Доживем до понедельника "От вольного". Владимир Пресняков

КАРЛОВ: Вольным ветром ворвался Владимир Пресняков в нашу студию. Только что мы слушали песню, но, когда пришел Володя, естественно, песню перестали слушать.

КОКОРЕКИНА: Да, зато мы послушали Володю. Он прекрасно говорит по-английски, с ямайским акцентом.

ПРЕСНЯКОВ: Здравствуйте.

КАРЛОВ: Скажи, о чем эта песня? Почему "Никудышный ангел"? Это что за такой пересмотр?

ПРЕСНЯКОВ: Это вообще песня Трофима, которого я считаю гением. И ничего больше сказать, наверное, уже нельзя, потому что одна из моих любимых песен…

КОКОРЕКИНА: А как он отдал эту песню?

ПРЕСНЯКОВ: Просто взял и просто отдал.

КОКОРЕКИНА: Нашлись аргументы, которые его убедили настолько, что он расстался с этой песней?

ПРЕСНЯКОВ: Я участвовал в его концерте, он попросил. И дал мне выбрать песню, я выбрал ее. И он говорит: "Пой". В этом Трофим, конечно, великодушен и очень добр и вообще замечательный человек. Потому что другие бы чего-нибудь уже потребовали сто раз.

КОКОРЕКИНА: А что, например? Что требуют в таких случаях? Вот отдал хорошую любимую песню, а что взамен нужно отдать?

ПРЕСНЯКОВ: 10 тысяч долларов, допустим.

КАРЛОВ: Хорошие любимые деньги.

КОКОРЕКИНА: Да, кстати. И совершенно не лишние никому.

КАРЛОВ: Ну, это бизнес. Мы об этом говорили уже много раз.

ПРЕСНЯКОВ: А Трофим это делает от сердца. Если делает, то от сердца.

КАРЛОВ: Ну, тогда Трофиму привет!

ПРЕСНЯКОВ: В принципе, это моя тоже политика и моя история жизни. И отец тоже, отец не берет денег за то, что он играет на саксофоне у кого-то. Я очень горжусь им.

КОКОРЕКИНА: Володь, а ты не берешь денег, когда поешь где-то?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, я с удовольствием пою бэки у кого-то. Мне нравится это делать.

КОКОРЕКИНА: А у кого, например?

ПРЕСНЯКОВ: Да много у кого. У Фили, допустим. У Туси, у моей жены. До фига!

КОКОРЕКИНА: Нет, ну с Тусей понятно. Как с нее брать деньги? Это все равно семейный бюджет, перетекание из одного сосуда в другой.

КАРЛОВ: Кстати, о деньгах…

ПРЕСНЯКОВ: Это спасибо тебе большое, подумаю.

КОКОРЕКИНА: Про Тусю? Ни с кого не беру, а, Тусенька, с тебя – обязательно.

ПРЕСНЯКОВ: Домашний рэкет называется.

КАРЛОВ: Слушай, у нас сегодня тема такая: хобби. Или вот мы еще решили назвать программу "Золотые руки". Ты понимаешь, да? Есть люди, которые что-то умеют делать руками. Я знаю одного журналиста, который до сих пор клеит самолетики. Сумасшедший просто человек.

ПРЕСНЯКОВ: Маршал любит тоже это делать.

КАРЛОВ: А у тебя что-нибудь такое есть?

ПРЕСНЯКОВ: Хобби?

КАРЛОВ: Вот запираешься ото всех…

ПРЕСНЯКОВ: Да! Меня вообще называют "туалетным утенком". Я люблю в туалете, допустим, сочинять.

КАРЛОВ: Угу! Это хобби?! Это профессия, послушай!

ПРЕСНЯКОВ: А может быть, да, это профессия.

КОКОРЕКИНА: А, кстати, у меня мама еще в советское время ездила на Кубу, и там их водили на экскурсию в дом старины Хэма – ну, это непременно было, потому что, с одной стороны, вроде западный писатель, а в то же время абсолютно левацкого мировоззрения человек был. И вот их привели на его виллу, и оказалось, что у него санузел (для советских людей это вообще было невообразимо) величиной метров 20 или 30. И рядом с основным предметом…

КАРЛОВ: С унитазом. Давайте прямо говорить.

КОКОРЕКИНА: Там прямо письменный стол стоял. И, собственно, сидя именно вот там, ему так хорошо и сочинялось.

ПРЕСНЯКОВ: Ну, видишь, я, видимо, тогда не один. Это опять тебе спасибо.

КОКОРЕКИНА: Это не мне, это ему.

ПРЕСНЯКОВ: Что за чашечка стоит такая громадная у тебя?

КОКОРЕКИНА: Это супница с чаем.

ПРЕСНЯКОВ: Я думал, мыть руки с лимончиком после мяса.

КОКОРЕКИНА: Я как раз успела цыпленка табака до твоего прихода разделать.

КАРЛОВ: У нас тут хорошая жизнь на "Маяке".

КОКОРЕКИНА: Женщина с фамилией Кокорекина что еще будет есть?

КАРЛОВ: Но кальмаров еще к эфиру не подают. А так, в принципе, ничего. Хорошо, с этим разобрались. Потом про тебя, значит, пишут злые языки, что ты мало того, что музыкант, клавишник, композитор, аранжировщик, актер, эстрадный певец российский, ты к тому же еще дайвер, горнолыжник, воднолыжник. Чем ты еще занимаешься? Бильярд! Мотоцикл у тебя.

