Разум и чувства Максим Никулин √ гость Алексея Весёлкина и Кати Новиковой
Персоны
ВЕСЕЛКИН: У нас в гостях генеральный директор и художественный руководитель Московского Цирка Никулина на Цветном бульваре Максим Юрьевич Никулин. Здравствуйте.
НОВИКОВА: Максим Юрьевич, здравствуйте.
НИКУЛИН: Здравствуйте.
НОВИКОВА: Аплодисменты. Уважаемые радиослушатели, задавайте любые вопросы нашему гостю.
НИКУЛИН: Сейчас будут спрашивать, какая у меня зарплата, знаете.
НОВИКОВА: Кстати, хороший вопрос.
ВЕСЕЛКИН: Только не уходите.
НИКУЛИН: Это в свое время с кем-то общался Михаил Светлов: ╚Миш, слышал, ты устроился в издательство работать редактором?╩ Он говорит: ╚Да, вот вышел на работу╩. – ╚Но деньги-то платят хорошие?╩ Он говорит: ╚Хорошие, но мало╩.
ВЕСЕЛКИН: Отлично, слушайте, ну, замечательно. Так скажите, давайте метафорой этой воспользуемся. Хорошие?
НИКУЛИН: Хорошие.
ВЕСЕЛКИН: Много?
НИКУЛИН: Много.
ВЕСЕЛКИН: Прекрасно, все.
НОВИКОВА: Слушайте, меня всегда радует, когда люди┘
НИКУЛИН: Нет, много никогда не бывает, но много.
ВЕСЕЛКИН: Ну, творческие люди, видишь, как хорошо. Первый вопрос о деньгах.
НОВИКОВА: А это значит, между прочим, к жизни относится с оптимизмом наш гость, понимаешь? Да, хорошие, да, лучше быть сытым и здоровым, чем бедным и больным.
ВЕСЕЛКИН: В связи с этим, Максим Юрьевич, такой вопрос. Вот я, например, работаю в театре...
НИКУЛИН: Ну, жизнь забрасывает, я понимаю.
ВЕСЕЛКИН: Забрасывает, да, да. Бросануло сначала меня в театр, а потом уже в средства информации.
НОВИКОВА: Халтуришь потихоньку.
ВЕСЕЛКИН: Халтура, да. Но я должен сказать, что до сих пор, то есть у нас дирекция проводит какие-то мероприятия, и мы там грант президентский получаем, все такое, очень активно работаем, я сейчас говорю о Российском Академическом молодежном театре, и у нас и творческая работа, и вот эти зарплаты, они как-то подтянуты. Но, в принципе, с точки зрения государства, они, конечно, когда вижу, контракт подписываю помимо всех этих надбавок, она, конечно, какая-то тщедушная, какая-то очень страшная. Ваш огромный коллектив, помимо артистов, которые находятся на виду, на арене буквально, огромный состав, связанный и с уборщицами, и с осветителями, ну, гигантский организм, вы в этом смысле существуете достойно? Есть какая-то возможность у вас, так сказать, существовать?
НИКУЛИН: Я думаю, сегодня да, правда, все усилия прилагаются по возможности это исключить из нашей жизни, но, тем не менее, как бы не благодаря, но вопреки. Я считаю, что нормально. У нас зарплаты, если посмотреть, небольшие, но у нас есть система дополнительных выплат, и каждый месяц жестко процент оборота за месяц предыдущий идет на премии, вот на эти отчисления. А это хорошие деньги.
ВЕСЕЛКИН: То есть у вас есть возможность. Вот это самое главное. То есть, вы сами можете, у вас есть такой инструмент, когда вы можете заработать эти деньги и эти деньги выплатить сотрудникам.
НИКУЛИН: Да, собственно, так и делаю.
ВЕСЕЛКИН: Прекрасно. Смотрите, значит, вообще при слове цирк возникают четыре ассоциации. Это ваш цирк, так называемый Старый цирк, как его всегда называли, есть Новый цирк, есть цирк-шапито, который мы встречаем в каких-то спальных районах, иногда туда приезжают люди, шапито такое, я не знаю, чем они внутри занимаются, никогда внутрь не ходил, и Цирк дю Солей, который уже буквально въелся в мозг, очень серьезное такое мероприятие, распиаренное, всемирное. Вот, если сравнивать, чем занимаетесь вы, и вот то, что я сказал, основные три еще направления, вы к себе традиционно относитесь или все-таки есть какой-то некий соблазн в сторону Дю Солей или коммерциализации?
