Доживем до понедельника Анна Банщикова

КАРЛОВ: Анна Банщикова у нас сегодня в гостях.

МИРИМАНОВ: Здравствуйте.

БАНЩИКОВА: Привет, друзья, привет.

КАРЛОВ: Здравствуй, Аня. Во-первых, друзья, чтобы в долгий ящик не откладывать важное, скажу: вы можете, отдав небольшую сумму денег, в ноябре лично лицезреть Аню Банщикову в спектакле Эдуарда Боякова на стихи Веры Павловой "Стихи о любви".

МИРИМАНОВ: 9-10 ноября.

БАНЩИКОВА: Да-да-да, ребята, я вас прямо призываю в ноябре, потому что мы играем достаточно редко, нас очень сложно собрать, как выяснилось. И играем этот спектакль, замечательный на самом деле. И вы получите огромное удовольствие. Играем мы его, повторю, 9 и 10 ноября на сцене легендарной, потрясающей, совершенно уникальной – на сцене Политехнического. Ребята, вы же знаете, что это за сцена, да?

КАРЛОВ: Да-да-да, там был лекторий.

БАНЩИКОВА: Я думаю, что многие, кто нас слушает, тоже представляют себе, что это такое. И я очень советую, кто там давно, может быть, не был, попасть туда обязательно. Это стихи о любви и некое высказывание женское вообще: и про любовь мужчины к женщине, и вообще о многом. Это очень умная, какая-то клевая…

КАРЛОВ: Опять все мужики сволочи там будут, нет?

БАНЩИКОВА: Нет-нет, абсолютно нет, наоборот, про любовь, наоборот, что все мужики…

МИРИМАНОВ: Все зайки.

БАНЩИКОВА: Что мы их так любим, да. И абсолютно о любви наоборот.

КАРЛОВ: Зайчики… Роли исполняют: Анна Банщикова, Ингеборга Дапкунайте, Ирина Михайловская, Аля Никулина, Ольга Кузьмина. Постановка - Политеатра. Вот так вот.

БАНЩИКОВА: Постановка Эдуарда Боякова. Политеатр - это сам Политеатр. Мы просто пришли, а он все сделал.

МИРИМАНОВ: Ну, если мы начали с Политеатра, с Политехнического музея, то есть это в принципе такой центр Москвы, недалеко опять-таки от разных исторических мест, так как у нас рубрика "Городки", плавно перейдем непосредственно на нашу тему. С чем-то связано вот это место, практически Лубянка?

БАНЩИКОВА: Ну, ты знаешь, я просто вообще же из Питера поскольку…

МИРИМАНОВ: Поэтому и говорю, центр же всегда…

БАНЩИКОВА: Ну, центр связан, да, внутри Садового кольца мы как-то вертимся. Но ты спрашиваешь сейчас что: любимые места, или связана именно Лубянка для меня с чем-то?

МИРИМАНОВ: Нет, Лубянка у тебя, слава богу, нет. Я имею в виду вот это место, Политехнический музей, может быть, Китай-город.

КАРЛОВ: Так, вы оба сейчас врете. Что значит Лубянка у вас не связана ни с чем? А "Детский мир" был?

БАНЩИКОВА: Да, кстати, "Детский мир", между прочим, который почему-то, к сожалению, закрылся.

МИРИМАНОВ: "Детский мир", да, стояли в очередях.

БАНЩИКОВА: Я там бывала неоднократно, когда мои дети были маленькие.

МИРИМАНОВ: Дети маленькие. А сама маленькая когда?

БАНЩИКОВА: Я в Питере родилась.

МИРИМАНОВ: Нет, но все равно же… Нет?

БАНЩИКОВА: Нет, я что-то не помню, чтобы меня возили в "Детский мир".

КАРЛОВ: А в Питере, кстати, нет такого магазина игрушек.

БАНЩИКОВА: Ну да! Не было?

КАРЛОВ: А где?

БАНЩИКОВА: Не знаю.

КАРЛОВ: Кто из нас из Питера?

БАНЩИКОВА: А вообще любопытно, знаете, в Питере гораздо меньше магазинов игрушек, это правда. Я когда с детьми приезжаю в Питер и они говорят: мама, может, зайдем в какой-то магазин… Их нет, практически нет. Но в Питере есть другие радости.

КАРЛОВ: Зато в Питере (сейчас дежурная шутка) дети разделяют до 50 оттенков серого.

БАНЩИКОВА: Да, это правда. Я могу тебе об этом, кстати, рассказать.

КАРЛОВ: Серьезно?

БАНЩИКОВА: Да, я тоже различаю.

КАРЛОВ: Это как?

БАНЩИКОВА: И люблю эти оттенки, ты знаешь, ношу их, вот ты можешь заметить практически.

МИРИМАНОВ: Оказалось все серое, кстати, действительно.

БАНЩИКОВА: Это практически тоже оттенки серого.

КАРЛОВ: Здорово, да, мне нравится.

МИРИМАНОВ: Действительно, вот правильно сказал Саша по поводу "Детского мира" и Лубянки.

КАРЛОВ: Что я сказал про него?

