Доживем до понедельника Александр Кутиков

КАРЛОВ: Сегодня, мне кажется, полное соответствие заглавию нашей рубрики «Отцы и дети». Великий человек в гостях? Великий. Дети есть? Дети есть. Не отдыхает на них родительский гений абсолютно, потому что ребенок самодостаточный (мы об этом позже поговорим). А родители у нашего героя какие, а бабушки и дедушки? Тут если копнуть, ребята, такая познавательная передача получится, как всегда, впрочем, когда в гости к нам приходит Александр Кутиков. Здравствуй, Александр.

МИРИМАНОВ: Здравствуйте.

КУТИКОВ: Здравствуйте.

МИРИМАНОВ: И с другой стороны, ты понимаешь, вот уже два дня подряд я один и три Александра. Хоть загадывай желание прямо в выходные.

КУТИКОВ: Ну, значит, надо загадывать.

КАРЛОВ: Осторожно, Александр, он вчера завис на полторы-две минуты, выбирал, видимо, то ли марку, то ли модель, то ли комплектацию, я не знаю.

КУТИКОВ: Может быть, и то, и другое, и третье, если на полторы минуты.

КАРЛОВ: Нет, я всегда загадываю в деньгах, так проще.

МИРИМАНОВ: Меркантильная твоя душа.

КУТИКОВ: Деньги - это воздух, как говорят.

КАРЛОВ: Ну да, а дышать-то надо чем-то.

КУТИКОВ: Понимаю, иногда.

КАРЛОВ: Насколько я понимаю, если уж перлюстрировать прошлое вашей семьи, то в деньгах-то недостатка не было, поскольку, по-моему, дед пошел делать революцию, в 1902 году родился и уже в 14 лет пошел делать революцию. Я прав или нет?

КУТИКОВ: Совершенно верно. Да, я коснусь сначала денег. В семье были разные периоды, так сказать, существования материального, и хорошие, и плохие, поэтому я знаю, что такое много денег в семье, и знаю, что такое, когда их нет вообще. Поэтому не боюсь ни того, ни другого.

КАРЛОВ: Это хорошая, кстати, школа жизни.

КУТИКОВ: Да, неплохо. Так что дедушка мой соответственно в таком юном возрасте пошел делать революцию, дедушкина семья была самая бедная и жила в подвале, в доме, который принадлежал моей бабушке. А у бабушки была очень состоятельная семья, и мой прадед был инженером, управляющим заводом и так далее. Ну, и дедушка пошел делать революцию.

КАРЛОВ: Но дедушка изначально принадлежал к беднейшим классам, а бабушка уже к господам, что называется.

МИРИМАНОВ: Ну, по тем временам инженер - это как сейчас академик, наверное.

КУТИКОВ: Он был один инженер на заводе.

КАРЛОВ: Один инженер?

МИРИМАНОВ: Я помню, даже были таблички, фотографию видел тех времен, там табличка на дверях: «инженер». То есть это было очень почетно на самом деле.

КУТИКОВ: Это как главный инженер, да. Были мастера там и так далее.

МИРИМАНОВ: Это сейчас, как говорится, «простой инженер», как говорил Райкин. Раньше инженер - это был…

КАРЛОВ: Это же история любви беднейшего сословия к знатным людям, да?

КУТИКОВ: Ну да, и дедушка там, как в фильме «Офицеры», в красных шароварах подарочных приехал в Москву отвоевывать бабушку, потому что моя прабабушка увезла бабушку подальше от дедушки в Москву. В Москве моя бабушка поступила в университет на математический факультет.

КАРЛОВ: Это какой год?

КУТИКОВ: Ну, это уже 20-е годы, начало 20-х годов. И соответственно дедушка переместился в Москву, был пятым помощником у Малькова, у первого коменданта Московского Кремля, и вот он, значит, активно обхаживал мою бабушку. В конце концов он ее все-таки…

КАРЛОВ: Сдалась.

КУТИКОВ: Убедил. Да, убедил.

КАРЛОВ: Если бы не революция, получается так, что дедушке бы ничего и не светило?

