Любовь и голуби Совместный эфир с ведущими "Маяка". Сергей Фонтон
Персоны
МИТРОФАНОВА: Приветствуем всех тех, кто слушает радио «Маяк» уже 50 лет как, и сегодня у нас…
ГОЛУБКИНА: А тех, кто не слушает?
МИТРОФАНОВА: 50 лет?
ГОЛУБКИНА: Нет, кто не слушает радио «Маяк», мы их приветствуем?
МИТРОФАНОВА: Ну, хотя бы в этот момент слушает, конечно, приветствуем, потому что, если кто-то нас сейчас слышит, значит, в данный момент этот человек слушает радио «Маяк». Дело в том, что мы отмечаем 50-летие в этом году «Маяка». 1 августа 1964 года позывные «Маяка» раздались, и с тех пор 50 лет очень разная, интересная, иногда жесткая история преследовала эту станцию. Но вот сейчас формат такой - у нас шоу женское, называется «Любовь и голуби», у нас в гостях Сергей Сергеевич Фонтон. Правильно?
ФОНТОН: Да, правильно, это я. Добрый день, друзья.
ГОЛУБКИНА: Уж больно у вас фамилия красивая.
ФОНТОН: Она мне доставила много хлопот в жизни, хотя красивая.
МИТРОФАНОВА: Вы француз?
ФОНТОН: Да.
ГОЛУБКИНА: Угадала.
МИТРОФАНОВА: А какие хлопоты-то?
ФОНТОН: Хлопоты очень простые, как раз связанные с историей "Маяка", кстати, потому что это был 1980 год, я только закончил институт Мориса Тореза, который сейчас Академией стал, и так далее. Ну, в общем, была у меня разная перспектива - или пойти на таможню работать, что как-то я не пылал желанием, а потом всякими, как всегда бывает, кривыми путями вдруг образовались знакомые в Гостелерадио, о котором я, в общем-то, имел крайне смутное представление. И раздался звонок у меня дома, и дама, как потом выяснилось, секретарь Сергея Георгиевича Лапина, который возглавлял Гостелерадио, попросил меня прийти на встречу. Я задал несколько идиотских вопросов: а как проехать, а где это находится, и так далее. И приехал. А по пути захватил с собой два старых справочника, это мидовские… ну, тогда это не МИД, наверное, называлось, Министерство департамента иностранных отношений, 19-го века, где были перечислены все сотрудники, ну, и, в том числе, были мои какие-то предки. И, так сказать, разговор с Сергеем Георгиевичем был удивительно для меня какой-то странный, я бы сказал, потусторонний. Во-первых, я вошел, это была огромная приемная, в которой сидели такие дядьки весьма солидные, нервничали, теребили портфели, перекладывали бумаги, и на этом фоне вот такой раздолбай выпускник появился.
МИТРОФАНОВА: Но времена все-таки были чуть лучше, чем в 60-е, мне кажется, в 70-е, нет?
ФОНТОН: Ну, может быть, да. 70-е я, собственно, в сознательном возрасте не застал, а 80-е вот уже хорошо помню, и мы можем поговорить и о плюсах, и о минусах. Ну, в общем, меня позвали внутрь, отстранив этих людей, которые по куда более важным, мне кажется, и правильным делам ждали в очереди. И я увидел небольшого грустного, седого человека с довольно внимательными глазами за огромным совершенно столом, в огромном кабинете.
МИТРОФАНОВА: А он к тому времени уже лет 20 «Маяком» заведовал.
ФОНТОН: Да, он старожитель был, член ЦК, естественно, Гостелерадио тогда насчитывало 27 тысяч человек, друзья, это был штат огромного министерства. А бюджет был больше, чем у одной из прибалтийских республик. Я не помню, с кем сравнивали, с Литвой, Латвией или Эстонией. Ну, не важно. И зашел разговор, да, говорят, и что же, и где вы хотите работать? Этот меня вопрос поставил в тупик. Я что-то стал говорить о том, что вот, хорошо бы путешествовать и вообще, международные вещи какие-то. Он говорит: да, а что у вас за фамилия? Вот к этому повороту я уже был готов. Он откровенно сказал: вы знаете, евреи меня часто подводят.
