Ранеты Андрей Бартенев в гостях у шоу "Ранеты"

ТИМОФЕЕВ: У нас в гостях замечательный человек, художник - Андрей Бартенев. Андрей, здравствуйте.

БАРТЕНЕВ: Здравствуйте. Доброе утро.

ТИМОФЕЕВ: Рады, что мы к вам пришли? Андрей, где маска?

БАРТЕНЕВ: Маска? Вы имеете в виду огуречную или йогуртовую маску? Ну, я ее смыл, к вам побежал, как-то неприлично.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, надо признаться, что вы сегодня очень необычный для меня. Очень необычный Андрей Бартенев, потому что просто в очках и в кепке. Да, для меня - с Бартеневым что-то случилось, что-то произошло.

ТИМОФЕЕВ: А чем вы докажете, что вы - Андрей Бартенев сейчас?

БАРТЕНЕВ: У меня цветной лейкопластырь на локте.

САВЕЛЬЕВ: А, ну да, кстати, это многое объясняет.

БАРТЕНЕВ: Да, и здесь, видите, там какой-то синий человек, и он показывает, что он может забинтовать ногу, голову, горло и все остальное.

САВЕЛЬЕВ: Ага. Необычная инсталляция у вас на левой руке.

БАРТЕНЕВ: И майка у меня еще, видите, скейтбордист, и его зовут Яша.

САВЕЛЬЕВ: Это вы его назвали, или он так сам себя называет?

БАРТЕНЕВ: Да, я тут запустил проект - "Эскизы Бартенева", и наш главный герой - это скейтбордист Яша.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, в самом начале эфира мы сказали, что вы - художник. Скажите, пожалуйста, вы художник или что-то больше, чем художник? Или что вы тогда вкладываете в слово "художник"?

БАРТЕНЕВ: Я - художник, который может многое, такой мультимедийный художник.

ТИМОФЕЕВ: Вы запустили свою линию одежды, да?

БАРТЕНЕВ: Да, да, молодежную. Буквально два месяца назад. И первая премьера была на Sanday up market - "Школа британского дизайна". Хотел дополнить про вашего художника: там была песня прекрасная, великолепная, "чок-чок" - это про меня. "Рок-рок", может быть, про вас, а "чок-чок" - это про меня.

САВЕЛЬЕВ: Ну, круто, что вы гордитесь этим. Это такое своего рода знамя. Я, знаете, прочитал на вашем сайте: "Перфоманс, вариация на тему возможных состояний очевидных объектов". Что меня уже заинтересовало. И дальше: "Современный культурный контекст настолько многозначительно демонстрирует свой антропоцентризм, что перестраивает под привычные модели восприятия столько инородного, сколько сможет".

БАРТЕНЕВ: Ну, я-то понимаю, о чем вы говорите. Я такими популярными словами объясню для ваших слушателей, потому что не хотелось бы, чтобы их уши превратились в какие-то не ушные раковины, а в морские раковины, закрытые причем. Мне кажется, что перформанс-арт, которым я занимаюсь, имеет возможность экспериментировать со всем, чем хочется, и за счет этого порождать новый поток эмоциональных знаний. И потом уже эти открывшиеся эмоциональные знания, различные другие институции и структуры могут использовать себе во благо.

ТИМОФЕЕВ: Делаете для себя это все или для общества?

БАРТЕНЕВ: Я это делаю потому, что для меня этот эмоциональный поток необъяснимого открыт, как бы в свободном доступе. И я просто пытаюсь что-то сделать с этим знанием. И опять-таки я к этому отношусь совершенно не практично, я как просто такой реагент, просто вдруг идет поток оранжевого, я ему в ответ выбрасываю поток желтого. А все, кто наблюдатели этого процесса, моей этой реакции на то, что идет с небес, они уже делают выводы, и с этими выводами как-то там поступают. Я занимаюсь такой передачей и переработкой идущего сверху эмоционального потока.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, мне просто интересно, в стране живет примерно 140 миллионов человек, я имею в виду Россию. Какой процент из этих людей нуждаются в этих эмоциональных знаниях? В тех знаниях, которые вы предлагаете?