ПРЕСНЯКОВ: Да. Но бильярд не относится к экстримам. Хотя мы с Леней часто собираемся, играем.

КАРЛОВ: Да не обязательно экстрим. Но бильярд – это та игра, когда можно поговорить, в принципе. В отличие от боулинга, скажем.

ПРЕСНЯКОВ: Да. И можно упасть замертво.

КОКОРЕКИНА: Почему?

ПРЕСНЯКОВ: Ну, потому что иногда выпито больше положенного.

КОКОРЕКИНА: А! Вот мне тоже всегда казалось, что бильярд – это все-таки скорее повод.

ПРЕСНЯКОВ: Но это раньше было. Раньше.

КОКОРЕКИНА: А основное-то занятие – оно… Нет?

ПРЕСНЯКОВ: Нет!

КАРЛОВ: А кто из вас лучше играет?

ПРЕСНЯКОВ: Леня. Леня играет лучше. Но бильярд – такое дело, это как казино, как любая игра, это на чьей стороне энергетика какая-то или не знаю что, как у тебя сложится.

КОКОРЕКИНА: А какой бильярд? Русский?

ПРЕСНЯКОВ: Русский. Русский, крученый, со всеми пирогами.

КОКОРЕКИНА: Ух ты!

КАРЛОВ: Невозможный бильярд.

КОКОРЕКИНА: Там же тяжеленные шары.

КАРЛОВ: Там лузы меньше шара по размеру, ну ты чего?

ПРЕСНЯКОВ: Тем не менее мы любим это делать. А так, конечно, я очень много погружался, раз сто с чем-то. У меня есть там карточка уже опытного дайвера.

КАРЛОВ: Ты уже учить можешь?

ПРЕСНЯКОВ: Да, что я и делаю. Я научил Никитона, своего сына. Мы в первый раз увидели громадную акулу.

КАРЛОВ: О, боже!

ПРЕСНЯКОВ: Это вообще! Ты не представляешь, как это впечатляет, завораживает! Там нет никакого страха, ты, наоборот, хочешь к ней прикоснуться, она к тебе. И вот это все…

КАРЛОВ: Возникают чувства.

КОКОРЕКИНА: Как же вы расстались после таких сильных эмоций друг к другу?

ПРЕСНЯКОВ: С Никиткой мы расстались?

КОКОРЕКИНА: Да нет, не с Никиткой, с акулкой?

ПРЕСНЯКОВ: С акулой? Мы ее съели.

КАРЛОВ: Подожди, вместе с сыном увидели акулу?

КОКОРЕКИНА: Да. И напали на нее.

ПРЕСНЯКОВ: Да. И с Наташей, моей женой.

КОКОРЕКИНА: А у Наташи тоже такие же сильные, яркие любовные эмоции вызвала вот эта…

ПРЕСНЯКОВ: Да, она еще безбашеннее. Но я участвовал во всяких… Помните, был такой, не знаю, сейчас есть этот проект…

КОКОРЕКИНА: "Последний герой"?

ПРЕСНЯКОВ: "Русский экстрим" называется. Мы ездили. Я вообще уже перестал…

КАРЛОВ: Если и дайвингом еще займешься…

ПРЕСНЯКОВ: Конечно! Я уже давно не плаваю с аквалангом. Так, ради сына.

КАРЛОВ: Ты сумасшедший, что ли! У тебя, смотри, взрослый сын.

ПРЕСНЯКОВ: Ну, вот все. Я уже…

КОКОРЕКИНА: Сейчас еще будет ведь ребенок.

ПРЕСНЯКОВ: Ты знаешь, я нашел гармонию. Это меня немножко остановило. О чем я не жалею, в принципе. Зато это перешло к моему сыну.

КАРЛОВ: А ты за него не боишься?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, у него хороший ангел-хранитель, как у меня.

КАРЛОВ: Хорошие легкие должны быть, дружище.

КОКОРЕКИНА: Володя, но он же увлекается, я забыла, как это называется… паркуром?

ПРЕСНЯКОВ: Паркуром. Он делает чудеса. Я даже не ожидал, что он умеет. Он может сделать "флажок " с его ростом.

КОКОРЕКИНА: А это что такое?

ПРЕСНЯКОВ: "Флажок" – это когда… Представь себе столб. И он на руках вот так встает, с его ростом. У него рост, как, допустим, у Киркорова. Встает вот так, параллельно земле.

КОКОРЕКИНА: Боже! Ну да, они с этим столбом образуют 90 градусов.

ПРЕСНЯКОВ: Да, букву "Г".

КАРЛОВ: Так, давай о фридайвинге поговорим. Там самое страшное какое место? Блюголд, по-моему?

ПРЕСНЯКОВ: Что это?

КАРЛОВ: Что это, что это? Видео кругом в YouTube лежит. Когда там опускаешься…

ПРЕСНЯКОВ: А! Громадная эта дыра!

КАРЛОВ: Дыра здоровенная. Это сколько там проплыть-то надо метров?

ПРЕСНЯКОВ: Я не знаю. Я просто знаю фильмы про это дело. Может, они преувеличивают.

КАРЛОВ: Там же валяются эти аквалангисты, акваланги разорванные внизу. И маски тоже валяются. Страшная штука. Не видел?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, не видел.

КОКОРЕКИНА: Слушайте, друзья, а можете меня просветить, что такое фридайвинг?

