Профитроли Андрей Смирнов

СТАХОВСКИЙ: В студии Вера Кузьмина и Евгений Стаховский. Начинается "Школьная анкета" - программа, куда к нам обычно приходят люди, не требующие особого представления. Андрей Смирнов сегодня у нас в гостях. Здравствуйте.

СМИРНОВ: Здравствуйте.

КУЗЬМИНА: Здравствуйте, добрый день.

СТАХОВСКИЙ: Страшно приятно вас видеть.

СМИРНОВ: Спасибо.

КУЗЬМИНА: Больше страшно или больше приятно, Евгений?

СТАХОВСКИЙ: Больше приятно, конечно. Андрей Сергеевич Смирнов, день рождения - 12 марта 1941 года, актер российский, режиссер и сценарист.

КУЗЬМИНА: Рост 178 см, вес 80 килограммов.

СТАХОВСКИЙ: Ты даже до таких подробностей добралась?

КУЗЬМИНА: Ты не поверишь, в открытом доступе почему-то в Интернете. Оказывается, люди интересуются ростом, весом известных, например, людей. Вот тебе, пожалуйста.

СТАХОВСКИЙ: Интересно.

СМИРНОВ: Всё неточно.

КУЗЬМИНА: Всё неправда?

СМИРНОВ: Рост выше, вес больше.

СТАХОВСКИЙ: Да вы всё растете и растете, всё вверх и вверх. Андрей Сергеевич, 12 марта 1941 года, сама дата рождения, естественно, вызывает большие вопросы. И родились-то вы в Москве, насколько я знаю.

СМИРНОВ: Да.

СТАХОВСКИЙ: Это же самое преддверие войны. И я не сомневаюсь, что вы, конечно, об этом и рассказывали, может быть, не раз, собственными воспоминаниями делились с кем-то. Одно из самых ярких ваших детских воспоминаний о себе, получается, должно быть связано с военными годами.

СМИРНОВ: Ну, какие воспоминания? Мне было три месяца, когда война началась.

СТАХОВСКИЙ: Но потом она же длилась еще.

СМИРНОВ: Ну, потом нас с матерью отправили в Воронеж к родственникам. Мой двоюродный дедушка, точнее муж сестры моей бабки, был артистом воронежского театра. Вот нас отправили в Воронеж, не предвидя, что Воронежу предстоит тяжкая военная судьба. И вместе с Воронежским драматическим театром мы уехали в эвакуацию, сначала в Башкирию, потом на Урал, в Копейск. И года через три вернулись в Москву. Я, естественно, очень плохо помню эти годы.

СТАХОВСКИЙ: Этот момент перемещения с места на место.

СМИРНОВ: Разумеется, да.

СТАХОВСКИЙ: То есть поезда, переезды...

СМИРНОВ: Нет, я помню уже Москву, Москву конца войны.

СТАХОВСКИЙ: Как это было - Москва конца войны, в ваших воспоминаниях детских? Вы вернулись в Москву, это какой район?

СМИРНОВ: Это Сретенка, Панкратьевский переулок, там была квартира моего деда. Дед по отцу, отец отца, был инженер-электрик. Будучи человеком абсолютно аполитичным, сидел при большевиках несколько раз.

СТАХОВСКИЙ: Как это часто бывало, да.

СМИРНОВ: И, в частности, в первый раз его забрали в 1929 году по шахтинскому делу, когда инженеров там целую прорву посадили. И отец, у которого был младший брат, а отцу было 14 лет, ему пришлось бросить школу и идти работать на Харьковский электромеханический завод, который и сегодня существует. Но дед отделался сравнительно легким испугом, и его меньше чем через год выпустили, а вскоре перевели в Москву, и в Москве дали квартиру.

СТАХОВСКИЙ: В которой вы и жили, куда вы и вернулись после...

СМИРНОВ: Нет, вернулись мы в ту же квартиру, да не в ту же. Потому что, значит, я родился в роскошных условиях, у деда и бабки была трехкомнатная квартира своя на Сретенке, в Панкратьевском переулке, там целая серия домов, идущая от Сретенки, они и сейчас стоят, к Ананьевскому переулку, которые строили немцы. Не пленные, а немцы по концессии, задолго до войны, вот. И мать из роддома приехала в эту квартиру, там жили дед, бабка, дядька молодой мой - брат отца, отец, мать и я. Но когда оба сына были на фронте в 1942 году, деда опять загребли - на пять лет в Потьму, в Мордовию. И бабке, которая была единственная дочь у своего отца, избалованная, красивая, она училась год в Смольном институте благородных девиц, а заканчивала здесь в Москве Екатерининский институт, это нынешний ЦТСА, только не театр, а дом бывшей Советской армии, - бабке в 60 с лишним лет впервые пришлось идти работать, чтобы не оставить деда без посылок, иначе бы он просто погиб. Вот. Бабку тут же уплотнили, подселили соседей, и одна комната все-таки осталась.

СТАХОВСКИЙ: За вами? И квартира превратилась в коммуналку, нормальную советскую коммуналку.

СМИРНОВ: Да-да-да. И вот мы с матерью вернулись в эту комнату, потом туда с фронта пришли сначала один сын, потом другой. Потом деда выпустили из тюрьмы, но у него было так называемое "минус сто городов", и он недолго оставался в этой квартире, они с бабушкой уехали, он работал по специальности инженером-электриком. Вот...

