Доживем до понедельника Павел Майков

КАРЛОВ: Павел Сергеевич Майков сегодня у нас в гостях. Здравствуйте.

МАЙКОВ: Здравствуйте.

СНЕЖИНА: Здравствуйте.

КАРЛОВ: Как оно?

МАЙКОВ: Нормально, хорошо, ничего.

КАРЛОВ: Нормально?

МАЙКОВ: Да.

КАРЛОВ: Не ложились?

МАЙКОВ: Нет. А чего ложиться, зачем? Сегодня лягу, с 31-го на 2-е в ночь.

КАРЛОВ: А у артистов всегда так.

МАЙКОВ: Ну да.

КАРЛОВ: И вроде бы не работали, нет? Вот просто отдыхали?

МАЙКОВ: Отдыхал. Отдыхать труднее, чем работать.

КАРЛОВ: Да.

СНЕЖИНА: С детьми отдыхали?

МАЙКОВ: Нет, дети…

СНЕЖИНА: Ликвидированы были на время с 31-го по 2-е.

МАЙКОВ: Дети не должны видеть родителей иногда в разных состояниях.

СНЕЖИНА: Вот!

КАРЛОВ: Да? А что вот?

СНЕЖИНА: А у меня на празднике четверо было.

КАРЛОВ: И что, не позволила себе?

МАЙКОВ: Нет, ну это в зависимости, что устраивать на праздник. Если там все культурно, Дед Мороз, подарки, семейно, там тихо-тихо-тихо, то, конечно, дети.

КАРЛОВ: Ну, без стриптиза если, да.

МАЙКОВ: Ну да. А если хочешь попрыгать высоко, то лучше, наверное…

КАРЛОВ: А что значит "попрыгать высоко"? Это танцы, танцы?

МАЙКОВ: Ну, танцы-щманцы.

СНЕЖИНА: Обниманцы.

МАЙКОВ: Покричать громко.

КАРЛОВ: Ой! Смотрите, друзья мои, мы имеем сегодня в гостях у нас уже взрощенного, состоявшегося человека, гражданина этого общества. Как происходило взросление? Вот есть цитата такая: "Нередко случалась такая ситуация. Мама, проверяя сына, входила в его комнату и видела, как он усердно штудирует физику". Это про тебя написали.

МАЙКОВ: Ну?

КАРЛОВ: "А тем временем под ее обложкой скрывался роман Жюля Верна или Дюма". Итак, родился наш сегодняшний гость в Мытищах, но в пять лет оказался в Киеве.

МАЙКОВ: Да, в шесть.

КАРЛОВ: В шесть. В пять выехал, в шесть приехал.

МАЙКОВ: Ну да, долго ехал.

КАРЛОВ: Чем Мытищи запомнились?

МАЙКОВ: Мытищи ничем не запомнились, пожалуй. Ну, я помню каких-то друзей, совсем я был маленький. Я помню только, мы жили в частном доме, и я помню, очень много малины было.

КАРЛОВ: Малины? Ух ты!

МАЙКОВ: Все было в зарослях малины.

КАРЛОВ: А кто родители были?

МАЙКОВ: Почему были?

КАРЛОВ: Ну, почему были? Тогда были. Понимаешь, люди меняют профессию.

МАЙКОВ: Нет. Мама художник. Папа мой, первый папа был, он был скромный человек, он был водитель, поэтому они долго с мамой и не просуществовали.

КАРЛОВ: Ты думаешь, в этом разногласия?

МАЙКОВ: Ну, конечно, да. Мне кажется, водитель должен жениться на водителе, а художник на художнике, потому что я не верю в союз продавца и ветеринара.

КАРЛОВ: А почему тогда получается так, что большое количество разводов среди артистов эстрады, например?

СНЕЖИНА: Которые каждый раз после развода говорят: никогда больше я…

МАЙКОВ: Если про шоу-бизнес, то я вообще не понимаю, что там делают эти люди. И это какой-то пир во время чумы, это насекомые для меня, они такие забавные кролики, за которыми наблюдают, и они сходятся, расходятся… Люди нетрадиционной сексуальной ориентации говорят, что они на самом деле нормальные, женятся на женщинах, это им зачем-то надо. И поэтому я про них ничего не знаю.

КАРЛОВ: Хорошо. А актеры?

МАЙКОВ: Ну, актеры, очень часто бывает - происходит подмена, когда артист, играя роль с женщиной, с партнершей, может настолько… ну, он влюбляется если не в человека, а влюбляется в персонаж.

КАРЛОВ: В образ.

МАЙКОВ: Да. И настолько в это верит, что дальше разводы, сходы с этой новой женщиной. А потом дым проходит, работа над образом закончена, и всплывают все те вещи, которые обычно всплывают в быту.

СНЕЖИНА: А у тебя жена актриса?

МАЙКОВ: Ну да.

КАРЛОВ: Так может говорить человек, который все это сам прожил.

МАЙКОВ: Часть - да. Ну да, я никогда не говорю того, чего я не знаю. Я всегда руководствуюсь собственным опытом.

КАРЛОВ: Хорошо. Итак, возвращаемся в детство. В те годы, до переезда в Киев, кто чаще твоим воспитанием занимался, и в чем оно состояло?

МАЙКОВ: До переезда в Киев я чаще был с бабушкой. Мама училась в институте, папа ушел в армию.

КАРЛОВ: Подожди-подожди, это сколько же им было лет, когда ты появился на свет?

МАЙКОВ: 18.

КАРЛОВ: Ух ты, елки-палки!

МАЙКОВ: Ну, мама очень молодая, она очень хорошо выглядит до сих пор. Даже я помню, когда мы ходили, она меня просила: не мамкай, говори, что Аня, сестра.

СНЕЖИНА: Так, в общем, и до сих пор продолжается.

МАЙКОВ: Ну, сейчас уже сложно, потому что как-то…

КАРЛОВ: В магазин вместе не ходите.

МАЙКОВ: Вместе в магазин не ходим.

КАРЛОВ: Ну, понятно.

МАЙКОВ: А так я рос с бабушкой и в основном в мастерской художников.

КАРЛОВ: А бабушка?

МАЙКОВ: Бабушка тоже художник, у меня все художники, да.

КАРЛОВ: Вообще все?

МАЙКОВ: Да. Ну, только вот папа Саша, который папа, который дальше меня растил, и который стал мне папой, он врач, кардиолог-реаниматолог.

КАРЛОВ: Хорошая профессия.

МАЙКОВ: Отличная!

СНЕЖИНА: Но тоже, в общем-то, ты знаешь, мне кажется, художник и врач - это разные люди.

МАЙКОВ: Я понимаю, о чем вы. Когда у них союз произошел, то мама ушла, она не занималась профессией. Она занималась им, она занималась нами. То есть с момента нашего отъезда в Киев она посвятила себя детям и мужу.

КАРЛОВ: А должна женщина так жертвовать карьерой, увлечением?

МАЙКОВ: Если женщина хочет жертвовать, пускай жертвует. Если она хочет быть декабристской, женой декабриста, то почему нет? Я считаю, что в принципе, если женщина делает мужчину (а только женщина делает мужчину), она может ему повесить гирю на ноги, она может его окрылить…

КАРЛОВ: Слушай, а что для этого нужно делать? Ну, по поводу гирь-то понятно, а как окрылять-то, господи?

МАЙКОВ: Ну как? Это любовь только если есть.

КАРЛОВ: И все, да?

МАЙКОВ: А по-другому как? Если любят люди друг друга, то человек, мужчина для женщины свернет горы. И чем больше он ее и она его любит, тем больше ему хочется для нее что-то делать.

СНЕЖИНА: Нет, ну просто никогда не возникала такого ощущения, что если бы мама не решила для себя, что она становится той самой женой декабриста и занимается вами, папой Саша, то она бы смогла сделать что-то большее, чем в итоге получилось?

МАЙКОВ: Ну, история не терпит сослагательных наклонений. Если бы… Мы не знаем, есть такая вот ситуация, а что было бы, если бы… я не могу сказать.

КАРЛОВ: В юриспруденции существует "упущенная возможность", знаешь?

МАЙКОВ: Ну это же все… упущенная возможность - это же недоказуемо, это все слова, упущенная возможность. "Она могла стать великой…" А могла не стать.

КАРЛОВ: Слушай, у тебя же в школе была такая ситуация, когда тебя чуть не исключили, а ты ходил к директору и говорил: "Вы губите во мне артиста". Представляешь, если бы выгнали? Упущенная возможность.

МАЙКОВ: А меня не должны были выгнать просто. Я считаю, что все происходит так, как должно произойти. И если бы меня должны были выгнать, наверное, меня просто выгнали бы, и никто бы меня не пожалел. Меня никто не хотел выгонять. Я, конечно, там пожестил немного.

КАРЛОВ: Ну, расскажи, что ты там натворил-то?

МАЙКОВ: Да я прогулял просто. Мы строили сарай для собак, для бездомных, и это был 10-й класс. И как-то я совсем уже решил, что я артист, и мне не надо математики, физики, бред какой-то, зачем? Мне нужна литература и история, и достаточно мне вот так! Этим я и занимался. А все остальное во мне вызывало скуку. А так как по натуре я немножко бунтарь, то я бунтовал. А потом просто я не ходил полгода в школу.

КАРЛОВ: Полгода?!

СНЕЖИНА: Ну, долго же строить сарай-то.

КАРЛОВ: Долго не замечали отсутствия бойца-то. Это как?

МАЙКОВ: Нет, ну сначала подумали: слава богу, что нет. Потом: а где собственно мальчик-то? А потом собственно вызвали меня с мамой к директору школы. Директор сказал: "Ну, понимаешь, Павлик, что делать, у меня нет больше выхода, я тебя должна выгнать". И все, и до свидания. Я вышел. И то ли они договорились заранее, я не знаю, может быть, какая-то была…

КАРЛОВ: Подстава.

МАЙКОВ: Момент такой, да, воспитательный момент. Мать мне говорит: "Я не буду ничего, Павлик, делать, вот вообще ничего не буду делать. Вот чего хочешь, то и делай. Иди, проси, умоляй, или там вечерняя школа. Я делать ничего не буду".

СНЕЖИНА: Испугался?

МАЙКОВ: Да, очень. И я пошел, и это был единственный раз, наверное, в моей жизни, когда я вот так что-то просил. Я больше никогда ничего не просил, я вообще ненавижу просить. А тут мне пришлось чуть ли не на коленях. Я говорил, да, что, вы понимаете, что сейчас практически вы лишаете страну ценного кадра, что потом вы сами себе это не простите…

КАРЛОВ: О! Вот это был наезд, действительно.

МАЙКОВ: В итоге она говорит: "Если мне скажут неделю, что ты поднимаешь руку и отвечаешь, и вообще ходишь и как бы весь молодец, тогда я тебя оставлю". Ну, я неделю отвечал.

КАРЛОВ: А потом?

МАЙКОВ: Нет, ну уж если я сказал, я делаю. А зачем, иначе как?