ПРЕСНЯКОВ: Фридайвинг – это без дыхания и без всего, ты просто с ластами заныриваешь там метров на 15-20. У меня был рекорд 4.05 – 4 минуты 5 секунд.

КОКОРЕКИНА: А кто, простите, учил, сколько нужно задерживать дыхание, с какой скоростью погружаться? Когда ты понимаешь, что нужно еще оставить силы на обратно? Это какие-то интуитивные, что ли, вещи?

ПРЕСНЯКОВ: Да, это с детства началось. По крайней мере, это интереснее, на мой взгляд…

КАРЛОВ: Чем?

ПРЕСНЯКОВ: Экстремальнее, чем купаться с аквалангом, чем нырять в аквалангах.

КАРЛОВ: Но в акваланге тоже интересно. Можно же заплыть далеко, увидеть какую-нибудь уникальную вещицу, на дне хранящуюся.

ПРЕСНЯКОВ: Нет, вещицу ты вряд ли увидишь. Какого-нибудь безумного дайвера. Ну, было, да, было интересно.

КАРЛОВ: А ты куда погружался? Какие артефакты видел?

ПРЕСНЯКОВ: Я видел пуки.

КОКОРЕКИНА: Пуки – это что?

КАРЛОВ: Объясняй. Мы тупые.

ПРЕСНЯКОВ: Ну, вот пуки, допустим, тоже интересно смотреть, когда люди пукают под водой.

КАРЛОВ: Тьфу! Я забыл, кто у нас в гостях. Артефакт! Я же про кораблики, про сокровища, про эти самые…

ПРЕСНЯКОВ: Я видел корабли, я видел самолетики.

КОКОРЕКИНА: У меня в первый момент мелькнула мысль, что пуки – это они, но потом я посмотрела – такое серьезное выражение лица, ну, думаю, наверное, это какие-то, не знаю, сталактиты, что ли.

ПРЕСНЯКОВ: Нет, самое смешное, что у человека, который это делает, у него тоже серьезное выражение лица.

КАРЛОВ: Он делает вид, что это не он.

ПРЕСНЯКОВ: Нет, но это же там невозможно.

КОКОРЕКИНА: Кстати, в кабинете, где лучше всего сочиняется, Володь, имеет смысл поставить зеркало, чтобы видеть свое лицо.

ПРЕСНЯКОВ: Есть такая тема, да.

КОКОРЕКИНА: Много чего, кстати, можно увидеть про себя неожиданного.

КАРЛОВ: Давайте об искусстве все-таки.

КОКОРЕКИНА: Давайте, давайте.

КАРЛОВ: Хотя я понимаю, что хороший пук – это тоже, в общем-то… Итак, затопленные корабли.

КОКОРЕКИНА: Русалки, "Летучие голландцы"… Саш, я тоже должна как-то поучаствовать, показать, что я тоже две книжки прочитала.

КАРЛОВ: Я весь покраснел за тебя.

ПРЕСНЯКОВ: Да я сам…

КАРЛОВ: Вижу.

КОКОРЕКИНА: Ну всё! Они покраснели и замолчали, друзья!

КАРЛОВ: Я хочу знать, что хранится на дне морском, что повидал Володя?

КОКОРЕКИНА: Владимир, расскажите о содержании ваших схронов на дне морском. Что вы там храните?

ПРЕСНЯКОВ: Память. Ну, во-первых, это прекрасная гармония с природой. Это такой уровень… Я считаю, что есть две истории – это лыжи и дайвинг. Они явно противоположны друг другу, но они гармоничны. Там – это скорость. Но это все на ногах. Мне вот сейчас вынут эту спицу…

КОКОРЕКИНА: Да, кстати, это же на лыжах произошло. А что это за случай такой неприятный?

ПРЕСНЯКОВ: Ну, чего-то вот я разогнался.

КОКОРЕКИНА: Врезался в кого-то?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, врезался в трамплинчик просто. Не поднял ногу, как нужно, вовремя. На большой скорости.

КАРЛОВ: Но и на старуху бывает проруха. Да? Ты об этом?

ПРЕСНЯКОВ: Да, да.

КОКОРЕКИНА: А ты не рассматриваешь это как знак: мол, немножко сбавь обороты?

ПРЕСНЯКОВ: Нет. Это со всеми случается, мне кажется. Все нормально.

КОКОРЕКИНА: Да вовсе не со всеми. Огромное количество людей катаются на горных лыжах и без всяких травм.

ПРЕСНЯКОВ: Я мало знаю таких. Все в основном падали, чего-то ломали. Так что это нормально. Главное, что надо быть внимательным и не выпивать.

КАРЛОВ: Послушай, но есть белые, есть черные трассы.

ПРЕСНЯКОВ: Есть белое вино, а есть красное. Черное.

КАРЛОВ: Есть трассы для всех, а ты какие предпочитаешь?

ПРЕСНЯКОВ: Черненькие.

КАРЛОВ: То есть они вообще без разметок, без ничего? Как повезет?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, почему? С разметками.

КОКОРЕКИНА: Там стоят как раз эти колышки, которые тебе показывают, что это черная трасса. Это для "чайников", чтобы они туда не стремились.

ПРЕСНЯКОВ: Но я люблю такие, здоровые. Но долгие.

КОКОРЕКИНА: Это в Европе.

ПРЕСНЯКОВ: Это Европа, да.

