Доживем до понедельника Нина Шацкая

КАРЛОВ: Друзья мои, мы переходим к главному, наверное, действу сегодняшнего эфира. Рубрика "Отцы и дети. Как вырастить маленького гения". Вот уже выращенный гений рядом с нами сидит - это Нина Шацкая. Здравствуйте, Нина.

ШАЦКАЯ: Здравствуйте, добрый день.

КОКОРЕКИНА: Здравствуйте, Нина. Исполнительница романсов, джаза, заслуженная артистка России.

КАРЛОВ: Хотя один был момент в биографии, когда Нина решила немножко скосить травы на поп-ниве. Было такое?

ШАЦКАЯ: Ну а как же? Кто же не мечтает из начинающих артистов? Никто, я вас уверяю, никто не хочет выходить на сцену в заунывном, как считается, жанре романса. Только со временем уже понимаешь его преимущество. Конечно, когда я начинала, мне хотелось петь музыку танцевальную, веселую.

КОКОРЕКИНА: И собирать стадионы.

ШАЦКАЯ: Конечно.

КОКОРЕКИНА: Так, хорошо. Давайте начнем все-таки с самого начала. Кто эту музыкальную стезю вообще в жизни определил и направил?

ШАЦКАЯ: Отец. Я родилась, и он говорил так, что "когда я ее родил, - говорил мой отец, - я сразу понимал, что она будет петь". И он думал, как меня назвать. В документах моих написано, что я Нинель, потому что имя, он считал, должно быть красивым и сценичным. Но когда пришло время выходить на сцену, мне сказали: в нашей стране с именем Нинель ты не станешь популярной.

КАРЛОВ: Понятно. Кто сказал это?

ШАЦКАЯ: А вот как раз руководитель, продюсер этого проекта неудавшегося попсового Максим Дунаевский.

КАРЛОВ: Максим Дунаевский мог такое сказать?

ШАЦКАЯ: Да, да. Но в связи с тем, что меня с детства все-таки дома звали, вы понимаете, Нинелью ребенка дома не зовут.

КАРЛОВ: Только когда "двойку" приносит.

ШАЦКАЯ: Да. Меня звали Нина. И так вот мне Максим сказал: ты же все равно Нина, тебя все зовут Нина.

КОКОРЕКИНА: Быть Ниной тебе.

ШАЦКАЯ: Ну, Нина так Нина.

КАРЛОВ: Хорошо, с папой мы еще будем разбираться - это музыкант, дирижер Аркадий Шацкий. А вот мама-то?

ШАЦКАЯ: Мама на самом деле была по образованию педагог, но педагогом работала очень недолго. Она была, нынешним языком говоря, продюсером. Папа был руководителем, создателем биг-бэнда, а мама была всегда директором, помощником, продюсером.

КАРЛОВ: Интерпренер - еще такое слово есть.

ШАЦКАЯ: Нет, не интерпренер, нет. Ну вот мелкое - это администратор, она была глава, продюсер.

КОКОРЕКИНА: Понятно. И вся вот эта музыкальная история на глазах юной Нины, маленькой, юной потом протекала. Но начало-то было положено…

ШАЦКАЯ: Фортепьяно стояло в детской комнате у кроватки.

КАРЛОВ: Боже мой!

КОКОРЕКИНА: Приговорили просто с момента рождения.

ШАЦКАЯ: Да. И когда папа писал аранжировки, то совершенно в моем невинном возрасте, когда я только родилась, видимо, вот это уже все в меня, эта джазовая музыка проникала. Но когда я заканчивала школу, оказалось, что я не настолько талантлива, как отец, как ему казалось, у меня папа очень был жестким, строгим, у него планка была высокая. И он мне говорил, что в музыке протекции не может быть, вот научись как следует петь, стань красивой, научись хорошо двигаться, артистичной, и тогда к тебе придут и тебя позовут.

КАРЛОВ: Что говорила мама в эти моменты?

ШАЦКАЯ: А мама мне говорила: какое пение? И они меня отправили учиться, я школу заканчивала совершенно домашняя, цветок, романтичная, очень-очень несовременная. И закончив с трудом школу, спецшколу, английский язык, лучшая школа в городе Рыбинске, я совершенно не понимала, что мне делать. И тогда они посовещались и решили, что надо меня отправлять в Петербург, в Университет профсоюзов, это такой институт благородных девиц, очень хорошее образование интеллектуальное с историей мировой культуры, с историей музыки.

КОКОРЕКИНА: То есть они продолжали как-то держаться той линии, чтобы Нина пребывала в таком счастливом неведении о современном мироустройстве.

ШАЦКАЯ: Наоборот, наоборот. Если бы я продолжала жить в городе Рыбинске, вот тогда бы я с ним никогда не столкнулась, потому что папа был в этом городе бесконечно популярным человеком, наверное, более чем уже звезды масштаба страны. Потому что вот каждый, кто подрастал, ходил на его дискотеку, и попасть туда было невозможно, и вот он был героем.

КАРЛОВ: Что есть дискотека в джазовом?

ШАЦКАЯ: Вы понимаете, это же было когда? Это же было очень давно.

КАРЛОВ: Ну когда? Да не так уж и давно.