НИКУЛИН: Как говорится, дюсолейщина.
ВЕСЕЛКИН: Да, дюсолейщину. Я серьезно говорю, потому что, понимаете┘
НИКУЛИН: Так я вам серьезно говорю, Дю Солей – это не цирк, на самом деле.
НОВИКОВА: А что это? Это шоу?
НИКУЛИН: Это шоу, это театрализованное шоу с большим количеством элементов цирка. Они просто называют себя цирк, но это не тот цирк, который в нашем менталитете...
НОВИКОВА: Хорошо, а где тогда критерий вот именно цирка, по-вашему?..
НИКУЛИН: Нет его, на самом деле, критерии размыты, для каждого цирк свой. В мире очень много разных цирков разных направлений, разных стилей, разной философии, если хотите. Мы вот выбрали свой путь, такой традиционный цирк модерн. То есть мы как бы развиваемся с тем, что происходит вокруг нас, но сохраняем традиции, сохраняем, ну, как вам сказать, атмосферу Старого цирка. Потому что люди, когда приходят в цирк, они приходят сначала маленькими, а потом через какое-то время приходят, приводят своих детей.
НОВИКОВА: Уже с маленькими.
НИКУЛИН: Да, а то и внуков. И очень важно сохранить для них вот то воспоминание, чтобы они помнили, куда пришли. Они приходят и видят совсем другое, это уже не то. Вот атмосфера должна сохраниться, дух, ну, и что-то, кроме лошадок на фасаде и колонн в зале. Остальное все, конечно, должно меняться, развиваться от костюма до режиссуры, от пластики до звукового оборудования, чего угодно.
ВЕСЕЛКИН: А мороженое сохранилось, такое продавалось? Я был маленький, такие┘
НИКУЛИН: Есть мороженое. На самом деле, очень успешно конкурирует с попкорном.
ВЕСЕЛКИН: Мороженое это?
НИКУЛИН: Да.
ВЕСЕЛКИН: Не отказывайтесь от него, я его с детства помню. Знаете, у меня произошел неприятный случай, кстати говоря, в вашем цирке.
НИКУЛИН: Ботинки украли?
ВЕСЕЛКИН: Хуже, хуже.
НИКУЛИН: Чего же хуже-то?
ВЕСЕЛКИН: Бывает хуже, вот сейчас послушайте. Я пошел с сыном, он маленький тогда был, ему было три или четыре года, там какие-то слоны, мы пошли днем, вечером не могли. Ну, во-первых, там не было парад-алле и оркестра не было живого, но самое главное, в чем ужас был, он в силу того, что маленький, а там собаки уже на ушах стояли, хорошие номера, а он все время спрашивал: пап, а когда слоны будут?
НОВИКОВА: А должны были быть?
ВЕСЕЛКИН: Должны слоны, да. Слоны сейчас отдыхают, ну, чего-то придумывал. А слоны будут? – Будут слоны. Потом заканчивается первое отделение, начинается второе. А слоны? Слоны сейчас едят и готовятся выйти. И каков был мой ужас, когда я понял, что представление заканчивается, а слонов, ребята, нет. Он не поймет. И спасло, знаете, что, там, в фойе стоял маленький слоненок, с ним фотографировались. Я говорю: ╚Вот он, Алеш, этот слон специально для тебя, иди, посмотри на этого слона╩.
НОВИКОВА: А что же случилось-то?
ВЕСЕЛКИН: Ну, я не знаю, откуда же я знаю, что случилось. Слонов, значит, не было.
НИКУЛИН: Суть в том, что я тоже не знаю, что случилось. А когда было-то?
ВЕСЕЛКИН: Ну, это 1990-е годы были.
НИКУЛИН: Ну, то, что что-то случилось, это 100 процентов, потому что таких сбоев не бывает. Значит, что-то случилось либо с животным, либо с дрессировщиком.
ВЕСЕЛКИН: Но потом мне еще объясняли, я не знаю, это так заведено сейчас или нет, потому что вечером, конечно, во всей красе, когда звучит оркестр, вот у меня детские воспоминания, оркестр на каждый трюк тарелки, когда прыгают... И когда не хватает оркестра или нет парад-алле, что-то из цирка, конечно, уходит. Или это стало таким нормальным для вас?
