Профитроли Евгений Маргулис

СТАХОВСКИЙ: Добрый день, друзья, Вера Кузьмина и Евгений Стаховский в студии. Начинается "Школьная анкета" - программа, куда к нам приходят люди, не требующие дополнительного представления. Сегодня Евгений Маргулис в гостях. Здравствуйте.

МАРГУЛИС: Здравствуйте. Я хочу на всякий случай сразу извиниться, потому что я буду поскрипывать, не от старости, а от насморка. Организм обезвожен кондиционером.

СТАХОВСКИЙ: Лето - время опасное в этом смысле. Ничего страшного, я думаю. Традиционно начнем: Евгений Шулимович Маргулис, день рождения - 25 декабря 1955 года, место рождения - Москва.

КУЗЬМИНА: Заслуженный.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это понятно.

МАРГУЛИС: Не пугайте.

СТАХОВСКИЙ: Музыкант, гитарист, участник групп "Машина времени", "Воскресение"...

МАРГУЛИС: Бывший участник и той, и другой.

СТАХОВСКИЙ: И много авторских проектов, которые появляются. В общем, музыкант, и всё понятно, правда же?

МАРГУЛИС: Спасибо, мне достаточно.

СТАХОВСКИЙ: Поскольку у нас программа такая устоявшаяся, хочется начать с истоков, о которых мы говорим обычно из программы в программу с очень разными людьми, которые к нам сюда приходят. И хотелось бы начать прямо, знаете, с самого раннего вашего воспоминания.

КУЗЬМИНА: О себе.

СТАХОВСКИЙ: Первая вспышка какая-то.

МАРГУЛИС: Ввиду того что я родился давно, то какие-то факты, наверное, могут уже замылиться. Но вот я помню, как я вдруг неожиданно заболел воспалением легких года в четыре.

СТАХОВСКИЙ: Неожиданно действительно.

МАРГУЛИС: Я помню свое состояние души и бодрости в этот момент. Было противно. А потом уже пошли какие-то хорошести, даже хорошести первого класса.

СТАХОВСКИЙ: Например? Что это такое?

МАРГУЛИС: Я помню, как меня сдали родители в 150-ю школу, которая находится здесь недалеко, я помню даже цветы, пионы такие белые.

СТАХОВСКИЙ: Вы пошли первый раз в первый класс.

МАРГУЛИС: Ну да. Помню, что здесь было вместо вашей радиостанции.

КУЗЬМИНА: А что здесь было вместо нашей радиостанции?

МАРГУЛИС: А какие-то заводы.

КУЗЬМИНА: А тут такие слухи ходят страшные.

СТАХОВСКИЙ: Нет, действительно, раньше были заводы какие-то, и улицы устроены по-другому... А в этом здании конкретно, в этом здании до этого было управление лагерей, здесь же ГУЛАГ был самый настоящий.

МАРГУЛИС: Такое, да.

СТАХОВСКИЙ: У нас до сих пор из подвалов какие-то голоса доносятся непонятные.

КУЗЬМИНА: Да, мы ходим, мифы разносим здесь всякие, что будете плохо себя вести, мы вас в подвалы отправим.

МАРГУЛИС: С вами будет то же самое.

СТАХОВСКИЙ: У нас есть кнопочка.

КУЗЬМИНА: Есть какая-то в семье история, почему вам дали имя Евгений?

МАРГУЛИС: Хороший вопрос от тебя. Я наблюдал много лет тому назад, как один достаточно популярный артист подошел к другому популярному артисту, один был поумней, а другой поглупей. И тот, который поумней, его звали Гена, Геннадий, а тот, который поглупей, подошел к нему и спросил: скажи, а Евгений - это Гена? На что дальше была такая нецензурная брань. Бог его знает. Сейчас спросить это невозможно, но имя мне, по-моему, подходит.

КУЗЬМИНА: Вполне, можно желание загадывать, друзья, заходите в студию, меж двух Евгениев.

МАРГУЛИС: Евгений, по-моему, это "благородный", если мне не изменяет память.

СТАХОВСКИЙ: Да, совершенно верно.

МАРГУЛИС: Я, наверное, благородный.

СТАХОВСКИЙ: Действительно, чего уж тут. У нас почему-то второй день, случайно так вышло, в гостях одни Евгении. Вчера был Женя Цыганов, потом ребята музыканты, и тоже там Евгений Гончаров был, сегодня вот мы с вами встретились. Меня тут вообще все уже…

МАРГУЛИС: Да, я знаю, но мы с тобой приличные люди.

СТАХОВСКИЙ: Конечно, да. Но вспоминается каждый раз, не знаю, может, вам тоже, мне все время вспоминается вот эта эпиграмма…

МАРГУЛИС: "Ты - Евгений, я - Евгений..."

СТАХОВСКИЙ: Да, да. "Ты - не гений, я - не гений..." Это очень какая-то смешная история, прекрасная.

МАРГУЛИС: Это смешная история, да, которая, кстати, происходила на Аэропорте, там же писательские кооперативы. Я в своем детстве видел большое количество народу и артистов, и писателей, то есть мне как-то повезло находиться в этой среде, location правильно. Моя школа напротив аэровокзала.

КУЗЬМИНА: А что родители рассказывали про 1955 год? Мой 1980-й всем запомнился, как минимум, Олимпиадой, поэтому я так с гордостью всегда вспоминаю о том, как мне рассказывали родители об этом. А вот 1955 год?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, 1955 год, он считается годом рождения рок-н-ролла, и, пожалуй, больше ничего интересного, кроме рождения него и меня...