СТАХОВСКИЙ: Краткая история моих начинаний...

СМИРНОВ: Да.

КУЗЬМИНА: Какие главные качества, как вам кажется, достались вам от ваших родителей? Есть прямой посыл какой-то внутренний, что вот эти качества достались мне от мамы, а вот эти от папы?

СТАХОВСКИЙ: Такое наследственное, да?

КУЗЬМИНА: Да.

СМИРНОВ: Я не могу об этом судить, мне трудно со стороны. Потому что родители, конечно, дали мне чрезвычайно много, и перед глазами было... Отец, например, вот его формула: "Мужик - это машина для работы". Вот я это усвоил, и мой сын, мои дети тоже знают эту формулу и повторяют ее.

СТАХОВСКИЙ: А женщина - это машина для хозяйства, по этой логике? Или какое-то было другое представление?

СМИРНОВ: Ну почему? Мать работала, многие годы работала: музыкальный работник в детском саду, в училище Большого театра, я забыл, в одном из музыкальных училищ. Ну, она работала, зарабатывала на хлеб тоже.

КУЗЬМИНА: А родители пели что-нибудь в детстве вашем? Помните какие-нибудь песни, которые любили мама или папа?

СМИРНОВ: Ну, мать решила лет в 30 заниматься вокалом, и где-то год - полтора занималась вокалом, упражнялась, пела вокализы, романсы. Поэтому музыкальное наследство мне в этом смысле досталось довольно большое.

СТАХОВСКИЙ: А был патефон-то дома?

СМИРНОВ: Патефона не было, но стояло фортепьяно, не свое собственное, а наемное. Вернее, пианино не досталось, и в эту маленькую комнату вперли рояль.

СТАХОВСКИЙ: Ох!

СМИРНОВ: Поэтому когда приезжали родственники, то один из нас...

СТАХОВСКИЙ: Спали на и под...

СМИРНОВ: Спали и на и под роялем, совершенно верно. Вот. Но, конечно, когда отец пришел уже из армии - он еще год оставался на Западной Украине, в редакции армейской газеты, и я его впервые увидел, когда мне было пять лет, он приехал только в 1946 году, и еще долго ходил в форме, потому что он работал редактором в "Воениздате", он оставался офицером, - естественно, что собирались в этой комнатке его фронтовые товарищи, и, конечно, они пели самые разные песни времен войны, весь этот музыкальный фольклор. Не помню, чтобы они пели "Скромненький синий платочек", но "От Москвы до Бреста" на слова Симонова – конечно. Они все были журналисты фронтовые и в строевых частях служили, потом их объединила газета 27-й армии "Мужество", в которой они заканчивали войну. И много пели... ну, они выпьют, закусят, мать садилась за рояль, и пели, пели вовсю. А я слушал.

КУЗЬМИНА: А кем вы мечтали стать в детстве, глядя на военных, окружавших вас?

СМИРНОВ: Артистом.

СТАХОВСКИЙ: Все-таки, с самого начала?

СМИРНОВ: Сколько себя помню.

КУЗЬМИНА: А почему?

СМИРНОВ: Не знаю. Мать мечтала стать артисткой, но стала музыкантом.

СТАХОВСКИЙ: Вот эти чаяния и передались вам, может быть, да?

СМИРНОВ: Может быть, не знаю. Ну, потом театр, с которым мы были в эвакуации, я бывал за кулисами у деда.

СТАХОВСКИЙ: То есть всё было на глазах все время, да?

СМИРНОВ: Да. Я говорю, вот сейчас, к счастью, нынешний губернатор Воронежской губернии Алексей Гордеев восстановил этот театр, а это театр, построенный... Воронеж - один из театральных центров, в России же есть театральные города и есть не театральные.

СТАХОВСКИЙ: Да.

СМИРНОВ: Воронеж, безусловно, театральный город, и театр в нем был до революции, еще, насколько я помню, с конца девятнадцатого века, а может быть, и раньше, я не помню. Но театр стал разваливаться, значит, труппа сохранилась, ее перевели в новое здание, но это прекрасное старое здание, оно стояло бесхозным лет 20, пока за него не взялся Гордеев. Он пригласил замечательного русского художника Купера из Америки, который стал архитектором этого театра, и вот год назад этот театр, в новом обличье, конечно, там сохранился старый фасад, но при этом целиком новая современная начинка, и театр вернулся в свои родные пенаты.

СТАХОВСКИЙ: Но выглядит снаружи он так же, да, внешняя архитектура, она сохранена?

СМИРНОВ: Да. Он стоит в центре, да-да-да.

КУЗЬМИНА: А чем профессия артиста в детстве вас завораживала? Что можно во что угодно поиграть, можно быть кем угодно - и летчиком, и милиционером, и... Помните свои воспоминания об этом?

СМИРНОВ: Нет. Я помню, что еще в детском саду я там чего-то пел, танцевал...

КУЗЬМИНА: И все смотрели...

СТАХОВСКИЙ: Да, так и повелось.

СМИРНОВ: А в школе уже я школьной самодеятельностью занимался вовсю, а в старших классах от меня сильно пострадала мировая драматургия - я не добрался только до Шекспира.