БАРТЕНЕВ: Вы знаете, процентно невозможно определить. Но те единицы, которые чувствуют в этом потребность и необходимость такого примера и такого источника знаний, без этого могут погибнуть. И они это знают, они подспудно это знают, что без этого они погибнут.

САВЕЛЬЕВ: То есть для них Бартенев - это некая игла. Или вообще в принципе эмоциональные знания - это игра?

БАРТЕНЕВ: Я думаю, что Бартенев для них - это дорога к оазису. Это даже я не есть сам ответ, я есть только пример, который может показать, что вы можете сохраниться, выжить, и вам дорога туда!

ТИМОФЕЕВ: А вы относите себя к какой-то группе художников? Или есть Андрей Бартенев и есть все остальное? То есть вы себя с современным искусством соотносите?

БАРТЕНЕВ: Я пытался соотносить себя с российским современным искусством какое-то время, и это было большое заблуждение. Потому что после того потока коммерциализации галерейного, кураторского, музейного бизнеса, то есть вообще всей этой индустрии превращение в такой открытый бизнес, мне уж точно там места не было никакого. Потому что это очень жесткая структура, где не нужны никакие яркие личности, а нужны послушные служители, работники огромной этой общины, этой фабрики, которая называется - современное искусство, для того, чтобы художника можно было легко контролировать, легко продавать, легко уничтожать, легко умерщвлять. И я понял, что мне это не интересно, что я намного шире, и моя жизнь любопытнее, нежели такое структурирование. И как-то я потихонечку так стал отбрыкиваться и вообще отплывать от этого всего прекрасного мира. И теперь я делаю все, что я хочу, и в этом получаю удовольствие, и в этом вижу смысл своей жизни. Даже если я уйду вообще из современного искусства, для меня никакой трагедии не произойдет, потому что я могу заниматься многими другими вещами.

ТИМОФЕЕВ: Но самостоятельно. А как же то, что любят "Ранеты": дизайн и тенденции? То есть все равно существует тренд, все равно существует тенденция, формат, не формат. Если ты хочешь, чтобы тебя покупали, необходимо соответствовать формату.

БАРТЕНЕВ: Ну, смотрите, опять-таки, ведь можно все что угодно продавать. Можно продавать впрямую картины, инсталляции, скульптуры, шоу, а можно продавать знания. И я сейчас нахожусь в категории человека, который продает свои знания, которыми я обладаю. Я преподаю в Америке и в Европе, и это мне доставляет огромное удовольствие.

ТИМОФЕЕВ: А почему не тут?

БАРТЕНЕВ: Ну, не произошло такого безумного интереса к моим знаниями в России, какой существует в Европе и в Америке.

САВЕЛЬЕВ: И это, кстати, вопрос: почему, Андрей? Как вы думаете, почему нет у русского человека интереса к такому современному искусству?

БАРТЕНЕВ: Я вам отвечу на ваш вопрос. В России нет эмоционального, то есть нет перенасыщения рынка эмоций. В Европе и в Америке он существует, и люди понимают: для того, чтобы получить удовольствие, свежее удовольствие от жизни, им нужно что-то этакое. И я отношусь к этому, к категории таких десертов, и там попадаю в какую-то нишу: попробуйте еще русского перформансиста.

САВЕЛЬЕВ: Почему именно так? Почему из серой массы один Бартенев есть или несколько, пару десятков художников... И почему, когда есть серый поток и Бартенев, так давайте его брать, есть, смотреть и так далее. Все-таки на западе, что касается современного искусства или что касается этого калейдоскопа картинок, этого же гораздо больше, ведь согласитесь┘

БАРТЕНЕВ: Я с вами согласен, и поэтому в Европе и в Америке легче работать мне. Потому что я сразу же попадаю в какой-то контекст, меня сразу же понимают, сразу же понимают, какое внимание нужно этому уделять.

САВЕЛЬЕВ: То есть публика привыкшая к этому, да?

БАРТЕНЕВ: Наученная.

САВЕЛЬЕВ: Наученная, да, то есть уже погруженная в некую форму, где есть из чего выбирать. А, еще русский Бартенев - с удовольствием посмотрим.

