Парк культуры и отдыха Интервью с ВИП

РАДЦИГ: Добро пожаловать в «Парк культуры и отдыха» на «Маяке», уважаемые дамы и господа! Мы приглашаем вас на главную аллею, по которой уже шествует Анастасия Макеева. Анастасия, доброе утро.

МАКЕЕВА: Доброе утро.

РАДЦИГ: Дорогие друзья, все любители мюзикла, делайте погромче свои радиоприемники, ибо главный голос мюзикла «Mamma Mia!», который возрождается…

БАЧЕНИНА: И прочих других.

РАДЦИГ: Об этом мы еще расскажем. Сейчас самая главная тема у нас, что возрождается, насколько я понимаю, мюзикл «Mamma Mia!» в Москве. Он как-то так заглох. Всегда у нас вся Москва сначала увешана плакатами: «Приехал мюзикл! Только у нас! Впервые!». Потом: осталось всего 28 спектаклей; осталось 15 спектаклей; остался всего один спектакль и три места - купите скорее билет!

БАЧЕНИНА: Дополнительное место за большие деньги.

МАКЕЕВА: Вы будете смеяться, но это работает.

РАДЦИГ: Что вы говорите! А почему? Что, были письма тружеников, как раньше это говорили, что «восстановите, пожалуйста, "Mamma Mia!", хотим еще»?

МАКЕЕВА: Во-первых, нет такого понятия «заглох». Просто покупается лицензия на определенное время. Эта лицензия стоит больших денег. Допустим, до этого я участвовала в мюзикле «Зорро». Вот он был в Москве из всех мюзиклов одним из самых финансово успешных. Но просто был куплен проект, именно лицензия на его воспроизведение на год. И дальше, хоть он у тебя успешный, хоть не успешный, если он продан в другую страну, значит, будьте добры.

БАЧЕНИНА: А он может только в одной стране идти?

МАКЕЕВА: Там разные виды лицензий есть. Есть лицензии группы «А», «В», когда ты покупаешь с декорациями, с костюмами и так далее. И дело в том, что такие крупные и всемирно известные проекты всегда контролируют их создатели. То есть, когда объявляется кастинг, именно на кастинг приезжают люди. Вот нас на «Mamma Mia!» утверждали полностью весь состав: продюсерский, режиссерский. Балетмейстеры все из Лондона приезжали и лично смотрели каждого.

РАДЦИГ: Ничего себе!

МАКЕЕВА: То есть это не просто так: спасибо вам за деньги, ставьте кого хотите и с кем хотите. Нет, они каждого смотрели. И, мало того, они выпускают этот проект, все три месяца они находятся в Москве, каждый день они с тобой репетируют, всё это интернационально, через переводчиков. Кто понимает, тот молодец…

РАДЦИГ: То есть по блату не пробраться?

МАКЕЕВА: Нет, нет.

БАЧЕНИНА: А у нас какой класс: «А», «В»?

МАКЕЕВА: У нас в зависимости от того, на каких условиях покупается проект. Вот «Mamma Mia!» это тот проект высшей категории, в котором нельзя ничего поменять. Ни нотку. Если написано: на первую долю и стаккато, значит, ты должен спеть на первую долю и стаккато.

БАЧЕНИНА: Ошибся чисто в музыкальном плане - и всё.

МАКЕЕВА: Могут приехать ревизоры инкогнито, сидеть в зале и смотреть.

БАЧЕНИНА: И пульку пустить во время спектакля?

МАКЕЕВА: Нет, не пульку пустить. Просто это будут такие штрафы для продюсерской компании! То есть они следят за качеством. Они выпустили продукт в таком виде, и именно на таком уровне он должен быть показан.

РАДЦИГ: Подождите, а как же полет фантазии? А как же русская душа, которая должна развернуться, завернуться?

БАЧЕНИНА: Свернуться в этом диапазоне.

