Любовь и голуби Леонид Рошаль о Национальной медицинской палате

 

МИТРОФАНОВА:  У нас в гостях Леонид Михайлович Рошаль, детский доктор, так назовем вас.

 

ГОЛУБКИНА:  Мы вчера с Маргаритой Михайловной говорили, какие вопросы будем задавать.

 

МИТРОФАНОВА:  То лапы ломит, то хвост отваливается, причем у всех, с возрастом особенно.

 

РОШАЛЬ:  Да ладно, кокетки молодые.

 

МИТРОФАНОВА:  Но все-таки, вот если ребенок, сейчас много мам волнуется, кашляет? У меня ребенок месяц уже кашляет и насморк, вообще ничем не лечится, я ничего не понимаю.

 

РОШАЛЬ:  Подождите, я хотел в отношении песни сказать, которую поставили в заставку (прозвучала песня «Как молоды мы были» - Прим. ред.). Во-первых, я всех авторов очень хорошо знаю лично. С Александрой Николаевной Пахмутовой мы дружим и с Николаем Николаевичем Добронравовым больше 40 лет, еще до всего, с молодости. Это потрясающая совершенно пара, вы их видите на эстраде, а я их видел в жизни, дома у них. Удивительно скромные и удивительно талантливые. Я все время спрашивал у Коли: Коля, как тебе эти слова пришли в голову, ты подумай, это же целая эпоха, это же потрясающе совершенно? И вот когда смотришь на человека, не понимаешь, как он это может делать. И как возник симбиоз такой. Я не слышал, чтобы они дома когда-нибудь ругались друг с другом, столько лет живут вместе.

 

ГОЛУБКИНА:  Вызывает зависть.

 

РОШАЛЬ:  И как они понимают друг друга.

 

МИТРОФАНОВА:  Может, они на людях все-таки?..

 

РОШАЛЬ:  Нет, что вы, я разные ситуации видел, они очень с почтением друг к другу относятся.

 

МИТРОФАНОВА:  Они эпиграммы пишут друг другу.

 

РОШАЛЬ:  Это уникально совершенно. И Саша Градский, я как раз был в то время, когда они написали, когда они выбирали, кому дать эту песню исполнить, там было несколько исполнителей, и, в общем, остановились на Градском. Даже я им тоже говорил об этом, потому что я его до этого слышал, диапазон, конечно, колоссальный, и он не теряет голос и сейчас.

 

ГОЛУБКИНА:  Да. У него, кстати, ребенок недавно родился.

 

РОШАЛЬ:  Ну вот, видите, как хорошо.

 

МИТРОФАНОВА:  Да, кстати, ему педиатр хороший нужен. Может, самый лучший педиатр мира у нас в гостях.

 

РОШАЛЬ:  Так что спасибо вам за песню.

 

МИТРОФАНОВА:  На здоровье.

 

ГОЛУБКИНА:  Спасибо вам за такие хорошие, теплые слова, мы надеемся, что Александра Пахмутова к нам придет. Зазывали ее, зазывали целых месяца два.

 

МИТРОФАНОВА:  Ну а в принципе, мне кажется, это одна из черт этих людей - они особо и не ходят никуда, и они такие вот как будто небожители, в хорошем смысле этого слова, как будто суета эта проходит мимо них. Вот может такое быть?

 

РОШАЛЬ:  Нет, мимо них как раз суета не проходит, их очень много даже сейчас дергают из дома - одно, второе, третье, и они иногда жалуются, что работать некогда. Может быть, вот они на радио, попросите, придут к вам.

 

ГОЛУБКИНА:  Ну, они обещали, но не сильно.

 

РОШАЛЬ:  Я скажу, что их, конечно, хотят очень многие, их очень многие хотят, но...

 

МИТРОФАНОВА:  У вас тоже, по-моему, дел немало, мы подсчитали, чем вы занимаетесь, даже не знаем, с чего начать.

 

РОШАЛЬ:  Я, во-первых, люблю «Маяк».

 

МИТРОФАНОВА:  Нам 50 лет в этом году.

 

РОШАЛЬ:  Вам 50 лет?

 

МИТРОФАНОВА:  Ну не мне, «Маяку». Мне пока 45.

 

РОШАЛЬ:  Значит, я начал слушать «Маяк», когда мне было 30, вот так считайте.

