Вера. Надежда. Алексей Владимир Семенович Высоцкий

ВЕСЕЛКИН:  У нас сегодня в гостях Никита Высоцкий, актер, директор музея «Дом Высоцкого на Таганке». Здравствуйте, Никита.

ВЫСОЦКИЙ:  Здравствуйте.

ВЕСЕЛКИН:  Называемся мы сегодня так: «Владимир Семенович Высоцкий».

ВЫСОЦКИЙ:  Здорово.

ВЕСЕЛКИН:  Здорово, очень здорово, да. Никита сразу предупредил, что это не ранний час, он просто, так сказать, он говорит: «Я всегда такой».

ВЫСОЦКИЙ:  Ну, не пугайте.

ВЕСЕЛКИН:  Нет, лучше сначала запугать. Причем, знаете, я вам, Никита, скажу, вы ведь не всегда такой  были.

ВЫСОЦКИЙ:  Не всегда, нет.

ВЕСЕЛКИН:  Не всегда, нет. Вы, когда выпускались в школе-студии МХАТ, в спектакле «Вестсайдская история», вы же играли там?

ВЫСОЦКИЙ:  Да, даже брейк танцевал.

ВЕСЕЛКИН:  В том-то и дело, и хотел это вспомнить как раз. Юзовский, вы там, масса товарищей.

КУЗЬМИНА:  Я хотела узнать, что произошло? В какой момент?

ВЫСОЦКИЙ:  Что я так изменился? 30 лет прошло вообще-то. Ну, не 30, поменьше.

ВЕСЕЛКИН:  Да? Пора возвращаться туда же, обратно.

ВЫСОЦКИЙ:  Еще раньше вы хотите, вы хотите в 70-е.

ВЕСЕЛКИН:  А в 70-е сейчас мы придем. Я, ребят, знаете, я вам так скажу, если мы говорим о Владимире Семеновиче, не было человека, конечно, кто его не знал. Вот еще Николай Николаевич Озеров, его тоже все знали, потому что все самые победы нашей страны в спортивных соревнованиях связаны, особенно в хоккее, с Озеровым. Высоцкий присутствовал везде, все о нем говорили, мало, кто видел, и не все, кстати говоря, слышали, потому что в том качестве, в котором поступали пленки в народ, они были такого безумного почти качества, но все знали – это какое-то такое сакральное явление. И один раз типа в 1975-76 году я отдыхал в Юрмале, в Прибалтике, там был такой Дом творчества писателей. У нас там, у моих родителей был их товарищ  Юрий Ряшенцев, поэт, и мы туда ходили смотреть телевизор, потому что мы жили в другом месте. И в тот момент, когда в фойе очень известные писатели, разнородные, всякие народные и лауреаты всех премий смотрели в тренировочных штанах и в майках, смотрели сидели футбол, в этот момент подъехал автомобиль… Никита Владимирович…

ВЫСОЦКИЙ:  Да невероятно вообще.

ВЕСЕЛКИН:  Да, подъехал невероятный автомобиль, это был автомобиль Владимира Семеновича, «Мерседес», потому что их тогда вообще не было. Такое впечатление, что тарелка спустилась летающая. Повернули все головы, персонал весь выскочил из кухонь, отовсюду, вышел Владимир Семенович с Мариной Влади. Я даже помню, как он одет был, у него такой серый костюм типа джинсовый, в мелкую такую, вельветовый был, Марина с длинными волосами. И это произвело впечатление бомбы, я после этого вообще ничего не помню. Причем все вдруг большие писатели сделались какими-то маленькими в этот момент, как взорвалось. Вот я даже не помню, как я ушел оттуда, что дальше случилось, ничего не помню. Но понимаю, что это было, конечно, явление какое-то такое запредельное. Поэтому вам нужно, понимаете, как камертон…

КУЗЬМИНА:  Очень ответственный момент.

ВЕСЕЛКИН:  Ответственный момент, да, да, мы его воспринимаем именно так.

