Воскресный папа Мария Максакова

ТИХОМИРОВ: В нашей студии солистка Мариинского театра, депутат Государственной Думы от партии "Единая Россия", член комитета Госдумы по культуре Мария Максакова. Здравствуйте, Мария! Рады вас видеть.

МАКСАКОВА: Взаимно. Благодарю, потому что меня так красиво и эффектно давно не представляли.

ТИХОМИРОВ: Сразу первый вопрос: почему такой траурный маникюр?

МАКСАКОВА: Траурный? Он ярко-синий с золотыми вкраплениями.

ТИХОМИРОВ: У нас просто свет такой.

МАКСАКОВА: Мне кажется, очень весело, наоборот.

ТИХОМИРОВ: Очень красиво, очень хорошо. Первый и самый главный для меня вопрос. Дело в том, что два года назад я посетил город Астрахань. И посреди этого города я ночью увидел чудо – стояло великолепное здание, вокруг фонтаны. Я подумал: боже, что это? Мне говорят: это наш новый оперный театр.

МАКСАКОВА: Всё так. Это наша гордость.

ТИХОМИРОВ: Как это произошло?

МАКСАКОВА: Это вообще чудо из чудес. Действительно, без преувеличения можно сказать, что Александр Александрович Жилкин, губернатор Астраханской области, вот он, как вам сказать, как-то смог создать это поле, нужное для того, чтобы всё возникло: и идея, и инвестиции, и бюджет. То есть это действительно совершенно сказочное событие. В принципе оно было как бы продумано, хотели сделать это к 450-летию города. Немного не успели. Но в любом случае спустя некоторое время открыли торжественно, прекрасная акустика, что самое главное. Кроме того, что он очень красивый – это, конечно, замечательно, – но бывает, знаете, такое двойственное чувство, когда в красивом помещении нет живого звука или он какой-то натужный. А в данном случае как раз таки там замечательная акустика. Слава богу, все сработали очень хорошо. Поэтому акустика не уступает внешнему виду. Вот.

И, естественно, для меня это особенно приятно еще и потому, что моя бабушка, как известно, всей душой любила Астрахань. Вот можно сейчас сострить: «Можно ли вывезти девушку из деревни? – Девушку из деревни вывезти можно, но деревню из девушки – нельзя». В данном случае это грубая шутка, а я хотела сказать, что бабушка из Астрахани действительно никогда не уезжала, она душой настолько прикипела к своим родным краям, что даже во время войны она там создавала филиал Большого театра…

ТИХОМИРОВ: Да?

МАКСАКОВА: Да. Это фантастическая совершенно история. Она постоянно проводила каждое лето там и была бы еще больше, если бы не то, что мама очень плохо себя там чувствовала, ей климат не подходил.

ТИХОМИРОВ: Балованная у вас мама была…

МОКРОУСОВА: Мама прекрасная.

МАКСАКОВА: Мама чудесная! Но, к сожалению, совсем маленькая когда была, в Астрахани ей тяжело было. Ну вот. И там у бабушки было, естественно, очень много всяких общественных задач. Благодаря ее усилиям открыта была консерватория в Астрахани, а не в Волгограде, где миллион человек, и, в общем-то, там она и планировалась. А бабушка как-то подсуетилась и смогла это сделать.

ТИХОМИРОВ: Молодец бабушка!

МАКСАКОВА: Бабушка была фееричная просто! И я к чему это всё говорю? К тому, что ее любовь невероятная к Астрахани и желание, чтобы в Астрахани был такой вот эпицентр искусства, это как-то, знаете, спустя годы материализовалось. Но как? Мало того, что у него почтовый адрес: улица Максаковой, дом 2…

ТИХОМИРОВ: Так я по ней гулял, по этой улице?!

МОКРОУСОВА: Вот так, Вадик, а ты даже не знал, где ты гулял.

ТИХОМИРОВ: Так ночь была на дворе. Я на ощупь.

МОКРОУСОВА: Это замечательно, конечно.

МАКСАКОВА: Да, очень символично, мне кажется.

МОКРОУСОВА: Вы там пели?

МАКСАКОВА: Пела, да. И с большим удовольствием.

ТИХОМИРОВ: А приглашали солисткой?

МАКСАКОВА: Приглашали, и пела. И, думаю, буду еще петь.

ТИХОМИРОВ: Кстати, я думаю, а откуда у бабушки такой голос? Волжские просторы.