БАНЩИКОВА: Да. Странно, что именно "Детский мир" на Лубянке, ты имеешь в виду, что это как-то странновато.

МИРИМАНОВ: Да-да-да, странновато.

КАРЛОВ: Ничего странного нету.

БАНЩИКОВА: Нет? Есть какая-то закономерность?

КАРЛОВ: У вас как-то странно, с Лубянкой у вас какие-то негативные отношения. Это стражи страны там находились, понимаете, люди, которые охраняли страну от внешних и внутренних угроз.

БАНЩИКОВА: А когда откроют "Детский мир", кстати? Вот такой наводящий вопрос. Все вылупили глаза, никто не знает.

МИРИМАНОВ: Не скоро. Пока только все поломали, а теперь будут строить.

БАНЩИКОВА: Никогда не откроют. Вместо "Детского мира" там, видимо, будет…

КАРЛОВ: Так, разошлись. С чего все-таки начнем: с Питера или с Ленинграда, или с Москвы? Как удобнее?

БАНЩИКОВА: Я не знаю, что вы хотите начать, поэтому не знаю.

МИРИМАНОВ: Давайте с начала пойдем, с самого начала. Если начало, значит, Ленинград, если с самого начала.

БАНЩИКОВА: Да, Ленинград.

КАРЛОВ: О, кто-то у нас Водолей здесь, оказывается…

БАНЩИКОВА: Какие у вас знания обо мне, я начинаю смущаться.

КАРЛОВ: Да-да-да. Значит, солнечным зимним утром, а может быть, и вечером в январе в Ленинграде появилась на свет российская актриса театра и кино. В каком районе тогда проживала?

БАНЩИКОВА: Ой, я проживала… Я родилась, я родилась… Я даже не знала, что будете такое спрашивать, надо было с мамой посоветоваться.

КАРЛОВ: Я скажу, где роддом. Снегиревка.

БАНЩИКОВА: О, точно, точно.

КАРЛОВ: Это все написано уже.

БАНЩИКОВА: Да? Правда, я родилась в Снегиревке, в обычном советском роддоме. Родилась я недоношенная, вот такие сейчас подробности вам скажу.

КАРЛОВ: Ничего себе! А по тебе не скажешь.

БАНЩИКОВА: Да, такая маленькая родилась, всего 2400.

МИРИМАНОВ: Ну, нормально 2400, не мало.

БАНЩИКОВА: А посмотрите, какая вымахала. А мы, недоношенные, такие, знаете, вырастаем большие.

МИРИМАНОВ: Да? Большие и талантливые.

БАНЩИКОВА: Да.

КАРЛОВ: Хорошо.

БАНЩИКОВА: Вот. Что еще? Жила я где-то сначала в центре, я знаю, вот в центре, прямо на Невском, пока была маленькая.

КАРЛОВ: Ух ты!

БАНЩИКОВА: А потом почему-то мы переехали на проспект Ветеранов.

КАРЛОВ: А это где?

БАНЩИКОВА: А это… неприличные слова говорить нельзя. Это не близко от центра, так я, наверное, сформулирую.

КАРЛОВ: А, то есть спальный район.

БАНЩИКОВА: Ну да, проспект Ветеранов, вот. Ходила я там в садик.

МИРИМАНОВ: А сколько было тогда, 3-4-5 лет?

БАНЩИКОВА: Я не знаю, у меня вообще с датами, с цифрами… Ну, что-то такое, да. Я сейчас с трудом помню, сколько мне.

КАРЛОВ: Подсказать?

БАНЩИКОВА: Не надо.

КАРЛОВ: Не буду. Но подожди, подожди, подожди. Детство, оно же такое, ты же что-то запоминаешь, какие-то вспышки, кадры какие-то… Не надо нам цифры.

БАНЩИКОВА: Ой, я очень любила проспект Ветеранов, у меня там был замечательный садик, меня там все обожали, и у меня там была первая любовь - Вадик Иванов, когда мы вместе пошли в этот садик, потом вместе в школу. И там было очень хорошо. Потому что раньше… Сейчас как-то у детей нету детства, мне кажется, вот кто живет в городе, так вообще. А там у нас был какой-то садик с огромным таким забором, и там было много каких-то… ну, там была какая-то жизнь.

МИРИМАНОВ: Беседки разноцветные, грибочки.

БАНЩИКОВА: Там было где развернуться. Можно было лазить по заборам, у нас была огромная территория, и мы там как-то вообще…

КАРЛОВ: А садик такой, буквой "П", ну стандартный?

БАНЩИКОВА: Буквой "П", да, такой вот садик, у которого огромная вокруг территория.

КАРЛОВ: Ну, рассказывай тогда, что у тебя было на шкафчике в группе: вишенка, паровозик, грибочек…

БАНЩИКОВА: Ой, это я не знаю.

КАРЛОВ: Не знаю… А как ты определяла, где твои вещи висят?

БАНЩИКОВА: Не знаю, я, наверное, не определяла. Мне кажется, тогда было так мало вещей у детей, что там особо выделять…

КАРЛОВ: Здравствуйте, как это мало? Сапожки, курточка, шапочка…

БАНЩИКОВА: У меня была такая шапочка с помпоном, да. Это все, что я помню. У меня какая-то такая странная память, что я вообще… знаете, как какие-то вспышки или как фотографии.