 

МИТРОФАНОВА:  Ну да, плюс 50, так это что же?.. «Ей уж восемьдесят!»

 

РОШАЛЬ:  Разные отношения были. Сначала «Маяк» был нормальный, а потом он в один момент стал коммерческий, и коммерческий когда он стал, была одна там борьба, и «Маяк» выступил против меня, против детской больницы. Но потом, значит, вернулся в нормальную колею, и сейчас уже много-много лет опять я с удовольствием к вам прихожу на радиостанцию. Я слушаю вопросы.

 

МИТРОФАНОВА:  Вы президент Национальной медицинской палаты, мы хотели спросить именно, что это такое и зачем это нам нужно?

 

РОШАЛЬ:  Вот действительно, зачем это нам нужно.

 

МИТРОФАНОВА:  Нам - матерям России.

 

РОШАЛЬ:  Знаете, как интересно, в мире тоже не дураки, и за рубежом министерство здравоохранения не занимается профессиональными делами. Что такое не занимается - не учат врачей, как лечить, по каким протоколам, по каким клиническим рекомендациям, что такое квалификация врача, как следить, чтобы он учился всю жизнь, какие критерии допуска к профессии, какие стандарты профессиональные, что такое хорошо, что такое плохо. Это всё отдано на откуп профессиональным организациям. Они по-разному называются в мире, ну в Германии палата, это русское вообще слово…

 

МИТРОФАНОВА:  Ума палата.

 

РОШАЛЬ:  Да, и не только, вон и Грановитая палата. Во Франции - орден, в Англии - ассоциация, не важно. Государство передает им права, но и обязанности вместе с правами следить за тем, чтобы это было хорошо и нормально. И тогда общий уровень врачебного сообщества, как показал опыт, гораздо больше. Министерство здравоохранения занимается общими, стратегическими направлениями, но не этими вещами. Вот мы решили пойти по этому пути, потому что, вы знаете, к сожалению, огромное число населения недовольно здравоохранением. Им можно ставить еще тысячи компьютерных томографов, МРТ и всё, но если не будет вот здесь, в голове достаточной квалификации…

 

МИТРОФАНОВА:  Знаний, да.

 

РОШАЛЬ:  …то это плохо. Вот одна из задач Национальной медицинской палаты - защитить пациентов от некачественного лечения (это не какая-то идея несбыточная), с одной стороны, а с другой стороны, защитить врачебное сообщество. Столько сейчас нападок идет на врачебное сообщество незаслуженных, мы уже дошли до того, что сейчас будем судиться и даже с журналистами.

 

МИТРОФАНОВА:  Да? Я думала, с пенсионерами, обычно пенсионеры всегда всем недовольны.

 

РОШАЛЬ:  Да, которые незаслуженно оскорбляют медицинское сообщество. Вот есть такая «Ура.ру», и она облила грязью одну больницу, что там убийцы в белых халатах ходят, что это такое… Там тысячи человек спасают, в этой больнице.

 

ГОЛУБКИНА:  А на каком основании вообще эти все разговоры появляются?

 

МИТРОФАНОВА:  Ну, это частный какой-то случай, видимо.

 

ГОЛУБКИНА:  У меня много подруг ругается, вот вчера был разговор.

 

РОШАЛЬ:  Ну, по-разному, потому что есть причины этому. И вот Национальная медицинская палата создана, для того чтобы таких причин было меньше.

 

МИТРОФАНОВА:  А вы охватываете и педиатрию, и взрослые, и всё-всё?

 

РОШАЛЬ:  Мы заинтересованы в том, чтобы каждый пациент, когда приходит к врачу, ушел бы удовлетворенным.

 

ГОЛУБКИНА:  То есть получил бы квалифицированную помощь.

 

РОШАЛЬ:  Абсолютно.

 

ГОЛУБКИНА:  И без оскорблений.

 

РОШАЛЬ:  Это не только педиатрия, нет. Мы объединяем все. У нас представительства почти во всех регионах страны. К нам входят и крупные профессиональные организации общероссийские, ну, допустим, педиатров, неврологов, акушеров-гинекологов и так далее. И мы сейчас заключили договор с Минздравом «о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи» (шучу). Но серьезно, да…

 

МИТРОФАНОВА:  О ненападении.