МАКСАКОВА: Она дебютировала в Красном Яру. Там же был тогда театр, который впоследствии сгорел, такой образец зодчества, красивейший театр. Он весь был резной, как витой, как кружевной. И вот в этом театре она дебютировала. То есть как? У нее становление было очень интересное. У нее рано не стало отца, а он был чиновником в Волжском пароходстве, и мать осталась с пятью детьми, но при этом бабушка еще была старшей. И в 9 лет она стала думать, как же помочь матери, и побежала в церковный хор. И вот она пела сначала за что-то такое 20 копеек, а потом ей уже стали платить за это рубль. Она написала нотную грамоту, то есть в своей комнатке, где она спала, прямо на стене написала все ноты, выучила всё сама. Вот. Это было серьезным подспорьем для мамы, вот эта ее зарплата, так скажем. И она потом стала уже размышлять о том, что надо продолжать как-то в этом духе. Пошла нашла себе преподавательницу из театра, о котором я говорю, которого теперь, к сожалению, уже нет, сгоревшего, и та ее вела, как могла.

Ну а потом появился вот этот знаменитый антрепренер Максаков Максимилиан Карлович, который приехал туда со своей труппой первоначально просто на гастроли, на лето приехали. А в его антрепризе пели выдающиеся совершенно певцы, в том числе Шаляпин. Действительно, так сказать, цвет того времени, той эпохи. И бабушка у него прослушалась, а он ей сказал, что, конечно, голос у вас есть, но петь вы не умеете. Она обиделась, потому что ей казалось, что она уже столько лет поет, как это она не умеет петь? Она уже дебютировала к тому времени в театре, правда, маленькими партиями, но тем не менее. И она – вот как это возможно? – ей было там 16 лет, она, значит, сложила узелок и доехала до Санкт-Петербурга. Она появилась у Глазунова, значит, спела прослушивание ему. Вот как это, да?..

МОКРОУСОВА: Пробивная способность была.

МАКСАКОВА: Тот ей сказал, что у вас никакой не альт, у вас колоратурное сопрано. Она взвизгнула и побежала оттуда прочь от страха страшного. Уже без денег на обратную дорогу. Какие-то вдруг из Астрахани ей попались люди, которые помогли ей вернуться. В общем, детектив, значит, это приключение.

ТИХОМИРОВ: Вот это история!

МАКСАКОВА: Короче говоря, она в итоге вернулась в Астрахань, пришла назад к этому самому Максу Карловичу, сказала, что он, видимо, все-таки прав…

МОКРОУСОВА: Видимо!

МАКСАКОВА: И так произошло, что в этот период как раз (совпадение, может быть, печальное, но тем не менее) умирала от холеры его жена, тоже певица Ксения Иорданская. И вроде по преданию якобы она ему и сама сказала: "Посмотри, вот Маруся хорошая девочка", что-то такое. В общем, женился он на ней. Через два года она дебютировала в Большом в партии Амнерис. Вот так.

ТИХОМИРОВ: Вот это история!

МОКРОУСОВА: Ну, это пути господни… Я всегда вспоминаю "Алхимика": "Кто следует своей цели, тот знает и умеет всё". Пауло Коэльо.

МАКСАКОВА: Да, да.

МОКРОУСОВА: "И только единственное делает цель недостижимой – это страх ее не достичь. Все высшие силы помогают". Но я еще добавляю: лень наша русская.

ТИХОМИРОВ: Мария, а чтобы закончить разговор о вашей великой бабушке, я посмотрел ее выступление, и меня поразила такая народная удаль и в то же время ощущение стати, мощи, такой оперной мощи.

МАКСАКОВА: А вы имеете в виду, наверное, тот единственный видеоряд. К сожалению, у нас всего два. Один вот "Чернобровый, черноокий" – это то, что вы, наверное, видели в фильме "Большой концерт". А еще есть более поздняя запись "Что ты жадно глядишь на дорогу". Конечно, очень обидно, что у нас осталось всего два, причем уже технические возможности к тому времени были, но, к сожалению, вот так. Бабушка, как известно, не была членом партии, и вообще она, так сказать, не была обласкана, что называется…

ТИХОМИРОВ: Но я вот думаю, с другой стороны, наверное, на нее очень пристально смотрели…

МАКСАКОВА: Смотрели на нее очень пристально. Она была действительно в свое время лучшей солисткой, скажем так… Это глупо говорить – лучший, худший, это все-таки не те категории. Но тем не менее она спела более 800 раз спектакль "Кармен". На очень многих из ее спектаклей присутствовал Сталин в ложе. То есть она действительно была, наверное, одной из самых ярких, скажем так, на небосклоне звезд Большого театра того периода. Но просто так произошло, что вот она была достаточно принципиальна в каких-то вопросах. Поэтому и фиксация, что называется, на пленке, она, может быть, по сравнению с той большой, огромной славой, которая у нее была, действительно незначительная получилась. Ее хоронили – конное оцепление милиции. Вы представляете, конное! И какие-то старушки забирались там на деревья, не могли пройти уже на кладбище – невозможно, толпа такая шла, – и они с этих деревьев бросали розочки и кричали: "Прощай, Кармен!". То есть это была какая-то всенародная слава огромнейшая.

МОКРОУСОВА: А оклеветать никто не пытался?

МАКСАКОВА: Ее? В каком смысле?

МОКРОУСОВА: Ну как? Перед Сталиным, чтобы подставить.