КАРЛОВ: Мужик сказал - мужик сделал.

МАЙКОВ: Ну да.

КАРЛОВ: А когда родилось мнение о себе, что ты артист? Банальный вопрос, тебе часто его задают, но все равно вспоминай.

МАЙКОВ: Нет, как я помню, это было лет в 14-ть. Но как рассказывают родители… Бабушка рассказывает, что я в три года изображал Ленина. Она меня брала в Союз в Загорск, она в Загорском союзе была тогда художников, и она меня приводит, и пока у них там совет какой-то, они обсуждают работы очередных Лениных - в Сокольниках Ленин, в Октябре Ленин, Ленин в лаптях… Ну, так много этих работ. А меня некуда девать, и она меня отправляла в бухгалтерию там тусить. И я им изображал Ленина, пел Окуджаву. Мне говорят - в три года, я этого не помню. Я пел Окуджаву "Вы слышите, грохочут сапоги…" Потом, естественно, я хотел быть летчиком. Мама говорила: "Ага, налетчиком ты будешь…"

КАРЛОВ: А были предпосылки так думать?

МАЙКОВ: Да нет, ну просто она говорила. Ну как? Я был дундук в математике и в точных науках всех, и не хотел этим заниматься, но при этом…

КАРЛОВ: Но с химией дружил?

МАЙКОВ: Нет.

КАРЛОВ: Чего мальчишкам и девчонкам подкладывал в портфели, что дымилось?

МАЙКОВ: А, этот гидроперит с фиксажем?

КАРЛОВ: Как ты до этого додумался, объясни мне, если не знать химию…

МАЙКОВ: Это мне подсказали старшие товарищи.

СНЕЖИНА: Они хотели попробовать, но не решались.

МАЙКОВ: Нет, они говорят: круто! Причем, мина замедленная, сейчас кладешь, оно не сразу начинается, потом дым, все безопасно. Ну я и сделал.

КАРЛОВ: А это все было безопасно?

МАЙКОВ: Да, действительно все безопасно, но просто идет реакция, и очень с таким шумом идет дым. Она лежит, минут пять ничего не происходит, это можно засунуть, и пять минут тишины, и вдруг неожиданно это вот начинает…

КАРЛОВ: Дорогие друзья, не пытайтесь продемонстрировать это в домашних условиях!

МАЙКОВ: Да, не делайте этого.

СНЕЖИНА: Паша, у тебя один сейчас ребенок в наличие пока?

МАЙКОВ: Да.

СНЕЖИНА: А вот ты же рос не один, правильно? У тебя была сестра Настя.

МАЙКОВ: Да.

СНЕЖИНА: И соответственно, как думаешь, для человека важно, чтобы рядом был кто-то примерно твоего же возраста, ну или, по крайней мере, брат или сестра, для того, чтобы получить какие-то навыки или обладать качествами, которые потом в жизни или помогут, или наоборот. Ну, не знаю, условно - чувство ответственности.

МАЙКОВ: Нет, я, конечно, считаю, что детей должно быть много, и чем больше, тем лучше.

СНЕЖИНА: Но ведь в таком случае у детей больше проблем. Нужно, мало того, что делиться с кем-то…

МАЙКОВ: Это не проблема. Они учатся жить, они учатся жить в социуме. Ребенок должен понимать, что он не один на этой планете, он должен расти не эгоистом, он должен плакать не потому, что его ударили по коленке, а потому, что ударили по коленке другого. Он должен расти милосердным, а это, конечно, проще делать, когда вокруг есть братья и сестры, особенно младшие.

КАРЛОВ: Но история, знаешь, показывает странную штуку. Когда появляется младший братик, старшему уже… он начинает ревновать жутко, потому что внимание переключается… Это проблема.

МАЙКОВ: Это проблема родителей. Ну, естественно, если полностью взять и забыть про ребенка и отдать все свое внимание маленькому, конечно, это будет непроизвольная какая-то агрессия, этого делать нельзя.

СНЕЖИНА: А вот эта разница в воспитании мальчиков и девочек? Вот все-таки тут такая девочка рыженькая, красавица…

КАРЛОВ: Самая красивая, самая-самая, да.

СНЕЖИНА: А ты, Пашенька, мужик.

МАЙКОВ: Нет-нет, ну, мне это говорилось, что я старший. Но это мама говорила, а папа никогда, наоборот чаще даже Насте доставалось, чем мне.

КАРЛОВ: За что?

СНЕЖИНА: Пела громко?

МАЙКОВ: Ну, там был момент, ей было лет восемь, а мне, получается… нет, как-то мне очень много… как-то там было, или мне 12, но что-то мы могли как-то играть. Мне еще пока интересно, а ей уже интересно, то есть некоторое время. Потом я, понятно, девочками заинтересовался, и уже мне было не до сестры.

КАРЛОВ: Так.

МАЙКОВ: Вот. Но если вдруг кто-то… она бежала жаловаться к папе, то доставалось ей, а не мне.

КАРЛОВ: А она ябеда была?

МАЙКОВ: Была, да.

КАРЛОВ: А ты?

МАЙКОВ: Нет.

КАРЛОВ: Не закладывал сеструху?

МАЙКОВ: Нет.

СНЕЖИНА: Он так ей: ша! И все.

КАРЛОВ: А еще про школу расскажи, пожалуйста. Ты говоришь: слава богу, сначала подумали: слава богу, нет мальчика. Что ты там вытворял? Кайся.

МАЙКОВ: Ну, я был неспокойным ребенком. Смотрю сейчас на своего и думаю: ну, это, конечно, очень спокойный, он гораздо спокойнее меня. Хотя все говорят, что это шаровая молния, что он носится по стенам. Но при этом говорят: Павлик, он такой спокойный, просто он против тебя тишь да гладь. Мы взрывали патроны на чердаке, там очень много чего затевали. Просто так скучно было сидеть 45 минут.

КАРЛОВ: Подожди-подожди, то есть во время урока ты взрывал патроны?

МАЙКОВ: Во время урока можно было выйти, отпроситься. Ну а что же, во время перемены взрывать? Так же никто не услышит.

КАРЛОВ: "Анна Ивановна, можно выйти?" Да, перемены такие шумные в школе. А это в Киеве было?

МАЙКОВ: Да.

КАРЛОВ: Слушай, ты же эту самую ридну мову-то, наверное, разумиишь?

МАЙКОВ: Разумию. Но я как? Вот сейчас говорить очень сложно уже могу, давно я не общался. Но если я приезжаю в Киев, например, через пару, тройку, и я все, вспоминаю слова.

КАРЛОВ: А ты там часто бываешь?

МАЙКОВ: Последнее время что-то зачастил.

КАРЛОВ: А что за район там был, где ты жил?

МАЙКОВ: Татарка, такой район, там было три завода. И я мальчик из парника, потому что вокруг были одни бабы, которые меня облизывали: бабушки, мамы, подруги мамы, они все молоденькие…

КАРЛОВ: А папа Саша еще не появился, да?

МАЙКОВ: Папы Саши еще не было. Меня все тискали, тискали, тискали. Ну просто я был, конечно, очень разнеженный мальчик. Потом папа появился, и потом мы уехали в Киев. И вот из этого парника я приезжаю в район, где каждый день, если ты идешь, и так просто тебе кто-нибудь не сунул слегка в ухо, то это значит, ты прошел не по этому району.

СНЕЖИНА: Кошмар какой!
МАЙКОВ: Ну так было, да, жестко. И сейчас там, конечно, все по-другому, богатые дома стоят.

КАРЛОВ: Ну, это понятно, прошли годы.

МАЙКОВ: Но тогда… Причем, при этом было очень престижно жить в этом районе всей нашей шпане и гопоте, потому что ну в ухо так слегка дадут и все. А вот если появлялся чужой, то тут это было очень жестко.

КАРЛОВ: Когда ты первый раз сунул в ухо?

МАЙКОВ: Нет, я никогда…

КАРЛОВ: Вопрос, конечно, на радио прозвучал хорошо сейчас, да?

МАЙКОВ: Нет, я справедливый человек.

КАРЛОВ: Ну, ведь либо тебе, либо ты, ну не бывает середины.

МАЙКОВ: Если меня били, я давал сдачу.

КАРЛОВ: Вот так?

МАЙКОВ: Я никогда не начинаю драться первым, я не люблю бить людей.

КАРЛОВ: Понимаю тебя. Скажи, пожалуйста, а ты почувствовал тот момент, когда уже все, перестали тебя задевать в этом районе?

СНЕЖИНА: Своим стал. "Это Пашка Майков, наш".

МАЙКОВ: Своим я стал, когда я снялся в "Бригаде", и приехал туда, и вот тогда да, я отлично это почувствовал.

КАРЛОВ: Слушай, вот она школа жизни, да?

МАЙКОВ: Абсолютно.

КАРЛОВ: То есть много тебе дала она в кинематографе?

МАЙКОВ: Ну, какие-то, да, по памяти было какие-то вещи просто играть.

КАРЛОВ: По памяти. Представил себе вот это вот самое "в ухо", друзья мои. А вот еще одна интересная страничка биографии нашего гостя Павла Майкова. Итак, ты почувствовал, что готов стать актером, что это в тебе есть, это рвется наружу, а "ружа", она в Москве, правильно?

МАЙКОВ: Да.

СНЕЖИНА: Это мама решила.

КАРЛОВ: Мама решила?

МАЙКОВ: Нет, мама была против. Но она уговорила, меня все отговаривали, мне говорили: парень, зачем тебе это надо, иди в художники, ты поступишь, и это будет проще.

КАРЛОВ: Краски есть, кисточки дадим.

МАЙКОВ: Да. Все вокруг, кто тебя подготовит, и если чего, есть блат, и ты ни от кого не будешь зависеть. Я только сейчас понял, что они имели в виду.

КАРЛОВ: А что они имели в виду?

МАЙКОВ: Ну как? Художник, он проснулся, он хочет написать картину, и он ее пишет. А мне, чтобы, например, не знаю, музыку сыграть или спектакль поставить, мне нужен какой-то набор людей, чтобы они все тоже хотели в этот момент этим заниматься и в это время могли. А кто-то не может, я уже не могу.

КАРЛОВ: Слушайте, ребята, мне нравится эта фраза - "набор людей". Подарочный набор людей, новогодний набор людей.

СНЕЖИНА: Новогодний сэйл…

МАЙКОВ: Да, я понял в какой-то момент, вот что имели в виду родители, когда говорили: ты не зависим. То есть ты хочешь писать - пишешь, не хочешь писать - не пиши, все. А здесь нужно еще огромное количество каких-то стечений обстоятельств, от которых ты зависишь.

КАРЛОВ: Понятно.

МАЙКОВ: Они не все были в восторге, потом, никто не верил в это все, к этому относились немножко как к очередному летчику.

КАРЛОВ: Ну так и сглазили же! Приехал в Щуку, и "фэйсом об тэйбл".

