Белая студия Интервью Антонио Бандераса

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Мы начинаем «Белую студию» с обсуждения книг и фильмов, которые оказали влияние на наших гостей в детстве. Я знаю, что в юности вы любили книгу «Дон Кихот», и в мультфильме «Джастин и рыцари доблести», который вы озвучили, вижу много общего между двумя персонажами. «Джастин» это, можно сказать, современное воплощение Дон Кихота, два героя, которые идут к своей мечте. Когда вы читали «Дон Кихота» в детстве, именно это вам нравилось в книге?

А.БАНДЕРАС: Да, для меня Дон Кихот это квинтэссенция романтизма. Единственна разница между «Джастином» и «Дон Кихотом» в том, что последнего принято считать безумцем, а Джастина нет. Джастин следует за реальной мечтой, хотя иногда она и кажется фантастической. История Дон Кихота в некотором смысле история моей родины. Я думаю, что Испания это очень романтическая страна с заоблачными мечтами, несмотря на то, что на нашу родину выпало много страданий. Но у людей все еще осталось стремление к идеалу, желание ему соответствовать. Какая-то часть мозга или просто генетический код заставляет испанцев гнаться за мечтой. Она, может быть, и не реальная, но мы следуем за ней, несмотря ни на что. Например, моя история это абсолютно сумасшедший сюжет. Разве мог я предположить в 15 или 16 лет, что буду жить в итоге в Лос-Анджелесе. Поэтому я верю, что мечты сбываются и, думаю, Джастин тоже верит, и он следует за своей мечтой, несмотря на препятствия. Он их просто преодолевает.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: В то же время очень сложно определить разницу между безумцем и мечтателем. Вы только что упомянули, что Дон Кихот, скорее, безумец. На мой взгляд, он восхитительный мечтатель. По-моему, быть безумным в своих мечтах это не всегда плохо. Если говорить о детях, некоторые родители пытаются огородить свое чадо от погони за мечтой, они боятся, что дети могут пострадать и пытаются уберечь их от этого. Так как найти путь к своей мечте, вот этот баланс между стремлением к мечте и безопасностью?

А.БАНДЕРАС: Здесь надо вспомнить о Санчо Пансе. Я думаю, что Дон Кихот и Санчо Панса это две стороны одной личности. Один мечтатель, а второй прагматик, и старается вернуть Дон Кихота на землю, говоря: «Сэр, этого делать нельзя, это невозможно». А тот грезит и не только о великанах посреди полей в Испании, но и о женщине, которой, возможно, даже не существует. Это мечты о поворотном моменте жизни, о том, что где-то должен быть идеал женщины, понимаете? Мы все мечтаем, и взрослые, и малыши. Дети это вообще маленькие Дон Кихоты, а родители это Санчо, которые уже сталкивались с суровой реальностью и понимают, что не все мечта осуществимы. Когда мы вырастаем, возникает груз, который тянет нас к земле, и мы начинаем изнутри немного умирать. А прелесть Дон Кихота в том, что он старый человек, сохранивший умение мечтать по-детски. Он слепо верит в то, что все возможно. И это прекрасно. Зависимость, привязанность к вещам, к концепциям нам не позволяет мечтать. Я читал книгу одного испанского философа, и он говорил: «Чтобы быть свободным, нужно не иметь зависимости». Человек, ничего не желающий, не уязвим. Когда вы отказываетесь от связей, вы становитесь недосягаемы, вы делаете все, что захотите. Но, если у вас появляются привязанности, а жизнь дает их вам в избытке – деньги, люди, вещи, тогда вы теряете свою свободу.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А как насчет любви? Это большая зависимость.

