Доброе утро, профсоюзы! О кино

КОВАЛЕВСКИЙ: Здравствуйте, Павел Деревянко.

ШОРОХ: Здравствуйте, Павел, мы рады вас видеть очень.

ТИМОФЕЕВ: Мы, правда, рады вас видеть.

ДЕРЕВЯНКО: Привет.

ТИМОФЕЕВ: Вы очень мне импонируете, мне нравится, как вы играете.

ШОРОХ: Вообще-то мне тоже. Тебе как? Дед, ну ты сидишь, как будто ты только что пришел.

ТИМОФЕЕВ: Нет, ну давай, ты войди в оппозицию, скажи: отвратительный актер.

КОВАЛЕВСКИЙ: Отстой полный.

ШОРОХ: Отлично, ну, слава богу, значит, все сохранено.

ДЕРЕВЯНКО: Все мнения собрались.

ШОРОХ: Да. Но есть еще ни то ни се, кто-то бы не мог определиться…

ТИМОФЕЕВ: А вам важно, что говорят люди?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, к сожалению, да.

ТИМОФЕЕВ: Для кого, для режиссера или для вас?

ДЕРЕВЯНКО: Для меня к сожалению, потому что это все-таки какого-то рода зависимость.

ШОРОХ: А это стандартная такая реакция на мнения?

ДЕРЕВЯНКО: А где критерии этого стандарта?

ШОРОХ: Ну, личность, исключительно личность актеров. Вот вы знаете массу актеров, как они обычно, или они не признаются?

ДЕРЕВЯНКО: Не знаю, ну, может быть, некоторые из моих друзей-товарищей как-то умеют либо притвориться, что им все равно, либо на самом деле так. Я не могу заглянуть в их головы, к сожалению. Но я зависим от этого.

ТИМОФЕЕВ: Мы в начале шоу говорили обо всем, и нам присылали фразы всякие – «Таганрог крутой город». Я родился недалеко от Таганрога и побывал в Таганроге несколько раз, по ту сторону Украины, и говорят, что человек может уехать из Таганрога, а вот Таганрог из человека не уедет никогда.

ДЕРЕВЯНКО: Это звучит как приговор немножко.

ТИМОФЕЕВ: Ну, немножко, так и есть. Вы как относитесь к этому?

ШОРОХ: Что, малая родина зовет, не зовет?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, как-то вяло она на самом деле зовет. Я имею в виду, часто туда неохота приезжать. Скучаешь по людям, по родителям, много товарищей осталось, девушек знакомых, но вся жизнь здесь, как-то московская стала.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ты купил квартиру?

ДЕРЕВЯНКО: Нет.

ШОРОХ: Как так нет, а где ты живешь?

ДЕРЕВЯНКО: Здесь в Москве ты имеешь в виду?

ШОРОХ: Да.

ДЕРЕВЯНКО: В Москве я снимаю.

ШОРОХ: Такой известный, народный, прекрасный.

КОВАЛЕВСКИЙ: Сколько платишь?

ДЕРЕВЯНКО: Плачу немного. У меня большая квартира, плачу 1200 евро за…

ШОРОХ: Стокомнатную?

ДЕРЕВЯНКО: Стокомнатную квартиру.

ШОРОХ: Ну, неплохо.

ТИМОФЕЕВ: Ну, нормально 1200 сейчас.

ДЕРЕВЯНКО: На самом деле просто взял такой темп растраты денежных этих знаков, что не могу придти в себя.

ШОРОХ: Да тяжело даже известному, народному всероссийскому любимцу, невозможно накопить на квартиру в Москве.

ДЕРЕВЯНКО: Надо больше зарабатывать, значит.

ШОРОХ: Ужас, что происходит. Максим, я думала, ты один такой. Оказывается, нет. Я беру свои слова обратно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Какой один? Один народный?

ШОРОХ: Ну, что ты не можешь себе на квартиру накопить.

ДЕРЕВЯНКО: Инородный.

КОВАЛЕВСКИЙ: Подожди, 100 квадратных метров за 1200?

ШОРОХ: Ну просто за…

КОВАЛЕВСКИЙ: У друзей?

ДЕРЕВЯНКО:  Нет, не у друзей, совсем нет.

ШОРОХ: За одну возможность, чтобы там жил Павел Деревянко.

ДЕРЕВЯНКО: Так получилось.

КОВАЛЕВСКИЙ:  А им льстит, что именно ты у них снимаешь квартиру?

ДЕРЕВЯНКО:  Да им все равно, по-моему, они немцы.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да ты что!?

ДЕРЕВЯНКО: Да. Они немцы. И эта квартира была пустая. К сожалению, не могу вам рассказать эту историю.

ШОРОХ: Давайте уж тогда по поводу того, реагируешь, не реагируешь.

ДЕРЕВЯНКО: Блин, у вас такой смех классный, я балдею просто.

ШОРОХ: Спасибо. Вчера случайно…

КОВАЛЕВСКИЙ: Знаешь анекдот, Паша, извини. Знаешь анекдот, прямо в тему? Вот сидят два бомжа на улице, останавливается красная «Феррари». Из «Феррари» выходит сумасшедшая блондинка в мини-юбке, грудь навыкат, пахнет духами. Эти бомжи, у них, конечно, челюсть отвалилась, сидят, проводили ее взглядом, она прошла мимо, обдала их шлейфом этих роскошных духов. Вслед за ней из машины выходит водитель, проходит мимо этих бомжей, смотрит на них: "Нравится? – спрашивает. - А мне она уже вот здесь!" Вот, значит, про смех. Тебе нравится, да? А кому-то уже - во! Ты понимаешь?