МИТРОФАНОВА: Вот этот нюанс в его жизни абсолютно…
ФОНТОН: Евреи меня часто подводят.
МИТРОФАНОВА: Да, это известный факт.
ФОНТОН: Я говорю: Сергей Георгиевич, мне эта как раз история не известна, я как раз ко всем народам, ну, и дальше я стал говорить, что я равномерно и правильно отношусь, что абсолютно соответствовало и соответствует до сих пор истине. Говорю: но, если вас именно интересует мое происхождение, то вот парочка любопытных книг. Он действительно полистал, говорит: да, интересно, интересно. Ну, и так я очутился в «Маяке» в международном отделе.
МИТРОФАНОВА: И вы уехали сразу за границу? Или как это ваше… или вы просто читали иностранные новости с телетайпов иногда?
ФОНТОН: Не совсем так. Меня туда, так сказать, вот эта мощная, если можно выражаться по современным параметрам, волосатая рука закинула, но потом и совершенно забыла. Поэтому я был зачислен младшим редактором и довольствовался всем, чем, собственно, довольствуются все, пришедшие на «Маяк». Я прошел от младшего редактора до специального корреспондента, это было уже там в 90-м году. И, кстати говоря, ни разу не ездил за рубеж. Во-первых, по началу я был в статусе молодого, так сказать. Ну, что, молодые, давайте учитесь, то, сё, сейчас мы вам покажем. И действительно, надо сказать, говоря о юбилее «Маяка», друзья, те, кто там не работал, и работает сейчас на «Маяке», вам досталась удивительная действительно правильная и знаменитая марка «Маяк».
МИТРОФАНОВА: Бренд, как сейчас говорят.
ФОНТОН: Бренд, да, на вашем месте я бы гордился вообще.
ГОЛУБКИНА: А мы вообще.
ФОНТОН: Ну, вообще, вот и хорошо, и правильно. Потому что ведь человек после института мало, что умеет, кроме того, чему его научили в институте, обычно это с жизнью напрямую не бывает связано. Поэтому «Маяк» стал такой журналистской школой. И для меня было огромное удовольствие присутствовать на утренних летучках. Приходили люди свежие, пахнущие ароматами зарубежья, цветущие, и, в общем-то, энциклопедически образованные многие из них, по крайней мере. И начинался разговор о том, как складывается информационный день. Приходил уже помятый и уставший международник, который дежурил ночью, потому что почти круглосуточное было дежурство, докладывал о том, что произошло по телетайпным лентам, рассказывал о том, какие материалы у нас проходили в эфир в минувший день. Это материалы довольно жестко разбирались на летучке, и, надо сказать, критика была такая вполне предметная, и это было интересно слушать. Вот были молодыми. Потом получилось так, что меня как-то позвали в сторону и сказали: старик, ты вообще у нас один беспартийный, это неправильно. У нас есть еще один алкоголик беспартийный…
МИТРОФАНОВА: Еще один беспартийный или еще один алкоголик?
ФОНТОН: Нет, еще один беспартийный, но он алкоголик, это понятно, а ты-то что? Ну, я: бэ, мэ, еще не созрел. Ну, пора созревать. Ну, говорят: ты нас подводишь. И вот это, конечно, ключевое слово, которое у меня в голове как-то…
МИТРОФАНОВА: А это какой год был?
ФОНТОН: Это был 1987-й, наверное, уже. Я довольно долго уворачивался, так сказать, от этого дела. И не то, что я был каким-то оппозиционером или что-то в этом роде, мне просто очень хорошо жилось и так, на самом деле. Мне не нужна была заграница для поднятия повседневного уровня жизни, например, потому что многих это привлекало и привлекает сейчас.
МИТРОФАНОВА: Видеомагнитофоны уже появились?