ШАЦКАЯ: Нет, это было давно. Я вам объясню, что джазовый оркестр не могу существовать в Советском Союзе в чистом виде, он должен был обязательно нести…

КОКОРЕКИНА: Какую-то нагрузку.

ШАЦКАЯ: Ну, он изначально должен был быть эстрадным, народным - каким угодно, а уже как хобби он мог быть джазовым.

КАРЛОВ: Танцевальная музыка советских композиторов.

ШАЦКАЯ: В том числе. Но отец всегда был очень продвинутый, у него была колоссальная коллекция, в несколько тысяч катушек, когда записывали на 38-ю скорость виниловые пластинки, он привозил из поездок, он покупал.

КАРЛОВ: Ой, меня так подмывает вас поправить. Не на 38-й.

ШАЦКАЯ: 38-я скорость.

КАРЛОВ: 38-я? Это у вас дома СТМ, что ли, стоял студийный?

ШАЦКАЯ: Нет, у нас не дома, у отца была лучшая в Советском Союзе студия.

КАРЛОВ: А, тогда все, забираю свой упрек назад. Я просто хотел блеснуть знанием, что есть еще и 19-я скорость бытовая.

ШАЦКАЯ: Нет, что вы, на бытовую не писали. Я говорила, что очень планка была высока. Это был базовый… Вот город Рыбинск, но оркестр был базовым оркестром ЦК ВКЛСМ. Они посетили как основной оркестр 12, тогда это было очень много.

КОКОРЕКИНА: Социалистических?

ШАЦКАЯ: Нет.

КОКОРЕКИНА: Разнообразных?

ШАЦКАЯ: Разнообразных. 12 не просто стран, 12 международных фестивалей, где, знаете, когда профессиональные оркестры съезжаются, очень много оркестров, несколько тысяч, с танцевальными коллективами. И вот базовый оркестр, его аранжировщики за ночь должны написать несколько аранжировок, а музыканты с листа это играют, читают. И в 1983 году этот оркестр поставил рекорд на студии "Мелодия", записав джазовую пластинку за три смены, за 12 часов.

КАРЛОВ: Как называлась эта пластинка?

ШАЦКАЯ: "Радуга", 83-й год.

КОКОРЕКИНА: Все, Александр будет искать и покупать.

ШАЦКАЯ: Я вам могу прислать, у меня есть, мне "Мелодия" в хорошем качестве дала эту запись.

КАРЛОВ: Я просто вспоминаю, что я же какие-то "Радуги" крутил, но это, по-моему, не то совсем.

ШАЦКАЯ: Такой черный конверт была, и "Радуга" было написано по кругу.

КАРЛОВ: Слушайте, ну я же приносил какой-то альбом "Радуга", но там какие-то группы другие исполняли, разные.

ШАЦКАЯ: Нет-нет, это оркестр "Радуга" назывался, и вот восемь композиций, "От Эллингтона до Фергюсона" называлась программа.

КОКОРЕКИНА: Но слушайте, Нина, как так получилось, что, с одной стороны, он всеми силами, папа, привлекал вас к этой музыкальной истории. С другой стороны, он же первый и поставил барьер на пути дальнейшего, так сказать, шествования по этой…

ШАЦКАЯ: Ну, во-первых, он считал, что это очень тяжелый для женщины путь, потому что вокалисты этого оркестра, они тоже выступали на всяких фестивалях международных, и он видел, как это сложно, насколько зависимая профессия.

КОКОРЕКИНА: Зачем увлекать тогда, зачем искушать?

ШАЦКАЯ: Я, когда начинала, он пытался, пытался… Ну а как без этого было жить? Вот заканчивалась у меня школа, я прямо ехала не домой, а на базу репетиционную и там жила просто. Потом я, поступила когда в этот свой профсоюзный институт, диплом я писала "Планирование как функция управления".

КОКОРЕКИНА: Ох, ты!

ШАЦКАЯ: Но перед последним курсом, нас же всех отправляли в стройотряды, меня отправили культорганизатором на корабль от Питера до Астрахани.

КОКОРЕКИНА: Ой, шикарно! Круиз просто.

ШАЦКАЯ: Круиз, да. Попасть в такой по тем временам это было бесконечно дорого. А культорганизатор ехал в каюте первого класса. Единственное, надо было прыгать в мешках, петь песни. И я познакомилась с женщиной, возраста которой я не знала, и потом еще очень много лет она оставалась в каком-то невероятном возрасте. Она жила на Невском проспекте. И она мне сказала: "Деточка, ну что же ты занимаешься не своим делом? Это все не твое. Приходи ко мне, я тебя познакомлю, отведу". И отвела меня в студию Мюзик-холла. И я последний год в институте училась уже и параллельно и там, и там. И это было очень напряженное время. Но педагоги были очень хорошие и там, и там.

КОКОРЕКИНА: Ну а как вообще, в месте учебе отнеслись к тому, что появилось еще второе?

