Доживем до понедельника Джаник Файзиев

КОКОРЕКИНА: Джаник, "Городки" - это такая программа, в которой люди, добившиеся успеха, интересные нашим слушателям и нам, вспоминают о том месте, которое считают своим городком.

МИРИМАНОВ: Своей родиной.

КОКОРЕКИНА: Да. Там, где живут, наверное, если не лучшие воспоминания, но яркие. Вот для вас это все-таки как для человека, который родился в Ташкенте, это Ташкент или Москва?

ФАЙЗИЕВ: Это Ташкент, безусловно. Я не помню, мне было лет 12, наверное, когда я впервые сформулировал, что такое родина. Я стоял на кухне, бабушка готовила еду, потом она вышла с кухни. Был летний жаркий день. И я посмотрел на… У нас была такая большая эмалированная кастрюлька с отбитой ручкой. И я посмотрел и подумал: а вот, наверное, это и есть моя родина! - подумал я с теплом, естественно. И сформулировал для себя очень точно, что родина - это то, что ты любишь, и то, к чему ты хочешь возвращаться. И вот эта бабушкина кухня, ее колгочение и вот эта кастрюлька, в которой булькал суп, который я надеялся съесть, видимо, чуть позже, это для меня и была родина.

МИРИМАНОВ: А снится иногда?

ФАЙЗИЕВ: Перестала. Но сама кастрюлька - нет.

МИРИМАНОВ: Я имею в виду ощущение: бабушка, кухня?

ФАЙЗИЕВ: Мне очень часто снится солнце, какой-то такой, знаете, пылью прикрытый пейзаж, выжженная желтая трава. Я часто вижу этот сон. И часто вижу двор свой, в котором я вырос. Потому что следующее ровно за осознанием того, что твоя родина есть, следующий шаг - это понимание: двор, люди, которые в этом дворе живут, мальчишки, девчонки, за которыми ты ухаживаешь. Вот это как бы следующий шаг. Потом школа. И так далее.

МИРИМАНОВ: Ну тогда так и начнем по порядку.

КОКОРЕКИНА: Я хотела бы сначала поговорить об имени Джаника. Мне кажется, что то, что вы сейчас очень известный, уважаемые продюсер, режиссер, и вас называют именем Джаник, хотя по паспорту ваше имя звучит…

ФАЙЗИЕВ: Джахонгир.

КОКОРЕКИНА: Да. Гораздо более солидно. И вы уже давно могли бы сказать так: "Я вам не Джаник". Все равно все вас называют - Джаник. Это ведь тоже, может быть, вы пытаетесь сохранить то самое из детства?

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, очень трудно мне это сказать, потому что меня никто никогда не называл полным именем. Меня все всегда называли - Джаник. А "джан" на всех восточных практически языках означает "душа". Даже, помните, у Платонова была такая повесть, называлась она "Джан". А "Джаник" в армянском языке, например, называют всех, когда хотят сказать "дорогой", "милый", "душевный", "родной", "близкий" и так далее. И до сих пор очень многие мои армянские друзья уверены, что я армянин и ко мне обращаются по-армянски даже некоторые люди. И я не знаю, почему, но как-то так повелось, что никогда я не подписывался ни Джахонгиром, так я навсегда остался Джаником. Поэтому меня так все и зовут. Поэтому я не замечаю, что в этом имени есть что-то такое уменьшительно-ласкательное, наверное. Но мне об этом часто говорят. Но я этого не замечаю. Поэтому считаю это своим настоящим именем.

КОКОРЕКИНА: Интересно, что с персидского полное имя Джаник - Джахонгир переводится как "возьми мир".

ФАЙЗИЕВ: Есть русский эквивалент - Владимир просто.

МИРИМАНОВ: А как бабушки, дедушки, родители, близкие называли?

ФАЙЗИЕВ: Джаником.

МИРИМАНОВ: Так и называли? С детства так и осталось.

