Собрание слов Большое интервью Светланы Немоляевой

ВЕСЕЛКИН:  Я сегодня очень рад,  благодарен, почти счастлив, потому что у нас в гостях Светлана Владимировна Немоляева. Здравствуйте.

НЕМОЛЯЕВА:  Здравствуйте.

ВЕСЕЛКИН:  Во-первых, спасибо огромное, что вы до нас добрались, потому что я знаю, что вам и спектакль надо играть, и у вас, слава тебе, господи, жизнь актерская не прекращается. Мало того, она даже в последнее время, как вы сказали, приобрела какую-то новую динамику даже.

НЕМОЛЯЕВА:  Ну, да, для моего возраста, я так считаю.

ВЕСЕЛКИН:  Нет, вы больше, чем ваш возраст делаете. Мало того, я вам скажу, дорогие  друзья и товарищи, кто нас слушает, я счастлив тем, что я со Светланой Владимировной один спектакль играю антрепризный, выхожу с ней вместе на сцену в спектакле «Пигмалион», это отдельная совершенно история, и об этом, если у нас останется время, поговорим. Я вам сразу должен сказать, у китайцев существует такое понятие, они называют великих своих артистов – «народное достояние». Вы в курсе, что вы в этой категории уже?

НЕМОЛЯЕВА:  Нет, я не в курсе.

ВЕСЕЛКИН:  Я вам это говорю.

НЕМОЛЯЕВА:  Это китайцы так считают?

ВЕСЕЛКИН:  Да, я древнюю культуру китайскую разделяю, считаю, что это очень правильно, и это не связано с количеством ролей или медалей, это связано с откликом народа. Поэтому, как бы к вам ни относились, вы уже в этой категории.

НЕМОЛЯЕВА:  Спасибо.

ВЕСЕЛКИН:  Это раз, и это очень правильно.

НЕМОЛЯЕВА:  Приятно слышать, не скрою.

ВЕСЕЛКИН:  Да, это очень правильно. Вы знаете, у нас летом был такой проект, который назывался «Семидесятники», и я делал несколько передач – воспоминания о Леонове, Евстигнееве, Высоцком, Борисове, Папанове, Андрее Миронове, к сожалению, ушедших от нас уже артистов, и я это делал осознанно, потому что слишком мало упоминают эти имена. Слава богу, что мы сидим здесь, и я тоже настоял и очень рад, что мы с вами беседуем, чтобы почаще вас не только видели, но и слышали. Надо делать такие как бы культурные инъекции. Вот и хорошо. Смотрите, с народным достоянием вы согласны?

НЕМОЛЯЕВА:  Ну, я не могу согласиться, это же, если так вы говорите, я могу только сказать вам, что мне приятно это слышать. А насчет согласия, даже не знаю, как.

ВЕСЕЛКИН:  Вы знаете, на мой взгляд, в принципе, это не каждому артисту удается через это пройти, хотя  многие очень много делают, и они, эти артисты считают, что не всегда их любят за те роли, которые они сыграли, им кажется, что по более крупной и серьезной это правильно. Но есть точки, ну, например, «Служебный роман» тот же самый, он перевернул сознание людей в представлении о женщине. Вы одна из этих женщин были. И как уже ни крути, этот образ уже никуда не денется, вот, в чем все дело, понимаете?

НЕМОЛЯЕВА:  Ну, я очень рада, я сама очень люблю этот персонаж, очень люблю.

ВЕСЕЛКИН:  Причем его больше женщины обсуждают, кстати говоря, вы знаете?

НЕМОЛЯЕВА:  Да, да, я знаю.

ВЕСЕЛКИН:  С чем это связано? Я у вас как раз хотел спросить, потому что многие находятся, в принципе, на вашей стороне, а многие, в принципе, это отрицают. С чем это связано?

НЕМОЛЯЕВА:  Ну, я не встречала или встречала очень мало в своей жизни людей, которые отрицательно к моему персонажу относились. Практически нет. Это объяснимо, конечно, может быть, люди не хотели неприятные какие-то вещи говорить, понимаете. Чаще, когда подходят к актерам и обсуждают их работы, в основном, подходят с положительными какими-то словами, а не с отрицательными. Ну, были какие-то случаи, когда не было приятия этой роли. Но мне кажется, что смысл, вот то, что было написано Эльдаром Рязановым и Брагинским, смысл заключается в том, что она настолько беззащитна и настолько в ней чистосердечно возникло это чувство, которое было когда-то в ней в ее юности студенческой, и настолько она чистоплотна и нравственна, что она не вызывает никакого отчуждения, отторжения. Она, наоборот, вызывает сочувствие, потому что становятся понятны все сердечные, именно простые сердечные  переживания. И причем, мне кажется, Рязановым удивительно как-то все это сделано режиссерски, насколько я вспоминаю, не навязчиво со мной, как-то очень доступно и понятно. Например,  вот такая сцена, когда она узнает о том, что ее тайные объяснения в любви и тайные послания обнародованы, да еще как жестко, что хотят на месткоме прочистить во всеуслышание, и она это узнает, покупая арбуз, и стоит с арбузом, и слезы капают на этот арбуз. Вот в этом тонкость такая, понимаете, режиссерский какой-то тонкий внутренний мир. И вот это сочетание вот этого быта, то, что надо купить домой.

ВЕСЕЛКИН:  Сладенькое причем.

НЕМОЛЯЕВА:  Да, купить арбуз. Я, может быть, не очень точно объясняю, но я это внутренне очень чувствую.

ВЕСЕЛКИН:  Нет, я понимаю, что вы говорите.

НЕМОЛЯЕВА:  Потому что, когда  быт связывается с такой драмой или с радостью, или счастьем, он очень доходчив, чем когда на котурнах, понимаете. Когда на котурнах человек рассказывает: «Вы знаете, мне было так тяжело, меня так оскорбили, меня так обидели». Понимаете, это меньше доходит до людского сердца, чем вот… И это, мне кажется, в Рязанове просто поразительно.

ВЕСЕЛКИН:  Не только в Рязанове, понимаете. Помимо Рязанова, так сказать, вы же плакали.

НЕМОЛЯЕВА:  Ну, это естественно. Но я просто говорю об этом фильме. Или вот эта сцена, когда я отдаю письма этому своему герою Басилашвили. «Верни мне эти письма, я больше тебе писать не буду». И, опять же, все это так бытово, в проходе, я иду на эту свою работу в это статистическое управление, он уходит, мы встречаемся в скверике. И это вот умение Рязанова  вот так выстроить мизансцену, так выстроить диалог, оно, конечно, дорогого стоит. И потом я, в принципе, когда начала играть и сниматься, я даже не предполагала, что меня саму затронет так этот образ, и мне так она станет понятна и так близка, и дорога, понимаете.

Полностью интервью с гостьей слушайте в аудиофайле.