КУЗЬМИНА: В этом году не случилось.

МАРГУЛИС: Не произошло, да. По-моему, официальный день 13 апреля.

СТАХОВСКИЙ: Ух ты, день рождения рок-н-ролла?

МАРГУЛИС: Это было первый раз, когда в эфире была песня "Rock Around the Clock". Первый раз диск-жокей так называемый поставил эту песню.

СТАХОВСКИЙ: И с тех пор так и повелось.

МАРГУЛИС: Так и повелось.

СТАХОВСКИЙ: Раз уж мы про школу заговорили, а вообще нравилось, были любимые направления, предметы? Как называется-то, классы?

КУЗЬМИНА: Ученье - свет, а неученье - тьма.

СТАХОВСКИЙ: Я сам забыл, как это в школе называется. Предметы.

МАРГУЛИС: Предмет? Я сейчас уже не помню, потому что это было очень давно. Что-то обламывало там, допустим, как математика.

СТАХОВСКИЙ: Не хотелось совершенно?

МАРГУЛИС: Ну, не мое. Литература, русский мне как-то нравились, потому что мама была преподавателем русского и литературы. Немножко иностранные языки, хотя в тот момент казалось, что на фиг они нам нужны, потому что заграницу мы никогда не увидим.

СТАХОВСКИЙ: Мало ли, а вдруг шпион вырастет из человека.

МАРГУЛИС: Шпион - маловероятно. Вот, а физкультура не нравилась. Что там у нас?.. Физика тоже не очень.

СТАХОВСКИЙ: Ботаника?

МАРГУЛИС: Ботаника была интересна.

СТАХОВСКИЙ: Там есть моменты некоторые привлекательные.

МАРГУЛИС: Майя Константиновна, по-моему, у нас была биологичка.

КУЗЬМИНА: А брат старший учился вместе с вами в школе? Он на два года старше?

МАРГУЛИС: Он на два года. Он учился сначала там, потом свалил, потом закончил институт... нет, по-моему, он закончил сначала театральное художественно-техническое училище, потом институт.

СТАХОВСКИЙ: У вас же известный момент в жизни, вы из тех музыкантов, которые в музыку пришли через медицину. Это же довольно частое сопоставление, почему-то медицина рядом с музыкой.

МАРГУЛИС: Нет.

СТАХОВСКИЙ: Нет? Вы же учились в мединституте, или я что-то путаю?

МАРГУЛИС: Нет, я учился. Но это неважно. Я в музыку пришел от зависти на самом-то деле.

СТАХОВСКИЙ: К кому?

МАРГУЛИС: Я могу объяснить. Потому что я был ушастый, кривоногий, мелкотравчатый и не очень нравился девушкам. А те люди, которые владели каким-то инструментом, не фортепиано, заметьте...

СТАХОВСКИЙ: Желательно гитаркой, да.

МАРГУЛИС: Да, и могли на улице, скажем, у подъезда исполнить что-нибудь, конечно, коэффициент полезности и коэффициент красоты их возрастал просто немеряно.

СТАХОВСКИЙ: Все из-за девчонок.

МАРГУЛИС: Ну конечно. Чтобы нравиться, нужно было что-нибудь освоить, вот я и…

КУЗЬМИНА: Мне кажется, положа руку на сердце, так ответил бы честно почти каждый первый мужчина-музыкант с гитарой.

СТАХОВСКИЙ: Что в музыку он пришел…

МАРГУЛИС: Из-за зависти, да. Но, во-первых, мне еще нравились "Битлз", это понятно, и страшно хотелось их играть. А в основном, конечно, дворовые песни "Ты ушла с другим, ша-лу-ла-лу-ла..." с девчонками.

СТАХОВСКИЙ: Но разве это изначально воспринималось как профессия? Если действительно это было увлечение ради желания нравиться, то все равно в голове были какие-то мысли: надо кем-то быть...

КУЗЬМИНА: Ты же добился девушку и бросил свой саксофон.

МАРГУЛИС: Кем-то быть - это понятно, потому что люди нашего поколения, они были подвержены только такой вот родительской идее.

СТАХОВСКИЙ: Естественно, на завод, вот это всё.

МАРГУЛИС: Нет, не завод.

КУЗЬМИНА: Почему? Космонавты, летчики.

МАРГУЛИС: Космонавты, летчики, таксисты, продавцы мясных лавок, мясного магазина. Но суть не в этом. То есть обязательно форма жизни дальше после школы: "ты сначала что-нибудь закончи, а потом иди хоть дворником". Поэтому большая часть моих друзей что-нибудь заканчивали. Вот, но потом как-то что-то в жизни менялось, и менялась, естественно, профессия. И так мы стали музыкантами, а не бог знает кем.

СТАХОВСКИЙ: Но в детстве-то были же мечты: когда я вырасту, я стану…

МАРГУЛИС: Нет, это естественно, потому что 1961 год, Гагарин.

СТАХОВСКИЙ: То есть все-таки космонавт.

МАРГУЛИС: Космонавтом я, естественно, хотел быть, пожарником, таксистом, какие-то такие вот трогательные профессии, которые позволяли одеваться в другой костюм, знаешь, типа проводника поезда.

КУЗЬМИНА: Иметь отличительные какие-то черты, да.

МАРГУЛИС: С погонами, в фуражке.

СТАХОВСКИЙ: Слушайте, а у таксистов же в то время, мне кажется, тоже…

МАРГУЛИС: Фуражки были.

СТАХОВСКИЙ: Да, я даже из своего детства 80-х и то помню, что таксист - в этой профессии действительно была какая-то романтика, а не как сейчас.