НИКУЛИН: Ну, начиная с 1990-х годов, ну, даже скажу точнее, мы свой путь выбрали жестко достаточно 14 лет назад, и с тех пор мы следуем, у нас практически все номера сопровождает оркестр, у нас всегда есть пролог и эпилог в программе, и мы всячески стараемся уйти от фонограммы. Хотя, в принципе, сегодня аппаратура позволяет сравнять звук живого оркестра со звучанием фонограммы.
ВЕСЕЛКИН: Не, ну, сравнять, конечно. Когда видишь, что сидят люди эти вот┘
НИКУЛИН: Нет, само собой.
ВЕСЕЛКИН: Да, это же такая краска потрясающая. Потому что вы заговорили о детских воспоминаниях.
НИКУЛИН: У нас один из лучших оркестров в стране, оркестр Гараняна бывший.
ВЕСЕЛКИН: Да вы что?
НИКУЛИН: Конечно. Он 10 лет был главным дирижером у нас.
ВЕСЕЛКИН: Вы серьезно?
НИКУЛИН: Серьезно.
ВЕСЕЛКИН: Ну, это потрясающе. Кстати говоря, видите, есть некие стереотипы, что в цирках или еще где-то играет оркестр, ну, как бы, знаете, политкорректно, ну, как вторая скрипка, оркестр он и оркестр, но когда вы говорите, что это оркестр Гараняна, ну, это уровень потрясающий, конечно. Меня это очень радует. А сейчас все?
НИКУЛИН: Ну, буквально вчера была премьера, мы открыли новый сезон, сезон для нас очень важный, потому что 90 лет Юрию Владимировичу, и мы программу ему посвятили эту и старались сделать эту программу такой, ну, как вам сказать, тот цирк, в котором он работал, которым он руководил, только на сегодняшнем как бы витке спирали диалектической... Он современный, но он классический.
ВЕСЕЛКИН: Это трудная задача, кстати говоря, очень.
НОВИКОВА: А я даже вообще не представляю, действительно, как это соединить.
НИКУЛИН: А вы приходите.
ВЕСЕЛКИН: Нет, я с удовольствием приду.
НОВИКОВА: И я приду.
НИКУЛИН: Приходите, посмотрите, потому что там, ну, я даже немножко устал в конце, потому что волновался на прогоне, а, во-вторых, устал, потому что там каждый номер за небольшим исключением – это призеры всех ведущих мировых цирковых фестивалей.
ВЕСЕЛКИН: Это наши люди-то?
НИКУЛИН: Наши, конечно. Есть гости, есть замечательная танцовщица на проволоке Молли Саудек, она американка, правда, живет во Франции, мы ее пригласили как бы для краски. Ребята-клоуны, они в Америке живут.
НОВИКОВА: Ну, клоуны наши?
НИКУЛИН: Они по корням, конечно, наши, да, по крови, а, ну, естественно, граждане, они тоже приехали, потому что никогда не работали здесь. Ну, и слоны, вот то, что вы говорили, наверное, лучшие слоны сегодня в мире, наверное. Это Алексей Дементьев-Корнилов и Таисия Корнилова, династия, такая классика абсолютная. Подкидные доски Андрея Ковгара. Ну, там, это все перечислять бессмысленно, потому что надо придти и посмотреть.
ВЕСЕЛКИН: Ну, вы знаете, собственно говоря, мне-то очень хочется уже, потому что мне кажется, то, чем вы занимаетесь, сохранить некий дух, именно дух же ведь, мы же не о нафталине говорим, дух, при этом использовать самые лучшие номера и технологически выверенные – это вообще сверхзадача, потому что проще всего сказать: все, ребята, новое время, давайте, мы живем в другом мире, в мире клипов и еще что-то такое, и попсы какой-то, и устроить совершенно другое. А это очень сложно.
НИКУЛИН: Вы понимаете, в чем дело, поэтому люди в цирк и ходят, потому что все наелись и попсы, и клипов, и фотошопов, и телеэффектов. Правды хочется, честности хочется, чего не хватает.
ВЕСЕЛКИН: Вот-вот, точно, кстати, отличная мысль, потому что мы действительно, вот фотошопы и все эти дела, и вдруг, когда исполняется номер, а иногда, когда бывает некий кикс, а артист его доделывает... У вас же есть вот это правило замечательное, что трюк должен быть сделан.
НИКУЛИН: Да, а если он не получился, то после спектакля.
ВЕСЕЛКИН: Это же грандиозно, товарищи.
НОВИКОВА: У меня прямо мурашки.