МАЙКОВ: Ну, потому что я ничего не делал.

КАРЛОВ: А надо было чего-то делать?

МАЙКОВ: Ну, конечно, надо было готовиться. А я считал, что я приеду сейчас в Москву, и все скажут… Мне же говорили, что я в школе самый крутой артист.

КАРЛОВ: "Паша, где ты был все эти годы? Мы тебя здесь всей Щукой ждем…"

МАЙКОВ: Да. А тут я прихожу, а таких, оказывается, как я, вагон и маленькая тележка, и еще и круче меня.

СНЕЖИНА: Но в этот-то момент точно: ну ладно, тогда буду художником… Нет, уперся же!

МАЙКОВ: Нет, я очень хотел.

СНЕЖИНА: На несколько лет?

МАЙКОВ: Ну, три года поступал, да.

КАРЛОВ:А как ты в армию не загрохотал?

МАЙКОВ: А, там условия были. Совок развалился, меня потеряли.

СНЕЖИНА: Не могли найти.

МАЙКОВ: Не могли.

КАРЛОВ: Как тогда в школе, на полгода.

МАЙКОВ: Да, там мне шли повестки. В итоге я приписан в Киеве, живу в Москве, мне туда идут какие-то приписные, то есть эти, повестки. А потом мы переезжали из Мытищ в Москву, мы вернулись же в Мытищи, а потом родители поменялись уже на Москву. И я прихожу в военкомат и говорю (мне же надо сняться с учета, а для этого надо встать), я говорю: здравствуйте, я хочу встать на учет. - В смысле?

КАРЛОВ: Чтобы сняться.

МАЙКОВ: А это момент, когда вообще там недобор и все бегают. И тут приходит такой идиот, которому осталось бегать типа там три года всего, или сколько там.

КАРЛОВ: До 27-ми.

МАЙКОВ: До 27-ми, да, вот прямо вот сейчас, все. И вдруг он приходит и говорит: поставьте меня на учет. А мне говорят: "А где ты раньше был? Я говорю: "Да мне повестки не шли". - Слушай, иди отсюда, все, хватит! Я говорю: "При чем здесь хватит? Поставьте меня на учет, что за ерунда, я хочу служить в вооруженных силах!" - Ну, ладно, так и быть, мы тебя поставим. Они поставили, я говорю: "А теперь снимайте меня с учета". И вот после этого я побегал еще три года, потому что теперь меня уже нашли.

КАРЛОВ: Как нашли? Сам же нашелся.

СНЕЖИНА: Хитрый какой!

МАЙКОВ: Сам нашелся, да. Я не хотел в армию идти.

КАРЛОВ: А для чего это нужно было вот с этим приписным свидетельством, с этими учетами?

МАЙКОВ: А я не мог, тогда мне же надо было выписаться с той квартиры, прописаться на эту, а это нужно все делать через военкомат.

СНЕЖИНА: Волокита.

МАЙКОВ: Это вот бумажная волокита вот эта. А так я был потерян, меня нигде не было. Я получил паспорт, все нормально. Это было какое-то, честно сказать, божье провидение, потому что загремел бы я в армию.

КАРЛОВ: А в армии-то, может быть, тоже стал артистом каким-нибудь армейским?

МАЙКОВ: Ну, я очень не хотел в армию. Я не люблю рабство, я ненавижу, когда мне говорят что-то сделать. Я хочу задать вопрос: зачем мне это делать?

КАРЛОВ: Да, это проблема.

МАЙКОВ: Я пытаюсь выдавливать из себя раба по капле. А в армии нельзя задавать вопросы, а тупо выполнять приказ. Я не умею тупо выполнять приказ, я считаю это идиотизмом. Вообще я считаю армию, которая сейчас существует, вообще бред. Потому что уж либо давайте два года, как было, и нормально там, чтобы люди что-то делали, а за год вообще непонятно. То есть берут молодых пацанов, у которых спермотоксикоз зашкаливает, посылают куда-то, где они одни, друг другу морды бьют, потому что сексуальная энергия прет. Они там ничего не делают, подметают армию. Подметайте там, где живете.

КАРЛОВ: Да?

МАЙКОВ: Ну и все, они там ходят и подметают.

КАРЛОВ: Это армия. А учения, стрельбы, танки, ракеты?

МАЙКОВ: Ну чему можно научить солдата за год службы? Вот чему? Ну, съездит он один раз на стрельбы, ну съездит три раза еще куда-нибудь. Ну и что? Научат его, что автомат все-таки стреляет с этой стороны, а не вот с этой.

КАРЛОВ: Но это тоже важно бывает иногда.

МАЙКОВ: Ну, во время военных действий уже нет.

КАРЛОВ: Ты не веришь? Ты не веришь о мировом заговоре против России?

МАЙКОВ: Про мировой заговор против России? Верю.

КАРЛОВ: Ну ладно. Когда что-то, тогда найдутся эти люди, которые…

МАЙКОВ: Но тогда нужно делать профессиональную армию, где будут люди не год, не два, а все время.

СНЕЖИНА: Давайте перейдем к тому моменту, когда Павел все-таки созрел для того, чтобы стать отцом.

КАРЛОВ: Нет, подождите, мне же интересно, как его ломала жизнь в Москве. Три года ломала. Кем ты работал?

МАЙКОВ: Ох! Я работал в кукольном театре.

КАРЛОВ: Ну, это тяжелая работа.

МАЙКОВ: Да. Мы работали, мы ездили, это же был такой театр, "Зеленая карета", мы ездили с кофрами по детским садам, по школам.

КАРЛОВ: А как ты туда попал?

МАЙКОВ: Через знакомых мамы. Я сначала просто возил и складывал ширмы, потом стал куклы водить.

КАРЛОВ: Ух ты!

МАЙКОВ: Торговал подносами, тележками на рынке.

КАРЛОВ: Про наперсточек расскажешь?

МАЙКОВ: Не наперсток, на тараканах я работал.

КАРЛОВ: Это как?

СНЕЖИНА: А что это?

МАЙКОВ: Ну, это то же самое, только усовершенствованный наперсток. Ну, там не наперстки, а там экран, и по нему тараканы бегут.

КАРЛОВ: Ух ты!

МАЙКОВ: Ваш прибежал и ваш, о как здорово! Приз не можете поделить? Давайте теперь будем друг с другом играть. Один подставной, другой - нет.

КАРЛОВ: А ты знаешь, что наперсточники до сих пор работают в Барселоне?

МАЙКОВ: Да?

КАРЛОВ: Я офигел!

МАЙКОВ: И что есть? Ну, работают, значит, есть.

КАРЛОВ: Иностранцы ведутся только так! И сразу сечешь. Они, знаешь, они же все немножко наивные. У нас-то нормально шифруются, не поймешь - подстава это, нормальный или нет. А там прямо вот они как будто роль исполняют. Бедные-несчастные пенсионеры-бюргеры, они там последние деньги оставляют. И тоже моментально вот так снимаются - фьють! - по свистку смотрящего.

МАЙКОВ: Да?

КАРЛОВ: Ух! И причем не наши, румыны какие-то.

МАЙКОВ: Ну так, конечно, насмотрелись у нас, и вперед. Вот здесь-то все, перекрыли кислород.

СНЕЖИНА: И соответственно, когда наступал выходной и приемная комиссия ждала Павла Майкова.

МАЙКОВ: В очередной раз.

СНЕЖИНА: Да, ты туда приходил и показывал все то, чему научился сначала в кукольном театре.

КАРЛОВ: Нет, ну готовился же парень.

МАЙКОВ: А?

КАРЛОВ: Готовился уже на этот раз, на третий раз-то?
МАЙКОВ: Нет, второй раз я готовился и практически поступил, но, видать, меня бог хотел поучить до конца, что нет, парень, тебе надо… Понятно, молодец, что готовился, а теперь еще год поготовься.

КАРЛОВ: Слушай, а за что? Подожди, где, на чем срезался? Почему "почти поступил" и не поступил?

МАЙКОВ: Тут же невозможно сказать, почему. Здесь же на уровне все равно "нравится - не нравится". Мастер набирает курс, и можно быть гениальным, но не нужен ты ему.

КАРЛОВ: А кто набирал тогда, во второй год?

МАЙКОВ: Я поступал к Бородину, как раз это был курс Чулпан, Полицеймако, они потом в итоге на год старше меня были. Я почти поступил к Бородину, и с конкурса я слетел, прямо с последнего, ну все уже, прямо вот оставалось три сантиметра… И я слетаю.

КАРЛОВ: Обидно!

МАЙКОВ: Да. Но я пережил это проще, чем первый раз. Первый раз было очень, это прямо было… Первый раз мне как-то прямо - это как?

КАРЛОВ: Ну, первый раз - удар по самолюбию.

МАЙКОВ: Да, очень серьезный. Потому что я был уверен, что я сейчас только войду и мне скажут: "Господи, где же вы были до этого? Наконец-то нормальный человек пришел. Все вон отсюда, оставьте Майкова!"

СНЕЖИНА: Как после этого подняться, когда такую затрещину получил?

МАЙКОВ: Мама помогла, кстати. Я пришел, у меня было напрочь упавшее настроение. Я говорю: "Мам, я провалился, я больше поступать не буду". А она сказала: "Нет, друг (хотя она была против), нет, так нельзя, ты должен, надо идти дальше, иначе это…" Ну, это было педагогически верно. Ну как? Первая трудность, и сразу сломался? Что за байда? А как ты хотел, чтобы сейчас тебе на блюдечке с голубой каемочкой? И она тогда мне помогла очень сильно, потому что если бы она в тот момент так не поняла меня, если бы она сказала: "Да и хрен с ним, Павлик, да и правильно, я же тебе говорила: надо идти в художники." Вот если бы она так сказала на тот момент, то могла бы меня сломать, и я бы действительно плюнул и пошел. Мне там говорили: "Не хочешь в художники, давай - театр любишь, давай в гримеры пойдешь, пойдешь в гримеры, будешь гримировать."

КАРЛОВ: Ой, это так интересно!

МАЙКОВ: А я думал: что же они несут? Я говорю: артистом хочу быть, а они мне: будь гримером. "Дайте попить - На сухарик", ну это из этой серии.

КАРЛОВ: Ну, хоть что-то дали, знаешь.

МАЙКОВ: И мама так мне помогла. И когда я услышал это от матери тогда, я понял, что я буду готовиться. Я буду готовиться, я буду готовиться, я буду поступать. А второй раз, уже когда я понял, что я не бездарен, потому что все-таки до конкурса дошел, тут уже появился некий завод: нет, подожди, чтой-то я?

КАРЛОВ: Ну-ка, ну-ка, подождите, господин Бородин… А третий год уже кто был?

МАЙКОВ: Третий год я поступал, очень хотел к Табакову, и у Табакова слетел.

КАРЛОВ: Эх, елки!