ШАЦКАЯ: Вот когда я поступила уже в этот замечательный вуз, оказалось, что педагогический состав, в связи с тем, что профсоюзы всегда славились хорошими условиями, и организация богатая, педагоги были лучшие. И училась я очень хорошо. Вот как-то мне настолько это все понравилось, что это казалось моим. Я была круглая пяторочница. А специфика этого вуза была в том, что туда могли поступать только люди со стажем, и профсоюзная организация направляла. Но надо было минимум два года в городе или год в деревне. И вот я честно работала зав. сельским клубом год. Мне родители сказали: никаких поблажек, ты должна научиться жить сама, вперед! И вот я, отработав в год зав.сельским клубом, приехала в Питер.

КОКОРЕКИНА: А где село это находилось, где-то под Рыбинском?

ШАЦКАЯ: Под Рыбинском, да.

КАРЛОВ: Как называлось?

ШАЦКАЯ: Ой, сейчас не вспомню. Знаю, что это была мельница, мукомольный завод, и ему принадлежал вот этот клуб.

КАРЛОВ: И как культурка на селе?

ШАЦКАЯ: Кино расписывала в кинопрокате, надо было как-то исхитриться, чтобы дали индийский фильм. Если индийский фильм дают, значит план.

КОКОРЕКИНА: Полный зал.

ШАЦКАЯ: Да, полный зал, это премия.

КАРЛОВ: "Танцор диско"? Джимми-Джимми, ача-ача…

ШАЦКАЯ: Да. А вот когда надумала в мюзик-холл или учиться, решила по глупости бросить вуз. Пришла к старосте курса. А я почему стала говорить про стаж, потому что все учились, конечно, намного старше меня, особенно вот факультет наш управления, там лет на 10 меня были девушки старше. Мне они, конечно, казались уже совершенно взрослыми, мягко говоря.

КОКОРЕКИНА: Старыми. Называй вещи своими именами.

ШАЦКАЯ: Да, да. И вот такая вот наша староста, я пришла и сказала: я хочу все бросать. И у нас жесточайшая была дисциплина. И она сказала: нет, ты знаешь, я тебе буду ставить присутствие, ты должна закончить.

КОКОРЕКИНА: Какая великодушная женщина!

ШАЦКАЯ: Да, да. И я вот закончила благополучно и вуз, и… Ну, из мюзик-холла меня, правда, выперли потом за профнепригодность.

КАРЛОВ: Это что такое? Это кто сказал?

КОКОРЕКИНА: А почему? В чем они увидели несоответствие?

ШАЦКАЯ: Ну, так произошло. Я думаю, что просто в том, что в то время там было несколько солисток, очень ярких и типажно похожих. Вот Рахлину нравились такие брюнетки яркие. И я, начинающая певица…

КОКОРЕКИНА: Тоже яркая брюнетка.

КАРЛОВ: Начинающая яркая брюнетка.

ШАЦКАЯ: Но всегда есть фавориты у руководителей. И, видимо, фаворитка сказал, что ей достаточно тех брюнеток, которые уже есть.

КАРЛОВ: Слушай, как в том анекдоте, "ноги моей больше у вас не будет".

КОКОРЕКИНА: Так, ну а вы как встретили это известие?

ШАЦКАЯ: Я - ужасно! Если честно, это был один из моих первых в жизни уроков. Очень тяжело, я хотела бросить, и вообще я физически была не готова, у меня были такие соматические всякие неприятные вещи. И как в жизни все бывает удивительно, меня опять спас круиз. Вот все, что связано с водой, в жизни меня спасает. Я имела, как все студенты в этом вузе, направление. Я же закончила как раз в этот момент вуз, и мне надо было или приступать к работе, или брать открепление и оставаться в Петербурге. И я приехала в Ярославль за этим откреплением.

КАРЛОВ: А почему в Ярославль-то?

ШАЦКАЯ: А потому что Ярославская губерния меня направляла, город Рыбинск.

КОКОРЕКИНА: Из Рыбинска же, да.

КАРЛОВ: Ну, да-да-да.

ШАЦКАЯ: А интересно было то, что я приехала, я очень любила летом ездить, можно было автобусом добраться, а можно было доехать на "Метеоре" по Волге.

КОКОРЕКИНА: Класс!

ШАЦКАЯ: Ну, конечно, по Волге - это же лучше.

КАРЛОВ: 80 километров в час по воде.

ШАЦКАЯ: Да. Я приезжаю на этом "Метеоре", выхожу в порт и вижу, что стоит кораблик, на котором я работала культорганизатором год назад, и вся та же команда. И я зашла поздороваться. И вдруг они мне говорят: слушай… Это вообще провидение, это счастье, это чудо. У нас из вашего же института девочка, но она никуда не годная. Мне директор круиза говорит: тут полкорабля туристов прошлогодних, они тебя все вспоминают. А эта девочка, она из Нижнего, если ты к нам сейчас придешь на корабль, мы ее в Нижнем отсадим. Я говорю: ну как же? Они говорят: а мы завтра тебя в Костроме будем ждать. И я вот это открепление свое, быстро открепилась, вернулась в Рыбинск, схватила чемодан, в Кострому. И вот… А я по утрам вела аэробику на палубе, песни пела. И вот как-то пришла в себя, собралась. И ничего, вернулась в Питер, устроилась там в Ленконцерт. Это я все быстро рассказываю, но это было все очень тяжело. И там жилье было снимать тяжело по началу. И я прожила еще там пару лет, очень как-то мне было одиноко, не мой город, он меня не принял. И вернулась… Вернее как вернулась, приехала в Москву, но с корочками Ленконцерта. И такое было у меня ощущение, что все-таки мне есть куда возвращаться.