МАКЕЕВА: В этом очень большая сложность, потому что твоя русская душа должна оборганичить и наполнить вот этот достаточно сложный и очень строгий рисунок существования. Потому что репетируется всё, вплоть до - два шага от сцены ты делаешь или три шага. И это очень важно, потому что они считают, что это всемирный успех, это выверенная формула успеха, и вы ей должны соответствовать. Конечно, учитывается менталитет страны, и режиссер, он обязательно не один ставит, вот у нас с российской стороны Анна Шевчук контролировала весь этот процесс, была вторым режиссером и является им по сей день. Она, допустим, говорит: «О, Эндрю, извините, но вот эта шутка, она может быть не совсем актуальна для русского народа, потому что наш Винни-Пух отличается от вашего». Вот. И какие-то вещи они утрясают. Но в принципе, почему иногда, допустим, некоторые говорят: «Ой, какой перевод странный»? Потому что требуют дословного перевода.

РАДЦИГ: Подстрочного.

МАКЕЕВА: Практически. В этом есть определенные сложности, потому что русский язык, конечно, от английского отличается. И там, где есть ритмические акценты в музыкальной фактуре, они могут не соответствовать русскому слову.

БАЧЕНИНА: А я задаюсь вопросом, может быть, он наивен или неправилен с моей стороны, потому что я понимаю более или менее английский, тем более песни-то, они простые: зачем переводить гениальные стихи на русский язык? Либретто же существует для этого.

МАКЕЕВА: Нет-нет-нет. Дело в том, что в данной ситуации мюзикл имеет структуру, это не то, что вот мы вышли и сыграли: «Ах, что-то мне одиноко, и тебе одиноко. Денег, что ли, нет? Ну да! Мани-мани-мани!..» Нет, не такая история. Не то что сыграли сценку о том, как нам грустно живется, а потом вдруг вставка музыкальная, - нет, всё является одной структурой. То есть спектакль так задуман и выстроен, что внутри, скажем так, драматического театра есть просто музыкальное выражение твоей мысли. Когда идет песня, то это как бы продолжение, это та же идет драматическая история, просто выражена музыкой.

БАЧЕНИНА: Я очень хорошо понимаю.

МАКЕЕВА: Поэтому если не переводить, то непонятно, получается вот именно музыкальный концерт с какими-то диалогами. А это все-таки драматический спектакль, как ни крути. Но дело в том, что жанр мюзикла, он, скажем, так богат, мюзиклом можно назвать разные произведения, понимаете? Может быть там и роковая музыка, может быть эстрадная музыка, могут быть диалоги, может вообще их не быть. Вспомните хотя бы «The Phantom of the Opera» - там определенно нужны навыки другого класса вокала. Но этот проект непосредственно, он выстроен как некий драматический спектакль. Вот у моей героини даже больше драматического материала. Там, по-моему, девять или десять драматических сцен и, по-моему, восемь музыкальных номеров. То есть не только ты поешь и танцуешь, все-таки тут история развивается достаточно серьезно.

БАЧЕНИНА: Понятно. Играть нужно, а не просто ходить и петь.

МАКЕЕВА: Да, играть, играть! И внутри музыкальной фактуры тоже петь.

БАЧЕНИНА: Боже упаси воспринимать актера мюзикла просто как машину для пения.

РАДЦИГ: И для танца. Анастасия, но согласитесь, что у нас главная рекламная приманка мюзикла «Mamma Mia!» - это все-таки творчество группы АВВА. И в основном люди, насколько я знаю, шли послушать просто АВВА вживую. Ну, в том плане, что спеть вместе с ними, потому что это музыка нашего детства…

МАКЕЕВА: Но исполнители - не АВВА. Вы же понимаете, когда речь идет о конкретной музыке, то все равно в нашей голове возникает стереотип определенных исполнителей. Здесь вы увидите совершенно других людей, и музыка используется совершенно в другом качестве.

РАДЦИГ: Это понятно, что музыка является инструментом.

МАКЕЕВА: Она не всегда вокальная, понимаете? Не всегда. Вот, допустим, я прихожу с музыкальным продюсером, у меня там занятия, он мне говорит: «А вот не так вокализировано, не надо выпевать…»

РАДЦИГ: Здрасьте! А что сказал Бенни Андерссон на это, интересно, когда отдавал права на это всё?

МАКЕЕВА: А это как раз их задумка. Они вообще очень грамотный менеджмент сделали. Они заработали 40 лет назад во всем мире на этом гигантские деньги, а теперь продолжают на этом зарабатывать колоссальные деньги, потому что по всему миру АВВА до сих пор является одной из самых, если не самой успешной коммерческой постановкой. Именно это является причиной возвращения АВВА в Москву.

БАЧЕНИНА: То есть, если бы кто-то другой, например… кого бы взять?