ДЕРЕВЯНКО: А так всё в этой жизни поначалу нравится, а потом приедается.

ТИМОФЕЕВ:  А о работе так можно сказать? Об актерстве?

ДЕРЕВЯНКО: Единственная вещь в мире, которая меня до сих пор привлекает и не надоела, это моя профессия. Представляете? Единственная.

КОВАЛЕВСКИЙ: Сколько у тебя было съемочных дней в фильме «Обратная сторона Луны»?

ДЕРЕВЯНКО: Где-то 120.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот ты хочешь сказать, что ты не опупел?

ДЕРЕВЯНКО: Я обалдел полностью, просто совершенно офигел. Ты знаешь, и перед началом этой съемки я даже, честно вам скажу, пару раз всплакнул, так мне было жалко себя.

КОВАЛЕВСКИЙ: 120 съемочных дней, ну, это трэш.

ДЕРЕВЯНКО: Да, я понимал, что уйду туда с головой, не буду видеть своих друзей, не буду видеть никого, и не буду видеть ничего.

КОВАЛЕВСКИЙ: Слушай, извини, пожалуйста, я тебя перебью. 120 съемочных дней, сколько ты получаешь за день съемки?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, ты хочешь посчитать, сколько?

КОВАЛЕВСКИЙ: То есть берем, умножаем на это число, это, в принципе, малогабаритная квартира.

ДЕРЕВЯНКО: Ну, да, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: И чего ты?

ШОРОХ: Ну, ты куда дел-то их тогда, эти деньги?

ДЕРЕВЯНКО: Я просто живу.

ТИМОФЕЕВ: Сейчас оправдываться человек будет.

КОВАЛЕВСКИЙ: На баб опять, что ли?

ШОРОХ:  120 дней живешь в своем трейлере, там все есть, кормят, поят, и куда деньги дел?

ДЕРЕВЯНКО: Представляете? Я гораздо больше заработал в прошлом году, но все фьюить.

КОВАЛЕВСКИЙ: Павел, стоп, научи реально. У меня, вот смотри, я тебе про себя расскажу. У меня на днях было четыре съемочных дня в массовке. Я на третий уже опупел. Но я эти деньги отложил на квартиру.

ШОРОХ: Это к вопросу о любви к профессии.

ДЕРЕВЯНКО: Блин, я не могу откладывать пока. Ну, вот с этого года, может быть, начну.

ШОРОХ: Давай, мы тебя научили.

ДЕРЕВЯНКО: Это по поводу того, как такое получается. У моего приятеля, хорошего, известного актера...

КОВАЛЕВСКИЙ: Фамилию называй, у нас не принято вот так вот…

ШОРОХ: Вот эти, знаешь, кум, сват, зять. Давай.

КОВАЛЕВСКИЙ: Давай конкретную фамилию.

ШОРОХ: Николай Петров.

ТИМОФЕЕВ: Ну, не надо, что вы достали человека.

ДЕРЕВЯНКО: Так вот, у него есть сын. В детском саду воспитатели его засекли, что он девочкам пипиську показывал. И вечером у стола собрались все и говорят: Федя, ну как ты сделал?

КОВАЛЕВСКИЙ: Федя?

ДЕРЕВЯНКО: Федя. Как ты так мог? Почему ты показывал девочкам писю? - Да потому что, да потому что я добрый! Бондарчук красавец вообще, красавец.

ШОРОХ: Ну, всё понятно, теперь понятно, куда деньги уходят, - добрый.

ТИМОФЕЕВ: Спрашивают наши слушатели, тяжело ли было сниматься в «Обратной стороне Луны».

КОВАЛЕВСКИЙ: 120 дней, конечно, тяжело.

ТИМОФЕЕВ: Есть ощущение, что это не вершина, но что-то значимое в жизни, в карьере?

ДЕРЕВЯНКО: Абсолютно. Это самая сложная моя работа, самая лучшая, самая осознанная и самая драматическая.

ШОРОХ: Но все про «Оттепель» еще спрашивают. Можно сравнивать как-то и вообще?

ДЕРЕВЯНКО: Ну как, и тот сериал, и этот сериал.

ШОРОХ: А что ближе, что душевнее?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, в «Оттепели» гораздо легче было, и мне приятно было, что меня утвердили на эту роль.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это не твоя роль, Паша, ну так вот по-честному, не твоя.

ДЕРЕВЯНКО: Не моя, не моя.

ШОРОХ: Когда только начинается, не понимаешь, о чем речь, но вообще супер, гениально получилось.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это видно. Вообще проблема «Оттепели» - это подбор актеров.

ШОРОХ: Почему?

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, я могу…

ДЕРЕВЯНКО: Да, мнение, мнение.

КОВАЛЕВСКИЙ: Мнение я могу высказать свое?

ШОРОХ: Давай.

КОВАЛЕВСКИЙ: Свое и вот еще из Красноярского края человек написал. Неудачный подбор актеров. То есть мне показалось, что ты не на своем месте.

ДЕРЕВЯНКО: Может быть.

ТИМОФЕЕВ: Ефремов.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, ну Ефремов…

ШОРОХ: Ну, Ефремов, извини.

