Маяк. Москва 08.11.2012 - О будущем инклюзивного образования

Дети-инвалиды могут совместно учиться в школе со здоровыми. У этого нового пункта федерального закона "Об образовании", принятого Госдумой в первом чтении, есть как сторонники, так и противники. Одни родители боятся, что обычная школа поглотит инклюзивную и их дети, нуждающиеся в особой поддержке, не смогут учиться, как привыкли. Другие опасаются, что, например, аутисты или ребята с ограниченными возможностями будут тормозить процесс обучения своих одноклассников. Между тем в Москве инклюзивное образование ввели в 2010 году. Однако подзаконные акты так до сих пор и не появились, а в городе пошли слухи, что на программу урезают финансирование. О будущем инклюзивного образования ведущая Ирина Козловская беседует с руководителем социально-педагогического колледжа МГППУ Мариной Алексеевной Шумских.

ВЕДУЩИЙ: Гость программы - руководитель социально-педагогического колледжа МГППУ Марина Шумских. У нас сегодня достаточно непростая тема, потому что проблемы детей с особыми возможностями и потребностями, так называемое инклюзивное образование - это проблемы давние, а решать их начали совсем недавно. Вот если брать Москву - федерального закона, как я понимаю, сейчас пока нет, а в Москве он был принят два года назад, - какая работа этому способствовала, и что дало последний толчок к принятию такого очень нужного, полезного законопроекта?

ШУМСКИХ: На мой взгляд, эта проблема возникла давно. Хочу сказать, что мы, по крайней мере наше учебное заведение, мы начали заниматься этим очень давно, еще в 1997 году, это получается 15 лет назад, мы приняли первый раз таких ребят к себе на обучение.

ВЕДУЩИЙ: Это были слабовидящие, слабослышащие?

ШУМСКИХ: Нет, это были опорники, это были выпускницы 17-го интерната, то есть это ДЦП - детский церебральный паралич. Не хочу сказать, что это были какие-то сложные заболевания, сложные последствия, но это было довольно-таки сложно для нас, то есть мы действительно впервые столкнулись. Понимаете сами, 1997 год, это не возникло на волне какого-то интереса, но как-то среди педагогов, среди коллектива возникло такое желание: давайте попробуем, есть такая проблема. Были инициаторы этого процесса. И как выяснилось, прошло 15 лет, а интерес к этому не угасает.

ВЕДУЩИЙ: Конечно, много родителей, у которых дети с такими проблемами. Скажите, пожалуйста, а вот эти дети, вы взяли их из интерната, или это ребята, которые росли в семьях, жили с родителями?

ШУМСКИХ: Честно говоря, такого слова, как инклюзивное образование, инклюзив, в 1997 году я лично не слышала…

ВЕДУЩИЙ: Ну, можно и сейчас это современное слово отмести и по-другому называть.

ШУМСКИХ: А тогда для нас было неизвестно, что это такое, и мы на каком-то интуитивном уровне поняли, что отношение к ним должно быть точно такое же, как и ко всем остальным. То есть не надо их выделять.

ВЕДУЩИЙ: А что, до этого общество как-то стыдливо отворачивалось, закрывало глаза на эти проблемы или вообще не замечало?

ШУМСКИХ: Я думаю, что вообще не замечало, стыдливо отворачивалось. Я хочу сразу привести такой пример. Когда мы со старшим сыном ездили на автобусную экскурсию по Европе, это был, наверное, 1999 год, ему было 12 лет тогда. Я особо не посвящала его, чем я занимаюсь и что существует такая проблема, как-то не доходило до этого. И он мне вдруг заявляет: мам, а почему здесь так много инвалидов, так много на колясках, а у нас нет? Вы знаете, я остановилась и поняла, что, наверное, то, чем мы занимаемся, это, наверное, очень важно, раз мой собственный ребенок обратил внимание на то, что в Москве – а мы ходили в музеи, ходили в театры, он просто ходил по городу - он этого не видел. Оказывается, в музей может пойти инвалид на коляске - ну, в Европе действительно это массово, что говорить. Это был еще прошлый век, скажем так. Но тогда там эта проблема была на виду, и общество стыдливо, как вы сказали, не отворачивалось.

