Профитроли Андрис Лиепа
Персоны
СТАХОВСКИЙ: Андрис Лиепа сегодня в «Школьной анкете». Добрый вечер.
ЛИЕПА: Добрый вечер, дорогие радиослушатели.
СТАХОВСКИЙ: Вы не первый раз на «Маяке», есть такое подозрение.
ЛИЕПА: Не первый, и очень люблю.
СТАХОВСКИЙ: И, дай бог, не последний.
ЛИЕПА: Надеюсь.
СТАХОВСКИЙ: Ну, заполняя нашу «Школьную анкету», назову некоторые анкетные данные, с вашего позволения. Андрис Марисович Лиепа, день рождения - 6 января…
ЛИЕПА: Сочельник.
СТАХОВСКИЙ: …1962 года. Кстати, только сегодня поймал себя на мысли о том, что я почему-то никогда в жизни не представлял вас с отчеством. То есть был всегда Андрис Лиепа, и всё. А тут - Андрис Марисович.
ЛИЕПА: Вы знаете, меня всегда путают. Даже только что были на программе «В наше время», и Ангелина Вовк говорит: «Марис, Марис», - и вдруг она понимает, что я не Марис. Я говорю: «Ну, не волнуйтесь, я же Марисович».
СТАХОВСКИЙ: Так что все в порядке.
ЛИЕПА: А в Риге очень смеются, потому что там отчества нет, и их имена, они не готовы к тому, чтобы они звучали…
КУЗЬМИНА: Как отчество.
ЛИЕПА: В латышском языке есть только Марис Лиепа, Андрис Лиепа, а отчество, оно не принято. Ну, как за границей. Когда говорят: Миша Барышников, то он Миша Барышников, никто не вспоминает отчество, не потому что его не уважают, а потому что просто отчество здесь ни при чем. А когда приезжал в Ригу и говорили: Марисович, они так немножко с издевкой, потому что… Вот мой брат - Инт, ну представьте себе, у него там сын Мик, и Мик Интович - уже сломаешь язык.
СТАХОВСКИЙ: Издевательство, конечно, уже.
ЛИЕПА: Получается не так.
КУЗЬМИНА: А вот интересно, если получают российское гражданство, отчество все-таки вписывают или так и остается имя и фамилия?
ЛИЕПА: Нет, всё вписывают. Вот моя дочка, она Ксения Андрисовна.
СТАХОВСКИЙ: И все в порядке, и все понятно. Слушайте, а скажите мне, пожалуйста, что Лиепа означает, это же как-то переводится?
ЛИЕПА: Да, липа.
СТАХОВСКИЙ: Всё, вот так просто?
ЛИЕПА: Да. Причем как бы мы здесь в таком единичном экземпляре, но нас с Илзе как-то пригласили в Ригу на передачу, на которой были Лиепы и Лиепиньши, то есть это одна как бы когорта, как Ивановы и Ивановские, наверное. И там было где-то порядка 270 человек, и когда мы все встретились, очень смешно. А сейчас еще можно в Фейсбуке найти или ВКонтакте очень много, я смотрю: Лиепа, Лиепа. А по-латышски - это липа. Марис Лиепа. Лиепа - это липа.
СТАХОВСКИЙ: Хорошее дерево, вкусное, главное, зимой помогает. Какое ваше первое воспоминание детства?
КУЗЬМИНА: Вот самое-самое первое себя?
ЛИЕПА: Ну, я родился в Москве на Грауэрмана, знаменитый дом, из которого вышли очень многие артисты (с Илзе у нас разница 1 год и 11 месяцев), и я так понимаю, что практически сразу меня отправили в Ригу, жил у бабушки с дедушкой. И помню, как я стою на табуретке, дедушка дирижирует, а я беру две крышки от кастрюль и делаю вот такие удары. А дед очень любил петь, он не был профессиональным артистом, но просто был хороший голос и хороший слух, и он иногда в опере даже, в хоре, выходил, то есть не профессионально так, но иногда берут людей, которые хорошо поют, они как бы в хоре тоже там поют. Так что у нас вот такое наследственное. Отец очень хорошо сам пел, блестящий был слух, а я вот сейчас уже ставлю оперные спектакли. У Галины Павловны Вишневской поставил «Евгения Онегина», у Гергиева когда-то поставил, еще в 1995 году, «Сказание о невидимом граде Китеже», а сейчас поставил в театре Сац «Золотого петушка» вместе с Георгием Георгиевичем Исаакяном. Замечательный спектакль для детей. Вот буквально в прошлые выходные собрались два полных зала, мы поставили оперу-балет, которую когда-то ставил Дягилев в свои репертуары, когда выезжал в Париж. Это был 1914 год. Мы восстановили декорации и костюмы Натальи Гончаровой. Представьте себе, опера идет в том же виде, как она шла практически 100 лет назад, вот в 2014 году будет столетие. Премьера была в театре «Гранд-опера». И мы летом уже с театром Натальи Ильиничны Сац ездили в Париж и показали эту оперу в театре «Шанзелизе», это тот театр, в котором играл когда-то Дягилев с премьерой «Весны священной». И мы на столетии этого театра показали в финале сезона как раз нашего «Золотого петушка».