КУТИКОВ: Ну, вероятно, да, но ведь в то же время любовь - это такая страшная сила.

МИРИМАНОВ: А не знаете, не помните, не говорили с ней, после чего сдалась? Обычно бывает какая-то такая ситуация, переломный момент.

КУТИКОВ: Моя бабушка очень любила моего деда, поэтому я думаю, что здесь то, что называется большая любовь.

КАРЛОВ: Если бы ее не увезли в Москву, возможно, связь двух сердец состоялась бы раньше.

КУТИКОВ: Это все произошло бы, да, но произошло все раньше. Конечно, в основе хорошей семьи всегда лежит настоящая любовь, это безусловно, для меня, во всяком случае, безусловно.

КАРЛОВ: Ведь в послужном списке дедушки еще и руководство ЧК Камчатки?

КУТИКОВ: Был такой период, да, это уже был период, когда моя мама родилась, его отправили на два года на Камчатку там наводить порядок. Потом он вернулся и работал в системе министерства обороны, скажем так. То есть он был очень хорошим организатором, администратором, и перед войной он работал замом генерального директора 19-го авиационного завода.

КАРЛОВ: Это Хруничева?

КУТИКОВ: Да.

КАРЛОВ: У нас с вами чуть-чуть похожие истории. Дед у меня 1901 года и тоже в 15 лет пошел делать революцию, потом тоже командовал партизанским отрядом, и, что самое интересное, он служил в конвойных войсках НКВД. Возможно, они где-то пересекались.

КУТИКОВ: Дело в том, что любая революция в первую очередь создает какие-то, скажем, силовые, карательные органы, для того чтобы расчистить для себя пространство и для того чтобы усмирить недовольных. Так было всегда, к сожалению.

КАРЛОВ: И так будет всегда.

КУТИКОВ: Ну, вероятно, если революции сохранятся, то так будет и дальше. Поэтому немудрено, что, скажем, часть наиболее активных революционеров, может быть, даже не по своей воле, а в силу обстоятельств уходила работать в подобные карательные учреждения.

КАРЛОВ: Подождите. Мы почему-то всегда оправдываемся, зная, конечно, всю историю этих органов, но тем не менее. Существует идея, существует необходимость ее продвигать и дальше. Идея-то была в общем неплохая, об этом мы говорили всегда. Существуют люди, которые борются против идеи, в том числе и с оружием в руках, и поэтому действительно нужно защищаться. Если эта идея овладела тобой полностью, ну, ничего страшного в этом, мне кажется, нет.

КУТИКОВ: Да нет, страшно, конечно. Страшно, когда людьми овладевает идея, заставляющая их разрушать, не думая. А в России, к сожалению, революция прошла таким образом, что она разрушила многое, да почти всё, особо не думая. И вот это страшно. Скажем, этого не было ни в Англии, этого не было во Франции. Самая страшная революция из всех, которые были, таких крупных, которые сильно повлияли на дальнейшее развитие мира, это, конечно, кровавейшая революция в России.

КАРЛОВ: Дедушка тоже попадал пару раз под жернова, но чудом уворачивался, да?

КУТИКОВ: Уворачивался. Но ему везло просто, я так думаю, потому что были определенные, так скажем, стечения обстоятельств, когда Поскребышев, это личный секретарь Сталина, своим карандашом собственным, то есть тем карандашом, которым хозяин вычеркивал или ставил какие-то визы на документах, вычеркнул моего деда из одного списка, а всех, кто там был, в этом списке, расстреляли. Ну, дед попал тоже под определенные репрессии, не определенные, а достаточно серьезные, но тем не менее как-то его наш создатель хранил и дал ему возможность пройти свою жизнь, дожить до преклонных лет, остаться очень трезвомыслящим человеком. Он к концу жизни своей очень хорошо понимал все издержки и недостатки того государственного механизма, который был создан при его непосредственном участии.

КАРЛОВ: Вам доводилось с ним беседовать, насколько я понимаю?