ВЕДУЩИЙ: Сейчас власти позиционируют, что они делают безбарьерную среду: пандусы, лифты. Но на самом деле очень часто это оказывается потемкинской деревней. Например, лифт поставили, а коляска туда не пройдет.

ШУМСКИХ: Меня порадовало при входе в ваше здание наличие лифта-подъемника, очень порадовало. Вы знаете, к сожалению, действительно такая наша национальная, наверное, черта - какая-то кампанейщина, она, естественно, и здесь присутствует. Выделены деньги, и думают, что, если сейчас поставят пандус, всё, инклюзия придет сама по себе, зайдет в это здание и будет претворена в жизнь. Конечно же нет. То есть не только безбарьерная среда делает инклюзию. Естественно, в первую очередь это отношение самих людей. Властью, ничего не могу сказать, конечно, вкладываются очень большие деньги и в методическое обеспечение процесса обучения, и, как уже было сказано, в безбарьерную среду, но надо менять отношение в головах.

ВЕДУЩИЙ: Это очень длительный и серьезный процесс.

ШУМСКИХ: Да, это длительный и серьезный процесс.

ВЕДУЩИЙ: Давайте мы хотя бы поговорим о самом необходимом, что нужно для этих детей. Это специалисты: логопеды, дефектологи. Это тьюторы - тоже такое новое название: тьютор - это человек, который должен сопровождать ребенка в школу, быть с ним и, по возможности, отводить назад домой. Но сейчас в последней роли чаще всего выступает мама, скорее всего.

ШУМСКИХ: Да, мамы и папы.

ВЕДУЩИЙ: Не будем обижать.

ШУМСКИХ: Да, не будем обижать пап. Опять-таки по собственному опыту могу сказать, что уж если папа остался в семье (я хочу подчеркнуть, если папа остался в семье), то он берет на себя львиную долю заботы о своем ребенке. И если папа уж взялся за процесс обучения, то все родительские собрания, и доставка на собственном автомобиле до места обучения, и постоянно какая-то забота… То есть папа у нас впереди, опять подчеркиваю, если он остался в семье, – да, такая проблема тоже есть. Но тем не менее львиная доля, конечно, ложится на родителей. И мы вот эту возможность не упускаем. Самое главное, с кем мы общаемся, это, конечно, с родителями. Вообще основной подход должен быть индивидуальный к ребенку. Ведь есть учебный план, есть какие-то требования к выпускнику, к тем знаниям, которые он должен получить у нас. Мы, естественно, всё это должны выполнять. Но жизнь вносит свои коррективы. Вообще у нас очное обучение, и мы настаиваем на том, что все наши студенты должны быть на занятиях. Но бывает по-разному. Бывает ухудшение здоровья, бывает поездка в санаторий. Естественно, мы переходим на какую-то дистанционную форму.

ВЕДУЩИЙ: Как раз у нас в новостях был такой сюжет по поводу онлайн-обучения.

ШУМСКИХ: Да, это замечательно. Я, прямо скажу, не сторонница перехода полностью на дистанционное обучение, потому что ребята очень нуждаются в общении. Ведь сам процесс инклюзии, он и подразумевает общение со сверстниками. Вот что самое главное. Мало того, что они отучились, а сколько еще внеучебной деятельности, сколько они готовят какие-то спектакли, участвуют в концертах, посещают музеи, выставки, и всё это с ребятами. Да боже мой, даже элементарный поход в столовую! Я хочу сказать, что мы специально не стали устанавливать какое-то дежурство или тьюторство среди наших обыкновенных студентов, без ограниченных возможностей здоровья, вроде как чтобы они там следили, как в столовой, чтобы все были накормлены. Вы знаете, мы вмешались однажды в этот процесс, хотели заформализовать - вроде надо отчитаться, как обычно, что у нас существует график, что выпускники группы по социальной педагогике проводят дежурства с ребятами. И мы вмешались в этот процесс. Но это была наша ошибка, потому что лучше того, что делают сами ребята, не придумаешь, стихийно у них возникает потребность помочь, это дорогого стоит. Они спокойно подходят, берут тарелочку, донесут до стола, и не нужно никаких графиков дежурств.