КАРЛОВ: Вот про вспышки, давай рассказывай про вспышки-то.

МИРИМАНОВ: А вот этого мальчика как звали?

БАНЩИКОВА: Вадик Иванов.

МИРИМАНОВ: Вот! Ты понимаешь?

КАРЛОВ: Вспышка.

МИРИМАНОВ: Помпончик не помнит, а Вадика Иванова помнит.

БАНЩИКОВА: Это я помню, потому что мы прямо дружили, прямо вообще.

КАРЛОВ: А что же вас судьба так зло развела? В каком классе, кстати?

БАНЩИКОВА: К счастью.

КАРЛОВ: Почему к счастью?

БАНЩИКОВА: Я не знаю, наверное, все к счастью. В каком классе развела нас судьба? Я думаю, что в первом, наверное, уже.

КАРЛОВ: А что-то он не то сделал, да?

БАНЩИКОВА: Ну, что-то, может быть, не то. А потом, я такая влюбчивая, знаете…

КАРЛОВ: Ой, да вы все такие, актрисы, влюбчивые… Ну и кто был следующий?

БАНЩИКОВА: Не знаю. Так, это тема следующего часа.

КАРЛОВ: Актриса, собирающаяся на интервью, надевает на себя невидимую броню, с невидимыми ушными затычками и специальными невидимыми очками для глаз, чтобы и глаза даже не выдавали.

БАНЩИКОВА: Неправда, это не про меня.

КАРЛОВ: Нет?

БАНЩИКОВА: Нет-нет, что вы, я наоборот, видите?

КАРЛОВ: Ну, хорошо, Вадик Иванов. А ты не интересовалась, кем он стал?

БАНЩИКОВА: Ой, не знаю, нет.

МИРИМАНОВ: Вы с тех пор не виделись, не слышались?

БАНЩИКОВА: Нет. У меня столько интересов, знаете ли, сейчас других…

КАРЛОВ: А после детского сада куда шла?

БАНЩИКОВА: Куда? После детского сада в школу пошла, которая была буквально по правую руку. А, кстати, между прочим, вот что интересно, в моем районе жил Цой. Вот что я сейчас вспомнила! Да, Виктор Цой. Нет, серьезно, он жил прямо рядом. Вот правда, он жил в Питере и жил рядом с моим садиком, между моим садиком и школой. Я просто сейчас почему вспомнила об этом, потому что я вспомнила, что, когда умер Цой, когда я училась в школе, я еще была достаточно маленькая, я помню, что это был такой траур, у нас закрыли школу, и я сидела на скамейке, я помню, как сейчас, и думала: ну вот и всё… У меня было такое ощущение, что как-то вот… Я, причем, еще не любила, то есть я вообще не слушала еще Цоя, потому что я была какая-то мелкая еще.

КАРЛОВ: А Витя учился в вашей школе, нет?

БАНЩИКОВА: Нет. Просто все знали, что он… Вообще это был траур в Питере, и не только в Питере. Но я помню это ощущение, что я сижу и думаю: ну вот, всё, конец… Вот я сидела одна на скамейке, и почему-то я это запомнила.

КАРЛОВ: То же самое у меня было, когда я пришел из школы домой в тот день, когда умер Брежнев. Я сел на кровать и подумал: ну вот и всё! 20 лет без войны, а теперь все опять заново начнется.

МИРИМАНОВ: Вот это дети разного поколения, понимаешь?

БАНЩИКОВА: Да, настолько разного…

КАРЛОВ: Да я уважал Леонида Ильича, как и все пионеры тогда…

МИРИМАНОВ: Ты, во всяком случае, знал, кто это такой. А вот Аня даже не знала Цоя.

БАНЩИКОВА: Вот еще, кстати, я не носила пионерский галстук, если вы про школу меня спрашиваете.

МИРИМАНОВ: А почему?

БАНЩИКОВА: У меня дедушка был страшный, как это называется… анти…

КАРЛОВ: Антисоветчик?

БАНЩИКОВА: Антисоветчик, да.

МИРИМАНОВ: Аня, а как ты не носила, когда всех там…

БАНЩИКОВА: А я его в карман.

МИРИМАНОВ: Но принимали в пионеры, "всегда готов!" - вот это все?

БАНЩИКОВА: Принимали, да, принимали. Ну, у меня была такая эстонская форма, я помню, мне почему-то в Эстонии мама купила такую, знаете, правильного синего цвета, знаешь, не советскую, а такую вот… Юбочка плиссированная.

МИРИМАНОВ: Коричневенькая.

БАНЩИКОВА: Нет, не коричневая.

МИРИМАНОВ: Ну, была коричневая у всех.

БАНЩИКОВА: Да, у всех. А у меня была прямо такая форма, и галстук туда вообще никак не клеился. Дедушка мне так сказал: ну, ты его в карман просто клади, если что надо - надень.

МИРИМАНОВ: Подожди, а как же классная руководительница, не заходила в класс?