КОВАЛЕВСКИЙ: Саня Яценко не на своем месте, мне так показалось. То есть, ты тут согласен? Послушай, мы сейчас не на Первом канале, здесь можно, мы можем поливать Первый канал как угодно, мы же за это премию получаем.

ДЕРЕВЯНКО: Я вам скажу. Я когда прочел сценарий, увидел, у меня сразу возник образ полноватого, минимум 45-50 лет...

ШОРОХ: Да, старше, а самое сложное это быть постарше.

ДЕРЕВЯНКО: Итальянец.

КОВАЛЕВСКИЙ: Дородный.

ДЕРЕВЯНКО: Да. Поэтому я, конечно, очень хотел сыграть эту роль. Попробовался отвратительно два раза, меня утвердили, и я не понимаю как. Это значит, что, ребята, у нас факин-кризис в стране.

ШОРОХ: Не было никого, кто бы подошел.

ДЕРЕВЯНКО: Везде. Ну вот, я же суперадекватный чел, самый адекватный, мне кажется.

ШОРОХ: Нет, значит, нет.

ДЕРЕВЯНКО: Я к тому, что там должен был быть другой.

КОВАЛЕВСКИЙ: Другая фактура совершенно должна была быть. Актер актерыч.

ШОРОХ: Но старше, очевидно совершенно. Но справился, Паша все равно был отличный.

КОВАЛЕВСКИЙ: Паша вообще молодец.

ШОРОХ: Трогательный такой образ получился, потому что, видимо, сволочь-то совсем как-то наружу не лезла.

КОВАЛЕВСКИЙ: Наташа не смотрела сериал.

ДЕРЕВЯНКО: Поначалу был сволочь, а потом как-то…

ШОРОХ: А потом вообще просто - обнять и расцеловать.

КОВАЛЕВСКИЙ: Почему? Когда это он был сволочью?

ШОРОХ: Ой, все, иди погуляй.

ДЕРЕВЯНКО: И пойду, и погуляю.

КОВАЛЕВСКИЙ: Слушай, неужели не могли найти дородного? Неужели нет у нас актера, который мог бы справиться с этой ролью?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, не знаю, может, так получилось, может, мне так просто повезло, что я в эту команду попал.

КОВАЛЕВСКИЙ: А сколько съемочных дней у тебя было?

ШОРОХ: Он всё умножает.

ДЕРЕВЯНКО: Там съемочных дней было, наверное, 15-ть.

КОВАЛЕВСКИЙ: Сейчас, подожди, я умножу.

ТИМОФЕЕВ: Ты пока перемножаешь, надо сказать, что эта сцена-то самая, ну, итоговая, когда…

КОВАЛЕВСКИЙ: Подожди, пускай Паша скажет, какая самая главная сцена в «Оттепели»?

ДЕРЕВЯНКО:  В «Оттепели» у меня?

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, ты тоже в ней принимал участие.

ДЕРЕВЯНКО: У всех?

ШОРОХ: То есть он уже решил, но он хочет понять, та или не та.

КОВАЛЕВСКИЙ: Хорошо, ну, твое мнение.

ДЕРЕВЯНКО: Общая сцена?

КОВАЛЕВСКИЙ:  Да.

ДЕРЕВЯНКО: Ну, ребята, в тупик меня поставили. Не знаю.

ШОРОХ: Вот где они репетируют, эта, нет?

КОВАЛЕВСКИЙ: Эта сцена, которую одним планом снимали.

ШОРОХ: Да, одним планом снята, на титрах она потом.

КОВАЛЕВСКИЙ: Собственно, клип песни.

ДЕРЕВЯНКО: Ну да, с языка сняли.

ТИМОФЕЕВ: Вот там отлично, там реально.

ДЕРЕВЯНКО: Кстати, пришел тогда Константин Меладзе, именно в этот момент приехал в Минск, в этот съемочный день, когда мы должны были снимать клип, и я почему-то накануне понадеялся на себя и не выучил песню, и постоянно лажал слова, и мне было так стыдно, жутко.

ТИМОФЕЕВ: Меладзе не чмыкал?

ДЕРЕВЯНКО: Ухмылялся.

КОВАЛЕВСКИЙ: Слушай, а сколько снималась эта сцена? Или сколько она репетировалась?

ДЕРЕВЯНКО: Репетировалась достаточно, не знаю, несколько дней, по-моему, снималась.

КОВАЛЕВСКИЙ: Подожди, она же одним куском снята, нет? Паша, ты где был в этот момент вообще?

ДЕРЕВЯНКО: Я не помню уже, ребят, все это, на самом деле эти процессы, они проходят.

КОВАЛЕВСКИЙ: Спасибо, у нас сегодня в гостях был актер Павел Деревянко.

ШОРОХ: Галочку поставил там себе?

ТИМОФЕЕВ: Пишут спасибо и за «Оттепель», и за Махно. Вот, про Махно ощущение…

ДЕРЕВЯНКО: Промахнулся.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да, сколько съемочных дней?

ДЕРЕВЯНКО:  «Махно»? Четыре с лишним месяца мы снимали. Не так было сложно, как в «Обратной стороне Луны».

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, ну, там понятно, там на тебе все было. Реально 120 дней на тебе, крупняк, крупняк, крупняк.

