Дышите глубже Волхонка (продолжение)

ДРАПЕКО:  Мы сегодня продолжаем наше историческое путешествие по Волхонке с исследователем Серебряного века, литературоведом, писателем, кинодокументалистом Вячеславом Михайловичем Недошивиным. Здравствуйте, Вячеслав Михайлович.

НЕДОШИВИН:  Здравствуйте.

ФАДЕЕВ:  Добрый день.

ДРАПЕКО:  Все прошлое интервью мы заявляли, что будем гулять по Волхонке, но так по ней толком и не прогулялись. Сегодня наверстаем?

НЕДОШИВИН:  Наверстаем. Я думаю, что можно гулять по любой улице Москвы, потому что, если говорить о Серебряном веке, да и о Золотом тоже, в том числе, то, в общем, на каждой улице есть и какие-то открытия, какие-то неожиданные повороты судеб, какие-то совершенно оглушительные, я бы сказал, имена, которые жили на этих улицах. Но Волхонка интересна на мой личный взгляд тем, что, вы можете мне, конечно, не верить, но я считаю, что именно там как бы и родился и умер Серебряный век. Вот есть там две такие точки, которые, ну, я не знаю, если вас это интересует, то вы можете прямо даже записать эти номера домов, где, кто, когда, ну, я почти добавлю и с кем, потому что каждый из поэтов с кем-нибудь да жил. Так вот, понимаете, закончился он, я начну с конца, закончился он, если хотите, на углу Гоголевского бульвара и Волхонки, вот там, где стоит метро «Кропоткинская». Потому что там в 1934 году, известен даже день, Анна Андреевна Ахматова шла вместе с Мандельштамом, и прямо на этом углу, она говорила потом, что «я помню этот момент всю жизнь», и прямо на этом углу Мандельштам вдруг встал, как вкопанный и сказал четыре слова: «Я к смерти готов». 1934-й год. Через четыре месяца его арестуют. Он, когда остановился вместе с Ахматовой, то уже в его каблуке была вделана, он специально ходил к сапожнику, бритва, потому что он знал, что его арестуют, он написал уже этот стих: «Мы живем, под собою не чуя страны». То есть он действительно был к смерти готов. А через четыре года, как известно, он упадет в бане совершенно голый на Дальнем Востоке на «Второй речке». Представьте, к нему подойдет врачиха тюремная, потрогает пульс, пощупает за шеей и скажет то же самое слово: «Готов». «Уносите жмурика», - скажет один из уголовников. И, в общем, Мандельштама унесут и похоронят. Вот с моей точки зрения так закончился Серебряный век. Разные исследователи по-разному относят эту границу конца Серебряного века. Кто-то считает, что в 1921 году он закончился вместе со смертью Блока и с расстрелом Гумилева, кто-то считает, что в 1934, когда умер Михаил Кузьмин, когда Андрей Белый умер и так далее. Ну, у всех по-разному. Мне лично кажется, что вот это одна из таких роковых что ли сцен. Потому что тогда же 1 февраля 1939 года, то есть еще через год,  Наде Хазиной, Наде Мандельштам, жене на почте вернули посылку за отсутствием адресата, и она поняла, что мужа ее больше нет в живых. И письмо, которое она написала, она так и не успела отправить его. Ужасно трогательное и такое, знаете, ну, совершенно невозможное письмо, потому что читать его довольно тяжело.

ДРАПЕКО:  Особенно зная все обстоятельства.

НЕДОШИВИН:  Да, особенно, когда знаешь. И вот она тащила эту посылку домой, а в ней было то, что она собрала для мужа, 11 килограмм она весила, эта посылка, там были сухари, сгущенное какао, какое-то сало, в общем, все, что требовалось с ее точки зрения. И она тащила и плакала. А по стечению обстоятельств именно в этот день 1 февраля 1939 года газета «Правда»  опубликовала огромный список - 102 фамилии  о награждении поэтов и писателей Советской страны. 102 фамилии. То есть, понимаете,  в разных домах точно так же плакали от счастья многие писатели, и те, которые выжили, и те, которые закладывали и предавали писателей, в том числе, и Мандельштама. Потому что, скажем, рядом с этим углом стоит на углу Волхонки и Гоголевского, стоит первая классическая гимназия мужская. Мы еще к ней, возможно, вернемся, но дело в том, что там преподавал Луговской, и там же вырос его сын – поэт Луговской, он учился в этой гимназии. А Луговской дружил в те годы,  очень близко дружил с Фадеевым, с таким писателем Павленко, и, как это ни странно, с таким следователем НКВД, его звали Христофорович по отчеству, по фамилии Шиваров. Вот они так плотно дружили, что они вместе пили, пели, ходили по женщинам, они все были большие бабники и так далее. И Павленко уговорил Шиварова, чтобы он поприсутствовал на допросах Мандельштама. И Шиваров прятал его в шкаф в кабинете, и он слышал все это. А  однажды даже, когда они ехали в лифте на Лубянке…

ДРАПЕКО:  Это с надеждой, что он кого-то сдаст? Чтобы узнать из первых рук.

НЕДОШИВИН:  Ну, просто ему было любопытно, потому что он потом все это рассказывал. Вот он поднимался в лифте вместе с Мандельштамом, Мандельштам упал на пол, чего-то бился в истерике, и вдруг он услышал голос, он вспоминал потом, Мандельштам, рассказал об этом Наде, вдруг он услышал над собой голос, что: «Мандельштам, как вам не стыдно». Он поднял голову и увидел над собой Павленко, который тоже ехал в этом лифте. Вы понимаете, как все тесно перевязано. То есть она тащит посылку, а Павленко, Луговской… Ну, кстати, я вам скажу, что Павленко получил Орден Ленина как раз тогда же, и Фадеев получил Орден Ленина, а Луговскому дали Знак Почета, как бы он был еще не очень. Но, в общем, вы понимаете, вот эти все перевязки на Волхонке, их страшно много.

ДРАПЕКО:  Слушайте, мы поговорили о том, как закончился Серебряный век, а о том, как он начался.

НЕДОШИВИН:  Говорю, говорю.  Дело в том, что на углу набережной Кропоткинской и Соймоновского переулка, это рядом с Храмом Христа Спасителя, справа стоит, если от набережной смотреть, Храм Христа Спасителя, слева угловое здание совершенно потрясающей красоты, такой Дом-сказка, модерн, красивейшее невероятно, с майоликовыми панно. Так вот в этом доме, на мой личный взгляд, я считаю, Серебряный век начался. Сам дом был построен, он называется «Дом Перцовой», потому что там как бы жила Перцова. Сам дом был построен в 1907 году. Там жил Фальк, например, к Фальку приходил туда Жан-Поль Сартр, ни много, ни мало, там жило много достаточно великих людей, там даже одно время жил Лев Давыдович Троцкий, у него там была квартира, но, правда, с отдельным входом. Сейчас это здание относится к МИДу. Но там есть совершенно замечательный подвал, и в 1907 году в этом подвале стала собираться московская богема, собирались вечером. Там, во-первых, пел первые песни Вертинский, вот эти «Ваши пальцы пахнут ладаном», там каждый приносил с собой какую-то еду. Там вход стоил рубль, так пишет, по крайней мере,  Серпинская.

ДРАПЕКО:  То есть это был клуб коммерческий.

НЕДОШИВИН:  Да, это был некий клуб, но не коммерческий, потому что они как бы сами для себя все это организовали.

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.