А.БАНДЕРАС: Любовь? Что такое любовь? Поэты уже очень долго пытаются ее описать. В любви очень много слоев. Меня часто спрашивают, как вы сохранили свои отношения со своей женой в таком непростом месте, как Голливуд, ведь там ты постоянно знакомишься с огромным количеством красивых людей. И что такое любовь, в целом? Это то самое первое чувство, которое у меня было к ней в самом начале  наших отношений? Головокружительное чувство, которое длится год-полтора, а когда оно проходит, любовь исчезает тоже? Или нужно быть более терпеливым и знать, что в конце тоннеля есть другой тип любви, который связан с семьей, с партнерскими отношениями, с особой близостью. После 20 лет жизни с одним человеком вы замечаете, что ваша страсть преобразилась в нечто более постоянное. Когда вы просто смотрите на нее и совершенно точно знаете, о чем она думает. Это может дать только время. А еще есть любовь к стране, любовь к земле, к братьям, к друзьям, к самому себе. Любовь это очень сложный феномен, который, на самом деле, движет Вселенной, и я действительно в это верю.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То, что вы говорите, это так прекрасно. Интересно, что вы сравниваете любовь к женщине с любовью к стране. Когда я думаю  о любви между мужчиной и женщиной, я вспоминаю слова Джона Кеннеди – не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спросите, что вы можете сделать для вашей страны. То же самое и по отношению к человеку, которого любишь. Иногда важно задать себе вопрос, что ты можешь сделать для этого человека? У Дон Кихота, например, любовь не была абсолютной зависимостью, так как он, на самом деле, не хотел ничего от своей любимой женщины, он просто хотел быть полезным для нее.

А.БАНДЕРАС: Он просто хотел, чтобы она существовала, просто, чтобы она была.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Да, это прекрасно. Насколько я поняла, Джастин создает тоже такую любовь для себя, скорее, идею любви?

А.БАНДЕРАС: Именно так. Но пока он мужает, пока ищет себя, Джастину нужно научиться понимать, что реально, а что нет. Где кроется истина, а где мираж. В начале фильма он влюблен в одну девушку, которая даже не смотрит на него. Она абсолютно эгоистична, думает только о себе и больше ни о ком. Но Джастин любит ее, и ему нужно время осознать, что существует другая, которую он считает просто другом, но именно она близка ему по духу, и эта девушка замечательная. Она свободная женщина, независимая и очень сильная. Но до тех пор, пока Джастин не обретет самого себя, пока он не сможет собрать этот ребус, он никогда не увидит сути. И в момент прозрения он говорит: «Я был слеп, на самом деле, я люблю именно эту женщину, а не ту». Не ту, которую преследовал и добивался на протяжении всей картины. В жизни все так и бывает. Судьба проделывала этот фокус со всеми нами, и мы совершали множество ошибок. Но это нормально. Все путешествуют по жизни с чемоданом, полным обид и разочарований, все совершают ошибки, никто не идеален и никто не безупречен. Совершенства не существует, я не верю в него. Оно даже пугает меня. Я верю в людей, а люди ошибаются, и у нас должно быть прощение для каждого греха.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: И для себя самих. Иногда нам кажется, что мы следуем своей мечте, на самом деле, мы ошибаемся, полагая, что страстно желаем именно этого, а, на самом деле, это совсем не так. И, достигнув цели, если нам повезет, конечно, мы испытываем порой невероятное разочарование, понимаем, что это совсем не то, о чем мы мечтали. Как нам найти нашу истинную мечту, истинную страсть, как определить?