 

РОШАЛЬ:  Создали координационный совет, и мы сейчас впервые, это исторический момент, создали основы государственной и общественной формы управления профессиональной деятельностью. Не так, когда бывшие министры здравоохранения решали кулуарно - будете делать так, будете делать так, будете делать так. А сегодня любой приказ, который касается профессиональной деятельности, он обсуждается с Национальной медицинской палатой, и мы как бы визируем его. Таким образом, мы на себя взяли ответственность за качество тех документов, которые выходят из Минздрава, которые касаются профессиональной деятельности.

 

ГОЛУБКИНА:  А вот у меня вопрос такой, почему сейчас много людей, моих знакомых, увлеклось, скажем так, медициной зарубежной? То есть они готовы тратить большие деньги, ехать в Германию, в Израиль там, в разные другие страны, и они меня уверяют, что операцию, например, они делать готовы в Германии быстрее и легче, потому что они боятся в России быть оперированными. Вот такой вопрос.

 

МИТРОФАНОВА:  Ну, я думаю, это онкологии больше касается.

 

ГОЛУБКИНА:  Там даже коленки бабке оперировали.

 

РОШАЛЬ:  Я сижу у вас здесь, я директор института, в институт обращается в год 80 тысяч детей - 80 тысяч детей, - и я совершенно гарантированно говорю, что уровень диагностики, оснащение, квалификация специалистов в институте не хуже, чем в любой клинике Запада, это точно совершенно. Когда приезжают сюда иностранцы, приходят, и они не верят, что есть такое в Москве - институт неотложной детской хирургии и травматологии. И лечим мы всех детей бесплатно, родители деньги не платят, за лечение деньги не платят.

 

ГОЛУБКИНА:  А очередь?

 

РОШАЛЬ:  У меня никакой очереди нет. Любой человек с улицы…

 

ГОЛУБКИНА:  Все умещаются?

 

РОШАЛЬ:  Любой человек, хоть несчастье, с улицы, упал, под машину попал, не знаю, с этажа выпал, когда родители недосматривают…

 

ГОЛУБКИНА:  Но это травматология?

 

РОШАЛЬ:  Это травмы, это острый живот, аппендициты, перитониты, это черепная травма - одной черепной травмы где-то 3,5 тысячи. У нас есть проблемы, конечно. Нам сложно сейчас работать, потому что, когда мы даже по травме работаем, мы, знаете, вот раньше, когда перелом ноги, я грубо говорю, вешали на вытяжение, на груз, это ужасно неудобно для ребенка, ужасно неудобно для обслуживания его персоналом, и мы сейчас ушли от этого, сейчас мы всякие конструкции, металлосинтезы ставим, и на 10-й день человек, может быть, уже пойдет домой. Но у нас сейчас бросили в здравоохранение рубль, я бы, конечно… хотел сказать: руки и ноги переломал тем, кто это всё придумал, но потом лечить бы было надо, - во главу угла поставили рубль, а не лечение больного.

 

МИТРОФАНОВА:  Я думаю, каждое государство это проходило в своей истории.

 

РОШАЛЬ:  Не бездонное здравоохранение, я понимаю. Но когда мы сейчас ищем деньги, вот надо импланты ставить, где взять эти импланты? При черепно-мозговой, при спинальной травме. Этот вопрос не отработан. Иногда обращаемся к родителям, ну нет денег, на это не выделяют, и они начинают собирать деньги на импланты. Вот это единственная вещь. Но, думаю, все же государство должно будет разрешить эту проблему не только у нас. Вот мы иногда обожествляем западное здравоохранение…

 

ГОЛУБКИНА:  Ну, я много слышу, например.

 

РОШАЛЬ:  Вот вы поговорите с Кобзоном, который там оперировался когда-то, он вам расскажет про это довольно, он сказал: ни в коем случае. Сейчас уже сколько лет лечится…

 

ГОЛУБКИНА:  Лечится в России?

 

РОШАЛЬ:  Лечится в России, да. Вот был Альфред Шнитке, композитор такой, которого лечили-лечили там, а потом в Россию привезли и долечивали. Роберт Рождественский, поэт, оперировался там…

 

МИТРОФАНОВА:  Вы звезд берете, а простой человек придет с диагнозом и сидит сутками. Одни стекла раковых больных рассматривают две недели, две.

