От первого лица Взорванные души

Психологи нужны обществу всегда. Но в моменты, когда мы переживаем трагические события, подобные тем, что случились в Москве и Кизляре, потребность в человеке, который способен снять всеобщую напряженность, страхи, и не просто снять, но и объяснить какие-то вещи, - такая потребность возрастает многократно. Поэтому наш собеседник - Михаил Викторович Виноградов, известный психолог-криминалист...

^{(Запись этой беседы слушайте в аудиофайле)}

- Ваши коллеги говорят, что, когда случается нечто подобное тому, что произошло, страхи у людей проходят примерно на третий день. Конечно, не хочется спускаться в метро или, скажем, оказаться у здания МВД...

ВИНОГРАДОВ: Не совсем так. До сих пор есть люди, которые после взрыва на Автозаводской или на Рижской в местро не спустились ни разу. К сожалению, воздействие теракта отличается от всех иных воздействий. Скажем, в ДТП ежедневно гибнет людей больше, чем в теракте. Но люди садятся за руль, едут по своим делам, переходят дорогу где не надо, бегут над подземным переходом, и даже те, кого сбивает машина, нередко повторяют ошибки прошлого. При теракте все иначе...

Считается, что на третий день (кстати, по православному обычаю и хоронят на третий день) наступает какое-то осмысление события, уходит его острота. Но только не от теракта! Теракт оставляет в памяти глубочайший след. По отношению именно к теракту (или к тяжелейшей катастрофе. Но теракт все-таки не техногенная катастрофа, а целенаправленное воздействие) люди психологически делятся на несколько групп.

Первая группа - те, кого страх мобилизует. Мы знаем немало примеров, когда люди, оказавшиеся в самом очаге теракта и уцелевшие сами, оказывали помощь другим, выносили раненых, перевязывали, как-то старались их поддержать. Таких - процентов пять, максимум - семь среди всего населения.

Есть люди, тоже стрессоустойчивые, но они спасают свою жизнь. Произошел взрыв - они очень точно, ни о ком не думая, знают, как и куда выбраться, как обойти опасные места и выходят наверх. Все остальные подвержены панике в разных ее проявлениях. От ступора, когда человек садится и не может шелохнуться, не знает, что ему делать, до крайней истерики, когда человек кричит, визжит, плачет, хаотически мечется и создает и многократно усиливает панику среди окружающих.

Но когда эти реакции проходят, след остается в душе каждого. Но, наверное, только процентов пятнадцать освобождается от страха, со временем, но не на третьи сутки, - значительно дольше.

- Вы упомянули понятие "стрессоустойчивость". Но есть люди, которые оказываются в таких местах по долгу службы, оказывают помощь, и не только во время трагических происшествий, но и во время "рядовых" ДТП: врачи скорой помощи, фельдшеры, работники МЧС. Это стрессоустойчивые люди?

ВИНОГРАДОВ: По-разному. Есть понятие "надо", есть ощущение собственной личной необходимости при оказании помощи. Я много лет параллельно был начальником бригады экстренной помощи в очагах стихийных бедствий и массовых катастроф. Мы работали в стране и за рубежом; приехали на землетрясение в Иран. Со мной был радист, который перед этим работал в Спитаке на землетрясении. Радист - ключевая фигура, потому что группы идут в поиск - у всех рации, чтобы ничего не случилось.



Но с моим стрессоустойчивым радистом случилась настоящая истерика. В течение двух часов пришлось применять в том числе и медикаменты, чтобы он смог выходить на связь со всеми нами. А опытный француз-спасатель прилетел в Спитак. Когда подняли бетонную плиту над детским садом, и он увидел раздавленных детей, - он умер от разрыва сердца... Поэтому стрессоустойчивость - это и личностные качества, и воспитанные, пусть и на личностной основе...