ВЕСЕЛКИН: Слушай, у меня тоже мурашки, потому что мы настолько знаем, что даже в кино, вы же сами прекрасно понимаете, мы приходим, смотрим блокбастер и понимаем, ну, это компьютер... Раньше хоть на макетах это все делали. Это компьютер. Может быть, одно из единственных мест – театр, конечно, там все-таки вживую выступают.
НИКУЛИН: То, что живое все, понимаете. Никто же не играет симфоническую музыку под фонограмму.
ВЕСЕЛКИН: Да, смешно было бы.
НИКУЛИН: Сидит оркестр, понятно, что они сами дуют и сами играют. А цирк, театр, где тоже на ваших глазах все происходит, балет – та же самая история. Все живые виды искусства.
ВЕСЕЛКИН: Спорт.
НИКУЛИН: Спорт, да, но спорт – немножко другая, тут человек работает на рекорд, он борется с непреодолимым, он хочет быть лучшим в мире. А искусство все-таки немножко другое. Хотя, кстати говоря, между нами, девочками, спорт начинает постепенно театрализовываться.
ВЕСЕЛКИН: Это да, точно.
НИКУЛИН: Даже силовые жанры. Я расскажу историю, если время позволит, она короткая. Пришел к нам мальчик несколько лет назад, его выгнали из спорта. Перспектив нет, результатов не показываешь – до свидания. Спорт – жестокая вещь, более жестокая, чем цирк. Он молодой мастер международного класса и куда ему? А он кольцевик, гимнаст. Сделали ему номер. Он обаятельный мальчишка, лицо хорошее, открытое. Костюм сделали, музыку написали, вот работает у нас в программе, очень хорошо проходит, не какие-то там рекорды, но вот сила обаяния, артистизма, прочего. Потом приходит через пару месяцев и говорит: ╚Вы знаете, тут такая штука получилась, там среди зрителей из Олимпийского комитета люди пришли ко мне и зовут меня обратно. А что мне делать, у меня же с вами контракт?╩ Я говорю: ╚Тебе самому-то хочется?╩ Он говорит: ╚Ну, хочется, конечно, хочется что-то там завоевать, чего-то там еще улучшить╩. Я говорю: ╚Ну, иди, потому что, ну, сколько там тебе еще, 4-5 лет, может быть╩. Вот он ушел и стал единственным в нашей сборной чемпионом мира.
НОВИКОВА: Ничего себе.
НИКУЛИН: И потом в какой-то газете была заметулька на эту тему о том, что, может быть, пересмотреть практику подготовки спортсменов, может быть, их сначала в цирк, а потом уже на чемпионат мира, Олимпийские Игры.
ВЕСЕЛКИН: Действительно, причем это Школа чемпионов будет называться.
НИКУЛИН: Правильно, а потому что в цирке, как и в театре, есть то, чего в спорте нет. Не учат ни артистизму, ни открытости, ни умению себя подать, ни умению себя продать, работе с музыкой, работе с фонограммой. Потому что во главе угла – результат, максимальное количество сальто морталей. Меня спрашивают иногда, почему вот вы в Старом цирке, когда объявляли "рекордный трюк", то это было высшее достижение – сумасшедшее количество сальто морталей. Я говорю: вы знаете, мне сегодня даже не важно, сколько сальто морталей человек делает, и публика, она их не сосчитает все равно, важно, как он это делает.
ВЕСЕЛКИН: Да, да, впечатление, которое он производит.
НИКУЛИН: Абсолютно, артистизм. Другой совсем, новый цирк, на новом┘ А потом, представьте себе, идет ╚Жизель╩, да, и вдруг оркестр замолкает, выходит человек в костюме и говорит: сейчас прима нашей труппы, народная артистка России исполнит рекордное количество фуэте. Дробь в оркестре, считают, раз, два, ну, смешно.
ВЕСЕЛКИН: Смешно, действительно смешно.
НИКУЛИН: А чем цирк от этого отличается? Цирк уже на том же самом уровне. Просто очень многие, когда говоришь "цирк", и сегодня еще очень многие люди, к сожалению, обличенные властью и полномочиями, такие солнцеподобные, они говорят: ╚Ну, ваш цирк... Тот же Дю Солей┘╩ Во-первых, там 50 процентов наших, а все остальные китайцы, это раз.
НОВИКОВА: Кошмар.
ВЕСЕЛКИН: Здорово, ребят.
НИКУЛИН: А, во-вторых, все же отсюда пришло, из России, все вывезено в 1990-е годы из России, не заплатив ни копейки, тогда все это валялось под ногами, ребята просто подобрали и увезли, увезли людей наших, тренеров.