 

РОШАЛЬ:  Минуточку, я не про то говорю, я говорю про качество оказания, а про это я то же самое могу рассказать, что и вы, потому что мы проблемы-то знаем. А сегодня вообще в здравоохранении колоссальная проблема - это кадровая проблема, потому что поставили социальный уровень врачей такой и создали такую обстановку, что врачи не идут работать в практическую медицину. У нас колоссальный кадровый дефицит. Вот даже в Москве, я все время рассказываю, я приехал в одну поликлинику, там восемь педиатрических участков, а только три педиатра. А на каждого вообще педиатра полагается 750-800 больных. Значит, каждый из них работает в два раза больше, почти по две тысячи больных, разве может он нормально отработать? И число врачей вымывается, в частные уходят. Я иногда думаю, наверное, специально государство им делает такое невозможное, что люди уходят в частную медицину. И оголяется, и получается заколдованный круг, всё хуже и хуже.

 

ГОЛУБКИНА:  А это как-то связано с зарплатой, что ли?

 

МИТРОФАНОВА:  Это бюджетные ставки работников?

 

РОШАЛЬ:  Ну, сейчас бюджета нет, нас же сейчас перевели всех в ОМС.

 

МИТРОФАНОВА:  А, обязательное медицинское страхование.

 

РОШАЛЬ:  Это отдельный разговор - одноканальное финансирование.

 

МИТРОФАНОВА:  В таких тонкостях, нюансах, наверное, будет сложно сейчас разбираться, нас слушают действительно и мамы, и папы, и врачи, и просто люди.

 

РОШАЛЬ:  Я просто хотел сказать, что не совсем спокойно сейчас нам работать иногда. Но квалификация врачей нуждается в улучшении, это точно.

 

ГОЛУБКИНА:  А каким образом?

 

РОШАЛЬ:  Вот то, что я вам рассказал.

 

МИТРОФАНОВА:  Но я молодых педиатров много видела. Я приписана к поликлинике, которая в Филатовской больнице, они вообще не связаны, я даже не буду вдаваться в подробности. Но очень юные педиатры. Он пришел мне устанавливать дозу какого-то антибиотика по книге, очень смешной. Предположим, Михаил Иванович, ему года 23, наверное, не знаю, во сколько он вуз закончил. И вот он берет книжку, говорит: у вас вес какой? - и давай сидеть рассчитывать. Но он такой, видно, вдумчивый, он хочет этим заниматься. Но он молодой, он просто юнец.

 

РОШАЛЬ:  А вы знаете, я признаюсь вам, что я после окончания института был распределен на участок педиатрический.

 

МИТРОФАНОВА:  Как Булгаков?

 

РОШАЛЬ:  Педиатрический участок. И точно такой же молодой, как он, ходил по участкам, бегал, по 40-60 вызовов там, всё.

 

ГОЛУБКИНА:  Вот, кстати, километраж у кого.

 

МИТРОФАНОВА:  А я за этим вообще заехала в поликлинику. Говорю: давайте я за вами заеду, вас довезу, вы там всё посмотрите, моей 7 лет, и я вас дальше отвезу. Согласился.

 

РОШАЛЬ:  Там, наверное, тоже не хватает, число вызовов увеличивается, кадровый вопрос. Но когда молодые, из молодых потом вырастают и нормальные. Он, наверное, прошел, если он педиатр, он после окончания института прошел ординатуру или интернатуру, это важно. Национальная медицинская палата будет заниматься допуском к профессии. Вот мало того, что он обучился, надо с ним провести определенное собеседование, чтобы посмотреть, и это должна делать профессиональная организация. Профессиональная организация педиатров должна допускать в свою специальность, допуск, потому что, когда тот, кто учит, и допускает, это плохой вариант. Учат они, а принимаем мы - это следующий вариант.

 

ГОЛУБКИНА:  У меня вопрос, а насколько должен врач сочувствовать своему пациенту? Потому что сердце разорвется. Вот, кстати, Елена Николаевна говорила, она прекратила работать в реанимации новорожденных, она была заведующая, и я ее спросила: почему? Он говорит: не могу больше, устала, сердце болит. Говорит: они у меня умирают. Говорит: я просто устала от этого…

 

РОШАЛЬ:  Ну, во-первых, она замечательный совершенно человек, прекрасный специалист, она и сейчас может работать, она квалифицированная, и сейчас вообще…

 

ГОЛУБКИНА:  Мы фамилию можем назвать, можем не называть…

 

МИТРОФАНОВА:  Да называйте, а что.