А.БАНДЕРАС: По сути, надо просто стремиться к цели, которую вы считаете важной. Буддисты говорят, что ожидание это мать всех разочарований. Наверное, необходим некий внутренний двигатель, который не останавливается. У меня это был театр. Мои родители очень его любили и с самого детства водили туда нас с братом. Это было волшебное, почти священное место, воплотившее в себя всю человеческую цивилизацию. Несколько актеров рассказывали нам историю, и мы участвовали в этой игре, в этом магическом ритуале. На одном этапе моей мечты мне стало недостаточно быть просто зрителем, я захотел перепрыгнуть в зазеркалье и сам начать рассказывать истории людям. Это было так интересно, что я был неудержим. В этом для меня и воплощаются усилия – в готовности пожертвовать всем, понимаете. Я поехал в другой город, спал в дешевых гостиницах, у меня не было денег, иногда я голодал. Но эта мечта была так сильна, что я был одержим ею. Я должен был следовать за ней. Желание, которое стоило всех усилий. Даже сегодня после всех этих лет для меня успех не в том, что я попал в Лос-Анджелес, и в не в том, что у меня там есть звезда с моим именем, и даже не в том, что я снялся в определенном количестве фильмов. Успех в том, что я так и не утратил первоначальную мечту, я все еще мечтаю, у меня все еще есть этот двигатель, ничего не изменилось. Осталась та же страсть рассказывать истории людям, которая была у меня в возрасте 14-15 лет. И, знаете, мне кажется,  самое главное, не нужно зацикливаться на результатах, которые вам дает профессия, это все параллельные жизни - слава, комфорт, деньги и прочее. Если вы олицетворяете собой воплощение своей мечты, все остальное к вам придет, непременно придет. Худший враг успеха, самый худший это нетерпение его достичь. Это можно даже почувствовать или увидеть в людях, почти осязаемый запах этой жажды успеха. Он отталкивает. Ошибается человек, живущий не тем, что он делает, не чувствующий суть актерской игры, суть режиссерской работы, суть создания компании, бизнеса. Слишком многие сразу хотят денег, хотят получить красивую картинку, они ищут постороннее пространство. Это неправильно.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Восхитительно. Вот вы говорите о людях, например, таких, как родители Джастина в мультфильме, и о любых других родителях. Часто они пытаются предостеречь своих детей от ошибок, занижая их ожидания. Но, если мы посмотрим на вашу жизнь, вы приняли в какой-то момент очень важное решение, когда переехали из Испании в Лос-Анджелес, вы на тот момент уже были очень успешным актером в Испании, работали с Альмодоваром. Насколько я знаю, Педро Альмодовар был не в восторге от вашего решения перебраться в Голливуд. Он даже говорил, что, возможно, там вы потеряете себя, что они не примут ваш талант, вашу индивидуальность и тому подобное. Все же, что вам позволило сделать этот шаг?

А.БАНДЕРАС: Когда я уезжал, Педро Альмодовар написал на нашей с ним совместной фотографии, фильм, в котором я собирался сняться, назывался «Короли мамбо поют песни о любви». И Педро написал на снимке: «Короли мамбо поют очень грустные песни». Я чувствовал тогда и чувствую до сих пор, что у него был какой-то отцовский страх за мою карьеру, и он думал, что меня украли из его мира. Идея перебраться изначально была не моя. Я поехал, чтобы сняться в фильме, а потом планировал вернуться в  Испанию. Да и сделал все это, по большей части просто, чтобы однажды  сказать внуку: «Я снялся в фильме Warner Brothers». Такая у меня была мысль. Но именно тогда родилось это чувство искателя приключений, которое не особенно даже связано с моей профессиональной жизнью, оно больше связано со мной, с моими «я, я, я». Просто пойти на что-то, осознавая – это приключение. Я поехал в другую страну, языка которой не знал, а эта земля знаменита своими огромными амбициями. Поэтому в каком-то смысле это был просто драйв. Я чувствовал себя немного, как первооткрыватель в загадочном месте. На этом этапе я слегка абстрагировался от своей профессии, и что приготовила для меня жизнь, было большим вопросом. Но она уже поставила передо мной цель, поэтому я решил принять вызов и попробовать. И то путешествие для меня все еще продолжается. Я знакомлюсь с такими людьми, как вы, я приехал в Москву. Те вещи, которые я вижу и переживаю, они все еще меня вдохновляют, они прекрасны. И мне это нравится.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: В какой-то момент, когда вы слышите от такого уважаемого вами человека, как Педро Альмодовар, слова: «Ты совершаешь ошибку, послушай меня, Антонио, ты будешь об этом сожалеть», разве в этот момент у вас не возникает такого маленького сомнения: может быть, не стоит этого делать?

А.БАНДЕРАС: Это абсолютно неважно. Когда я решаю что-то сделать, меня почти невозможно остановить.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Прекрасно, ну, мы это видели в ваших картинах.

А.БАНДЕРАС: Если я прыгаю, я прыгаю. Я за свою жизнь прыгал с обрыва много раз, даже не зная, вода внизу или камни.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А как вы это делаете, как вы прыгаете? Это ведь черта характера, этому можно научиться или нет?