ФАЙЗИЕВ: Мама меня называла "Джануля". Я очень любил, как она нежно ко мне обращалась. Но вот Джаником я был всегда для всех: для друзей, для товарищей. Вот что я вам скажу. Что это именно, собственно, стало официальным именем, как мне кажется, уже после меня. Потому что сейчас я часто встречаю имя "Джаник". И, как правило, это все люди лет на 20-ть меня моложе. Потому что до этого в обиходе этого имени не было. Я так горжусь этим.

МИРИМАНОВ: Вы родились в Ташкенте. Это в каком районе? Старый был район, новый район?

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, я родился в Ташкенте в четырех домах от киностудии "Узбекфильм ".

КОКОРЕКИНА: Судьба!

МИРИМАНОВ: Центр, по идее.

ФАЙЗИЕВ: Трудно сказать, что это центр. Ташкент очень большой город, и трудно назвать его центром. Хотя по московским меркам, наверное, это в пределах Садового кольца, если считать центром Кремль. Поэтому считаю, что я родился, наверное, в центре. Потом мы переехали в такой район, который называется Чилонзар. И это район, который вырос после землетрясения. И его населяли люди приезжие. И поэтому он считался таким немножко даже хулиганским.

МИРИМАНОВ: Двор, киностудия, центр Ташкента.

КОКОРЕКИНА: После этого, мне кажется, выбор вашей профессии или той сферы, в которой вы впоследствии реализовались, и был предрешен.

ФАЙЗИЕВ: Наверняка. Дело в том, что на киностудии "Узбекфильм" эмблема была такая: там было несколько кадриков пленки, свернутых зигзагом. А я очень любил диафильмы. И я был уверен, что это как раз то самое место и есть, где эти диафильмы производят. Я уже потом, спустя много лет, узнал, что это на самом деле совсем не одно и то же и так далее. Но это место вызывало у меня какой-то сакральный интерес, который до сих пор, наверное, и остался. Я каждый раз, когда бываю в Ташкенте, подхожу к киностудии, и у меня каждый раз такое волнительное чувство из детства.

МИРИМАНОВ: Но бегали, наверное, туда через забор?

ФАЙЗИЕВ: Нет. Мы оттуда переехали довольно рано. Потому бегать туда не приходилось. Дело в том, что я первый раз снялся в кино, когда мне было девять лет. И поэтому, собственно, все было неразрывно. Только я сообразил, что я - это я и выгляжу вот так, как меня тут же утвердили на одну из главных ролей, я стал сниматься в кино.

МИРИМАНОВ: Слушайте, ну, мне кажется, в девять лет сняться в кино и потом ходить королем в классе, да?

ФАЙЗИЕВ: Не знаю.

МИРИМАНОВ: У меня просто была одноклассница, которая снялась в эпизоде в каком-то фильме. Я не знаю, как мы, но она считала себя королевой.

ФАЙЗИЕВ: Нет, я не думаю. Мне трудно судить.

КОКОРЕКИНА: Словили звезду?

ФАЙЗИЕВ: Трудно судить самому. Мне кажется, что я никогда не был заносчивым в этом смысле. Более того, я снимался в кино на протяжении всей школы, наверное, с регулярностью раз в год. И играл довольно большие фильмы, там обложки выходили с моими фотокарточками. Я там в таких позах сидел, руку к голове и так далее. Но мне почему-то казалось, что это не означает ничего. Я не хвастался этим перед девочками, не выказывал перед мальчиками. Единственное мое отличие было, я снимался в одной исторической картине, кода мне было 14 лет, и официально мне разрешили носить длинные волосы, потому что нужно было по фильму. Мне разрешали не стричься. А в школе тогда была армейская дисциплина, мальчикам надо было всем стричься под полубокс, а девочкам нельзя было ходить с распущенными волосами. Но мне почему-то разрешали ходить с длинными волосами. Это было мое единственное отличие, моя единственная привилегия.