 

ГОЛУБКИНА:  Она замечательный врач, это Байбарина Елена Николаевна.

 

РОШАЛЬ:  Да, да, и она сейчас в Министерстве здравоохранения, руководит департаментом материнства и детства, очень хорошо квалифицирована, очень много полезного.

 

ГОЛУБКИНА:  Но перестала практиковать, потому что переживала сильно, ну уже взрослая стала. А вы?

 

РОШАЛЬ:  Я продолжаю работать. Я скажу таким образом, что, если врач технически очень хорошо делает, но нет чувства боли абсолютно за пациента, за ребенка, да, такой врач должен думать, работать ли ему. Все равно до сих пор комок в горле, если ты понимаешь, что ты ничего не можешь сделать, вот ничего не можешь сделать, человек от тебя уходит на тот свет. Это не то что человек там умер, а я после этого побежал в ресторан завтракать, - нет, извините.

 

ГОЛУБКИНА:  Да это ужасно.

 

РОШАЛЬ:  Да, это извините.

 

ГОЛУБКИНА:  Я спрашивала Елену Николаевну Байбарину, заведующую на тот момент реанимацией новорожденных, я говорю: Елена Николаевна, зачем вы выхаживаете маленьких детей совсем? Тогда это были 900-граммовые дети, сейчас, говорят, достигли уже в выхаживании 500 г. Да, правильно, я права? Я говорю: может, лучше (простите меня, но у меня был такой бытовой вопрос), может, им лучше умереть? Она мне сказала так: а вы знаете, говорит, кто должен выжить, тот выживет обязательно, а вот кто должен умереть, умрет непременно. Вот как-то.

 

РОШАЛЬ:  В отношении, спасать или не спасать маленьких, маленького веса - да, спасать. Да, спасать. Раньше мы считали, что живорожденные это те, которые после килограмма, это живорожденные, и весь мир над нами смеялся.

 

ГОЛУБКИНА:  Почему?

 

РОШАЛЬ:  А потому что весь мир считал живорожденным 500-граммового. И они выстроили эту систему, и у них процент детей, которые рождаются с весом 500 граммов, которые становятся нормальными, очень большой, нормальный. Отработаны технологии, вложены деньги, подготовлены кадры нормальные, через это надо приступить. И когда Всемирная организация здравоохранения смотрела наш еще советский показатель смертности детской, они делали коэффициент, вводили специально на тех детей, которые не выживают. И мы с большим трудом, понимая, что это может увеличить показатель детской смертности - и он увеличился не так катастрофично, - решили тоже переходить на эту систему. Но это надо было оснастить отделения родильные всей страны оборудованием, аппаратурой и так далее, надо было обучить народ - и врачей, и акушерок, и медицинских сестер - работать с этими детьми. Там инкубаторы, там и прочие вещи, это огромная наука и огромная практика. И сегодня мы уже, не могу сказать, выходим на мировой уровень, но уже понимаем, что это надо. И если, конечно, помощь ребенку маленькому оказана неквалифицированно или там есть какие-то пороки развития, и он потом будет требовать очень долгие годы реабилитации вследствие неврологических различных нарушений, это плохо, это плохо. Но мировой опыт показал, что это надо делать.

 

ГОЛУБКИНА:  Надо, то есть много детей будет потом полноценных. Вчера у нас были акушеры, когда я спросила про ДЦП, они сказали: это часто бывает сильно недоношенная беременность. То есть действительно 500 граммов это сильно…

 

РОШАЛЬ:  Ну, ДЦП бывает так, но ДЦП бывает и при нормально проходившей беременности, не обязательно такой, это отдельный вопрос. Не будем о грустном.

 

ГОЛУБКИНА:  Не будем вдаваться.

