как-то хочется побыстрее решать все проблемы. У нас вообще форма воспитания всё время меняется. Сначала мы думали: будем как надо. Не говорить слово «нет», не говорить слово «нельзя», будем всё объяснять. Но это быстро, через год, закончилось. И возникли слова «нет» и «нельзя». И уже никто не присаживался, чтобы оказаться на уровне глаз ребенка.

СНЕЖИНА: Да, да, начитавшись хорошей литературы. Так, ну теперь у вас трое детей, и они друг другом занимаются.

ЧУСОВА: В принципе, да. Допустим, шестилетний Данилка, его Алина научила читать. «Как это, Алина умеет читать, а я?» Я говорю: «Сами разберитесь, пожалуйста». Смотрю, уже через месяц читает всё подряд.

КАТАЕВ: А Данилка научил Аню считать.

ЧУСОВА: Маленькая, да, трехлетняя уже считает.

БИТОВ: То есть дети живут своей жизнью, совершенно отдельной от родителей.

ЧУСОВА: Нет, но это хорошо. У них есть детский мир. Я понимаю, что это словосочетание «детский мир» – это у них вот это всё…

СНЕЖИНА: «Остров сокровищ»-то они видели?

ЧУСОВА: Они участвовали в его создании.

БИТОВ: Каким образом?

КАТАЕВ: Как эксперты по настроению.

СНЕЖИНА: Чего-то тут, пап, не очень…

ЧУСОВА: Они вот, им скучно, они не будут объяснять.

КАТАЕВ: Они отворачиваются там или выходят куда-нибудь. Когда интересно, сидят смотрят, и всё.

ЧУСОВА: И просто наблюдая за ними, ты делаешь выводы, что здесь что-то ненужное.

КАТАЕВ: Если ребенок начал ковыряться в носу, засыпать, крутиться, да, значит, что-то здесь не то, в этой сцене.

ЧУСОВА: Либо он что-то не понял.

КАТАЕВ: Либо артисты, может быть, плохо чего-то делают.

СНЕЖИНА: А артисты такие: «Ой, дети пришли!»

ЧУСОВА: У них же нет, у детей, вот этого, что здесь, наверное, какая-то глубокая философская мысль режиссера, мы просто чуть-чуть не понимаем, надо напрячься… Они не напрягаются.

БИТОВ: Слушайте, но вот этот театр мюзикла «Аквамарин», музыкальный театр «Аквамарин», где вы являетесь, Нина, художественным руководителем, а Юрий режиссером-постановщиком, все-таки он больше направлен на юную аудиторию, его репертуар, скажем так?

ЧУСОВА: Вот сейчас, да, мы начали с юной аудитории взращивать.

КАТАЕВ: Но это семейный проект, семейный.

ЧУСОВА: Это семейный, все равно для семейного просмотра. И в дальнейшем мы думаем уже над какими-то произведениями, чтобы и взрослые приходили. У нас в принципе на «Остров сокровищ»… как говорят, что есть дети от трех до тридцати, вот они с удовольствием, эти «дети»…

КАТАЕВ: Да, нам недавно сказали: мы ходили с детьми, правда, детям уже тридцать лет.

БИТОВ: Так вот как произошло это переключение после ваших постановок отечественной и зарубежной классики вдруг на эту тему, на эту аудиторию, скажем так?

ЧУСОВА: Вообще это было параллельно всегда. Всегда шло параллельно, просто здесь вдруг как-то возникло сочетание, то есть и продюсеры, которые заинтересовались этим проектом, и наше желание…

БИТОВ: Это ваша инициатива была?

ЧУСОВА: Не бывает только нашей инициативы. Наша инициатива - она в никуда. Если нет денег, то можно…

КАТАЕВ: Ну да, у нас всегда есть инициатива…

БИТОВ: Посидели на кухне: «А неплохо бы!» - «Да, неплохо». – «Ну ладно, пошли спать».

ЧУСОВА: Да. И мне кажется, немаловажно найти союзников именно с той части, с продюсерской, которые поймут это.

КАТАЕВ: Со стороны айсберга.

ЧУСОВА: Да. Потому что если они принимают эту идею, занимаются ею, то дальше уже всё больше и больше обрастает какими-то мыслями и так далее. И здесь вот Денис Руденко, у них уже был цирк «Аквамарин», то есть это один бренд – «Аквамарин», и мы начали придумывать цирковую театральную программу, как бы для цирка, а потом он вдруг говорит: «А что вы цирковую? Давайте сделаем отдельный музыкальный театр!» Здесь, конечно, думаю: «Вот счастье, оно привалило». Но мечты начинают сбываться.