ДЕРЕВЯНКО: И просто эта роль, она несколько тонн весила, потому что мне нужно было показать человека, который сходил постепенно с ума. Но он же не машет руками, не кричит, что я сумасшедший, то есть это где-то как-то внутри, через глаза. И это было действительно очень сложно каждый день, то есть внутри я как-то, знаешь, специально технику выработал, напрягался сильно, и все это тяжело было, очень тяжело психофизически.

КОВАЛЕВСКИЙ: А по жизни, ты выключался после прекращения?

ДЕРЕВЯНКО: Выключался, слава богу. Еще я думал перед началом, что, как уже было дважды, пардон, что эта роль сильно повлияет на меня, что я стану потом этим капитаном полиции. Но нет, роль, образ в меня не вошел настолько, чтобы  я потом как-то изменился, как было дважды до этого. Это было с Махно, потому что я тогда не знал, что это такое, но Махно быстро улетел, потому что я сразу после окончания поехал в Гоа, там это быстро вылетает.

ШОРОХ: Выветрился Махно.

ДЕРЕВЯНКО: И потом самый жуткий мой случай это «Счастливый конец». Что-нибудь слышали об этом фильме?

ШОРОХ: Нет, не знаю, что это такое.

ДЕРЕВЯНКО: Ребята, вы не слышали про этот фильм?!

КОВАЛЕВСКИЙ: Надо было?

ДЕРЕВЯНКО: Да, конечно! У вас сейчас такая тема для разговора была бы.

ТИМОФЕЕВ: Надо посмотреть.

ДЕРЕВЯНКО: Хорошо, я вам расскажу быстро. Это по мотивам повести  Николая Васильевича Гоголя «Нос», только вместо Носа это был, собственно, Член. Юрий Колокольников…

ШОРОХ: Это кино?

ДЕРЕВЯНКО: Да. Я играл стриптизера, стриптизера с большим прибором, я прошу прощения, у которого…

КОВАЛЕВСКИЙ:  А, это я слышал.

ДЕРЕВЯНКО: Так вот, во время съемок этого фильма этот образ Павла Давыденко, который писался на меня, он настолько проник в мою суть, что я вдруг в какой-то момент заметил, что уже хожу не я, а уже этот стриптизер Павел Давыденко.

КОВАЛЕВСКИЙ: Легло на тебя.

ДЕРЕВЯНКО: Я пришел в ужас. Как только я увидел, что это случилось, я мгновенно выбросил костюм этого стриптизера, который бережно хранил до этого, я перестал сразу, мгновенно ходить в зал, у меня началась депрессия, которая длилась полгода.

ШОРОХ: Кошмар.

ДЕРЕВЯНКО: Было жутко. И после этого еще кто-то украл фотографии для внутреннего использования, которые должны были висеть где-то, и теперь они висят в интернете - "Деревянко голый". Понимаешь? Это кошмар, реальный кошмар.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вот еще спрашивают, правда ли, что один из известных режиссеров предложил вступить с ним в отношения и, после отказа, убрал тебя из своих проектов?

ШОРОХ: Скажи: да, правда, и все, и дальше пойдем.

ДЕРЕВЯНКО: Нет, неправда. Что за бред такой?

КОВАЛЕВСКИЙ: Это неправда, Москва. 696 смс-сообщений человек прислал, он в курсе дела. И все с одним вопросом, и все за  полчаса последние. Знаешь, Паша, у Наташи проблема, ну, не у нее лично, но у нее случились взаимоотношения с одним известным актером, мы тоже не будем называть его имя...

ШОРОХ: Да нет, не у меня. Просто, это было вчера, мы случайно с детьми из школы, шесть со мной было девчонок...

КОВАЛЕВСКИЙ: Как случайно?

ШОРОХ: Ну, как случайно? Случайно, что за день это решилось. Пошли, типа, на экскурсию, на съемочную площадку, просто папа одной из девочек - телевизионный продюсер, и там снимался рекламный ролик с очень известным актером. Ну, я, правда, не буду его называть. И даже девчонки, им 10-11 лет, знают, кто это, они стояли, ждали, и там такое маленькое пространство, и когда он, отснявшись, пошел на них, они сказали: а мы хотим с вами сфотографироваться. На что он сказал: "Да? Я не в курсе". И ушел. Вот мне кажется, ну, поскольку мы имен не называем, мне кажется, это неадекватно. Ну так, чисто по-человечески. Я понимаю, у каждого свое состояние, настроение. Ты так делаешь?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, иногда, но не на съемочной площадке. Впрочем, бывает всякое, бывает настроение.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я попытался Наташе объяснить.

ШОРОХ: Да я не тебя спрашиваю. Да, Паша?

ДЕРЕВЯНКО: Бывает всякое абсолютно, и кто знает, в каком настроении этот человек.

ШОРОХ: Ну, а как вообще лучше, контактировать или не контактировать, или есть какие-то правила?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, понимаешь, я к этому отношусь... Мне говорят: извините, мы вам надоедаем? Да ничего, это же часть работы, как-то это нужно...

ШОРОХ: Мне тоже кажется, что это часть работы.

ДЕРЕВЯНКО: Часть твоей работы, за что ты получаешь деньги, за что ты получаешь кусочек славы или чего там, блага какие-то.

КОВАЛЕВСКИЙ:  Известности.

ДЕРЕВЯНКО: Да, но, естественно, надо напрягаться. Ну, а что делать?

ШОРОХ: Понятно.

