Белая студия Интервью Олега Табакова

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Олег Павлович, мы начинаем «Белую студию» с детских впечатлений, с первых книг, первых сказок. Вы упомянули сказки Пушкина. Многие талантливые люди, которые здесь были, сказки Пушкина упоминают, в частности, Евгений Миронов, ваш ученик, он как раз тоже назвал сказки Пушкина. А вот, если бы вы приняли участие в инсценировке сказок Пушкина, кого из персонажей вам интересно было бы воплотить?

О.ТАБАКОВ: Меня интересуют персонажи сказки, которая не является вроде бы произведением Пушкина, а, на самом деле, я убежден в этом, и есть исследования, подтверждающие эту точку зрения, написаны, конечно, Александром Сергеевичем. Это «Конек-Горбунок». Вот это вот, конечно.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: И кто там, Конек сам?

О.ТАБАКОВ: Почему, нет, я за всех, я честолюбив. Вы знаете, мои детские впечатления, они связаны с историческими событиями этого времени, а именно с войной. Когда началась война, в 1941 году мне еще не исполнилось 6 лет, и вот тогда, собственно, кончились годы счастья, которые я испытал, несравнимые ни с чем. Мама, для того чтобы подняться после брюшного тифа, которым она тяжело очень болела, подняться после брюшного тифа это означало хорошо питаться. Так вот маму, чтобы, как говорится, вернуться к жизни, дядя Толя ее устроил в действующую армию, ни мало, ни много, и она стала капитаном медицинской службы действующей армии под Сталинградом. Это была жизнь, полная радостями и интереснейшими событиями, самыми значительными, из которых были два эшелона, разбомбленные, так сказать, самолетами из-под Сталинграда. Один из этих инцидентов привел к тому, что был разбомблен эшелон с боеприпасами, откуда мы доставали и порох, и то, се, пятое, десятое. А второй был с американскими подарками.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А какие там были подарки?

О.ТАБАКОВ: Шоколад круглый в картонных таких упаковках, рифленый, неотразимое впечатление производил.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот то, что вы рассказывали, что вы выбрасывали какие-то мелочи из окна, это было в какой момент, для того чтобы собирать…?

О.ТАБАКОВ: Это-то я был совсем маленький в Саратове, а потом через лет 7 уже был 14-летним или 13-летним в Саратове же. Это называлось «на драку собаку». Я жил на втором этаже, и какие-то, так сказать, детали - вот это тому, а это этому.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вам что в этом нравилось, то, что вы владели вниманием вот этих детей или что?

О.ТАБАКОВ: Да не было никаких радостей. Для детей не было никаких радостей, ну, кроме того, что идти в бандиты, получать среднее, а потом высшее образование, так сказать, уличного бойца. Но что-то тут противилось во мне. 

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот вы про своего отца сказали, что одно из свойств, которое вы от него унаследовали, это то, что он знал себе цену. 

О.ТАБАКОВ: Да.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А, вот что такое «знать  себе цену»?

О.ТАБАКОВ: Я не хочу сказать, что я был истиной в последней инстанции, но довольно рано, выйдя на сцену, а это познается, конечно, как нельзя лучше в этом ремесле, я понял, что я интересен вот этой аудитории в 500 человек. У нас такова была, ну, 400 с чем-то вместимость нашего зала. И это ни с чем не спутаешь. И именно это я вкладывал, когда говорю, что я знаю себе цену, а никоим образом не свои, как говорится, дарования, способности.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Конечно. Вы понимаете, что здесь интересно, вот у нас, когда был Константин Аркадьевич Райкин, он как раз говорил о том, он вообще достаточно  пронзительно говорил о той неуверенности, которая у него существует и до сих пор тоже, как ему тяжело.