СТАХОВСКИЙ: А, то есть вы какой-то кружок практически драматический уже организовали?

СМИРНОВ: Как вам сказать. Вот сидишь на физике, чувствуешь себя спокойно, а следующий - математика, ну это класс 9-10, я ее не сделал. Или надо срочно ее делать на физике, или надо как-то математики избежать. Просишься выйти, значит, идешь к завучу, говоришь: мы задумали вечер. Он говорит: "А что за программа? Без программы никаких". - "Ну, девочек пригласим из соседней школы (школа мужская). У нас, значит, Иванов читает стихи Маяковского, Марк Беленький играет на фортепьяно джазовые импровизации". - "Так, письменную программу я попрошу". - "Сейчас". Возвращаешься в класс, и записки: ты будешь читать это, ты - это... Кто-то откажется, и ты с программой идешь…

СТАХОВСКИЙ: Вместо математики, да?

СМИРНОВ: Да, да.

КУЗЬМИНА: Надо сказать, что ничего не изменилось, мы учились точно так же.

СМИРНОВ: Ну, это нормально.

СТАХОВСКИЙ: То есть придумывали какие-то истории?

КУЗЬМИНА: У нас, правда, команда КВН была, говорили, что нам нужно готовиться бесконечно... Конечно, конечно, ничего не изменилось, технология.

СМИРНОВ: Пригласили девочек и пошли репетировать...

СТАХОВСКИЙ: А это еще часа два. Отстаньте вы со своей математикой, у нас дел полно!

СМИРНОВ: К вечеру всё готово.

СТАХОВСКИЙ: А вы вообще... как бы это спросить-то, а вы хулиганили? Хулиганские же какие-то были поступки? Вот это все-таки не хулиганская, конечно, выходка, а хитрованство такое.

СМИРНОВ: Ну, вы знаете, большая разница между ранним моим детством, у меня был тяжелый порок сердца, я был очень слабенький, я на второй этаж в детском саду и в первых классах школы с трудом поднимался, у меня была одышка. А двор был уголовный, правили там блатные, там была целая семья. Один из них... несколько лет назад я там проходил, и мне попался участковый милиционер, я его спросил о них, он говорит: вот такой-то сидит за убийство... Это как раз был парень-гроза двора.

СТАХОВСКИЙ: То есть они до сих пор там?

СМИРНОВ: Нет, наверное, во дворе их нету, где-то вот один из них сидит... Я их боялся, как огня, удирать не успевал, доставалось, боялся я их не знаю как, я был жуткий трус. Противостоять им... ну, парень был старше меня лет на пять, но он не щадил маленьких.

СТАХОВСКИЙ: Ну, то есть они были задиристыми сами очень, да?

СМИРНОВ: Просто отвязная семейка.

СТАХОВСКИЙ: Бандитов самых настоящих.

СМИРНОВ: Самые настоящие. Они царствовали во дворе, поэтому...

СТАХОВСКИЙ: И милиция, конечно, никак...

СМИРНОВ: Ну, чего-то я ее не видел. Но доставалось. И вот лет примерно до 13-14 мне трудно приходилось. Ну, пару раз, конечно, драться пришлось, большей частью без особого успеха. Но где-то после 14 лет у парней же уже голова и язык начинают играть большую роль, чем кулаки.

СТАХОВСКИЙ: Да.

СМИРНОВ: Хотя кулаки тоже важны. И я постепенно выбрался, уже и как-то подрался более удачно, что было чрезвычайно важно для репутации в классе, значит, тем более, что дрался с парнем из соседнего класса. И потом как-то, там 7-й, 8-й, 9-й классы, наконец-то я себя чувствовал вполне уверенно, был как бы, наверное, одним из неформальных лидеров. Плюс я был, грубо говоря, отличник, у меня не было проблем никаких.

СТАХОВСКИЙ: Круглый отличник.

СМИРНОВ: Да. Но золотой медали не получил.

СТАХОВСКИЙ: А почему? А как это так вышло?

СМИРНОВ: Потому что я получил тройку по сочинению. У меня не было ни одной ошибки, сочинение было о Маяковском, в РОНО сказали, что более трояка они за такое понимание Маяковского не поставят.

СТАХОВСКИЙ: Ну, понятно. В общем, тоже вполне стандартная история. Маяковский остается вашим любимым поэтом? Нет?

СМИРНОВ: Никогда не был и не будет.

СТАХОВСКИЙ: А кто?

СМИРНОВ: Любимый?

СТАХОВСКИЙ: Да, есть любимые же авторы наверняка.

СМИРНОВ: У меня очень много любимых поэтов, тем более, что в России есть из чего выбирать, в том числе и в двадцатом веке.

СТАХОВСКИЙ: К счастью, да.

СМИРНОВ: Ну вот из живых я очень люблю своего близкого друга Александра Кушнера, питерского. С огромным уважением отношусь к поэзии Олега Чухонцева. Ну и вообще, кто интересуется стихами, тот найдет хорошие.

СТАХОВСКИЙ: Тот понимает, да. А была у вас какая-то, я не знаю, любимая книга детства, или что-то такое настольное, к чему вы возвращались много раз? Или, может быть, книга, которая в какой-то момент, не знаю, перевернула сознание, а тут бац - и пошло все по-другому?