А.БАНДЕРАС: Мне кажется, это из-за того, что я из Андалусии. Заметьте, в андалусской культуре в поэзии Федерико Гарсиа Лорки, Пабло Пикассо, даже музыке композитора Де Фальи всегда присутствует осознание смерти. Но смерть не как кульминация, а как единственное, в чем мы можем быть уверены. Смерть это уникальная неизбежность, а все остальное относительно. И когда это осознаешь, жизнь становится еще более важной. Стараешься наслаждаться каждым мгновением. Потому что все мы знаем, что в конце пути, в финале этого фильма под названием «жизнь» всегда драма. Поэтому нужно дышать полной грудью. И это то, что есть в моих генах. Мне не нужно об этом размышлять, это часть меня. Когда я вижу в жизни новую возможность во всей ее широте, я хватаюсь за нее и не отказываюсь. А можно ли совершить ошибки, поступая так? Конечно, да, конечно. Именно об этом я говорил раньше, мы путешествуем с рюкзаком, полным обид и разочарований, потому что мы ошибаемся. Но это нормально. Я человек и я принимаю жизнь во всех ее проявлениях.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Это потрясающе то, что вы говорите о своей стране. Вы знаете, я подумала, что и в танцах вашей страны есть что-то такое, вот это понимание…

А.БАНДЕРАС: Смерти.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Да. Это невероятно красиво, но в то же время это настолько страстно, что в этой страсти есть понимание этого факта.

А.БАНДЕРАС: Есть нечто очень красивое и очень чувственное в испанских танцах, но в результате в них всегда присутствует элемент гнева из-за того, что все мы должны умереть. Почему?

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А вам нравится Хемингуэй? Это действительно реальная Испания или это романтический взгляд со стороны?

А.БАНДЕРАС: Нет, я думаю, что действительно смог погрузиться в определенные аспекты испанской жизни. Хемингуэй взял все, что знал о корриде, о фестивале Сан-Фермин в Памплоне, о людях, убегающих от быков, и превратил в огромную метафору. Все хорошие книги метафоричны, но он в этом особенно одарен, им восхищаются в Испании, и, конечно, очень любят в Памплоне, где Хемингуэй провел много времени. Если вы поедете на фестиваль Сан-Фермин в июле, то увидите на улицах множество людей, подражающих писателю – белые бороды, белые одежды и красные шейные платки. Но значим не только испанский период Хемингуэя, все его работы невероятно впечатляющие. Он определенно одна из самых заметных фигур в американской литературе. Хотя и не один из моих любимых авторов. Мне больше нравится Скотт Фицджеральд.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Он вам нравится?

А.БАНДЕРАС: Да. Мне нравится насыщенность его стиля. В нем есть нечто не поддающееся определению. Например, «Великий Гэтсби» трудно толковать, его личность практически характер всей страны, иногда целого мира. Мне и Фолкнер нравится, но с Фолкнером мне приходится бороться. Возможно, самое главное, когда читаешь его книги, не понимать, а именно прочувствовать предлагаемое писателем, просто пропустите через себя и трактуйте, как считаете нужным. Это определенно тот тип американских авторов, которые мне нравятся. Знаете, то же самое, что я чувствую, читая Фолкнера, происходит, когда я слушаю музыку Вагнера. Я очень люблю музыку любую, и если я не слышу ее в течение дня, то словно хожу голодной, она мне просто необходима.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Классическая музыка?

А.БАНДЕРАС: Классическая музыка, джаз, что угодно. Я сам играю на пианино, на гитаре, хотя никогда  не делал этого профессионально. И с Вагнером была настоящая битва. Я никак не мог понять его. Это было, словно он затеял со мной игру, это был фокус. Он создавал мелодию для меня, она мне нравилась, но в середине он обрывал ее и уводил в другом направлении. Поэтому у меня никогда не получалось…

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Но в какой-то момент вы добрались туда все-таки?

А.БАНДЕРАС: Да. Однажды я слушал одну из его опер «Тристан и Изольда». Там есть прекрасный дуэт, после которого я понял Вагнера. Музыка заставила меня подумать, это прозвучит немного странно, но его музыка навела меня на мысль, что она похожа на то, как заниматься любовью. Не обязательно все должно быть вот так, понимаете. Сначала необходима игра. Именно это я почувствовал в Вагнере. Взлеты и падение, он отдает, а потом забирает. И когда вы 20 минут слушаете недоговоренность, незавершенность музыки, это игра, и потом вдруг он дает вам это развитие, кульминацию темы, которую вы так долго ждали. Это вызывает такие эмоции, хочется плакать. И ты чувствуешь, что у Вагнера есть что-то, что важнее и больше самой жизни. Конечно, Пуччини замечательно строит мелодии, она проще для понимания. Но когда вы слушаете такого композитора, как Вагнер и видите игру, затеянную им с искусством, со своими слушателями, со всем миром, вы признаете – да, это и есть величие. И иногда это нужно искать.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Это самая прекрасная речь о музыке  Вагнера, которую я слышала в своей жизни.