СНЕЖИНА: Значит, мечта была, раз она сбываться начала?

ЧУСОВА: Конечно.

БИТОВ: А почему именно музыкальный?

ЧУСОВА: Ну, как-то вообще у меня переход произошел плавный в музыкальный театр. Драматический всегда у меня был…

КАТАЕВ: Потому что все-таки и мнение продюсера тоже было то, что музыкальный театр должен быть.

ЧУСОВА: Вообще как бы для семьи…

БИТОВ: А могут вообще существовать стационарные музыкальные театры? Вот Швыдкой открыл Театр мюзикла. У вас музыкальный театр тоже. Могут ли стационарные театры существовать в этом жанре? Потому что мы привыкли к тому, что примеры успешных, удачных мюзиклов - это все-таки немножечко история Бродвея, это все-таки разовая постановка, которая идет, пока зритель не уходит, потом закрывается - и всё.

ЧУСОВА: Но у нас такая же система. Он идет пока, зритель… Вот сейчас идут, залы заполняются, мы играем, играем и играем. Как только будет какая-то… Но в принципе они рассчитали, что, допустим, еще год.

КАТАЕВ: Сколько, 400 спектаклей сыграли?

ЧУСОВА: Триста. Но это реально много. То есть еще год, допустим, как промониторили всю ситуацию, еще может идти.

КАТАЕВ: Он идет каждый день, система такая.

ЧУСОВА: У нас еще есть малый зал, там несколько спектаклей играется. Там для более мелкой аудитории, для маленьких.

СНЕЖИНА: Это там, куда вы не заходите?

ЧУСОВА: Нет, нет, я люблю их. Вот когда они в зале сидят, они очень хорошие.

СНЕЖИНА: Привязанные.

ЧУСОВА: С ними репетировать сложно.

БИТОВ: Как только в буфет попадают, так всё!

СНЕЖИНА: А вот когда, Нина, вы перешли на мюзиклы, на постановки для семейной аудитории, вы перестали быть… Ведь вас очень часто называли режиссером с характером, бунтаркой.

ЧУСОВА: В принципе, так и есть. Эта часть бунта, может быть, она и есть. В принципе, я же ставлю все равно спектакли и в других театрах, такие серьезные и для более взрослой аудитории. Но вот в последнее время как-то перешла на реально музыкальные. Видимо, такой период в жизни, что, мне кажется, музыка больше сейчас отражает, чем слова. То есть через какие-то музыкальные, пластические вещи, через какую-то картинку визуально можно рассказать больше, чем бла-бла-бла. Уже это никому не интересно.

СНЕЖИНА: Я читала, что вы в детстве, когда конфликтовали с родителями, могли, допустим, разрисовать обои.

ЧУСОВА: Ну да. Теперь это делают мои дети!

СНЕЖИНА: Вот сейчас, обернувшись, вы понимаете, что стали мягче? Теперь это прерогатива ваших троих детей? Или, может быть, Юрий приложил руку к тому, чтобы вы стали более мягкой такой.

КАТАЕВ: Умягчил.

ЧУСОВА: Ну, и Юрий умягчил. Но и, мне кажется, все равно с возрастом это перерастает во что-то другое. То есть ты понимаешь, что можно решить все те же проблемы, но совершенно другими способами. Можно переждать. Но потом опять на своем настоять, так плавно ввести. Можно еще ход такой: сделать так, что как будто это тот человек, с кем ты споришь, он же это и придумал. То есть если эго не очень больное, то можно выбирать разные пути для решения проблем.

БИТОВ: В одном из интервью вы очень жестко отзывались об актерах, которые получили внезапно порцию популярности, медийности. И вы говорили, что у нас это актеров очень часто портит и что вы любите работать как раз с молодыми, еще, может быть, даже начинающими актерами, неизвестными актерами, потому что они чище, лучше, они свободнее, может быть, в какой-то степени. Но ведь природа актерская такова, что самолюбие, честолюбие, хочется славы и популярности.