ВЕСЕЛКИН: Вам не надо, мы увезем.
НИКУЛИН: Да нет, само собой, это же было не востребовано все. Я не собираюсь локти кусать, у нас другой путь совсем, я не равняю себя с Дю Солей. Цирк на проспекте Вернадского, у них немножко такое сходное направление, но они делают ставку, у них зал большой, значит, им нужны крупные номера, массовые номера и тяжелые немножко. У нас, в общем, более камерный зал, 2000 мест всего, и поэтому мы делаем легкие, темповые, красивые, но сильные спектакли.
ВЕСЕЛКИН: Генеральный директор и художественный руководитель Московского цирка Никулина на Цветном бульваре Максим Юрьевич Никулин.
НОВИКОВА: Максим Юрьевич, во время новостей за эфиром мы уже стали с Алексеем конкретно выяснять: как работает цирк, когда придти. Что выяснилось? Что практически один выходной. Не практически, а так и есть.
НИКУЛИН: Ну, традиционно вторник все-таки выходной.
НОВИКОВА: И вы что-то говорили, что в следующий вторник что-то будет.
ВЕСЕЛКИН: Не будет выходного у вас.
НИКУЛИН: Да, следующего выходного не будет. Будет телевизионная запись проекта нашего совместного с Первым каналом. Должно быть любопытно, потому что на протяжении полутора часов делать репризы Никулина и Шуйгина, петь песни Юрия Владимировича будут наши звезды: Ургант, Цекало, Светлаков, Фима Шифрин. Должно быть любопытно очень.
ВЕСЕЛКИН: Слушайте, секундочку, чтобы мы все точно поняли. То, что делал ваш папа с Шуйгиным, именно с этими костюмами, с этими сюжетами буквально будут делать┘
НИКУЛИН: Ну, не один в один, конечно.
ВЕСЕЛКИН: Ну, один в один, понятно, не получится.
НОВИКОВА: Нет, может, просто отрывки песен из фильмов?
НИКУЛИН: Не отрывки, почему? Целиком песни. И "Постой, паровоз", и "Если б я был султан"┘
ВЕСЕЛКИН: О, слушайте, с одной стороны, это грандиозно, но с другой стороны, задача сверхсложная.
НИКУЛИН: Ну, вот посмотрим.
ВЕСЕЛКИН: Слушайте, а репетиции уже были какие-то?
НИКУЛИН: Репетиции идут уже месяц.
ВЕСЕЛКИН: Ну, приоткройте чуть-чуть.
НИКУЛИН: Я не ходил, я не знаю. Я просто не ходил. Ну, зачем мне?
ВЕСЕЛКИН: Потому что есть точно две сверхневыполнимые задачи: петь песни Высоцкого, вот когда очередная годовщина, всегда артисты поют, причем хорошие артисты, но невозможно освободиться от харизмы Владимира Семеновича. Здесь же, на мой взгляд, та же самая история – для тех, кто участвует, сверхсложная задача, потому что после┘
НОВИКОВА: Леша, задача сверхсложная, но, мне кажется, что это интересно.
НИКУЛИН: Мне кажется, задача не стоит в том, чтобы повторить с тем же мастерством. Задача состоит в том, чтобы вспомнить.
ВЕСЕЛКИН: Ребята, я совершенно с вами согласен, никакого повторения.
НОВИКОВА: Но каждый исполняет по-своему.
ВЕСЕЛКИН: Правильно, я про что и говорю, я слушал, как по-своему исполняют песни Высоцкого. Личностное что-то не происходит. Я не случайно сейчас на этом заостряюсь┘
НИКУЛИН: Но, кстати говоря, те, кто хотят, могут придти и посмотреть.
ВЕСЕЛКИН: Да, обязательно надо смотреть, это очень интересно, потому что если это получится┘
НИКУЛИН: 25-го в 19.00, билеты в кассе.
НОВИКОВА: То есть это съемка будет передачи, но с участием зрителей, как концерт.
НИКУЛИН: Конечно. Ну, а как можно снимать цирк при пустом зале? А эфир будет 18 декабря, в день рождения отца.
ВЕСЕЛКИН: Отлично. Смотрите, мы от этой темы все равно никак не уйдем, потому что и цирк имени Никулина, и все, что связано с Юрием Владимировичем, это потрясающие, так сказать, вещи. И он настолько генетически в нас присутствует во всех┘ Но если в нас, то в вас-то уж тем более. Тень отца в этом смысле (в хорошем смысле) – это помощь, это диалог, это, наоборот, какие-то некие сложности, это мотивация для того, чтобы занимались чем-то? Что это такое для вас?