ФОНТОН: Да, ну, да, привозили, они были у моих друзей, но я сам прекрасно обходился без видеомагнитофона и был вполне счастлив. Но когда мне сказали, что вся редакция, это около 300 человек, и все они партийные, ну, там, в машбюро были девушки некоторые беспартийные, а тебе пора, я сказал: ну, что же, если надо, если я вас так подвожу, ну, давайте. Давайте. Ну, хорошо. Вот заполнил анкету, потом еще какие-то инстанции прошел, и последняя была инстанция это комиссия старых большевиков. Удивительная вещь.
ГОЛУБКИНА: Это интересно, кстати.
ФОНТОН: Да, поскольку Гостелерадио было на правах райкома, соответственно это было в центральном здании там на Новокузнецкой, на Пятницкой, огромный зал совещаний, и сидят такие, ну, старые перцы лет иногда по 70, иногда больше, иногда меньше, и все они заслуженные большевики. И вот представляют: вот Сергей Сергеевич Фонтон, вот кандидат, он собирается вступить в кандидаты…
МИТРОФАНОВА: Племянник Робеспьера?
ФОНТОН: Да. Нет, уже на этом этапе никого не смущала фамилия.
МИТРОФАНОВА: Внучатый?
ФОНТОН: Да, спросили, сколько там молока надоили, и как выросла пшеница. Я был достаточно в этом смысле подкован, предупредили.
МИТРОФАНОВА: В наши времена говорят: areyouserious?
ФОНТОН: Но они были очень серьезные. А последний был вопрос: а можно взглянуть на ваш комсомольский билет? И тут я…
МИТРОФАНОВА: Взносы?
ФОНТОН: Нет, ну, просто у меня с собой не было. Как? У вас нет билета с собой? А вы знаете, что люди умирали на фронте с билетом и хранили его у сердца, и так далее, и так далее. Я говорю: конечно, знаю, но вот…
ГОЛУБКИНА: Поэтому я храню его дома в сейфе.
ФОНТОН: Да, да, я его именно храню в таком хорошем месте дома, он точно не потеряется, сейчас вот такие времена. Они говорят: ну, хорошо, когда можете принести? Ну, я брякнул: завтра. Ну, хорошо, и вроде прошло. А на завтра я забыл, была смена, было дежурство, было еще чего-то такое, и соответственно проходит завтра, на послезавтра вдруг прибегает наш парторг, по-моему, и говорит: ты чего наделал? Ты ввел в заблуждение комиссию большевиков. Я говорю: как ввел в заблуждение? Ну, ты же обещал, и ты не сделал, и теперь это скандал, это на нас пятно, меня сняли с работы, беги, ищи комсомольский билет и срочно его вези.
МИТРОФАНОВА: Активируй.
ФОНТОН: Да. Я побежал, искал. Холодный пот. Не находил. Никакого сейфа в помине не было, куда-то затерялся, туда, сюда, в общем, прошло еще два дня. Потом я его нашел, конечно, в каком-то рюкзачке и побежал показывать. И вот тогда-то выяснилось, что у меня взносы не заплачены. Они сказали: так, мало того, но вы, а как же у вас не заплачены взносы? Я говорю: ну, ерунда такая, мы обычно раз в году…
МИТРОФАНОВА: Оптом платим.
ФОНТОН: Да, шлеп, шлеп по две копейки. И тут выяснилось, что вообще вся комсомольская организация работает отвратительно. В общем, меня выгнали, причем не просто, а торжественно, не торопясь, с оттяжкой, так сказать. Ну, и, учитывая опять же…
МИТРОФАНОВА: Выгнали откуда?
ФОНТОН: Выгнали из возможности вступить в партию.
МИТРОФАНОВА: Но с «Маяка» не выгнали?
ФОНТОН: Из редакции нет, не выгоняли, но, учитывая мою запоминающуюся фамилию, соответственно вопрос больше не вставал, что, старик, пора в партию. Я так, собственно, дальше и жил.
МИТРОФАНОВА: Ну, вы знаете, в вашем рассказе один момент я, ну, как-то так обратила на него внимание. Вот этот 1987 год, когда видеомагнитофоны… Но предполагаю, что вы очень любите автомобильный спорт и вообще автомобили как таковые, мотоциклы, неужели вас машина иностранная никакая не привлекала? Что же вы такой честный-то, а?