А.БАНДЕРАС: Правда?

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Действительно потрясающе. Вы сказали вот это «я, я, я», имея в виду себя такого, какой вы точно есть. Но это очень трудно определить свое истинное «я». Например, я очень люблю фильм, сделанный вами с  Педро Альмодоваром «Кожа, в которой я живу».

А.БАНДЕРАС: «Кожа, в которой я живу».

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Помимо абсолютно невероятного сюжета, этот фильм отличная метафора преображения, насколько мы можем внутренне переродиться в кого-то другого, не переставая быть собой.

А.БАНДЕРАС: На самом деле, вопрос в том, насколько мы можем менять реальность. Я думаю, актеры делают именно это. Искусство можно описать разными способами, как явление в целом. Для меня оно другая интерпретация природы, в том числе, природы человека. И, в основном, даже человеческой сути. И именно это свойство искусства Педро Альмодовар использовал в своей метафорической картине, как вы говорите. Фильм «Кожа, в которой я живу» кажется психологическим триллером, но это не верно. Скорее, это размышление о природе творения и о сути творчества. Альмодовар раздумывает о своей способности изменить мир, о своих возможностях в роли творца и о своем шансе стать богом. Вот, о чем эта картина. И в картине есть много намеков именно на это, таких «подмигиваний» режиссера. Например, в спальне у его персонажа есть монитор, на котором он может наблюдать за созданным им мужчиной-женщиной, в своем роде детищем Франкенштейна. Экран моего героя это киноэкран, он огромный, и это метафора самого режиссера. Доктор может создавать крупный план, способен приблизиться к девушке максимальным крупным планом и даже прикоснуться. А захочет камера, вновь покажет пленницу издалека. Эти и многие другие кадры постоянно указывают на самого Альмодовара, как творца, картина ведь про него и про искусство, в целом, и про цену, которую приходится заплатить. Такой ценой иногда выступает жизнь, ведь в конце моего героя убивает его собственный шедевр. Он создал творение и история такого взаимодействия могла бы стать историей отношений Леонардо да Винчи и Джоконды. Это словно игра в возможное, и в нее затягивает «Кожа, в которой я живу». Я творец, это мое создание, ну, а теперь я решил, что могу обладать им. Это в каком-то смысле и одержимость художника. Еще во всех работах Альмодовара, если говорить сейчас о нем, очень важен юмор. Юмор, в принципе, важен для всех нас.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Для вас он важен.

А.БАНДЕРАС: Я не понимаю и не воспринимаю жизнь без юмора, потому что юмор во многом равен самоиронии, а ирония неразрывно связана с интеллектом. Люди с категоричным прямоугольным сознанием имеют со мной мало общего, мне с ними сложно общаться, и среди моих друзей таких нет.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Я не могу себе представить настоящего мужчину без чувства юмора. Вы в этом смысле удивительный пример. У нас есть это слово, я думаю, в английском языке оно звучит так же, чтобы описать человека  такого чрезмерно мужественного, мы используем слово мачо. И ваше имя уже стало синонимом такого брутального героя, у нас даже есть группа, которая называется «Бандерас», то  есть ваше  имя стало нарицательным в России. Да, это правда.

А.БАНДЕРАС: Я слышал об этом, мне говорили.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: Но, на самом деле, я думаю, то, что делает вас таким необыкновенным, это как раз то, что вы не просто такой мужественный мужчина, как в картине «Desperado», вы невероятно смешным можете быть. Вы работали с лучшими режиссерами комедий – в картине «Женщины на грани нервного срыва» у Альмодовара, в фильмах Вуди Аллена в вас сочетается мужественность и самоирония. Мне кажется, ирония очень важна для настоящего мужчины.