ТИМОФЕЕВ: А что вдохновляет? Вдохновляет запад? Или в России же ведь тоже многое чего может вдохновлять.

БАРТЕНЕВ: Меня вдохновляет сама планета. И в какой бы части я ни находился, мне всегда это доставляет большое удовольствие.

ТИМОФЕЕВ: А не смущает, что нет четких границ: русское искусство, немецкое, британское, американское?

БАРТЕНЕВ: Мне нравится, когда культура одной страны отличается от культуры другой страны. Но Россия, к сожалению, в 1990-е годы проиграла эту культурно-идеологическую борьбу, и теперь весь изобразительный культурный рынок ориентирован на европейские и американские ценности. При этом все то, что соотносилось с русской культурой, просто безвозвратно утрачено.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, расскажите, пожалуйста, про этот перформанс, если можно так его назвать, хотя это, знаете, такое искусство на грани с детским хулиганством, которое вы устроили на "Красном Октябре", когда можно было всем обкидываться тортами, и все не получали эмоциональный диалог от искусства, а просто кайфовали и бесились. Расскажите, пожалуйста, про это.

БАРТЕНЕВ: Был такой проект "Байбаков арт прожект", и моя подруга Катя Бочевара сделала инсталляцию - такой длинный 30-метровый стол. И в день, когда эта выставка закрывалась, необходимо было разрушать этот стол, то мы с Катей придумали перформанс "Белая радуга над столом" или "Мюзикл просроченных продуктов". Мы обратились в супермаркет, получили огромное количество испорченных продуктов списанных, у нас было, я уже не помню сколько, 500 тортов белых┘ В общем, все - молоко, сливки, майонез, масло, мука, рис - все, что белого цвета, было в огромном количестве. 18 человек - 9 девочек и 9 мальчиков - стояли с двух сторон этого стола, и мы обкидывались. И это было самое великолепное для меня, потому что я увидел, как нужно разрешать все политические и военные конфликты. Нужно брать огромное количество тортов┘

САВЕЛЬЕВ: Шмяк в Саакашвили тортом, и все!

БАРТЕНЕВ: Да. Пусть наши президенты со всеми спорными сторонами кидаются тортами. И это такое наслаждение! Это видеть и участвовать в этом во всем┘

ТИМОФЕЕВ: Представляешь, Совет Федерации и Палата лордов, эти старики, эти обрюзгшие майонезом друг друга поливают┘

САВЕЛЬЕВ: Давай Милошевича рисом обкидывать┘

БАРТЕНЕВ: Либо разведчики. Тоже очень хорошо┘

САВЕЛЬЕВ: Ну да. Скажите, все-таки, это что такое - это искусство или это вечеринка?

БАРТЕНЕВ: Это искусство, потому что в данном действе была выброшена особого рода энергия. И наблюдающие и участвующие видели какие-то новые перспективы для развития своих творческих сил.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, а как происходят взаимоотношения? Все-таки я думаю: заказать эти торты, заказать эти сливки, привезти их, организовать в галерее весь процесс продакшна, пленка и так далее, то есть это менеджмент, да?

БАРТЕНЕВ: Да, совершенно верно, это большая логистика.

САВЕЛЬЕВ: Как это работает вместе с вами? И не чувствуете ли вы себя там отчасти бизнесменом либо менеджером, который это все создает, с технической точки зрения?

БАРТЕНЕВ: У меня есть директор - Александр Хромов, с которым я работаю 20 лет, есть ассистент в Нью-Йорке - Наташа Шарымова, есть ассистенты в Москве - это мои студенты Роман Ермаков и Саша Фролова. И в зависимости от проекта еще добавляются другие группы людей, которые прямо заинтересованы в исполнении данного проекта.

ТИМОФЕЕВ: А приходит какой-нибудь куратор выставки и говорит: я не буду бросаться тортом, потому что на мне костюм Zegna.