КОКОРЕКИНА: Джаник, а вот то, что ты так рано снимался в кино и работал с режиссером, теперь, когда уже режиссер и ты продюсер, ты помнишь, чего не нужно делать с актерами, что, может быть, для них неприятно, что может заставить их работать не на 100% хорошо? То есть хорош ли это опыт для сегодня тебя как режиссера, то, что тогда ты был мальчишкой, с которым работал режиссер, наверное, взрослый дядя?

ФАЙЗИЕВ: Да, взрослые, большие, серьезные, известные. Собственно, каждый артист, это, как человек. Это, как в жизни. Ты встречаешь нового человека, и ты пытаешься сначала осторожно понять, где у него зона интереса, чем вы схожи, вы как бы обнюхиваете друг друга, фигурально выражаясь. И только потом вы уже входите в контакт и понимаете, какие зоны лучше не трогать с этим человеком, в какие входить, в какие нет. С артистом то же самое. Я в этом смысле принадлежу к категории режиссеров, которые, что называется, в артисте растворяется. Поэтому если артист идет мне навстречу, и я понимаю, что между нами есть что-то общее, мы говорим на одном языке, то тогда у нас получается большая серьезная работа. В этом смысле секретов никаких нет. И, в общем, кинорежиссеры в отличие от театральных режиссеров, редко занимаются такой психотерапией, работой с артистом.

КОКОРЕКИНА: Не лепят.

ФАЙЗИЕВ: Да, не ломают, не лепят, как правило. К сожалению. Я думаю, что хорошие фильмы, где есть режиссер, который правильно понимает, чего он хочет, он всегда добивается от артистов максимума. И это уже такая работа закулисная. На площадке времени обычно на это не хватает. Мне всегда приятно, когда первый раз я встречаюсь с актерами, и потом после съемок они мне говорят, что им было приятно, потому что они первый раз в жизни ощутили, что они не бьются в комплексах, что они не сдают экзамен, что они на творческой работе присутствовали. Мы так много времени проводим на съемках, это отнимает так много от личной жизни, что в какой-то момент это становится главной частью твоей жизни. Поэтому мне кажется, что именно эта часть работы, именно процесс, он должен проходить в удовольствии, иначе все бессмысленно.

КОКОРЕКИНА: Ну, а если мальчишка снимается с девяти лет в кино, то, конечно, у него нет проблем с девчонками?

ФАЙЗИЕВ: Дело в том, что мальчишка вырос. Вот та самая бабушка, которая варила мне суп, приучила меня к тому, что мужчина должен много работать. Я с детства вынес это как знание, что мужчина - это человек, который много, напряженно работает, обеспечивает семью или просто всегда занят, у него есть дело, он работяга. А тут недавно был в магазине и случайно локтем уронил диск с полки. И пока его поднимал, я перевернул, это оказался фильм "Бриджит Джонс". И на обратной стороне было написано: "Бойтесь трудоголиков и алкоголиков. Жить с ними невозможно". И я прям диск этот выронил второй раз, потому что подумал: господи, рушится практически все мое представление о мире. Поэтому я был таким с детства. Я, собственно, всегда был чем-то занят. И поэтому сказать вам так, что девчонки вешались мне на шею, я в этом признаться не могу.

КОКОРЕКИНА: Но вы просто были заняты делом, не замечали.

ФАЙЗИЕВ: Наверное.

МИРИМАНОВ: Опять ваши глупости: вот это вот девочки, портфель понеси, за косы подергай!

КОКОРЕКИНА: Нет, просто я считаю, что какие-то травмы детства очень отражаются на взрослой жизни мужчин. Если мужчина всегда был в фаворе у девчонок, то и впоследствии … Хотя с вашей профессией по-другому нельзя, я думаю, что режиссеры всегда у нас в почете, то, в общем-то, и каких-то комплексов меньше по жизни дальше.

МИРИМАНОВ: Если возвращаться в то самое детство, когда вы переехали из Ташкента?