СМИРНОВ: Конечно.

СТАХОВСКИЙ: Что это было?

СМИРНОВ: Мне было шесть лет, когда я прочел "Три мушкетера", с тех пор я их знаю едва ли не наизусть, в том числе по-французски.

СТАХОВСКИЙ: В том числе по-французски?

СМИРНОВ: Ну, я заканчивал, в последние три годы я учился в специальной французской школе.

СТАХОВСКИЙ: Французский язык сильно помогал в жизни потом вообще?

СМИРНОВ: Огромную роль сыграл, огромную роль. Не говоря уже о том, что, когда я был студентом, я просто зарабатывал.

СТАХОВСКИЙ: Переводами?

СМИРНОВ: Я был переводчиком на первых двух московских фестивалях, причем среди людей, с которыми я познакомился, были такие знаменитые режиссеры, такой, как классик немого кино, он уже старик был в то время, Абель Ганс.

СТАХОВСКИЙ: О, это же великий человек.

СМИРНОВ: Да, да, автор знаменитого фильма "Наполеон".

СТАХОВСКИЙ: "Наполеона" в первую очередь, да.

СМИРНОВ: Кристиан Жак приезжал, значит, актеры многие знаменитые. Так что французский язык очень помог, он и сейчас... он помог мне, в 1997 году я поставил в "Комеди Франсез" на парижской сцене спектакль "Месяц в деревне" по Тургеневу, и, конечно, мне было легче, потому что я обходился без переводчика.

КУЗЬМИНА: А какие были вступительные экзамены во ВГИК на режиссерский факультет?

СМИРНОВ: Ну как? Да они, наверное, и сейчас примерно такие остаются.

СТАХОВСКИЙ: Все равно надо что-то читать же, да? Басни, стихи, проза...

СМИРНОВ: Ну это дополнение. Нет, первый экзамен был письменный, надо было написать как бы в кинематографической форме небольшой сценарий, у нас тема была "Случай из моей жизни". А какая у меня жизнь в 17 лет?

СТАХОВСКИЙ: Ну да, "Как я провел лето", грубо говоря.

СМИРНОВ: Вот мать подсказала, среди вариантов было, значит, "Случай из моей жизни", и мать мне подсказала. Говорит: "А что ты будешь писать?" Я говорю: "Не знаю". - "Так напиши "Последнюю ночь в Париже". Что это такое? В 1957 году вдруг, значит, оттепель шла, обмен начался школьников, и сначала приехала сюда делегация французских лицеистов, из лицея Пастера, нас как бы к ним приставили, мы их сопровождали, развлекали, играли в баскетбол.

СТАХОВСКИЙ: Что-то рассказывали.

СМИРНОВ: Да, рассказывали, значит. Но в августе 57-го, когда в Москве должен был начаться фестиваль, отправили нас - девятерых парней, восемь из нашей школы, а девятый из Питера был, а десятый, бедняга, опоздал на поезд и не попал…

СТАХОВСКИЙ: Всю жизнь себя корил, наверное, человек потом.

СМИРНОВ: Наверное, да. И мы улетели с двумя учительницами в Париж. Две недели мы были в Париже, а потом две недели в лагере, типа нашего пионерского лагеря, в Пиренеях, на юге Франции. Конечно, эта поездка сыграла определенную роль. Там-то мы быстро привыкли, а вот назад-то когда приехали, шок был большой.

КУЗЬМИНА: Зато мама очень правильно сориентировалась.

СТАХОВСКИЙ: Последняя-то ночь, да.

СМИРНОВ: Да. А она в чем заключалась? Перед отъездом мы последние две-три ночи, приехав из этого лагеря, жили, это учреждение называется "общежитие лицеисток". Но это были еще каникулы, нас там поселили. У каждого из нас впервые в жизни была отдельная комната. Естественно, в Москве мы все жили в коммунальных квартирах. А там была команда английский девчонок, которые тоже приехали на каникулы в Париж.

СТАХОВСКИЙ: И которых поселили там же, в этом же самом месте.

СМИРНОВ: Там же. И естественно, что мы с ними познакомились. Мы познакомились с этими девчонками, только в моду входил рок-н-ролл, мы попросили, чтобы они нас научили. А девчонки были с монахинями, их держали очень строго. Короче говоря, ночью, где-то часа в два ночи, буквально накануне отъезда, значит, монахиня застала меня в комнате, две девочки там были, естественно, там ничего неприличного не происходило и не могло происходить, но она закричала, подняла крик, значит, об этом узнала наша учительница. В общем, я с позором был изгнан к себе в комнату, и ночь я практически не спал, потому что я не знал, какие санкции последуют. Но все обошлось.

СТАХОВСКИЙ: Все обошлось, все в порядке?

СМИРНОВ: Да-да, я прилетел обратно...

СТАХОВСКИЙ: Ну а как же об этом было писать во вступительной работе-то, да?

СМИРНОВ: Ну, конечно, с иронией, естественно. Но мать была права, потому что в основном-то поступающие были все постарше, таких пацанов со школы, как я, было всего несколько человек из там 300 или 400 поступавших, поэтому очень важно было выделиться как-то.