МАКСАКОВА: Вы знаете, такие интриги… Я вам скажу так. Когда не стало Макса Карловича, они жгли там в квартире его австрийский паспорт. То есть это надо понимать, представляете себе. Он был ее старше на тридцать с лишним лет, и он прожил совсем другую жизнь, он родился вообще в Черновцах и так далее. Вот. А она осталась, таким образом, в тридцать с небольшим лет одна. И потом у нее появился второй муж Давтян Яков Христофорович, который был, в общем-то, одним из сооснователей внешней разведки. В тот период, когда она с ним находилась, он был ректором Политехнического института. Но дело в том, что из ее квартиры его забрали, без суда и следствия, и он пропал в неизвестном направлении. Потом через много лет она узнала, что он был расстрелян. Но всё это наложило, конечно, определенный отпечаток на ее жизнь.

ТИХОМИРОВ: Роман какой-то.

МАКСАКОВА: Нет, ну это, конечно, на самом деле леденящая кровь история. Поэтому она просто стала вести достаточно замкнутый образ жизни. Если в ту пору первую она была очень, так сказать, яркой и веселой, то уже в связи с этими событиями, конечно, она стала весьма замкнутым человеком. Результатом вот этих всех вещей стало то, что, когда могли бы, например, с ней записать какую-то программу… Ну, понимаете, то есть эфиры, вот эти все вопросы тогда решались на высшем уровне. Вот тут она, к сожалению…

ТИХОМИРОВ: А может быть, к счастью.

МАКСАКОВА: Да нет, для меня это самая большая боль, потому что я бы очень хотела, конечно, чтобы таких фрагментов было больше. Потому что, знаете, я ее не застала, я ее очень люблю. И я как-то так ощущаю ее присутствие в своей жизни, видимо, потому что совпадает еще и имя – Мария Петровна Максакова, то есть полностью, тут уже как ни крути. Плюс еще голос, репертуар оперный во многом схожий.

ТИХОМИРОВ: Теперь понятно, откуда такой характер!

МАКСАКОВА: И мне, конечно, очень обидно, что этих записей настолько мало. А так, ну да, действительно, есть вот эти две.

ТИХОМИРОВ: Но все-таки вернемся к нашей современной Марии Максаковой. Валя, я тебе могу сказать, у Марии великолепный педагогический дар. Она любимого сына Илюшу научила выговаривать букву "р".

МАКСАКОВА: Дело в том, что он может и так, и так, но у него два фасона произношения буквы "р".

ТИХОМИРОВ: Но ведь научила!

МАКСАКОВА: Научила, да.

ТИХОМИРОВ: Я думаю, такая молодая! Видимо, пойдет в педагоги.

МАКСАКОВА: Ну и пошла же.

МОКРОУСОВА: Она же преподает.

ТИХОМИРОВ: Уже пошла?

МАКСАКОВА: Конечно. Я старший преподаватель Гнесинской академии. Горжусь своими ученицами. У меня, знаете, какие хорошие девочки-певицы! Правда!

ТИХОМИРОВ: Ну подожди, ты еще не все сделала на сцене.

МАКСАКОВА: Вы знаете, лучшие педагоги это наши ученики. Лучше, чем на наших учениках, ни на ком не научишься, вот ни у кого не возьмешь столько правильного…

МОКРОУСОВА: Это серьезно. Вот у меня лаборатория – точно, я тоже учусь на учениках.

МАКСАКОВА: Просто, понимаете, когда сам поешь, думаешь: ну ладно, господи боже мой, эту нотку так… думаешь, может, и так пройдет, и всё нормально. А тут видишь на, так сказать… не будем говорить – на мышах, как важно во всех деталях, чтобы внимание не уходило и чтобы действительно школа выполнялась безукоризненно. Нет, я очень горжусь своими девочками, они, правда, у меня молодцы и делают большие успехи. Но для меня это было тоже подспорьем определенным.

ТИХОМИРОВ: Ну а мы, Мария, гордимся тобой. И в начале нашего эфира Валентина говорит: "А мы будем петь?" Я говорю: "А зачем петь, если у нас есть…" – "Нет, но мы же должны послушать в исполнении Марии".

МАКСАКОВА: Мы можем спеть всё что угодно. Проблем никаких.

ТИХОМИРОВ: Да конечно. Но у нас уже всё готово для того, чтобы послушать Марию в живом исполнении. Кстати, что это?

МАКСАКОВА: Это "Сегидилья" из оперы "Кармен". (Звучит ария.)

МОКРОУСОВА: Браво!

ТИХОМИРОВ: Браво! Даже мурашка пробежала по моему телу – и убежала. Кстати, Маша, а ты была в Новой опере?

МАКСАКОВА: Как это? Я не поняла.

ТИХОМИРОВ: Ты видела эту "Кармен"?

МАКСАКОВА: Нет, "Кармен " не видела.