МАЙКОВ: Слетел у Табакова и думаю: опять не поступил. И у меня остался второй курс у Хомского какого-то. Думаю: что за Хомский какой-то? Я не в курсе был, что он главный режиссер театра Моссовета, ничего. И я к нему пришел без всякого желания.

КАРЛОВ: Полностью расслабленный…

МАЙКОВ: Абсолютно, мне было по барабану. И я даже помню, что читал. Читал Исаака Бабеля "Как это делалось в Одессе", читал Есенина. А потом мне говорят: можешь спеть?

КАРЛОВ: Ну что, и сплясать, что ли, еще вам здесь?

СНЕЖИНА: Легко!

МАЙКОВ: И я спел, это сейчас не реклама фильма, я спел Высоцкого "Здесь лапы у ели дрожат на весу." И я помню, как-то так я запел, и так Хомский снял очки, сел вот так, как-то так откинулся… И потом выходит Домрычева Людмила Николаевна, педагог наш на курсе, и говорит: тот-то третий тур, тот-то там такой-то тур, всем остальным спасибо. Меня опять не называют. И вдруг говорит: "Майков, останься, подойди ко мне". Я подхожу, она говорит мне: "Куда поступаешь еще?" Я говорю: "Везде поступаю".

КАРЛОВ: А на самом деле?

МАЙКОВ: Ну, на самом деле я везде почти уже послетал, но надо было марку держать, что, дескать, меня рвут на части. Она говорит: "Никуда больше не поступай, Хомский дает тебе гарантию".

КАРЛОВ: Ого!

СНЕЖИНА: Ну, тогда не пойду к Табакову.

МАЙКОВ: И я помню… Такого ощущения счастья я, наверное, больше потом не испытывал никогда. Не счастье, а это было…

КАРЛОВ: Удовлетворение.

МАЙКОВ: Мир перевернулся вдруг. Это как девственность потерять было. Вот я помню, я, когда потерял девственность, я утром проснулся, а день другой, другой. Вот все то же самое, но я смотрю на это другими глазами вообще.

КАРЛОВ: Мир изменился.

МАЙКОВ: Какое-то такое было, помню, другой мир. И вот здесь я помню, когда вот так вот плавает пол, и я выхожу, а там какие-то абитуры, они меня там цепляют, говорят: что, ну что, ну что? А я не понимаю, я говорю: "Меня взяли". Не понимаю, как взяли, вот так сразу, там с первого, со второго тура. А где третий, а это, а то? Как, не может быть! И долго не верил еще. Мне казалось, что сейчас я приду, а мне скажут: да мы передумали. Но нет, все нормально.

КАРЛОВ: Слушай, а умеет рассказывать человек. Ну, актер, ну что тут сделаешь. Ну ладно, слушай, давай к воспитанию. Мелкий у тебя когда появился?

МАЙКОВ: Мелкий у меня появился в 2003 году.

СНЕЖИНА: О, он уже совсем не мелкий.

МАЙКОВ: Ему восемь лет сейчас.

КАРЛОВ: Да ладно, все равно мелкий.

МАЙКОВ: Мелкий, он учится во втором классе.

КАРЛОВ: Как учится?

МАЙКОВ: Хорошо, учится хорошо. Ну как? Он лентяй, засранец! И в дневнике, в журнале "4", "5". А в тетрадях - ну он черкает, переделывает.

КАРЛОВ: А, знакомо!

СНЕЖИНА: Творец!

МАЙКОВ: Я ему говорю типа: "Даня, напиши в черновик, напиши сначала, ну напиши в черновик. - Я вот сейчас нормально сразу напишу". Я говорю: "Ты опять сделаешь ошибку, опять произойдет то же самое, ты опять начеркаешь, тебе поставят… Просто ну обидно, тебе ставят оценки плохие не потому, что ты не знаешь, что ты тупой, а потому что просто ты пишешь не знаю какой ногой…" Не делает, как я прошу, потом опять у него ошибка. "Папа, откуда ты знал?" Я говорю: "Я колдун, сынок. Откуда я знал? Потому что я знал, потому что я сам такой был".

КАРЛОВ: Крепкая отцовская рука долетает до затылка пацана?

МАЙКОВ: Нет, никогда пальцем не тронул?

КАРЛОВ: Чем наказываешь?

МАЙКОВ: Я с ним разговариваю.

СНЕЖИНА: А мне кажется, у тебя голос такой, ты если повысишь…

МАЙКОВ: Я могу рявкнуть очень, да, он боится, когда я кричу.

КАРЛОВ: Да у тебя еще и взгляд такой может быть тяжелый, если что.

МАЙКОВ: Наверное. Мне говорят, но мне казалось, что я нормальный и добрый, а Маша мне говорила, что ты можешь так посмотреть… Я ни раз у пальцем не тронул, но бывает, так посмотрю, он вжимается в стенку.

КАРЛОВ: Вот-вот.

МАЙКОВ: Но я никогда… Я ору на него, бывает, потом жутко себя корю за это и прошу прощения у него часто, что ругаюсь. "Да ладно, пап…"

КАРЛОВ: Даня, Данила, да?

МАЙКОВ: Да, Даниил.

КАРЛОВ: Кем он верховодит в семье - тобой или мамой? Мама Маша, насколько я понял.

МАЙКОВ: Он же от первого брака у меня. А Маша у него крестная мама.

КАРЛОВ: Так.

СНЕЖИНА: То есть он не все время с тобой живет?

МАЙКОВ: Он живет неделю примерно здесь, неделю у мамы Кати.

КАРЛОВ: А учится?

МАЙКОВ: Ну, мы живем рядом. Мы живем в Крылатском, а они прямо там. Поэтому он как бы так между, получилось, что мы как-то рядом стали жить.

КАРЛОВ: Ну, молодцы, на самом деле молодцы!

МАЙКОВ: Но это опять случайно получилось. Это просто, мне иногда кажется, что меня бог любит, какими-то вещами мне помогает. Потому что я… ну, у меня культ сына в чем-то, я, как сказать, я очень сильно его люблю.

КАРЛОВ: Итак, классическая ситуация, рано или поздно такое происходит, семьи разделяются. На самом деле получается так, что у маленького ребенка появляется сразу две мамы и два папы. Ну, нельзя, конечно, назвать, не всегда бывает так, что не родной становится настоящим отцом, но тебе повезло в этом с папой Сашей, да.

МАЙКОВ: Мне повезло. Но все равно, вот я скажу, при том, что мне дико повезло, и у меня реально отец, отчим, он стал отцом, все равно есть какая-то вот… что-то есть, где-то…

КАРЛОВ: Ну, потому что, может, узнал.

МАЙКОВ: Не знаю, не знаю… Все равно есть какое-то чувство… Не знаю, не могу объяснить, ну какой-то момент, что да, люблю, да, близкий, очень клевый человек, вот такой персонаж, мой папа прямо гениальный, мудрый, и любовь к музыке - это от него пришла, он принес мне в семь лет пластинку «Битлов», и я сошел с ума, все, больше ничего не слушал в ближайшие лет семь, наверное. Но все равно при этом я понимаю, что никогда чужой не станет родным.

КАРЛОВ: Кровь?

МАЙКОВ: Да, все равно. И когда прошло время, папа умер родной, и я сначала обижался, а потом то ли я повзрослел, то ли просто попал в похожую ситуацию, я вдруг настолько ярко понял, что он мне ничего не был должен. Что я не имею права на него обижаться, потому что я не знаю до конца всю ситуацию. И я езжу к нему на кладбище и испытываю к нему как к родному отцу только теплую благодарность, потому что в конце концов благодаря ему я есть.

КАРЛОВ: Данила рассказывает тебе о том, что происходит в той семье?

МАЙКОВ: Да. Ну, мы друзья. Что мне повезло с сыном, надеюсь, что и дальше будем мы друзья. Он делится секретами, он просит меня, рассказывает, чтобы я не рассказывал маме, чтобы я не рассказывал Марусе, то есть вот это только наша личная какая-то история.

КАРЛОВ: Ну а с мамой, с Катей у него против тебя есть секреты какие-то? Не против тебя, от тебя.

МАЙКОВ: Да вряд ли, не думаю. Ну, не знаю, хотя… черт его знает!

СНЕЖИНА: Но ведь, знаешь, достаточно просто быть хорошим, когда ты не все время рядом.

МАЙКОВ: Нет, очень сложно.

СНЕЖИНА: То есть вот человек, который воспитывает ребенка, все-таки на самом деле для ребенка является и воспитателем, и цензором, и все что угодно, может держать в той самой ежовой рукавице, и как бы это все способствует воспитанию. И очень просто быть хорошим отцом, когда от тебя требуются подарки, кино.

МАЙКОВ: Нет, не соглашусь, не соглашусь. Нет, если от отца требуются только подарки и кино, то да. Но я стараюсь участвовать очень активно в его воспитании. И поэтому на самом деле очень сложно. Когда он приезжает, например, на четыре дня ко мне, мне эти четыре дня хочется его тискать, целовать и говорить, какой он прекрасный. Но я понимаю, что я не могу так. Ну, я могу сейчас его потискать, но дальше он начинает чуть-чуть садиться на шею. Первый день я ему даю: ну, ладно, давай чуть-чуть, праздник непослушания немножко. А со второго дня мне надо вот этого милого мальчика, который у меня всего четыре дня сейчас будет, начинать его прессовать, кричать, и он будет на меня сейчас обижаться. И поэтому в этом отношении даже сложнее.

КАРЛОВ: Да, это сложно. Павел, а вот что это у меня в компьютере "Песня гостя" написано? Ты с песней к нам пришел?

МАЙКОВ: Ну да, у меня же группа "Семь процентов" музыкальная.

КАРЛОВ: Елки!

МАЙКОВ: И вот концерт будет, кстати, приходите, 4 января в "Чайна-Тауне".

КАРЛОВ: А я о тебе такого не знал. Надо же, какое открытие!

СНЕЖИНА: Да?

МАЙКОВ: Да.

КАРЛОВ: Слушайте, ребята, ну это хороший подарок нам всем. Мне понравилась беседа с тобой.

МАЙКОВ: Да, мне тоже понравилось, да. А мы что, расходимся, что ли, уже?

КАРЛОВ: Да, уже все. Ты понимаешь в чем дело? Какой-то ты, блин, мудрый.

МАЙКОВ: Да?

КАРЛОВ: Да, реально, вот тебе честно говорю.

СНЕЖИНА: Настоящий.

КАРЛОВ: И настоящий. Вот это она тебе как женщина говорит. Я тебе как мужчина говорю, что ты мудрый, а она тебе как женщина, что ты настоящий.

МАЙКОВ: Спасибо.

КАРЛОВ: Спасибо тебе большое. Скажи, что за песню будем слушать?

МАЙКОВ: Песня называется "Три или пять", это группа "Семь процентов", из нового, сейчас мы записали альбом, и скоро, я думаю, весной выйдет.

КАРЛОВ: Павел Майков был у нас сегодня в гостях. Большое спасибо!

СНЕЖИНА: Спасибо. Удачи!