КУЗЬМИНА: Но это же не первые восстановительные работы ваши?
ЛИЕПА: Ну, я уже как бы 20 лет работаю, у меня 12 восстановленных спектаклей в проекте, который так и называется «Русские сезоны двадцать первого века». Работаю с несколькими труппами, одна, самая такая наполненная этими балетами, - это Кремлевский балет, Андрей Борисович Петров художественный руководитель, и там восстановлено 11 спектаклей. Вот один только сделан с театром Натальи Ильиничны Сац, но там тоже идет «Петрушка» и «Жар-птица», и мы сейчас собираемся там еще сделать «Половецкие пляски», «Шопениану» и «Шехерезаду», тоже для детей, чтобы дети ходили в театр. Вы представить себе не можете, вот полный зал детей, два часа идет постановка, причем, вы знаете, получается так, что иногда ребенка трудно вытащить на оперу, потому что ты понимаешь: не понравится, начнет скучать…
СТАХОВСКИЙ: Нет, ну и оперы бывают разные. Какой «Град Китеж» ребенку? Мне кажется, взрослый-то еле выдержит.
ЛИЕПА: Ну, наверное, да, согласен, это одна из самых неоперных опер, это даже такое какое-то эпическое произведение, с молитвами. А тут дети, получается, слушают оперу с музыкой Римского-Корсакова, а балет все время танцует. И такие яркие декорации, фантастические, Гончаровой, это начало прошлого века, очень хороший художник Слава Окунев восстановил полностью этот спектакль. Он практически весь остался, в наших музеях, в Третьяковской галерее и в запасниках есть эти эскизы костюмов, декораций, и всё восстановили так, как было. Очень красиво. Новая постановка, но спектакль абсолютно имеет лицо, как бы рамку вот того спектакля, который был 100 лет назад. И воспринимается просто на ура. И я просто вижу детей с родителями, когда родители говорят: спасибо вам, мой ребенок первый раз два с половиной часа не двигался, он сидел и смотрел! Причем очень хорошо, потому что пантомима и опера добавляют друг другу… Очень простой прием. Так как я ставлю и оперы, я так понимаю, что есть балетные куски и в «Евгении Онегине»…
СТАХОВСКИЙ: В «Золотом петушке», понятно, есть танцы.
ЛИЕПА: Ну да. Например, есть там целый акт половецких плясок в «Князе Игоре», в «Иване Сусанине»… Да, но это только маленький кусочек, а остальное - опера. А тут мы пошли вот по тому пути, по которому когда-то шел Дягилев, Фокин, они придумали такую историю: балет все время танцует, а опера все время поет.
КУЗЬМИНА: Слушайте, но это отличная история, потому что отбить желание когда-либо пойти на оперу у ребенка можно за один раз.
ЛИЕПА: Знаете, вот мальчик один маленький стоял, мама подошла и говорит: вы знаете, я даже не ожидала, он мне сказал, что он теперь будет ходить на оперу. То есть вот таким просто каким-то ярким ощущением…
КУЗЬМИНА: А представляете, мама девочки, когда он придет в гости и скажет: вы знаете, я так люблю оперу, - упадет мама, понимаешь… Если вернуться в детство, остались какие-то вещи, может быть, из рижского детства, может быть, из московского детства, конкретные вещи? Почему-то мне кажется, в вашей семье наверняка есть какие-то артефакты, какие-то, может быть, реликвии семейные, передаваемые из поколения в поколение.
ЛИЕПА: Вот у меня есть такое кольцо серебряное, это - принадлежность к латышам. Очень интересное, переливающееся. Ну, если помните латышский флаг, Латышской республики, тоже была волна такая, у латышей вот так перевиваются три таких красивых жгута. Если ты латыш, то у тебя должно быть, это мне от деда досталось. То есть потом это передали, по-моему, папе, и вот сейчас это мое.
СТАХОВСКИЙ: И потом пойдет дальше, разумеется?
ЛИЕПА: Ну, если получится.
СТАХОВСКИЙ: Да, это хорошая вещь.
КУЗЬМИНА: Семейные традиции какие были в семье, о которых помните?
ЛИЕПА: Новый год.
СТАХОВСКИЙ: А что такое Новый год, что на Новый год происходило?
ЛИЕПА: На Новый год папа, народный артист тогда еще не СССР, а народный артист РСФСР, шел в Большой театр, а до этого говорил нам…
СТАХОВСКИЙ: Танцевать?