ФОНТОН: Да не был я честным, я был беззаботным, скорее, прямо скажу. Были наши «Жигули», чего-то мы с ними пытались сделать.
ГОЛУБКИНА: Тюнинг?
ФОНТОН: Ну, да, ну, тогда возможности были небольшие, на самом деле, хотя какой-то, чего-то я наблюдал. Ведь моя, скорее, мотоциклетная судьба такая, она, скорее, вопреки, чем благодаря, потому что в любой интеллигентной семье слово мотоцикл не любят. И когда, в общем, я был маленький, я ездил на разных трещетках типа мопедов. Иногда попадались уже более какие-то мощные, но, тем не менее, по слову мопед они не вызывали такой реакции негативной дома. Но когда я уже, линейные размеры мои достигли, как-то выросли, я стал заикаться о мотоцикле, и тут моя мама сказала: нет, это через мой труп. И понятно, что, ну, как, дальше разговор был закрыт. Поэтому мотоциклы появлялись у моих друзей, я на них, конечно, ездил, но оставлял у них, это была такая двойная жизнь.
МИТРОФАНОВА: А почему за вами идет какая-то слава, бывают кинокритики, а вы автокомментатор, критик или что-то такое?
ФОНТОН: Да очень просто, потому что меня все время куда-нибудь тянет что-либо попробовать. Скажем, был «Маяк» в течение 10 лет, потому перекинулся на «Эхо Москвы», мы с Сережей Корзуном, Бунтманом и Алешей Венедиктовым чуть позже организовывали эту станцию. Я особо, так сказать, никуда не влезал, в культуру, но на моей совести была информационная часть, что было мне знакомо, понятно и хорошо.
МИТРОФАНОВА: Так, а автомобили?
ФОНТОН: А потом попробовал работать во Франции в журнале, потом на НТВ первого созыва, когда Олег Борисович еще ходил по коридорам, был доступен, с ним можно было пообедать и что-то обсудить. Потом, собственно, получилось так, что я все дальше и дальше отходил от политики, потому что это все примерно одно и то же. И поскольку мне железки как-то близки в душе, вот получалось так, что это все-таки веяние последних лет, я на каком-то маленьком телеканале «Драйв», по-моему, вел программу, как выбрать, а, там тоже была мотоциклетная тема. Мотоциклист у меня выбирал автомобиль на зиму. Ну, потому что у нас все-таки наступает сезон плохой, поэтому на чем-то надо ездить, и, конечно, мотоциклист искал что-то не очень дорогое, это первое, и второе - зажигательное. И это такая вилка взаимоисключающая, естественно, потому что, в общем…
ГОЛУБКИНА: Ну, да, старая «Субару» подходит.
ФОНТОН: Отлично, старая «Субару».
ГОЛУБКИНА: Так, Митрофанова пусть предложит чего-нибудь.
МИТРОФАНОВА: Насчет чего?
ГОЛУБКИНА: Не дорогой и зажигательный автомобиль.
МИТРОФАНОВА: Мотоциклисту?
ГОЛУБКИНА: Мотоциклисту. Я предложила старую «Субару».
ФОНТОН: Старый «Субару», отлично.
МИТРОФАНОВА: Не знаю, я вчера задала вопрос человеку, который мне дорог, ну, а как говорил поэт, что-то бывает человеку дорого, а что-то не по карману, так вот мы рассматривали цены на «Гелендвагены» вот этого года, и там какой-то, ну, такой есть выпуск, что он стоит 9 миллионов 999 тысяч рублей. То есть, 10 миллионов рублей. И у кого-то они есть, и кто-то на них…
ФОНТОН: И далеко не последние, только так покупают такие машины.
ГОЛУБКИНА: Это не слишком зажигательный.
МИТРОФАНОВА: И после этого я спросила, а можно ли «Гелик» купить в кредит? Он на меня посмотрел: ну, наверное, можно, но это вообще как-то стрёмно, когда в кредит ты покупаешь такое. Хотя его украсть же могут.