КАРЛОВ: Это же Питер, это же Ленинград…

МИРИМАНОВ: Ну и что? Не говорила: наденьте?

БАНЩИКОВА: Нет, ничего не помню.

КАРЛОВ: "Выйди и приведи себя в порядок"?

МИРИМАНОВ: Да, вот это "выйди и приведи себя в порядок", конечно, это же классическое.

БАНЩИКОВА: Я не помню. Как-то меня любили. Я помню, что меня любили в садике, в школе, как ни странно, хотя некоторых, помню, били головой об доску. Вот серьезно. Представляете, вот такие были школы.

КАРЛОВ: Кто? Учительница?

БАНЩИКОВА: Да, я даже помню, как ее зовут, но сейчас не буду говорить, вдруг сейчас к ней придут…

КАРЛОВ: Подожди, подожди. За что можно ребенка головой об доску?

БАНЩИКОВА: А вот так раньше, а мы даже к этому нормально относились.

МИРИМАНОВ: Нет, били, били, даже у меня так били в школе.

БАНЩИКОВА: Я даже об этом маме не рассказывала, это было абсолютно нормально, это было адекватно. То есть она брала его за волосы…

МИРИМАНОВ: За плохое поведение.

БАНЩИКОВА: Нет, за то, что он там что-то не ответил, или за плохое поведение.

КАРЛОВ: Дима, я не понял, ты тоже в Питере учился?

МИРИМАНОВ: Нет, я тоже в советской школе учился.

БАНЩИКОВА: Вы думаете, мы в Питере мед пили? Мы, питерские, знаете, закаленные.

МИРИМАНОВ: Закаленные. Поэтому так вот и получилось, понимаешь, вот они и результаты, далеко идут теперь.

БАНЩИКОВА: Налицо.

МИРИМАНОВ: Налицо, да-да-да.

КАРЛОВ: А меня не били. Может, и зря.

БАНЩИКОВА: Ну вот видите, поэтому у вас такой голос спокойный.

КАРЛОВ: Ну, в общем, да. Зато об меня смычки ломала мама и скрипки разбивала об голову.

БАНЩИКОВА: Да? Ну это принесло какие-то результаты?

КАРЛОВ: Да, я забросил скрипку. Хорошо. Что-то мы заговорили не о том, ребята. Ареал обитания - это же самое важное. Расскажи, пожалуйста, значит, спальный район. Дом был многоэтажка?

БАНЩИКОВА: Нет, пятиэтажка, хрущевская квартира угловая на пятом этаже.

КАРЛОВ: Холодно там было зимой, да?

БАНЩИКОВА: Чудесная квартира на самом деле. Понимаете, там окна были во все стороны, и я воспоминаю ее с такой вообще любовью, потому что я там жила всю свою сознательную жизнь.

КАРЛОВ: А сколько вас там народу жило? Трешка, да? Или двушка?

БАНЩИКОВА: Нет, четырехкомнатная квартира.

КАРЛОВ: Четырех? В хрущевке?

БАНЩИКОВА: Да, потому что она угловая, понимаешь, она во все стороны. Вот она такая необычная была. Но комнатки были такие - 6 метров. В моей комнате стояло пианино и маленький диванчик, и между ними было сложно пройти.

МИРИМАНОВ: То есть сидишь на диване и играешь на пианино.

БАНЩИКОВА: Ну, в принципе, да.

КАРЛОВ: А зачем пианино?

БАНЩИКОВА: Я, как любая питерская, понимаете ли… как сказать?

КАРЛОВ: Интеллигентная девушка.

БАНЩИКОВА: Ну, типа того, да.

МИРИМАНОВ: Из недобитых каких-то.

БАНЩИКОВА: Из недобитых, да. Должна была. Хочу не хочу, а надо!

КАРЛОВ: Музыкальная школа?

БАНЩИКОВА: Да. И тоже отбили интерес, в общем.

КАРЛОВ: Сольфеджио, музыкальная литература?

БАНЩИКОВА: Да, как я ненавидела все это на самом деле!

КАРЛОВ: А на хор ходила?

БАНЩИКОВА: На хор, все это…

МИРИМАНОВ: Ребром линеечки по пальчикам…

БАНЩИКОВА: Нет, как-то я все это, не знаю, не то что не люблю… Я люблю музыку и любила ее, видимо, но так, чтобы как-то мне привили… Нет.

КАРЛОВ: Ну хорошо, а парки там какие-нибудь, в этом спальном районе, наверняка же были? Где гуляла молодежь?

БАНЩИКОВА: Там сам район был парк просто, понимаешь? Просто сам район, у меня около дома лес был рядом, и какие-то пространства, там какие-то пруды, мы что-то там делали такое, строили шалаши.

КАРЛОВ: А ты дворовая девчонка вообще была?

БАНЩИКОВА: Ну, я не то что была дворовая, но как-то я гуляла, да. В то время же не было… это сейчас мы себе не представляем, что можно было бы детей выпустить во двор, и они бы там что-то такое, шалаши какие-то строили. Раньше это было нормально. Я сама доходила до школы и в садик могла пойти, по-моему, мне так кажется.