БАРТЕНЕВ: Да, бывали такие истории. Я в 2002 году делал свой большой перформанс для Роберта Уилсона, перформанс назывался "Лестница красного". И в моих перформансах того периода многие конструкции, которые были построены, должны были падать и разрушаться. И когда мы репетировали, ко мне подошла группа людей, американцев, которые сказали, что после 11 сентября ничего на сцене высокого падать не должно, потому что наши зрители будут расстроены. И нам пришлось решать эту ситуацию по-другому: у нас выползали огромные бумажные червяки, красная краска┘

ТИМОФЕЕВ: Но ведь это же обламывает. Ты же строишь, и приходят какие-то группы американцев и говорят тебе: слушай, художник┘

БАРТЕНЕВ: Да, обламывает, соглашусь. Но я вам хочу сказать, что за твои какие-то моменты терпения и уступок приходят другие открытия. Мы делали перформанс в Лондоне, Федя Павлов-Андриевич проводил фестиваль российской культуры. Это ISA, в Лондоне известное такое место. И я делал перформанс, который назывался "Все мое". Я вам сейчас расскажу суть этого перформанса. Дело в том, что я там такой волосатый, бегу по улице, нахожу русский кошелек. Открываю русский кошелек, и там этот уран. И я облученный, теряю волосы и открываю этот Hair fashion center, и всякие животные, волосатые жирафы, бородатые женщины, мужские подмышки, там лобковые волосы - все мне сдают, и потом у меня новая копна волос. Мы делаем этот перформанс, и через год история с отравленными разведчиками в Лондоне. Оно √ предвидение - представляете?

ТИМОФЕЕВ: Круто!

САВЕЛЬЕВ: Да, Бартенев - предтеча всевозможных событий, шпионский скандалов.

БАРТЕНЕВ: Я считаю, что вообще одна из таких прекрасных сторон искусства, что, конечно же, художники могут быть провидцами.

ТИМОФЕЕВ: А Albert M Jam еще вчера на нашем форуме задал вопрос: "Дико извиняюсь и бью челом: где тонкая красная линия между фриками и современными художниками?"

БАРТЕНЕВ: Ну, фрики - это вообще такой журналистский штамп, который мне абсолютно не интересен. Потому что художники тем и знамениты, что они свободно обращаются со своей жизнью, со своим телом и со своей будущностью. И это, конечно, можно по отношению к человеку офисному сказать: ой, эти все фрики, а мы такие трудяги, у нас все расписано - семья, дети, отдых, машина, дача, квартира, теща┘

САВЕЛЬЕВ: А этим людям, кстати, интересен Бартенев?

БАРТЕНЕВ: Я понятия не имею.

САВЕЛЬЕВ: А кто заказчики, кто интересуется перформансом?

ТИМОФЕЕВ: Целевая аудитория Андрея Бартенева?

БАРТЕНЕВ: Ой, ну, наверное, те, кто любит прожигать жизнь.

САВЕЛЬЕВ: Но мне кажется, как раз-таки те люди, которые любят прожигать жизнь, по всей видимости, уже к этому моменту и состоявшиеся, и по всей видимости, у них есть жена, теща, дети и Range Rover на литых дисках.

БАРТЕНЕВ: Ну, я думаю, что, наверное, они уже от этого от всего устали. И теперь они хотят Бартенева.

САВЕЛЬЕВ: Эх, к цыганам! - Да нет, к Бартеневу!

БАРТЕНЕВ: Точно. Его этих из бумаги мишек┘

ТИМОФЕЕВ: А не поступают заказы в какую-нибудь такую историю пошловатую - там свадьба, корпоратив? А давай-ка позовем Андрея Бартенева, пусть перформанс какой-то┘

БАРТЕНЕВ: Корпоративы еще бывают, свадьбы - уже нет.

ТИМОФЕЕВ: А раньше были?

БАРТЕНЕВ: Ну, раньше - да, были, очень давно, в 1990-е годы.

САВЕЛЬЕВ: Слушай, это отличная идея : перформанс от Бартенева на свадьбе - это очень круто! Я сейчас просто придумал, как это может быть. В принципе, невеста не нужна на этой свадьбе. И жених. И танцы были бы┘ Но очень весело.

БАРТЕНЕВ: Ну, такой перформанс я делал как раз с Жанной Агузаровой, мы делали "100 невест для дяди ИО". Был такой клуб на Брестской, и там была опять-таки промоутер Наташа Шарымова, и мы делали. Благодаря случаю мне досталось 100 платьев невест просто за какие-то копейки. И мы сделали такой перформанс, где 100 человек оделись в платья невест, и мы с Жанной выходили в финале за руку держащимися.