 

МИТРОФАНОВА:  Леонид Михайлович, вы говорили о том, что сейчас медицинское сообщество и защищаем, и иногда ругаем, и я просто именно с бытовой точки зрения хотела вам такую историю рассказать. Врач, чем у него больше опыта жизненного, практики, тем он вроде как и надежнее. Но я почему-то сталкивалась с такими… вот есть такое понятие «олдскул», когда старые методы, знаете, когда пожилой врач-педиатр, скажем так, может быть, дежурный какой-то, он приходит, и ставили мне то скарлатину, то ангину несколько раз, и лечили всё это дело чем-то…

 

ГОЛУБКИНА:  Кровопусканием.

 

МИТРОФАНОВА:  Знаете, сейчас 2014 год, и мне кажется, что не микстурой и не пирамидоном это лечится, вот у меня есть ощущение такое, может быть, я ошибаюсь. То есть именно профессионализм…

 

РОШАЛЬ:  Это к вам приходили врачи из поликлиники?

 

МИТРОФАНОВА:  Из скорой мне какой-то дяденька поставил скарлатину, а из поликлиники бабулька, уставшая от жизни и от нас, видимо, всех, поставила ангину.

 

РОШАЛЬ:  Вот надо эту бабушку, которая ходит из поликлиники, на руках носить.

 

МИТРОФАНОВА:  То есть она все-таки ядрена…

 

РОШАЛЬ:  На руках носить, что она вообще еще не бросает, чтобы не оголить участок, еще хоть что-то как-то делает. Сегодня здравоохранение рухнет у нас по катастрофе кадровой просто.

 

МИТРОФАНОВА:  То есть, кто знает, старые кадры, они надежные.

 

РОШАЛЬ:  Процент тех, кто старшего возраста, он растет, а молодежь плохо идет.

 

МИТРОФАНОВА:  А почему?

 

РОШАЛЬ:  Мы не вернули распределение выпускников, которые оканчивают медицинский институт, первичное звено, когда учатся за счет государства, пополнение идет очень слабо. Квалификация, конечно, бывает старая.

 

МИТРОФАНОВА:  Ой, сколько сейчас препаратов, это же нужно разбираться в этом.

 

РОШАЛЬ:  И вот как раз сейчас что сделала Национальная медицинская палата? Я, правда, не знаю, как с людьми уже в возрасте, допустим, ей 70 лет там, она никогда с компьютером не работала, может быть, и не будет работать. А мы сейчас разрабатываем систему дистанционного персонифицированного обучения врачей участковых, педиатров, терапевтов, врачей общей практики тому новому, что есть. Причем мы должны это сделать так, чтобы было интересно им и чтобы не было дополнительной нагрузки. Если она принимает на полторы, на две ставки, когда ей учиться, объясните, пожалуйста? Очень сложно, да. И все равно надо.

У нас врачи как бы подтверждали один раз в пять лет, сейчас мы переводим на систему, когда врач обязан учиться всю жизнь. Там тестовые занятия и всё. Будет допуск к профессии, и вот тогда к вам будет меньше приходить тех, которые будут назначать не то, что нужно назначать. Потому что, если есть разработанные клинические рекомендации по чему-то, они так и должны выполняться. А в отношении ангины и скарлатины, иногда они сочетаются.

 

МИТРОФАНОВА:  И то, и то было?

 

РОШАЛЬ:  Да.

 

МИТРОФАНОВА:  «Букет Абхазии».

 

РОШАЛЬ:  Да, да. Ну а что ж делать.

 

ГОЛУБКИНА:  На холмах Грузии лежит ночная мгла…

 

РОШАЛЬ:  Грузия? Тогда не «Букет», а тогда «Алазанская долина». Вино «Алазанская долина»…

 

ГОЛУБКИНА:  А вот, кстати, вы сказали в одном из интервью, что вы человек абсолютно не пьющий, совершенно, потому что вы постоянно находитесь на вызове, и как может появиться пьяненький, как вы сказали, доктор, которого срочно вызвали?

 

МИТРОФАНОВА:  Борменталь.

 

ГОЛУБКИНА:  Да. И вы сказали в этом же интервью, что вы спать можете где угодно, пожалуйста, практически на полу за 20 секунд засыпаете.

 

РОШАЛЬ:  Это точно.

 

ГОЛУБКИНА:  И едите еще - в одной руке колбаса, в другой хлеб.

 

РОШАЛЬ:  Это было в молодости, сейчас бросил это дело.

