В Москве простились с театральным художником Сергеем Бархиным
«Я люблю творцов-одиночек», — говорил Сергей Бархин, художник, театральный художник. «Вот Николая Ге ни к кому нельзя присоединить», — добавлял он. «Или Михаила Врубеля, или Йозефа Бойса. Они просто делали свое дело. Я люблю творцов-одиночек».
Он умер не в одиночестве, весь театральный и художественный мир провожал его накануне. Свободного лентяя, который быстро и хорошо работает, так он сам про себя говорил.
Художник сцены и книги, философ, джентльмен. Прощаются с Сергеем Бархиным в театре Маяковского — именно здесь художник оформил около десяти постановок — в историю же русского театра войдут более двухсот его спектаклей — золотой фонд отечественной сценографии.
Дмитрий Крымов, режиссер, сценограф, художник: «Он один их четырех-пяти столпов нашей сценографии. Безудержный, безбашенный артистизм, артистизм без правил восхищал не только меня, но и всех окружающих».
Он умел рассказать о сложном театральном механизме просто, как в жизни. А в жизни же искал простые правила — переделал ажурный французский экзистенциализм под суровую отечественную действительность, открыв универсальный закон общения: «надо разговаривать с каждым собеседником так бережно, как будто это не я, а он может завтра умереть».
Борис Мессерер, народный художник России: «Мы занимались с ним офортом и ездили в художественные мастерские на станцию „Челюскинская“. Я назначил ему неудачное место встречи на машине — угол Пушкинской площади и бульвара. И волновался, где же там встать. А он уже стоял на углу. И встретил меня подъезжавшего и сел в машину, ни секунду не задерживая движения. Я сразу оценил его этот поступок — мелочь, но это замечательное чувство такта и предупредительности».
В театре Бархин мыслил как архитектор: создавал коринфские капители в «Травиате», Иерусалим в «Скрипке Ротшильда» и золотые египетские колонны в «Собачьем сердце», напевал же профессор Преображенский арии из «Аиды». А пространство для оперы «Набукко» в Большом театре монтировали три смены. Шесть лет Бархин был художественным руководителем и сценографом Большого.
Владимир Урин, генеральный директор Большого театра: «Фантастический художник. Он театральное пространство чувствовал как архитектор, поскольку таковым являлся. Для него любой спектакль был сооружением архитектуры, любое нарушение задуманной им архитектуры вызывало чувство дисгармонии, ему казалось, что нарушена музыка».
В театре юного зрителя Бархин проработал более тридцати лет. Здесь особо подчеркивали: ни сценография, ни оформление — вся сцена была «пространством Сергея Бархина».
Кама Гинкас, режиссёр, народный артист России: «Для нас с Гетой, для нашего театра, он просто человек нашей семьи, человек нашей семьи».
Не было такой темы в разговоре, которую Сергей Бархин не мог бы поддержать. Он, казалось, не останавливался — занимался театром, иллюстрацией, книжной графикой, писал пьесы и звонил друзьям, только чтобы поздороваться или пожелать всего хорошего — этому научился у Тонино Гуэрры. Вместе с ним создал два мультфильма — скорее философские притчи о себе, отношениях, жизни.
Из архива: «Планы мои — чтобы все это перешло в музей Бахрушина, и кое-что в музей театральный, Третьяковку, а я буду делать что-то другое совсем», — говорил Сергей Бархин.
О существовании, следующем за смертью, Сергей Бархин говорил, что в будущей жизни хотел бы быть собакой — он их очень любил. Или книгой. А может быть — очками. Без них художника Сергея Бархина действительно трудно представить.
Ксения Егорова
Новости культуры