РАДЦИГ: The Doors.

БАЧЕНИНА: Не пошли бы, что ли? Или пошли бы так же?

МАКЕЕВА: Я думаю, что, скорее, не пошли бы. Дело в том, что успех этой музыки, он в самой музыке, не только в исполнителях. Исполнители, они замечательные товарищи и достаточно харизматичные, но в принципе сама музыка так структурирована, что вот эти ритмы…

БАЧЕНИНА: Вы подтверждаете тогда предположение Кирилла, что, если бы были The Doors, пошли бы их поклонники в первую очередь.

МАКЕЕВА: Возможно, не пошли бы вообще, потому что The Doors имеет определенную харизму именно в исполнении.

БАЧЕНИНА: Eagles, Aerosmith, кто угодно. Я просто сейчас беру с потолка какие-то легендарные имена. Я вот тоже с Кириллом почему-то согласна. Я смотрела на видео, как вашу роль играет Мерил Стрип, но я смотрела только потому, что я хотела услышать, как здесь будут исполняться хиты.

МАКЕЕВА: Нет, это безусловно, что 80% успеха – это сама музыка. В этом и есть смысл. Но даже не ее исполнители, а именно сама музыка.

БАЧЕНИНА: Всё! Теперь дошло, что вы хотите сказать.

МАКЕЕВА: Понимаете, три месяца люди репетируют, казалось бы, уже должно из ушей лезть это всё и отовсюду, ну сколько можно! И все равно, когда начинаются эти ритмы, все сидят, головой вот так делают, бедра у них ходят ходуном, потому что какой-то магический, не знаю, ритмический рисунок. Музыка достаточно простая. Но вот у всех начинает грудь ходить ходуном, когда они слышат… И все уже просто подключаются к этому процессу, это невозможно никак остановить. Это видно по зрителям в зале, которые пританцовывают, сидя на своих стульях. И в конце это уже превращается просто в дэнс такой.

РАДЦИГ: Я, если честно, сам «аббаман» давний.

МАКЕЕВА: Хорошо звучит – «аббаман»!

РАДЦИГ: Я обожал АВВА, и я все песни их знал наизусть. У меня был двойной диск - по тем временам это было вообще! Я был король школы, когда мама привезла мне двойной диск из Швеции. Но дело не в этом. Как вы считаете, АВВА когда-нибудь объединится? Нет? Они помирятся когда-нибудь вообще, или нам не ждать этого?

МАКЕЕВА: Я думаю, что у них уже все в порядке с отношениями личными, потому что они явно люди талантливые и, мне кажется, не без интеллекта определенного, потому что долго друг на друга злиться невозможно, тем более что все-таки они действительно вместе - большая сила. Но то, что мы их на сцене не увидим, я думаю, это факт. Какой смысл? Слушайте, они молодцы. Они знали, когда надо придти, знали, что надо делать, и знали, когда надо уйти.

РАДЦИГ: Скажите, а кроме «Mamma Mia!» у вас сейчас что-то есть? Потому что у меня много знакомых в театральном мире, которые встают на одни рельсы: вот у меня сейчас этот мюзикл, и я никуда не могу от него деться, каждый день мне надо выходить на сцену. Ну, там есть, конечно, выходные…

МАКЕЕВА: На самом деле у меня этот год, можно сказать, театральный. Потому что я прошлый год в основном снималась в кино, сейчас закончила картину одну для Первого канала и вот ударилась во все тяжкие театральных постановок, потому что очень соскучилась. Я в этом году, что называется, оказалась очень жадной барышней. У меня, во-первых, состоялся дебют в Театре Моссовета, я вышла в качестве Магдалины в легендарной постановке «Иисус Христос – суперзвезда». Но самое любопытное, конечно, то, что мой супруг - композитор, певец, актер Глеб Матвейчук, он играет Иисуса…

БАЧЕНИНА: Безруков его на дуэль не вызывал?

МАКЕЕВА: Нет. Я думаю, что, когда Безруков послушает, как поет Глеб, я думаю, что он…

БАЧЕНИНА: Он застрелится сам? Ой, что я сказала!

МАКЕЕВА: Это, конечно, навряд ли. Но он действительно фантастический исполнитель, и это для меня большая радость.

БАЧЕНИНА: А мужья-композиторы, они дома тоже композиторы?