ТИМОФЕЕВ: Просто Максим встал на защиту, говорит, актер готовится к роли, входит в образ, а здесь, значит…

ДЕРЕВЯНКО: Я бы тоже мог встать на защиту. Я бы, может быть, так не сделал, но бывает всякое, всякое бывает.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, ну ты представляешь? Ты входишь в образ, у тебя «Обратная сторона Луны» 119-й съемочный день.

ШОРОХ: Это была не «Обратная сторона Луны».

КОВАЛЕВСКИЙ: Я говорю, представь себе, 90-й съемочный день, ты уже входишь в образ в очередной раз по специальной технологии, и вдруг к тебе подходит группа дебилов и говорят: Павел, а можно с вами сфотографироваться?

ШОРОХ: Нет, ты не сравнивай, перестань, это даже не съемки фильма были.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, хорошо, не группа дебилов, дети, хорошо.

ШОРОХ: Вот именно, дети, святое.

ДЕРЕВЯНКО: Детишки, да, детишки и охранники - это всегда.

КОВАЛЕВСКИЙ: Павел, вот есть нормальные актеры, а есть актеры актерычи. Вот почему так? Как так случается, что в какой-то момент (может быть, это природа такая, но мне кажется, что все-таки так случается с людьми), что в какой-то момент у актеров это начинается, то есть по жизни только две темы - "я в искусстве, искусство во мне" и всё через призму какого-нибудь актерского акта?

ДЕРЕВЯНКО: Знаешь, Макс, я в принципе стараюсь не осуждать людей вообще ни за что, в принципе, это мне помогает жить очень сильно, и люди это чувствуют. Потому что я знаю, что я сам слабый, у меня есть свои слабости, и у каждого из нас есть свои слабости, и я в принципе эти слабости принимаю. И что касается именно работы и профессии, и образа вот этого, это - медные трубы, это самое сложное, потому что они самые невидимые и самые приятные, они меняют в любом случае, ты не можешь не измениться. Хоть бы кто что ни говорил, я знаю, это невозможно. Как я уже сказал, это происходит незаметно. В общем, я не меняюсь, может быть, из-за того, что стараюсь, хочу как можно дольше развиваться. Я просто это изучаю, я изучаю этот эффект бабочки, я имею в виду бабочка - это талант, способность, я хочу, чтобы как можно дольше она не улетала. Поэтому я хочу как можно больше оставаться здесь, на земле, чувствовать землю, чувствовать людей, чувствовать себя, чувствовать адекватность и гармонию. А у каждого по-разному бывает.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот твои друзья, они кто, это какие люди?

ДЕРЕВЯНКО: Друзья? Абсолютно разные. Актеров не так много, в основном разные люди старшего возраста.

КОВАЛЕВСКИЙ: Они старше тебя, почему?

ДЕРЕВЯНКО: Не знаю, так повелось, что мне интересно было и с детства…

ТИМОФЕЕВ: Где ты с ними знакомился?  Это все друзья с детства?

ДЕРЕВЯНКО: Нет, нет, московские друзья здесь, стоматологи, врачи какие-то, кунгфуисты, художники, вообще разные, бизнесмены в последнее время появляются.

КОВАЛЕВСКИЙ: Скажи мне, дружба с бизнесменами может быть искренней?

ДЕРЕВЯНКО: Мне все искренне. Ну, то есть, так мне кажется.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, я понимаю. Но как правило, бывает так, что бизнесменам нужны актеры, чтобы хвастаться, а актерам нужны бизнесмены, потому что - ну мало ли что.

ДЕРЕВЯНКО: Ну, о'кей, скажем так, близких людей у меня бизнесменов нет, но опять-таки я все понимаю, что мы друг другу нужны. Нужен интерес взаимный, от этого ты никуда не уйдешь, все равно субъектив какой-то.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну да.

ДЕРЕВЯНКО: Ну и все, да, так есть, это жизнь такая.

ТИМОФЕЕВ: Ты говоришь, все прощаешь, а чего не прощаешь? Что не можешь простить?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, наверное, предательство, я думаю.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну что, предательство?

ДЕРЕВЯНКО: Не предавал меня никто, я везунчик, по жизни мне везет с людьми, они до сих пор мне встречаются.

ТИМОФЕЕВ: Ну, кидок, вот кинули, а потом объясняют тебе два часа или неделю, что вот, старый, ну, видишь, вот обстоятельства.

ДЕРЕВЯНКО: Да, да, опять-таки я понимаю, что и так возможно, что человек слабый, я понимаю, что и так возможно.

ШОРОХ: Паша, про актеров мне не очень понятно, про российских, куда развиваться? Кто-то стремится в Голливуд, как-то еще, объясни,  как здесь, куда происходит развитие, куда ты стремишься? У тебя все есть, ну, ты крут.

ДЕРЕВЯНКО: Я стремлюсь, у меня мегаамбиции.

ШОРОХ: Ну, давай, что они включают, хотя бы часть, что можно рассказать? Нужен тебе Голливуд, не нужен?

ДЕРЕВЯНКО: Да почему бы нет, конечно, нужен. Я скажу,  что касается Голливуда, у меня был уже прецедент, но я получил стресс, честно говоря.

ШОРОХ: Слушай, расскажи, что было?