МАРГУЛИС: Раньше, да.

КУЗЬМИНА: Потому что таксисты становились главными героями фильмов, между прочим.

СТАХОВСКИЙ: Историй каких-то сумасшедших. Люди, которые наблюдают жизнь, конечно.

МАРГУЛИС: Это были серьезные ребята.

КУЗЬМИНА: И тут все посмеялись. Стыдно нам должно быть.

МАРГУЛИС: Почему, почему, нет. Профессия была востребованная, она неплохо оплачивалась, в общем, всё нормально.

СТАХОВСКИЙ: Были любимые книги в детстве? В юности? Было что-то такое, что после прочтения…

МАРГУЛИС: После прочтения сжечь, да. Ты знаешь, на самом деле абсолютно джентльменский набор того, что было положено читать детям. Плюс то, что доставалось, скажем, от детей, у которых родители были чуточку писателями, потому что…

СТАХОВСКИЙ: Не всё можно было достать.

МАРГУЛИС: Ну да, я учился в школе, где половина детей были дети дипломатических работников, то есть дети военных атташе, дети дипломатов, дети торговых представителей. И, естественно, пока мы уезжали в пионерский лагерь летом, они сваливали куда-то к родителям и что-то привозили. Привозили и запрещенную литературу.

КУЗЬМИНА: И музыку.

МАРГУЛИС: И музыку, естественно. То есть у нас был всегда свежак. Мы знали, что 1 сентября мы придем в школу и начнется обмен мнениями, обмен пластинок.

КУЗЬМИНА: А как с английским языком? В школе был английский язык?

МАРГУЛИС: В школе был, естественно, английский язык в достаточно зачаточном состоянии, и мы, скажем, те, кто хотели чему-то научиться, люди, которые как бы желали стать поближе к музыке, - естественно, было интересно понять, о чем поют, - учили по фразам. Ты берешь там фразу can't buy me love - что это обозначает? Находились, кстати, "знатоки" английского языка. Гениальная история: "Хау ду ю ду? - Как ты это делаешь?", "Ол райт - Всё правой".

КУЗЬМИНА: Слушайте, это может быть смешно, конечно, но, переводя те самые фразы, можно выучить английский язык.

МАРГУЛИС: Ознакомиться. Нет, потом, естественно, какие-то дополнительные занятия нужны.

СТАХОВСКИЙ: Но в целом основа какая-то присутствовала.

МАРГУЛИС: Да, наше поколение, конечно, учило язык по песням. Ну и, естественно, те, кто учились в английских либо французских спецшколах.

СТАХОВСКИЙ: Это уже отдельная история. Я про книги так и не понял?

МАРГУЛИС: А, про книги. Я говорю, что именно тот набор, который…

СТАХОВСКИЙ: Но любимое, к чему-то тянуло? Потому что мальчики все равно, да и девочки, кто-то любит приключения, кто-то романтические истории, кто-то пиратов там каких-то.

МАРГУЛИС: Ты знаешь, мы читали все подряд. И была очень хорошая библиотека в Академии Жуковского, я жил напротив, и мы были записаны в эту библиотеку и брали всё, что хотели. Ну, и плюс к тому то, что привозили одноклассники, "Новое русское слово", там "Доктор Живаго", то, что у нас…

СТАХОВСКИЙ: Но это уже постарше, видимо, совсем?

МАРГУЛИС: Ну, как постарше, в школьные годы.

КУЗЬМИНА: Это правда или легенда, что бабушка выбросила вашу скрипку практически в окно?

МАРГУЛИС: Не практически, а выбросила, потому что ее раздражала музыка.

КУЗЬМИНА: Убила музыканта в вас на короткий период.

СТАХОВСКИЙ: Может, наоборот, воспитала, и вы в знак протеста…

МАРГУЛИС: Нет, ты знаешь, она относилась к той категории людей, которые музыку ненавидят. Ну, бывает. Есть такая категория людей, я знаю достаточное количество своих близких друзей, которые говорят: мне нравится то, что ты делаешь, но на концерт не пойду. Я говорю: "Почему?" - "Ненавижу музыку". Я говорю: "Но если я тебе нравлюсь..." - "Ну, понимаешь, не пойду".

КУЗЬМИНА: Да, но нет.

СТАХОВСКИЙ: А бабушка чем занималась в жизни, что она была за человек?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, она была бабушка, этого было достаточно.

КУЗЬМИНА: По профессии бабушка.

МАРГУЛИС: Она была по профессии бабушка. Она была стара как Саваоф, и я жил у нее.

СТАХОВСКИЙ: То есть это главный воспитатель был?

МАРГУЛИС: Абсолютно, да.

СТАХОВСКИЙ: Ничего себе. Бабушкино воспитание, конечно, отдельная какая-то история. Она же готовила, наверное, с утра до ночи что-нибудь?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, нет, не готовила, потому что старший брат жил у родителей, у меня родители имели обыкновение то сходиться, то расходиться...

СТАХОВСКИЙ: Ну, нормальная история, в общем.

МАРГУЛИС: Ну да, как водится. И так как я был младший, то меня отправляли к бабушке. Там было прикольно.

СТАХОВСКИЙ: А чем вы занимались вместе? В чем, если объяснить эту систему, бабушкино конкретно воспитание, как оно строилось?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, я ей не мешал, она мне не мешала.

СТАХОВСКИЙ: Разошлись по разным углам и всё.

КУЗЬМИНА: Ребенок должен быть накормлен, одет.

МАРГУЛИС: Да, это самое главное. Нет, какие-то были там рабочие моменты, но я вспоминаю вот это время с удовольствием.