МАЙКОВ: Спасибо вам!
КАРЛОВ: Павел Сергеевич Майков сегодня у нас в гостях. Здравствуйте.

МАЙКОВ: Здравствуйте.

СНЕЖИНА: Здравствуйте.

КАРЛОВ: Как оно?

МАЙКОВ: Нормально, хорошо, ничего.

КАРЛОВ: Нормально?

МАЙКОВ: Да.

КАРЛОВ: Не ложились?

МАЙКОВ: Нет. А чего ложиться, зачем? Сегодня лягу, с 31-го на 2-е в ночь.

КАРЛОВ: А у артистов всегда так.

МАЙКОВ: Ну да.

КАРЛОВ: И вроде бы не работали, нет? Вот просто отдыхали?

МАЙКОВ: Отдыхал. Отдыхать труднее, чем работать.

КАРЛОВ: Да.

СНЕЖИНА: С детьми отдыхали?

МАЙКОВ: Нет, дети…

СНЕЖИНА: Ликвидированы были на время с 31-го по 2-е…

МАЙКОВ: Дети не должны видеть родителей иногда в разных состояниях.

СНЕЖИНА: Вот!

КАРЛОВ: Да? А что вот?

СНЕЖИНА: А у меня на празднике четверо было.

КАРЛОВ: И что, не позволила себе?

МАЙКОВ: Нет, ну это в зависимости, что устраивать на праздник. Если там все культурно, Дед Мороз, подарки, семейно, там тихо-тихо-тихо, то, конечно, дети.

КАРЛОВ: Ну, без стриптиза если, да.

МАЙКОВ: Ну да. А если хочешь попрыгать высоко, то лучше, наверное…

КАРЛОВ: А что значит "попрыгать высоко"? Это танцы, танцы?

МАЙКОВ: Ну, танцы-щманцы…

СНЕЖИНА: Обниманцы.

МАЙКОВ: Покричать громко.

КАРЛОВ: Ой! Смотрите, друзья мои, мы имеем сегодня в гостях у нас уже взрощенного, состоявшегося человека, гражданина этого общества. Как происходило взросление? Вот есть цитата такая: "Нередко случалась такая ситуация. Мама, проверяя сына, входила в его комнату и видела, как он усердно штудирует физику". Это про тебя написали.

МАЙКОВ: Ну?

КАРЛОВ: "А тем временем под ее обложкой скрывался роман Жюля Верна или Дюма". Итак, родился наш сегодняшний гость в Мытищах, но в пять лет оказался в Киеве.

МАЙКОВ: Да, в шесть.

КАРЛОВ: В шесть. В пять выехал, в шесть приехал.

МАЙКОВ: Ну да, долго ехал.

КАРЛОВ: Чем Мытищи запомнились?

МАЙКОВ: Мытищи ничем не запомнились, пожалуй. Ну, я помню каких-то друзей, совсем я был маленький. Я помню только, мы жили в частном доме, и я помню, очень много малины было.

КАРЛОВ: Малины? Ух ты!

МАЙКОВ: Все было в зарослях малины.

КАРЛОВ: А кто родители были?

МАЙКОВ: Почему были?

КАРЛОВ: Ну, почему были? Тогда были. Понимаешь, люди меняют профессию.

МАЙКОВ: Нет. Мама художник. Папа мой, первый папа был, он был скромный человек, он был водитель, поэтому они долго с мамой и не просуществовали.

КАРЛОВ: Ты думаешь, в этом разногласия?

МАЙКОВ: Ну, конечно, да. Мне кажется, водитель должен жениться на водителе, а художник на художнике, потому что я не верю в союз продавца и ветеринара.

КАРЛОВ: А почему тогда получается так, что большое количество разводов среди артистов эстрады, например?

СНЕЖИНА: Которые каждый раз после развода говорят: никогда больше я…

МАЙКОВ: Если про шоу-бизнес, то я вообще не понимаю, что там делают эти люди. И это какой-то пир во время чумы, это насекомые для меня, они такие забавные кролики, за которыми наблюдают, и они сходятся, расходятся… Люди нетрадиционной сексуальной ориентации говорят, что они на самом деле нормальные, женятся на женщинах, это им зачем-то надо. И поэтому я про них ничего не знаю.

КАРЛОВ: Хорошо. А актеры?

МАЙКОВ: Ну, актеры, очень часто бывает - происходит подмена, когда артист, играя роль с женщиной, с партнершей, может настолько… ну, он влюбляется если не в человека, а влюбляется в персонаж.

КАРЛОВ: В образ.

МАЙКОВ: Да. И настолько в это верит, что дальше разводы, сходы с этой новой женщиной. А потом дым проходит, работа над образом закончена, и всплывают все те вещи, которые обычно всплывают в быту.

СНЕЖИНА: А у тебя жена актриса?

МАЙКОВ: Ну да.

КАРЛОВ: Так может говорить человек, который все это сам прожил.

МАЙКОВ: Часть - да. Ну да, я никогда не говорю того, чего я не знаю. Я всегда руководствуюсь собственным опытом.

КАРЛОВ: Хорошо. Итак, возвращаемся в детство. В те годы, до переезда в Киев, кто чаще твоим воспитанием занимался, и в чем оно состояло?

МАЙКОВ: До переезда в Киев я чаще был с бабушкой. Мама училась в институте, папа ушел в армию.

КАРЛОВ: Подожди-подожди, это сколько же им было лет, когда ты появился на свет?

МАЙКОВ: 18.

КАРЛОВ: Ух ты, елки-палки!

МАЙКОВ: Ну, мама очень молодая, она очень хорошо выглядит до сих пор. Даже я помню, когда мы ходили, она меня просила: не мамкай, говори, что Аня, сестра.

СНЕЖИНА: Так, в общем, и до сих пор продолжается.

МАЙКОВ: Ну, сейчас уже сложно, потому что как-то…

КАРЛОВ: В магазин вместе не ходите.

МАЙКОВ: Вместе в магазин не ходим.

КАРЛОВ: Ну, понятно.

МАЙКОВ: А так я рос с бабушкой и в основном в мастерской художников.

КАРЛОВ: А бабушка?

МАЙКОВ: Бабушка тоже художник, у меня все художники, да.

КАРЛОВ: Вообще все?

МАЙКОВ: Да. Ну, только вот папа Саша, который папа, который дальше меня растил, и который стал мне папой, он врач, кардиолог-реаниматолог.

КАРЛОВ: Хорошая профессия.

МАЙКОВ: Отличная!

СНЕЖИНА: Но тоже, в общем-то, ты знаешь, мне кажется, художник и врач - это разные люди.

МАЙКОВ: Я понимаю, о чем вы. Когда у них союз произошел, то мама ушла, она не занималась профессией. Она занималась им, она занималась нами. То есть с момента нашего отъезда в Киев она посвятила себя детям и мужу.

КАРЛОВ: А должна женщина так жертвовать карьерой, увлечением?

МАЙКОВ: Если женщина хочет жертвовать, пускай жертвует. Если она хочет быть декабристской, женой декабриста, то почему нет? Я считаю, что в принципе, если женщина делает мужчину (а только женщина делает мужчину), она может ему повесить гирю на ноги, она может его окрылить…

КАРЛОВ: Слушай, а что для этого нужно делать? Ну, по поводу гирь-то понятно, а как окрылять-то, господи?

МАЙКОВ: Ну как? Это любовь только если есть.

КАРЛОВ: И все, да?

МАЙКОВ: А по-другому как? Если любят люди друг друга, то человек, мужчина для женщины свернет горы. И чем больше он ее и она его любит, тем больше ему хочется для нее что-то делать.

СНЕЖИНА: Нет, ну просто никогда не возникала такого ощущения, что если бы мама не решила для себя, что она становится той самой женой декабриста и занимается вами, папой Саша, то она бы смогла сделать что-то большее, чем в итоге получилось?

МАЙКОВ: Ну, история не терпит сослагательных наклонений. Если бы… Мы не знаем, есть такая вот ситуация, а что было бы, если бы… я не могу сказать.

КАРЛОВ: В юриспруденции существует "упущенная возможность", знаешь?

МАЙКОВ: Ну это же все… упущенная возможность - это же недоказуемо, это все слова, упущенная возможность. "Она могла стать великой…" А могла не стать.

КАРЛОВ: Слушай, у тебя же в школе была такая ситуация, когда тебя чуть не исключили, а ты ходил к директору и говорил: "Вы губите во мне артиста". Представляешь, если бы выгнали? Упущенная возможность.

МАЙКОВ: А меня не должны были выгнать просто. Я считаю, что все происходит так, как должно произойти. И если бы меня должны были выгнать, наверное, меня просто выгнали бы, и никто бы меня не пожалел. Меня никто не хотел выгонять. Я, конечно, там пожестил немного.

КАРЛОВ: Ну, расскажи, что ты там натворил-то?

МАЙКОВ: Да я прогулял просто. Мы строили сарай для собак, для бездомных, и это был 10-й класс. И как-то я совсем уже решил, что я артист, и мне не надо математики, физики, бред какой-то, зачем? Мне нужна литература и история, и достаточно мне вот так! Этим я и занимался. А все остальное во мне вызывало скуку. А так как по натуре я немножко бунтарь, то я бунтовал. А потом просто я не ходил полгода в школу.

КАРЛОВ: Полгода?!

СНЕЖИНА: Ну, долго же строить сарай-то.

КАРЛОВ: Долго не замечали отсутствия бойца-то. Это как?

МАЙКОВ: Нет, ну сначала подумали: слава богу, что нет. Потом: а где собственно мальчик-то? А потом собственно вызвали меня с мамой к директору школы. Директор сказал: "Ну, понимаешь, Павлик, что делать, у меня нет больше выхода, я тебя должна выгнать". И все, и до свидания. Я вышел. И то ли они договорились заранее, я не знаю, может быть, какая-то была…

КАРЛОВ: Подстава.

МАЙКОВ: Момент такой, да, воспитательный момент. Мать мне говорит, что "я не буду ничего, Павлик, делать, вот вообще ничего не буду делать. Вот чего хочешь, то и делай. Иди, проси, умоляй, или там вечерняя школа. Я делать ничего не буду".

СНЕЖИНА: Испугался?

МАЙКОВ: Да, очень. И я пошел, и это был единственный раз, наверное, в моей жизни, когда я вот так что-то просил. Я больше никогда ничего не просил, я вообще ненавижу просить. А тут мне пришлось чуть ли не на коленях. Я говорил, да, что, вы понимаете, что сейчас практически вы лишаете страну ценного кадра, что потом вы сами себе это не простите…

КАРЛОВ: О! Вот это был наезд, действительно.

МАЙКОВ: В итоге она говорит: "Если мне скажут неделю, что ты поднимаешь руку и отвечаешь, и вообще ходишь и как бы весь молодец, тогда я тебя оставлю". Ну, я неделю отвечал.

КАРЛОВ: А потом?

МАЙКОВ: Нет, ну уж если я сказал, я делаю. А зачем, иначе как?