КАРЛОВ: "Сейчас всех порву здесь в Москве" называется. Вот с таким ощущением?

ШАЦКАЯ: Нет, у меня никогда такого не было.

КАРЛОВ: Не было?

ШАЦКАЯ: Нет. Я вообще такой романтик, агрессии во мне никогда не было. У меня всегда были сомнения. Ну, папа же, он мне всегда мое место хорошо объяснял.

КАРЛОВ: Эх, почему же родители нам в голову засовывают столько комплексов!

ШАЦКАЯ: Но он был прав. Почему? Он был прав.

КАРЛОВ: Ну почему прав?

ШАЦКАЯ: Ну, потому что его Бог дал столько, а мне вот ровно пополам. И он говорил, что я не понимаю, как ты этого не можешь понять, а у меня не получается.

КОКОРЕКИНА: А мне кажется, детей наоборот надо окрылять. Жизнь все равно стреножит каждого.

КАРЛОВ: Окрылять и выдавать поощрительные пинки.

ШАЦКАЯ: Слушайте, но есть же какие-то объективные вещи, когда есть оркестр, и там десять солистов… Вот папин оркестр был первым, кто посетил острова Зеленого Мыса, откуда Сезария Эвора, тоже в числе делегации от ЦК ВЛКСМ. И была возможность уже на тот момент меня взять, я уже у него пела. Но он мне сказал: "Ты понимаешь, вот когда ты будешь петь лучше всех моих десяти солистов, тогда я тебя возьму, а пока ты не достойна".

КАРЛОВ: Давайте в раннее детство вернемся.

ШАЦКАЯ: Давайте.

КАРЛОВ: Потому что мы еще поговорим про этот творческий путь, он безумно интересен, но хочется понять…

ШАЦКАЯ: Я хочу, знаете, сразу сказать о том, что…

КАРЛОВ: Раннего детства не помню.

ШАЦКАЯ: Нет. Моего папы не стало, вот десять лет уже как его нет, и все не так просто. Я очень много занималась, он меня поддерживает. И его не стало за 40 дней до моего первого сольного концерта в зале Чайковского. Вот так случилось.

КОКОРЕКИНА: А вы же вместе должны были там выступать?

ШАЦКАЯ: Он всегда заканчивал. Он выходил на последний номер, и это был всегда такой фурор, потому что у него очень красивый был голос, тенор. И вот буквально за несколько дней он сказал: "Ты знаешь, ты стала такой, как я хотел. Но я не верил, что это может быть. Я очень этого хотел, но я не верил, что это может произойти". Поэтому все он делал правильно, и я очень ему благодарна. Потому что, знаете, чем выше планку ставишь, тем лучше.

КОКОРЕКИНА: А вот, кстати, я просто поняла, что поощрение отца - это, наверное, какая-то была такая главная жизненная награда.

ШАЦКАЯ: Это не было наградой, это была очень важная система координат, потому что очень сложно себя оценивать со стороны. А я жила в его системе координат, я понимала, что такое хорошо и что такое плохо, что какие поступки можно совершать, а какие нет. И я очень благодарна отцу, я считаю, за правильное воспитание.

КОКОРЕКИНА: А он такой бескомпромиссный человек, я так понимаю, в каком-то смысле?

ШАЦКАЯ: Нет, он был очень лояльный, он шел на компромиссы, но в отношении музыки и в отношении каких-то норм порядочности он был очень строг. И он, и мама, и у нас в семье это было очень важно. И, тем более, что их очень хорошо… мама была долгое время начальником отделом кадра большого завода, и они были всегда на виду. И я понимаю, что я обязана высоко нести знамя нашей семьи.

КОКОРЕКИНА: Как-то хранить их репутацию.

КАРЛОВ: Братья, сестры были?

ШАЦКАЯ: Да, старший брат. Слава богу, сейчас наш глава семьи, наш старший мужчина. У него три сына.

КАРЛОВ: О-о-о!

ШАЦКАЯ: Да. Старший только что родил ему внучку. Поэтому у нас такая большая семья. Они живут в Ярославле, и мама живет. И брат совершенно другой. Вот он молчун.

КАРЛОВ: Как зовут-то?

ШАЦКАЯ: Дмитрий. Он молчаливый, он бы так не болтал, как я сейчас, но он абсолютно надежный.

КОКОРЕКИНА: Такой настоящий мужчина.

ШАЦКАЯ: Да, и я понимаю, что он настоящий мужчина, опора, и вообще он мне помог в жизни неоднократно, много. И если бы не он, я бы была бы без крыши над головой в Москве.

КАРЛОВ: Какой он путь выбрал для себя?

ШАЦКАЯ: Он выбрал путь нашего деда по папиной линии. Он занимался транспортом, грузовыми перевозками.

КОКОРЕКИНА: Ну, то есть уже свое предприятие какое-то получается, да?

ШАЦКАЯ: Ну да, конечно.