МАКЕЕВА: Слушайте, это ужасно! Они дома композиторы. И, мало того, последние два года наша жизнь превратилась в сплошное… Вот я бесплатная «фокус-группа», причем в любое время суток, дня и ночи. Он написал мюзикл «Опасные связи» по Шодерло де Лакло, который сейчас уже репетируется в Театре Моссовета. И «Моссовет» будет этим спектаклем отмечать свои 90 лет, собственно, начинается новый их сезон с этой постановки.

БАЧЕНИНА: И как он вас мучает?

МАКЕЕВА: Он может меня вообще в два часа ночи: «Настек, Настек, пойдем, пойдем!» Я такая: «Что?» Он говорит: «Вот послушай, ария Розмонд как тебе?» - и начинает играть. Естественно, надевает мне наушники, чтобы соседи не ругались. И я слушаю. Он говорит: «Ну как? Вот такой припев или вот такой?» А там отличаются две ноты! Я такая говорю: «Я не понимаю. Давай с утра».

РАДЦИГ: Так это важно - две ноты. Из семи нот две выбрать.

БАЧЕНИНА: Радциг проникся!

МАКЕЕВА: В общем, это просто катастрофа, потому что мы переделываем. Он: «А как ты думаешь, может быть, темп подвинуть? Или, может быть, вообще это женская ария, а не мужская?» Вот эти все вопросы… Поэтому я хочу сказать: будь проклят тот день, когда я согласилась на домашнюю студию! Лучше бы, наверное, он работал где-то вне дома, а дома у меня был бы муж, а не композитор, но тем не менее…

БАЧЕНИНА: Ну ладно, не жалуйтесь! У некоторых и такого нет. Так, что я хотела спросить? Вот тут, кстати, пришел вопрос от слушателя: «А русский текст Алексея Кортнева?»

РАДЦИГ: Это, наверное, про «Mamma Mia!» спрашивают.

МАКЕЕВА: Да, русский текст Алексея Кортнева. Но он был написан 8 лет назад для первой постановки, он немножечко подкорректировался, совсем чуток…

БАЧЕНИНА: Кто посмел?

МАКЕЕВА: Он же сам. Вот. А в принципе тот же самый текст. Но на самом деле Леша сейчас для, наверное, 80% проектов зарубежных пишет тексты.

БАЧЕНИНА: Он, конечно, многостаночник.

МАКЕЕВА: Он очень талантливый человек.

БАЧЕНИНА: Да, очень талантливый человек.

РАДЦИГ: Ну, вот в «Моссовете» - это понятно. А вы рассматриваете только предложения по поводу мюзиклов или еще, допустим, в драматические какие-то спектакли хотите войти?

МАКЕЕВА: Да нет, почему? Я, в принципе, достаточно открыта к предложениям. Но мне в данные полгода с этим бы справиться, потому что в проекте «Опасные связи» у меня роль Турвель, которая тоже не очень простая.

БАЧЕНИНА: Турвель - это кто? Вот по именам не помню.

МАКЕЕВА: Президентша, которую он соблазняет, Вальмон, и ради которой, собственно, потом идет на дуэль с Дансени и дает себя убить.

БАЧЕНИНА: А, это самая положительная женская роль.

МАКЕЕВА: Ну да, замужняя барышня, которую соблазнили. Она сходит с ума, да, попадает в монастырь. Вот…

А тут у меня Донна. Мало того, как мне было сказано со стороны средств массовой информации, с такой хитрой улыбкой: «Анастасия, а вы знаете, что вы по статистике будете самая молодая Донна в мире? Вы справитесь?» Я сказала: «Ну, вы знаете, я пришла изначально на Таню, – (Таня - это тоже одна из подружек, такая а-ля без возраста барышня, вся на пластической хирургии, вся такая). - Но почему-то во мне увидели Донну». Для меня это было тоже сюрпризом, потому что я действительно еще, наверное, молодовата для женщины, которая выдает замуж свою 20-летнюю дочь.

БАЧЕНИНА: Грим?

МАКЕЕВА: Да нет, почему грим? Это какие-то стереотипы. В принципе, у меня такое количество подруг, которые выглядят, как мои ровесницы, а когда я узнаю, что им уже по сорок пять, мне аж немножко становится неловко.

БАЧЕНИНА: Не зря говорят: «В сорок пять - баба ягодка опять».