 

ГОЛУБКИНА:  То есть вы профилактику здорового образа жизни, в общем-то…

 

РОШАЛЬ:  Нет, нет, я плохой пример для профилактики здорового образа жизни, плохой. Я спортом не занимаюсь. Мне некогда просто, вот и всё.

 

МИТРОФАНОВА:  Леонид Михайлович, но вы сегодня с удивительной стороны открылись, мы общаемся с вами как с человеком, с доктором с человеческим лицом. Мы спрашиваем, какая музыка вам нравится, как вы живете. Потому что обычно хочется спросить: надо анализы сдавать или прививки делать?

 

РОШАЛЬ:  Музыка мне нравится хорошая, любая, и классическая. У меня много друзей композиторов знакомых, я в консерваторию хожу московскую часто, джаз я люблю, но я люблю старый джаз. Ну, такой я старый, наверное, человек, люблю всё старое. Ностальгия по старым песням.

 

МИТРОФАНОВА:  Нет, но вы на детях отыгрываетесь.

 

РОШАЛЬ:  Да, об этом я не подумал.

 

ГОЛУБКИНА:  Вот нам пишут из республики Татарстан: «Подозреваю, благодаря Леониду Михайловичу послушали такие прекрасные песни, надо больше наших песен. Благодарю». А из Астраханской области пишут: «30 лет назад в городе Баку мне прижигал Леонид Рошаль губу. Я очень был маленький. Теперь я не урод, спасибо. Михаил».

 

РОШАЛЬ:  А, это очень интересно, это был не я.

 

МИТРОФАНОВА:  Да вы что?

 

ГОЛУБКИНА:  В Астраханской области? 30 лет назад?

 

РОШАЛЬ:  Нет, нет, в Баку.

 

ГОЛУБКИНА:  Разве в Баку? А, правда, пишет: в городе Баку.

 

РОШАЛЬ: Потому что интересно - в Баку был детский хирург по фамилии Рошаль и звали Леонид. Очень хороший доктор.

 

ГОЛУБКИНА:  Клонирование!

 

РОШАЛЬ:  Я губу оперировал, но в Москве, не в Баку. В Баку никогда губу не оперировал.

 

МИТРОФАНОВА:  Кстати, мы хотели какое-нибудь молодое светило педиатрии позвать, потом забоялись, да и просто не знаем такого. Мы хотели кого-то с вами, знаете, поставить для драматизма ситуации, но потом думаем, нет, не будем, не знаем пока таких. У нас сегодня в гостях доктор с человеческим лицом Леонид Михайлович Рошаль.

 

РОШАЛЬ:  Хорошо, если б вы сказали: сидит напротив доктор с нечеловеческим лицом. Вот здорово!

 

ГОЛУБКИНА:  Сейчас за кадром начали про собак говорить, надо ли прививать собак. У меня три собаки. И тут Леонид Михайлович показывает мне фотографию своей собаки. Я говорю: это бассенджи. Он говорит: откуда знаешь? А я просто знаю.

Про Байбарину, кстати, еще история была. Заболела собака, заболела энтеритом, и они, значит, вдвоем, два педиатра реанимации новорожденных, вызвали ветврача. Она рассказывала со смехом. Приходит ветврач, а ветврач оказался не ахти. Почесал так репу, говорит: в общем, капельницу, а вообще, конечно, не спасем. И ушел. Они сидят, плачут: собаку жалко. Говорят, а давай попробуем, как мы обычно детей?.. И выходили!

 

РОШАЛЬ:  Да. Вообще ветеринары - это фактически микропедиатры и педиатры, потому что собака не говорит, где у нее чего болит, и маленький ребенок тоже не говорит, где чего болит. Это вот особый вид диагностики, когда смотришь, как двигается, как кричит, какие ножки, какие ручки, можешь дотронуться: есть боль, нет боли? И вот ставим диагноз таким образом.

 

ГОЛУБКИНА:  Каждая мать в таком случае микропедиатр.

 

РОШАЛЬ:  Вы знаете, что, допустим, иногда новорожденный рождается и порок развития пищевода, непроходимость, этот диагноз можно поставить за 15 минут?

 

ГОЛУБКИНА:  Это как?

 

РОШАЛЬ:  Вот так.

 

МИТРОФАНОВА:  Он не ест.

