«Те, с которыми я…» (Голос России)

Самый яркий феномен ТВ на прошлой неделе — проект об Анджее Вайде. Удивительный проект преподнес зрителю канал «Культура». Он называется «Те, с которыми я… Под сенью Анджея Вайды: Польская тетрадь». Автором и ведущим этого цикла передач был выдающийся режиссер Сергей Соловьев.

Анджей Вайда… Одна из самых грандиозных творческих личностей второй половины ХХ века, по-прежнему творящий шедевры высокого искусства. Мастер с большой буквы, воистину в булгаковском измерении этого понятия, живой классик авторского кинематографа, великий рыцарь культуры. И еще — титан духа, корифей национального достояния Польши.

После войны Анджей учился живописи в Академии изобразительного искусства в Кракове, но, не закончив курса, поступил на режиссерский факультет киношколы в Лодзи. Окончив ее в 1954 году, дебютировал лентой «Поколение», положившей начало так называемой «Польской школе кинематографа» — неформальному социальному и художественному объединению режиссеров и сценаристов, создавшему великое (без всякого преувеличения) киноискусство Польши. С ней связаны старты многих киноклассиков польской режиссуры — Ежи Кавалеровича, Войцеха Ежи Хаса, Анджея Мунка, Кшиштофа Занусси.

Здесь надо вспомнить о том, что польское искусство эпохи коммунистического режима, и кинематограф в том числе, помимо чистой эстетики, несло в себе грандиозный протестный заряд, выходивший далеко за пределы национальных рамок. Польский фактор на протяжении всего периода между окончанием Второй мировой войны и крушением коммунизма в Европе был одним из самых фундаментальных в истории антикоммунистического сопротивления. Поляки — не одиночки, а практически весь народ — с героическим упорством не принимали навязанную им на советских штыках тоталитарную систему; и если невозможно было это реализовывать с оружием в руках или посредством политических акций — оставалось искусство, которому невозможно заткнуть рот. Это тоже было национальной традицией, шедшей еще со времен приснопамятных разделов Речи Посполитой — еще в XIX веке немецкий композитор Р. Шуман написал о музыке великого поляка Ф. Шопена: «Его произведения — это пушки, покрытые цветами». Так можно сказать об очень многих шедеврах польского искусства, начиная чуть ли не с легендарного полонеза Огинского; такими «пушками в цветах» были и картины Анджея Вайды.

Вайда — один из самых разнообразных в жанровом отношении культовых «авторских» режиссеров ХХ века. В его наследии — исторические ленты из прошлого родной страны («Пепел», «Катынь», «Корчак»), психологические драмы («Березняк», «Аир»), острополитические произведения («Человек из железа», «Человек из мрамора»). Режиссер открыл и ввел в кинематограф целую плеяду блестящих польских актеров: среди них — такие корифеи, как Збигнев Цибульский, Тадеуш Янчар, Богуслав Линда, Анджей Северин, Ежи Штур…

В этой плеяде самое знаменитое имя — Даниэль Ольбрыхский, получивший благодаря участию в лентах Вайды почти официальный статус «польского актера № 1». И еще — великая и ослепительная Беата Тышкевич, муза и супруга Вайды; роскошная аристократка, потомок древних княжеских родов Тышкевичей, Потоцких и Радзивиллов, эталонный образец женской красоты на экране, открывшая миру материализованный образ польского женского начала…

О художественных открытиях Вайды-режиссера можно говорить и писать бесконечно — настолько польский гений неисчерпаем в своей эстетической изобретательности. Достаточно вспомнить, что свой фильм «Настасья» (экранизация «Идиота» Ф. Достоевского) он снял в стилистике… японского театра «кабуки». Не оригинальности ради — но во имя парадоксального единения с ценностями мировой культуры… А лента «Пилат и другие», снятая по мотивам «Мастера и Маргариты», в художественном отношении сохраняет уверенное «первенство» даже на фоне всех многочисленных экранизаций, которые впоследствии были осуществлены в нашей стране и за рубежом.

Киноманы могут без труда вспомнить множество кинематографических отрывков из лент Вайды, которые стали просто хрестоматийными — настолько они становились художественным «попаданием в десятку». Вспомним жуткий, выворачивающий финал «Пепла и алмаза», когда герой З. Цибульского — молодой идеалист, боец Армии Крайовой — корчась от невыносимой боли, агонизирует на какой-то кошмарной помойке… Вспомним поразительный в своем сюрреализме эпизод «Пейзажа после битвы», где заключенные гитлеровского концлагеря топят эсэсовца в нужнике под музыку «Осени» Вивальди… Вспомним недавно вышедшую на экраны «Катынь» — сцена финального расстрела героев карателями НКВД подана в какой-то предельной графичности, без надрыва и смакования натуралистических подробностей.

Вспоминаются слова великого философа ХХ века Л. Витгенштейна: «О чем нельзя говорить, о том следует молчать». А фильм «Пепел», один из супергениальных опусов Вайды — вообще едва ли не стопроцентно состоит из сцен, ставших классикой. Эротическая сцена Беаты Тышкевич и Даниэля Ольбрыхского из «Пепла», потрясшая в свое время советский киномир, — пожалуй, самая красивая и одухотворенная в мировом кино. Сцена польской конной атаки против обороняющихся испанцев в ущелье Самосьерра (культовый и трагический для поляков эпизод наполеоновских войн) — полностью, покадрово вошла в образец потрясающего кинематографического мастерства. А сцена штыковой атаки?.. На фоне любых монументальных образцов батального экрана (от Голливуда до эпопей С. Бондарчука) — сравнительно скромный по масштабу эпизод «Пепла» смотрится как недосягаемый образец предельно обнаженного, бесстрашного и беспощадного реализма. Национальный герой князь Понятовский с ружьем в руке и трубкой в зубах; молодые и красивые офицеры, ведущие солдат в штыковую (и падающие один за другим); маленький поручик с простреленным черепом, умирающий в обнимку с оружием; утробные крики убиваемых — и звучание вечного полонеза… Нет в современном кино ничего равному этим сценам...