ТИХОМИРОВ: А! Нет, я знаю, что ты была солисткой Новой оперы. Дело в том, что там двадцать лет идет "Кармен". Я реально могу сказать вам, я долго готовился, потому что мне говорили: "Вадя, это очень опасно. Твой непосвященный ум может неправильно понять, потому что, конечно, главная героиня оперы "Кармен"… она высунулась из машины, и в это время сзади к ней пристраивается главный герой, и происходит…

МАКСАКОВА: Хабанера прямо уже, да?

ТИХОМИРОВ: Да, да, прямо хабанера. Но это так смешно и это так задорно!

МАКСАКОВА: А я когда пела у Дмитрия Александровича Бертмана, у него она выходит из машины и думает, что это у нее шарф висит. Вот. И в процессе, значит, исполнения арии она понимает, что это мужские штаны. Она ими так пытается, значит, себя… как это сказать?

ТИХОМИРОВ: Прикрыть.

МАКСАКОВА: Да, вот это самое. Она снимает с себя их, начинает рассматривать себя, штаны и хор и думает: а, собственно, чьи они? – пытаясь вспомнить, кому их можно пристроить назад. Она их пытается отдать одному, второму, третьему, они говорят: "Да это не мои!" – пока, наконец, она не находит Суньигу.

ТИХОМИРОВ: Я просто думаю: а можно так хулиганить с оперой, с классикой?

МАКСАКОВА: Ну, с "Кармен" это неизбежно. Если там не хулиганить, тогда я даже не знаю, про что ее тогда петь.

ТИХОМИРОВ: Я просто, знаете, чему удивился? Я удивился тому, что, оказывается, это всё про нас. Вот все оперы. Я все время думал, что опера это…

МАКСАКОВА: Нет, дай бог, чтобы все-таки "Кармен" это было не про нас. "Кармен" – это как не надо.

ТИХОМИРОВ: Да. Это как не надо жить, но, с другой стороны, как надо воспринимать современное искусство и старое искусство, классику.

МАКСАКОВА: Нет, но вы понимаете, жизнь настолько многогранна, и в данный момент вот мы с вами сидим в уютной студии, разговариваем на интеллектуальные, может быть, даже где-то темы, а в то же самое время на какой-нибудь табачной фабрике, вполне может быть, происходит именно нечто подобное. Это определенный пласт.

МОКРОУСОВА: И не только на табачной.

МАКСАКОВА: Да, и не только.

ТИХОМИРОВ: Мне кажется, что в политики идут люди разного вида, разного свойства, у них разные желания. А вот состоявшаяся актриса, замечательная женщина, мать, красавица, зачем ей политика?

МАКСАКОВА: В случае со мной произошла определенная ситуация, что ли, совпадения интересов. Потому что меня астраханцы выдвинули, и здесь меня поддержали.

ТИХОМИРОВ: Им нельзя было отказать, это точно.

МАКСАКОВА: Дело даже не в отказе. Дело в том, что мне, конечно, сначала показалось, что как же так… Мне очень помогло юридическое образование, полученное благодаря моему папочке, который мне сказал…

ТИХОМИРОВ: А папа все-таки запихнул, да? Простите, ничего личного.

МАКСАКОВА: Да. В МГЮА, я даже почетный выпускник. Что бы я в Думе делала без него, я даже не представляю себе просто совсем. Но в принципе, конечно, оказалось так, что, имея все-таки за плечами шесть лет полноценного юридического образования, мне там стало интересно в итоге. А то, что сначала мне казалось, что как же я это буду делать, – это, да, конечно, было. Но я, уже оказавшись в стенах Государственной Думы, поняла, что есть вещи, которые просто, может быть, ждали моего появления. Потому что, например, принимался закон об образовании, и мы, причем с большим боем и с трудом, внесли эти 9 поправок, спасли, в общем-то, так сказать, специальные музыкальные школы, такие, как Центральная музыкальная, Гнесинская десятилетка, питерская, – их восемь. Настолько бы изменилась их работа, что, может, вообще бы изменилось всё. Вот. И я просто поняла, что оказалась в нужное время в нужном месте. Моя мама закончила эту школу, я закончила эту школу, Илюша сейчас там занимается, Люся туда поступила (Илья и Людмила – дети М. Максаковой – Прим. ред.), то есть я действительно представляю себе очень хорошо, как и чем живет и дышит…

ТИХОМИРОВ: Простой ученик.

МАКСАКОВА: …Центральная музыкальная школа. И поэтому, конечно, я там отстояла. То есть мне помогали, естественно, не то что я отстояла, конечно. Во-первых, Мацуев Денис, который об этом говорил дважды с президентом. И больше всех, конечно (тут нельзя просто не сказать), Сергей Евгеньевич Нарышкин, который создал Совет по культуре при председателе Государственной Думы. И там мы сделали вот эти поправки, внесли и приняли их, потом законопроект о меценатской деятельности, который был принят в первом чтении. И сейчас в Год культуры, я думаю, мы этот вопрос…

ТИХОМИРОВ: Я просто смотрю на тебя и думаю: вот все бы депутаты были такие!