ВЕДУЩИЙ: Марина Алексеевна, скажите, а сколько у вас обучается человек?

ШУМСКИХ: Я не буду тогда про весь университет говорить, потому что у нас на всех факультетах инклюзивное образование, то есть на все факультеты могут поступать ребята с ограниченными возможностями здоровья и обучаться. Скажу про свой только колледж. У нас всего 200 человек, из них 40 - это ребята с ограниченными возможностями здоровья.

ВЕДУЩИЙ: То есть эту норму, квоту вы выработали сами? Я так понимаю, что, наверное, больше вы не имеете возможности взять или как?

ШУМСКИХ: С одной стороны, хочу сказать, что это оптимальное соотношение и для преподавателя, педагога, он может позволить себе и обращать особое внимание на ребят с особыми образовательными потребностями, но и, тем не менее, никакого ущерба для остального образовательного процесса, естественно, быть не может. А с другой стороны, вы знаете, это как-то стихийно получилось. Вот приходит определенное количество ребят. Мы же не ограничиваем, что вот нам надо столько-то взять однозначно, чтобы отчитаться в очередной раз. Нет, конечно, то есть сколько пришло, столько пришло. Другое дело, что мы обращаемся с профориентацией по образовательным учреждениям, рассказываем о своем образовательном учреждении.

ВЕДУЩИЙ: Я нашла интересную информацию и хотела бы зачитать. Вы, наверное, в курсе, это для наших радиослушателей. Например, инвалидов в Швеции считают не обузой, а достоянием. В законе о школе, принятом в Швеции в 2010 году, говорится, что родители вправе сами решать, где будут обучаться их дети, нуждающиеся в особой поддержке, - в обычной или специальной школе. Также декларируется, что обязанностью руководства учебного заведения является привить ученикам правильные взгляды на их товарищей, страдающих физическими или психическими отклонениями. Таких детей следует рассматривать как равных себе. Поэтому сейчас практически в каждом шведском классе есть учащиеся в инвалидных колясках. Закон требует, чтобы детям с отклонениями в развитии предоставлялся личный куратор, для них составляется скорректированная программа обучения, они имеют право полностью или частично заниматься дома с приходящими педагогами. Я так понимаю, что нам еще жить да жить до этого, ломать стереотипы. Но на первый взгляд кажется, что они ломаются. И если учесть, что Госдума должна принять новый закон об образовании, где, в частности, говорится о слиянии обучения, наверное, это большой плюс. Но очень многие родители видят большой минус, они беспокоятся, как их дети будут реагировать, не снизится ли качество обучения. И вообще процесс слияния обычных школ с коррекционными - вопрос болезненный. Наш корреспондент Екатерина Казанцева как раз побывала накануне в Департаменте образования, где прошел круглый стол, посвященный этой теме. Давайте послушаем репортаж.

КАЗАНЦЕВА: Сильные подтянут слабых - этот пионерско-комсомольский принцип решили примерить на столичные школы. Суть реформы такова. К более сильным, то есть популярным, школам присоединят соседние из числа тех, куда родители детей не отдают, предпочитая более современные и прогрессивные. Выявить «слабаков» помогла система электронной записи. Выяснилось, что в одну школу народ валил валом, набирали по шесть первых классов, тогда как в других, таковых в Москве 82, был явный недобор. Поговорили с родителями и выяснили причины: где-то чересчур много детей мигрантов, и родители-москвичи опасаются отдавать своих первоклашек в такие классы; где-то в открытую балуются наркотиками; а где-то нехватка учителей. Введенная следом система подушевого финансирования окончательно подтолкнула Департамент образования к реорганизации школ путем слияния, чтобы все были одинаковы и никому не было обидно: ни элитной гимназии, ни обычной районной школе. Сейчас уже можно подвести первые итоги реформы, говорит заместитель главы Департамента образования Москвы Вениамин Каганов.