КАРЛОВ: Мужик сказал - мужик сделал.

МАЙКОВ: Ну да.

КАРЛОВ: А когда родилось мнение о себе, что ты артист? Банальный вопрос, тебе часто его задают, но все равно вспоминай.

МАЙКОВ: Нет, как я помню, это было лет в 14-ть. Но как рассказывают родители… Бабушка рассказывает, что я в три года изображал Ленина. Она меня брала в Союз в Загорск, она в Загорском союзе была тогда художников, и она меня приводит, и пока у них там совет какой-то, они обсуждают работы очередных Лениных - в Сокольниках Ленин, в Октябре Ленин, Ленин в лаптях… Ну, так много этих работ. А меня некуда девать, и она меня отправляла в бухгалтерию там тусить. И я им изображал Ленина, пел Окуджаву. Мне говорят - в три года, я этого не помню. Я пел Окуджаву "Вы слышите, грохочут сапоги…" Потом, естественно, я хотел быть летчиком. Мама говорила: "Ага, налетчиком ты будешь…"

КАРЛОВ: А были предпосылки так думать?

МАЙКОВ: Да нет, ну просто она говорила. Ну как? Я был дундук в математике и в точных науках всех, и не хотел этим заниматься, но при этом…

КАРЛОВ: Но с химией дружил?

МАЙКОВ: Нет.

КАРЛОВ: Чего мальчишкам и девчонкам подкладывал в портфели, что дымилось?

МАЙКОВ: А, этот гидроперит с фиксажем?

КАРЛОВ: Как ты до этого додумался, объясни мне, если не знать химию…

МАЙКОВ: Это мне подсказали старшие товарищи.

СНЕЖИНА: Они хотели попробовать, но не решались.

МАЙКОВ: Нет, они говорят: круто! Причем, мина замедленная, сейчас кладешь, оно не сразу начинается, потом дым, все безопасно. Ну я и сделал.

КАРЛОВ: А это все было безопасно?

МАЙКОВ: Да, действительно все безопасно, но просто идет реакция, и очень с таким шумом идет дым. Она лежит, минут пять ничего не происходит, это можно засунуть, и пять минут тишины, и вдруг неожиданно это вот начинает…

КАРЛОВ: Дорогие друзья, не пытайтесь продемонстрировать это в домашних условиях!

МАЙКОВ: Да, не делайте этого.

СНЕЖИНА: Паша, у тебя один сейчас ребенок в наличие пока?

МАЙКОВ: Да.

СНЕЖИНА: А вот ты же рос не один, правильно? У тебя была сестра Настя.

МАЙКОВ: Да.

СНЕЖИНА: И соответственно, как думаешь, для человека важно, чтобы рядом был кто-то примерно твоего же возраста, ну или, по крайней мере, брат или сестра, для того, чтобы получить какие-то навыки или обладать качествами, которые потом в жизни или помогут, или наоборот. Ну, не знаю, условно - чувство ответственности.

МАЙКОВ: Нет, я, конечно, считаю, что детей должно быть много, и чем больше, тем лучше.

СНЕЖИНА: Но ведь в таком случае у детей больше проблем. Нужно, мало того, что делиться с кем-то…

МАЙКОВ: Это не проблема. Они учатся жить, они учатся жить в социуме. Ребенок должен понимать, что он не один на этой планете, он должен расти не эгоистом, он должен плакать не потому, что его ударили по коленке, а потому, что ударили по коленке другого. Он должен расти милосердным, а это, конечно, проще делать, когда вокруг есть братья и сестры, особенно младшие.

КАРЛОВ: Но история, знаешь, показывает странную штуку. Когда появляется младший братик, старшему уже… он начинает ревновать жутко, потому что внимание переключается… Это проблема.

МАЙКОВ: Это проблема родителей. Ну, естественно, если полностью взять и забыть про ребенка и отдать все свое внимание маленькому, конечно, это будет непроизвольная какая-то агрессия, этого делать нельзя.

СНЕЖИНА: А вот эта разница в воспитании мальчиков и девочек? Вот все-таки тут такая девочка рыженькая, красавица…

КАРЛОВ: Самая красивая, самая-самая, да.

СНЕЖИНА: А ты, Пашенька, мужик.

МАЙКОВ: Нет-нет, ну, мне это говорилось, что я старший. Но это мама говорила, а папа никогда, наоборот чаще даже Насте доставалось, чем мне.

КАРЛОВ: За что?

СНЕЖИНА: Пела громко?

МАЙКОВ: Ну, там был момент, ей было лет восемь, а мне, получается… нет, как-то мне очень много… как-то там было, или мне 12, но что-то мы могли как-то играть. Мне еще пока интересно, а ей уже интересно, то есть некоторое время. Потом я, понятно, девочками заинтересовался, и уже мне было не до сестры.

КАРЛОВ: Так.

МАЙКОВ: Вот. Но если вдруг кто-то… она бежала жаловаться к папе, то доставалось ей, а не мне.

КАРЛОВ: А она ябеда была?

МАЙКОВ: Была, да.

КАРЛОВ: А ты?

МАЙКОВ: Нет.

КАРЛОВ: Не закладывал сеструху?

МАЙКОВ: Нет.

СНЕЖИНА: Он так ей: ша! И все.

КАРЛОВ: А еще про школу расскажи, пожалуйста. Ты говоришь: слава богу, сначала подумали: слава богу, нет мальчика. Что ты там вытворял? Кайся.

МАЙКОВ: Ну, я был неспокойным ребенком. Смотрю сейчас на своего и думаю: ну, это, конечно, очень спокойный, он гораздо спокойнее меня. Хотя все говорят, что это шаровая молния, что он носится по стенам. Но при этом говорят: Павлик, он такой спокойный, просто он против тебя тишь да гладь. Мы взрывали патроны на чердаке, там очень много чего затевали. Просто так скучно было сидеть 45 минут.

КАРЛОВ: Подожди-подожди, то есть во время урока ты взрывал патроны?

МАЙКОВ: Во время урока можно было выйти, отпроситься. Ну а что же, во время перемены взрывать? Так же никто не услышит.

КАРЛОВ: "Анна Ивановна, можно выйти?" Да, перемены такие шумные в школе. А это в Киеве было?

МАЙКОВ: Да.

КАРЛОВ: Слушай, ты же эту самую ридну мову-то, наверное, разумиишь?

МАЙКОВ: Разумию. Но я как? Вот сейчас говорить очень сложно уже могу, давно я не общался. Но если я приезжаю в Киев, например, через пару, тройку, и я все, вспоминаю слова.

КАРЛОВ: А ты там часто бываешь?

МАЙКОВ: Последнее время что-то зачастил.

КАРЛОВ: А что за район там был, где ты жил?

МАЙКОВ: Татарка, такой район, там было три завода. И я мальчик из парника, потому что вокруг были одни бабы, которые меня облизывали: бабушки, мамы, подруги мамы, они все молоденькие…

КАРЛОВ: А папа Саша еще не появился, да?

МАЙКОВ: Папы Саши еще не было. Меня все тискали, тискали, тискали. Ну просто я был, конечно, очень разнеженный мальчик. Потом папа появился, и потом мы уехали в Киев. И вот из этого парника я приезжаю в район, где каждый день, если ты идешь, и так просто тебе кто-нибудь не сунул слегка в ухо, то это значит, ты прошел не по этому району.

СНЕЖИНА: Кошмар какой!
МАЙКОВ: Ну так было, да, жестко. И сейчас там, конечно, все по-другому, богатые дома стоят.

КАРЛОВ: Ну, это понятно, прошли годы.

МАЙКОВ: Но тогда… Причем, при этом было очень престижно жить в этом районе всей нашей шпане и гопоте, потому что ну в ухо так слегка дадут и все. А вот если появлялся чужой, то тут это было очень жестко.

КАРЛОВ: Когда ты первый раз сунул в ухо?

МАЙКОВ: Нет, я никогда…

КАРЛОВ: Вопрос, конечно, на радио прозвучал хорошо сейчас, да?

МАЙКОВ: Нет, я справедливый человек.

КАРЛОВ: Ну, ведь либо тебе, либо ты, ну не бывает середины.

МАЙКОВ: Если меня били, я давал сдачу.

КАРЛОВ: Вот так?

МАЙКОВ: Я никогда не начинаю драться первым, я не люблю бить людей.

КАРЛОВ: Понимаю тебя. Скажи, пожалуйста, а ты почувствовал тот момент, когда уже все, перестали тебя задевать в этом районе?

СНЕЖИНА: Своим стал. "Это Пашка Майков, наш".

МАЙКОВ: Своим я стал, когда я снялся в "Бригаде", и приехал туда, и вот тогда да, я отлично это почувствовал.

КАРЛОВ: Слушай, вот она школа жизни, да?

МАЙКОВ: Абсолютно.

КАРЛОВ: То есть много тебе дала она в кинематографе?

МАЙКОВ: Ну, какие-то, да, по памяти было какие-то вещи просто играть.
КАРЛОВ: По памяти. Представил себе вот это вот самое "в ухо", друзья мои. А вот еще одна интересная страничка биографии нашего гостя Павла Майкова. Итак, ты почувствовал, что готов стать актером, что это в тебе есть, это рвется наружу, а "ружа", она в Москве, правильно?

МАЙКОВ: Да.

СНЕЖИНА: Это мама решила.

КАРЛОВ: Мама решила?

МАЙКОВ: Нет, мама была против. Но она уговорила, меня все отговаривали, мне говорили: парень, зачем тебе это надо, иди в художники, ты поступишь, и это будет проще.

КАРЛОВ: Краски есть, кисточки дадим.

МАЙКОВ: Да. Все вокруг, кто тебя подготовит, и если чего, есть блат, и ты ни от кого не будешь зависеть. Я только сейчас понял, что они имели в виду.

КАРЛОВ: А что они имели в виду?

МАЙКОВ: Ну как? Художник, он проснулся, он хочет написать картину, и он ее пишет. А мне, чтобы, например, не знаю, музыку сыграть или спектакль поставить, мне нужен какой-то набор людей, чтобы они все тоже хотели в этот момент этим заниматься и в это время могли. А кто-то не может, я уже не могу.

КАРЛОВ: Слушайте, ребята, мне нравится эта фраза - "набор людей". Подарочный набор людей, новогодний набор людей.

СНЕЖИНА: Новогодний сэйл…

МАЙКОВ: Да, я понял в какой-то момент, вот что имели в виду родители, когда говорили: ты не зависим. То есть ты хочешь писать - пишешь, не хочешь писать - не пиши, все. А здесь нужно еще огромное количество каких-то стечений обстоятельств, от которых ты зависишь.

КАРЛОВ: Понятно.

МАЙКОВ: Они не все были в восторге, потом, никто не верил в это все, к этому относились немножко как к очередному летчику.

КАРЛОВ: Ну так и сглазили же! Приехал в Щуку, и "фэйсом об тэйбл".

МАЙКОВ: Ну, потому что я ничего не делал.