КАРЛОВ: А у нас негде?

КОКОРЕКИНА: У нас таких трасс нет, оборудованных на европейском уровне.

КАРЛОВ: Ну, на Эльбрусе там же есть какая-то фигня.

ПРЕСНЯКОВ: У нас прекрасная в Алма-Ате, в Казахстане. Мы очень часто бываем и там. Сделали вообще потрясающую трассу. Вот. Но мы не договорили про дайвинг.

КОКОРЕКИНА: А мы просто в горы поднялись.

КАРЛОВ: Это спасибо Ольге. Спасибо тебе. Ты сравнил тоже дайвинг с горными лыжами. Так что про дайвинг-то?

ПРЕСНЯКОВ: А дайвинг – ты чувствуешь эту гармонию с природой, но не на таком адреналине, а на блаженстве. Ты погружался?

КАРЛОВ: Еще ни разу.

ПРЕСНЯКОВ: Но на Мальдивах это тоже – супер!

КАРЛОВ: На Мальдивах у меня дружище пугал мурен всячески.

ПРЕСНЯКОВ: Ой, с муреной мы с двухметровой… Я и Юра Бельский, это такой известный дайвер, его знают во всем мире. И там была двухметровая мурена. Это все снималось в "Русском экстриме". Мы ее гладили, давали кушать, целовались с ней.

КОКОРЕКИНА: А это зачем?

КАРЛОВ: Как зачем? Единение с природой!

ПРЕСНЯКОВ: Ну, это съемки были.

КОКОРЕКИНА: Так, а вот эта опасность, исходящая от нее? Она куснуть может, да? В агрессивном состоянии.

ПРЕСНЯКОВ: Ну, если ты ее будешь за хвост дергать, как акулу, допустим, вот. Если ты будешь доставать ее, в лицо плевать, не знаю… А знаете анекдот? Глухонемой дайвер прочитал по зубам акулы, что ему кранты.

КАРЛОВ: Да! А еще какие-нибудь веселые анекдоты про дайверов знаешь?

ПРЕСНЯКОВ: Нет. Вроде все.

КАРЛОВ: Подожди, ты сказал, что у тебя дайвинг с детства. Кто тебя затянул? Я слышал, Владимир Петрович, он вроде как…

ПРЕСНЯКОВ: Нет, я все пытался. У меня был такой период, когда я пошел по-жесткому. Это все сразу: парашюты…

КАРЛОВ: Кто тебя затащил туда?

ПРЕСНЯКОВ: Это самой собой получилось. В Египте.

КОКОРЕКИНА: Володя, вот я никогда не поверю, что люди начинают, что называется, испытывать свою судьбу на прочность только лишь из одного желания получить адреналин. Все равно есть какой-то толчок, что-то происходит в жизни, что тебя выталкивает в эти вещи.

ПРЕСНЯКОВ: Я согласен, да.

КОКОРЕКИНА: А об этом можно сказать?

ПРЕСНЯКОВ: Может быть, негармония в любви. Сейчас гармония есть, допустим, и я рад этому. Потому что я знаю, что я не могу уже рисковать.

КАРЛОВ: Бабоньки, любите своих мужичков, а то в дайверы пойдут!

ПРЕСНЯКОВ: В дайверы пойдут.

КОКОРЕКИНА: С муренами целоваться начнут.

КАРЛОВ: Мурена милее, чем ты, понимаешь, гангрена ты моя! Ну, ладно, отшутились. Значит, первое было что, погружение или прыжок с парашютом?

ПРЕСНЯКОВ: Погружение.

КАРЛОВ: В Египте?

ПРЕСНЯКОВ: В Египте, да, это было.

КАРЛОВ: С египетским инструктором.

ПРЕСНЯКОВ: Давно. Мне было лет 20.

КАРЛОВ: Ну, не так уж давно. Тебе сейчас сколько?

ПРЕСНЯКОВ: Мне 44. Уже давно. В 18 даже.

КОКОРЕКИНА: А не было никаких вещей, когда слишком быстро всплываешь, нарушена техника, и потом приводят в чувство…

ПРЕСНЯКОВ: Нет, у меня сразу все…

КАРЛОВ: Подожди, это с какой глубины надо всплывать так, чтобы вскипела кровь? С 50 быстро надо всплывать, да?

ПРЕСНЯКОВ: Ты знаешь, у меня был случай жесткий один раз. Это было в Италии, когда я не рассчитал, как-то получилось это все скомканно. И я отплыл от команды. Там были итальянцы в команде, кто-то еще. Француз, по-моему, один. И у меня кончился воздух. Это было где-то на 45 метрах.

КОКОРЕКИНА: А почему? Неэкономно дышал, как-то неправильно?

ПРЕСНЯКОВ: Я забыл просто. Там уже было темно, и я забыл, что надо смотреть. И у меня кончился воздух, и я понял, что я…

КОКОРЕКИНА: Паника.

ПРЕСНЯКОВ: Нет, паники не было. Я понял, что я просто не доплыву. Все, он кончается. И вот я лег на спину тупо абсолютно и стал проворачивать варианты, какие есть. И понял, что вариантов вообще никаких нет. И вдруг меня за шкирку кто-то берет и дает второй подгузник, это оказался вот этот француз единственный, случайно. Та группа уже улетела давно.

КОКОРЕКИНА: Просто заметил, что ты в какой-то задумчивости, что ли?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, он увидел. Он был профессионалом. Я тогда был раз десятый…

КАРЛОВ: А что было бы, если бы всплыл?

