Вечер с Игорем Ружейниковым Подводят ли артисты итоги года?

РУЖЕЙНИКОВ:  Дорогие друзья, с удовольствием представляю нашего сегодняшнего гостя, моего друга  Владимира Качана. Ну, почему Качана, ну, хорошо, КачанА, если ты позволяешь просто так  тебя называть.

КАЧАН:   Нет, нет, так пошутил один раз соавтор и друг… Здравствуйте, во-первых, дорогие радиослушатели. Леня Филатов как-то пошутил, что, если склонять, то склонять так, например: «Послушайте, пожалуйста, песню Владимира Качна». Вот так, так проще.

РУЖЕЙНИКОВ:  Я с Качном.

КАЧАН:   Ну, да,  да.

РУЖЕЙНИКОВ:   Слушай,  у меня сначала дифирамб короткий, который я тебе пропел, ну, я сейчас пропою его на всю страну благодаря всемирной сети интернет на весь мир. Я запоем прочитал последнюю на сегодняшний день твою книгу «Ягодка опять».

КАЧАН:   «Опять ягодка».

РУЖЕЙНИКОВ:   Да, прошу прощения, «Опять ягодка». Тут прости, если, понимаешь, человек не запоминает название, но дифирамбы поет, это можно простить все равно.

КАЧАН:   Игорь, я слушаю тебя с неослабевающим вниманием.

РУЖЕЙНИКОВ:  Надеюсь, что все остальные тоже. У меня родился вопрос. Вот, смотри, мы очень часто с тобой, слава богу, не первый раз беседуем в эфире, вообще не первый раз беседуем, очень часто ты впрямую или не впрямую, но ты сетуешь на то, что вечные ценности наши, они как-то размыты, они как-то и стоят уже не так совсем, не такие они ценные. Я читал истории, где фоном времена даже не десятилетней давности, и ты описываешь точно таких же людей, которых мы видим сейчас, как мне это показалось, во всяком случае. Слушай, так, может, что я хочу сказать,  может, ничего не меняется к худшему? Я нес этот вопрос не то, что специально, дай-ка думаю вот такой вопрос, а вот мне действительно интересно.

КАЧАН:   Я не сетую ничего, я отношусь к этому с такой, знаешь, как бы тебе сказать,  иногда со злой агрессивной иронией, а иногда просто с юмором. Вот, например, сейчас короткий тебе пример.

РУЖЕЙНИКОВ:  Давай.

КАЧАН:   Который… я взял с собой на всякий случай свою записную книжку,  куда то, что меня трогает или задевает, или, как теперь принято говорить, вставляет, я сюда в эту книжку заношу, быть может, потом пригодится в прозе в качестве фрагмента чего-нибудь. Вот по поводу того, что ты сказал, сетование по поводу вечных ценностей и так далее. Вот смотри, один из моих любимых артистов Саша Михайлов, Народный артист Российской Федерации, он как-то говорил, его спрашивали, интервью какое-то и он рассказывал о другой очень хорошей моей знакомой и великолепной артистке Тамаре Семиной. Дословно привожу тебе цитату, которая объясняет не сетование мое, а мое отношение к тому, что происходит. Он сказал так: «Она (он хвалил ее), она патологически добрый человек». А через некоторое время он сказал, что она «патологически скромный человек». Тебя это наводит на какие-нибудь мысли? Вот все это, что вчера было хорошо, сегодня патология. Скромность или  порядочность это патология.

РУЖЕЙНИКОВ:  Вот скромность сейчас точно не в чести, причем это, как правило, знаешь,  кем объясняется? Это объясняется, есть такие специальные люди, у них слово есть, профессия, вы кто:  «Я коучер». Коучер  это человек, который, иногда он книги издает, нет, он может говорить только на русском, но обязательно лучше с таким акцентом,  он иногда книги издает о том, как, допустим, заработать свой первый миллион, о том, как, если это мужчина, завоевать друзей, завоевать расположение начальства и проводит тренинги, коучер. Понимаешь, это вот все оттуда.

КАЧАН:   Ну, может быть, это и оттуда, но, во всяком случае…

РУЖЕЙНИКОВ:  Вот скромность, она… если вы скромный, вы не заработаете свой миллион. А, если вы женщина коучер, у вас лекции на тему, как стать стервой, ну, стерва это очень модное слово сейчас.

КАЧАН:   Вот смотри, опять еще одна цитата из этой книжки. В старом американском фильме точно, буквально… Вот как так получилось, что мне в голову сегодня пришло эту книжку записную с собой взять. Это буквальная иллюстрация того, о чем ты только что сказал. Старый  американский фильм шел, и там импресарио, который говорил следующее: «Для успеха в шоу-бизнесе нужны всего две вещи: наглость и деньги».

РУЖЕЙНИКОВ:  Очень хорошо.

КАЧАН:   «Дайте мне любого с улицы и деньги, и я сделаю звезду».

РУЖЕЙНИКОВ:   Я считаю, что мы переплюнули американцев.

КАЧАН:   Да, ой, ну, да. Но дело в том, что в этот ряд…

РУЖЕЙНИКОВ:  Нам даже наглость не нужна уже.