О.ТАБАКОВ: Да, да, да, это есть.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Но при этом он вспоминал диалог, который у него был с вами. Он спросил, а вот как же с этим бороться, вот когда это уйдет, потому что тоже ему в «Современнике» поначалу было очень тяжело. И вы ему сказали, что после первого настоящего успеха почувствуешь вот это. Но Константин Аркадьевич, вот ему это не дало той подушки уверенности, тем не менее.

О.ТАБАКОВ: Вы знаете, это уже особенности характера. И тут никакой рецептуры, которая, скажем, ускоряла бы, как это в химии, катализировало бы этот процесс, нет. Это как кому дано. А потом, видите, это связано со многими, ну, будем говорить, жизненными познаниями. Вот, например, с чего начинается мужчина? Вы не интересовались этим?  

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Я хочу узнать из первоисточника.

О.ТАБАКОВ: Ну, вот я хочу вывести вас на размышление. Мужчина начинается с ответственности за кого-то. А если у него нет ответственности, значит, он лишен этого свойства.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То есть ответственность, она тоже дает эту уверенность?

О.ТАБАКОВ: Несомненно, ну, а как же.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А, тем не менее, вот когда я стала говорить о Константине Аркадьевиче, о его словах, вы сказали, что, да, действительно, неуверенность, она все равно в какой-то момент возникает. То есть у вас, тем не менее, уже после того, как вы почувствовали, что вы владеете вниманием зала, в какие-то моменты возникало вот это вот состояние, что…?

О.ТАБАКОВ: Ну, вы знаете, это если человек нашего ремесла не идиот, то это перманентно должно возникать. Все-таки сомнение в собственном совершенстве, если оно есть, значит, ты нормальный, то есть ты склонный к самосовершенствованию. А, если этого нет…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Ну, вот смотрите, просто склонность к самосовершенствованию, это очень здоровая вещь. А вот такая постоянная болезненная рефлексия, неуверенность и так далее.

О.ТАБАКОВ: Нет, это мне не свойственно.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вы со многими там, я не знаю, если почитать дневники Олега Даля, который тоже с вами работал рядом, вы прекрасно, наверное, это знаете…

О.ТАБАКОВ: Но я уволил его безжалостно за пьянство, потому что это отвратительно и является признаком душевного хамства. Я отстранил его от спектакля и вышел сам. Потому что это невозможная вещь. Я получил профессию в Художественном театре, я был окармляем большими актерами, прежде всего, моим главным учителем по театральному ремеслу Василием Осиповичем Топорковым, и все это, понимаете, оно ведь совмещалось у актеров Художественного театра с огромной требовательностью к себе.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот то, что все-таки гений, вы же об этом говорите и в книге своей пишете, и вспоминаете переписку Пушкина с Вяземским, что вот гений, он и гадок, я тоже очень люблю эту, кстати, цитату, потому что «гений, он и гадок не так, как мы, он и грешит не так, как мы». Вот эту скидку надо делать человеку определенной очевидной одаренности?

О.ТАБАКОВ: Скидку делать не надо, но знать об этом надо. А скидку не надо делать, это не хорошо, это слабость. Скидка это всегда слабость, на мой взгляд.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вы упомянули своего учителя Василия Осиповича Топоркова, вы, говоря о нем, сказали, что вот, наверное, в вас он как-то себя идентифицировал, потому что учитель всегда в своих любимых учениках как-то видит себя. Вот у вас ученики очень разные, мы знаем их имена. Кто из них, или же они по-разному, разные грани вас самого, или кто-то из них в наибольшей степени?

О.ТАБАКОВ: Вы знаете, вы задаете вопрос очень такой момент, как говорят образованные люди, англичане - это очень деликатные особенности. Я рассуждаю, думаю, не рассуждаю, не верно, думаю о том, а кто бы мог быть после меня, но не готов всерьез говорить об этом. Понимаете, мне очень долгое время казались строки пушкинские вот эти, этот наш гениальный эфиоп вдруг написал: 

«Нет, весь я не умру - душа в заветной лире  

Мой прах переживет и тленья убежит…» 

Ну, и так далее.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То есть вы это чувствуете сейчас?