КОКОРЕКИНА: А подгузник – это что?

ПРЕСНЯКОВ: Всплыл? Я бы не успел всплыть, во-первых.

КАРЛОВ: Даже если быстро?

ПРЕСНЯКОВ: А потом, если бы я даже всплыл, то у меня разорвало, видимо, сосуды.

КОКОРЕКИНА: Ну конечно.

КАРЛОВ: Вот так вот, друзья мои!

ПРЕСНЯКОВ: Ну да.

КОКОРЕКИНА: А ты когда-нибудь наблюдал обратные случаи? Потому что мне товарищ рассказывал, как раз тоже во время группового погружения у кого-то то ли в баллоне заканчивался кислород, то ли он что-то уронил. Я плохо помню, как эта часть всей этой снаряги называется, но, в общем, он вырвал у другого человека изо рта вот этот октопус, не октопус?..

ПРЕСНЯКОВ: Да, октопус.

КОКОРЕКИНА: И, значит, засунул себе в рот. То есть вот так поступил человек, поняв, что ему кранты. Он просто вырвал у другого.

ПРЕСНЯКОВ: И что? Но тот должен быть готов, у него второй запасной.

КОКОРЕКИНА: Там что-то с запасным случилось. Ну, в общем, какая-то беда. Но, слава богу, был инструктор, он быстро подплыл, в общем, эта ситуация разрешилась. А ты видел такие ситуации, когда люди не помогают, а, наоборот…

ПРЕСНЯКОВ: Ни разу.

КОКОРЕКИНА: Из инстинкта самосохранения, что называется, готовы погубить другого?

ПРЕСНЯКОВ: Ни разу. Но к этому надо быть готовым всегда. Допустим, в воде моя жена всегда мне даже пальцем грозит, чтобы я не трогал ракушки.

КОКОРЕКИНА: Почему?

ПРЕСНЯКОВ: Потому что она все время волнуется за меня.

КОКОРЕКИНА: А какая опасность таится в ракушках?

ПРЕСНЯКОВ: Она думает, что таится.

КОКОРЕКИНА: С акулой плавать – это ничего! А вот в ракушках особо злобные моллюски.

ПРЕСНЯКОВ: Она все сечет и думает.

КАРЛОВ: Но, с другой стороны, акула-то не трогала Володю, поэтому…

КОКОРЕКИНА: Они просто симпатизировали друг другу на расстоянии.

КАРЛОВ: Володя, раньше тебя называли "младшим". А сейчас уже все, да? Не поворачивается язык?

КОКОРЕКИНА: А есть уже и поменьше.

ПРЕСНЯКОВ: Есть поменьше. Если бы, допустим, был бы сын, я тоже бы назвал его Вова. Тогда он какой, получается?

КОКОРЕКИНА: Подожди! Есть же уже сын, которого назвали Никитой.

ПРЕСНЯКОВ: Нет, если бы еще был сын.

КОКОРЕКИНА: А девочка сейчас будет?

ПРЕСНЯКОВ: Сейчас пока никого не будет.

КОКОРЕКИНА: Как? Подожди! Написано же, что в ноябре 2012 года…

ПРЕСНЯКОВ: А! Ну, пусть пишут.

КАРЛОВ: Пишут, конечно, пишут.

КОКОРЕКИНА: Да? Враки от хромой собаки.

КАРЛОВ: Посмотрим, друзья! Время покажет. Слушай, кстати, я вот что хотел спросить. Ты какой-то очень странный музыкант. Вроде из такой золотой обоймы, а ни скандалов с тобой никаких не связано, ни с кем ты в аське не ругаешься, понимаешь, по поводу музыкальных премий. Вообще...

КОКОРЕКИНА: С коллегами тоже отношений не выясняешь со сцены. Это почему так?

КАРЛОВ: Тихий какой-то, спокойный! Где пиар, где скандалы, где вот это все, что позволяет держаться на плаву? Как ты умудряешься?

ПРЕСНЯКОВ: Согласен, согласен.

КОКОРЕКИНА: Недосмотр, да?

ПРЕСНЯКОВ: Недосмотр, недоработка. Я просто такой человек.

КОКОРЕКИНА: А Наташа ругает за это?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, я неконфликтный человек. Я терпеть не могу конфликты.

КОКОРЕКИНА: Наташа ругает тебя за то, что недостаточно самопиара? А ты соглашаешься: "Да, Натальюшка, недостаточно".

ПРЕСНЯКОВ: Нет, она не ругает. Она такая же. Мы просто люди музыки. И вот эта вся шлабушня, я не знаю, как назвать, она не для нас. Я не осуждаю людей, которые этим занимаются, потому что действительно это нужно, народу нравится. Но я просто всегда думал, что музыка – это главное. Музыка и то, что есть, доносишь от сердца.

КОКОРЕКИНА: Володь, неужели никогда конфликтов с коллегами не возникало? Ну, этого просто быть не может, потому что тесные коллективы всегда рождают какие-то…

ПРЕСНЯКОВ: Нет, никогда. У нас свой остров. Остров Винни-Пуха, Пятачка и мультиков. Мы добрые, мы веселые, мы подкалываем. Мы даже не говорим на серьезные темы никогда. Вот впервые я сейчас с вами что-то рассказываю. А так – прибауточки, шуточки и подкольчики.