ВЫСОЦКИЙ:  Наверное, и я так же его воспринимаю,  и тоже я, ну, не в этом Доме творчества, а в других местах видел, как он подъезжал на «Мерседесе», и как это производило сильное впечатление. Я с вами согласен. Но то, что вот вы рассказали, наверное, это все-таки касалось не только его, вообще тогда было это действительно время, о котором вы вспоминаете и чему посвящен ваш проект, было удивительное. Я думаю, не только Высоцкий умел производить такое впечатление, тогда было очень много очень ярких, вообще необыкновенных людей, и, в том числе, среди писателей. Не у всех были «Мерседесы». Было очень хорошее, очень яркое время, он был частью этого времени, и он был, безусловно, очень красивый, очень обаятельный, очень энергичный человек, как и  Марина, впрочем. Это их профессия была – производить впечатление.

ВЕСЕЛКИН:  У них это очень талантливо получалось.

ВЫСОЦКИЙ:  Это была не единственная их отличительная черта.

ВЕСЕЛКИН:  Кстати говоря, надо сказать, что несмотря на то, что песни и фильмы смотрели многие, вот я видел много интервью Владимира Семеновича, он постоянно говорил, и начинал с этого и заканчивал, он всегда говорил о театре. И очень в таких, так скажем, не просто уважительных, знаете, а как вот, есть почвенные какие-то вещи. Вот для него, у меня такое впечатление было, его иногда задевало, когда его  спрашивают про песни или про кино, а театр все равно был на первом месте.

ВЫСОЦКИЙ:  Ну, сложно сказать, что было на первом, что на втором, он был человеком, он иногда что-то любил одно, иногда было время, когда он собирался уходить из театра. И когда при слове: «Как в театре?»,  при каких-то вопросах его начинало трясти просто. Были разные времена. Но я с вами совершенно согласен, театр огромную часть жизни его занял, и мы, в общем, его знаем таким, как он есть, потому что он 16 лет отработал в Таганке. Вообще Таганка, на мой взгляд, вот «Современник», который образовался в конце 1950-х, он такой, его называют «театром шестидесятников», а в середине, в 1964 году появилась Таганка в том виде, в котором мы ее знаем и помним, любимовская Таганка, это такой театр, несмотря на то, что, я повторяю, он появился в 1964 году, это такой театр 70-х. И вообще отец, конечно, не шестидесятник, он семидесятник, и равно, как и этот театр. И я думаю, что, ну, многие говорят: вот, не попади он в Таганку, он бы там и не состоялся или мы бы знали какого-то другого Высоцкого. Как это,  история не терпит сослагательного наклонения – он попал в этот театр, он не мог в него не попасть, и он такой, да, благодаря этому театру, это великий театр совершенно, Театр на Таганке.

ВЕСЕЛКИН:  Но некоторые говорят, что Театр на Таганке не случился бы без Высоцкого.

ВЫСОЦКИЙ:  И так можно сказать. И Театр на Таганке без Высоцкого не случился, и Высоцкий без него, и, тем не менее, случились – и театр,  и Высоцкий, и многое-многое еще, потому что театр, это сейчас как-то вот так театр пришел к тому уровню -  сколько звезд, насколько звездные режиссеры ставят. А вообще театр в идеале, конечно, это такой синтез и это соединение огромного количества людей, про которых тоже нельзя забывать, там работали великий театральный художник Боровский, великие композиторы, писал Денисов музыку туда, Шнитке, я имею в виду  в Театр на Таганке. Там были потрясающие актеры, это, наверное, в 70-е годы это была просто одна из лучших трупп в мире по готовности, по технической, технологической оснащенности. Многие не знают, у них  начинался день у всех, у самых уже известных людей, начинался день с пластических занятий. Есть репетиция или нет, они приходили в 10 часов и работали, и просто, как… студенты так не работают. Они работали некоторые дни по 3-4 спектакля, у них был так называемый хозрасчет, во всяком случае, им разрешали чуть больше денег от билетов оставлять на нужды театра. И бывали случаи, это очень редко, где такое, когда  игрался дневной спектакль, игрался вечерний 7-часовой спектакль, все на аншлагах, и игрался 10-часовой спектакль. Это могли быть «Антимиры», это могла быть «Работа есть работа», то есть такие короткие спектакли, безантрактовые, и все на аншлагах.  И в это время одновременно мог играться в «Серпе и молоте» еще один спектакль, это ДК «Серп и молот» в двух километрах от Таганского театра. Они пахали просто… это невероятно.  Вот сейчас представить, если сейчас сказать какому-нибудь артисту: «А вот ты бы так мог бы?» Он бы сказал: «Ребят, нет. Я бы ушел из такого театра, я пошел бы работать в какой-то другой, где поспокойней».

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.