О.ТАБАКОВ: А потом я понял, что это, знаете, есть резон. Не будет меня, но будет Вовка Машков, будет Женька Миронов, будет Сережа Угрюмов, Сережа Безруков, Дуська Германова и даже моя жена, студентка, которую я для себя обучил, Марина Зудина, ну, и так далее.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот ваше любимое выражение «езда в незнаемое», то, без чего не бывает театра, без чего не бывает искусства, без чего не бывает жизни, наверное, да?

О.ТАБАКОВ: Да.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вы же к жизни, наверное, это тоже применяете?

О.ТАБАКОВ: Да.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вот на сегодняшний момент, сегодня для вас вот нынешнего «езда в незнаемое» это куда?

О.ТАБАКОВ: Это в уверенность, что после того, как меня не будет, дело будет. И я, скорее, все-таки  очень утилитарно думаю о том, что вот как же сделать так, чтобы то положение, которое я застал в Художественном театре 15 лет тому назад, когда там было 41-42 процента зрителей, не повторилось. А в легенды или в мифологемы того, что: «Нет, это не важно, сколько у нас  зрителей сидит, важно то искусство». Это ложь некрасивая. Потому что театр это театрально-зрелищное предприятие. И отцы-основатели Станиславский и Немирович-Данченко, и более скромные люди, которые владели антрепризами, Собольщиков-Самарин, Канин, Иван Артемьевич Слонов, это было отчасти их верой. 

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А какая у вас, если, говоря по Станиславскому, сверхзадача? Я объясню, что я имею в виду. Я, например, обожаю Миндаугаса Карбаускиса, и то, что он делал, и те спектакли, которые сейчас идут. И когда мне говорят о том, что  МХТ, допустим, это там какие-то очень простые развлекательные истории, я всегда могу вспомнить тот же «Копенгаген», который тончайший сложнейший спектакль.

О.ТАБАКОВ: Уж, если я знаю себе цену,  то, как говорится, чего тут. Главная сверхзадача - это сделать так, чтобы  этот театр, который встал с колен и обрел физическую, духовную и иную крепость и стать, продолжал бы движение вперед.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот, что такое движение вперед? Это просто интересно, потому что  искусство, понимаете, очень сложно, иногда кажется, что это движет…

О.ТАБАКОВ:

«И окунаться в неизвестность

И прятать в ней свои шаги,

Как прячется в тумане местность,

Когда в ней не видать ни

Другие по живому следу

Пройдут твой путь за пядью пядь,

Но пораженья от победы

Ты сам не должен отличать.

Но должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

И быть живым, живым и только,

Живым и только до конца».

Вот этот рецепт, выписанный Леонидом Борисовичем Пастернаком.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Я очень люблю эти слова Пастернака. Но вообще эти стихи его, они же, в каждой строчке там вопрос. Так же, как «быть знаменитым некрасиво», собственно, начало этих стихов, что очень все любят цитировать, но тут же нужно понимать, что имел в виду Борис Леонидович, вот что такое «быть живым, живым и  только»?

О.ТАБАКОВ: Это означает, что время от времени ты обязан разрушать свой собственный стереотип и создавать его заново. Вот и все.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вот в этом как бы разрушении предыдущего стереотипа и создании нового, идет ли какое-то движение вперед и к чему, и куда? Вот, в чем вопрос.

О.ТАБАКОВ: Надо надеяться, что идет движение. Но зримыми признаками, что оно идет, являются те, кого ты приводишь, обучив и поставив на ноги. И никаким другим способом это не подтверждается, сколько бы книг ты ни написал.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Поразительно то, что, если судить по этим критериям вашу деятельность, то вы самый успешный человек, здесь можно сказать совершенно не один лист, а вы самый успешный. Потому что, если назвать эти действительно имена, поразительно еще и то, насколько разные. Вот вы сказали, допустим, про Миронова и Машкова, а вот у режиссеров, вы, в общем-то, стали крестным отцом, как иногда говорят, людей очень разного дарования. То есть я уже упомянули Карбаускиса, который из ваших учеников, и Серебренников, сейчас Богомолов, Писарев Евгений, который возглавил театр. Они очень разные все еще, к тому же, ка те сыновья в «Горбунке».