ДЕРЕВЯНКО: Это была совместная картина, русские деньги, продакшн американский и румынский, снимали в Трансильвании, средневековые костюмы, мечи, все такое интересно, совсем маленький бюджет. Мне было, конечно, интересно попробовать. Во-первых, на английском языке себя поупражнять, во-вторых, поработать с американским продакшном, что это, как. В общем, у меня не получился, во-первых, образ, который я себе придумал, потому что  я придумал такого холодного человека немножко, столкнулся я со староанглийским языком, то есть все развалилось к чертям, то есть образа не получилось у меня хладнокровного, как бы по-русски я это сделал. По поводу английского своего я тоже разочаровался сильно, я практически  ничего не понимал из того, что они говорят вообще, тоже не получилось.

КОВАЛЕВСКИЙ:  И переводчика не было?

ДЕРЕВЯНКО: Нет, переводчик был, но мне же хотелось общаться тет-на-тет, так сказать. Денег я больших там не получил. А какого фига мне все это нужно? Стресс. Я соскучился по России, соскучился по друзьям, в общем, это был стресс для меня.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, опыт.

ДЕРЕВЯНКО: По поводу Голливуда. По поводу развития. Технику нужно, конечно, развивать, технику, на грани фантастики чтобы была.

ТИМОФЕЕВ: А что значит развивать? Это разве не врожденная история? Ну как, Табаков как раньше играл, так, собственно, и играет, Безруков тоже, да и ты точно так же, что ни фильм…

ДЕРЕВЯНКО: Нет, у меня какие-то разные были…

ШОРОХ: Я вот не согласна по поводу Паши. Мне кажется, разные...

ДЕРЕВЯНКО: Абсолютно разные. Я тоже смотрю, объективно пытаюсь опять-таки смотреть на  себя, на свои образы, ну, достаточно разные у меня - и комедии, и всё, приспособления там...

ТИМОФЕЕВ: Я просто не понимаю, что значит…

ДЕРЕВЯНКО: Что значит техника?

ТИМОФЕЕВ: Что значит развиваться в технике, совершенно верно. Куравлев в «Живет такой парень», понимаешь, фильм черно-белый шукшинский старинный, ну, и в «Афоне». Понятно, что разные образы, понятно, разные прикольчики, приемчики применяет с точки зрения актерства. Но что там гениально, что здесь гениально, куда тут, как гению-то развиваться?

ШОРОХ: Либо да, либо нет имеет в виду Леша. Либо это есть, либо этого нет.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, расскажи, что такое техника?

ДЕРЕВЯНКО: Я достаточно давно это начал делать. С самого начала института я понимал. Скажем так, в институте я был самый худший.

ТИМОФЕЕВ: Серьезно?

ДЕРЕВЯНКО: Да.

ШОРОХ: Да ладно!

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, ладно, был самый худший, я верю тебе.

ДЕРЕВЯНКО: Передо мной было множество талантливейших людей, множество парней, девчонок, ну, больше парней, потому что я сам парень, я за ними следил, безумно талантливых людей. Я переживал дико и иногда плакал даже в минуты острых состояний, что бог не дал мне такого ярко выраженного таланта, а ты должен пахать, как папа Карло, просто пахать на какой-то технике. И прошло какое-то время или чуть больше времени, я понимаю, что я могу чуть больше, чем эти люди, которыми я восхищался, ну и вообще, где те люди…

ШОРОХ: Которыми ты восхищался.

ДЕРЕВЯНКО:  Да.

ШОРОХ: Это хороший пример.

ДЕРЕВЯНКО: Ну, вот эта работа, это совокупность качеств твоего характера, твоих желаний, амбиций.

ШОРОХ: Ты сейчас лукавишь, актерство и успех в актерстве - это совокупность не только твоих талантов, но еще и случая, счастливой звезды.

ДЕРЕВЯНКО: Абсолютно, нет, я не лукавлю, я просто об этом…

ШОРОХ: Сошлось. У них не сошлось, может быть?

ДЕРЕВЯНКО: Ну, может быть, так.

ТИМОФЕЕВ: Но мне все равно непонятно, что значит техника. Заплакать одним глазом? Что техника? Что, ну серьезно?

ДЕРЕВЯНКО: Техника, я скажу, техника жизни и актерская, скажем так, всё очень близко для меня. Ты учишься жить правильно, учишься, я не знаю... если, грубо говоря, представить себя как какую-то стену кирпичную, да, и там у тебя в юности, ты сам знаешь, где у тебя брешь (то есть это какие-то твои слабые стороны), где у тебя кирпичи. Так вот, изучать эти слабые стороны, смотреть на них со всех сторон и пытаться…

ШОРОХ: Совершенствоваться.

ДЕРЕВЯНКО: Совершенствоваться.

ТИМОФЕЕВ: Ну ладно, не загоняйся. Имеется в виду, что, понимаешь, совершенство, кто ставит критерии-то совершенства? Не твои же коллеги, партнеры?

ДЕРЕВЯНКО: Да ты сам, твоя адекватность, твое желание быть объективным, твое желание жить, не знаю, круто и быть посередине.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот объясни мне, знаешь, я не понимал…

ДЕРЕВЯНКО: Изучать жизнь как она есть, все края, ну и понятно, что нужно жить посередине, но нужно знать и края, то есть, знаешь, скользить по краям, но не терять середину, вот это искусство настоящее. Не уйти в сторону.