МАКСАКОВА: Я вам хочу сказать, что это просто веха такая, она в какой-то степени этапная даже. Потому что 15 лет, даже больше вынашивался, уже даже выносили на палату, потом сносили прямо там уже, то есть голосовали против сами же. Это такой многострадальный закон, который до такой степени нужен! Потому что я даже не представляю себе, что еще может в данном случае, как даже, в конце концов, кризисная мера, помочь – в регионах и везде. Надо яснее видеть ситуацию, что не только несколько брендовых коллективов преуспевающих, а вообще вся сфера, она нуждается просто в этом остро.

ТИХОМИРОВ: Давай послушаем телефонный звонок. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я, во-первых, хотела сказать Марии, что у нее очень много давних и постоянных поклонников.

МАКСАКОВА: Как приятно!

СЛУШАТЕЛЬ: И поклонниц. Познакомились мы с Марией, в смысле как с ведущей передачи "Романтика романса"…

МАКСАКОВА: Да, вместе с Бэлзой Святославом.

СЛУШАТЕЛЬ: С удовольствием постоянно посещаем эту передачу. А вопрос у меня вот какой. Значит, во-первых, о передаче "Романтика романса" – действительно неисчерпаемая и многообразная тема. И вот, может быть, есть смысл рассмотреть на передачах романсы по их как бы направлениям? Например, городской романс, жестокий романс.

ТИХОМИРОВ: Мы всё поняли. Да, да, спасибо большое.

МАКСАКОВА: Я вас благодарю за ваш вопрос. Дело в том, что над этой программой уже 15 лет трудятся величайшие профессионалы и специалисты, шеф-редактор программы – Алла Сергеевна Гончарова. Мне кажется, под каждой возможной призмой был рассмотрен романс за эти 15 лет. Просто программа в эфире действительно давно. Вот сейчас как раз будет готовиться 15-летие, то есть праздник. И действительно нам приходится каждый раз под разным соусом, в общем-то, подавать блюдо… Но оно не настолько безгранично, как может показаться. Потому что романсов действительно море, но тех романсов, которые люди любят, ждут… Как говорил Шаляпин, публика приходит не для того, чтобы познавать, а для того, чтобы узнавать. Поэтому программа неизбежно, если она хочет быть лидером эфира, что ли, она, конечно, должна балансировать на этой грани. То есть познавательное рядом с популярным. И этого популярного, к сожалению, не бесконечно много. Поэтому приходится каждый раз придумывать разные способы подачи этого же самого материала. Потому что достаточно часто повторяются, условно, "Изумруд" Фомина, или "Гори, гори, моя звезда", или "Очи черные".

ТИХОМИРОВ: А я вот думаю, интересно, а оперные певицы? Ведь опер тоже не так много, и хороших партий не так много. Не скучно, например?

МАКСАКОВА: Ну, вы знаете, кому как везет. Может быть, допустим, для моего типа голоса – да, вы в какой-то степени правы. Если бы я была бы, может быть, лирическим сопрано, я бы сказала: "Ой, да что вы такое говорите, ха-ха!" Но, к сожалению, да. Скажем так, может быть, их много, но опять-таки любимых, значительных, ярких, выигрышных, ну не то чтобы их мало, их наберется там 15-20. Но это тоже не до такой степени, чтобы очень много.

МОКРОУСОВА: Подождите немножко, будете петь Графиню в "Пиковой даме".

МАКСАКОВА: Но я Полину пока.

ТИХОМИРОВ: Торопиться не надо. Возвращаясь все-таки к политике. Мария, я специально сегодня утром тебя смотрел. Когда я услышал твое выступление по поводу закона 436334-6, я, конечно, вздрогнул (проект федерального закона N436334-6 "О внесении изменений в федеральные законы "Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации", "О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию" и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях". – Прим. ред.).

МАКСАКОВА: Серьезно?

ТИХОМИРОВ: Я подумал: во молодца, а! Я впервые увидел и услышал нормального человека. Мы не будем говорить о том, согласны мы, не согласны с этими поправками, но я вдруг всё понял, о чем мне хотели сказать. Я подумал: это что, спичрайтеры? Это помощники тебе такой написали прекрасный текст? Как это произошло, что вдруг я услышал нормальную человеческую речь на трибуне?

МАКСАКОВА: Ой, вы знаете, нет. Это я вынашивала долго. И мне достаточно было тяжело осознавать, что мы в какой-то момент…

МОКРОУСОВА: В меньшинстве, да?