ТИМОФЕЕВ: Вы сейчас пришли без маски этой зеленой в ромбик или красной. Не значит ли это, что вы начали следовать какой-то PR-акции? Потому что когда вы появлялись в маске, это было интересно. Все светят лицом.

САВЕЛЬЕВ: Просто Андрей сегодня идет фотографироваться на паспорт.

ТИМОФЕЕВ: Вместо того, чтобы показывать свое лицо, как можно больше фотографировать, вы всегда его скрывали. Почему?

БАРТЕНЕВ: Я продолжаю эту практику, я люблю закрывать свое лицо. Ну, не знаю, мне так нравится. Мне совершенно не интересно пиарить свое лицо. И вообще, мне хочется, чтобы я воспринимался как некая такая абстрактная единица, на которую можно все что угодно положить, как угодно объяснить и приклеить все какие угодно титулы, и потом их все отрезать, эти титулы.

САВЕЛЬЕВ: Ну, здесь - да, судя по цитатам, так оно и есть. Андрей Бартенев пишет, что "я не люблю пафос, я люблю быть гусеницей". Андрей, скажите, за рамки если выходить галерей или за рамки учебных классов, где вы являетесь, я так понимаю, преподавателем, где можно еще увидеть Андрея Бартенева или его воплощение, то есть его искусство? Что это - театр, кино?

БАРТЕНЕВ: Мы закончили только что работу над новым фильмом режиссера Маши Саакян, я был художником-постановщиком, фильм называется "Дом 2012". Он, конечно же, посвящен 2012 году, и в главной роли снялись Ксения Собчак, Германика, Данила Поляков. И фильм выйдет в октябре. Это артхаусный такой фильм. Я сейчас поеду в Нью-Йорк, в четверг улетаю, работать с американским композитором, для того, чтобы сделать музыку для этого фильма. И в Нью-Йорке же для Фонда Вильяма де Кунинга буду делать перформанс.

ТИМОФЕЕВ: Андрей, но эти персонажи - Германика, Собчак - зачем они вам нужны, скажите? Это же попса конкретная, какой в этом есть смысл? Вы же должны быть, мне кажется, выше их всех, вообще вы должны чмырить их всех.

БАРТЕНЕВ: Перед тем как снимался фильм, мы провели очень большое двухмесячное исследование. И было огромное количество кастингов для актеров и всяких известных людей на предмет их соединения со сценарием. И в итоге Ксения Собчак вообще взяла мужскую роль. Потому что по фильму она продюсер, и по сценарию там должен был мужчина играть, но мы не нашли ни одного мужчины с такой мощной энергией, как Ксения Собчак.

САВЕЛЬЕВ: Такого харизматичного и мощного, как Собчак?

БАРТЕНЕВ: И в итоге она просто тетя Паша, то есть должен быть дядя Паша, а теперь она тетя Паша. И она великолепно справилась со своей ролью. И потом, для режиссера Маши Саакян, она ученица Кобрина, окончила ВГИК, она училась вместе на правильном курсе с Германикой, и она живет Ереване, и для нее было интересно это соединение таких очень динамичных людей, которые разрывают вокруг себя воздух. И мне кажется, что это все получилось. Это было любопытно.

ТИМОФЕЕВ: А, может, сжечь к чертям собачьим куклу Ксении Собчак, куклу Германики┘

САВЕЛЬЕВ: Леха, это твое, это твое, понимаешь, это ты уже художник┘

ТИМОФЕЕВ: Это мой перформанс, да.

БАРТЕНЕВ: В фильме там горит. Но горит машина, на которой они приехали. Они разбивают и поджигают, Ксения поджигает машину, то есть там есть такой момент.

САВЕЛЬЕВ: Все-таки мне не дают покоя экономические вопросы. Опять артхаус. Это финансирование, все это деньги, и не одна сотня тысяч долларов, я так понимаю. Надеетесь ли вы на какой-то коммерческий успех, Андрей? Или нужен ли он вам?