КОКОРЕКИНА: А Винни-Пух, Пятачок – какое распределение ролей? Кто Винни-Пух?

ПРЕСНЯКОВ: По-разному, меняется иногда. Маятник туда качнется, туда...

КОКОРЕКИНА: А чаще ты в какой роли выступаешь?

ПРЕСНЯКОВ: Ну, я Винни-Пух, наверное, на своем острове.

КОКОРЕКИНА: А Пятачок – это…

ПРЕСНЯКОВ: Ну, там много всего. Это моя группа, которую я люблю, это тоже мой остров, мои друзья прежде всего. Я очень рад, что мои музыканты – это самостоятельные музыканты. У каждого свой проект, у каждого свой… Не люблю слово «проект». Вообще считаю, что музыка – это музыка. Она должна быть музыкальной. Я очень рад, что все становится на места на живых концертах, на своих. Там приходят люди, много людей, они радуются, веселятся, смотрят. Это не то, что показывают по телевидению.

КОКОРЕКИНА: Вот я как-то видела юбилейный концерт Мазаева, он позвал туда некоторое количество наших известных певиц, и это был живой звук. Вот. И девушки все были очень красивые, ну, потому что Сергей, он вообще эстетический мужчина, некрасивую певицу – факт – не пригласит в свою программу. Но вот как-то с голосовыми данными стало все гораздо грустнее.

ПРЕСНЯКОВ: А я вам расскажу. Это сложная история по телевидению. Это уже классическая история во всем мире, что любой концерт, его надо постпродакшн делать, его надо дописывать, его надо… Потому что, когда много людей, им надо собственный звук. Времени на это нет никаким образом, тем более у нас. Потому что у нас все-таки до сих пор не научились строить сцену.

КАРЛОВ: По звуку.

ПРЕСНЯКОВ: По звуку, да. Это серьезная проблема на самом деле.

КАРЛОВ: Одному мониторчики погромче, другому потише, третьему – так развернуть.

ПРЕСНЯКОВ: Потише, да. Есть суперверх, есть суперниз. Это, наверное, не очень интересно, но тем не менее…

КОКОРЕКИНА: И когда ты слышишь, что мимо нот, это значит, что-то недотянули…

ПРЕСНЯКОВ: Именно. Да. Потому что всякие интернетовские штуки, над которыми смеется народ, не знаю, кого выкладывали…

КАРЛОВ: Филиппа выкладывали, самое известное.

ПРЕСНЯКОВ: Филю, да, это смешно очень. Это дико смешно, но это…

КАРЛОВ: Честно говоря, я видел, как Филипп работает вживую и отрабатывает не только свои 45 минут, как все эти молодые звездочки, – 45 минут отработали и свалили, и никакой бисовки у них нет, – он отрабатывал по полной. Сколько бисовали, столько выходил.

ПРЕСНЯКОВ: Вот именно.

КАРЛОВ: И пел вживую! А тут взяли в братской могиле его…

ПРЕСНЯКОВ: Так что мы заложники фанеры на телевидении.

КОКОРЕКИНА: Вот сейчас по поводу фанеры.

ПРЕСНЯКОВ: Потому что на телевидении – это правильно, это правильный звук. Потому что если кто-то будет под фанеру, и это будет здорово, и вдруг кто-то выйдет вживую, будет петь мимо нот, но зато в том концерте нести больше энергетики, чем поющие под фанеру, люди будут радоваться на концерте. А на телевидении скажут: "Ой какой! Петь- то не умеет совсем!" А там это дело звука, потому что режиссер не может быть на сцене. Короче, надо учиться работать вживую.

КОКОРЕКИНА: Сейчас хотят принять закон, чтобы певцы, которые выступают под фанеру, и организаторы таких концертов об этом сообщали зрителям заранее.

ПРЕСНЯКОВ: Уже лет семь, по-моему, хотят.

КОКОРЕКИНА: Но вот сейчас вроде уже осенью будут принимать в Думе.

КАРЛОВ: А то им больше заняться нечем в Думе, действительно!

КОКОРЕКИНА: Это хорошо или…

ПРЕСНЯКОВ: Я думаю, что это чушь, потому что уже народ привык к фонограмме и неинтересно будет с живым звуком. Тем более я не считаю живым звуком, как у нас принято считать, допустим, минус, когда фонограмма минусовая и ты поешь. Если живой звук, это должны быть барабаны, гитара, бас, клавиши и все инструменты, саксофон, бэк-вокал – это все должно быть вживую. Тогда это живой действительно. А так это…

КОКОРЕКИНА: А так это караоке.

ПРЕСНЯКОВ: Караоке, да. Чистое караоке.

КАРЛОВ: Это в райдере пишут просто: мини-диск-проигрыватель. Или сейчас даже… Блин! Сейчас с iPod люди ездят вообще!

ПРЕСНЯКОВ: Да, с маленькими. Или с этим, как его, с микрочипом.

КАРЛОВ: Да, да. И все, и до свидания. Я потом расскажу, кого я видел с iPod.

А сейчас прозвучит песня Владимира Преснякова. Она называется "Я помню".

ПРЕСНЯКОВ: Это песня моего гитариста Санечки. В общем, послушайте эту песню, она новая. Это из моего нового! Из нового.

КОКОРЕКИНА: Из непонятого, друзья!

КАРЛОВ: Пока звучала песня, поговорили о многом. И вопрос еще пришел: "Какие мотоциклы вы любите? И любите ли вы, кроме того, что кататься, еще и возиться с ними?"