КАРЛОВ: Странно, мы тоже все ходили сами до школы.

БАНЩИКОВА: Прошло это радостное время, друзья, непонятно почему.

КАРЛОВ: Да ладно, брось, сейчас тоже дети сами до школы ходят. Реально сами ходят.

БАНЩИКОВА: Ну, в каком возрасте?

КАРЛОВ: Со второго-третьего класса.

БАНЩИКОВА: Да?

КАРЛОВ: Все зависит от родителей, какие тараканы у родителей в голове. Если родители вот такие все испуганные, конечно, ребенок будет до последнего на "майбахе" ездить.

БАНЩИКОВА: Не знаю, почему мы стали такие испуганные. Наши родители не были такими, как ни странно, хотя должно было быть наоборот, по идее.

КАРЛОВ: Сейчас скажу страшное: радио надо меньше слушать.

БАНЩИКОВА: Это точно. И главное - поменьше читать.

КАРЛОВ: Вот! Видите как, уже секреты воспитания пошли.

БАНЩИКОВА: Это как секрет красоты, знаете, секрет красоты, да. Вот посмотрите на меня.

КАРЛОВ: Красота налицо.

БАНЩИКОВА: Ну вот, видите!

МИРИМАНОВ: А, кстати, между прочим, нам это пишут. Из Кемеровской области. Кемерово нас смотрит.

БАНЩИКОВА: В Кемерове много читают, да.

МИРИМАНОВ: Читают много, смотрят много, пишут: "Анна, вы безумно красивы".

БАНЩИКОВА: Да что вы? Спасибо большое.

КАРЛОВ: "Случайно не в 506-й учились и ходили гулять в парк?"

МИРИМАНОВ: Спрашивают нас.

БАНЩИКОВА: Я? Нет, я училась в 254-й школе.

КАРЛОВ: "Проспект Ветеранов и Академия тыла как-то связаны? Или просто соседи?" - Татьяна из Саратовской области.

БАНЩИКОВА: Какая академия тыла? Я ничего про это не знаю.

КАРЛОВ: Татьяна, Анечка ничего не знает про Академию тыла. Расскажите.

БАНЩИКОВА: К сожалению. Я бы хотела про Академию тыла. Есть такая? Я всю жизнь ищу эту академию.

КАРЛОВ: Ой, Дима, нам с тобой: "Вон из эфира, американская плесень!"

МИРИМАНОВ: А, это мы с тобой, две плесени.

БАНЩИКОВА: Вот-вот, раскусили.

КАРЛОВ: "В Мурманск приезжайте, еще оттенки черного различать будете…" - Максим написал. Ну и: "Аня, вы безумно красивы".

БАНЩИКОВА: Это еще раз кто-то? Или тот же?

КАРЛОВ: Ну, тот же, хорошо. Тот же и еще один. Ладно, а в центр-то выбирались гулять?

БАНЩИКОВА: Да редко. Нет, выбиралась, конечно, я шучу. Я ходила еще в школу балетную.

КАРЛОВ: Ой! Это мама заставила?

БАНЩИКОВА: Нет, у меня бабушка просто была актрисой в Питере, в Театре музыкальной комедии, заслуженная артистка была моя бабушка.

МИРИМАНОВ: Да?

БАНЩИКОВА: И она очень хотела как-то… Ну, она понимала, что ничего другого я не смогу.

КАРЛОВ: В смысле? Ничего другого, кроме балета?

БАНЩИКОВА: Кроме балета.

КАРЛОВ: Добрая ленинградская бабушка…

БАНЩИКОВА: Нет, кроме того как быть актрисой, я имею в виду. Вот. И она, в общем, хотела всячески меня… Я ходила в балетную школу, да, три года я занималась при Вагановском училище.

КАРЛОВ: Но балет же - это страшная страсть вообще, ужас!

БАНЩИКОВА: Но я была маленькой, это тоже так прошло на самом деле неосознанно.

МИРИМАНОВ: Это начальные классы, да?

БАНЩИКОВА: Да, совсем, снежинка, все такое.

КАРЛОВ: Гнули, ломали?

БАНЩИКОВА: Нет, снежинка, вот снежинка и все такое, не гнули, не ломали никогда. А потом как-то тоже…

КАРЛОВ: А актерство в школе стало уже проявляться? Утренники?

БАНЩИКОВА: Да как-то, понимаешь, в то время на проспекте Ветеранов не до утренников было.

КАРЛОВ: А что такое?

МИРИМАНОВ: Тяжелое время на проспекте Ветеранов.

БАНЩИКОВА: Тяжелое было время. Не утренники были. Спирт "Ройаль" пили по окрестностям… Какие утренники?

МИРИМАНОВ: Какой спирт "Ройаль"? Это какие годы? 80-е годы, начало, спирт "Ройаль" в школе?

БАНЩИКОВА: Не в школе, но рядом, в окрестностях.

КАРЛОВ: Дима, нас дети слушают, осторожнее!

БАНЩИКОВА: В окрестностях, в окрестностях, за пределами школы. Поэтому как-то я не помню никаких утренников, не было у нас в школе.