НИКУЛИН: Ну, если говорить о мотивации, это скорее обреченность. Потому что я сегодня обречен на то, чтобы заниматься работой в цирке, я не имею права сменить профессию, потому что это на мне лежит.
НОВИКОВА: Ну, а на самом деле разве хотелось бы? Мне кажется, что┘
НИКУЛИН: Дело не в том, хочется или не хочется, дело в том, что не можется все равно. Уже чувствуешь определенную склонность, вот это и есть несвобода. Мне это не мешает, потому что, в принципе, мне кажется, человек должен работать на каком-то любом месте только в том случае, если он приносит там пользу. Если нет, его там нахождение бессмысленно. Пока, мне кажется, что я как бы нужен. Если покажется, что я не нужен, вот тогда я только могу уйти. А потом, если, конечно, уволят. Я же директор выбранный, у нас не назначают сверху, у нас акционерное общество, и выбирают собранием. Предложили мою кандидатуру, когда не стало отца. Я считаю, что люди правильно исходили из критериев чисто как бы таких жизненных. Потому что, наверное, я и сам чувствую и знаю, мне с фамилией Никулин проще чего-то добиться для цирка, чем человеку с фамилией Петров, хотя, может быть, он талантливее и значимее меня.
ВЕСЕЛКИН: Нет, это точно, точно.
НИКУЛИН: Просто есть связи, есть отношения, есть память и прочее-прочее.
НОВИКОВА: А вам самому легко ли далось это решение? Ведь, в общем-то, вы кардинально изменили свою профессию, да?
НИКУЛИН: Ну, к этому дню я уже почти три года проработал замдиректором. И не было опасений того, что есть какие-то вещи, которых я не знаю или не понимаю. А потом, управлять цирком очень легко, на самом деле.
ВЕСЕЛКИН: Легко?
НИКУЛИН: Легко. Потому что цирк очень похож на хорошие дорогие швейцарские часы. Там каждый стоит на своем месте, и каждый делает свое дело в нужный момент.
ВЕСЕЛКИН: А вам только надо завести их и смотреть, чтобы┘
НИКУЛИН: Нужна профилактика время от времени. А потом, вот то, чем я в основном занимаюсь, это тактическое и стратегическое планирование, ведение переговоров, подписание контрактов и прочее-прочее – это менеджерская работа.
НОВИКОВА: Вот вы сейчас сказали, мне показалось, как государство в государстве... Вот что, у нас действительно разве может такая модель, как швейцарские часы, где каждый на месте?
ВЕСЕЛКИН: В цирке – да, в государстве – нет.
НОВИКОВА: Наверное, только в цирке.
НИКУЛИН: Вы знаете, от каждого человека в цирке, практически от каждого человека может зависеть жизнь другого человека. Поэтому это немножко иное отношение к работе и к службе. Именно к работе. Вот вы театральный человек, любой актер всегда скажет: мы отыграли спектакль, верно? В цирке скажут: отработали. Немножко другое отношение, есть нюанс.
ВЕСЕЛКИН: Да-да-да. Нам, кстати, вас ставит всегда в пример наш художественный руководитель, вас и балетных. Говорит, вы еще не понимаете, что вы занимаетесь любимым делом и умудряетесь при этом еще, так сказать, подхалтурить и подворовывать. А вот в цирке и в балете это невозможно сделать, ну, невозможно сделать! Вот в чем вся штука. Да, нас это расстраивает.
НИКУЛИН: Это то же самое, вот лучше всех┘ Многие писали о цирке и прозу, и стихи. Лучше всех, на мой взгляд, сказал Евтушенко. Он как-то пришел к отцу в цирк за кулисы, и в антракте они сидели, и отец говорит: "Женя, ну, что ты о цирке не напишешь? Ты же поэт, но не пишешь ничего хорошего". И он завелся, дядя Женя. Он сидел, не пошел на второе отделение, и весь второй час сидел и на салфетках что-то писал, писал┘ И к концу второго отделения родилось четверостишье, оно следующее: "Всю жизнь свою мучительно итожа и взвешивая правду и вранье, я понял: ложь в искусстве – это лонжа, труднее, но почетней без нее".