ПРЕСНЯКОВ: Я люблю японцев и "Харлей", конечно.

КАРЛОВ: Подожди, но японцев таких вот, когда «попой» вверх?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, нет. Наоборот, чоперы. У меня был "Хонда" в Москве.

КАРЛОВ: Слушай, есть у тебя что-то от Микки Рурка, я смотрю. Я тебя представил вдруг в этой роли – «Ковбой Мальборо и Харли Дэвидсон», помнишь этот фильм культовый?

ПРЕСНЯКОВ: Конечно.

КАРЛОВ: Что-то есть.

КОКОРЕКИНА: А почему "был" и такая печальная пауза повисла? Наташа сказала: уводи его?

ПРЕСНЯКОВ: Да нет! Это давно уже. Просто в Москве это очень тяжело, это невозможно. Нужна хоть какая-то культура. Потому что ты едешь, вдруг ни с того ни с сего… Ну, это опасно действительно. Реально опасно.

КОКОРЕКИНА: А как стаями катаются на Ленгорах?

ПРЕСНЯКОВ: Вот стаями, да, это круто, это клево.

КАРЛОВ: Катаешься сейчас стаями или уже всё, забросил?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, я давно не катался на самом деле. Я катался в Подмосковье, в лесу с друзьями. Вот там трасса есть такая специальная. Туда, дальше Рублевки.

КОКОРЕКИНА: Очень круто. А на машинах погонять?

КАРЛОВ: Ну, что на машинах? Ты видишь, не гоняет уже человек!

ПРЕСНЯКОВ: Ну да.

КОКОРЕКИНА: Не гоняешь уже?

ПРЕСНЯКОВ: Нет. Когда-то мы снимали фильм про Буратино, и мне подарил мэр Кипра… Господи, что я говорю? Не Кипра, а Канар. Подарил "Харлей", на котором я снимался там. И вот там он лежит до сих пор. И, когда я приезжаю туда, иногда катаюсь.

КАРЛОВ: А что ты начал говорить про…

ПРЕСНЯКОВ: А я вот посмотрел на Олю и вспомнил "Большие гонки".

КОКОРЕКИНА: Вот так вот!

ПРЕСНЯКОВ: Первые "Большие гонки".

КОКОРЕКИНА: Посмотрел на Олю и увидел Наташу. А можно взгляд со стороны? Я помню, приехала Наташа, такая юная, только что победила на "Фабрике звезд". И, с одной стороны, вроде бы она уже приобрела такую достаточно серьезную известность, а с другой стороны, она все равно еще не чувствует себя известной. Она такая тоненькая девочка, как-то стесняется, очень старается играть. И приходит Володя. И вот они сначала сидят на отдалении друг от друга, а потом, на второй или третий день, они уже сидят и общаются. А потом они уже, в общем, вместе ходят, "мы с Тамарой ходим парой". А мы, конечно, девочки, мягко говоря, постарше…

ПРЕСНЯКОВ: А мы за тобой следили.

КОКОРЕКИНА: Да? А что за мной следить-то было!

КАРЛОВ: Значит, что-то было. Слушайте!

КОКОРЕКИНА: За мной не уследишь. Мы, естественно, это все каким-то образом обсуждали. Те, что постарше и позлее, соответственно говорили: а-а-а, вот пошла, пошла за знаменитостью. Те, кто подобрее и, скажем так, у кого личная жизнь получше сложилась, умиленно вздыхали, какие-то романтические варианты развития событий рисовали. Ну, собственно, вот этот сценарий жизни и воплотился.

ПРЕСНЯКОВ: Здорово!

КОКОРЕКИНА: Значит, добрых пожеланий было больше.

ПРЕСНЯКОВ: А ты видела, как меня… Как я летал там?

КОКОРЕКИНА: Конечно, я видела.

ПРЕСНЯКОВ: Это был первый бык.

КОКОРЕКИНА: Да, кстати, тоже одно из экстремальных увлечений. Меня поразило, что спортсмены, такие, знаете, ребята, участвующие в каких-то боях без правил, не знаю, хоккеисты, которые разбиваются, при виде быка они просто как птицы взлетали вот на эти сетки, потому что реально страшно.

ПРЕСНЯКОВ: Да, мы не знали, что можно взлетать на сетки.

КОКОРЕКИНА: А вышел Владимир – ясно солнышко…

ПРЕСНЯКОВ: А меня все время Первый канал тащит в какие-то… В "Последний герой".

КОКОРЕКИНА: Потому что степень безбашенности, понимаешь, определяет.

ПРЕСНЯКОВ: Да. Поэтому я больше никогда не участвую.

КОКОРЕКИНА: Ты первый в списке.

ПРЕСНЯКОВ: Был первый.

КАРЛОВ: Ты расслабленный такой.

КОКОРЕКИНА: Владимир – пушечное мясо.

ПРЕСНЯКОВ: Но это было смешно, когда нам сказали, что будет коровка. Помнишь, показывали рисуночки?

КОКОРЕКИНА: Конечно. Какие-то смешные буренки.

ПРЕСНЯКОВ: Да, коровка нарисована. И еще мы с Иракли, я помню (никогда не забуду), мы вышли, и там написано: "Ни в коем случае не брать за рога! Ни в коем случае не брать за рога!" И вот эта фраза, она… Я думаю, как же притянуть эту коровку? И мне пришла какая-то идиотская мысль… А до этого мы гуляли очень серьезно, если ты помнишь. Там был банкет какой-то.