РАДЦИГ: Сейчас начинаем активную работу с нашими радиослушателями.

БАЧЕНИНА: Пишут, что у вас прекрасный голос. «Наслаждаюсь. Успехов вам», - желает наш постоянный слушатель Сергей из Казани.

МАКЕЕВА: Спасибо. Вопрос был хороший.

РАДЦИГ: Из Барнаула вам вопрос: «Анастасия, по сколько часов вы тренировались и в течение какого времени, перед тем как выпустили российскую версию мюзикла? И, кстати, Баченина - ты супер».

БАЧЕНИНА: Спасибо большое. Мне очень приятно.

МАКЕЕВА: На самом деле нет, конечно, какой-то панацеи, сколько часов этим надо заниматься. Вообще вся история того, как я вернулась на сцену именно музыкальную… Потому что я изначально приехала в Москву из Краснодара покорять ее именно как музыкант. Но так произошло, что вся моя жизнь была направлена волею случая на актерскую профессию, в актерскую среду. И мне это жутко понравилось. Потом я попала в музыкальный театр. И в дальнейшем именно в музыкальном театре, получив отпор типа: «мы не можем вам, Анастасия, предоставить главную роль, потому что у вас нет актерского образования», я пошла поступать. Нет - будет! Пошла везде поступать. Поступила. И выбрала, скажем так, мастера самого сложного, к которому мне было крайне сложно поступить - Марка Анатольевича Захарова, и у него, закончив с красным дипломом, собственно, институт…

РАДЦИГ: А чего он вас не взял к себе в театр, Захаров-то?

МАКЕЕВА: На самом деле, во-первых, театр не резиновый, всех невозможно взять. А во-вторых, у него есть определенная специфика артистов, которых он любит. Он очень любит характерных героев. Если вы обратите внимание, особенно на женщин, героинь там всех есть кому играть. Именно характерные героини, с которыми он умеет, любит работать, потому что он абсолютно фантастический характерный персонаж и артист. Когда он выходит и начинает что-то показывать, просто даже неприлично - вроде мастер, - неприлично так хохотать, но это жутко смешно! Вот. А я вроде как классическая героиня, и мне как-то там не предоставилось места. Ну и слава богу, у меня был свой путь.

РАДЦИГ: Понятно. Скажите, а Марк Анатольевич устраивает своих? Вот я знаю, что, допустим, худруки, когда выпускают курс из театрального вуза, они как-то пытаются все-таки весь свой курс распихать по театрам, есть такое выражение…

МАКЕЕВА: Вы сейчас мне задаете компрометирующие вопросы?

РАДЦИГ: А почему компрометирующие? Я знаю, что, допустим, Табаков всех своих пристраивает обязательно. У нас в Щукинском училище все худруки, они ходят сами на показы, они сидят рядом. Это нормально. Устраивают своих детей.

БАЧЕНИНА: В этом ничего такого страшного нет. Мне кажется, это, наоборот, правильно.

МАКЕЕВА: Это, может быть, правильно. Компрометирующий момент как раз заключался в том, что Марк Анатольевич ничего подобного не делает и не собирается делать. Но, возможно, это потому, что мы, в принципе, были последним курсом его, у него достаточно сложно было всё со здоровьем, и он уезжал в Германию лечиться, у него с сердечком были проблемы.

Но даже не в этом дело. Вы знаете, суть его педагогики заключается в том, что он делает такую прививку, вырабатывает такой иммунитет по отношению к жизни. Вот, допустим, у нас на курсе на третьем этаже, на великом третьем, режиссерском, этаже в ГИТИСе были прекрасные мастера: Хейфец, Женовач, Кудряшов и Захаров. Захаров - это по сравнению с остальными курсами реально концлагерь. Правда, правда! Если ты не имеешь внутреннего стержня, либо ты его должен выработать, либо уходи вон из профессии.

БАЧЕНИНА: А что такое «выработать стержень»?

МАКЕЕВА: Вот я вам честно скажу. Если бы я параллельно, прямо с первого курса, не снималась в кино, причем у таких мастеров, как Карен Шахназаров, вероятно, я бы не была артисткой. Потому что настолько сильный прессинг, давление, и все время тебя провоцируют на какие-то вещи… То есть я немножко другой фрукт, со мной надо работать. Я - как аленький цветочек, меня надо под колпак и говорить: «Ой, какой ты хороший!» Тогда какие-то у меня силы появляются, я понимаю, что в меня верят, и я раскрываюсь творчески.