ТИМОФЕЕВ: Примерно понятно, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Паша, смотри, вот я был свидетелем, я ребятам рассказывал, был свидетелем, ты наверняка тоже, когда сцена, допустим: дочь и ее отец. Два известных актера, кульминация фильма, они там что-то такое узнают, оба плачут. И вот они начинают плакать еще на репетиции. Причем так, бывает, по-разному плачут, бывает, просто слеза течет, а бывает так, красные глаза, как человек действительно плачет, вот весь краснеет, сопли, знаешь…

ШОРОХ: Да, некрасивый такой становится.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да, некрасивый становится, по-разному актеры плачут. И вот они оба  навзрыд, вот реально, а они еще репетируют, и они плачут, и говорят: "Что там по тексту-то? Яценюк добавил, что... Ага. Давай еще раз пройдем", - не прекращая плакать. Ты знаешь, на меня это такое впечатление производило. То есть я так не могу. Ты так можешь? Вот это вообще высшее мастерство, да?

ДЕРЕВЯНКО: Тут какая-то грань, конечно, очень высокая. Знаешь, вот Михаил Чехов, когда играл Гамлета, Ричарда играл, люди рыдали, плакали, он страдал безумно. Поворачивался к своим партнерам, показывал язык...

КОВАЛЕВСКИЙ: И плакал в этот момент?

ШОРОХ: Ну да, он играл, поворачиваясь к зрителям...

ДЕРЕВЯНКО: Ну да, конечно, а все умирали просто в зале, вот такой он был полный драматизма.

ШОРОХ: Ого, так это что, это мастерство?

ДЕРЕВЯНКО: Это свобода. Да, да, конечно.

ШОРОХ: Или когда ты сам в этом и плачешь вместе со зрителями?

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот как это, объясни как?

ДЕРЕВЯНКО: Когда ты находишься, скажем так, и в жизни, и в творчестве, когда ты можешь быть одновременно в моменте, то есть сопереживать этот момент, и быть вне, видеть это со стороны, видеть себя, видеть как бы объективно, понимаешь, вот этот шаг. Находиться в моменте и видеть всё это объективно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Как это можно натренировать?

ШОРОХ: Вот можно.

ДЕРЕВЯНКО: Учись, вот это жизнь.

ШОРОХ: Ну, это скорее не развитие актерских способностей, это развитие личности.

ДЕРЕВЯНКО: Абсолютно. Я поэтому и говорю, что для меня это неразрывно.

ШОРОХ: Неразрывно, конечно, тут не получится.

ТИМОФЕЕВ: А про «Брестскую крепость» тоже спрашивают, незаслуженно мы ее не вспомнили, тоже крутая работа, и такой наш фильм-то. Как самому, как ощущение?

ДЕРЕВЯНКО: Я думал, это провал, честно говоря. До этого у меня были комедии, мы не считаем «Махно». Ну, в общем, с большим трудом меня утвердили на роль комиссара Фомина. Мы приехали в Брестскую крепость, нам провели каждому индивидуальные экскурсии, нас загримировали, мы снимались вот там, где всё это происходило, обожженные стены, жесть. Хороший грим, хорошие костюмы. И вот выхожу я и должен говорить какие-то слова - типа "панику прекратить", "командование беру на себя". И я понимаю, я произношу эти слова не на репетиции, а так, когда много артистов, я понимаю, что я себе не верю, не верю. Какой-то пафос. А у меня в ушах звучат интонации наших старых звезд, не знаю, «Они сражались за Родину», они все чуть с пафосом говорили, но неверия абсолютно не было, то есть ты абсолютно доверял каждому слову. Так вот, я начинаю говорить и понимаю, что бред; я начинаю по-другому. В общем, я понял, что я попал, что я не верю себе абсолютно. Я в какой-то момент понял, что я немножко много на себя взял, немножко много, что мой удел - играть комедии, что я себя переоценил. Но как бы надо выполнять свою работу до конца.

ТИМОФЕЕВ: По поводу комедийности и ощущения себя в этой Брестской крепости, когда вот оно, все это. И как справился?

ДЕРЕВЯНКО: Да, я думал, что переоценил себя, но надо выполнять свою работу до конца, делать максимум. Я не верил ничему  происходящему на площадке, вообще ничему. Я понял, что это лажа, бред полный. И с таким ощущением я приехал…

КОВАЛЕВСКИЙ: Ты про свою работу или вообще про весь проект?

ДЕРЕВЯНКО: Про свою, и про коллег, про все.

ШОРОХ: Про антураж, который там был, он не настраивал.

ДЕРЕВЯНКО: В таком состоянии я приехал на премьеру в Брестскую крепость же 22 июня в 4 часа ночи.

ШОРОХ: Там ветераны, поди ж ты.

ДЕРЕВЯНКО: Да, там ветераны, там было вообще по полной программе. Я вот так в буквальном смысле закрылся, посмотрел все кино, посмотрел по сторонам, я не понял, неплохой фильм? Ну, этого не может быть. В этот же день в рамках Московского кинофестиваля в Москве был показ этого фильма, я уже сел с друзьями, с подругами посмотрел, уже непредвзято, и мне понравилось вдруг. Я понимаю, как, насколько… век живи, век учись.

ТИМОФЕЕВ: Вот тут фактура сыграла. Как Ролан Быков в «Проверке на дорогах», тоже вот такая внешность, настоящая внешность.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, век живи, век учись, с одной стороны, а с другой стороны, это чистая лотерея. Бывает так, что ты снимаешься, казалось бы, на площадке…

ТИМОФЕЕВ: Выкладываешься.

КОВАЛЕВСКИЙ: Тебе кажется, что все реально складывается, потом приходишь, смотришь, ну вообще это совершенно другая история. Никогда угадать невозможно, что получится.