МАКСАКОВА: Вы понимаете, дело не в том, человек сам какой ориентации, а дело в том, что когда обижают слабого, то интеллигентный человек невольно хочет встать на защиту этого меньшинства, скажем так. И поэтому здесь раскол-то произошел не по линии ориентации, а по линии симпатии, скажем, или по линии сострадания к тому, кто оказался в беззащитном положении. И мне показалось, что, конечно… вот говорят, дьявол кроется в деталях, но в деталях кроется, в общем-то, не дьявол, а в деталях кроется то, что между строк. В деталях кроется идеологическая составляющая, так скажем, замысел. И поэтому те детали, которые мне показались грубоватыми и, скажем так, дискриминационными, именно их я хотела как-то побороть. Но что значит "побороть"? Я хотела предложить другую концепцию изложения, скажем, защиты как раз детей от вредоносной информации. Просто перестать ее рассматривать узкоспециально: вот это – самая вредная информация, любая другая – это пожалуйста, а вот это – нельзя.

ТИХОМИРОВ: Я просто, знаешь, хотел спросить, откуда столько гражданского мужества, чтобы не побояться выступить перед…

МАКСАКОВА: Что значит "гражданское мужество"? Человек живет достаточно короткую жизнь в любом случае. По сравнению с вечностью или с историческим процессом это действительно очень недолго. И в течение этого времени, понимаете, грубо говоря, пресмыкаться, прятаться и врать самой себе не очень приятно.

А что касается ценностей, то я всегда стояла на том, что, что бы ни говорили о Европе, Европа – это в первую очередь оплот христианства. И это основная, главная идея Европы и европейских ценностей. Поэтому, мне кажется, когда происходит подмена понятий в этом отношении, это достаточно обидно, потому что если Европа позволяет себе ту меру свободы, которую она себе позволяет, то это как раз таки терпимость. Даже "толерантность", может быть, неправильное слово, используется достаточно так шаблонно. А это мера терпимости, это мера христианского сострадания, которая присутствует в Европе, и ею, именно этими ценностями, пронизано в том числе и законодательство (потому что это основная идеология Европы, и тут ничего с этим нельзя сделать). Поэтому, если люди живут с этим… Любое общество имеет достаточно тонкие настройки, никакое общество не позволит себе разрушительных внутри себя механизмов, которые бы привели к его полному исчезновению. Поэтому если Европа позволяет себе и чувствует возможной для себя ту степень свободы в каких-то вещах, которая нам пока, может быть, кажется чрезмерной, то, мне кажется, не нужно их за это нисколько критиковать. Ну, если не хочется брать с них пример, во всяком случае надо понимать, что это тоже точка зрения, которая вполне имеет право на существование. Вот как-то так.

ТИХОМИРОВ: Друзья, я хочу вам сказать, что Мария Максакова, оперная певица, которая сейчас говорила этот монолог, говорила его, во-первых, без бумажки, говорила совершенно осознанно, понимая, о чем она говорит.

МАКСАКОВА: Но, вы знаете, ту речь, которую я говорила в Государственной Думе, как раз я говорила с бумажкой, но это по той причине, что, вы знаете, я вообще не знала, как она будет восприниматься. И я ее тараторила, более того, чтоб не сбиться. Писали мы ее совместно с Ольгой Александровной Колесниковой и Павлом Юрьевичем Токаревым. Вот. Ну, собственно, мои мысли, их много было по этому поводу. Мне помогли мои дорогие друзья, о которых я сказала, их систематизировать и сделать это выступление таким, каким оно стало. Но я еще и комкала, и выпускала какие-то фрагменты. Но вот вышло, как вышло.

ТИХОМИРОВ: Нет, нет, я сейчас не об этом. Я просто думаю, откуда в такой красивой женщине еще столько ума? Ну как же так происходит?

МАКСАКОВА: Не надо, как-то странно звучит, понимаете, я перестаю в это верить. Вадим, не надо.

МОКРОУСОВА: Вадим, это узелок от бабушки.

МАКСАКОВА: Узелок от бабушки, да, с которым она доехала до Глазунова…

ТИХОМИРОВ: Нет, на самом деле я все время удивляюсь. Знаю, в какой семье ты воспитывалась, знаю людей, которые окружали тебя. По-моему, все звезды, а теперь уже даже легенды нашего театра, нашего кино, нашей культурной жизни, они все были в вашем доме. И я все время думаю, ну это по большому счету оранжерея, это по большому счету такой заповедник человеческих мыслей, отношений. И как, например, вдруг раз – и выйти в суровую жизнь? Как ты умудрилась?

МАКСАКОВА: Вы знаете, я бы не сказала, что я росла в теплице. Мне действительно очень повезло, у меня было очень необычное (как уже сейчас я понимаю) детство. И в принципе это сохранилось. Потому что в Центральной музыкальной школе, в которой я училась, со мной рядом учились дети тоже из в общем-то аналогичных детских. То есть это были Филипп Виардо, Танечка Лазарева, Маша Коган, Олег Сулыга, Саша Могилевский. Я могла сейчас даже кого-то, может быть, упустить, я имею в виду именно из тех детей, у которых были родители на сцене. Вот. И поэтому там продолжалось это ощущение как бы…

МОКРОУСОВА: Элиты.