КУЗЬМИНА: Вы общаетесь со своими одноклассниками, какую-то связь поддерживаете?

МАРГУЛИС: Только с одним, с которым мы дружны аж с первого класса, и опять же благодаря ему я как-то втянулся в музыку. Его папа притаскивал пластиночки. И как-то так получилось, что мы общаемся до сих пор, он мне чего-то там все время привозит. Такой хороший. Валерка, будь здоров, если ты меня слышишь!

СТАХОВСКИЙ: А он где живет-то?

МАРГУЛИС: Он живет в Москве. Не знаю, слушает он радио, но, во всяком случае, я хочу ему передать большой респект. Спасибо за то, что ты, гад, сделал со мной.

КУЗЬМИНА: За то, что я здесь сейчас.

СТАХОВСКИЙ: Слушайте, наверняка в жизни появляются какие-то люди, которые приходят и уходят, а есть люди, которые пришли и остались. Есть какое-то внутреннее объяснение, не знаю, внутреннее определение вообще друга? Друг - это кто? Это что вообще такое?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, друг - это понятие такое достаточно обширное. Я был в Америке, там было часов 5 утра, мне позвонил мой дружок, зная, что я в Америке, я на него, конечно, наорал: что же ты, сволочь, ты же знаешь, что 11 часов разницы, потому что я в Калифорнии! Он говорит: а меня это не интересует, я просто хотел с тобой пообщаться, и вообще, дружба - понятие круглосуточное.

КУЗЬМИНА: Отлично. Всё становится сразу понятно. Вы помните первые свои деньги заработанные, может быть, в юности где-то подрабатывали?

МАРГУЛИС: Конечно, помню. Первые деньги я заработал на выпускном вечере своем же, играя как приглашенный ансамбль.

СТАХОВСКИЙ: Пока все веселились?

КУЗЬМИНА: К себе же на выпускной вечер, друзья, что может быть лучше.

МАРГУЛИС: Да, да. Ты знаешь, но они на самом деле решили сэкономить, заплатили нашему коллективу значительно меньше, чем требовала группа, которую они хотели пригласить тогда. Но каких-то 10 рублей мы своих заработали.

КУЗЬМИНА: А вот интересно, на взрослую жизнь как это потом наложилось? Потому что понятно, когда музыкант вырос и работает, скажем, в новогоднюю ночь или в какие-то официальные праздники, когда вся страна гуляет, а он вынужден стоять на сцене. А ведь это было то же самое. Выпускной, в общем, достаточно серьезный праздник. При этом надо было работать в этот день.

МАРГУЛИС: Нет, нет, мы же были все-таки голимая самодеятельность, и каждый выход на сцену - это очередная возможность поиграть и показать себя. Мы стояли, естественно, над людьми, то есть над моими одноклассниками, выше на 1,5 метра, и смотрели сверху вниз, понимаешь.

КУЗЬМИНА: И этого было достаточно.

МАРГУЛИС: Ну да, мы были героями, это кайф. Все остальное, когда это превращается в работу, это уже работа. А тут - "бандерлоги, я вижу вас, идите ко мне!".

СТАХОВСКИЙ: Вы-то там пляшете, а мы вон чего умеем.

МАРГУЛИС: Но время было кайфовое, время было кайфовое. Как раз, я помню, вышел "Jesus Christ - Superstar", мы что-то играли оттуда.

СТАХОВСКИЙ: А есть хобби в жизни какое-то? Большое, серьезное?

КУЗЬМИНА: 600 штук насчитывает это хобби.

МАРГУЛИС: Лягушки, да их до фига, я уже перестал их собирать, потому что как-то стало повторяться. И я переключился года, наверное, три назад или четыре, я начал собирать этнические струнные инструменты.

СТАХОВСКИЙ: С чего вдруг? Как произошло вот это зарождение хобби? Я просто знаю по себе, у меня дома полно лягушек, но моя коллекция зародилась совершенно случайно. То есть мне, например, в один какой-то день два разных человека, вру, три разных человека подарили: один - шарик с лягушкой, второй - какую-то статуэтку, третий - чашку, на которой нарисована лягушка.

КУЗЬМИНА: По-моему, у вас идентичная история.

МАРГУЛИС: Абсолютно.

СТАХОВСКИЙ: И понеслась, то есть я не знал, что я собираю лягушек, но все остальные за меня решили, что я теперь собираю лягушек, и бесконечно мне их дарят. То есть это случайный какой-то момент. Тоже была случайность?

МАРГУЛИС: Абсолютно то же самое. Мне было года 33, мы были в Америке с "Машиной времени", и как раз случился мой день рождения. И вдруг, не сговариваясь, два моих бешеных товарища Саша Кутиков и Андрюша Макаревич приволокли мне по лягушке. Сашка Кутиков приволок, в Америку с собой взял лягушку, привезенную из Таиланда, размером с экран этого монитора.

СТАХОВСКИЙ: Огромная же!

МАРГУЛИС: Я его проклял, гада, потому что я таскал…

КУЗЬМИНА: Таскать же с собой потом, конечно.

МАРГУЛИС: Да, мы чего-то дней десять там шатались. А Макар мне подарил нэцкэ. Меня это по-человечески прикололо, и как-то я начал их собирать, и собирать с удовольствием, и, куда-то выезжая, мне было интересно притащить именно жабу тех мест, куда меня занесло.

СТАХОВСКИЙ: То есть такая международная коллекция, в общем.

МАРГУЛИС: Ну да.