А.БАНДЕРАС: Я не знаю, что концепция мачо значит здесь в России, но обычно принципы мачо это правила, к которым прибегают мужчины, в себе крайне неуверенные. Если вы уверены в себе, в своей привлекательности, сексуальности, то понятие мачо для вас это шутка. Я, конечно, не могу всерьез себя таковым назвать. Даже, когда мы снимали «Отчаянный» и другие подобные фильмы о настоящих мачо, я старался двигаться по особенному, совершенно иначе. Помню, мы обсуждали это с Робертом Родригесом в процессе съемки. Мне хотелось, чтобы Отчаянный двигался, как танцор, даже если он убивает. Он достает пистолет сзади, сбоку, ведет себя, как танцор фламенко, когда это делает. Должно быть обаяние, нечто привлекающее к нему, но не псевдобрутальность. Он больше похож на пантеру или на тигра, чем на слона. Не знаю, концепция мачо для меня подразумевает некоторое количество насилия, доминирование над женщиной. А мне не нравится доминировать над ней. Я люблю женщин, и поэтому отношусь к ним с уважением. Мой подход к дамам совершенно отличается от того, что делают мачо. «Все, я буду обладать тобой, ты должна пойти сюда, ты будешь делать это…» Нет, это не про меня. Если женщина ищет во мне подобное, их ждет разочарование.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А как насчет женщин, которые делают откровенный первый шаг? Например, то, что мы видели в фильме Мадонны. Ну, я думаю, что она была не единственной  дамой, пытавшейся соблазнить вас. Как вы относитесь к таким женщинам? Вы польщены или вы испытываете жалость к ним, потому что они себя так ведут?

А.БАНДЕРАС: Жалость? Нет. Наверное, это действительно мне льстит немного.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То есть это вам нравится.

А.БАНДЕРАС: Иногда, если они не слишком назойливы.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: А иногда они бывают слишком назойливы?

А.БАНДЕРАС: Иногда, да.

Д.ЗЛАТОПОЛЬСКАЯ: То, что мне еще очень нравится в вас, это то, что испанское происхождение свое вы сделали частью своей личности, своего образа в Голливуде, не играя только одних испанских любовников или подобные роли, которые обычно отводятся артистам, приехавшим откуда-то из-за рубежа. Поскольку, когда кто-то приезжает, кто не владеет английским, как родным, часто это считается большим недостатком. Но вы превратили этот недостаток в свой большой плюс. Как превращать свои особенности в свои..?

А.БАНДЕРАС: Когда я впервые приехал в США 23 года назад, я действительно чувствовал некий, комплекс неполноценности это, конечно, слишком сильное выражение, но определенно существовало предубеждение по отношению к испанцам. Их считали принадлежащими к другой категории, особенно в Голливуде. Мне говорили: если захочешь остаться, будешь играть злодеев, наркодельцов, всех плохих парней и только таких персонажей. Но я сумел сохранить гордость за свое происхождение. Я не собирался говорить по-испански тише из-за того, что люди причисляли испанцев к более низкой категории. Я говорил на моем родном языке громко, потому что горжусь им. Испания это древняя страна с богатой историей, подарившая мира множество великих художников. Так зачем мне скрываться? Но понемногу предубеждение к испанцам стало проходить. Когда я уже снимался в фильме «Зорро» плохим парнем был блондин с голубыми глазами, капитан Лав. Положительным героем стал парень с сильным акцентом. И, безусловно, очень важно, что Америка и Голливуд, в частности, пошли на это. Почему? Потому что это важно для нового поколения. Дети, даже если они очень маленькие, могут посмотреть фильм и сказать: «Это обычное дело. Он хороший парень, у него есть акцент, но это же нормально». Все остается в головах у детей и записывается на их внутренние жесткие диски. Я, например, до сих пор помню свои воспоминания от фильмов, моих любимых мультфильмов наподобие «Питера Пэна». До сих пор внутри те эмоции, чувство приключения, а перед глазами момент, когда главный герой летит над Лондоном и забирает детей в страну Нетландию. Я был в восторге. И у меня есть подобная ответственность теперь, когда я нахожусь по другую сторону экрана. А возможность рассказывать подобные истории другим детям делает меня счастливым.