БАРТЕНЕВ: Нет, ну если бы у меня был коммерческий успех, я бы открыл в России школу свою, поставил бы огромное количество перформансов на всяких замечательных площадках России. Ну, пока все так, как оно есть. Но тем не менее, есть положительный момент. Тут второй раз в моей жизни Министерство культуры выделяет мне грант совместно с проектом "Открытая сцена".

САВЕЛЬЕВ: Заинтересовались все-таки вами там, наверху?

БАРТЕНЕВ: Ну, я не знаю, может быть, материал, над которым я работаю, был безупречен - это Чехов "Три сестры". И я хочу сделать такой хореографический перформанс. И, может быть, я не знаю, если там небеса мне дадут силы, я приглашу Данилу Полякова на роль┘

САВЕЛЬЕВ: Трех сестер? Сразу трех, да?

БАРТЕНЕВ: На одну из сестер, да.

САВЕЛЬЕВ: Данила справится.

БАРТЕНЕВ: И мы начинаем, кастинги мы начинаем с сентября месяца. Все желающие: кто от 19 до 25 лет умеет танцевать, двигаться, акробатика и все что угодно, скейтбординг, в общем, все что угодно┘ Они могут приходить на проект "Открытая сцена", это бывшая площадка Анатолия Васильева, великолепнейшее по архитектуре пространство. Мы в сентябре начнем все объявлять, когда все уже вернутся в Москву. И сама премьера - это 6, 7, 8, 9 декабря, четыре спектакля будут.

САВЕЛЬЕВ: У вас достаточно быстро. Я просто смотрю, что вы сейчас только едете писать музыку, а в октябре уже премьера фильма. В сентябре вы объявляете кастинг, а уже в декабре вы собираетесь дать премьеру.

БАРТЕНЕВ: И в сентябре еще мы делаем выставку под курированием Кати Бочевар, в рамках биеннале мы делаем - "Фыр.Быр" - это Фролова и Бартенев. С потолка свисают "фыр", а на стенах "быр" - так написано в нашем тексте. А на стенах "быр".

САВЕЛЬЕВ: Есть ли конкуренты в России у Бартенева? Есть ли еще один какой-нибудь такой Бартенев, который не дает так же жизни, как Киркорову не дает жизни Басков, например?

БАРТЕНЕВ: Я вам хочу сказать, что я бы счастлив иметь конкурента, но просто конкуренции нет. Я бы хотел, чтобы была конкуренция, и тогда появятся конкуренты. Тогда видно, что это искусство, оно такое живое, оно борется, сопротивляется, и за счет этого есть естественный выброс новой сферы. Но этого не происходит.

САВЕЛЬЕВ: Чтобы были склоки: у него шары в районе ушных раковин недостаточно зеленые┘

БАРТЕНЕВ: Нет, "он надут сегодня неправильно, а вчера он был хорошо надут". Что-то так.

САВЕЛЬЕВ: Да-да-да: "Это отвратительный художник, у него мало сметаны под мышками".

БАРТЕНЕВ: Ну, я думаю, что это обогатило бы, конечно, медийный рынок, такие арт-склоки, как-то развлекло бы вашего читателя и вашего слушателя, и вашего зрителя.

САВЕЛЬЕВ: Давайте Манкевичу передадим привет. Может, он объявится.

БАРТЕНЕВ: Да, Мишенька, пожалуйста. Мы тебя уже два месяца ищем. Пожалуйста, если ты нас слышишь, хоть дай как-то знать, где ты и чего. Все твои друзья и любимые переживают очень за тебя. Наташа Тараноха рыдает.

САВЕЛЬЕВ: Мишаня, объявись. Все ищут тебя.

БАРТЕНЕВ: Да, передайте кто-нибудь.

ТИМОФЕЕВ: Андрей, как на западе воспринимают русских перфомансистов? Не спрашивают, почему без валенок и медведей?