А там немножечко другая история. Тебя, наоборот, готовят к суровой, серьезной жизни, и если ты сможешь противостоять этому напору, то ты выйдешь очень, в общем-то, зубастый и с когтями в эту профессию. Что есть верно, потому что те, кто в очень тепличных условиях живет, если только случай или удача помогут им реализоваться в профессии, то это хорошо. Но в принципе, как ни печально, большая часть, где-то 80-85% от всех, от многих курсов, они не работают по своей профессии. Очень мало кто потом пробивается. Потому что в жизни надо иметь не только дарование, не только стремление все время себя развивать в разных областях, чтобы быть в этой профессии, но еще артиста, как и волка, ноги кормят. Надо оказаться в нужном месте в нужное время. Надо уметь себя в правильном смысле продать, презентовать. Надо быть самому себе юристом, директором и всеми остальными. И при этом сохранить хорошие отношения. Это помимо твоей прямой обязанности выполнять творческие задачи.

БАЧЕНИНА: Слушайте, как у вас легко брать интервью. Просто вот «каникулы в Простоквашино».

МАКЕЕВА: Задал вопрос, и через 40 минут можно…

БАЧЕНИНА: Вы еще так гладко говорите, не ставите каких-то подножек. Ведь нам тоже могут поставить: «что вы глупости говорите?» Бывают и такие фразы. И думаешь, как же интеллигентно выпутаться?

МАКЕЕВА: Ну, а зачем? Утро, воскресенье. Зачем?

БАЧЕНИНА: Вот вы понимаете, как говорят у нас, «рубите фишку». Спрашивают из Санкт-Петербурга: «А спеть в мюзикле на музыку "Битлз" "Через Вселенную"?» Смотрели?

МАКЕЕВА: Честно говоря, пока, к своему стыду, нет. Но, понимаете, мое личное, конечно, субъективное ощущение: есть музыка, на которую стоит писать проекты музыкальные, мюзиклы, есть та, на которую не стоит. Музыка «Битлз» для меня - это как раз то, о чем мы говорили, что это настолько сильное, харизматичное исполнение… Потому что, в принципе, вокально - возьмите тот же хит «Yesterday» - ну что там петь по большому счету?

БАЧЕНИНА: И очень редкий исполнитель может это сделать так, чтобы взяло за душу. Правда?

МАКЕЕВА: А практически никакой. Потому что именно, что называется, первоисточник, он настолько неповторим, настолько неуловим. Это все равно что петь музыку Элвиса Пресли. Понимаете?

БАЧЕНИНА: Я с вами соглашусь. Признаюсь - и, может быть, сейчас врагов себе наживу или какое-то неодобрение в свой адрес услышу, - я посмотрела «Через Вселенную», такой фильм-мюзикл, и он меня вообще не тронул. Совершеннейшим образом.

РАДЦИГ: Современный? Вот недавно показывали по телевизору?

БАЧЕНИНА: Да, это современный фильм. Я его смотрела в кинотеатре. Но меня не тронул. Потому что я не могу слушать музыку, песни «Битлз», которые мне нравятся в исполнении «Битлз»... Если это конкурс, например, каких-то молодых талантов, тут мне будет любопытно, пожалуй, как ты исхитришься, чтобы со своей харизмой, со своим «я» исполнить эту песню, как-то ее обработать. А когда некий мэтр садится за рояль… То же самое - и Элвис Пресли. Я вас очень хорошо поняла. Такая же у меня позиция.

МАКЕЕВА: Понимаете, почему в АВВА есть формула успеха? Потому что, во-первых, в основе есть очень хороший сюжет. До боли такой актуальный: одна женщина, одинокая, у нее ребенок, три предполагаемых отца. И она не понимает сама, кто же на самом деле отец. В этом есть как бы хорошая комедия положений. Потом во втором акте это становится более драматическая история, у нее раскрываются более сложные отношения с дочерью, где она не может найти взаимопонимание. Потом всколыхнулись чувства 20-летней давности, они в ней жили, все это время теплились, и она их пыталась подавить в себе. Есть какие-то актуальные темы. Вот сидят там две тысячи человек в зале, все равно у каждого третьего хоть фрагмент из этой истории был в жизни. И это актуально, и очень интересно смотреть за человеческими реакциями, за борьбой с внутренним желанием подойти к нему, что-то сказать…

РАДЦИГ: Анастасия, скажите, а у нас когда-нибудь в России появится свой собственный мюзикл с подобной историей, которая знакома любой русской женщине, русскому мужчине?