ВЕСЕЛКИН: Да, здорово, слушайте, отлично, отлично! Кстати говоря, эта позиция, она настолько бескомпромиссна и входит в противоречие с современностью, что мы с вами говорили, потому что мы все сейчас и все искусство, все подвешены на лонже, безусловно.
НИКУЛИН: Вы знаете, а честность всегда была в противоречии, это естественно. И когда мне сегодня говорят: как нам можно дальше? Я говорю: вы знаете, а десять заповедей-то никто не отменял на самом деле, они как были, так и есть.
ВЕСЕЛКИН: Вспомните и все, откройте талмудик.
НИКУЛИН: Ну да, там все написано.
ВЕСЕЛКИН: Давайте все-таки возвратимся к вашему прекрасному папе. Это просто дань, что у него юбилей, или вы считаете, что просто Никулин должен присутствовать в цирке, как, знаете, есть некий ценз, золотое сечение, и мы будем всегда с ним? Или просто это юбилейный? Как бы тоже хорошая позиция – юбилей делать. Или это базовые вещи?
НИКУЛИН: Это не базовые, это основополагающие скорее. Каждый проект, когда мы его начинаем, и у нас единственный критерий есть: если бы (отца в цирке звали Дед), если бы Дед был с нами┘
ВЕСЕЛКИН: Это когда его так звали?
НИКУЛИН: Когда он стал директором. Вот если бы он был с нами, чтобы ему не было за нас стыдно. И это не мистика, мы считаем, что он с нами. Мы, когда собираемся, мы пьем за него, чокаясь. И он присутствует в цирке все равно.
ВЕСЕЛКИН: Здорово!
НИКУЛИН: Другое дело, как-то вы спросили, как я с этим живу, советуюсь ли я с ним? Нет. Мы очень разные люди с отцом, и, естественно, я младше и другое поколение, другое отношение к жизни, философия другая, поэтому я никогда не задумываюсь, как бы он поступил (ну, я имею в виду цирк). Жизнь – дело другое. И, наверное, мне свойственно то поведение, та линия жизни, та линия поведения, то отношение к жизни и к людям, что я смог от него получить, наверное. Но опять же мне трудно это┘ Понимаете, психосамоанализ – это первый шаг к шизофрении, поэтому я не собираюсь ковыряться в себе, это не дай бог.
ВЕСЕЛКИН: Ну да. Максим Юрьевич, а ваше творчество (кстати говоря, не многие об этом знают) началось ведь на площадке съемочной фильма Гайдая "Бриллиантовая рука", этот прекрасный мальчик, уходящий вдаль от берега с удочками┘ Или с сачком вы там шли?
НОВИКОВА: Уйди, уйти отсюда, мальчик┘
НИКУЛИН: Да, было дело. Серьезная работа в кино.
ВЕСЕЛКИН: Здорово, да. Я бы хотел к вашему папе вернуться. Я вдруг тут составлял собственный рейтинг: выдающиеся артисты, русские артисты современности и несовременности, и я вдруг понял, вот в эту большую пятерку вместе с Леоновым, Евстигнеевым, Смоктуновским, я понимаю, что так или иначе (я сейчас абсолютно, ребята, говорю серьезно) вашего отца включаю, потому что он (но многие об этом, кстати, не задумываются) снялся у всех великих наших режиссеров. Ну, он просто артист Гайдая – это понятное дело. Но там же есть и Герман, есть ведь и Андрей Тарковский, есть и Рязанов, и Бондарчук, и, по-моему, Хуциев. Это же феномен. При этом оставаясь клоуном, причем своеобразным, трюков он не делал никаких, он разыгрывал некие сценки, был абсолютно культовым персонажем. Понимаете, и "20 лет без войны" вдруг вот эти вот, "Они сражались за Родину" уникальные. Поэтому я действительно вам хочу просто это сказать. Потому что вдруг я для себя когда это открыл, подумал: слушайте, об этом же никто не знает. Потрясающий человек! Из цирка стал абсолютно культовой фигурой кинематографа, являясь краской, причем очень яркой, для самых выдающихся режиссеров кинематографа. Ну, это потрясающе! Я просто очень этому рад, себя с этим поздравляю и хочу вам донести вот мой весь посыл. Может быть, он косноязычно сказан, но эмоционально.
НИКУЛИН: Понял. Спасибо.
ВЕСЕЛКИН: Да-да-да. Просто я действительно┘ ну, кому это сказать? Себя я это сказал, скажу вам это. Давайте возвратимся к вашим планам. Сейчас у вас будет большая премьера, связанная с открытием сезона.