БАРТЕНЕВ: Ну, хорошо все. Пусть кидаются русские медведями, икрой, снегом, пусть носятся в валенках. Американский рынок просто в восторге от этого всего. И у меня было недавно интервью для "Нью-Йорк таймс", статья была посвящена Леди Гага, и меня там назвали этим гагаистом, гагафилом, гагафином, ну, в общем, чем только не обозвали. Но спрашивали, почему так она популярна, и я сказал, что один из ее секретов - то, что она сделала из себя такую перформансистку, использует все достижения перформанс-арта на сцене и тем самым стирает грань между сценой и зрителем, то есть она провоцирует зрителя быть участников ее шоу.

САВЕЛЬЕВ: Но ведь русская или советская Леди Гага - это Жанна Агузарова. Ведь так?

БАРТЕНЕВ: Ну, Жанна Агузарова - это Жана Агузарова. Тут не вопрос, куда там Леди Гаге, у нее своя дорога. Давайте просто отдадим все должные почести Жанне Агузаровой, давайте ей помогать. И давайте сделаем огромный концерт на кремлевской площадке, давайте вообще все что угодно, все сокровища в нашей стране отдадим этой прекрасной певице.

ТИМОФЕЕВ: Не обидно ли вам, что вас воспринимают как сумасшедшего?

БАРТЕНЕВ: Да слава богу, что воспринимают как сумасшедшего. Может быть, я живее буду. Юродивые за счет этого и выживали, что на них никто не обижался, не обращал внимания.

САВЕЛЬЕВ: То есть то, что Бартенев "чок-чок" - это бренд?

БАРТЕНЕВ: Я согласен с вами. Это мои обереги.

ТИМОФЕЕВ: А близкие, родственники как на это реагируют?

БАРТЕНЕВ: Они же меня любят не за мои обереги, а за мою душу и сердце, и лицо.

САВЕЛЬЕВ: Вы встречаетесь с одноклассниками своими?

БАРТЕНЕВ: Да. Есть даже одноклассница, есть Инга такая прекрасная, которая очень много работает в моих перформансах.

САВЕЛЬЕВ: Знаете как, проходит 10, 20, 30 лет, одноклассники встречаются и говорят: как изменился! Представляешь, как Бартенев приходит на встречу выпускников и: Андрюха, ты вообще не изменился!

БАРТЕНЕВ: Нет, я изменился очень сильно.

САВЕЛЬЕВ: Андрей Бартенев у нас в гостях, художник. Хотя, конечно, художник, наверное, в самом широком и неординарном смысле этого слова. Читаю о вас здесь: "Он всегда действует на общество оздоровляющее, отвлекает от проблем, катастроф и падения рубля, наводнений. А так художник вешает себя на крюки и говорит этим: "Смотрите, какие открываются просторы для создания новых проблем". Ну, это, по всей видимости, ваша инсталляция, когда вы мужчину повесили на крючки. Об этом, наверное, идет речь, да?

БАРТЕНЕВ: Боже мой, я мужчин не вешал на крючки. Это, наверное, про кого-то другого.

САВЕЛЬЕВ: Да? Сказали, что это вы сделали.

БАРТЕНЕВ: Я больше похож на клизму какую-то такую оздоровляющую.

САВЕЛЬЕВ: Может быть, как раз-таки для заплывшего общества, в культурном смысле этого слова, Бартенев и должен являться некой клизмой?

БАРТЕНЕВ: Ну, хорошо, буду клизмой.

ТИМОФЕЕВ: "Сынок" спрашивает у нас на форуме, очень много написал, но коротко: "Андрей, скажите честно, как воспринимать ваши поделки и творения и прочие эксперименты простому человеку?".

БАРТЕНЕВ: Ой, я не знаю, слушайте! Да пусть он никак не воспринимает, пусть он сохранит свою простоту.

САВЕЛЬЕВ: Нет, а, может быть, наоборот он хочет стремиться к познанию?

БАРТЕНЕВ: А если хочет стремиться, уже не простой. Всё.

САВЕЛЬЕВ: А если стремится, но не понимает?

ТИМОФЕЕВ: Ну, не понимает. Человек хочет приблизиться к современному искусству, перед ним вывешивают какой-то арт-объект, и он не может догнать креатив! Ему говорят: да ты лох, иди отсюда, зачем ты пришел сюда, если ты не понимаешь?