ЛИЕПА: Сейчас говорю. Он уходит «на шефский концерт», это канун Нового года. – «Папа, ну как же? Мы ждем Деда Мороза…» Он шел в Большой театр, полностью делал грим, клеил бороду, нос, одевался в Деда Мороза, брал мешок с подарками и приходил к нам, и встреча Деда Мороза шла - то есть отца не было, он был как бы на шефском концерте, а мы встречались с Дедом Морозом. Мы пели, танцевали, обязательно была елка, обязательно свечи. И тогда не было видео, есть пара фоток, и были записи, у нас был такой магнитофон «Грюндиг», и вот мы на этот магнитофон «Грюндиг» записывали, как мы поем песенки, и потом, когда папа возвращался, мы ему говорили: «Папа, был Дед Мороз! Послушай, как мы пели». Вот такие традиции, и я их продолжаю. Мы уже на протяжении 12 лет в Гостином дворе проводим такие новогодние праздники для детей.
КУЗЬМИНА: Вы с таким размахом их продолжаете, знаете ли.
ЛИЕПА: Ну, знаете, я же режиссер, и все-таки у нас такая как бы семейная традиция делать другим праздники. Я думаю, что вот отец вместо того, чтобы просто посидеть с нами, попраздновать, он шел и для нас делал это представление. Точно так же и я со 2-го по 7-е каждый год, у нас уже седьмой год будут «Смешарики», это будет такой…
КУЗЬМИНА: Ведь это ежегодная история, то есть это как серия за серией. Если ребенок ходит на эти представления, то появляются новые герои, я так понимаю, каждый год обновляются.
ЛИЕПА: Да, следующий год - год Лошади, у нас есть новый персонаж, девочка, которую будут звать Игогоша.
СТАХОВСКИЙ: Господи.
ЛИЕПА: Очень красивая. Тоже она как Смешарик, она будет в таком обличии. Работаю я с очень хорошими артистами, это цирк на Цветном бульваре Юрия Никулина, артисты театра Сац и шоу «Фаворит» балетное, очень хорошее, с которым мы работаем.
СТАХОВСКИЙ: К нам приходит очень много людей, которые помимо, скажем, своих основных профессий и своих основных заслуг, кроме всего прочего, являются, например, еще и детьми знаменитых родителей. И когда приходят именно вот такие люди, к ним всегда есть дополнительный вопрос. Совершенно понятно, когда сын артиста становится вроде как артистом. Но наверняка в детстве, я понимаю, что в балет-то все равно привел же папа?..
ЛИЕПА: Нет. Вот как сейчас у нас получилось с Ксенией…
СТАХОВСКИЙ: То есть самому захотелось?
ЛИЕПА: У нас было перед глазами вот это удивительное, конечно, явление - Большой театр. Мама - драматическая актриса, она в Театре Пушкина. То есть это тоже у нас как-то так, мы на два фронта…
СТАХОВСКИЙ: То есть мальчику надо было тогда уж разорваться, за кем идти по пятам?
ЛИЕПА: Ну, вроде бы я сразу понимал, что хочу в школу, и я пошел первый, а Илзе попозже, через год. Получилось так, что я на один год еще остался, а она как бы пошла на один год раньше, чтобы вместе нас возить в школу, и мы попали в один класс. Но вот это ощущение, что никто нас никогда не насиловал, не заставлял, и папа был абсолютно трезвым человеком, понимая, что, может, получится, а может, нет. Это такая профессия, в которой нельзя по-другому. Я сейчас смотрю на династии цирковые и понимаю, что дети настолько впитывают вот этот запах манежа и всё, что происходит в жизни родителей, что они не видят жизни…
СТАХОВСКИЙ: Ну нет другого мира.
ЛИЕПА: Ну, Запашные, посмотрите, вот ребята, это следующее поколение, которое не мыслит себя без цирка. Мы, наверное, то же самое с Илзе, как другое поколение, которое не мыслит себя без балета. Вот Катя не захотела, чтобы Ксюша была балериной, а я думаю, что, может быть… вот сейчас я уже во второй ипостаси своей режиссер, а у Ксюшки есть этот дар, она умеет слушать, умеет видеть, и какие-то вещи она просто мне подсказывает. Я иногда ей прочитывал даже сценарии «Смешариков», она говорила: слушай, а Нюша, она должна вот здесь хрюкнуть, ты же понимаешь, она же Нюша? Я говорю: ой, действительно, давайте запишем. Я звоню нашим звукорежиссерам и говорю: действительно, ребенок говорит, а почему Нюша ни разу не хрюкнула? Давайте сделаем. Очень интересно она мне как-то подсказала с Жасмин, мы делали свое первое шоу. Я все думал, как мне выйти…
КУЗЬМИНА: Вы имеете в виду певицу Жасмин?