КАГАНОВ: Больше тысячи заявок, и 255 комплексов уже создано, 57 сейчас находится в работе. Ну, создано каким образом? Приняты решения, а дальше будут процедуры. Там же надо, чтобы юридически всё было грамотно: уставы, регистрация и так далее.

КАЗАНЦЕВА: Но родители детей, учащихся в объединенных школах, по-прежнему не в восторге от этой идеи. Чего они только не делали: завалили жалобами Департамент образования и мэрию, пикетировали, угрожали, митинговали, переживали. Но чиновники твердо стоят на своем: реорганизация пойдет на пользу учебному процессу, а качество образования не пострадает. Тревогу родителей разделяет московский уполномоченный по правам детей Евгений Бунимович. Хотя он не против объединения школ - подобные удачные примеры есть, - но вот ускоренные темпы реформы его пугают.

БУНИМОВИЧ: Сейчас меня смущают две проблемы - это скорость и всеохватность. Это особенность исполнительной власти, когда все хотят отчитаться быстрее, идет кампания, процесс, поэтому в какой-то момент это кажется уже какой-то лавиной.

КАЗАНЦЕВА: Подобные объединения в Москве были и раньше, когда статусные школы брали, так сказать, под крыло школы менее популярные. Но всё это происходило со всеобщего согласия и давало результаты. Школы получали дополнительные здания и финансирование, вводили многопрофильное обучение. Сейчас этот процесс стали проводить добровольно-принудительно, школы объединяются по географическому принципу. И получается весьма странная комбинация, например, когда к обычным школам присоединяют коррекционные. Тут даже педагоги недоумевают: зачем? Не зря ведь сложилась такая практика, когда детей с отставанием в развитии обучают отдельно. Каждый такой случай рассматривается особо, утверждает Вениамин Каганов.

КАГАНОВ: Во всем, что касается особых детей, соответственно и особые условия, и особые решения должны быть. Проблема не в том, что неправильно решается, а в том, что случаи-то всегда достаточно сложные.

КАЗАНЦЕВА: Рекордсменом по объединению школ считается Северо-Западный округ. Там, видимо, как-то удалось сломить сопротивление родителей. Но мы против протестов, ведь реформа - эффективная, считает начальник Северо-Западного управления образования Алексей Анисин.

АНИСИН: Через процедуру реорганизации прошли три четверти наших учреждений. На мой взгляд, это говорит о том, что сопротивления не было. И мы ждали начала учебного года, которое, на наш взгляд, должно было показать: как минимум ничего не изменилось. Причем понятно совершенно, что, если ничего не изменилось в лучшую сторону, зачем было затевать, весь огород городить? Вот эти положительные изменения, они не проявляются одномоментно.

КАЗАНЦЕВА: А вот на юго-западе Москвы, в районе Ясенево, родителям-активистам удалось добиться отсрочки слияния школ. Наталья, мама одной из школьниц, рассказала, как это происходило.

НАТАЛЬЯ: Нас вызвали на общее собрание, где присутствовал директор второй школы, который безапелляционно заявил, что решение по нам уже принято, будем сливаться, и, нравится нам или не нравится, всё произойдет так, как они хотят, вне зависимости от нашего мнения. Естественно, родители выразили свое негодование, и нами были предприняты определенные действия для того, чтобы слияние не совершилось.

КАЗАНЦЕВА: Неудобство в данном случае было в том, что детей из хорошей отремонтированной школы переводили в менее удобную, расположенную далеко от дома.

НАТАЛЬЯ: Школа, в которую нам предложили ходить, она была в более запущенном состоянии, нежели наша школа, и по вестибюлям, и по кабинетам. То есть наша школа более ухожена, и преподавательский состав, скажем так, сильнее. И соответственно наша школа находится ближе к нашему дому в отличие от той школы, которая близко к дороге и к лесу.

КАЗАНЦЕВА: Родителям выпускников осталось продержаться недолго: учебный год в разгаре, и они надеются, что посреди четверти никто не станет затевать процесс переезда. Так что плюсы и минусы реформы лягут на плечи родителей школьников, которым еще далеко до последнего звонка.