КОКОРЕКИНА: Помню, да, да.

ПРЕСНЯКОВ: Спали два часа, ничего не видишь.

КОКОРЕКИНА: Банкеты там были каждый вечер.

ПРЕСНЯКОВ: Вышел в этом бреду, и вдруг я придумал какую-то чушь, но мне показалась на тот момент она гениальной. Я говорю своему директору: "Сереж, у тебя "Холлс" остался?" – "Да!" – "Кинь мне". Я подумал, что я на "Холлс" почему-то притяну эту коровку. И я вот так стоял и ждал, когда она выйдет, чтобы ее так: "Иди сюда, иди сюда, ко мне".

КОКОРЕКИНА: И она пошла.

ПРЕСНЯКОВ: И вдруг что-то выбежало, я вот так стоял и – стал летать. Долго. Потом я очнулся в больнице, по-моему.

КОКОРЕКИНА: Но со стороны это знаете как выглядело? Все разбежались, вспорхнули птицами, а такой бесстрашный Владимир с протянутой рукой так и стоял.

ПРЕСНЯКОВ: Я не бесстрашный, я просто не понял.

КОКОРЕКИНА: Бык шел на него.

ПРЕСНЯКОВ: Очень здорово, знаешь, не понять.

КОКОРЕКИНА: Не понять, да, да.

ПРЕСНЯКОВ: То же самое было, к примеру, когда была война в Батуми, когда я тоже не понял. Они стали стрелять. А меня они будили просто этими звуками. Я не знал, что это звуки автоматов. Я думал, хлопушки. И я со второго этажа говорю: "Хватит! Заткнитесь все!"

КОКОРЕКИНА: Я сплю!

ПРЕСНЯКОВ: И вдруг такая тишина! И человек сорок так на меня смотрят с этими автоматами. Я опять пошел спать. И они как-то удалились с этой территории. А потом мне сказали об этом. Когда ты не понимаешь ситуации, то с тобой, по-моему, ничего не случается. Я думаю, моя тема.

КАРЛОВ: Ты в больнице-то все равно валялся, не понял ситуацию-то.

ПРЕСНЯКОВ: Нет, у меня была трещина в ребре. Это нормально.

КАРЛОВ: Я придумал шоу финальное, но пока еще никому не говорю, где будут звезды. Понимаете? Вот у меня есть даже название пилотное "Звезды…" Ну, в полном, короче. Это будет вершина всех реалити.

КОКОРЕКИНА: Это то, что после пуки, да?

КАРЛОВ: Оля, мы с тобой за эфиром поговорим о том, как это бывает. Но я не понимаю, зачем это все нужно? Действительно ради популярности? Или проверить себя? Или лишний раз мелькнуть на канале? Для тебя что это было?

ПРЕСНЯКОВ: Что ты имеешь в виду?

КАРЛОВ: Участие в этих шоу сумасшедших.

ПРЕСНЯКОВ: Да нет! Это как-то убалтывали. Конкретно убалтывали.

КОКОРЕКИНА: Ну а тебя самого это вообще внутренне развлекает?

ПРЕСНЯКОВ: Нет. Я просто вхожу в эту историю и моментально начинаю жить этим. Было так же и на "Последнем герое", когда меня уговорил Ванька Демидов. Он говорит: "Ну, съезди на три дня".

КАРЛОВ: Не понравится, выплюнешь – это называется.

ПРЕСНЯКОВ: Да, на три дня просто. Сразу тебя сольют. Ну, все поймут и сольют моментально. Я говорю: "Ну, давай на три дня, действительно. Чего не поехать?"

КОКОРЕКИНА: И не слился?

ПРЕСНЯКОВ: И до конца, да. Два месяца и восемь дней.

КОКОРЕКИНА: Дошел? Слушай, ну а кайф был какой-то оттого, что кто-то выбывает, выбывает, а ты все идешь и идешь?

ПРЕСНЯКОВ: Нет, это жестко на самом деле. Это очень жестко. Даже вспоминать это…

КОКОРЕКИНА: А тогда почему не попросить: "Проголосуйте против меня, и я свалю"?

КАРЛОВ: Просил много раз.

ПРЕСНЯКОВ: Все это делали. Там был пятизвездочный отель в двух часах от этого острова. Все только и спрашивали: "Кто сегодня хочет?" И голосовали, кто уйдет. Никто не боролся.

КАРЛОВ: Вот так вот, видишь! Хочешь как лучше, а получается как всегда.

ПРЕСНЯКОВ: Потом к концу это все началось.

КОКОРЕКИНА: А к концу все-таки началось?

ПРЕСНЯКОВ: Ну, как-то уже да.

КОКОРЕКИНА: Уже столько прошел, что обидно за два шага сходить с дистанции?

ПРЕСНЯКОВ: Не то что обидно, а уже после месяца другая история совсем. Мозги уже по-другому…

КАРЛОВ: Да все равно где-нибудь мы его опять увидим, Володю. Есть еще порох в пороховницах. Тихий-тихий, спокойный, а где-то выстрелит, ребята! Будьте уверены! Большое спасибо.

ПРЕСНЯКОВ: Я очень рад. Спасибо всем. Спасибо вам и всего доброго.

КОКОРЕКИНА: Спасибо! Удачи!