ЛИЕПА: Певицу Жасмин, да. Ксюша смотрела клип, посмотрела-посмотрела, я говорю: вот как раз собираюсь делать концерт. Она говорит: папа, а это кто? Я говорю: это Жасмин. Она ко мне поворачивается и говорит: а где ее Алладин?
СТАХОВСКИЙ: Разумеется, да.
ЛИЕПА: Слушайте, вот ребенок просто задает вопрос…
КУЗЬМИНА: Ведь этого взгляда у папы даже не было.
ЛИЕПА: Ну, то есть мне что-то хотелось придумать, но я как-то не мог уловить вот эту… и через детское восприятие я понимаю, что нужен ковер-самолет, нужна лампа Алладина. Второе отделение у нас начиналось так, что выезжала лампа Алладина, значит, у нас очень красивый мальчик из цирка исполнял роль Алладина, потом он брал ковер-самолет, и целый как бы блок был такой, как раз через Жасмин… Потому что обычно она была просто Жасмин, но никогда не играли вот в эту историю Жасмин-Алладин. Ну вот, а ребенок просто…
СТАХОВСКИЙ: А у нее другой взгляд.
ЛИЕПА: Она меня просто спросила: папа, а где ее Алладин? А я понимаю, что через вот эту восточную историю можно как-то очень интересно и красиво подать весь концерт.
СТАХОВСКИЙ: Ну ладно, но тем не менее, за танцами, которые отнимали, начиная с ранних лет, достаточно серьезный кусок практически каждого дня, неужели не было какой-то профессии, которой хотелось заняться? Стану-ка я физиком…
ЛИЕПА: Нет, нет, лепить, я люблю лепить, скульптором мечтал, я вообще в детстве собирался стать скульптором.
СТАХОВСКИЙ: Вот, все-таки.
ЛИЕПА: Да.
СТАХОВСКИЙ: Сейчас остается эта страсть как хобби, как что-то профессиональное?..
ЛИЕПА: Как хобби. Вот я в Америке, когда работал у Барышникова, подвернул ногу, и у меня сломалась пятая плюсневая косточка. У меня было 2,5 месяца на то, чтобы заживить это. Зажило всё, слава богу, нормально, но эти 2,5 месяца… Я сразу же после того, как мне поставили этот диагноз, на такси от врача поехал в салон, где продавали пластилин скульпторский, взял этот пластилин, и в течение 2,5 месяца сидел просто работал.
СТАХОВСКИЙ: А что это чаще всего, что это? Это люди, цветы, животные, что за образы?
ЛИЕПА: Всё, всё, всё. Знаете, как художник, он садится, он иногда как бы даже не понимает, что он будет рисовать… то есть у одного есть конкретные идеи - вот ему нравится пейзаж, а кто-то садится, смотрит на полотно и начинает как бы от этого полотна…
СТАХОВСКИЙ: Начинаешь поворачивать, а там куда повернет.
ЛИЕПА: Да. Ну, у меня есть несколько таких вещей… В детстве очень мне нравился латвийский герой Лачплесис, и я думал, что я должен его слепить. Я слепил этого Лачплесиса. Папа тоже хорошо лепил, у него тоже такой дар был, и мы как-то так с ним… Я ему делал такие подарки: после каждого спектакля я лепил персонажа, которого он танцевал. Там был Красс в «Спартаке», герой из «Жизели» был, я помню, очень нравился его костюм Фархада в «Легенде о любви» - такая корона с двумя перьями, я это всё ему как бы исполнял. Ну, рисовал немножко тоже.
КУЗЬМИНА: Есть какая-то музыка, которая с детством ассоциируется плотно? Вот она начинает звучать, и совершенно точно воспоминания из детства приходят?
ЛИЕПА: Наверное, «Спартак», потому что мы на нем бывали. Когда звучат первые ноты «Спартака», у меня просто… я вжимаюсь в кресло, я вспоминаю, как открывается занавес, появляется…
СТАХОВСКИЙ: Имеется в виду балет Хачатуряна?
ЛИЕПА: Да, да, да, балет Хачатуряна «Спартак», постановка Григоровича. И когда мой папа стоял на этой колеснице и делал вот этот жест, и легионеры шли прямо на меня, я в первом ряду сидел и вжимался в кресло. С одной стороны, я понимал, что это мой папа, а с другой стороны, это был удивительный Красс. Лучший в мире и пока непревзойденный.
СТАХОВСКИЙ: Вы сказали в самом начале, что в недавней встрече с Ангелиной Вовк она все время вас называла Марисом, и я только что поймал себя на мысли, что чуть не сделал ровно то же самое.
ЛИЕПА: Ничего страшного.
СТАХОВСКИЙ: У вас была любимая книга в детстве?
ЛИЕПА: Ну, детство какое?
СТАХОВСКИЙ: Любое. Книга, которая произвела на вас неизгладимое впечатление.