МАКСАКОВА: Да нет! Мы этого не осознавали совсем. Нам казалось просто в порядке вещей, то есть мы с этим росли и другого ничего не видели. А вот когда уже я поступила в Гнесинскую академию, тут я поняла, что да, больше нет рядом со мной таких детей, у которых были бы артисты родители, или певцы, или музыканты. Вот. И дальше уже, как бы перейдя в суровую жизнь, как вы выразились, – я бы не сказала, что она суровая, наоборот, – я туда зашла с таким багажом ощущений как раз, которые дают огромную силу. Потому что – ну чего мне бояться после того, как я знаю судьбы, близко была знакома там с Козловским...

ТИХОМИРОВ: Я напоминаю, что у нас в гостях Мария Максакова, замечательная оперная певица, замечательная дочь, замечательная внучка и замечательная мать.

МОКРОУСОВА: Мамочка заботливая. Хотя не скажешь, да?

МАКСАКОВА: Нет, что вы! Дети – на самом деле это то, ради чего всё происходит.

МОКРОУСОВА: Это правда. Но я просто думаю, как вы всё успеваете?

МАКСАКОВА: Я вот, знаете, о чем думаю? Что оставить в наследство… Вот моя бабушка, я ее не застала, а такое наследство я от нее получила – именно, например, появляясь в Астрахани, я просто чувствую, как они любят ее и по наследству любят меня. То есть, может, я и завоевала уже их личные симпатии, в том числе астраханцев, и своей работой какой-то, и своей позицией, своей деятельностью, но когда я туда приезжала и еще никто не знал, что я буду делать, а я уже понимала, что меня любят, то я понимала, что это наследство от моей бабушки. Вот я думаю, что надо стремиться к тому, чтобы такое наследство оставлять своим детям. Ну, это как идеал. А что уж получится – посмотрим.

ТИХОМИРОВ: Кстати, мне удивительно, что у тебя такие самостоятельные дети. Им палец в рот не клади. Они такие сидят вроде: "Да, да, мама! Да, да!" А потом – бац, что-нибудь как ляпнут! Думаю: ох, елки-палки!

МАКСАКОВА: Ну, вы знаете, да, дети сегодня – это не то чтобы даже у меня, но у меня в том числе, – какие-то удивительно размышляющие дети. Просто чтобы в 10 лет… Меня иногда шокирует. Я, например, с сыном (честно вам скажу) не обсуждаю особенно политику, например. И откуда берется что-то? Они в курсе всего и вся во всех подробностях. Меня это просто поражает. Но как-то очень все рано, раннее взросление сейчас у всех.

МОКРОУСОВА: Интернет!

МАКСАКОВА: Может быть.

ТИХОМИРОВ: Мария, еще один вопрос. Я понимаю, что не хочется обсуждать коллег, но, с другой стороны, вот есть Анна Нетребко, действительно звезда…

МАКСАКОВА: Конечно.

ТИХОМИРОВ: Я недавно просто пересматривал ее выступление, вот был фестиваль, по-моему, в Австрии, на открытой площадке, практически в поле, – я не мог оторваться.

МАКСАКОВА: Да, замечательно! Я знаю, о чем вы говорите.

ТИХОМИРОВ: А есть… я называю это треш-опера. Я не буду называть имя, потому что мне эта женщина очень нравится, но с другой стороны, когда я увидел совсем недавно выступление ее в одном из городов России, когда она вышла в таком полудраном платье и вместо пения начала танцевать и выделывать па на сцене, я подумал…

МАКСАКОВА: Вадим, не берите меня в рефери, пожалуйста, в этой ситуации. Я считаю, что это неэтично будет. Вы уже всё сказали, зачем продолжать?

ТИХОМИРОВ: Но я хочу сказать про другое сейчас. Почему ты, Мария, до сих пор не стала звездой мировой величины? У тебя есть всё: у тебя есть голос, у тебя есть фактура.

МАКСАКОВА: Но я бы не сказала, что у меня нет гастролей за рубежом.

ТИХОМИРОВ: Я знаю, что есть.

МАКСАКОВА: Дело в том, что мне часто даже приходится в какой-то степени от чего-то отказываться, потому что я, например, не в состоянии на полтора-два месяца уехать на какую-то постановку и всё здесь бросить. В этом, собственно, одна из главных причин. Может быть, если бы я несколько раз в жизни это сделала, может быть, была бы уже другая история. Но у меня нет такой возможности. У меня действительно двое детей, у меня интересная здесь работа. Более того, я счастлива в Мариинском театре.

ТИХОМИРОВ: Ты такая сочная. Я реально говорю.

