От первого лица Мобилизованы и призваны

Каждую весну и осень, с началом военного призыва, мы стараемся предугадать, чего ждать от этого мероприятия родителям призывников, самим призывникам, и что в итоге получат российские Вооруженные силы. В нынешнем году призыв предварялся некоей инициативой Министерства обороны об увеличении призывного возраста до тридцати лет. Чем подобную инициативу можно объяснить? Поговорим в том числе и об этом с Александром Александровичем Шаравиным, профессором, доктором военных наук, директором Института политического и военного анализа...

^{(Запись этой беседы слушайте в аудиофайле)}

ШАРАВИН: Вначале - два слова вот о чем. У нас сейчас весьма популярна точка зрения, что все проблемы можно решить с помощью контракта. По крайней мере, меня всегда спрашивают, сторонником контрактной или призывной армии я являюсь. Знаете, я не сторонник ни того, ни другого: как, скажите, можно быть сторонником хирургии и противником терапии?! В данном случае я сторонник хорошей медицины, а уж что использовать, хороший врач сам разберется. То же самое касается армии: я сторонник армии, а не призыва или контракта. И дело специалистов - разобраться, какая армия для России возможна. Я - сторонник того, что в ближайшие десять, а то и двадцать лет полностью контрактная армия стране не грозит.

- Не потянем?

ШАРАВИН: Даже не в этом дело. Сейчас идет большая пропагандистская волна в поддержку призыва; дескать, денег нет, традиций контрактной армии нет, всякие другие сказки. Не в том дело! А дело в том, что политическая ситуация, сложившаяся вокруг наших границ, такова, что с контрактной армией мы прожить не сможем. Деньги на контрактную армию, в конце концов, у нас есть, - огромные деньги идут у нас на оборону. Но контрактные армии имеют в основном те страны, которые, по сути, не имеют угрозы для своей территории. Даже в потенциале.

А многие страны, даже очень богатые, все равно имеют призывные армии. Вот, скажем, та же Швейцария: по образу и подобию ее армии построена израильская армия, бундесвер, армии Австрии и Скандинавских стран. Значит, дело все-таки не в том, есть деньги или их нет, а в том, чего мы хотим от своей армии, как представляем себе организацию своей обороны. Все-таки в перспективе для нас могут возникнуть серьезные угрозы, и отразить эти угрозы мы не сможем, если не будем иметь серьезного резерва. А подготовить этот резерв мы можем только через призывную армию.

Более того, все контрактные армии больше приспособлены для действий за рубежами своих стран: те же американцы, британцы, французы... Те же страны, которые считают, что какая-то угроза для них все-таки может возникнуть, отдают предпочтение призыву. Хотя, на первый взгляд, какая угроза может возникнуть для Швейцарии? На этот вопрос сами швейцарцы отвечают: вы же опасаетесь армий НАТО? А мы со всех сторон ими окружены! Шутка, конечно; кроме того, сегодня условия таковы, что со стороны НАТО нам вряд ли что угрожает.

Предвижу, что мое утверждение вызовет несогласие и даже возмущение многих слушателей, но, поверьте, сейчас натовские армии претерпеваюит страшнейшие сокращения. Практически все европейские страны резко сокращают свои армии за счет сокращения военных бюджетов. Помню, в свое время мощнейшей армией НАТО был бундесвер; сегодня эта армия состоит всего из двухсот пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Более того, они планируют сократить армию вообще до ста пятидесяти тысяч. Если раньше там было множество танков, и мы считали, что это наш главный противник на сухопутном театре военных действий, то сейчас они планируют сократить количество танков вообще до незначительных величин.

- Но мы же тоже сокращаем количество танков...



ШАРАВИН: Конечно; мы планируем сократить количество наших танков до двух тысяч. Но вернемся к призыву. В уже упомянутой Швейцарии призыв до тридцати лет, и ничего страшного, поверьте, в этом нет. Я беседовал с людьми, которые там служили и служат, - все они весьма довольны...