СТАХОВСКИЙ: Мы говорили про лягушек, про коллекцию, а потом появились этнические музыкальные инструменты. С чего на них-то вдруг переключение произошло?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, по-моему, я увидел китайскую скрипку пипа в Китае, и она мне показалась такой красивой, она была обернута змеиной кожей какой-то, вообще ерундой. И я ее приволок. А потом к ней нужно было подбирать братьев и сестер, и я начал таскать отовсюду.

СТАХОВСКИЙ: Сложно это находить? 

МАРГУЛИС: Ты знаешь, помойки везде одинаковые. Блошиные рынки, где бы они ни были, они всегда блошиные рынки. Потому что я не покупаю новые инструменты, я беру только такую этнику.

СТАХОВСКИЙ: А, то есть кайф прямо в старье в таком своеобразном?

МАРГУЛИС: Конечно. Я был в Марокко и приволок оттуда два фантастических инструмента.

СТАХОВСКИЙ: Что это?

МАРГУЛИС: А ты знаешь, я не знаю.

СТАХОВСКИЙ: Как они называются?

МАРГУЛИС: Никто не знал, даже продавец этой помойки, где я их откопал. Я знаю, что один малийский инструмент, а второй... кенийский? Я пытался найти какие-то аналоги в Интернете, ничего не нашел.

СТАХОВСКИЙ: На что они похожи? На гитару, на скрипку?

МАРГУЛИС: Нет, они, естественно, все струнные, у них, очевидно, свой какой-то магический строй, я не знаю какой, но, в принципе, это и неважно, потому что каждый струнный инструмент ты настраиваешь так, как ты себе представляешь. Звучат они смешно. Даже некоторые я иногда пользую в каких-то записях.

СТАХОВСКИЙ: Да, это понятно. Хорошо.

КУЗЬМИНА: Мне хотелось вернуться обратно немного.

МАРГУЛИС: Давай.

КУЗЬМИНА: Про армию. Тут можно сказать только одно, что очень многие от нежелания идти в армию, собственно, прикидывались чем угодно - лягушками, чем придется.

МАРГУЛИС: Ну да, это свойство нашего поколения, никто служить не хотел, потому что мы были все-таки немного как бы асоциальные типы, и поэтому светило в армии самое "лучшее" - это Владивосток, еще что-то.

КУЗЬМИНА: А туда не хотелось.

МАРГУЛИС: Не очень хотелось, да. Естественно, придумывались какие-то удивительные болезни.

СТАХОВСКИЙ: Чтобы все отстали уже наконец.

МАРГУЛИС: Ну да, либо учились на дневном с военной кафедрой, посылая на фиг военную кафедру.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, чему, может быть, вы научились и что потом пригодилось, или на какие-то размышления вас навела работа в морге?

МАРГУЛИС: Ну, во-первых, это самая спокойная публика, которая мне когда-либо попадалась, ни ответов, ни приветов. Какие-то медицинские навыки у меня, естественно, остались до сих пор, можно сделать укол.

СТАХОВСКИЙ: То, что помогает в обычной жизни.

МАРГУЛИС: Ну да. Ты знаешь, когда я был молодой, у меня был очень смешной чемоданчик, такой ридикюль, в котором я таскал пенициллин, бициллин, шприцы, новокаин и прочее-прочее, я был такой настоящий доктор Айболит, выезжающий на лечение кожно-венерологических проблем моих друзей.

СТАХОВСКИЙ: Это прекрасно, конечно.

МАРГУЛИС: Это было очень смешно. 

СТАХОВСКИЙ: Мы много сегодня, но походя, сами к тому не стремясь, говорим о путешествиях, вот Марокко прозвучало уже, про Соединенные Штаты несколько раз мы говорили.

КУЗЬМИНА: Китай.

СТАХОВСКИЙ: Да, Китай. Путешествия в жизни занимают важное место?

МАРГУЛИС: Как тебе сказать, если есть возможность куда-то свалить... Сейчас я не смогу свалить, к сожалению.

СТАХОВСКИЙ: Что, паспорт отняли?

МАРГУЛИС: Нет, не паспорт отняли, просто я подписал контракт со вторым каналом, буду сидеть жюрить каждую пятницу.

КУЗЬМИНА: Не отпускают?

МАРГУЛИС: Ну да, то есть невозможно. Если я раньше летал, на сколько хочу, то сейчас я могу не больше чем на три дня. Ну, неважно. Мне нравится куда-либо летать, мне нравится там ездить, я всегда беру какую-то машину прокатную.

СТАХОВСКИЙ: Есть места, куда хочется возвращаться?

МАРГУЛИС: Испания. Испания нравится безумно.

СТАХОВСКИЙ: Испания тоже разная, есть Малага, есть Барселона, если Аликанте.

МАРГУЛИС: Ты знаешь, мне нравится Испания абсолютно вся, не обращая внимания на то, кто там живет. Они добрые, спокойные, их ничего не волнует, они радостные.

СТАХОВСКИЙ: Тепло моря? Или деревеньки, хутора?

МАРГУЛИС: Нет, тепло моря. Я в основном езжу и смотрю, что можно посмотреть.

КУЗЬМИНА: А вот эти обязательства, я не знаю, на телеканалах, журнальные дедлайны и так далее тяготят?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, журнальные дедлайны я прекратил, потому что я перестал быть писателем, мне страшно надоело. Страшно надоело, потому что в музыке сейчас большой застой, и что-то выискивать такое, о чем можно говорить... Я писал почти пять лет. Пять лет, вымучивая каждый месяц по статье и выискивая там какие-то 6-7 персонажей. Ну мало, всё похоже.