ЛИЕПА: Совсем в детстве мне очень нравился «Волшебник Изумрудного города». Я перечитал все-все-все…
СТАХОВСКИЙ: Все шесть книг, да?
ЛИЕПА: Да, «Подземные короли» и всё – это в детстве. А потом мне очень Хейли нравился, и «Аэропорт», и «Отель», и я как-то перешел на фантастику… Франсуаза Саган…
СТАХОВСКИЙ: А сегодня сохраняется вот эта любовь к фантастической, может быть?.. Хотя Саган-то это уже мелодраматизм.
ЛИЕПА: Ну, сейчас я очень много читаю дополнительной литературы по своим проектам.
СТАХОВСКИЙ: То есть на художественную не остается практически времени?
ЛИЕПА: Ну, знаете, сейчас я очень много еще читаю духовной литературы. Когда работали в Японии, я там играл Есенина в драматическом спектакле…
СТАХОВСКИЙ: Неожиданно.
ЛИЕПА: Да, но так получилось. Очень красивый проект.
СТАХОВСКИЙ: Подождите, а как так получилось?
ЛИЕПА: Ну, это тот проект, который когда-то исполнял с Ванессой Редгрейв Меньшиков Олег, мне предлагали тоже, но я тогда не смог, я работал, много было спектаклей, и Олег поехал в Лондон играть. А через два года этот же проект возник в Японии, а Олег уже начал сниматься в «Сибирском цирюльнике», и мне сделали повторное предложение, вот так в жизни бывает. У меня была травма ноги, и я подумал, что все равно танцевать не могу сейчас, почему бы не поехать в Японию. И я там сыграл 58 спектаклей, это очень интересный американский режиссер Роберт Аллан Акерман, он ставил для Аль Пачино, для Ричарда Гира. И он и кинорежиссер, и режиссер театральный. И вот поставил этот спектакль об одном дне жизни самого Есенина и Айседоры Дункан. Я играл этот спектакль. И я там ходил в наш православный храм Николая Чудотворца, Николая-до, меня потом отвезли на могилу, где похоронен Николай Японский (Николай Касаткин), это наш просветитель, практически благодаря его деятельности миссионерской православие пришло еще и на берега Японии, на все эти острова. Когда его не стало, уже было открыто где-то 25 или 26 приходов. Он перевел на японский язык и все богослужебные книги, включая Евангелие, Новый и Старый Заветы, всё это благодаря ему. Я сейчас купил полное собрание сочинений, был какой-то юбилей, и я читаю эти совершенно фантастические его записи… Представьте себе, во время русско-японской войны он был очень уважаемым человеком в Японии. Его принимал и император. И, представляете, - его отстранили от служения, естественно, когда началась первая русско-японская война, - ему пришлось молиться за Россию, которая вела войну против Японии, но он молился о победе России - и молился также за своих японских прихожан.
СТАХОВСКИЙ: Чтобы с ними ничего не случилось?
ЛИЕПА: Чтобы с ними ничего не случилось. Было очень много военнопленных, он ходил по госпиталям, помогал им духовно, и причащал, и исповедовал. Просто таких людей… А представьте себе, вот сейчас до Японии можно долететь часов за тринадцать, по-моему, четырнадцать…
СТАХОВСКИЙ: Да, где-то так.
ЛИЕПА: А он тратил где-то два с половиной или три месяца, чтобы добраться из Японии. Он несколько раз ездил из Санкт-Петербурга в Японию.
СТАХОВСКИЙ: В общем, хороший был человек.
ЛИЕПА: Ну да, я просто говорю к тому, что мне интересны такие личности.
СТАХОВСКИЙ: Сейчас - такие вещи, то есть исторически обоснованные?
ЛИЕПА: Знаете, я прикоснулся к человеку, который посвятил всю свою жизнь другой стране, уехал из России, будучи православным священником, уехал в Японию. Как это у человека бывает? Я просто работал в разных странах, я приезжаю в Японию или в Китай, или работал много в Америке, и я просто понимаю, что ты как бы погружаешься вот в эту атмосферу и становишься частью жизни этого общества. Вот я в Италии пять лет ставил спектакли, в Риме, и Рим стал частью моей жизни. Ну, вот так получается, что ты с работой переходишь на другую почву, и вся жизнь становится другой, и люди тебя начинают воспринимать как своего.
КУЗЬМИНА: По поводу городов и весей. Сложно вычленить какое-то самое близкое, я не знаю, сердцу, душе место, в котором вы побывали? И второй вопрос совсем из другой области. Чем вы займетесь, когда надоест, или не надоест, хорошо, а когда уйдете на пенсию? Есть какие-то фантазии?