КОКОРЕКИНА: Ну, просто я понимаю, что дед - это в рамках какой-то организации…

ШАЦКАЯ: Нет, деда давно уже нет. Но Дима, когда пошел учиться, он продолжал линию деда.

КАРЛОВ: Друзья мои, я напомню, что в гостях у нас Нина Аркадьевна Шацкая. Чтобы добавить красок, дадим заданием сейчас Нине Шацкой, чтобы она подготовилась, пока идут новости. Самое яркое детское впечатление - это первая наша любимая рубрика. И вторая - преступление и наказание.

КОКОРЕКИНА: То есть когда эти родительские заветы были нарушены, и какая кара потом обрушилась на голову маленькой Нины, после чего она поняла, что так поступать нельзя. Не только потому, что родители говорят, а потому, что за это еще бывает возмездие страшнейшее.

КАРЛОВ: Ну и, естественно, мы перейдем уже к разговору о том, что помимо того, что из Нины вышел талантливый совершенно человек, посмотрим, какой из нее вышел воспитатель. Будет о чем поговорить в этой связи?

ШАЦКАЯ: Ну, я подумаю, что-нибудь вспомню.

КАРЛОВ: Думайте и готовьтесь.

КОКОРЕКИНА: Итак, самое яркое детское впечатление?

ШАЦКАЯ: Ну, вы понимаете, я вообще человек очень эмоциональный. И я сейчас задумалась, к какому периоду отнести самые яркие впечатления, потому что их в моей жизни было бесконечное количество, и каждый раз они были разными. Какой период?

КАРЛОВ: Ну, вот тот период, когда кроватка детская была прикована к фортепьяно.

ШАЦКАЯ: Ну, чуть старше - детский сад и первые классы школы. Наверное, даже не детский сад. Сначала завод, на котором этот оркестр папин базировался, он был закрытым и строил всякие разные приборы для космонавтов. И в город приезжали космонавты, очень любили оркестр, и папа с оркестром ездил в Звездный городок. Это тот период, когда вообще об этом даже не распространялись. Мечтать было нельзя, это было закрытое такое место таинственное, и я слышала все время: Звездный городок, Звездный городок… И я воображала, что же это может быть такое - Звездный городок. И мне казалось, что дома там должны быть в форме звезд. И это была такая бесконечная конфетка, которую мне показывали, что я должна себя хорошо вести, тогда меня возьмут в Звездный городок. И вот однажды на какой-то праздник, я помню, что это была зима, обычно в ночь выезжали, дороги были неважные, ехали часов восемь, медленно до Москвы. И вот меня уложили на автобус, переднее вот это сиденье, и всю ночь я ехала. Перед новым годом белый снег, какие-то огни , это невероятное ожидание чего-то необыкновенного.

КОКОРЕКИНА: Звездного городка.

ШАЦКАЯ: Да. И вот мы приехали в Звездный городок. Конечно, дома меня не поразили, но я помню, что… (ну, это такая совсем советская деятельность), и меня кормили клубникой зимой.

КОКОРЕКИНА: Зимой. Обалдеть!

ШАЦКАЯ: Зимой. Вот этот вот Звездный городок, космонавты и клубника - это, конечно, было очень сильно.

КОКОРЕКИНА: Увязали все это как-то…

ШАЦКАЯ: Да, да. Потом были уже другие. Потом были, когда у нас в семье появился катер, ну такой…

КАРЛОВ: Катер?

ШАЦКАЯ: Ну, катер. Знаете, были лодки-моторки, "прогрессы" всякие, а у нас был чуть-чуть побольше, там с каюткой, можно было ночевать. И Рыбинское водохранилище, шлюзы, и вот эти вот моменты, когда мы шлюзовались, и это было всегда невероятно. И когда однажды меня отец посадил, разрешил… Потом я все время требовала от него этого разрешения, он ругался. На этот катер меня посадили на нос, и вот он летел, и вот это вот ощущение невероятное скорости, воды. И вот с тех пор я очень люблю воду, люблю и движение по воде, и плавать люблю.

КАРЛОВ: По гороскопу вы кто?

ШАЦКАЯ: Я Телец, совершенно земной знак, но, видимо, я в прежней жизни была рыбой. И мама плавает. Мама - одесситка, и мама плавает великолепно. Вот меня отец мог выбросить просто, зная, что я хорошо плаваю, и отъехать, чтобы я тренировалась, и наблюдать, вот как я плыву. И вот эти вот ощущения запаха, островов, когда сосны, песок, летом все это нагревается, когда шлюзы воды спускаются, то в этих песчаных отмелях накапливается вода, и она прогревается, как горячие ванны. И вот это уже был период такой подростковый, когда меня на целый день отец на остров забрасывал, какой-то приемник с "Маяком", кстати, вот я помню, что я все время слушала "Маяк".

КАРЛОВ: Бедное дитя! Одна острове!

ШАЦКАЯ: Да. И книжка. Да, а островки маленькие такие были. И вот мы ловили окуней и вечером их коптили.

КОКОРЕКИНА: А он не боялся, что вообще что-то может произойти?

ШАЦКАЯ: А тогда никто ничего не боялся. Это маленькие острова, и все друг друга знали.