КАРЛОВ: Подожди, спирт "Ройаль"… Да ладно, что ты!

БАНЩИКОВА: Серьезно!

КАРЛОВ: Тебе 11 лет было, когда спирт появился.

БАНЩИКОВА: Да? Ну вот мне почему-то кажется, что…

МИРИМАНОВ: Как-то он был с рождения, присутствовал в жизни.

БАНЩИКОВА: С рождения, где-то присутствовал… Нет, правда, ребята, не знаю, не было утренников, тяжелая была жизнь на проспекте Ветеранов, видимо, вокруг в то время. У меня была прекрасная жизнь, и у всех, кто был в моей школе…

МИРИМАНОВ: Ты с мальчишками дралась?

БАНЩИКОВА: Дралась? Нет, они меня любили, мальчишки. Я с ними дружила. Я только с мальчишками дружила.

КАРЛОВ: А любимый магазин в окрестностях? Знаешь, у кого-то булочная…

МИРИМАНОВ: Ларек.

КАРЛОВ: Кисок. Ларек - это у нас в Москве.

БАНЩИКОВА: Знаешь, у одного приятеля в Питере, такой Саша Зайцман, может, кто его знает, такой был магазин внизу "Космоса". И когда он выходил в "Космос", говорили, что выход Зайцмана в открытый космос.

КАРЛОВ: А там было чего взять?

БАНЩИКОВА: Было, было. Взять можно было немного, но то, что надо, прямо было.

МИРИМАНОВ: Зайцман находил.

КАРЛОВ: Это тебе уже сколько было?

БАНЩИКОВА: Это мне уже было много.

КАРЛОВ: Ну, 16-17, да?

БАНЩИКОВА: Нет, это уже мне было 20, 25, не знаю.

КАРЛОВ: Хорошо. Слушайте как, в "открытый космос". Вот такими маленькими картинками потом дети, которые сейчас нас слушают, будут представлять себе Санкт-Петербург времен перестройки.

МИРИМАНОВ: А в те времена, наверное, приходилось куда-нибудь выезжать? В Москву, например, не знаю, в другие города.

БАНЩИКОВА: Ты имеешь в виду, когда я в школе была?

МИРИМАНОВ: Ну конечно.

БАНЩИКОВА: Нет, мы куда-то выезжали, конечно. Мы выезжали с мамой в Москву.

МИРИМАНОВ: В Москву выезжали? И где останавливались?

БАНЩИКОВА: Я почему-то помню, впечатление о Москве - это парк Горького.

КАРЛОВ: Ну, естественно.

БАНЩИКОВА: Естественно, да?

МИРИМАНОВ: Это лето было, зима?

БАНЩИКОВА: Это было лето, и мы катались на лодке и пили "фанту". А в Питере "фанты" не было. И я прямо помню это. Нет, серьезно, это прямо вот острое впечатление на самом деле.

КАРЛОВ: А жвачка в Питере была?

БАНЩИКОВА: А жвачку мы подкрашивали в школе! Я не знаю, у вас было такое?

МИРИМАНОВ: Подкрашивали чем?

БАНЩИКОВА: А потому что модно было жевать такую розовую жвачку, а была какая-то белая, и мы ее карандашиком… Я помню, я сама лично это делала: вот так карандашик постругаешь туда, и потом эта жвачка пережевывается, и она такая розовая, а ты такой крутой…

МИРИМАНОВ: А с другой стороны, можно эту жвачку и с "фантой", она будет желтая.

БАНЩИКОВА: Но "фанты" в Питере не было, понимаешь?

МИРИМАНОВ: А "фанта" в баночках была, кстати?

БАНЩИКОВА: "Фанта" - нет, в таких бутылочках.

МИРИМАНОВ: Бутылки стеклянные маленькие, вот эти классические.

БАНЩИКОВА: Я помню, что в стеклянных бутылках. И вот мы с мамой там катались на лодке и пили эту "фанту", ели шашлык… Это было вообще круто, очень!

КАРЛОВ: А на пароходике по Москве-реке?

БАНЩИКОВА: Этого - нет.

КАРЛОВ: Слушай, а в Питере, там же ходят даже эти самые "метеоры" по Неве, говорят?

БАНЩИКОВА: "Метеоры" ходят, да. Там чего только не ходит! Там так теперь стало красиво!

КАРЛОВ: Анечка Банщикова, актриса, у нас. Что ни спросишь, отвечает: да! Друзья мои, это хорошо. Внимание, Аня, вопрос из Дагестана. На кону 10 тысяч рублей.

БАНЩИКОВА: О-о! Так-так…

КАРЛОВ: Раиса из Дагестана спрашивает.

БАНЩИКОВА: А, Раиса. Хорошо.

МИРИМАНОВ: Отпустило, да?

БАНЩИКОВА: Да, да.

КАРЛОВ: "Аня, вы супер?" - спрашивает она вас. Аня, вы супер?

БАНЩИКОВА: Спрашивает? Ну, я, в общем, супер, да.

КАРЛОВ: "Вас так приятно слушать, Аня. Если бы у вас было одно желание, что бы вы пожелали у золотой рыбки?"