ФАЙЗИЕВ: Я поступил во ВГИК сразу после школы. Нет, вру. Я не поступил первый раз во ВГИК, я поступал на актерский. Причем, моя мама, которая тоже актриса, сказала мне, что режиссером может быть только человек зрелый, только человек с опытом и так далее (я на нее не обижаюсь), хотя теперь понимаю, что это совсем не обязательно. Но тогда было другое время. Тогда человек молодой, считалось, что он ничего не умеет и ничего не знает. Я попробовал поступить во ВГИК, не поступил. А пошел работать на киностудию ассистентом режиссера.

МИРИМАНОВ: Извините, а на чем срезались?

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, очень смешно. Я не знал, что во ВГИК существует предварительный набор. И я приехал ровно к началу экзаменов, к июню или к июлю месяцу. На меня посмотрели все с удивлением и сказали: "Молодой человек, у нас тут вот есть набор", поэтому фактически я не поступал. Хотя я там потыркался, даже встретился с Сергеем Федоровичем Бондарчуком, который набирал в тот год курс. И сказал: "Сергей Федорович, вот так получилось, я опоздал. Может, все-таки вы меня послушаете?" - Он на меня посмотрел и сказал: "Ну, вы нахал, молодой человек. Ну, давайте попробуем". Отправил меня к своему помощнику, был такой Стабилини у него, человек с итальянской фамилией, помощником. И он меня прослушал и сказал: "Вы знаете, мы можем вас взять, если будет соблюден некоторый ряд условий". Но, к сожалению, этот ряд условий не выполнили, поэтому я вернулся домой, отработал на киностудии ассистентом. Страшно рад этому, потому что это был такой для меня экзамен на жизнь, на зрелость. А потом я с нова по ступил во ВГИК, снова отучился на актерском. Мне было 18 лет, я уехал из Ташкента.

МИРИМАНОВ: А один приезжали поступать или…

ФАЙЗИЕВ: Один, да.

МИРИМАНОВ: То есть отпустили одного бабушка, мама?

ФАЙЗИЕВ: Я с девяти лет часто уезжал из дома. Поэтому в этом смысле родители привыкли к тому, что я самостоятельный.

МИРИМАНОВ: Восточные родители - другая история как бы.

ФАЙЗИЕВ: Да как вам сказать? Я считаю, что так не бывает, восточные родители или северные родители. Бывают родители, которые чувствуют, что ребенка можно отпустить одного, а бывают родители, которые чувствуют, что ребенка одного отпустить нельзя. Я думаю, что это зависит от родителей, зависит от ребенка. У нас в этом смысле был такой абсолютный альянс, потому что я был взрослее, чем мои сверстники, очевидно. И родители мои это понимали и чувствовали. И поэтому никаких сложностей у нас с этим не было.

КОКОРЕКИНА: И сейчас в воспитании своих детей вы придерживаетесь, я понимаю, такой же линии?

ФАЙЗИЕВ: Да, абсолютно.

КОКОРЕКИНА: Много свободы?

ФАЙЗИЕВ: Абсолютно. Я никогда не запрещаю смотреть телевизор, играть в компьютер. Я считаю, что человек должен впитать… Знаете, у меня был такой опыт. Моя дочь смотрела телевизор, мультики. И я думаю: ну, вот чего я сейчас буду ругаться? Дай-ка я сяду, посижу с ней посмотрю. И я сел посмотрел с ней эти мультики, и вдруг понял, что из пяти-шести подряд идущих мультфильмов, один очень достойный того, чтобы его посмотреть. И я тогда сделал то, что читал в книжках по психологии в развитии ребенка, что вы можете влиять на ребенка, только обращая его внимание. Запрещая, вы влиять не можете. Вы можете обсуждать с ним то, что вам тоже интересно или вам кажется, он должен обратить на это внимание. И я стал с ней пересказывать эти мультики, которые мне казались талантливо сделанными. Потому что там очень много мусора, как всегда. Вал продукции делается и делается. И через довольно быстрый промежуток времени я обнаружил, что ей нравятся эти мультики, она их замечает и она их запоминает быстрее, чем все остальные. И вот сейчас прошло уже много лет, она уже не помнит всего того мусора, который там в бесконечном количестве был, она помнит только то, что я помог ей своим вниманием отобрать. Конечно, это большая ответственность, потому что вы манипулируете сознанием ребенка. Но, в конечном итоге, мы всегда, воспитывая детей, манипулируем их сознанием. Поэтому манипулируя в сторону хорошего вкуса или правильных каких-то месседжей, которые можно оттуда почерпнуть, мне кажется, что это правильно.