СТАХОВСКИЙ: И сделать действительно что-то выдающееся, да.

СМИРНОВ: И эта работа, естественно, была "Последняя ночь в Париже".

СТАХОВСКИЙ: Произвела фурор.

СМИРНОВ: Ну, фурор не произвела, но во всяком случае...

КУЗЬМИНА: Но дала возможность поступить.

СМИРНОВ: Я получил "пять". Нет, ну там еще три тура было профессиональных. Потом был второй тур, где было три задания, которые надо было исполнить. Потом было первое собеседование, на котором надо было в том числе читать стихи, прозу. И, наконец, было собеседование с мастером, с Михаилом Ильичом Роммом, это самый важный был экзамен.

СТАХОВСКИЙ: Это какой год?

СМИРНОВ: Это 58-й год, лето 58-го года.

СТАХОВСКИЙ: Ой, Ромм уже просто великий человек, конечно... это и Ленин весь, естественно, позади, и "Корабли штурмуют бастионы" уже все позади.

СМИРНОВ: Да, и "Убийство на улице Данте". А вот "Девять дней одного года" он уже снимал, когда мы у него учились, мы работали...

СТАХОВСКИЙ: Это 1960-й, 61-й, наверное, год, что-то такое.

СМИРНОВ: 1961 год, и мы, нас четверо из группы, мы работали ассистентами на этой картине, работали с массовкой, там помогали и немного снимались, там мы в маленьких ролях, вот вокруг Баталова такая бригада молодых физиков, мы там чего-то изображали.

СТАХОВСКИЙ: То есть это первое ваше такое прямо серьезное вхождение в мир кино, уже не теоретическое, а практическое, именно благодаря Ромму и фильму "Девять дней одного года".

СМИРНОВ: Ну, нельзя так сказать. Мы же все-таки работы делали там и на площадке с первого курса, на втором курсе снимали немой этюд, на третьем курсе звуковой этюд. А мы сделали просто вчетвером картину по рассказу Анатолия Кузнецова "Юрка - бесштанная команда", главную роль играл Вася Шукшин, это уже звуковая картина, которая, кстати, во ВГИКе есть, ее иногда показывают.

СТАХОВСКИЙ: Архивные, да, и на канале "Культура" был у них какой-то цикл, я, кстати, по-моему, его видел, "Культура" делала какой-то цикл как раз вгиковских работ разных деятелей, и, по-моему, в рамках этого цикла была и эта работа.

СМИРНОВ: Может быть, да. Ну и дальше уже диплом, который диплом мы делали уже на "Мосфильме", на профессиональной студии, короткометражку. Так что постепенно это, вхождение в мир кино идет постепенно.

СТАХОВСКИЙ: Постепенно и аккуратно, как и в любой другой профессии, наверное.

СМИРНОВ: Да.

КУЗЬМИНА: В одном из интервью вы сказали, что Бунин ваш любимый писатель, один из, по крайней мере.

СМИРНОВ: Я Буниным просто много лет занимался, просто изучал его, задолго до фильма "Дневник его жены". И дочь моя, которая написала сценарий "Дневника его жены", она выросла в доме, где обожают Бунина, где портрет Бунина. Мне удалось, когда я был чиновником, три года я исполнял обязанности первого секретаря Союза кинематографистов СССР, какая-никакая, а власть у меня была, и я в то время с подачи ныне покойного замечательного буниноведа Александра Кузьмича Бабареко кое-что сумел купить для Фонда культуры, в частности целую сессию фотографий в день вручения Нобелевской премии ему. Дело в том, что кино стали снимать на кинопленку с будущего года, то есть в 1933-м как раз кино не было. Но тем не менее еще мы купили фильм, который снимала шведская Академия Нобелевская, не сама церемония вручения, а торжественный ужин после этого в одном из стокгольмских ресторанов, который и сегодня существует и выглядит так же, где Бунин сидит рядом со шведской принцессой. Мы это показали, конечно, по телевизору, как только привезли. А кроме того, с подачи того же Александра Кузьмича Бабареко мне удалось найти в Америке семью инженера Мельтьева, который снимал Бунина на любительскую камеру, но снял очень хорошо, во-первых, весной 50-го года, когда ему, значит... канун 80-летия, он там из больницы только пришел, там Вера Николаевна, его жена... И этот же Мельтьев снял Бунина в день его 80-летия у него на квартире, где буквально вся русская эмиграция. Вот. И этот фильм, негатив принадлежит Фонду культуры России, мы его тоже показали.

КУЗЬМИНА: Вы помните свои ощущения, когда вам предложили сыграть Бунина?

СМИРНОВ: Конечно. Ну, дело было так. Это был первый игровой фильм. Дело в том, что, значит, Дуня, моя старшая дочь, с Алексеем Учителем, они сделали...

СТАХОВСКИЙ: Они тогда же еще были муж и жена, по-моему, да?

СМИРНОВ: Нет, они никогда не были муж и жена.

СТАХОВСКИЙ: Нет, не были?

СМИРНОВ: Нет-нет-нет, у них был такой творческий союз.

КУЗЬМИНА: Деловые отношения.

СТАХОВСКИЙ: Творческий. Ну, может быть, желтая пресса что-то там пописывала, поэтому я сейчас как-то это познание использовал.