КАРЛОВ: А папа уплывал, что ли? Или оставался?

ШАЦКАЯ: А уезжал. Все друг друга знали, все знали, кто может приехать, не было никакого волнения за меня. И вот вечером собирались друзья, на ольховых веточках коптили этих окуней, ели их горячими. И это такое безмятежное счастье. Я всегда была в родительской компании, у моих друзей… Мои друзья и друзья брата, они всегда стремились в компанию наших родителей, потому что это было замечательно. И я вообще считаю, что моя самая большая удача, что я родилась у моих родителей, потому что это счастье такое.

КАРЛОВ: Такого у нас еще никто не говорил в программе, кстати.

ШАЦКАЯ: Да. Вот мама, я знаю, что она меня слушает, я очень люблю мою маму, и отец для меня - это самые большие учителя и идеал.

КОКОРЕКИНА: Да? Нина, а если просто ты живешь, и такой воплощенный идеал у тебя на глазах, а потом в жизни ты сталкиваешься, ну скажем так, с людьми иного порядка, иных взглядов, и какие-то разочарования. Вот не была ли эта идеальная картинка, представленная в детстве, таким вот препятствием на пути к пониманию того, что жизнь, в общем, она устроена по-разному?

ШАЦКАЯ: Вы знаете, я буквально осенью нашла, разбирала бумаги и нашла письма, которые мне папа писал, когда я на первом курсе поступила учиться, и нас отправили на картошку. И это был мой первый такой выезд из семьи. И опять же я возвращаюсь к тому, что мои сокурсники были меня намного старше. И я отца спрашивала об этом, что вот, все не так, мне хотелось бы, чтобы были другие люди, чтобы они себя иначе вели. И мне, как раз отвечая на ваш вопрос, папа сказал: никогда никого не осуждай, делай так, как ты считаешь нужным, и это будет и примером, и тебе будет легче, но никогда не осуждай и не говори людям о том, что они плохие, говори им, что они хорошие, и от этого они будут становиться лучше.

КОКОРЕКИНА: Да, это очень мудрый совет.

ШАЦКАЯ: Отец вообще был потрясающим педагогом. Вот если в музыке какие-то вещи мне удались, то вот таким учителем быть… я даже близко не могу к этому подойти, потому что он выучил огромное количество людей. И куда бы я ни приезжала, в какой город, обязательно находится какой- то житель, который приходит и говорит, что в его судьбе каким-то образом мой отец оказал… Вот совершенно случайно - или он в армии служил в Рыбинске, или он где-то музыку услышал. Ну вот…

КОКОРЕКИНА: Сыграло свою роль.

ШАЦКАЯ: Да.

КАРЛОВ: Я хотел перейти к теме "Преступление и наказание", но не знаю, стоит ли.

ШАЦКАЯ: Ой, стоит.

КАРЛОВ: Да?

ШАЦКАЯ: У меня опять же было много преступлений и наказаний. Детским, самым вот то, что я помню, я регулярно нарушала правила и получала такой нагоняй, но ничего не могла с собой поделать.

КАРЛОВ: Какие правила?

ШАЦКАЯ: Ну вот это сейчас модно детей везде выводить в свет, показывать их. Во времена моего детства это было категорически запрещено, это был дурной тон. И вот когда папин концерт заканчивался, у меня было безумное желание выбежать на сцену, пока еще занавес не сомкнулся, и чтобы все увидели, что это мой папа. И каждый раз, когда я это делала, я получала страшный нагоняй. И каждый раз я это делала, и ничего невозможно…

КАРЛОВ: До рукоприкладства не доходило?

ШАЦКАЯ: Ну, почему, мне поддавали родители, но так, не сильно.

КАРЛОВ: Классически.

ШАЦКАЯ: Даже не папа, мама могла тапком.

КОКОРЕКИНА: А что?

ШАЦКАЯ: А потому что мы с братом …

КОКОРЕКИНА: Заединщики?

ШАЦКАЯ: Да, мы очень шумно с ним играли всегда, но я орала очень громко.

КОКОРЕКИНА: Голос тренировала просто, готовилась?

ШАЦКАЯ: Да. И когда мама влетала в комнату, а у нас там куча мала, сначала получала я, чтобы я замолчала, а потом Дима, чтобы он…

КАРЛОВ: Чтобы он расслышал, что от него требуется.

ШАЦКАЯ: Да-да-да, чтобы он меня не донимал. Но на самом деле это все замечательно, все было правильно.

КОКОРЕКИНА: А по углам расставляли вас?

ШАЦКАЯ: Обязательно. Нас расставляли по углам. Ну, потом у нас уже были разные комнаты, но сначала да. Брат очень любил, у нас такая есть легенда, что мама как-то заходит в комнату, и я зашлась просто, она не может понять, в чем дело, я рыдаю. А у нас была пластинка "Соловей и Роза". И вот эта вот кошмарная эгоистка Роза проткнула своим шипом сердце соловья, чтобы стать из белой алой. И мне было бесконечно жалко этого соловья. И брат все время, когда родителей не было дома, ставил мне эту пластинку, и я убивалась в ужасе от того, что мне было жалко…

КОКОРЕКИНА: А он наслаждался горем сестры?