НИКУЛИН: Вчера.
ВЕСЕЛКИН: Вчера уже произошло это?
НИКУЛИН: Вчера прошло, да, слава богу.
ВЕСЕЛКИН: Слушайте, а хорошо приняли, кстати говоря?
НИКУЛИН: Очень хорошо.
НОВИКОВА: А как артисты отмечают начало сезона? Вот отыграли спектакль, какое-то там у вас автопатти┘ Или какое автопати, когда с утра на следующий день┘
ВЕСЕЛКИН: Слушайте, вот сразу скажу. Послушайте насчет автопати, сразу скажу сейчас. Мне говорили, что цирковые много пьют.
НИКУЛИН: Нет.
ВЕСЕЛКИН: Люди здоровые, как лошади, и восстанавливаются быстро. Пьянство, нет?
НИКУЛИН: Ну, во-первых, сейчас этого нет. Было раньше.
ВЕСЕЛКИН: Было, да?
НИКУЛИН: Да, от усталости, от безнадеги сильно выпивали. Сейчас уже значительно меньше, в разы просто меньше. Ну, есть люди, конечно, с пристрастиями, но их единицы. У нас, по-моему, вообще, кстати, таких нету. Потому что это люди, в принципе, достаточно опасные, надежды на них никакой. Он работает, но может сорваться вдруг и┘
ВЕСЕЛКИН: Ну да, да-да.
НИКУЛИН: Вот. А как отмечаем? Уже который год традиционно после премьеры мы собираемся в кабинете Юрия Владимировича, фуршетик, стол┘ Всю программу 50 человек, понятно, невозможно вместить. Значит, руководители номеров, солисты, ведущие актеры и прочее. Выпиваем потихонечку, говорим всем "с началом!" А потом ребята расходятся по гардеробным, там у каждого начинается миграция, хождение к друг другу в гости┘
ВЕСЕЛКИН: Да-да-да, накрытый стол┘
НИКУЛИН: В цирке два праздника традиционные – это премьера и окончание сезона. Причем, окончание в большей степени, потому что и сегодня тоже, а раньше-то часто было, что люди работают в одной программе, заканчивают, разъезжаются и больше никогда в жизни не встречаются.
ВЕСЕЛКИН: Это тоже феномен, один из феноменов цирка.
НИКУЛИН: Да.
ВЕСЕЛКИН: Все-таки мы вот работаем в театре, мы все вместе находимся.
НИКУЛИН: Да, есть труппа, а здесь программа – разные вещи. И окончание. Все, с окончанием – и уехали. Один в Нью-Йорк, другой в Волгоград, третий в Кинешму и так далее.
ВЕСЕЛКИН: А жалко расставаться-то?
НИКУЛИН: У артистов спросите. Наверное.
ВЕСЕЛКИН: Или так: слава богу, разъехались.
НИКУЛИН: Нет, нет, нет. Скорее всего жалко. Потому что люди сработались, люди в одном темпоритме жили три-четыре месяца, это достаточно много. У них там дети подружились, все уже, как бы, так сказать, семья, без преувеличения. Конечно, грустно.
ВЕСЕЛКИН: Понятно. Скажите тогда, мы грустную эту волну чуть-чуть от себя отбросим, у нас буквально три секунды┘
НИКУЛИН: Раз, два, три┘
ВЕСЕЛКИН: Добавляю вам 10. Цирк – это┘
НИКУЛИН: Цирк – это место, которое должно удивлять, радовать и немножко пугать. Вот когда все эти ингредиенты в равной пропорции смешаны грамотно, вот тогда получается настоящее искусство.
ВЕСЕЛКИН: Вы близки к этому?
НИКУЛИН: Думаю, что да.
ВЕСЕЛКИН: Замечательно.
НОВИКОВА: Спасибо большое.
НИКУЛИН: Да вам спасибо!
НОВИКОВА: У нас был в гостях генеральный директор и художественный руководитель Московского цирка Никулина на Цветном бульваре Максим Юрьевич Никулин. Спасибо вам большое. До свидания!
ВЕСЕЛКИН: Спасибо вам огромное. До встречи! Творческих успехов и хороших идей.
НИКУЛИН: Доброго дня!
ВЕСЕЛКИН: Спасибо.
Слушайте аудиофайл.
Разум и чувства. Все выпуски
- Все аудио
- Маяк. 55 лет
- Музыкальный QUEST
- Толковый словарь