БАНЩИКОВА: Себе что бы я пожелала? Ой, это сложно так ответить в контексте нашей передачи.

КАРЛОВ: Есть, в общем-то, два варианта. Один вариант из "Цветика-семицветика": "Пусть мальчик встанет и побежит", а второй - из "Сталкера".

БАНЩИКОВА: Себе или всем что бы я пожелала? Вот в чем вопрос, непонятно.

МИРИМАНОВ: Вообще, наверное.

БАНЩИКОВА: Нет, себе или всем?

КАРЛОВ: Ну смотри: вот золотая рыбка, одно желание - всё!

БАНЩИКОВА: Ой, я бы пожелала, чтобы все были здоровы люди на свете, не болели.

КАРЛОВ: Ну и на фига тебе это надо?

МИРИМАНОВ: Добрый Саша…

БАНЩИКОВА: И чтобы просветление пришло к людям.

КАРЛОВ: Нет, подожди. Вот слушайте, давайте, питерская интеллигенция, что вы сейчас рассказываете, какую ересь. Анечка, если все жители Земли будут здоровы, то мы получим огромную армию безработных врачей, ты понимаешь? Чем кормить мы их будем?

МИРИМАНОВ: Врачей, действительно.

БАНЩИКОВА: Очень хорошо, очень хорошо. Мы их переквалифицируем в адвокаты.

КАРЛОВ: А если все люди будут счастливы, то они в театр не будут ходить. Зачем им вот это сострадание?

БАНЩИКОВА: Нет, почему, будут, будут, наоборот.

КАРЛОВ: Да?

БАНЩИКОВА: Я бы хотела, чтобы все были счастливы, да. Счастливы и здоровы. Так немного…

КАРЛОВ: На этой ноте мы продолжаем нашу беседу с Аней Банщиковой. Про театр давай.

БАНЩИКОВА: Вы знаете, кстати, я вам даже на эту тему скажу, в стихах как раз. Вот у Веры Павловой есть замечательное стихотворение, не я его читаю и не совсем его помню. Там распределены роли, там одна девочка, другая жена, третья любовница. И там девочка, она говорит: «Папа, ты что, не умеешь молиться? - (Это вот кусочек просто, который я помню.) - Надо просить у Бога что-нибудь легкое: не щенка, не ключи от машины, а что-нибудь легкое, ну - чтобы все были живы…»

КАРЛОВ: Нормально!

БАНЩИКОВА: Вот к вопросу, что бы я попросила.

МИРИМАНОВ: Какие питерские театры самые первые запомнились?

БАНЩИКОВА: Что?

МИРИМАНОВ: Ну, в Питере первый раз в театр пришла, наверное. В Ленинграде. Что это было за представление, какой театр, что это было?

БАНЩИКОВА: Какое представление, я не знаю. Меня водили вообще в филармонию, когда я была маленькая, дедушка меня возил. А запомнилось мне просто, я сразу после института и во время учебы в институте работала в Театре комедии имени Акимова, потому что наш курс был при театре. И я, уже будучи студенткой, играла там в спектаклях, и в детских, играла Элли в "Волшебнике Изумрудного города".

КАРЛОВ: Слушай, а первый выход на сцену, это же, наверное, коленки так дрожат…

БАНЩИКОВА: Да. На самом деле первый было не так страшно, как потом на самом деле, когда ты уже как-то осознаешь.

МИРИМАНОВ: Понимаешь, зачем ты вышла на сцену.

БАНЩИКОВА: Да. Но Элли, это был такой спектакль, мы получали такое удовольствие, играя в нем, сами еще были совсем дети, поэтому не было страшно. Вот ты меня спросил, а я не ответила на вопрос, да?

МИРИМАНОВ: Нет-нет, нормально, нормально. Но я имел в виду, какое первое ощущение от театра? Потому что я помню, первый раз в жизни я увидел "Баядерку". Я вообще ничего не понимал, мне было лет 5-6, меня папа повел. Ну, "Баядерка" и "Баядерка".

КАРЛОВ: Не с кем оставить, что ли, было тебя?

МИРИМАНОВ: Ну, примерно, да. Чтобы так совсем добить.

БАНЩИКОВА: Нет, знаешь, меня тоже водили, да, на какую-то оперу. Причем меня привели чуть ли не на "Хованщину".

МИРИМАНОВ: Ну, тоже чтобы добить.

БАНЩИКОВА: Причем повели меня с музыкальной школой, и это мне очень не понравилось.

КАРЛОВ: Групповое самоубийство…

БАНЩИКОВА: Это было, да… Я помню, что потом мой дедушка, который вообще разбирается как бы в этом, он сказал: зачем же вас повели, из школы детей, на "Хованщину", да что же это такое!.. И я прямо… мне было страшно как-то, и мне там было жарко…

КАРЛОВ: Лучше бы головой об доску постучали. Ну, ужас действительно!

БАНЩИКОВА: Нет, серьезно, вот такое первое впечатление. То, что мне запомнилось.

КАРЛОВ: А вот, кстати, на какие оперы-то водить детишек? "Петя и Волк", что ли? Хотя это и не опера ни разу. А на что, на что детишек водить?