СТАХОВСКИЙ: То есть внутреннего удовольствия от этого не было.

МАРГУЛИС: Просто ужасно надоело, и надоело погружаться в то, что уже неинтересно.

КУЗЬМИНА: А как, кстати говоря, музыканту вдруг предложили писать? Потому что не всегда музыкант-писатель может изложить какие-то свои мысли в таком формате читабельном.

МАРГУЛИС: А я излагаю хорошо.

КУЗЬМИНА: Всё понятно. Короткий ответ.

СТАХОВСКИЙ: Не поняла за 40 минут? Посмотри, всё по полочкам, всё складненько, корешок к корешку.

МАРГУЛИС: Нет, на самом-то деле просто предложил мой товарищ, который занимался этим журналом, он говорит, слушай, у нас музыкальная колонка, пиши. Я говорю: я не хочу быть музыкальным критиком, мне дико не нравится навязывать свое мнение людям, которые, в принципе, и без меня ничего не понимают. Поэтому давай я лучше буду писать, вот в автомобиле у меня есть CD changer на шесть пластинок, и я буду писать о том, какие шесть пластинок в данный момент я слушаю в автомобиле. Он говорит: давай. И пошло, поехало и понеслось. Пять лет я каждый месяц... Дедлайн, конечно, это поначалу интересно, а потом ты начинаешь забывать, потому что какие-то события, ты куда-то полетел, попал на фестиваль какой-то замечательный.

КУЗЬМИНА: Увлекся.

МАРГУЛИС: Да, увлекся, и приходит подметное СМС-сообщение: "Где номер, сволочь? Где статья?" И тут же усиленно начинаешь что-то придумывать, что-то врать, ходить по помойкам, выискивать пластинки.

СТАХОВСКИЙ: Были какие-то ребята, появившиеся в последнее время, которые искренний интерес вызвали? Я имею в виду из музыкантов, конечно.

МАРГУЛИС: Ты имеешь в виду у меня или у народа?

СТАХОВСКИЙ: У вас, безусловно.

МАРГУЛИС: Мне дико понравилась команда, которая называется... ой, я сейчас, наверное, не смогу произнести... «Мгзавреби».

СТАХОВСКИЙ: «Мгзавреби», это грузинский, прекрасные ребята.

МАРГУЛИС: Да, они отличные, случайно я их откопал, и вот в Испании я слушал только их, перемещаясь на автомобиле. Нет, не только их, я в Испании слушаю только советскую музыку. Я себе сделал mp3-альбом часов, наверное, на восемь, где вот такая совковая песня, где-то с 1920-го по 1950-й.

СТАХОВСКИЙ: Начиная с Шульженко?

МАРГУЛИС: Да нет, еще раньше. Вот, знаешь, от первых граммофонных пластинок, ужасно прикольно.

СТАХОВСКИЙ: Господи, так сразу и имена-то уже те не вспомнить.

МАРГУЛИС: Абрамов.

СТАХОВСКИЙ: Абрамов, безусловно.

КУЗЬМИНА: Я думаю, а как бы сделать программу с этими пластинками, восемь часов разбить по 20 минут?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, но это действительно трогательно, наивно, потому что я, скажем, находясь за рулем 8-9 часов, я понимаю, что я не могу слушать западную музыку. То есть она в какой-то момент начинает меня раздражать, даже если что-то любимое. А вот песни советских композиторов из фильмов 1940 - 1950 годов - прелесть!

СТАХОВСКИЙ: Шостакович, Кабалевский.

МАРГУЛИС: Нет, ты берешь классику. 

СТАХОВСКИЙ: Я классиков беру практически.

МАРГУЛИС: А я беру такую шнягу, то есть ту попсу. Ужасно трогательно.

СТАХОВСКИЙ: А почему к ней так клонит? Что это такое, травма детства?

МАРГУЛИС: Никакой. Ты знаешь, просто оказалось, что там есть достойные песни. Среди барахла, которое тогда навязывалось. Потому что музыка поступала, как говорила моя бабушка, двумя видами - "телевизором и радивом", всё.

СТАХОВСКИЙ: И всё оттуда понеслось.

МАРГУЛИС: Конечно, да, и ты слушал то, что тебе предлагают.

СТАХОВСКИЙ: Вообще, в этом есть какой-то момент... У меня дядя, папин брат, он гитарист, в какой-то момент, уже лет 15 он этим занимается, он собрал ансамбль, оркестр, и первое, что он сделал, для того чтобы заниматься конкретно в этом коллективе своем, он приехал к бабушке с дедом моим, они еще были живы тогда, выгреб у них все старые пластинки, а там их были вот такие стопки, и на основании их сделал первую, вторую программу, которые, естественно, прошли на ура. Получается, что вот эта музыка 1920-30-х годов, которая сегодня очень мало где появляется, оказалась настолько востребованной…

МАРГУЛИС: Стареем, мы просто стареем, братец.

СТАХОВСКИЙ: Прошло-то практически 100 лет, вот если прикинуть - с 1920-х годов прошлого столетия 100 лет прошло, это же с ума сойти.

МАРГУЛИС: Это да. Но это интересно слушать.

КУЗЬМИНА: На сегодняшний день главным достижением что вы считаете для себя? Или, может быть, их несколько.

МАРГУЛИС: Ты знаешь, самое главное, я не стал сволочью, мне этого достаточно.

СТАХОВСКИЙ: Умудрился как-то. А были предпосылки?

КУЗЬМИНА: Одно большое достижение.