БАРТЕНЕВ: Ну, во-первых, если есть желание, пусть идет, смотрит, только пусть отключает свою злобу и критику. Пусть душой и сердцем. Если вдруг ему что-то там понравится, вдруг это как-то потом в будущем отзовется в его судьбе, эта непонятная композиция из металла или из вазелина, неважно. Просто придти и посмотреть, быть с самим собой в каком-то диалоге, и ответ придет.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, знаете, о чем хотелось бы узнать. Почему художники не используют такой ход, когда они выставляют свой предмет современного искусства или там какую-нибудь картину, и не подписывают, не дают краткое эссе, что этим произведением сам художник хотел сказать?

БАРТЕНЕВ: Почему? Существует такая форма, абсолютно. Перед многими объектами написана экспликация, на которой все прямо в тексте объясняется, почему это такого цвета, почему это такой формы, почему это из такого материала. У меня есть такая любимая скульптура, которая находится в коллекции Московского музея современного искусства, "Скажи: я тебя люблю". И там прямо написано: товарищи, подойдите к микрофону и скажите: "Я тебя люблю", и тогда получите кайф. И люди делают, и там 200 динамиков, в такой спирали разомкнутой, и они начинают вибрировать, это "я тебя люблю" начинает летать, летать┘ Из компьютера, из библиотеки, из сокровищницы, из архива ответы: "я тебя люблю".

ТИМОФЕЕВ: Андрей, ведь это можно воспринимать так, а можно воспринимать, что сначала пишется не экспликация, а сначала что-то делается, а потом уже это все обосновывается.

БАРТЕНЕВ: И такое тоже может быть. Может быть и наоборот. Сначала ты 10 листов пишешь текст, объясняешь куратору, почему ты хочешь именно это сделать, а потом уже создаешь. А может быть наоборот: ты сделал, а потом начинаешь объяснять, почему ты это сделал.

САВЕЛЬЕВ: Андрей, давайте поговорим о вдохновении.

БАРТЕНЕВ: Хорошо, поговорим.

САВЕЛЬЕВ: Потому что многие спрашивают: существует ли как некий катализатор вдохновения в вашей жизни - алкоголь, наркотики или музыка, или что-нибудь подобное?

БАРТЕНЕВ: Я не употребляю наркотики, не пью алкоголь, музыку очень люблю и музыку разную, очень люблю танцевать в клубах. И путешествия - мой адреналин. Я как только переезжаю в другую страну, в другой город, я сразу же прямо, как большой лотос, шуршу своими лепестками.

САВЕЛЬЕВ: "Большой лотос Бартенев раскрылся в центре Амстердама" - такие могли бы быть┘

БАРТЕНЕВ: Нет, сейчас в Нью-Йорке буду открываться.

ТИМОФЕЕВ: Андрей, тут критики, конечно, не меряно, на СМС-портале, на форуме говорят: да я таких могу миллион перформансов придумать.

БАРТЕНЕВ: Прекрасно! Так пусть и придумывает, и делает. Какое счастье!

САВЕЛЬЕВ: Это всегда для меня очень смешно, когда говорят: да я так умею! "Черный квадрат" - да я при помощи фломастера и линейки тысячи могу таких нарисовать.

БАРТЕНЕВ: Очень хорошо. Делайте, пожалуйста, делайте. И вы увидите, какое счастье и радость вы потом получите. У вас будет, если вы хотите девушек, у вас будет больше девушек, вы хотите больше мальчиков - у вас будет больше мальчиков, хотите животных - все придет. Слава, деньги, здоровье - все придет, делайте как можно больше!

САВЕЛЬЕВ: Андрей, казалось бы, одно предложение, а я уже зарядился: дайте мне клей и стекла, сейчас я сделаю.

БАРТЕНЕВ: Будьте лучше, чем я, пожалуйста. Все вам отдаю! Делайте!

САВЕЛЬЕВ: Друзья, мы аплодируем сейчас стоя Андрею Бартеневу, который своим позитивом и своей творческой мыслью уже заразил нас с Алексеем, и надеемся, что и вас. Спасибо, Андрей.

БАРТЕНЕВ: Пожалуйста.

Слушайте аудиофайл.