МАКЕЕВА: На самом деле в России уже есть русские мюзиклы, и не один. Я понимаю, о чем вы говорите. Пока, может быть, мы сейчас берем за основу мировую классику именно как сюжет.

РАДЦИГ: Просто у нас уже был опыт. У нас начиналось все с «Орфея и Эвридики», это был наш ответ Чемберлену на «Иисус Христос - суперзвезда», у нас был мюзикл «Стадион», у нас были «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Юнона и Авось». То есть много чего было наработано. Потом как-то всё это провалилось куда-то, сейчас возрождается. Опять же у нас открываются театры мюзикла, уже два, я знаю, в Москве есть как минимум, плюс площадка в МДМ. Сколько должно пройти времени для того, чтобы появился настоящий русский мюзикл?

МАКЕЕВА: Что вы имеете в виду под «настоящим русским мюзиклом»? Музыку или что? Или именно сюжет?

РАДЦИГ: Все целиком, как «Волга, Волга».

МАКЕЕВА: Я понимаю. Но дело в том, что сейчас большая проблема с авторами именно как в кино, так и в театре, с пьесами хорошими, с диалогистами, и именно вот драматический материал найти оригинальный.

БАЧЕНИНА: А из-за чего такие проблемы возникают?

МАКЕЕВА: Может быть, проблема есть в образовании. Может быть, проблема есть в каком-то духовном обнищании нашей элиты творческой, именно в области литературы. Кто его знает!

РАДЦИГ: Давайте отвлечемся. Бог с ними, с мюзиклами. Мы, может быть, подрастем. У нас немножко не тот бэкграунд. Америка работала на мюзиклы все-таки лет, наверное, сто как минимум.

МАКЕЕВА: Вы знаете, я хочу сказать, что все-таки как Америка, так и Европа являются туристическими странами. И там сама экономика страны способствует росту таких проектов. Потому что ты приезжаешь в Лондон, тебе говорят: идите в Тауэр, Биг-Бен, а еще на мюзикл. Понимаете? У нас Москва не настолько посещаемый туристический город, и нет такого потока людей, которые потребность такую…

РАДЦИГ: Я недавно слышал мнение, что мюзикл является могильщиком русского драматического театра.

БАЧЕНИНА: Ой! Страсти на дрожжах какие-то у тебя.

РАДЦИГ: Я серьезно говорю.

МАКЕЕВА: Ой, да ну что вы! Непотопляемый.

РАДЦИГ: Уже топят. Уже таких монстров топят, уже «титаники» пошли на дно.

МАКЕЕВА: А я скажу вам, в чем причина. Причина - в ленивости определенной. Вот пусть на меня не обижается наш брат, но тем не менее в любом музыкальном проекте, в любом мюзикле работать в полноги никак невозможно.

РАДЦИГ: Да, нельзя, нельзя. Там не получится.

МАКЕЕВА: Потому что должен жить в определенном режиме, ты должен высыпаться, ты должен всегда тренировать свое тело, не пить, не кутить. Во всяком случае, держать свой организм в тонусе, потому что у тебя может быть 15-20 спектаклей. Вот голос - это как маленький ребенок. Если ты не держишь режим, ты поешь, а он не поет. Извините, говорит, у меня выходной; выспишься - приходи. Когда ты играешь драматические спектакли, ты можешь играть с температурой, после гулянки, после чего угодно. Играть - но как играть?

РАДЦИГ: Гениально.

МАКЕЕВА: Можешь и не гениально. Вот это беда русского человека, когда он думает: «Ой, а вот сейчас я гениально…» А на самом деле не гениально, потому что в принципе актер - это такое существо, которому всегда требуется совершенствование и своего мировоззрения, и всего-всего. И организма в том числе. И определенный тренинг. Вот артист мюзикла - это все-таки какая-то армия, ты себя все время воспитываешь. И ты не можешь работать в полноги. Ты просто не возьмешь эту ноту, ты просто не станцуешь.