СМИРНОВ: Нет-нет-нет, это неправда.

СТАХОВСКИЙ: Всё, хорошо.

СМИРНОВ: Значит, они собирались снимать документальный фильм. Они сделали парочку документальных картин вместе, Дуня работала на Алешу. Значит, они собирались снимать документальный фильм о знаменитой русской балерине Спесивцевой, которая в это время была жива еще и была в Соединенных Штатах.

СТАХОВСКИЙ: Но у Учителя же есть "Мания Жизели".

СМИРНОВ: Вот секундочку, "Мания Жизели" возникла не просто так. В тот момент, когда уже все было решено и вскоре они собирались ехать в Соединенные Штаты, Спесивцева умерла.

СТАХОВСКИЙ: Неожиданно.

СМИРНОВ: Значит, документальный фильм снимать было нельзя, и тогда у них родилась эта мысль, это была первая игровая картина Леши Учителя, "Мания Жизели".

СТАХОВСКИЙ: Прекрасная совершенно, потрясающая.

СМИРНОВ: И вот, значит, мы были в Париже, там у меня съемки были в Гранд-Опера, и вечером мы всей группой, значит, ужинали в каком-то близлежащем кафе, и Дуня сказала: "Леша, а давай снимем, сделаем картину про Бунина и Кузнецову, а папаша нам сыграет самого..." Я взбесился, говорю: "Ты что, с ума сошла, что ли?" Дело в том, что Бунин крайне ревниво относился к своей частной жизни, при том, что он был, конечно, человек отважный, если учесть, что он 26-ти или 27-летнюю Кузнецову на глазах у всего Парижа привел к себе домой и поселил рядом с женой. Что там пережила Вера Николаевна, затруднительно себе представить. Но при всем при этом он просил, чтобы ему возвращали его письма, возмущался тем, что в собраниях сочинений публикуется переписка классиков, значит, и крайне агрессивно относился к любым попыткам писать о нем как о частном человеке. Поэтому я говорю: "Он нас проклянет из могилы". Вот такая была первая реакция.

СТАХОВСКИЙ: Но, с другой стороны, отношение Бунина можно, наверное, понять, потому что ему самому, конечно, было чего стесняться в этой ситуации.

СМИРНОВ: Да, да.

СТАХОВСКИЙ: Что у самого, в общем, и для 30-х годов рыльце-то, в общем, в пушку, скажем откровенно.

СМИРНОВ: Нет, вы знаете, тут не надо строить иллюзии. Мы питаем некоторые иллюзии относительно поколения Серебряного века. Это блестящее поколение, когда Россия буквально во всех областях, не только культуры, вернее, культуры, но не только духовной, а и материальной... Потому что взрыв был не только в литературе, в поэзии, но и в философии, в театре, в живописи, во многом предвосхитив развитие искусства двадцатого века. Но в это же время российские инженеры-железнодорожники высоко ценились по всей Европе, мостостроители, архитекторы российские.

СТАХОВСКИЙ: Ну и ученые все-таки еще, да.

СМИРНОВ: То есть в это время был огромный взрыв, который, я лично уверен, что это через 50 лет сказались реформы государя Александра Второго. Но выросли два поколения и…

СТАХОВСКИЙ: Когда он стал переводить страну с сельскохозяйственных на технологические рельсы, да.

СМИРНОВ: Нет, просто отмена крепостного права сработала, уже купцы стали другими, и дети этих купцов учились уже в Лондоне и Париже. Вот. Но что касается нравов, я бы сказал, что они были очень свободные и у мистиков, и у философов, и у многих других, нам бы сейчас мало не показалось, они были и в сексуальном смысле довольно распущенные, позволяли себе много.

СТАХОВСКИЙ: Но многие уехали, Бунину же пришлось жить за границей.

СМИРНОВ: А уехав, вы думаете, они стали скромнее, что ли, в этом плане?

СТАХОВСКИЙ: Нет, я как раз говорю, наоборот, что, может быть, это как-то способствовало.

СМИРНОВ: Конечно, они все пережили страшную трагедию - и те, кто уехал, и те, кто остался. Но я говорю об одной стороне, она связана и с бытом, и вот свобода нравов и, я бы сказал, некоторая распущенность, в том числе распущенность половая.

СТАХОВСКИЙ: Да, понятно. Раз уж мы заговорили о каких-то исторических моментах, слегка фантастический вопрос. Если бы существовала машина времени, например, и была бы у вас возможность на две недели отправиться в отпуск в какую-нибудь эпоху историческую, посмотреть, как это было на самом деле, куда бы вы отправились?

СМИРНОВ: Никуда, ни в коем случае! На моих глазах за последние 50 лет мир очень сильно изменился, очень сильно изменилось положение женщин, очень сильно изменилось положение, скажем, чернокожих не только в Соединенных Штатах.

СТАХОВСКИЙ: Вообще по всему миру.

СМИРНОВ: Стала другой Африка, хотя нельзя сказать, что там рай, но тем не менее. Мир изменился очень сильно, очень сильно демократизировался, и, как бы сказать, женщина просто занимается... Не забывайте, что еще в начале двадцатого века баба не могла себя прокормить, поэтому выход замуж - это единственная надежда на какую-то самостоятельность. Поэтому, как правило, и любовнички начинались-то когда? После выхода замуж, а не до. Хотя мы тоже довольно превратно представляем себе жизнь российских девушек до замужества, как в деревне, так и в богатой среде.