МАРГУЛИС: А предпосылки, ну как, знаешь, общаешься же с одной гопотой, в принципе. Нет, ну как-то повезло. Ироничен, а если ироничен, и ироничен прежде всего к себе, то это как-то помогает не скурвиться, и мне это нравится ужасно.

СТАХОВСКИЙ: Если бы была возможность смотаться на две недели в какую-нибудь историческую эпоху посмотреть, как это было на самом деле, что бы это могло быть? Вот машина времени та самая.

МАРГУЛИС: Та самая машина времени?

СТАХОВСКИЙ: Та самая пресловутая машина времени, да, и такой отпуск замутить. Куда?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, это поляна-то большая. Это примерно твой вопрос на уровне: если бы вас вынесло на необитаемый остров, что бы вы взяли с собой?

СТАХОВСКИЙ: Но интересно же пофантазировать.

МАРГУЛИС: Знаешь, если вынесло не на обитаемый остров, с собой ты уже ничего не возьмешь.

СТАХОВСКИЙ: Вдруг завтра ученые возьмут и скажут: Маргулис, есть такой шанс.

МАРГУЛИС: Ты знаешь, опять же, это обширная поляна, надо подумать.

СТАХОВСКИЙ: Например, какие эпохи интересуют?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, я даже затрудняюсь что-то сказать.

КУЗЬМИНА: А может быть, это будущее?

МАРГУЛИС: Будущее - нет, не хочется смотреть, что с тобой будет через 50 лет... даже ты не можешь предугадать, что будет через 5 лет.

СТАХОВСКИЙ: Конечно. Да через 10 минут непонятно, что приключится.

МАРГУЛИС: Ну да. Не знаю, давай этот вопрос все-таки…

СТАХОВСКИЙ: Перенесем.

МАРГУЛИС: Не перенесем, а просто закроем.

КУЗЬМИНА: В будущем хорошо в конец кредита ипотечного сразу посмотреть, я его выплачу или нет, и решить, брать или нет сейчас. И всё, и вернуться обратно.

МАРГУЛИС: То есть вариант - брать или не брать, вот в чем вопрос.

СТАХОВСКИЙ: Разные издания в разные времена, видимо, после интервью, публиковали список ваших любимых кинофильмов, меня, например, он очень заинтересовал, потому что половина из этих фильмов, они михалковские старые.

МАРГУЛИС: Они хорошие, да.

СТАХОВСКИЙ: «Неоконченная пьеса», «Обломов», «Свой среди чужих» и так далее. И тут же присутствует Альмодовар «Всё о моей матери», «Женщины на грани нервного срыва». То есть кардинально разные темы, кардинально разный киноязык, и само художественное решение каких-то моментов кардинально разное. Почему Михалков, почему Альмодовар?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, Михалков... Вот я, кстати, хочу тебе сказать, это не моя фраза, Лемми, который Motorhead, он сказал гениальную фразу: сколько бы лет тебе не было, тебе все равно будет нравиться то, что зацепило тебя в детстве.

СТАХОВСКИЙ: Поэтому Михалков?

МАРГУЛИС: Поэтому Михалков. 

СТАХОВСКИЙ: Он, конечно, великие фильмы снимал.

МАРГУЛИС: Он великий, да, да. А далее уже пошло именно на тот момент кино, кино, кино... Потом границы рухнули, раз - появился Альмодовар - совершенно другое кино, мы же этого не видели никогда в жизни. Меня в тот момент и зацепило.

КУЗЬМИНА: На чьем концерте вы были последний раз?

МАРГУЛИС: Я слетал на один день в мае, 20 мая, на концерт Джарле Бернхофта. Увидел, что он играет в Амстердаме, купил билет, сходил на концерт и вечерней лошадью умотал в Москву. Потому что он мне безумно интересен.

СТАХОВСКИЙ: А есть музыканты, с которыми хотелось бы поработать, но никак не удается?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, как это ни странно, у меня большое количество зарубежных битлов знакомых. Большое количество калифорнийских альтернативщиков. Алан Джохеннес...

СТАХОВСКИЙ: Малоизвестные все у нас товарищи.

МАРГУЛИС: Да, малоизвестные.

СТАХОВСКИЙ: В узких кругах только.

МАРГУЛИС: У нас была идея что-то замутить, но…

СТАХОВСКИЙ: Что останавливает-то?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, хотелось сделать что-то необычное, но Наташка Шнайдер (актриса, композитор, жена А. Джохеннеса - Прим. ред.) умерла, к сожалению, и, скажем, такого человека, такого модератора той истории, которую мы хотели сделать, я просто больше не вижу, поэтому я похоронил этот проект. А так поиграть - почему бы и нет: прилетел в Америку, позвонил, если все свободны, почему бы не встретиться.

СТАХОВСКИЙ: Устроить какой-то джем даже для себя?

МАРГУЛИС: Конечно, конечно. Алан играл у нас на пластинке, причем мы обменивались файлами из Москвы в Америку, из Америки в Лондон. Прикольно.

СТАХОВСКИЙ: В этом есть какой-то кайф отдельный. Потому что ведь еще лет 20-30 назад это было совершенно недоступно.

МАРГУЛИС: Ну да. С Аланом я дружкую до сих пор, и все люди, в проектах которых он участвует, тоже становятся моими друзьями, моими знакомцами, и я очень хочу слетать, такая есть французская команда Loading Data...

СТАХОВСКИЙ:  Чтобы с ними что-то поделать?

МАРГУЛИС:  Да. Алан Джохеннес писал им альбом и как-то нас познакомил, вот у них будет 15-летие коллектива в Париже, я хочу сгонять.

СТАХОВСКИЙ: А что играют они?