ЧУСОВА: Без этого нельзя. Если этого не будет, то не будет артиста. Тут палка о двух концах. Нужно выдержать медные трубы, нужно пройти через медные трубы. Нужно как-то выдюжить эту ситуацию и при этом не сломаться. Но можно и сломаться, потом починиться. То есть все равно я считаю, что артист, он не может… Поймите, вот, допустим, я с точки зрения режиссера скажу, артист в 25 лет - это один человек, а артист в 50 лет - это вообще другой для нас человек. То есть он даже с тем вообще не связан. И часто те, которые в 25 лет становятся популярными, они как бы на этой точке замирают: я такой… А он не такой уже. И из-за этого трагедии обычно бывают какие-то. Не такой! И ты должен постоянно меняться. Для меня пример (не знаю, удачный, неудачный) - это Леонардо ди Каприо. То есть человек, который меняется. Уже он не слащавый мальчик, а уже совершенно какой-то и гад, и такой, и сякой, и отрицательный, и положительный. То есть и развивается. Но этой такой пример, просто на глазах всё это происходит, явно очень. А у нас иногда люди замирают, потому что я здесь славу получил, я, значит, должен… А вы все - идиоты, не видите и не понимаете, что я такой, вы хотите меня применить в другом качестве. Так надо применяться в этом качестве новом и искать себя. Просто вот это почему-то у нас… Я не знаю почему. То ли боятся люди как-то уйти от этой популярности. В нашей истории пример для меня - Гурченко. Вот этой стойкости актерской: через всё прорезать, прожить, пусть провалился какой-то участок жизни, даже просто концертной деятельности, не было популярности такой, но потом все равно вернуться и возродиться, да еще как! Вот это тоже огромный пример.

СНЕЖИНА: Может быть, потому что гонорары не такие высокие, как на Западе? Человек не может позволить себе где-то упасть, потому что ему есть будет нечего.

ЧУСОВА: На самом деле всегда есть много работ. Я вот не верю в это.

СНЕЖИНА: Других?

ЧУСОВА: Нет. Я не верю в это. Просто люди иногда из-за своих слабостей начинают терять… Одно может быть только - это болезнь. И когда человек болеет и не может, действительно, вот он попадает в тяжелую ситуацию. А когда есть руки, ноги, голова, ты всегда можешь придумать, что поесть и чем семью накормить. Просто я, как бы сказать, деревенский житель на самом деле. Я родилась под Воронежем, в таком местечке Отрожка. И я знаю, что это такое. Что люди выживают…

КАТАЕВ: Доила корову.

ЧУСОВА: Коров там не было, неважно. Но работа всегда есть. Даже в сложных ситуациях можно, если есть мечта…

БИТОВ: А для режиссера это важно? Медийность, популярность, слава?

ЧУСОВА: Естественно.

КАТАЕВ: Кто же тебя будет приглашать тогда, если тебя не знают?

ЧУСОВА: Да. Если тебя не будут знать, тебя не будут приглашать.

БИТОВ: И та же самая болезнь может постигнуть?

ЧУСОВА: Конечно. И здесь тоже важно пройти через вот этот момент. Вот Мейерхольд, опять великий пример. Есть эти примеры. То есть у него сложнейшая, сложнейшая судьба. С нашей точки зрения, вот если из сегодняшнего времени, то он - неудачник и несчастный человек. У него ничего не получилось. Понимаете? То есть он вообще ничего не создал, ни театра… Вообще в Тифлис сослали. Спасибо там Станиславскому, музыкальный театр взял чуть-чуть, постановочки какие-то поделал. И, в принципе, все равно выгнали и расстреляли. То есть вообще у человека всё не удалось. Но с другой стороны, какое огромное… Понимаете, здесь всё относительно. Иногда режиссер, поставив там два спектакля, может уже остаться в истории. И не обязательно все время быть успешным. Вот это выражение Мейерхольда для меня всегда: «Режиссер - это человек, у которого одно крыло в небе должно быть, другое - на земле». Здесь упал, а здесь поднялся. И по-другому не может быть. Потому что наша профессия вообще связана с опытом. Мы не знаем, как оно, получится или не получится. Здесь очень много всего.

СНЕЖИНА: И с колоссальным, как мне кажется, погружением в свое дело. Нина, Юрий, а вам никогда не бывало обидно? Вот я когда смотрю титры, фильм только начинается, там написано: режиссер, имя и фамилия, и всё. Но при этом весь этот фильм сделал этот человек, его команда, чьи имена еще более мелким шрифтом написаны. А актер, пусть даже тот самый Леонардо ди Каприо, но он вложился в этот фильм гораздо меньше, чем человек, который его создал…

БИТОВ: А он получает большую порцию славы…

СНЕЖИНА: Славы, денег, признания гораздо больше.

ЧУСОВА: На самом деле не совсем так.

КАТАЕВ: Это у всех разные уровни. Скорсезе и ди Каприо, пожалуйста, вот вам пример.

ЧУСОВА: А вы знаете, как приятно, когда такой известный, прославленный актер приходит к тебе и говорит: поставь со мной спектакль или сделай со мной фильм. То есть в этом есть уже другая слава. Это уже профессионализм, это какое-то признание на уровне – «мастер». Понимаете? Это другое. Это другой уровень.