БАНЩИКОВА: Ну, где музыка такая, легче воспринимаемая.

КАРЛОВ: А язык хорошо запоминающийся: "Мы длинной вереницей пойдем за Синей птицей…" И так на полчаса.

БАНЩИКОВА: На "Руслана и Людмилу", например, я не знаю, ну на многое. Есть какие-то такие, больше доступные детям.

КАРЛОВ: Слушайте, собрались в студии морально травмированные люди: одного в пять лет утащили на "Баядерку", другая на "Хованщину" ходила вместе с такими же несчастными детьми. Я тоже на скрипке учился…

БАНЩИКОВА: Да, прививали, в общем, любовь. Ну нет, "Хованщина" - прекрасно, я не против, просто в возрасте 10 лет не очень.

МИРИМАНОВ: Попозже, да?

БАНЩИКОВА: Да.

КАРЛОВ: Ага, "Анну Каренину" в школе читать - очень, а на "Хованщину" в 10 лет - не очень…

БАНЩИКОВА: Так-так, ну-ну, что еще, какие вопросы?

КАРЛОВ: Движемся поближе к Москве, ребята, давайте так. Уже ты сколько лет в Москве-то проживаешь?

БАНЩИКОВА: Ой, я в Москве-то проживаю уже…

КАРЛОВ: Ну, больше, чем прожила в Питере? Нет, меньше, меньше.

БАНЩИКОВА: Нет, ты что, лет шесть. А до этого я года четыре моталась в Москву все время, то есть я как-то все время была между Питером и Москвой.

КАРЛОВ: Потихонечку, понемножку привыкала, да?

БАНЩИКОВА: Понемножку привыкала. Как-то здесь у меня уже было много работы, и я работала в Питере в театре в это же время, и я моталась: здесь съемка, там спектакль…

КАРЛОВ: "Красная стрела"… "Красная стрела", да?

БАНЩИКОВА: Красная, синяя, зеленая стрела и всякая такая стрела…

КАРЛОВ: А вот скажи, первое впечатление от Москвы? То есть у многих так: "Ах, какая энергия! Это мой город!" Или: "Ой, мама, куда я попал?"

БАНЩИКОВА: Первое впечатление - "ой, мама", да. Потому что, когда я первое время приезжала в Москву, меня все время возили по каким-то вот этим кольцам, которые для питерского человека вообще непонятны, просто ты все время едешь по этим… Мне казалось, что никогда в жизни, никогда я не пойму, как это устроено, как это вообще возможно.

МИРИМАНОВ: Бульварно-садовые вот эти?

БАНЩИКОВА: Вот эти, да. Вот по этим куда-то ты едешь, и это кольцо не заканчивается, все время куда-то… Это какой-то ужас. Потому что Питер устроен просто и логично.

КАРЛОВ: Как? Невский - и все?

МИРИМАНОВ: Канал - мостик, канал - мостик, да, и направо-налево каналы.

БАНЩИКОВА: Нет, почему? В Питере всегда можно проехать прямо, направо. Если ты проехал, потом свернуть направо, и ты вернешься обратно. Ну как, Питер устроен как-то логично, как мне кажется или казалось. И мне казалось, что это ужас, что я никогда не пойму, как ездят по Москве.

КАРЛОВ: А как внимание развивает Третье транспортное кольцо, ребятки!

МИРИМАНОВ: В левом ряду, например, да?

БАНЩИКОВА: А теперь как-то всё… Человек такое животное, конечно, удивительное. Я уж теперь не помню, как в Питере ездить, вот в чем проблема.

КАРЛОВ: Хорошо. Самое любимое место попервоначалу в Москве какое было? Где душа отдыхает.

БАНЩИКОВА: Ну, где такая тихая Москва, не знаю…

КАРЛОВ: Бирюлево.

МИРИМАНОВ: Товарная.

БАНЩИКОВА: Да, лес этот знаменитый…

КАРЛОВ: Битцевский лесопарк, Лосиный остров…

БАНЩИКОВА: Нет, самая такая тихая Москва. Мне нравится Камергерский, там можно хоть как-то укрыться в тишине, в такой тихой Москве.

КАРЛОВ: В Камергерском можно укрыться в тихой Москве?

БАНЩИКОВА: Нет, ну в смысле - где можно как-то пешком пройтись. Потому что в Москве очень мало мест, где можно гулять, правда. Просто мы в Питере как-то привыкли, что в Питере можно выйти и гулять по городу. А где в Москве погуляешь?

КАРЛОВ: Ну, мы про Битцевский лесопарк уже говорили…

БАНЩИКОВА: Ну разве что так. Но там недолго можно гулять.

КАРЛОВ: Вот пешеходная у нас есть улица, Арбат называется.

МИРИМАНОВ: Там же куча туристов каких-то безумных с фотоаппаратами.

БАНЩИКОВА: Да, на Старом Арбате как-то не очень, совсем нет.

КАРЛОВ: Нет? А во времена перестройки, ребята, Старый Арбат… Культурный, скажем так, тотализатор Москвы.

БАНЩИКОВА: Не застали.