МИРИМАНОВ: Джаник, вы родились и выросли в творческой семье. Папа - режиссер, мама - актриса. В тот момент, когда вы начали уже снимать… Я не буду задавать глупый вопрос, типа: вы советовались, не советовались? Понятно, избитая вещь. А сами они как отреагировали в тот момент, в тот день, когда вы сказали и взял камер у и пошел снимать? Глаза, зрачки расширились?

ФАЙЗИЕВ: Нет, ничего. Родители мои разошлись довольно рано. Поэтому мы жили с мамой и с бабушкой. И мама моя вообще всегда относилась ко мне типа: как хочешь, так и делай. Как считаешь, так и правильно. Она была занята, она была довольно известная актриса, у нее было много работы. И поэтому она была мой самый строгий всегда и самый придирчивый судья. И в этом смысле я всегда боялся даже, когда она приходила что-то смотреть, что я делал.

МИРИМАНОВ: На площадку?

ФАЙЗИЕВ: Нет, на площадку она не приходила никогда. Сценарии она почти никогда мои не читала. Она смотрела только готовый фильм. И когда я показывал ей свой первый, самый-самый первый короткометражный фильм, который я сделал, она вышла из зала, посмотрела на меня строго и сказала: "Я ничего не поняла! Я очень волновалась!" И я понял, что… Хорошо или плохо, я не знаю, но я понял, что ее материнское волнение не дает ей трезво посмотреть на то, что я делаю.

КОКОРЕКИНА: Но мне интересно, как в одном человеке, это нормально то, что сочетается, что вы и продюсер, и режиссер, и актер, и сценарист?

ФАЙЗИЕВ: А вы знаете, во времена, когда я учился, у нас не было профессор - продюсер. И никогда не было разницы между этими профессиями. Что такое - продюсер? В переводе с английского означает - производитель. Вот объясните мне, чем режиссер - не производитель? Если человек в состоянии совмещать в себе эти качества, то это логично, что он делает. Потому что, как правило, считается, что продюсер занимается деньгами. Это не совсем так, но это как бы одна из основных его функций. Потому что продюсер в американском кино это человек, который знает, как создать фабрику по производству конкретно одного фильма. Но если режиссер понимает, что деньги и то, что лежит в кадре, одно и то же, то, соответственно, он в состоянии сам этим манипулировать. Вы же ведете домашний бюджет, и никто же не удивляется, что вы вот и ведущая прекрасная, и женщина красивая, а еще и домашний бюджет ведете хорошо.

КОКОРЕКИНА: Это у меня хромает, вот последнее. Я имела в виду, как сочетается, как вместе живут продюсер и режиссер, имеется в виду, когда вы не режиссер. Вот вы продюсер картины. А этот мужчина - режиссер. Вы согласны с тем, что именно конкретно этот человек. Не хочется ли влезть, поменять, подсказать, изменить? Вот тут бывают конфликты? Мы остановились на том, как Джаник Файзиев говорит своему режиссерскому эго: "Помолчи. Тихо, тихо!"

МИРИМАНОВ: Рублем, рублем, мне кажется. Когда режиссер говорит: "Так, вот мы тут сейчас взлетим, вот это мы снимем отсюда", а продюсер говорит: "Так, а деньги-то откуда возьмешь?"