ЛИЕПА: Ну, место люблю - Москву. Самое любимое место - это Воробьевы горы, бывшие Ленинские, мы всегда с отцом выезжали туда, он любил бегать, каждый вечер вывозил нас туда. Там был такой длинный эскалатор, помните, который к станции метро туда вниз уходил. И вот там поверху до трамплина, от трамплина и обратно мы несколько раз пробегали, а потом вниз съезжали и делали релеве - раскачивали как бы свои икры, это один из самых длинных эскалаторов был, и вот надо было там раз двести сделать такие отжимания на полупальцах, чтобы сильные ноги были. Это вот по поводу Москвы. Ригу очень люблю. Очень люблю Нью-Йорк…
СТАХОВСКИЙ: А в Нью-Йорке - что?
ЛИЕПА: Очень люблю Линкольн-центр, это место, которое когда-то увидел в фильме.
СТАХОВСКИЙ: В кино. А потом подумали: я должен увидеть это своими глазами.
ЛИЕПА: Нет, такого не было, но просто я увидел фильм «TurningPoint» с Михаилом Барышниковым. Я еще учился в школе, папа меня взял в американское посольство, и там показали Михаила Барышникова, он главный герой в этом фильме, он исполняет роль русского танцовщика, который остался за границей, и фантастические какие-то танцы… Все ушли на ужин, а я попросился, говорю: папа, можно мне? Так как это было не видео, это было кино, кинопроектор, значит, механик мне еще три раза прокрутил вот те кусочки, которые были связаны с его потрясающим «Дон-Кихотом», «Корсаром», «Жизелью». Я его никогда не видел танцующим живьем, потому что он жил в Ленинграде, и так получилось, что не удалось. Но я у него проработал два года в его труппе, очень много со мной работал. Он очень редко делал какие-то комплименты, и он со мной приготовил «Шопениану», постановку Михаила Фокина, и после спектакля он подошел и сказал, что вот теперь я действительно вами очень доволен. А я уже станцевал «Лебединое», «Ромео и Джульетту», и никогда не было такого, чтобы он подошел и сказал, что вот теперь я вами доволен. А это было где-то через полтора года нашей совместной работы.
Он был артистическим директором American Ballet Theatre (АВТ), он поставил «Лебединое озеро», я танцевал принца в этой премьерной постановке и проехал практически по всей Америке. Там такой есть тур, назывался он «Мидуэст тур», то есть ты едешь по всему Среднему Западу. Так что я Америку знаю - не только Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, а я знаю Миннеаполис, я знаю очень маленькие городочки, но в которых есть хорошие театры, и люди очень любят и ходят на балет.
СТАХОВСКИЙ: То есть это было такое культурологическое путешествие?
ЛИЕПА: Ну, не знаю, как бы вот Америка… Я приезжаю, сейчас уже третий год езжу на международный конкурс, уже я как председатель жюри в этом году в Нью-Йорке был, Валентина Козлова делает свой конкурс и попросила меня быть председателем жюри, и я с удовольствием езжу. И гостиница прямо напротив Линкольн-центра. Во-первых, я вспоминаю тот фильм, который я видел; потом я танцевал в «Метрополитене», танцевал с Ниной Ананиашвили в театре у Баланчина, мы были первые советские артисты, которые получили разрешение на работу в «Нью-Йорк Сити балет» - это труппа, в которой ставил Баланчин.
КУЗЬМИНА: Ударял крышками кастрюль – опера, балет, увидел в кино центр - живет напротив центра.
СТАХОВСКИЙ: Вы боитесь летать на самолетах?
ЛИЕПА: Я очень люблю. Я вот с детства, практически как я родился, меня сразу посадили в самолет и отправили. Первые были, знаете, Ил-18.
СТАХОВСКИЙ: С винтами.
ЛИЕПА: Да, винтовые, с четырьмя винтами, аэропорт Румбула в Риге, в Москве это было Внуково. Люблю самолеты. Мне говорят там - 13 часов лететь, и мне есть чем заниматься, я беру либо фильм, который некогда было посмотреть, либо книгу, либо что-то такое интересное читаю, так что самолет для меня нормальное…
КУЗЬМИНА: А вот эти «сбычи мечт» - это судьба, это удача или это большой труд?
ЛИЕПА: Ну, в нашей профессии вообще ничего достичь невозможно без фанатического…
СТАХОВСКИЙ: Без вот этих 200 релеве ежедневных.
ЛИЕПА: Да. Но даже если в день ты делаешь четыре раза вот так по двести, то, значит, ты будешь еще лучше, чем остальные. Отец всегда мне говорил: Андрис, делай всё по максимуму. Это его была жизненная позиция, в которой он себя как бы никогда не упрекал. Он говорил: в чем угодно можно меня упрекнуть, но только не в отношении к моей профессии, я всегда всё делал по максимуму. Вот папа делал где-то на 100-120 процентов. Я, для того чтобы хоть как-то приблизиться к тому эталону, который у нас…
СТАХОВСКИЙ: А хотелось догонять-то отца, конечно?