МАКСАКОВА: И потом, все-таки работа депутата, она как-то не предполагает, что я буду отсутствовать такими большими периодами времени. Когда удается что-то сделать, так сказать, за более короткий промежуток, куда-то быстренько вписаться, я это, безусловно, делаю и делаю с удовольствием. Конечно, это чаще бывают сольные концерты, нежели спектакли и постановки (хотя и такое случается), но я вам говорю, в данном случае не то чтобы я страдаю, потому что, мне кажется, я вполне реализовалась именно в Мариинском театре. Я счастлива там абсолютно, работать с Валерием Абисаловичем Гергиевым, петь с ним в первых составах – вы понимаете, уже территориальные границы в данном случае вообще не имеют значения. Я думаю, что сделать мировую карьеру в Мариинском театре так же возможно, не покидая его стен. Поэтому я в этом смысле востребована и счастлива. Получится, может быть, еще что-то где-то в этом смысле – будет хорошо. А так…

У меня сейчас выходит новый альбом на "Universal", уже второй. Да, с "Universal" совместно мы выпустили сначала оперный альбом, а сейчас выпускаем камерный альбом с романсами Чайковского и Рахманинова. Поэтому, в принципе, я не чувствую себя в замкнутом пространстве как творческая единица.

ТИХОМИРОВ: Я бы, конечно, сейчас попросил хотя бы чуть-чуть…

МАКСАКОВА: Спеть?

ТИХОМИРОВ: Да. Потому что вот эти слова, я никогда в них не вслушивался, а когда прислушался… "Разогреть шампанским кровь", "Эй, ямщик, гони-ка к Яру". А кстати, "Яр" находится здесь недалеко у нас.

МАКСАКОВА: Позовем наших радиослушателей к "Яру". Хотите?

ТИХОМИРОВ: Да, да, да. (М. Максакова исполняет фрагмент песни.)

МОКРОУСОВА: Браво, браво!

ТИХОМИРОВ: Я говорю, не мог оторваться. Я вдруг поймал себя на мысли: какая песня! Какой романс!

МАКСАКОВА: То, что я пою, это попурри из фильма "Слуга его дворецкого", где Дина Дурбин поет. Действительно, очаровательно подобраны по всему, и по настроению, и по атмосфере, и по тональностям, вот эти именно три песни. Настолько хорошо было ею сделано. Мы потом заказали партитуру, и вот теперь я ее достаточно часто пою на бис.

ТИХОМИРОВ: Я все время думал о том, что наша жизнь делает нас более жестокими, она заставляет нас надевать какой-то панцирь, маску, для того чтобы никто не видел, что ты чувствуешь, как ты страдаешь. Ты научилась все равно, находясь в этом панцире, иногда плакать?

МАКСАКОВА: Я бы скорее назвала это каким-то буфером, нежели панцирем. Потому что панцирь – это что-то совсем уже… Лучше бы, чтобы буфер не превращался в панцирь, скажем так. Я думаю, что любой человек плачет, это нормально. Но насколько слезы должны быть публичными? Я считаю, нет. Просто, мне кажется, это слишком сокровенный и слишком интимный процесс, чтобы его демонстрировать. Я вообще против публичности в таких вещах. Мне кажется, всё, что происходит искренне… иди, затвори дверь комнаты твоей, обратись к господу богу твоему, который в тайне, и он воздаст тебе явно. Понимаете? Мне кажется, вот этому надо следовать. И там почему бы и не плакать? Почему бы и нет? Но, мне кажется, всё, что делается напоказ, оно уже теряет в ценности.

МОКРОУСОВА: Но насчет жестокости ты, по-моему, перегнул. Потому что у педагогов нет жестокости. Мне кажется, что, когда ты преподаешь, ты отдаешь душу и ты пытаешься попасть человеку в душу…

МАКСАКОВА: Во-первых, когда видишь эти результаты, эти счастливые глаза!..

ТИХОМИРОВ: А уже есть результаты, да?

МАКСАКОВА: Конечно. Вот, например, девочка сейчас, Наденька Симонян, она поступила первым номером среди всех абитуриентов, она училась у меня последний год в училище, там сдала всё на пятерки, и первым номером прошла в Гнесинскую академию. Конечно, мне приятно. И, безусловно, это очень заряжает позитивной энергией.

МОКРОУСОВА: Тут открытость как раз, а жестокости нет.

МАКСАКОВА: Ну да. А потом, мне кажется, ко всему надо относиться все-таки с какой-то долей юмора. Не зря нам юмор дан.

ТИХОМИРОВ: Это точно! Друзья, у нас в гостях была замечательная женщина Мария Максакова, достойная дочь своей мамы, достойная внучка своей бабушки.

МАКСАКОВА: У мамы недавно был день рождения. Мамочка, я тебя очень люблю!

МОКРОУСОВА: Поздравьте, пожалуйста, от нас ее.

МАКСАКОВА: С удовольствием.

МОКРОУСОВА: Передайте огромный привет, поклон и симпатии просто до конца своих дней.

ТИХОМИРОВ: Спасибо вам большое.