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, это была тяжелая школа. Поскольку я долгое время заведовал отделом кинопроизводства на Первом канале, и я совершил там ряд ошибок, когда, разговаривая с режиссером, говорил: "Ой, вот это отличная сцена!" - Он говорил: "А можно, сделаем вот так ?" - Я говорил: "Ой, здорово! Мне очень нравится!", потому что я тут же представил себе, как бы я ее сделал в голове. И после этого, когда сцена снималась, я видел, что режиссер ее делал совсем по-другому. И из-за того, что я как бы толкнул его в эту сторону, получается, что я виноват. Потому что я-то имел в виду совсем другое. С тех пор я приучил себя к тому, что, если я задаю задание, то я стараюсь, что бы оно было прорисовано, объяснено, несколько раз рассказано, чтобы мы все нюансы в нем проговорили. И это как-то приучило меня к тому, что я не лезу в нюанс, когда я вижу, что у человека есть свое видение, свой язык и свой мир. Потому что для меня как для продюсера важно, чтобы была сохранена генеральная идея. То есть, чтобы сюжет раскрылся и так далее. Поэтому в этом смысле конфликтов ни разу у меня не было ни с кем и никогда. Ну, бывает, когда мои режиссерские мозги тоже включаются, если надо какую-то сцену додумать, домыслить или перемонтировать.

КОКОРЕКИНА: Но это как в помощь уже?

ФАЙЗИЕВ: Это часть работы. Я сказал, что некоторые думают, что продюсер это тот, кто бабки считает. На самом деле, это неправда, потому что продюсер это человек, который точно понимает сочетание всех элементов в кино или в сериале. Но главным элементом же является смысл.

МИРИМАНОВ: Чтобы вертелось все.

ФАЙЗИЕВ: Да, совершенно верно.

МИРИМАНОВ: Если вернуться к "Городкам", когда последний раз были на родине?

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, я был последний раз лет 15-ть назад на родине, то есть давно, как-то не заносило.

МИРИМАНОВ: То есть с тех пор вообще никак?

ФАЙЗИЕВ: Не заносила меня как-то жизнь.

МИРИМАНОВ: А кто-то остался?

ФАЙЗИЕВ: Вот как раз, наверное, это и есть главная причина. Потому что мои ближайшие друзья и ближайшие родственники все оттуда уже уехали. Там остались какие-то хорошие знакомые и какие-то дальние родственники. Но вот что называется, жизнь туда не заносит.

КОКОРЕКИНА: А детям показать не хочется?

ФАЙЗИЕВ: Хочется ужасно, да. Но хочется поехать туда осенью, когда созрели все фрукты, чтобы покормить не только детей, но и всем знакомым хочется показать, что такое настоящий персик. Потому что персики, которые, как теннисные мячи, ими можно жонглировать и кидаться, это, в общем, скорее, продукт уже какой-то современный. Некоторые дети до сих пор уверены, что персики такими и должны быть.

МИРИМАНОВ: А по тем местам, когда приезжаете в Ташкент, по тем детским местам, прогуливались?

ФАЙЗИЕВ: Наверное, да. Но больше всего, знаете, я скучаю по горам. В Ташкенте очень близко горы. И горы настоящие, там такие отроги Тянь-Шаня туда доходят даже. И поэтому мы мальчишками очень часто ходили в походы. И вот эта походная жизнь у речки быстрой, там течет река с гор, с ледников, и она там на длинном-длинном, многокилометровом протяжении температура в ней 8 -10 градусов, несмотря на 30-градусную жару.

МИРИМАНОВ: С рюкзаками, с палатками?

ФАЙЗИЕВ: Да, с ночевками. Все, все по-взрослому мы делали. Вот по этим местам я очень скучаю. И вот их бы я очень хотел показать всем, не только детям, но и знакомым, близким, друзьям.

МИРИМАНОВ: Слушайте, обычно, когда в поход идут, там у каждого своя роль. Один лучше костер разжигает, второй рыбу ловит. У вас какая была там роль?