ЛИЕПА: Мне просто надо было доказывать, что на нас природа не отдыхает. И мне, и Илзе было очень сложно, особенно на первых порах, потому что все всегда говорили: ну, папа, конечно, гений, но дети так вот, ну…
КУЗЬМИНА: Всякое бывает.
СТАХОВСКИЙ: Тоже ничего.
ЛИЕПА: Нет, но как бы это не папа. А потом - вот, кстати, это удивительная вещь, - я когда вернулся из Америки (до этого я был «сын Мариса Лиепы» все время), когда я вернулся из Соединенных Штатов после работы у Барышникова в АВТ, все говорили: Андрис Лиепа идет, Андрис Лиепа…
СТАХОВСКИЙ: Изменилось отношение, то есть доказал все-таки.
КУЗЬМИНА: К вопросу о том, чем займетесь, когда появится много свободного времени?
ЛИЕПА: А я всё мечтаю…
КУЗЬМИНА: Вот, расскажите.
ЛИЕПА: Знаете, купил дом в Дивеево, это такая удивительная моя мечта…
КУЗЬМИНА: Чуть дальше Мурома.
ЛИЕПА: Да, за Муромом, рядом с Арзамасом. И даже я вот сотрудничаю с Росатомом, и даже ездил в Арзамас-16, это Саров, закрытый город, я делал вечер, посвященный отцу. Ну, это как бы святое место, все знают, что там Серафим Саровский подвизался, и там есть его пустынька, и там есть потрясающий музей – музей ядерной энергетики, и там даже есть ядерные бомбы, которые я впервые увидел вот там, как они выглядят.
СТАХОВСКИЙ: Страшно?
ЛИЕПА: Ну, во всяком случае, я когда-то читал книжку «Тени на мосту Айои», это такая была книга про бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, и, честно говоря, для меня вот с того момента это - две тени, которые остались на доме. Дом этот не разрушен до сих пор, и просто детское впечатление, что это вот такое страшное... Я видел там фотографию этой маленькой бомбы, «Малыш», которую несли американские военные на своем самолете. Самолет назвали, до сих пор помню, «Энола Гей», это мама этого летчика. Ну и просто сейчас, когда думаешь, что погибло такое количество людей, до сих пор несколько поколений страдают от этого, конечно, лучше к этому всему не прикасаться.
КУЗЬМИНА: Так вот, домик в Дивеево…
ЛИЕПА: Люблю, люблю этот домик, мечтал об этом домике 10 лет. Вот сейчас построен, рядом с монастырем, и вот последний раз уже Пасху встречал там.
КУЗЬМИНА: Надо сказать, что Дивеево очень изменилось, то есть это совершенно другое место, не заброшенное, это вся инфраструктура простроена, все восстановлено практически, по крайней мере то, что мы видим. Я уж не знаю, кому сказать спасибо…
ЛИЕПА: Я приехал туда первый раз 16 лет назад, и, конечно, это разительные изменения, и я думаю, что всё в лучшую сторону. Немножко ушло такое ощущение первозданности, зато восстановлена Канавка, зато восстановлены…
КУЗЬМИНА: Ходите по Канавке?
ЛИЕПА: Конечно, обязательно.
КУЗЬМИНА: Просите, читаете?
ЛИЕПА: А вот вы спрашиваете, откуда мечты. Хожу, читаю 150 раз «Богородица дева, радуйся», и все мечты сбываются.
КУЗЬМИНА: То есть осесть в домике в Дивеево и наслаждаться…
ЛИЕПА: С печкой, там всё как полагается.
СТАХОВСКИЙ: С пирогами, с блинами.
ЛИЕПА: Нет, там есть балетный зал на втором этаже, с линолеумом.
СТАХОВСКИЙ: А, то есть можно так немножко поруководить…
ЛИЕПА: Не немножко, надо заниматься каждый день. Я каждый день занимаюсь классом все равно.
СТАХОВСКИЙ: Ох, ничего себе! У нас в программе есть рубрика, она называется «Секрет», и суть ее очень простая. Человек, наш гость, который был у нас в прошлой программе, в данном случае неделю назад, задает вопрос нашему следующему гостю, конечно, не имея представления, кто это будет. Мне кажется, сейчас самое время для такого вопроса.
ЗАХАРОВА: Здравствуйте, я Александра Захарова, актриса театра «Ленком». У меня такой вопрос. Я считаю, что репертуарные драматические театры - это великое благо и великое изобретение нашего государства, и я бы сказала, что это наше национальное достояние, как литература, как живопись. Я хотела бы спросить, как вы относитесь к русскому репертуарному драматическому театру? Спасибо.
СТАХОВСКИЙ: Ну, вот так непросто.
КУЗЬМИНА: Большое спасибо Александре Захаровой. Очень точно, что здесь сегодня именно вы, Андрис, потому что я себе сейчас представила какого-нибудь рэпера на вашем месте, а здесь бывают очень разные люди… Такой вопрос очень правильно, что попал вам.