СТАХОВСКИЙ: Так и в городе, конечно.

СМИРНОВ: Вот. Поэтому при том, что не могу сказать, чтобы мне нравилась сегодняшняя Россия, но все равно она лучше той, которая была, как и весь мир. Я не хочу туда.

КУЗЬМИНА: Вы говорите, что все четверо ваших детей отличаются патологической самостоятельностью.

СМИРНОВ: Это правда.

КУЗЬМИНА: А почему?

СМИРНОВ: Вот этого я не знаю. Секреты воспитания для меня остались загадкой, я не могу давать рецептов, потому что, как сказать, действительно они все самостоятельные люди, крайне самолюбивые, вот, ревнивые, но все заслуживающие уважения.

КУЗЬМИНА: Есть сейчас моменты, когда они спрашивают вашего совета?

СМИРНОВ: Ну, иногда бывает. Хотя я не думаю, чтобы мои советы играли большую роль в их жизни.

КУЗЬМИНА: И именно поэтому они такие разнообразные.

СТАХОВСКИЙ: Советы или дети?

КУЗЬМИНА: Дети.

СТАХОВСКИЙ: А что самое главное в воспитании детей?

СМИРНОВ: Понятия не имею.

КУЗЬМИНА: Не мешать им выбирать свой собственный путь.

СТАХОВСКИЙ: Значит, дорогие друзья, у нас в гостях Андрей Сергеевич Смирнов. Когда мы составляем программу своих эфиров, гостей ждем, продумываем, договариваемся и так далее, естественно, каждый что-то обсуждает со своими друзьями и приятелями. Вчера общался с одной девушкой: завтра на работу, сегодня выпивать не буду, завтра серьезный день, у меня в гостях Андрей Смирнов. А она так полупала глазами и говорит: "Это кто?" И я вспомнил, что недавно (я не знаю, вы слышали или нет) была такая история, по крайней мере рассказывают, я не знаю, правда это или нет, про Данелию. В связи с мультиком "Кин-Дза-Дза", который сейчас они делали, он звонил в Министерство культуры, и там какая-то девочка, которая соединяла, секретарь на ресепшене, говорит: "Что вы хотели?" Он говорит: "Я Данелия". - "Я поняла, что вы Данелия. Вы кто, собственно говоря?" Я к тому, что, конечно, сейчас кто-то знает кого-то, кто-то не знает. И я думаю, как объяснить человеку быстро, кто такой Андрей Смирнов? И я говорю: "Ну, чтобы тебе сразу стало понятно, Андрей Смирнов сделал в жизни три, как минимум, прекрасных, великих вещи сразу. Он снял "Белорусский вокзал", снялся в роли Бунина в "Дневнике его жены" и родил Дуню Смирнову". Она говорит: "Всё, я поняла". Три секунды. Я говорю, это просто вот первое, что у меня всплыло в сознании в тот момент. Теперь собственно вопрос. А если бы вас спросили о каком-то главном достижении в жизни, охарактеризовать себя каким-то моментом, что бы это было?

СМИРНОВ: Женитьба, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Неожиданно. Что вы имеете в виду?

КУЗЬМИНА: А какая из них? - скажут некоторые журналисты...

СМИРНОВ: Вот завтра будет 39 лет, как мы живем с моей женой Леной. Поэтому ни о "каких из них" речи быть не может, это всё в далеком прошлом. Вот это главная удача.

СТАХОВСКИЙ: Главная удача, которая определила и дальнейшее?

СМИРНОВ: Да, да. Я стал самим собой рядом с этой замечательной женщиной.

СТАХОВСКИЙ: Об этом, конечно, можно целую отдельную программу делать, о взаимоотношениях. Мы же говорим о том, что и времена меняются, и про женщин разговаривали, вот сейчас которым и замуж-то не особо хочется. Как совместить и продлить вот это состояние счастья на долгие годы?

КУЗЬМИНА: Это вопрос?

СТАХОВСКИЙ: Нет, это просто замечание в сторону, потому что об этом в принципе можно сделать отдельную большую программу.

КУЗЬМИНА: Вас легко разозлить? Есть что-то, что вас злит?

СМИРНОВ: Ну, мне трудно судить со стороны, я вообще человек раздражительный. Но, понимаете, у меня профессия, главная моя профессия - кинорежиссер - требует сочетания двух несочетаемых качеств. С одной стороны - бешеной целеустремленности, а с другой стороны - способности к компромиссу. Потому что ты стараешься работать с лучшими специалистами во всех областях, от актера, реквизитора, водителя, всё важно в съемочной группе во время съемки. Люди совершенно разные, и надо уметь ладить с совершенно разными людьми. Поэтому, думаю, что я обладаю в полной мере этим умением. Вот, в частности, на последней моей картине, которую я снимал после почти 30-летнего перерыва, "Жила-была одна баба", была потрясающая группа. От главных актеров и до водителей, которые их возили на площадку, все были замечательные специалисты, такие, что я чувствовал ответственность и иногда сомневался, соответствует ли мой профессиональный уровень этим ребятам.