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, у меня была разная роль, потому что у нас не было распределения. Я занимался всем. Однажды, я помню, мы в лагере были в пионерском, тоже под Ташкентом, и пошли в поход. И пионервожатый, который нас вел в поход (теперь я понимаю, что он был старше нас лет на пять-шесть), тогда он казался взрослым дядей, мы чего-то долго-долго шли, и вдруг он сказал: "Я заблудился" И я подумал: "Сейчас если все узнают, что он заблудился, начнется паника ". Потому что мы, правда, не понимаем, куда идти. Я говорю: "Не волнуйся, я помню дорогу. Пошли!" И я пошел, так уверенно повел его за собой. Иду, иду, иду, а сам думаю: сколько еще идти? Я же не понимаю, куда идти. Но так вот куда-то я ориентировочно шел. И через 10 или 15 мину т сказал: "Все, все, я понял! Вот туда поворачиваем, вот сюда пошли, вот туда". И он вспомнил дорогу. И вот я тогда понял, что такое руководитель. Если говорить правильно, что вот именно кризис-менеджер, это человек, который в какую-то секунду должен перехватить руководство, чтобы только не началась паника.

МИРИМАНОВ: Те друзья, которые были в лагере, с которыми ходили на речку, с ними как-то контачите?

ФАЙЗИЕВ: Это грустная история, потому что мой главный друг и товарищ, который вышел у мен я из детства, Петя Луцик, известный сценарист и режиссер, но, к сожалению, умер скоропостижно и неожиданно для всех. И мы с ним выросли в Ташкенте. Вот мы там с 13 лет были вместе. И мы очень часто с ним как раз вместе и ходили в поход. Сейчас у меня как бы из моего детства остался только один друг и товарищ, одноклассник Саша, который не занимается кино, но как-то вовлечен в эту жизнь. Поэтому с ним мы часто видимся и встречаемся. А со всеми остальными мы разъехались. С одним из моих друзей я встретился случайно за границей. Он спросил меня: " А чего ты не приезжаешь на наши выпускные вечера нашей школы?" - Я сказал: "Ты знаешь, вот как-то так получается, до Ташкента не могу доехать". - Он говорит: "Выпускники нашей школы встречаются в Нью-Йорке". Я так подумал, хорошо это или плохо, не знаю, но причудливость жизни меня все-таки в очередной раз очень удивила.

КОКОРЕКИНА: Честно говоря, когда смотришь на то, как разбросаны люди, родившиеся и выросшие в Ташкенте, то действительно понимаешь, что их "городок" - это Ташкент, а их жизнь, она в совершенно других местах.

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, Ташкент был удивительно многонациональным, интернациональным, космополитичным и очень развиты в гуманитарном смысле городом. Туда можно приехать еще несколько лет назад, на спор, в любой крупный город в Европе, зайти в картинную галерею, и вы обязательно встретите фамилию мальчика, не важно, какой он национальности, Варданян есть такой художник, он Париже сейчас номер один. Был, по крайней мере, несколько лет назад. То есть в любой галерее можно было купить его картины. То есть ребята в Нью-Йорке, я видел в галереях картины. И это касалось и театральной жизни, киношной меньше. Хотя, вот смотрите, я и Тимур Бекмамбетов, мы оба из Ташкента, мы вместе работали в одном театре. Спектакль, который я ставил первый в своей жизни в театре, Тимур Бекмамбетов был у меня художником на этом спектакле. То есть в этом смысле это была совершенно необычная земля и родила огромное количество очень ярких и необычных людей.

КОКОРЕКИНА: Может, дело в солнце?

ФАЙЗИЕВ: Уверен. И в персиках.

МИРИМАНОВ: Вспоминаете, когда работали вместе, вот сейчас пересекаетесь с Тимуром, обсуждаете Ташкент? В смысле не как вместе вы работали, а как город, город детства?

ФАЙЗИЕВ: Вы знаете, для всех людей, выросших в Ташкенте, есть одна-единственная непобедимая форма ностальгии - это еда. И мы редко вспоминаем: "А помнишь, вот на углу той улицы мы покупали мороженое?", мы, как правило, собираемся и идем в какой-нибудь хороший (слава богу, их сейчас много), узбекский ресторан и наказываем там такое количество еды, которое уже современный желудок выдержать не может…

МИРИМАНОВ: В общем, узбекская кухня объединяет.

ФАЙЗИЕВ: Да.

МИРИМАНОВ: Спасибо большое.