КАРЛОВ: А надо было чего-то делать?

МАЙКОВ: Ну, конечно, надо было готовиться. А я считал, что я приеду сейчас в Москву, и все скажут… Мне же говорили, что я в школе самый крутой артист.

КАРЛОВ: "Паша, где ты был все эти годы? Мы тебя здесь всей Щукой ждем…"

МАЙКОВ: Да. А тут я прихожу, а таких, оказывается, как я, вагон и маленькая тележка, и еще и круче меня.

СНЕЖИНА: Но в этот-то момент точно: ну ладно, тогда буду художником… Нет, уперся же!

МАЙКОВ: Нет, я очень хотел.

СНЕЖИНА: На несколько лет?

МАЙКОВ: Ну, три года поступал, да.

КАРЛОВ:А как ты в армию не загрохотал?

МАЙКОВ: А, там условия были. Совок развалился, меня потеряли.

СНЕЖИНА: Не могли найти.

МАЙКОВ: Не могли.

КАРЛОВ: Как тогда в школе, на полгода…

МАЙКОВ: Да, там мне шли… В итоге я приписан в Киеве, живу в Москве, мне туда идут какие-то приписные, то есть эти, повестки. А потом мы переезжали из Мытищ в Москву, мы вернулись же в Мытищи, а потом родители поменялись уже на Москву. И я прихожу в военкомат и говорю (мне же надо сняться с учета, а для этого надо встать), я говорю: здравствуйте, я хочу встать на учет. - В смысле?

КАРЛОВ: Чтобы сняться.

МАЙКОВ: А это момент, когда вообще там недобор и все бегают. И тут приходит такой идиот, которому осталось бегать типа там три года всего, или сколько там.

КАРЛОВ: До 27-ми.

МАЙКОВ: До 27-ми, да, вот прямо вот сейчас, все. И вдруг он приходит и говорит: поставьте меня на учет. А мне говорят: "А где ты раньше был? Я говорю: "Да мне повестки не шли". - Слушай, иди отсюда, все, хватит! Я говорю: "При чем здесь хватит? Поставьте меня на учет, что за ерунда, я хочу служить в вооруженных силах!" - Ну, ладно, так и быть, мы тебя поставим. Они поставили, я говорю: "А теперь снимайте меня с учета". И вот после этого я побегал еще три года, потому что теперь меня уже нашли.

КАРЛОВ: Как нашли? Сам же нашелся.

СНЕЖИНА: Хитрый какой!

МАЙКОВ: Сам нашелся, да. Я не хотел в армию идти.

КАРЛОВ: А для чего это нужно было вот с этим приписным свидетельством, с этими учетами?

МАЙКОВ: А я не мог, тогда мне же надо было выписаться с той квартиры, прописаться на эту, а это нужно все делать через военкомат.

СНЕЖИНА: Волокита.

МАЙКОВ: Это вот бумажная волокита вот эта. А так я был потерян, меня нигде не было. Я получил паспорт, все нормально. Это было какое-то, честно сказать, божье провидение, потому что загремел бы я в армию.

КАРЛОВ: А в армии-то, может быть, тоже стал артистом каким-нибудь армейским?

МАЙКОВ: Ну, я очень не хотел в армию. Я не люблю рабство, я ненавижу, когда меня… Когда мне говорят что-то сделать, я хочу задать вопрос: зачем мне это делать?

КАРЛОВ: Да, это проблема.

МАЙКОВ: Я пытаюсь выдавливать из себя раба по капле. А в армии нельзя задавать вопросы, а тупо выполнять приказ. Я не умею тупо выполнять приказ, я считаю это идиотизмом. Вообще я считаю армию, которая сейчас существует, вообще бред. Потому что уж либо давайте два года, как было, и нормально там, чтобы люди что-то делали, а за год вообще непонятно. То есть берут молодых пацанов, у которых спермотоксикоз зашкаливает, посылают куда-то, где они одни, друг другу морды бьют, потому что сексуальная энергия прет. Они там ничего не делают, подметают армию. Подметайте там, где живете.

КАРЛОВ: Да?

МАЙКОВ: Ну и все, они там ходят и подметают.

КАРЛОВ: Это армия. А учения, стрельбы, танки, ракеты?

МАЙКОВ: Ну чему можно научить солдата за год службы? Вот чему? Ну, съездит он один раз на стрельбы, ну съездит три раза еще куда-нибудь. Ну и что? Научат его, что автомат все-таки стреляет с этой стороны, а не вот с этой.

КАРЛОВ: Но это тоже важно бывает иногда.

МАЙКОВ: Ну, во время военных действий уже нет.

КАРЛОВ: Ты не веришь? Ты не веришь о мировом заговоре против России?

МАЙКОВ: Про мировой заговор против России? Верю.

КАРЛОВ: Ну ладно. Когда что-то, тогда найдутся эти люди, которые…

МАЙКОВ: Но тогда нужно делать профессиональную армию, где будут люди не год, не два, а все время.

СНЕЖИНА: Давайте перейдем к тому моменту, когда Павел все-таки созрел для того, чтобы стать отцом.

КАРЛОВ: Нет, подождите, мне же интересно, как его ломала жизнь в Москве. Три года ломала. Кем ты работал?

МАЙКОВ: Ох! Я работал в кукольном театре.

КАРЛОВ: Ну, это тяжелая работа.

МАЙКОВ: Да. Мы работали, мы ездили, это же был такой театр, "Зеленая карета", мы ездили с кофрами по детским садам, по школам.

КАРЛОВ: А как ты туда попал?

МАЙКОВ: Через знакомых мамы. Я сначала просто возил и складывал ширмы, потом стал куклы водить.

КАРЛОВ: Ух ты!

МАЙКОВ: Торговал подносами, тележками на рынке.

КАРЛОВ: Про наперсточек расскажешь?

МАЙКОВ: Не наперсток, на тараканах я работал.

КАРЛОВ: Это как?

СНЕЖИНА: А что это?

МАЙКОВ: Ну, это то же самое, только усовершенствованный наперсток. Ну, там не наперстки, а там экран, и по нему тараканы бегут.

КАРЛОВ: Ух ты!

МАЙКОВ: Ваш прибежал и ваш, о как здорово! Приз не можете поделить? Давайте теперь будем друг с другом играть. Один подставной, другой - нет.

КАРЛОВ: А ты знаешь, что наперсточники до сих пор работают в Барселоне?

МАЙКОВ: Да?

КАРЛОВ: Я офигел!

МАЙКОВ: И что есть? Ну, работают, значит, есть.

КАРЛОВ: Иностранцы ведутся только так! И сразу сечешь. Они, знаешь, они же все немножко наивные. У нас-то нормально шифруются, не поймешь - подстава это, нормальный или нет. А там прямо вот они как будто роль исполняют. Бедные-несчастные пенсионеры-бюргеры, они там последние деньги оставляют. И тоже моментально вот так снимаются - фьють! - по свистку смотрящего.

МАЙКОВ: Да?

КАРЛОВ: Ух! И причем не наши, румыны какие-то.

МАЙКОВ: Ну так, конечно, насмотрелись у нас, и вперед. Вот здесь-то все, перекрыли кислород.

СНЕЖИНА: И соответственно, когда наступал выходной и приемная комиссия ждала Павла Майкова.

МАЙКОВ: В очередной раз.

СНЕЖИНА: Да, ты туда приходил и показывал все то, чему научился сначала в кукольном театре.

КАРЛОВ: Нет, ну готовился же парень.

МАЙКОВ: А?

КАРЛОВ: Готовился уже на этот раз, на третий раз-то?
МАЙКОВ: Нет, второй раз я готовился и практически поступил, но, видать, меня бог хотел поучить до конца, что нет, парень, тебе надо… Понятно, молодец, что готовился, а теперь еще год поготовься.

КАРЛОВ: Слушай, а за что? Подожди, где, на чем срезался? Почему "почти поступил" и не поступил?

МАЙКОВ: Тут же невозможно сказать, почему. Здесь же на уровне все равно "нравится - не нравится". Мастер набирает курс, и можно быть гениальным, но не нужен ты ему.

КАРЛОВ: А кто набирал тогда, во второй год?

МАЙКОВ: Я поступал к Бородину, как раз это был курс Чулпан, Полицеймако, они потом в итоге на год старше меня были. Я почти поступил к Бородину, и с конкурса я слетел, прямо с последнего, ну все уже, прямо вот оставалось три сантиметра… И я слетаю.

КАРЛОВ: Обидно!

МАЙКОВ: Да. Но я пережил это проще, чем первый раз. Первый раз было очень, это прямо было… Первый раз мне как-то прямо - это как?

КАРЛОВ: Ну, первый раз - удар по самолюбию.

МАЙКОВ: Да, очень серьезный. Потому что я был уверен, что я сейчас только войду и мне скажут: "Господи, где же вы были до этого? Наконец-то нормальный человек пришел. Все вон отсюда, оставьте Майкова!"

СНЕЖИНА: Как после этого подняться, когда такую затрещину получил?

МАЙКОВ: Мама помогла, кстати. Я пришел, у меня было напрочь упавшее настроение. Я говорю: "Мам, я провалился, я больше поступать не буду". А она сказала: "Нет, друг (хотя она была против), нет, так нельзя, ты должен, надо идти дальше, иначе это…" Ну, это было педагогически верно. Ну как? Первая трудность, и сразу сломался? Что за байда? А как ты хотел, чтобы сейчас тебе на блюдечке с голубой каемочкой? И она тогда мне помогла очень сильно, потому что если бы она в тот момент так не поняла меня, если бы она сказала: "Да и хрен с ним, Павлик, да и правильно, я же тебе говорила: надо идти в художники." Вот если бы она так сказала на тот момент, то могла бы меня сломать, и я бы действительно плюнул и пошел. Мне там говорили: "Не хочешь в художники, давай - театр любишь, давай в гримеры пойдешь, пойдешь в гримеры, будешь гримировать."

КАРЛОВ: Ой, это так интересно!

МАЙКОВ: А я думал: что же они несут? Я говорю: артистом хочу быть, а они мне: будь гримером. "Дайте попить - На сухарик", ну это из этой серии.

КАРЛОВ: Ну, хоть что-то дали, знаешь.

МАЙКОВ: И мама так мне помогла. И когда я услышал это от матери тогда, я понял, что я буду готовиться. Я буду готовиться, я буду готовиться, я буду поступать. А второй раз, уже когда я понял, что я не бездарен, потому что все-таки до конкурса дошел, тут уже появился некий завод: нет, подожди, чтой-то я?

КАРЛОВ: Ну-ка, ну-ка, подождите, господин Бородин… А третий год уже кто был?

МАЙКОВ: Третий год я поступал, очень хотел к Табакову, и у Табакова слетел.

КАРЛОВ: Эх, елки!

МАЙКОВ: Слетел у Табакова и думаю: опять не поступил. И у меня остался второй курс у Хомского какого-то. Думаю: что за Хомский какой-то? Я не в курсе был, что он главный режиссер театра Моссовета, ничего. И я к нему пришел без всякого желания.

