Линия жизни Тонино Гуэрра

Последнее время Тонино все больше ссылался на некоторую грусть. Грусть, которая теперь в нем. Как-то он даже сказал жене, Элеоноре Яблочкиной, что чувствует себя покинутым домом. Почему так? Почему домом? "Я живу в небольшом городке Пеннабилли, по-итальянски это называется "борго". Это несколько старинных домов, церковь, а вокруг много покинутых домов. И я их всегда навещаю. И эти покинутые дома я сейчас вспомнил вот почему. После сорока, подходя к окну, мы все чаще и чаще видим из него не то, что есть на самом деле, а то, что хочется видеть. Вот, например, в той долине, которую я вижу из своего окна, я часто узнаю Россию. И, чем старше человек, тем он больше отдаляется от того, что составляет спектакль жизни или шедевры, на которые ездят смотреть туристы. Когда человек становится пожилым, в нем происходит нечто, что заставляет понять, что музыка дождя – это лучший концерт в жизни. Что самый большой спектакль – это когда падает снег. И, как сказал замечательный итальянский режиссер Эрманно Ольми, ничего нет более прекрасного, чем выпить с друзьями чашку кофе", - объяснял он.

"По жене я русский", - любил повторять Тонино Гуэрра. Свою Элеонору он встретил в 1975 году в Москве, когда приехал вместе с Микеланджело Антониони на кинофестиваль, с тех пор они не расставались. И все больше Гуэрра прорастал корнями в русскую культуру: почти выучил язык, стал почетным доктором ВГИКа, получил российский Орден Дружбы. А еще работал с русскими кинорежиссерами. Для Тарковского Гуэрра написал сценарий фильма "Ностальгия". И все же роман с Лорой, как называл Гуэрра жену, был необычен. Он не знал ни одного слова по-русски, она ни одного итальянского. "И, когда мы пришли в наших прогулках на Птичий рынок, я подарил Лоре пустую клетку, потом мы отправились к ней домой… Поскольку я не был очень смел сначала в моих, так сказать, намерениях, я попросил бумаги и начал писать. И я наполнил эту клетку своими записками, где были различные фразы, которые я придумывал. Это были нежные фразы. Но, поскольку я, - как говорил Тонино, - бессовестный продавец собственной фантазии, то эту сцену потом мы увидели в фильме братьев Тавиани ("Доброе утро, Вавилон")". Позже, долгими вечерами Элеонора переводила эти записки. Так она выучила итальянский, так Тонино покорил ее сердце навсегда, а клетка с уже пожелтевшими записками жива и по сей день. "Но я так и не могу понять, какие это слова. Тонино написал: "Сегодня мне хочется говорить тебе круглые слова". Вот так", - вспоминает его Лора.

"С моим городком детства у меня сложные отношения. Я даже не люблю туда приезжать. Он остался жить в моей памяти в черно-белом цвете. Знаете, как черно-белое кино...", - говорил он. Гуэрра родом из Сантарканжело в Романье – северной области Италии, оттуда же, откуда и его ближайший друг и соратник Федерико Феллини. Знали ли в юности они, что когда-то начнут снимать кино и их имена станут визитной карточкой не только итальянского, но мирового кинематографа?.. Один станет великим режиссером, другой – сценаристом. Ведь до Второй мировой оба зарабатывали на хлеб тем, что рисовали: Феллини продавал свои карикатуры на улицах Рима, Тонино подрабатывал оформителем для газет и журналов. Но война расставила свои точки над i. Находясь в концлагере Троисдорф в Германии, куда Гуэрра попал во время войны, как и тысячи его соотечественников, он начал писать стихи на романьольском диалекте. Там же он начал писать и прозу.

"Мне было около двадцати, когда меня взяли фашисты и отдали немцам, они уже отправили в концлагерь. И я там держался вместе с романьольцами. Я был самым молодым. И вечерами, когда приходили в барак после работы голодные, усталые, холодные мои соотечественники хотели, чтобы я им рассказывал на родном романьольском диалекте. Не важно что, им просто нужно было это слышать, эти слова. И я готовился целый день. Конечно, в лагере не было ни ручки, ни карандаша. И, чтобы выжить, я начал про себя сочинять стихи, так было проще запоминать наизусть, они в рифму. И вот на Рождество тот пустой суп из нескольких листов капусты, который привозили пленниками, и тот перевернулся с вместе грузовиком. И нам вообще ничего не принесли. И тогда мои друзья сказали: "Не читай нам больше стихи. Расскажи нам, вспомни, как делаются тальятелле". Тальятелле – это лапша такая домашняя. Я спросил: "Рассказать?" - "Да, расскажи!" И я начал вспоминать, как делала это моя мама. Вот разбрасываю на столе муку. Воду. Но вас много, значит, я разобью много яиц. Сейчас раскатаю тесто. Смотрите. И потом я начал резать, резать лапшу. И все на меня смотрели, подходя и подходя ко мне ближе. А здесь в это время, значит, вода кипит. Видите, я бросаю тальятелле в воду. И начинаю, наконец, готовые тальятелле всем предлагать: "Ты хочешь? Ты хочешь? Ты хочешь?" "Тебе посыпать пармезаном?". Я всем раздал пасту. И была такая тишина… Потом один подымается, и спрашивает: "Дайте добавку". Пожалуйста. И он пришел, и я его накормил. Тут я понял, что, когда слушаешь человека, который говорит о еде, можно насытиться. Можно", - вспоминал он.

Потом оказалось, что у кого-то все же нашелся карандаш и этот кто-то записывал за Тонино все стихи, потом, уже после войны они были опубликованы. Гуэрра тогда уже был студентом Урбинского университета. "Когда я вернулся после войны на родину, я многим, друзьям, знакомым и чужим рассказывал то, что со мной происходило в лагере. И, может быть, благодаря этим рассказам, я потом и оказался в кино, - вспоминает Тонино. - Я никогда не писал о том времени. В определенном смысле этот период жизни был для меня хоть и драматичен, но он заставил меня по-настоящему думать о жизни, о любви, о смерти. И в этом смысле он был сказочен. Счастлив и доволен я был много раз в жизни, но более всего, когда меня освободили в Германии и я смог смотреть на бабочку без желания съесть ее", - признавался Гуэрра.

Много позже, пережив горести и разочарования, первую встречу с Римом, безработицу и прочее, Тонино Гуэрра стал востребованным настолько, что ему приходилось работать, что называется, на два фронта. Он писал для Феллини, он работал вместе с Антониони. "Каждый брал от меня то, что нужно было и одному, и другому. Мы все романьольцы и эмилианы. Мы все из одного района Италии. И в детстве у всех нас были одинаковые шутки", - говорил он.

Лора Гуэрра: "Мы были с Тонино и Федерико в "13-м километре", знаменитом римском ресторане. И мы пригласили на обед и Андрея Тарковского. Тонино тогда работал и с Тарковским. Феллини спросил, как Андрею работается с Тонино. И Андрей очень серьезно посмотрел на Феллини. С огромным почтением он относился к этому мастеру. И сказал: "Мне не может плохо работаться с Тонино, потому что Тонино – поэт". И тогда Феллини, улыбаясь, посмотрев на Тонино, добавил: "Это бы должен я сказать тебе, Тонино". Вот так".