О.ТАБАКОВ: Ну, я как бы, я был их спиной, которая была защищена. Это очень важно. Я не режиссер, у меня нет режиссерских дарований, поэтому у меня никогда не возникало потребности присвоить себе что-то. 

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: В случае с некоторыми режиссерами, спину которых вы защищаете, они делают, в общем-то, так скажем, вещи…

О.ТАБАКОВ: Некрасивые.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Ну, разного рода симпатичности, так скажем.

О.ТАБАКОВ: Я люблю своих учеников, потому что я их люблю, а не потому что они меня любят. Это существенно.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Это вообще сложно так любить.

О.ТАБАКОВ: Сложно.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Но это, вы знаете, вот это единственный способ счастливой любви, наверное.

О.ТАБАКОВ: А как же иначе?

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Потому что пока ты не любишь вот так в одностороннем режиме, ты всегда будешь считаться, тебе всегда будет не хватать, ты всегда будешь обижать.

О.ТАБАКОВ: Ну, а как? Вот в этой маленькой компании…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Что?

О.ТАБАКОВ: Дальше там не очень приличные слова.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Я не знаю просто.

О.ТАБАКОВ: Ну, просто считалки такие.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот защищенность спины в случае, когда человек делает такие, ну, общественно значимые, вот он как бы высказывает свое мнение, так скажем, при помощи искусства. То есть, ведь есть искусство, которое само ради себя, ради размышления о том, как человеку человеком быть, вот эту фразу вы тоже любите. А есть, где человек высказывается на актуальные темы, так скажем. Это, конечно, очень в традиции «Современника», допустим. Но в «Современнике» люди, которые высказывались, им спину никто не защищал. Вот как вам кажется, когда человек высказывается, защищенность спины ему помогает или где-то все-таки мешает?

О.ТАБАКОВ: Помогает всегда до той поры, пока он не отправится в свободный полет. Помогает. И никаким другим способом он летать не научится высоко.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Если говорить о жизненном успехе, вот вы упомянули книгу «Шагреневая кожа», как книгу об успехе, в связи с чем, с той ценой, которую приходится за успех платить или с тем, на что они готовы, для того чтобы..?

О.ТАБАКОВ: Да, что они готовы лишь бы. Но, понимаете, вот Олечка Серова, Ольга Александровна Хортик, она, по сути дела, за руку провела меня, она жила на Большой Молчановке, дом 18, квартира 10, вот она провела меня за руку самые, может быть, тяжелые, трудные отрезки пути от человека: «Ты малограмотнiй людi», как говорила баба Оля, ну, к тому, что называется интеллигентным человеком. Ну, я никогда не решусь сказать про себя, что я интеллигентный человек, но стремлюсь к этому.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Ну, конечно, вы интеллигентный человек. Ну, со стороны можно же сказать.

О.ТАБАКОВ: Возможно. Но вот это обстоятельство, понимаете, оно ни с чем несравнимо, вот ее держание за руку, ее поразительный, почти пасторский талант прощать. Она в каком-то смысле одна из моих родителей.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Да, вы о ней, собственно, так и вспоминаете всегда и пишете. Вы сказали, что благодаря ей вы перестали быть Молчалиным, что, в общем, было свойством вашего характера к моменту знакомства с ней. Вы так фильтровали свои мысли, слова и так далее.

О.ТАБАКОВ: Да, то есть умело делала это. Потому что я был и мил окружающим.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Конечно, вы остаетесь.