ФОНТОН: Ну, он страхуется. Нет, у меня были такие критерии - до 1 миллиона цена, рублей.
ГОЛУБКИНА: Да, естественно.
ФОНТОН: И чтобы ездил, но это вторичный рынок. А речь шла в итоге о новом автомобиле. И нашел такой.
ГОЛУБКИНА: И что это?
ФОНТОН: «Опель Корса», и зажигательный вариант есть.
МИТРОФАНОВА: Так это для девушек, нет?
ФОНТОН: ОPC называется.
ГОЛУБКИНА: Нет, надо чтобы и быстро ездила и не дорого было.
ФОНТОН: Сиденье «Recaro», 200 лошадиных сил, наддувный двигатель.
МИТРОФАНОВА: Так он маленький?
ФОНТОН: Он маленький. Да, мотоциклисту что туда положить, ноутбук.
МИТРОФАНОВА: Шлем и ключи от мотоцикла.
ГОЛУБКИНА: А как уместиться?
ФОНТОН: Ну, кстати говоря, поскольку это немецкая марка, там с внутренним пространством достаточно все нормально. Сзади сидеть тесновато, но там мучились мои родственники.
МИТРОФАНОВА: Сергей Сергеевич, у нас специально есть спродюсированная программа к 50-летию «Маяка», поэтому мы сейчас прервем наш разговор. Напомним нашим слушателям, что Сергей Сергеевич Фонтон у нас в гостях, ветеран эфиров «Маяка», 10 лет отдал этой радиостанции, мы подробнее у него об этом спросим.
ГОЛУБКИНА: У нас в гостях Сергей Сергеевич Фонтон, мы весь август празднуем 50-летие «Маяка», и к нам приходят гости, которые работали на «Маяке».
ТРУСЕНКОВА: Отдали полжизни практически этой радиостанции.
ГОЛУБКИНА: Ну, пол, не пол, но часть, в общем-то.
ТРУСЕНКОВА: Кто-то по 40.
ГОЛУБКИНА: Кто-то 40 лет работал, да. И вот мы тут говорили, вы сказали, что вам сны снятся до сих пор.
ФОНТОН: Ну, да. Ну, во-первых, я ветеран все-таки, но из молодых, я бы так сказал. Потому что вот сейчас чуть не опоздал на эфир, ехал в машине, поставил еще «Ретро FM», и как-то совершенно унесся под эти струи воды в прошлое. И понял, что я очень счастливый человек, потому что я прекрасно поработал с отдачей и с большим удовольствием, скажем, в советской системе, и нашел свое место. И мы вместе что-то делали, интересные вещи. И потом, к счастью, профессионально удачно сложилась жизнь и в постсоветском пространстве. А сны, да, они меня преследовали достаточно долго, как бывает, знаете, вот самый распространенный сон людей лет в 25…
МИТРОФАНОВА: ?
ФОНТОН: Нет, нет, это когда человек на экзамене.
МИТРОФАНОВА: О, ужас.
ФОНТОН: Да, все испытывали. А на «Маяке» это была такая ситуация, абсолютно реалистичный сон. Я сижу, я готовлю выпуск новостей международных, рву ТАССовки - тогда же ленты изрыгались бумажные на пол - и нужны были некоторые навыки, чтобы с ними совладать.
МИТРОФАНОВА: Как фильмы про ФБР. Я один раз фильм смотрела, когда помните, Кевин Костнер вроде бы как все думают, что он агент, а он, вроде, как и не агент, и в конце он Юрий все равно Петров, как выясняется, и то в самом конце. И там как раз секунды ждут, когда придет список вот этих подарков, которые могут его уличить.