КАРЛОВ: Полностью расслабленный…

МАЙКОВ: Абсолютно, мне было по барабану. И я даже помню, что читал. Читал Исаака Бабеля "Как это делалось в Одессе", читал Есенина. А потом мне говорят: можешь спеть?

КАРЛОВ: Ну что, и сплясать, что ли, еще вам здесь?

СНЕЖИНА: Легко!

МАЙКОВ: И я спел, это сейчас не реклама фильма, я спел Высоцкого "Здесь лапы у ели дрожат на весу." И я помню, как-то так я запел, и так Хомский снял очки, сел вот так, как-то так откинулся… И потом выходит Домрычева Людмила Николаевна, педагог наш на курсе, и говорит: тот-то третий тур, тот-то там такой-то тур, всем остальным спасибо. Меня опять не называют. И вдруг говорит: "Майков, останься, подойди ко мне". Я подхожу, она говорит мне: "Куда поступаешь еще?" Я говорю: "Везде поступаю".

КАРЛОВ: А на самом деле?

МАЙКОВ: Ну, на самом деле я везде почти уже послетал, но надо было марку держать, что, дескать, меня рвут на части. Она говорит: "Никуда больше не поступай, Хомский дает тебе гарантию".

КАРЛОВ: Ого!

СНЕЖИНА: Ну, тогда не пойду к Табакову.

МАЙКОВ: И я помню… Такого ощущения счастья я, наверное, больше потом не испытывал никогда. Не счастье, а это было…

КАРЛОВ: Удовлетворение.

МАЙКОВ: Мир перевернулся вдруг. Это как девственность потерять было. Вот я помню, я, когда потерял девственность, я утром проснулся, а день другой, другой. Вот все то же самое, но я смотрю на это другими глазами вообще.

КАРЛОВ: Мир изменился.

МАЙКОВ: Какое-то такое было, помню, другой мир. И вот здесь я помню, когда вот так вот плавает пол, и я выхожу, а там какие-то абитуры, они меня там цепляют, говорят: что, ну что, ну что? А я не понимаю, я говорю: "Меня взяли". Не понимаю, как взяли, вот так сразу, там с первого, со второго тура. А где третий, а это, а то? Как, не может быть! И долго не верил еще. Мне казалось, что сейчас я приду, а мне скажут: да мы передумали. Но нет, все нормально.

КАРЛОВ: Слушай, а умеет рассказывать человек. Ну, актер, ну что тут сделаешь. Ну ладно, слушай, давай к воспитанию. Мелкий у тебя когда появился?

МАЙКОВ: Мелкий у меня появился в 2003 году.

СНЕЖИНА: О, он уже совсем не мелкий.

МАЙКОВ: Ему восемь лет сейчас.

КАРЛОВ: Да ладно, все равно мелкий.

МАЙКОВ: Мелкий, он учится во втором классе.

КАРЛОВ: Как учится?

МАЙКОВ: Хорошо, учится хорошо. Ну как? Он лентяй, засранец! И в дневнике, в журнале "4", "5". А в тетрадях - ну он черкает, переделывает.

КАРЛОВ: А, знакомо!

СНЕЖИНА: Творец!

МАЙКОВ: Я ему говорю типа: "Даня, напиши в черновик, напиши сначала, ну напиши в черновик. - Я вот сейчас нормально сразу напишу". Я говорю: "Ты опять сделаешь ошибку, опять произойдет то же самое, ты опять начеркаешь, тебе поставят… Просто ну обидно, тебе ставят оценки плохие не потому, что ты не знаешь, что ты тупой, а потому что просто ты пишешь не знаю какой ногой…" Не делает, как я прошу, потом опять у него ошибка. "Папа, откуда ты знал?" Я говорю: "Я колдун, сынок. Откуда я знал? Потому что я знал, потому что я сам такой был".

КАРЛОВ: Крепкая отцовская рука долетает до затылка пацана?

МАЙКОВ: Нет, никогда пальцем не тронул?

КАРЛОВ: Чем наказываешь?

МАЙКОВ: Я с ним разговариваю.

СНЕЖИНА: А мне кажется, у тебя голос такой, ты если повысишь…

МАЙКОВ: Я могу рявкнуть очень, да, он боится, когда я кричу.

КАРЛОВ: Да у тебя еще и взгляд такой может быть тяжелый, если что.

МАЙКОВ: Наверное. Мне говорят, но мне казалось, что я нормальный и добрый, а Маша мне говорила, что ты можешь так посмотреть… Я ни раз у пальцем не тронул, но бывает, так посмотрю, он вжимается в стенку.

КАРЛОВ: Вот-вот.

МАЙКОВ: Но я никогда… Я ору на него, бывает, потом жутко себя корю за это и прошу прощения у него часто, что ругаюсь. "Да ладно, пап…"

КАРЛОВ: Даня, Данила, да?

МАЙКОВ: Да, Даниил.

КАРЛОВ: Кем он верховодит в семье - тобой или мамой? Мама Маша, насколько я понял.

МАЙКОВ: Он же от первого брака у меня. А Маша у него крестная мама.

КАРЛОВ: Так.

СНЕЖИНА: То есть он не все время с тобой живет?

МАЙКОВ: Он живет неделю примерно здесь, неделю у мамы Кати.

КАРЛОВ: А учится?

МАЙКОВ: Ну, мы живем рядом. Мы живем в Крылатском, а они прямо там. Поэтому он как бы так между, получилось, что мы как-то рядом стали жить.

КАРЛОВ: Ну, молодцы, на самом деле молодцы!

МАЙКОВ: Но это опять случайно получилось. Это просто, мне иногда кажется, что меня бог любит, какими-то вещами мне помогает. Потому что я… ну, у меня культ сына в чем-то, я, как сказать, я очень сильно его люблю.

КАРЛОВ: Итак, классическая ситуация, рано или поздно такое происходит, семьи разделяются. На самом деле получается так, что у маленького ребенка появляется сразу две мамы и два папы. Ну, нельзя, конечно, назвать, не всегда бывает так, что не родной становится настоящим отцом, но тебе повезло в этом с папой Сашей, да.

МАЙКОВ: Мне повезло. Но все равно, вот я скажу, при том, что мне дико повезло, и у меня реально отец, отчим, он стал отцом, все равно есть какая-то вот… что-то есть, где-то…

КАРЛОВ: Ну, потому что, может, узнал.

МАЙКОВ: Не знаю, не знаю… Все равно есть какое-то чувство… Не знаю, не могу объяснить, ну какой-то момент, что да, люблю, да, близкий, очень клевый человек, вот такой персонаж, мой папа прямо гениальный, мудрый, и любовь к музыке - это от него пришла, он принес мне в семь лет пластинку «Битлов», и я сошел с ума, все, больше ничего не слушал в ближайшие лет семь, наверное. Но все равно при этом я понимаю, что никогда чужой не станет родным.

КАРЛОВ: Кровь?

МАЙКОВ: Да, все равно. И когда прошло время, папа умер родной, и я сначала обижался, а потом то ли я повзрослел, то ли просто попал в похожую ситуацию, я вдруг настолько ярко понял, что он мне ничего не был должен. Что я не имею права на него обижаться, потому что я не знаю до конца всю ситуацию. И я езжу к нему на кладбище и испытываю к нему как к родному отцу только теплую благодарность, потому что в конце концов благодаря ему я есть.

КАРЛОВ: Данила рассказывает тебе о том, что происходит в той семье?

МАЙКОВ: Да. Ну, мы друзья. Что мне повезло с сыном, надеюсь, что и дальше будем мы друзья. Он делится секретами, он просит меня, рассказывает, чтобы я не рассказывал маме, чтобы я не рассказывал Марусе, то есть вот это только наша личная какая-то история.

КАРЛОВ: Ну а с мамой, с Катей у него против тебя есть секреты какие-то? Не против тебя, от тебя.

МАЙКОВ: Да вряд ли, не думаю. Ну, не знаю, хотя… черт его знает!

СНЕЖИНА: Но ведь, знаешь, достаточно просто быть хорошим, когда ты не все время рядом.

МАЙКОВ: Нет, очень сложно.

СНЕЖИНА: То есть вот человек, который воспитывает ребенка, все-таки на самом деле для ребенка является и воспитателем, и цензором, и все что угодно, может держать в той самой ежовой рукавице, и как бы это все способствует воспитанию. И очень просто быть хорошим отцом, когда от тебя требуются подарки, кино.

МАЙКОВ: Нет, не соглашусь, не соглашусь. Нет, если от отца требуются только подарки и кино, то да. Но я стараюсь участвовать очень активно в его воспитании. И поэтому на самом деле очень сложно. Когда он приезжает, например, на четыре дня ко мне, мне эти четыре дня хочется его тискать, целовать и говорить, какой он прекрасный. Но я понимаю, что я не могу так. Ну, я могу сейчас его потискать, но дальше он начинает чуть-чуть садиться на шею. Первый день я ему даю: ну, ладно, давай чуть-чуть, праздник непослушания немножко. А со второго дня мне надо вот этого милого мальчика, который у меня всего четыре дня сейчас будет, начинать его прессовать, кричать, и он будет на меня сейчас обижаться. И поэтому в этом отношении даже сложнее.

КАРЛОВ: Да, это сложно. Павел, а вот что это у меня в компьютере "Песня гостя" написано? Ты с песней к нам пришел?

МАЙКОВ: Ну да, у меня же группа "Семь процентов" музыкальная.

КАРЛОВ: Елки!

МАЙКОВ: И вот концерт будет, кстати, приходите, 4 января в "Чайна-Тауне".

КАРЛОВ: А я о тебе такого не знал. Надо же, какое открытие!

СНЕЖИНА: Да?

МАЙКОВ: Да.

КАРЛОВ: Слушайте, ребята, ну это хороший подарок нам всем. Мне понравилась беседа с тобой.

МАЙКОВ: Да, мне тоже понравилось, да. А мы что, расходимся, что ли, уже?

КАРЛОВ: Да, уже все. Ты понимаешь в чем дело? Какой-то ты, блин, мудрый.

МАЙКОВ: Да?

КАРЛОВ: Да, реально, вот тебе честно говорю.

СНЕЖИНА: Настоящий.

КАРЛОВ: И настоящий. Вот это она тебе как женщина говорит. Я тебе как мужчина говорю, что ты мудрый, а она тебе как женщина, что ты настоящий.

МАЙКОВ: Спасибо.

КАРЛОВ: Спасибо тебе большое. Скажи, что за песню будем слушать?

МАЙКОВ: Песня называется "Три или пять", это группа "Семь процентов", из нового, сейчас мы записали альбом, и скоро, я думаю, весной выйдет.

КАРЛОВ: Павел Майков был у нас сегодня в гостях. Большое спасибо!

СНЕЖИНА: Спасибо. Удачи!

МАЙКОВ: Спасибо вам!