КАРЛОВ: Каков, а? Дмитрий каков был…

ШАЦКАЯ: Ну да, он так … Ему было интересно, видимо, наблюдать.

КАРЛОВ: Сколько ему лет тогда было?

ШАЦКАЯ: На три года меня старше. Ну, мне, наверное, лет 5-6, ему соответственно побольше.

КОКОРЕКИНА: Девять.

ШАЦКАЯ: Да.

КАРЛОВ: Ах, исследователь женских сердец, вот с чего начал…

ШАЦКАЯ: Да. Ой, а еще, когда я подросла, я начала поправляться, уже это был довольно взрослый период. И я очень редко набрала вес, когда уехала в Питер, видимо, нервничала. И на каникулы вернулась. Вот это был ад! Отец всегда был очень стройный, он был под метр 90, сухой. И он мне говорил, что, ты понимаешь, что женщина (а я очень сильно поправилась, я была килограммов под 90), он говорил, что женщина с таким весом никогда не будет счастливой: тебя не будут любить мужчины, ты не выйдешь замуж, ты не состоишься как певица, потому что…

КАРЛОВ: Ничего себе программирование!

КОКОРЕКИНА: Боже мой, да все оперные дивы вообще, на кого ни посмотри, у всех такой перебор по весу.

ШАЦКАЯ: Это ужасно! Это неэстетично.

КОКОРЕКИНА: Это неэстетично, я согласна, но тем не менее.

ШАЦКАЯ: И он мне говорил, что человек на сцене обязан быть красивым. И исчезал весь хлеб, все сладкое. И когда я ночью пыталась пробраться на кухню, мама кричала: "Аркадий, Нина пошла на кухню".

КАРЛОВ: Объект вышел на поиски еды…

ШАЦКАЯ: Да. И я опять же очень благодарна родителям, потому что я сейчас в своем возрасте занимаюсь с удовольствием спортом, много плаваю, я легкая. Я понимаю, что я очень благодарна папе, что помимо эстетики это еще и здоровье.

КАРЛОВ: И на сладкое уже не тянет.

КОКОРЕКИНА: Слушайте, я не могу не прочитать. Тут на форум нам пришло сообщение от Авкенова, ну, это, так сказать, еще к предыдущему получасию комментарий: "Людей, как сталь не бывает. Но какое нежное, умнейшее создание Нина Шацкая! Вот это программа! Не людей сталь закаляет, а как люди становятся красивыми, закаленные в том еще шоу-бизнесе (ну, я вот сохраняю авторский стиль, тут немножко как-то не стыкуется). Слышу и не верю: это реальная судьба барышни. Браво!" Вот.

ШАЦКАЯ: Ой, спасибо.

КАРЛОВ: Да мы здесь тоже сидим, слушаем и не верим.

ШАЦКАЯ: Ну, вы знаете, у меня есть мои школьные фотографии, и мои даже одноклассники считают, что я прибегала к какой-то пластической хирургии, потому что я действительно очень изменилась. Но я уверена, что человек может меняться без вмешательств хирургических, просто как-то… Ну, мне вот очень повезло, что я несколько лет назад впервые попала в Индию, потом в Африку, и меня перевернул, мою жизнь перевернул этот мир дикий. И я, когда сейчас у меня есть свободное время… Я только что вернулась из Конго и Эфиопии, где провела три недели, поднималась на вулкан действующий, ночевала у пигмеев, была в племени мурс, где, знаете, вот эти блюдца в губах.

КОКОРЕКИНА: Да-да-да.

ШАЦКАЯ: В Эфиопии тоже была в уникальных храмах древних. И вот у меня полное ощущение, что когда я теряю энергию, теряю скорость в жизни, становлюсь занудой, перестаю радоваться жизни, я стремительно собираюсь и еду вот в какое-то такое место. И у меня есть такая, как аллегория, вот говорят, что наши эти мозги, серое вещество, оно частично используется. Вот в таких местах, мне кажется, вот эти наши закупоренные серые клетки открываются, и мы становимся опять детьми.

КАРЛОВ: Да-а-а… Слушайте, надо куда-то точно съездить, сейчас в какую-нибудь Эфиопию. Тоже очень хочется, понимаете, уже несколько лет, в какую-нибудь Эфиопию.

КОКОРЕКИНА: Ну, тебе сейчас Нина подскажет маршруты.

ШАЦКАЯ: Я расскажу, да, я знаю много.

КАРЛОВ: Да в любую Эфиопию, понимаете? Пусть даже в турецкую какую-нибудь, в египетскую Эфиопию, куда угодно!

ШАЦКАЯ: Ну, нет. Надо ехать там, где люди первозданные, у которых нет корысти такой. Они могут денежку попросить, но это все равно другая совсем история, они не будут вас обманывать, они будут искренне это все делать.

КОКОРЕКИНА: Да, прямо вам говорят, что они хотят.

ШАЦКАЯ: Да, да.

КАРЛОВ: Искренний бакшиш. Хорошо. А что касается воспитательских талантов, на ком применяется?

ШАЦКАЯ: Ну, племянники. Но я не могу, у меня вообще… И еще кот у меня есть. Вот кот абсолютно сам меня воспитывает. Я даже кота не могу воспитать.