ВЕДУЩИЙ: Вот плюсы и минусы инклюзивного образования? Я думаю, родители боятся, что уровень образования снизится, если со здоровыми детьми будут обучаться дети с ограниченными возможностями, хотя это, наверное, все-таки больше миф. А еще такая статистика есть, что Департамент образования поставил цель довести долю инклюзивных образовательных учреждений к 2015 году до 40%. И здесь тоже возникает вопрос вот этого подушевого финансирования, потому что я так понимаю, что на ребенка с какими-то проблемами в несколько раз больше денег тратится, чем на обычного?

ШУМСКИХ: Естественно, да. Такой пример приведу, что, пока подушевого финансирования не было введено, существовало, скажем, штатное расписание, и было у нас заведено столько-то, например, педагогов-психологов. Меня это больше всего волнует при (о чем сказал ваш корреспондент) объединении школ коррекционных и обыкновенных. Конечно, здесь важность психологической службы возрастает просто до небес. Вот у нас на наших 200 человек контингента было пять педагогов-психологов. Это оптимально, это было для студентов замечательно, что каждый день мог ребенок обратиться в психологическую службу, мог поговорить с живой душой, разобраться в каких-то своих проблемах, - а поверьте, что у них проблем намного больше. И разговорить их, раскрыть – вопрос мастерства, конечно, психолога. Учитель не должен оставаться один на один, то есть помощь специалистов должна быть, педагога-психолога, дефектолога. После того как мы каждого ребенка обследуем, протестируем, естественно, потом специальный педагог-дефектолог пишет рекомендации для всех преподавателей, которые ведут занятия в этой группе: какой должен быть режим занятий, какие должны быть условия, может быть, какие-то особые пособия нужны, может быть, нужно сделать перерыв. Тут массу всяких примеров можно привести. Вот эти вещи должны делать специалисты. Да, конечно, учитель должен пройти горнило повышения квалификации, должен познакомиться со всеми особенностями таких ребят, ему должны дать в руки какие-то педтехнологии. Но все равно он не должен оставаться один на один. И вот создать такой коллектив, когда есть все специалисты…

ВЕДУЩИЙ: Создать и сохранить.

ШУМСКИХ: И сохранить, конечно, - вот задача руководителя образовательного учреждения. И вот когда я слушала репортаж вашего корреспондента, понимала, насколько у нас это слияние произошло гладко, действительно по обоюдному согласию. Мы до этого были самостоятельным образовательным учреждением, и в 2003 году - честное слово, какие-то у нас опережающие решения, - в 2003 году мы по обоюдному согласию вошли в структуру психолого-педагогического университета. Вот уже сколько лет прошло, я ничуть не жалею. Мы - практики, мы на интуитивном уровне что-то сами искали, находили пути решения. А здесь пришли действительно специалисты, которые смогли наш опыт описать, смогли продиагностировать, изучить, и мы перешли на более высокую ступень. Вот я ничуть не жалею. А как произошел переход? Абсолютно безболезненно. С преподавателями поговорили, и мы поняли, что наша основная позиция - это обучение ребят с ограниченными возможностями здоровья, именно инклюзивное, мы не хотим только ими заниматься. Действительно абсолютно безболезненный переход. Может быть, конечно, ректор, Виталий Владимирович, не стал ломать ту систему, которая у нас была наработана…

ВЕДУЩИЙ: Хорошо, когда такой руководитель грамотный и вменяемый. Марина Алексеевна, представим себе такой относительно спокойный путь развития и образования ребенка. Он пошел в инклюзивный детский сад, есть у нас такие.

ШУМСКИХ: Разрешите вас перебить. Инклюзия, она, абсолютно верно, должна быть не где-нибудь уже в вузе или там в школе, а вот ребенок родился, ранняя диагностика, и всё, пошла сразу инклюзия. Абсолютно верно.

ВЕДУЩИЙ: Детский сад, школа, затем высшее учебное заведение. Но потом встает вопрос, где работать, вопрос трудоустройства, он же тоже возникает, и это достаточно серьезный вопрос для них.