КАЧАН:   Но в этот ряд совесть, порядочность, ты говоришь не в чести, но сам корень этого слова, сама честь это совсем не в чести, это не просто какой-то раритет, но, я так думаю, именно потому что это редкость и скоро станет антикварной редкостью, то это будет опять в цене. Понимаешь, потому что схлынет эта пена, потому что люди устанут от белиберды, ну, то есть «не забывай мое ай-ла-ла-ла-ла», вот эту всю шнягу, тогда это все, может быть, схлынет и наверняка схлынет, это Окуджава говорил еще в личной беседе. Например, я могу привести теперь цитату из него, ну, не дословно, но все-таки. Это мне лично он сказал как-то давно очень, что бывает в природе и в обществе, и  в культуре, бывают приливы и отливы. В данный момент  уже долго довольно-таки длящийся культурный отлив. А на море это выглядит так: наступает отлив, а там валяются  консервные банки, окурки, огрызки, недоеденные сосиски.

РУЖЕЙНИКОВ:  Причем заметь, только археологи называют это культурным слоем. Только они.

КАЧАН:   Ну, вот это все валяется, обнажается. То, что мы сейчас с тобой  и наблюдаем бесконечно. Я отношусь к этому совершенно спокойно. Я  вспоминаю по этому поводу спокойно, без истерики, потому что знаю, что когда-то, как говорил тот же Окуджава, наступит прилив. Ты знаешь хороший анекдот про канал «Культура»?

РУЖЕЙНИКОВ:  Сейчас мы расскажем анекдот про канал «Культура», который входит в ВГТРК, это будет наша последняя беседа на этой радиостанции.

КАЧАН:   Нет, это не про канал «Культура», нет, Игорь, это про двух собеседников, которые, не зная…

РУЖЕЙНИКОВ:  Про канал «Culture» в Нью-Йорке.

КАЧАН:   Корневую систему канала «Культура», не знает и ничего там не видит, не слушает, он говорит, набрел на канал, предположим. И один говорит другому, что я вчера на канале «Культура» порнуху видел. Тот говорит: «Да? Ну, и как?» Он говорит: «Ну, совсем другое дело».

РУЖЕЙНИКОВ:  Да, совсем другое дело. Вот смотри, я сейчас призадумался, а ведь, знаешь, вот сейчас, если по всем телеэкранам, не важно, на канале «Культура»,  на первом, втором, третьем, четвертом, пятом, седьмом, там РТР, все что угодно, если у нас пойдет порнуха, у нас все будут возмущаться, и рейтинги зашкалят. Нет, серьезно, все будут возмущаться.

КАЧАН:   Все это известно, конечно.

РУЖЕЙНИКОВ:  Слушай, вот ты вспомнил Окуджаву, вот смотри…

КАЧАН:   Мой один хороший знакомый и умный говорил: «Что-то все ориентируются на рейтинг? Самый высокий рейтинг вообще-то, если подумать, это наркотики, оружие и проституция. Но это не значит, что это хорошо». Самый высокий рейтинг.

РУЖЕЙНИКОВ:  Строго говоря, денежный, да. Вообще закон про насилие, секс, спорт, насилие. И спорт там же, понимаешь?

КАЧАН:   Да, и если оглянуться в какое-то такое даже необозримое прошлое, века, века тому назад, то выясняется, что все это было, это все повторяется.

РУЖЕЙНИКОВ:  Но это же интересно, когда христиан разрывают львы в Колизее.

КАЧАН:   А Пушкин, как говорил про шоу-бизнес. Пушкин говорит: «Знаешь, что говорят обо мне в соседней губернии, как Пушкин стихи пишет. Вот он садится, перед ним колоссальный, большой штоф водки, он, хлоп, стакан, хлоп, другой, и тут уж пошел писать. А писал он когтем».  Понимаешь? Ну, и так далее. Да, и в конце присовокупил: «Это слава».

РУЖЕЙНИКОВ:   Это слава.

КАЧАН:   Да, вот и все.  А еще позволю себе, что-то я в себе обнаружил…

РУЖЕЙНИКОВ:  За эту правду его нехристи и убили, между прочим, Володь.

КАЧАН:   Да, действительно. И обнаруживается какой-то, знаешь… это хорошо кто-то шутил о том, что кто-то в гриме Пушкина на телеэкранах, я не буду рекламировать эту телепрограмму.

РУЖЕЙНИКОВ:  Он во многих гримах, на самом деле, этот человек.

КАЧАН:   Да. Я не про Стоянова. Он говорит, и вот он как бы сидит, а там посредством машины времени к нему на три минуты спускается человек, который говорит: «Александр Сергеевич, куда пала наша поэзия? Что же такое делать? Ну, как же быть? Ну, как вот, например, вот это вот «я буду вспоминать твой лали-лала»». Пушкин говорит, мол, да, это ужасно. «Ну, например, вот у нас очень мало времени, портал закроют, и я должен вернуться. Вот скажите, пожалуйста, вот как, например, вы бы продолжили «О, боже, какой мужчина», что бы вы  сказали?» Этот человек в образе Пушкина задумывается, чешет гусиным пером где-то за ухом, говорит: «Быть может, вот такая строчка: «Я хочу от тебя сына, я хочу от тебя дочку».

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.