КОКОРЕКИНА: А в чем заключается воспитание кота?

ШАЦКАЯ: Ну, они корниш рекс, у него очень велико достоинство.

КОКОРЕКИНА: Аристократ.

ШАЦКАЯ: Да, он аристократ, у него свои привычки, и когда я их нарушаю …

КАРЛОВ: Страдают тапочки.

ШАЦКАЯ: Нет, нет, зачем? Он мне устраивает концерты, он меня игнорирует. Ну, в общем, вот… В основном меня все-таки все воспитывают, а не я.

КОКОРЕКИНА: Так. А когда уезжаете, вот куда-то типа как в Африку на три недели?

ШАЦКАЯ: Есть у моего кота Маркиза, есть друг по имени Дождик. Это цверкшнауцер.

КОКОРЕКИНА: Тоже благородный кот?

ШАЦКАЯ: Это собака.

КАРЛОВ: Пёс.

ШАЦКАЯ: Пёс взрослый.

КОКОРЕКИНА: Ой, извините.

ШАЦКАЯ: Ему 10 лет, и вот он принял котеночком совсем Маркиза, и сейчас вот, когда из длительных командировок я возвращаюсь, Маркиз не хочет уходить от Дождика, страдает. Вот есть Дождик, который всегда ждет Маркиза.

КОКОРЕКИНА: Понятно.

КАРЛОВ: Боже мой, об этом уже надо сочинять какие-то истории. "Ну что, Нина уезжает, я скоро к тебе. - Приходи, у меня еще с прошлого раза осталось…" Ну, слушайте… Друзья мои, Нина Шацкая у нас в гостях. Мы продолжим разговор и послушаем кое-что из ее творчества. Мы заканчиваем потихонечку разговор с Ниной Шацкой в рамках рубрики "Отцы и дети". Ваши вопросы приходят к нам. Но вот этот вопрос мне не понятен: "Почему никак не снизойдет с экрана?"

ШАЦКАЯ: Нет, почему, я иногда в него захожу. Вот, например, следующая суббота - канал "Культура" в "Романтике романса" будет показывать очень красивую запись, замечательная песня, моя любимая, я ее спела неожиданно для себя, "Течет река Волга".

КАРЛОВ: Ой-ой-ой, за такое браться-то страшно было, небось?

ШАЦКАЯ: Нет, нет. А я никогда не стремлюсь повторить, я делаю это совершенно иначе.

КОКОРЕКИНА: По-своему.

ШАЦКАЯ: Совершенно. У нас легкий джазовый окрас, тем более слова написал Лев Ошанин, это земляк наш, ему в этом году 100 лет, рыбинец. И получилась совершенно потрясающая аранжировка, трактовка. Это 2 будет июня. А 3-го июня в концерте, посвященном юбилею Светланы Немоляевой, я пою тоже что-то очень красивое, какой-то романс. Ну, в общем, "Культура" два дня подряд будет показывать. Для "Культуры" это уже много.

КАРЛОВ: Для "Культуры" - это да. Ну, хотя почему много? Нормально для "Культуры", это специальный же канал.

ШАЦКАЯ: Просто это, да, специальный канал, и наши слушатели, наверное, слушают и смотрят другие какие-то программы, где, конечно, мне места по формату не находится.

КОКОРЕКИНА: Так. А вот папа с мамой, когда впервые увидели дочку на экране или услышали ее по радио, вот реакция какая была?

ШАЦКАЯ: Вообще у меня удивительная мама, она до сих пор мне говорит: "А что такого-то? Я и не сомневалась, что так должно быть". Вот у них вот…

КОКОРЕКИНА: То есть у папы все время сомнения: ты недотягиваешь, ты еще пока не состоялась…

ШАЦКАЯ: Просто папа меня не застал, к сожалению, уже в каком-то…

КОКОРЕКИНА: Уже в зените, да?

ШАЦКАЯ: Да, в зените. Он меня только готовил. А сейчас уже…

КАРЛОВ: А сейчас зенит?

ШАЦКАЯ: Да. И даже, знаете, я так рада. Мне иногда говорят: ну как же так, почему вот так долго? Я так страдала, пока сейчас вдруг не поняла, что многие мои друзья и коллеги, с которыми мы начинали, они дошли до своего пика и уже закончили карьеру. А я чувствую, что вот к своему пику только поднимаюсь, и у меня нет надрыва, просто я живу, получаю удовольствие от своей профессии и радуюсь.

КОКОРЕКИНА: И от жизни. Это видно, кстати.

ШАЦКАЯ: Да.

КАРЛОВ: Так. Мы пока работаем над тем, чтобы понять, что за трек у нас будет звучать в программе, вас ожидает, друзья мои, наверное, сюрприз. Это что-то будет новое?

ШАЦКАЯ: Ой, это же будет очень важный момент. Потому что в этот четверг, 31 мая, в Доме музыки, в Театральном зале состоится концерт, который называется "Джаз, джаз, только джаз".

КАРЛОВ: Большое вам спасибо!

ШАЦКАЯ: Спасибо.

КОКОРЕКИНА: Большое спасибо. И успеха, и удач!