О.ТАБАКОВ: Вот, понимаете, и окружающий мир, и жизнь была довольно суровой. В огромной комнате 49-метровой моей мамы нам с бабушкой отвели такую загородку, она говорила: «Загородка», ну, метров, наверное, там было 8, а, может быть, и меньше, и мы с ней там жили. И ночью иногда бабушка просыпалась и вставала и шла к окну. Я хватался за ее нижнюю рубашку и плелся вслед за ней, к окну мы подходили, и я открывал окно, там была сетка от мух  и прочих инсектов. Мы жили на втором этаже на углу Мирного переулка и улицы Большой Казачьей, а позже она была «20 лет ВЛКСМ». И увидел, что там черный «автозак», ну, и потом выводили человека из нашего дома, и машина его увозила. Бабушка закрывала окно и шла в нашу загородку, становилась на колени и молилась. Из ее молитв я получал очевидные истории, как и что у нас происходит.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вы понимали, что происходит? 

О.ТАБАКОВ: Ну, в общем, наверное, к третьему классу я понимал.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Куда их увозят?

О.ТАБАКОВ: К третьему классу понимал. И все это вместе взятое, оно все-таки привело к тому, что пойдя в пятый класс, я знал, что это нельзя, а это нельзя никогда, а это можно только, когда если мама рядом, и так далее. То есть вот эта двойная бухгалтерия, она существовала у меня, я был весьма нахватанным человеком по этой части.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вот, если вспомнить вашу работу в «Обыкновенной истории», это был спектакль, и мы его знаем, уже люди моего поколения, как телеспектакль. Замечательно, кстати, сделан, потрясающий оператор Рерберг, который снял изумительные крупные планы и показал вот эту жизнь вашу в глазах, в изменениях лица человека, который, в общем, за вот эти три часа сценических, сколько идет пьеса…

О.ТАБАКОВ: Стал свиньей.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Там такой вот дядюшка, то полная противоположность Ольге Александровне, то есть это совсем такой молодой мечтатель встретился с совсем другим на себя влиянием. Обычно считается, что, ну, вот человек встретился с интеллигентной женщиной, а вот тот встретился с противным дядюшкой. Но не является ли вообще любое знакомство всего лишь катализатором, не притягивает ли, условно говоря, человек сам себе того наставника, который разовьет в нем то, что там уже...?

О.ТАБАКОВ: Вы знаете, это мы с вами не решим теоретически. Это чуть позже, когда человек уходит в мир иной и тогда, так сказать,  люди, обладающие действительным интересом к персоне ли, или к тому событию, частью которого этот человек, они вынесут вердикт.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Просто вот, что происходит с Александром, с вашим героем ОДОЕВЫМ? Как бы, если топорно изучать…

О.ТАБАКОВ: Оскотинился.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вот. Ну, почему? Когда сейчас, например, пересматриваешь этот спектакль, то совершенно, и, надо сказать, что это изумительная совершенно инсценировка Розова, которое конгениальное произведение.

О.ТАБАКОВ: Поступал в Литературный институт до войны.  И когда мы с Галей приезжали…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: С Галиной Борисовной.

О.ТАБАКОВ: Он полез в стол.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Грандиозно, понимаете, ну, вот, что называется звезды. Так вот там абсолютно очевидно, что, условно говоря, этот Александр, он оставил далеко позади дядю в плане оскотинивания. Более того, дядя-то в конце как раз становится человеком, ощутив ответственность за свою заболевшую жену тяжело, и вот он как бы обнаружит в себе любовь и так далее. То есть дядя заканчивает совершенно другим персонажем. Что в таком случае, если это не дядя, а я думаю, что не дядя, что дядя это всего лишь символ каких-то, это мог быть дядя или это могла быть Феодора, как в случае с главным героем в «Шагреневой коже», то есть такая женщина без сердца. Что все-таки, что символизирует в таком случае Феодора или дядя, что это за свойство, которое разлагает человека?

О.ТАБАКОВ: Искусы, варианты. Выбор - и все.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Но выбор это же самое сложное, вот его как делать?