ФОНТОН: Вот, вот. А там, собственно, что надо было? Ты представляешь себе выпуск, верстку - как, что? В зависимости - побольше, поменьше, пятиминутный самый большой выпуск. Все это готовишь, диктуешь машинисткам. Они, кстати, требовали, чтобы приходили подготовленные люди, потому что, если кто-то - э, бе, ме там… Слушай, иди, подумай, потому что у них реально зарплата зависела от выработки, поэтому они любили собранных и быстрых в диктовках. И вот снится, что все это уже сделал, все подписал, странички разложил, отошел, отвернулся, посмотрел в окно, смотрю на стол, выпуска нет. Бежит обратно отсчет, уже из студии говорят: старик, давай, беги, пора, что… И вот это ощущение, когда эфир на носу, а выпуск не готов, вот это суть, собственно говоря, этого кошмара. Это преследовало. А сейчас какие-то ностальгические иногда сны снятся про «Маяк», про летучки, про такую атмосферу правильную.
МИТРОФАНОВА: А вы не могли бы, Сергей Сергеевич, уточнить имя, отчество Лапина?
ФОНТОН: Сергей Георгиевич, как сейчас помню.
МИТРОФАНОВА: А, вы знаете, Сергея Георгиевича, по-моему, в Википедии нет. Сколько лет он отдал…
ФОНТОН: Это выдающийся человек.
МИТРОФАНОВА: Я сейчас смотрела, по-моему… или про «Маяк» ничего не сказано.
ТРУСЕНКОВА: Нет, про «Маяк» сказано точно.
МИТРОФАНОВА: Да, ты видела его?
ТРУСЕНКОВА: Нет, про «Маяк» сказано точно, а про Лапина, не знаю.
МИТРОФАНОВА: Просто мне даже интересно, такой одиозный руководитель и так долго, и чего-то такое - нету.
ФОНТОН: Ну, что же, надо кому-то написать, не хорошо, потому что…
МИТРОФАНОВА: Да? Вы думаете?
ФОНТОН: Конечно, человек, в общем, был такой знаковый, можно по-разному к нему относиться, но Гостелерадио при нем представляло собой достаточно стройную систему.
МИТРОФАНОВА: Может быть, Сергей Георгиевич, или есть? Ну-ка.
ФОНТОН: Сергей Георгиевич.
МИТРОФАНОВА: А в его биографии это есть? Сейчас я смотрю, написано: советский партийный государственный деятель.
ФОНТОН: Ну, потому что он член ЦК, я думаю, что статус члена ЦК давал возможность говорить, как о государственном деятеле.
МИТРОФАНОВА: В 1985 его не стало, по-моему. А, нет, нет, вру.
ТРУСЕНКОВА: Да, все есть, в Википедии нашли.
ФОНТОН: Ну, отлично. Мамедов был замечательный, его заместитель по телевидению, кстати. Вот интересно, сейчас девушка новостист - Мамедова, она имеет к нему какое-то отношение?
МИТРОФАНОВА: Не знаем.
ФОНТОН: Может быть, и нет. Был такой, да.
МИТРОФАНОВА: Нет, ну, то, что как-то здесь получается некая семья и каналов, и телеканалов, и радиоканалов ВГТРК, все-таки есть этот нюанс некоей, ну, как сказать…
ФОНТОН: Корпоративности?
МИТРОФАНОВА: Да. Раньше это и не поощрялось, но и особо не осуждалось, когда родственники работали, когда дети приходили. Это, как, наверное, люди пришли к осознанию, что это, как династия, правильно? Если у шахтеров возможны династии, у юристов династии возможны.
ФОНТОН: У медиков часто бывают династии. Ну, там ведь, по-моему, справедливо ожидать, чтобы сын или внук не работал под непосредственном начальстве. Ну, это действительно…
МИТРОФАНОВА: Ты не станешь генералом, потому что у генерала есть свой сын. Из этой серии?
ГОЛУБКИНА: Ну, ты знаешь, с другой стороны, как говорится, природа отдыхает на детях, что…
ФОНТОН: И это верно.
ГОЛУБКИНА: А вот Яша Хейфец такой величайший пианист, ой, скрипач 20-го века, он из семьи потомственных скрипачей. Я думаю, там так накопилась уже музыка в ушах, что он уже родился со скрипкой.