ДЕРЕВЯНКО: Ну, что мы можем сделать, мы можем только качественно сделать свою работу, вот что можем.

ШОРОХ: Режиссер, монтаж, туда-сюда.

КОВАЛЕВСКИЙ: И то, опять же, мы знаем, потом твоя качественная работа попадет в руки какому-нибудь…

ШОРОХ: Криворукому.

КОВАЛЕВСКИЙ: Не то что криворукому, просто со своим видением, понимаешь, и он увидит все это так, как, может быть…

ДЕРЕВЯНКО: Никто не застрахован.

ТИМОФЕЕВ: Спрашивают о сиквеле «Обратной стороны Луны», интересно узнать, когда? Уже сняли?

ДЕРЕВЯНКО: Начинаем с середины июля, также в Минске будет проходить эта работа, также на полгода, также 16 серий.

КОВАЛЕВСКИЙ: Круто!

ДЕРЕВЯНКО: Опять полгода.

ТИМОФЕЕВ: Режиссер тот же, никто ничего не поменялся.

ДЕРЕВЯНКО: Саша Котт, да, наш любимый. «Брестскую крепость» тоже он снимал, и наш первый фильм в 2000 году «Ехали два шофера» тоже он снимал, это наша была третья с ним работа. И вот только на «Обратной стороне Луны» мы с ним по-настоящему почувствовали друг друга, вдохновляли друг друга.

КОВАЛЕВСКИЙ: Можешь меня порекомендовать режиссеру?

ДЕРЕВЯНКО: Могу.

КОВАЛЕВСКИЙ: Без денег.

ШОРОХ: Да что ты сразу без денег-то?

КОВАЛЕВСКИЙ: Я имею в виду, что я тебе за это платить не буду.

ДЕРЕВЯНКО: Мне не надо платить. Нет, Макс, поговорим, серьезно.

ТИМОФЕЕВ: А этот уже считает, сколько там у меня съемочных дней будет...

ДЕРЕВЯНКО: Ты фактурный человек, Макс, серьезно. Саша очень любит такой образ.

ШОРОХ: Подождите, Паше надо узнать эту историю. Полгода назад было прослушивание, или как это называется, короче, кастинг. И он пришел, его спрашивает кастинг-директор: где вы снимались? Ну, он говорит: несколько австрийских сериалов, пара немецких. В Голливуде... - В каком фильме? - «Идентификация Борна». Они его выгнали, они подумали, что он врет!

ТИМОФЕЕВ: А он, правда, в «Борне» играл и в каком-то еще с Джудом Лоу, где тот на его спине... А, «Враг у ворот».

КОВАЛЕВСКИЙ: Они решили, что я их дурю, понимаешь?

ШОРОХ: Они подумали, что он врет.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, мое лицо здесь не знают, я очень известен на Западе.

ТИМОФЕЕВ: Да ладно, известен!

КОВАЛЕВСКИЙ: Знаешь, первый съемочный день в «Борне». Вот ты говоришь, Голливуд. Представить себе, как снимает Голливуд, невозможно. Снимали в Берлине в реальной обстановке, не павильон, ничего, был перекрыт квартал, потому что там стояли, как снайперы, на крыше камеры, по-моему, 12 камер стояло, можешь себе представить? Кинокамер.

ДЕРЕВЯНКО: Да, могу представить.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да, ну ты можешь, да. Вот, но это же Голливуд, это все понты, все дела. У меня первый кадр, я с чемоданом прохожу просто по коридору мимо камеры, иду на передачу, я передаю документы, получаю за это деньги, такая редкая для кинематографа история, для детектива.

ШОРОХ: После чего его убивают.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да. Я просто тупо должен с чемоданом пройти  мимо камеры. Режиссер, значит, первый дубль, он говорит: знаешь, мы снимаем голливудское кино, мне нужно больше. Я думаю, а чего я тут еще могу больше-то? Нет действия, нет текста, просто мы снимаем проход с чемоданом, человек идет с чемоданом. Ну, я там брови насупил, не знаю что. Он говорит: гив ми мо, ай нид мо, ю ноу ай нид мо, гив ми мо, ё-моё. Ужас какой-то!

ШОРОХ: Как неудобно сейчас облажаться.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот я попал в Голливуд, я думаю, сейчас меня тут же - пум, из этого Голливуда! Представляешь?

ШОРОХ: Первый съемочный день, первая сцена.

ТИМОФЕЕВ: Пройти мимо камеры.

ШОРОХ: Но чемодан спас, сыграл лучше.

ТИМОФЕЕВ: Слушай, ну неинтересно, вот Паша интересный. Прекрасная атмосфера, спасибо огромное говорим Павлу.

ДЕРЕВЯНКО: Спасибо, ребята, спасибо.

ШОРОХ: Паша, спасибо огромное, было очень приятно. Спасибо, что успел и приехал.

КОВАЛЕВСКИЙ: Паша, спасибо тебе, я от всей души желаю тебе оставаться таким человеком, каким мы тебя сейчас видим, слушатели слышат.

ШОРОХ: Да, и при этом пусть успех с тобой будет, не то, что вот успех и ты, и вот этот адекват, очень хорошо, очень здорово

ДЕРЕВЯНКО:  Пусть будет.

КОВАЛЕВСКИЙ:   И не превратиться в актера актерыча.

ДЕРЕВЯНКО:  Спасибо.