СТАХОВСКИЙ: Этим людям. А вот "Жила одна баба" - это тоже тот интерес: о месте женщины в той истории, в той эпохе столетней давности, о человеке, который даже не просто живет в какой-то среде, а попадает в бесконечный круговорот явлений, который настиг Россию? Там революция, гражданская война, вот эти все перевороты, которые вы показываете в этом фильме.

СМИРНОВ: Ну, вы знаете, я не могу не использовать это для рекламы... Дело в том, что я заканчиваю сейчас работу, всё с этим же материалом, на основе того, что было снято для картины. Вот Первый канал захотел сериал, и я практически закончил монтаж, сейчас идет уже озвучание. Это будет пять серий часовых. Надеюсь, что где-то глубокой осенью его покажут. Для меня эта работа представляется очень важной, потому что очень много из того, что мы сделали, сняли, не вошло в картину.

СТАХОВСКИЙ: Хотя фильм идет два с половиной часа, если я правильно помню, почти три.

СМИРНОВ: Да, два с половиной часа. А сериал соответственно 4 часа.

КУЗЬМИНА: Вы легко поспеваете за всякими разными новыми технологиями? Потому что в руках у вас я вижу современный телефон. И многие спросят: боже мой, как детям объяснить родителям, что пользоваться Интернетом, какими-то там новыми технологиями - это здорово, это быть в строю, это быть на одной волне?

СМИРНОВ: Вы знаете, я стараюсь, но получается плохо. Дети говорят, что я "отстой и тормоз".

СТАХОВСКИЙ: Все дети так говорят.

КУЗЬМИНА: Мне кажется, прекрасное завершение нашей сегодняшней беседы, когда такой человек может говорить о себе такое иронично.

СТАХОВСКИЙ: А вы считаете себя успешным человеком?

СМИРНОВ: Вы знаете, вообще-то в целом это не карьера, а катастрофа, как режиссера, потому что 30 лет самых золотых я не снимал кино, не хотел снимать, потому что ни одна из картин, которые я снял до этого, не вышла на экраны в таком виде, как было. Вот. Но неудачником я себя точно не считаю, нечто среднее, я бы сказал.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, чему ваши внуки вас учат или научили?

СМИРНОВ: О, мой внук вчера стал бронзовым призером первенства России в Волгограде по пляжному футболу.

СТАХОВСКИЙ: Пожалуйста...

СМИРНОВ: Мой внук Данила Ипполитов - второй вратарь сборной России, чемпион мира, чемпион Европы, чемпионом России был. А вчера вот они выиграли матч за третье место.

СТАХОВСКИЙ: Выиграли. Вот так!

КУЗЬМИНА: Мы вас поздравляем!

СМИРНОВ: Спасибо.

КУЗЬМИНА: Все ваше семейство.

СТАХОВСКИЙ: А есть вот, кстати, разница между общением с детьми и общением с внуками? Может быть, мы все жертвы стереотипов, что родители все-таки воспитывают, а бабушки и дедушки - это всегда: ой, внучики, побольше накормить...

КУЗЬМИНА: Отдушина для внуков.

СМИРНОВ: Ну, вы знаете, я сравнивать не могу, потому что Данила рос в Питере, Дуня жила в Питере, и я его видел достаточно редко. Но с тех пор как он стал заниматься... Он работал у меня на картине, между прочим, у него кинематографическое образование, он закончил продюсерский факультет питерского института. О внучке не говорю, она еще маленькая, ей пока четыре с половиной годика, вот. Значит, это от другой дочки, от меньшой. Поэтому я Данилу стал видеть чаще, с тех пор как он стал профессиональным футболистом.

СТАХОВСКИЙ: По телевидению... Нет?

СМИРНОВ: Нет, почему? Он играет когда в Москве, я хожу на его матчи, мы их обсуждаем, я его горячий поклонник.

СТАХОВСКИЙ: Ну, понятно.

КУЗЬМИНА: Если бы не актер и режиссер, вообще если бы этих профессий вдруг не было, какую профессию вы бы выбрали для себя в качестве, может быть, основной? Есть профессия мечты?

СМИРНОВ: Да, пожалуй. Это музыка.

СТАХОВСКИЙ: Музыкант?

СМИРНОВ: Да. Но только не эстрада, а классика.

СТАХОВСКИЙ: Ну, понятно. Вы ходите сейчас в оперу или, я не знаю, на концерты в филармонию?

СМИРНОВ: Конечно, я оперный фанат. Всю жизнь мечтал поставить оперу, но теперь уже поздно, это когда предлагали...

СТАХОВСКИЙ: Почему поздно?

СМИРНОВ: Поздно. Дебютировать в 70 лет нельзя.

СТАХОВСКИЙ: Да ладно! Мне кажется, не знаю, оперы сейчас...

СМИРНОВ: Нет, я пока как зритель, как слушатель.

СТАХОВСКИЙ: Пока, все-таки слова "пока как зритель" нас всех обнадеживают. Спасибо большое. Андрей Смирнов был у нас в гостях.

СМИРНОВ: Спасибо вам.

КУЗЬМИНА: Спасибо.

СТАХОВСКИЙ: Удачи, и до новых встреч!

СМИРНОВ: Спасибо. И вам удачи! Всего доброго.