ШУМСКИХ: Я когда шла к вам, хотела поговорить об инклюзивном образовании, о слиянии, о специальных классах, школах, и уж больно не хотелось затрагивать вопрос трудоустройства. Объясняю почему. По большому счету со всем можно справиться, можно преподавателю объяснить, что будем учить таких ребят, ничего страшного в этом нет, убрать из его головы вот эту негативную установку. Вы затронули вопрос о том, что родители в обычных школах очень волнуются, что будут соединять с коррекционными, у них будут учиться такие ребята, и вроде как учитель будет обращать внимание только на них, а все остальные останутся за бортом. Но это в корне неверно. Понимаете, педагог, вот массовой школы педагог, он в любом случае должен работать с детьми с разными возможностями обучения. Какая разница? А то, что там какие-то насмешки… Ну, постойте, мы с вами все тоже в школе учились. Что, никогда мы кого-нибудь там жиртрестом не обзывали?

ВЕДУЩИЙ: Прозвища были.

ШУМСКИХ: То есть тут задача опять-таки школы самой, какой она климат создаст. Вот эти вопросы, я вижу, что они решаемы, что работаем, что масса всего наработанного. И вот вы мне задали страшный вопрос - это вопрос трудоустройства. Я могу привести примеры счастливых случаев, когда наши выпускники замечательно устроились, замечательно работают. Но я не могу сказать, что они всегда работают по специальности. С работодателями очень сложно договориться.

ВЕДУЩИЙ: Они как бы делают одолжение, что мы возьмем, но буквально на черновые работы какие-то?

ШУМСКИХ: Да, на черновые работы, не соответствующие их уровню образования. Но они много знают. Опять возвращаемся к изменению сознания людей. Внешний вид, что тут говорить, иногда работодателя отпугивает. Я хочу сказать, что у нас среди как раз педагогов-психологов есть выпускница наша бывшая, выпустилась из колледжа нашего с красным дипломом, закончила психолого-педагогический университет с красным дипломом, факультет специальной психологии. Вы просто не представляете, какой она замечательный диагност, какие она для наших психологов делает выкладки, какие она дает советы, - ну просто незаменима, светлая голова, ясная, умная, я просто не нарадуюсь на такого специалиста. Но так сложилось, что да, мы ее растили и ее себе забрали, и сейчас горя не знаем, у нас эта проблема закрыта. Ну, а если бы она пошла сейчас куда-то устраиваться по основной специальности педагог-психолог, не каждый бы принял такое решение.

ВЕДУЩИЙ: Да, соглашусь, конечно.

ШУМСКИХ: Это с одной стороны. С другой стороны, опять-таки здесь должно быть вмешательство государства, серьезное вмешательство государства. Да, мы работаем с работодателями и, естественно, выставки проводим, мы во всех участвуем, где только можно, мы резюме рассылаем. У нас работает отдел трудоустройства. То есть внутри вуза у нас отдел трудоустройства занимается как раз вот этим направлением конкретно с каждым, индивидуально, адресно.

ВЕДУЩИЙ: Ну, и родители тоже, семью нельзя оставлять в стороне, потому что сострадание и чувство сопричастности к такой беде, оно должно быть воспитано с детства, я считаю. И не надо от детей это прятать и как-то сюсюкать с ними в этом вопросе.

ШУМСКИХ: Да, от детей прятать не надо, естественно. Они должны всё это видеть.

ВЕДУЩИЙ: Марина Алексеевна, такой вопрос возникает. Большинство родителей хотят, естественно, лучшей доли для своих детей. И иногда у некоторых возникает соблазн скрыть какое-то заболевание, если оно в незначительной степени выражено у ребенка, в медицинских картах чтобы не было отмечено, чтобы ребенок пошел в обычную школу, чтобы не насмешничали над ним в этом плане. С таким вы не сталкивались?

ШУМСКИХ: Сталкивались, конечно же.

ВЕДУЩИЙ: То есть родители хотят помочь и в то же время, может быть, немного стесняются сами?