ФОНТОН: Ну, потом человек растет в некоей атмосфере семьи, окружающего. Кстати, тут могу защитить, может быть, и генералов, потому что, может быть, это человек уже маленький с 3 лет будет прыгать, отжиматься и…
ГОЛУБКИНА: Да, и стрелять метко.
ФОНТОН: Изучать даже историю военную, поэтому равно, как Хейфец с детства играл на скрипке. Поэтому, наверное, потомственные династии могут быть в самых разных профессиях, и, мне кажется, с государственной точки зрения это только бы поощрял.
МИТРОФАНОВА: Ну, что же, у нас растут дети с Марией Андреевной.
ФОНТОН: Ну, да, конечно.
ГОЛУБКИНА: У меня округлились глаза, а что, кем они будут?
ФОНТОН: А в театр, может быть.
МИТРОФАНОВА: Они будут… Ну, вот Саша Урсуляк пришла, у нее папа режиссер.
ГОЛУБКИНА: Мама актриса.
МИТРОФАНОВА: Например, «Ликвидацию» ту же он сделал, очень хвалили.
ФОНТОН: Да мало ли, кто хвалит или ругает, но это был блестящий действительно сериал. Посмотрев «Ликвидацию», я как-то понял, что у нас может быть сериальное кино на хорошем уровне, на самом деле.
МИТРОФАНОВА: Лунгин, говорят, сейчас занимается ремейком американской истории «Родина», есть такое. История, по-моему, переложили это на русский язык, очень хотелось бы с ним пообщаться на эту тему, поскольку я слышала, что не очень у нас такое идет. Вот, когда про свое что-то мы делаем, «17 мгновений весны», «Ликвидация», это все про наше.
ФОНТОН: Ну, это редкие такие удачи, надо сказать. Потому что про свое и еще действительно сложное, где есть и плохое, и хорошее, не так просто снять глубокий фильм-то, а сериал, тем более.
ГОЛУБКИНА: Ну, да, это надо за душой что-то иметь, помимо таланта.
МИТРОФАНОВА: Ты знаешь, такая фраза, а за душой что еще, совесть?
ФОНТОН: Ну, потом, мне кажется, даже талантливого человека, которому есть, что сказать, можно свести на нет. Результат свести на нет, если все время его торопить: давай, давай, старик, каждая минута стоит съемочной группы столько, туда, сюда. И вот, судя по всему, Урсуляк как раз на это не шел, и получился качественный, почти штучный товар, что для сериалов не характерно.
МИТРОФАНОВА: Вы все-таки из молодого поколения ведущих «Маяка», так скажем?
ФОНТОН: Ну, конечно, на нас, уже в среднем возрасте мы успели отработать по 3-4 года, съездить на всякие картошки, в пионерские лагеря в «Софрино», где…
ГОЛУБКИНА: Это что, от радиостанции посылали на картошку?
ФОНТОН: Да. Кстати, я ездил на картошку, у меня получилось. А в пионерском лагере опять нет, как с партией. То есть, я хотел как лучше, вышло как хуже. На тренировочных сборах меня отсеяли, сказали, что к пионерам меня лучше не пускать.
ГОЛУБКИНА: А пионеры в смысле? Это пионервожатым?
ФОНТОН: Конечно, да.
ГОЛУБКИНА: То есть, это все бесплатно?
ФОНТОН: Это все бесплатно.
МИТРОФАНОВА: Нас бы послали сейчас пионервожатыми.
ГОЛУБКИНА: Минуточку. Нас бы с тобой пионервожатыми послали. Митрофанова, что там…
ФОНТОН: Да, но ваша зарплата сохраняется.
МИТРОФАНОВА: Я бы не поехала. А, да? То есть это как общественная нагрузка.
ГОЛУБКИНА: Даже интересно. А сейчас вот осень, сейчас бы поехали в сентябре картошку копать, да?