БАЧЕНИНА: Вы, получается, себя как в армию записали самостоятельно.

МАКЕЕВА: А это такой кайф! Извините, конечно, не знаю, можно ли говорить такие вещи у вас в эфире, но порой на поклонах, когда ты весь мокрый, когда за плечами три часа спектакля под оркестр и перед вот этой ликующей публикой, - это почти как оргазм, понимаете?

БАЧЕНИНА: Это страшно петь под оркестр?

МАКЕЕВА: Это волнительно, но гораздо больше удовольствия ты испытываешь, чем если ты поешь под фонограмму. Потому что ты выходишь, ты вздохнул, ты взял паузу…

БАЧЕНИНА: А они тебя чувствуют тоже, да?

МАКЕЕВА: …а все они, включая дирижера, все ждут, пока ты возьмешь этот воздух и что ты им дашь.

БАЧЕНИНА: Рабы!

МАКЕЕВА: Да! Это так круто. На самом деле это такое удовольствие фантастическое!

РАДЦИГ: За это огромное спасибо, кстати, мюзиклу, что он возвращает все-таки симфонические оркестры в театр. Там всегда же был оркестр.

МАКЕЕВА: Экономия. Понимаете, у нас все стремится к экономии.

РАДЦИГ: Понятно.

МАКЕЕВА: Музыкальные спектакли - это всегда, конечно же, большая затрата денежная. Потому что, вы сами понимаете, это балет, это костюмы, это свет, это хорошие декорации. В драматическом театре за якобы некий «другой», экспериментальный театр выдают два стула, стол, какой-то полупьяный артист ходит с голой задницей и что-то непонятное матом говорит. Вот это якобы креативный театр. Я, честно говоря, не очень понимаю. И я не понимаю, когда, например, в драматических театрах очень часто бывает такая тенденция… Ты в мюзикл пришел, вот сидит перед тобой человек с Бродвея, и он говорит: «Мне все равно, сколько у тебя кинокартин, мне все равно, какая у тебя репутация и на каких обложках журналов ты был. Покажи мне сейчас и здесь, что ты умеешь. Не умеешь – до свидания».

БАЧЕНИНА: Это чисто по-американски.

МАКЕЕВА: Это очень важно, потому что их банк кредитов не выдает. А у нас в России: «Он такой!.. Зачем ему пробы? Давайте сразу повесим приказ, пусть он работает». А потом он выходит, и он ни к чему не стремится: у него нет конкуренции. И он выходит, одной левой, с температурой 36,6 чего-то там произносит, текст периодически забывает и подменяет тем, что придумал на ходу. Мне кажется, ты предаешь в первую очередь свою профессию.

РАДЦИГ: Анастасия, давайте о хорошем. Спектакль «Опасные связи» готовится…

МАКЕЕВА: Да, готовится.

РАДЦИГ: Композитор Глеб Матвейчук.

МАКЕЕВА: Да. Супруг мой написал.

БАЧЕНИНА: Домашний тиран музыкальный. А он нас сейчас слушает?

МАКЕЕВА: Вот мне тоже любопытно.

БАЧЕНИНА: Глебушка, стыдно ж должно быть так мучить дивчину. Она вон худенькая какая!

МАКЕЕВА: Это крест мой такой.

РАДЦИГ: Насколько я знаю, у нас есть песня или ария? Представьте.

МАКЕЕВА: Да, это одна из арий, не в моем исполнении. Исполняет ее здесь замечательный артист Валерий Яременко. Это ария Казановы называется. А персонаж, который, собственно, исполняет эту арию в спектакле, это Азолан, слуга Вальмона, которому, конечно же, хочется столько же женщин, сколько и у Вальмона. И он говорит: «Да ладно! Что вы! Вы думаете, Вальмон - любовник? Я - настоящий…»

РАДЦИГ: Слушайте, вы как будто бы переводите с итальянского то, что мы сейчас услышим.

БАЧЕНИНА: Мне кажется, она просто понимает, о чем речь. Я представляю, как это писалось дома.

МАКЕЕВА: Но это было очень смешно, да. Особенно запись в студии была смешная: «Ну дай, дай мне секса, дай!»

РАДЦИГ: Анастасия, спасибо вам огромное.

МАКЕЕВА: Спасибо.

БАЧЕНИНА: Спасибо.