ЛИЕПА: Во-первых, мы очень хорошо знакомы. Так получилось даже, какую-то часть жизни я прожил рядом - квартира в квартиру - с Захаровыми, потом моей супруги родители очень дружили... А с тем, что касается театра, связан напрямую, потому что моя мама драматическая актриса, которая прослужила всю свою жизнь в Театре Пушкина, поэтому о театре знаю не понаслышке. Я согласен абсолютно с тем, что репертуарный театр… я бы еще перенес дальше - у нас есть репертуарный театр и кроме драматического, такой же репертуарный театр и в балете, и в опере, что практически не может позволить себе ни одна страна в мире.
Когда я работал, например, в балете у Барышникова, там я станцевал 58 спектаклей «Лебединого озера», они шли подряд. Это не репертуар, это вот есть блоки, и по блокам всё идет. А репертуар - это ты можешь посмотреть в течение одного месяца спектакли «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Жизель», оперы «Евгений Онегин», «Аида», «Кармен». Просто выгодней и правильней на Западе ставить одни декорации, брать один блок артистов и с ними работать неделю, десять дней - там минимально пять, максимально десять, а может быть, бывает там и больше. Но то, что у нас это есть, я очень поддерживаю Александру в том, что это действительно достижение сначала советского театра, а теперь уже нашего русского, что у нас есть репертуарный театр, тот настоящий, в котором каждый день могут меняться названия. Это просто физически сделать на Западе невозможно. То есть, если там идет «Сирано де Бержерак», он идет, в «Гранд-опера» идет «Баядерка», она идет там 15 раз; потом меняются декорации, ставится другой спектакль, или опера или балет, и тоже идет 15 раз. А вот то, что мы говорим о репертуаре, это в течение одного месяца зритель может ходить на разные спектакли, исполнители могут исполнять разные спектакли. Вот я танцевал, например, в «Иване Грозном» Курбского, потом я танцевал в «Лебедином озере», потом я танцевал в «Щелкунчике» в одном месяце, а потом танцевал в «Золотом веке». Разные совершенно композиторы, хореографы, разные постановки, и это потрясающе. И зритель точно так же имеет большую возможность придти в течение месяца три-четыре раза не на одно и то же, а посмотреть разные спектакли.
СТАХОВСКИЙ: А если продолжить этот список? Александра Захарова в своем вопросе упомянула как русское национальное достояние литературу, определенные ее пласты, живопись и театр драматический репертуарный. Вы бы этот список дополнили чем?
ЛИЕПА: Я думаю, что все давно уже считают, что балет возник в России, хотя это не так. Для того чтобы понимать историю: балет возник в Италии, потом он перекочевал, как вспомогательное действо в опере….
СТАХОВСКИЙ: В оперном спектакле, да, а потом стал самостоятельным.
ЛИЕПА: …во Францию, а из Франции уже в Россию. Вот сейчас в мире считают, что родоначальники балета - это русские, что русская школа, она самая сильная, самая мощная и самая как бы старая. Но мы, конечно, итальянцам проигрываем просто вот в этом временном как бы качестве, но давно обошли их по качеству балета уже намного.
СТАХОВСКИЙ: Значит, балет, а еще что-то?
ЛИЕПА: Опера, безусловно.
СТАХОВСКИЙ: С которой история у нас еще дальше…
ЛИЕПА: Меня как-то так один раз оскорбил один итальянский критик, сказал, что, слушайте, опера это же серьезное искусство, а балет несерьезное. Он как-то меня так расстроил. Но когда я начал заниматься оперой, я понял, что доля правды в этом есть, и та мощь композиторских открытий и откровений, которая есть в опере, в балете, к сожалению, останавливается на Прокофьеве и Шостаковиче, и мы сейчас погибаем из-за того, что никто не пишет музыку для балета.
СТАХОВСКИЙ: Балеты практически уже не пишут, хотя оперы, слава богу, продолжают.
КУЗЬМИНА: Андрис, ваша профессия, как мне кажется, предполагает все-таки некоторую жесткость, ну, или приобретение этих качеств с годами - через боль, через терпение, через преодоление себя. Как вам удалось сохранить себя таким чувствительным к чужим бедам, таким трогательным человеком? Вот вы начинаете о чем-то говорить, и у вас наворачиваются слезы, это видно, это слышно, и вы как-то очень всё это переживаете. Как вам удалось?
СТАХОВСКИЙ: Я вам, друзья, больше скажу: это был комплимент, это был не вопрос, это был комплимент.
ЛИЕПА: Ну, папа у нас… Это всё папа.
КУЗЬМИНА: Это папины черты?
СТАХОВСКИЙ: Андрис Лиепа был у нас в гостях, спасибо вам большое, удачи.
ЛИЕПА: Целую крепко, ваш Лиепка. Пока!