МАРГУЛИС:  Ты знаешь, я же не музыкальный критик. У меня музыка делится только на две категории: хорошая и плохая. Они играют хорошую музыку.

СТАХОВСКИЙ:  Отлично! Надо записать название.

КУЗЬМИНА: Вы говорили, что с математикой были нелады у вас, а один из ваших сыновей аналитик финансовый.

МАРГУЛИС: Один из наших, то есть он один-единственный. Да, он аналитик, да.

КУЗЬМИНА: Помогает в семье финансовый аналитик? Легче становится жить?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, мы пока его…

СТАХОВСКИЙ: Не используем.

МАРГУЛИС: Знаниями, да, не пользовались по этому вопросу. А в каких-то моментах, когда что-то ты забываешь, он очень хорошо знает историю, если нужно полоснуть датами, а у тебя нет под рукой магической коробки телефона, где можно залезть в Интернет и посмотреть, тут же вызваниваешь.

КУЗЬМИНА: То есть, если бы вы играли в "Кто хочет стать миллионером?", позвонили своему сыну?

МАРГУЛИС: Конечно. А ты знаешь, мы играли, но, слава богу…

КУЗЬМИНА: Сколько выиграли?

МАРГУЛИС: Мы выиграли с Углом 200 тысяч, а с Андрюшкой Державиным 300 тысяч, что ли.

КУЗЬМИНА: И звонили сыну?

МАРГУЛИС: Нет, оказалось, что я знал некоторые ответы.

СТАХОВСКИЙ: Сам.

МАРГУЛИС: Да. 

СТАХОВСКИЙ: А что самое главное в воспитании детей?

МАРГУЛИС: Ты знаешь что, самое главное в воспитании детей, чтобы этим хорошо занималась мама.

СТАХОВСКИЙ: Не мешать маме.

МАРГУЛИС: Да, да, я старался не мешать, потому что, скажем, я не Макаренко. Хорошая, помнишь, была такая шутка, когда маленького мальчика спрашивают, что такое счастье? Он говорит, счастье - это когда у тебя дома живет собачка, кошечка, мышка, попугайчик и за всем этим ухаживает мама.

СТАХОВСКИЙ: Так и здесь, да. Какая прелесть.

МАРГУЛИС: Да.

СТАХОВСКИЙ: Вы считаете себя успешным человеком?

МАРГУЛИС: Ну, скорее всего, да. То есть я занимаюсь любимым делом, работа доставляет мне удовольствие - значит, да.

СТАХОВСКИЙ: Работа все-таки главное?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, нет, тут уже как бы комплекс всего.

КУЗЬМИНА: А спорт каким-то образом присутствует в вашей жизни?

МАРГУЛИС: Он, слава богу, прошел мимо.

СТАХОВСКИЙ: А в виде телевизионных трансляций чего бы то ни было, посещения спортивных мероприятий, может быть?

МАРГУЛИС: Я ходил на футбол пару раз.

КУЗЬМИНА: Совершенно случайно.

СТАХОВСКИЙ: Но потом не сложилось.

МАРГУЛИС: Ты знаешь, хорошая такая фраза: спорт и свежий воздух вредны для здоровья.

СТАХОВСКИЙ: Что-то Черчиллем сейчас повеяло. 

МАРГУЛИС: Ну конечно. Да, стариком Черчиллем.

СТАХОВСКИЙ: Из его уст бы это прозвучало, конечно, хорошо.

КУЗЬМИНА: Очень много сообщений, хотя мы, в общем, не просили комментировать и старались сами максимально вопросов назадавать, но в любом случае мы все распечатаем и в трех экземплярах передадим, друзья.

МАРГУЛИС: СМС-сообщением.

КУЗЬМИНА: Да, абсолютно точно, одним большим.

МАРГУЛИС: Это, помнишь, последняя такая шутка: экзамен ЕГЭ, образ матери в СМС-сообщении...

СТАХОВСКИЙ: А у вас есть любимый анекдот, кстати?

МАРГУЛИС: О, навалом.

СТАХОВСКИЙ: У нас что-то давно никто анекдотов не рассказывал. Хакамада последний раз, по-моему.

МАРГУЛИС: Ты знаешь, они все страшно неприличные.

СТАХОВСКИЙ: Черт, опять! Что ж такое?

КУЗЬМИНА: Только ты умудряешься заменить те слова, и, конечно, они перестают быть смешными в связи с этим.

МАРГУЛИС: Ну да, потому что слово, оно и есть слово, и менять его как-то не хочется.

КУЗЬМИНА: А что всегда есть в вашем холодильнике? Что должно быть?

МАРГУЛИС: Ты знаешь, на самом деле главное, чтобы холодильник был.

КУЗЬМИНА: Электричество.

МАРГУЛИС: Да, сейчас, когда выключат микрофон, я вам расскажу анекдот, вы мне напомнили.

СТАХОВСКИЙ: О, это хорошо, а потом мы в нашу группу "Вконтакте" его перепишем, там можно всё. Спасибо вам большое.

КУЗЬМИНА: Спасибо.

МАРГУЛИС: Спасибо большое.

СТАХОВСКИЙ: Ближайшие концерты какие-то, кстати, намечаются?

МАРГУЛИС: Я 2-го числа буду играть на ВДНХ в замечательной совершенно компании: Максик Леонидов, потом я, и потом Боря Гребенщиков. То есть все близкие, близкие товарищи. 

СТАХОВСКИЙ: Отлично, 2 августа. Спасибо большое. Евгений Маргулис.

КУЗЬМИНА: Спасибо.

МАРГУЛИС: Счастливо.