 

ГОЛУБКИНА:  Не проходит еда.

 

РОШАЛЬ:  Да, не проходит еда, и потом просто катетер туда вводишь, а он раз-раз…

 

ГОЛУБКИНА:  И застрял.

 

РОШАЛЬ:  Да, выходит через рот обратно. Ну ладно.

 

МИТРОФАНОВА:  Так, мастер-класс, занимательная педиатрия.

 

ГОЛУБКИНА:  Взяли блокнотики, ручечки.

 

МИТРОФАНОВА:  У Леонида Михайловича чувство юмора на уровне подготовки в педиатрии, поэтому мы вообще преклоняемся. Я хотела нашим слушателям вот что сказать. Совсем скоро детские каникулы, и мы в наш эфир женский обязательно будем приглашать и педиатров, и молодых светил, если найдем таких, и психологов, то есть будем детям уделять внимание особенное, потому что это действительно наше всё, правильно?

 

РОШАЛЬ:  Вопрос в чем?

 

МИТРОФАНОВА:  А вопрос в том, что мы вас сегодня не мучили вот этими «поставьте диагноз» или «чем лечить ветрянку», а просто с вами пообщались, и мы даже для вас заготовили песню, которую вы, кстати, сами попросили нас поставить.

 

ГОЛУБКИНА:  Между прочим, из Ставропольского края пишут: «Девочки, какой у вас добрый человек, и он любит джаз, как и я. А поставьте ему Луи Армстронга», - пишет Владимир. А мы какую приготовили?

 

МИТРОФАНОВА:  Мы приготовили почти Армстронга, только нашего, made in USSR.

 

РОШАЛЬ:  Ну да.

 

МИТРОФАНОВА:  А вы представите свою любимую песню?

 

РОШАЛЬ:  Это «Шаланды», что ли? Давайте послушаем. Спасибо большое, что поставили. Когда слушаешь эту песню, комок к горлу всё же подходит. У меня родители из Одессы. Я, наверное, там был и зачат, в Одессе. И как мне хочется, чтобы быстро вот этот кошмар весь закончился. Я в страшном сне не мог представить, чтобы это было так. Очень хочу, чтобы при моей жизни, я уже немолодой, можно было опять спокойно приезжать и в Одессу тоже, потому что это кусок жизни, который не выбросишь просто.

 

МИТРОФАНОВА:  Леонид Михайлович, спасибо вам, что вы и это сказали тоже, потому что это очевидно действительно.

 

ГОЛУБКИНА:  Конечно, безусловно. «Жизнь продолжается» - у «Маяка» есть такой девиз и позывной. У моей подруги бабушка была педиатром, а дедушка лечил взрослых людей, и бабушка все время говорила: вот мои все время только выздоравливают и растут, а твои помирают. Так что у вас замечательная профессия – педиатр, ваши выздоравливают и растут.

 

МИТРОФАНОВА:  Хороший тост, кстати. Так выпьем же за педиатрию и за то, чтобы наши дети не болели, потому что это самое главное, что у нас есть. Мы уже не раз говорили, что дети - наше всё, а Пушкин - наше кое-что. Ну и Лермонтов тоже не самый последний человек.

 

ГОЛУБКИНА:  Который завтра будет праздновать свое 200-летие.

 

РОШАЛЬ:  Какой молодой.

 

МИТРОФАНОВА:  Если б было здоровье покрепче, конечно…

 

ГОЛУБКИНА:  У Лермонтова? Да, то дожил бы.

 

МИТРОФАНОВА:  Леонид Михайлович, спасибо вам.

 

РОШАЛЬ:  Нет, вам огромное спасибо, что пригласили, еще миллион тем есть.

 

МИТРОФАНОВА:  Приходите к нам.

 

РОШАЛЬ:  Например, что делается с реконструкцией здравоохранения. Мы говорим: знаете что, отстаньте сейчас от нас, хватит нам всем переделок здравоохранения, дайте нам спокойно, нормально работать.

 

ГОЛУБКИНА:  Правильно.

 

РОШАЛЬ:  Только создайте условия, и всё.

 

МИТРОФАНОВА:  Вам удачи, успехов и до встречи в эфире. Спасибо огромное.

 

РОШАЛЬ:  Спасибо большое.

 

ГОЛУБКИНА:  До свидания.