ШУМСКИХ: Да, они стесняются, эта проблема остается, можно это понять. Я сразу хочу оговориться, что с насмешками мы не сталкивались со стороны наших студентов, но вот, наверное, родители в данном случае немножечко неправильно все-таки поступают. Если бы мы были информированы об этом, мы были бы вооружены. Действительно, бывают такие ситуации, когда вдруг что-то в поведении ребенка становится, прямо скажем, неадекватным, тогда мы начинаем искать: а как, почему? В медицинской карте ничего этого нет. Начинаем работать уже с родителями более активно. И выясняется, что да, есть какие-то сопутствующие заболевания, которые, может быть, если бы мы знали, мы могли бы каким-то образом купировать, что ли. А наше незнание порождает то, что ребенок вынужден, например, уйти в академический отпуск.

ВЕДУЩИЙ: Нагрузка слишком большая.

ШУМСКИХ: Да, абсолютно верно, большая нагрузка.

ВЕДУЩИЙ: Ответим на звонок слушателя.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Светлана, я - дефектолог в коррекционной школе. Я слушаю вашу передачу с преклонением, конечно, в восторге от того, как вы проводите инклюзивное образование. Марина Алексеевна, то, что вы делаете, это великое дело. Но в какой-то степени я не согласна с вами по ограничению здоровья. Когда у детей ДЦП, я приветствую. Но когда интеллектуальная недостаточность у детей, умственная отсталость, я категорически против этого инклюзивного образования, потому что у нас был случай, когда дети учились, начальную школу заканчивали в общеобразовательной и возвращались опять к нам с подорванной психикой. И мы детей никак не могли поставить на их прежние рельсы, чтобы они забыли ту обиду, ту горечь, то, как к ним относились. Они сидели на последних партах, ничему не научившись, возвращались опять к нам. Вот как вы к этому относитесь?

ШУМСКИХ: Вы знаете, как ни странно, я с вами соглашусь в одном случае. Я не являюсь большим специалистом в обучении детей с интеллектуальными нарушениями, потому что мы работаем - интеллект в норме, ДЦП, опорно-двигательный аппарат, слабослышащие, слабовидящие, то есть вот такие нарушения. С одной стороны, я с вами полностью согласна. С другой стороны, опять это тот момент, о котором мы уже неоднократно говорили, сознание в головах. Я с вами полностью соглашусь в том, что вы, работая в коррекционной школе, действительно к этому готовы, умеете, владеете всеми методиками. А когда вот так кинули в массовую школу, а преподавательский состав не готов, тогда начинается посадка на заднюю парту, пишутся за них работы вроде как из жалости - сами пишут, сами ставят оценки. И у ребенка снижается интерес к обучению, у него нет никакого желания…

ВЕДУЩИЙ: Пропадает мотивация.

ШУМСКИХ: Да, пропадает мотивация. Это идет оттого, что педагог не готов. Поэтому здесь такая тонкая грань, если массово это внедрять, хотя это нужно. И по географическому признаку нужно, чтобы не возить на другой конец Москвы в специальную школу. Если есть возможность отдать ребенка рядом в школу массовую, которая претворяет инклюзивное образование и где есть специалисты, это дело хорошее. Но если говорить об интеллектуальных нарушениях, я думаю, все-таки здесь немножко другой аспект, и поведенческие моменты есть…

ВЕДУЩИЙ: Марина Алексеевна, вы перечислили несколько заболеваний, которыми вы занимаетесь. А вот аутисты, ведь в принципе это тоже дети своеобразные? Они бывают наделены прекрасной памятью, способностями, но при всем при том они - в своем мире, вовлечь их в окружающую действительность очень сложно.

ШУМСКИХ: Аутисты были. Вот сейчас, в данный момент на одном из курсов один человечек у нас есть. Опять-таки, наверное, нам повезло, среди нашего педагогического коллектива есть преподаватель, которая тоже окончила с отличием психолого-педагогический университет, защитила диссертацию именно по проблеме аутистов. И она, скажем так, нас снабжает всей информацией. Вот так опять всё адресно, индивидуально. Чуть что, мы знаем уже, где этого ребенка оставить в покое. Очень тесно сотрудничаем с мамой, то есть она нам помогает и какие-то поведенческие моменты нивелирует.

ВЕДУЩИЙ: Марина Алексеевна, я желаю вам успеха в вашей действительно непростой работе. И я желаю, чтобы государство развернулось лицом к этой проблеме.