ФОНТОН: А вот насчет пионервожатых у нас Дима Морозов, который в один год со мной пришел вместе с Сашей Коршуновым. Он для себя открыл наоборот новые совершенно возможности и дарование, я бы так сказал. Сейчас у него Китеж, два таких вот Китежа и второе такое поселение под Москвой, в Калужской тоже области. Оно наиболее такое какое-то динамичное. Суть состоит в том, что там коллектив преподавателей, которые муж и жена обязательно имеют педагогическое образование. Они воспитывают свою семью, и плюс берут еще на воспитание одного-двух какого-то подростка. И все это работает. Никто не верил. Уже больше 15 лет. Вот поеду 13 сентября, он звал меня в гости смотреть, как они там живут.
ГОЛУБКИНА: Это экопоселение называется, да, в Калужской области, правильно?
ФОНТОН: В Калужской области Китеж, да. Они действительно немножко содержат и огород, и прочее, но ровно настолько, насколько требует пропитание, потому что денег у них не много, это не коммерческое объединение. С этого года, насколько я помню, или с прошлого им государство начало хоть что-то платить. У них появились именно трудовые книжки, которые, кстати, вы так любите, и они работают на своем рабочем месте.
МИТРОФАНОВА: Ну, пенсии не будет у нас точно с Марией Андреевной.
ФОНТОН: Ну, не знаю, может быть…
ГОЛУБКИНА: Ну, мы отчисляем, отчисляем.
МИТРОФАНОВА: В буфете нас предупредили девчонки. У нас они в друзьях, поэтому будут пирожками нас подкармливать в старости.
ФОНТОН: Хорошо.
ГОЛУБКИНА: Слушайте, я, кстати, хочу к Китежу все-таки вернуться, потому что я тут посмотрела…
МИТРОФАНОВА: Может быть, мы отдельно пригласим, нам дадут координаты?
ГОЛУБКИНА: Да, я это и хотела сказать, да.
ФОНТОН: Давайте, я ему позвоню, приглашу, мы охотно вместе придем, он очень интересный человек, пишет книги о воспитании.
ГОЛУБКИНА: Кандидат исторических наук Дмитрий Морозов, правильно?
ФОНТОН: Да.
ГОЛУБКИНА: Работал собкором «Маяка» в Индии.
ФОНТОН: Ну, в Индии он не долго, по-моему, был. В основном мы с ним были в международном отделе здесь в Москве, делали международные дневники, вели прямые эфиры как раз вместе.
МИТРОФАНОВА: Тогда с вашей легкой руки и подачи мы обязательно хотели бы видеть в студии и пообщаться на эту тему очень интересную, потому что мы принимаем участие в некоей социальной тоже жизни, и благотворительной иногда. 30 сентября вот, например, пройдет…
ГОЛУБКИНА: Когда нам не жалко.
МИТРОФАНОВА: Чего?
ГОЛУБКИНА: Чего-нибудь. Нам иногда бывает жалко.
МИТРОФАНОВА: Особенно времени.
ФОНТОН: Но эфира не жалко, ничего, поговорим, он расскажет. Действительно он яркий человек, без шуток, и мне кажется, что «Маяк» и старый, и новый повлиял, и может гордиться таким неожиданным поворотом судьбы.
МИТРОФАНОВА: Сергей Сергеевич Фонтон у нас в гостях был. Спасибо вам огромное. И, может быть, буквально два слова каких-то пожеланий, наверное, этой станции исторической.
ФОНТОН: Господи, «Маяк» моя любимая станция, которая из меня сделала журналиста, научила ремеслу, на самом деле. Я безумно благодарен ей, и считаю, что этот бренд нужно развивать, поднимать дальше, он достоин того, чтобы его не забыли.
МИТРОФАНОВА: Спасибо большое. Золотые слова, я тоже думаю, что «Маяк» действительно, даже если кто-то терял с ним связь, как я, например, в 80-е, те же 90-е, поскольку хлынуло такое количество другого всего, что молодежь того времени как раз обратилась в другое, но все и всегда знают, что такое «Маяк», вот это потрясающая история бренда и его долголетия в истории государства. Поэтому, конечно, круто.
ФОНТОН: Так что, друзья, удачи вам.
МИТРОФАНОВА: Спасибо огромное.
ГОЛУБКИНА: Спасибо большое.