О.ТАБАКОВ: Проще объясняю. Я, это был год, наверное, может быть, 1969 или 1968, и я встречаюсь на площади Маяковского с женщиной, она была  секретарем Горкома партии по идеологии, у нее был бюст 5-го размера.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Много достоинств у женщины.

О.ТАБАКОВ: Она испытывала некую симпатию к этому молодому наглецу. И она довольно внятно, серьезно говорит: «Ну, что же вы делаете. Ведь ваш начальник…» Ну, и квалифицирует его в наркологический медицинский…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Олег Николаевич.

О.ТАБАКОВ: Да, Олег Николаевич. «И что же вы… И что?» А смысл такой – ну, сдать надо, вот и все. И ведь никто не узнает, о чем мы говорили, правда? А мой отец, у него после войны была другая семья, ну, то есть она была, он, так сказать, полюбил женщину и родился ребенок, пришел после окончания японской кампании 1945 года к маме и сказал: «Вот так и так, решай». И мама…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А что мама могла решить в этой ситуации?

О.ТАБАКОВ: Ну, вот из дворянской семьи, сказала: «Нет».

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То есть она могла принять, что есть параллельная история.

О.ТАБАКОВ: Да, могла принять, а могла сказать «нет». Ну, вот ее происхождение возобладало, она сказала «нет». Вот и все. Чего тут больше, кто прав, это недоказуемо, понимаете, это все-таки такие материи самого высокого порядка, на самом деле.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вот в ы описываете поступки, которые, в общем, это такой максимализм в характере.

О.ТАБАКОВ: Но тогда ясно зримо.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вот для человека такой сильной, ну, как бы вот вы человек очень цельный в своих решениях, в представлениях о том, что правильно, что неправильно, какое решение надо принять. А когда, например, ты боишься сделать больно другому человеку, в вашей жизни тоже были ситуации, когда вы…

О.ТАБАКОВ: Были, были.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: И в результате оправдывает ли это себя? То есть, условно говоря, тому человеку, боясь сделать больно, которому вы какую-то ситуацию держали в некоем состоянии, вы в результате хорошо сделали, это стоит того?

О.ТАБАКОВ: Это вопрос дискуссионный. Если переводить это на язык, что ли, жизни, быта… Да нет, не будем продолжать.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Это же, на самом деле, вообще, простите, что я этот вопрос вам задам, естественно, вы можете на него не отвечать. Но вы не жалеете, например, в своей жизни, что, причем для меня абсолютно очевидно, что вы, боясь сделать больно своей семье и ожидая, когда вырастут дети, в результате как раз то, что больше всего всех обидело, и то, что они в результате не смогли вам…

О.ТАБАКОВ: Ну, конечно.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То есть, прими вы это решение…

О.ТАБАКОВ: Ну, человек несовершенен, и он все-таки из двух зол выбирает меньшее, ну, как ему кажется. Это очень так…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Вы об Обломове сказали очень точную вещь. По-моему, Никита Сергеевич цитировал эту вашу фразу, что вы назвали Обломова «пассивным нонконформистом».

О.ТАБАКОВ: Да, конечно. Хотите этими мерзостями заниматься? Без меня.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Как у вас удивительно этот монолог Обломова, вы его так потрясающе, ведь это простые вроде слова, а вы его так пропустили действительно через себя.

О.ТАБАКОВ: Там ведь, понимаете, тоже надо учесть, что это было в пору поразительной нашей влюбленности с Никитой друг в друга, и доверия, как вы сами понимаете, при традиционности ориентации. Все это вместе взятое. «Голубиная душа», как формулирует Гончаров Обломова. А вообще-то я Штольц.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А, вы знаете, я как раз хотела спросить, а вы-то кто, Обломов вы или Штольц? А в вашей душе есть что-то голубиное при всей вашей..?

О.ТАБАКОВ: Как это не скромно не звучит, есть.