КУТИКОВ: Ну, за пять дней до его ухода из этого мира он мне сказал, глядя на газеты «Правда», «Известия», - он всё время держал себя в курсе дел, даже когда он в больнице лежал (он лежал, как правило, в больнице старых большевиков, он не любил 4-е Управление, не знаю, по каким соображениям), - он посмотрел на эти газеты и сказал: ты знаешь, Саша, и я это г… делал.

КАРЛОВ: Вот это приход к какому-то выводу.

КУТИКОВ: Да, он ругался редко, но он не считал, что, скажем, подобные слова являются… они являются некрасивыми, нехорошими, но не ругательными.

КАРЛОВ: Я, как это ни страшно, может быть, я радуюсь, что мой дед не дожил до разгула перестройки, в 1985 году его не стало. Может быть, и хорошо, потому что, когда ты смотришь на всё это… Люди все-таки положили жизнь на эту страну.

КУТИКОВ: Ну, они положили жизнь на ту модель страны, которая в итоге получилась. Модель оказалась, на мой взгляд, несостоятельной. И, на мой взгляд, все попытки реанимировать эту модель бесперспективны в том смысле, что модель реанимировать можно, но при данной модели полностью отсутствует, на мой взгляд, и экономическая и просто жизненная перспектива у государства.

КАРЛОВ: Мотивация, которая просто не может двигать это государство, видимо, так.

КУТИКОВ: Можно так сказать, да, это более правильные слова.

КАРЛОВ: Учил чему-то дед? Слова какие-то мудрые говорил?

КУТИКОВ: Да у нас в семье как-то было принято учить на собственных примерах. Меня никогда не били, вообще никогда, пальцем не трогали, почти не наказывали. Ну, самое страшное наказание - в угол поставить.

КАРЛОВ: Но не на горох?

КУТИКОВ: Нет.

КАРЛОВ: То есть не истязали.

КУТИКОВ: Ни в коем случае, нет. Вообще, мне кажется, что самое лучшее воспитание - это воспитание любовью.

КАРЛОВ: Ох, сейчас наслушается там один человек…

КУТИКОВ: И возмутится, да?

КАРЛОВ: Да нет, наоборот, послушает, а потом будет мне говорить: вот Александр Кутиков говорил, и ты давай любовью меня, любовью!

КУТИКОВ: Я уверен, что дети оценивают и в процессе, и, самое главное, потом, как проходила их жизнь, и насколько родители влияли на их жизнь, и, самое главное, каким образом они это делали.

КАРЛОВ: Но сейчас уже можно сказать, кто оказал наибольшее влияние? Чисто журналистский примитивный вопрос, но тем не менее. Мама, папа, дедушка?

КУТИКОВ: На меня?

КАРЛОВ: Да.

КУТИКОВ: Сложный вопрос. Я думаю, что всё в совокупности. Скажем, всему тому, что называется мужчина, я научился на улице. Хотя был пример деда, который никогда никого не предавал, я это знаю точно, который жил, по сути дела, по заповедям, а не по коммунистическим принципам, понятие совесть для него имело значение - не партийная совесть, а человеческая совесть. Вот он жил всю жизнь по этим законам, по этим понятиям. А, конечно, драться меня научила улица. Ну, драться в том смысле, что отстаивать свое маленькое право на жизнь в том пространстве, которое называется улицей. И мне это помогало и помогает.

КАРЛОВ: Но и музыка, получается, она в таких случаях приходит со двора, первые аккорды?

КУТИКОВ: Нет, а вот музыка в 4 года пришла ко мне через детский сад, это был такой закрытый ведомственный детский сад, в котором детей учили правильному поведению, учили музыке. Во всяком случае, прививали любовь к музыке. И в 4 года я просто с ума сошел, услышав Чайковского, и всё, на этом, так сказать, я был потерян для всего остального, музыка стала главным. Такая же была история в пионерском лагере, история номер два, когда я услышал «Битлз» и тоже со мной произошли изменения.

КАРЛОВ: А как это, интересно, в пионерский лагерь, который тоже наверняка был ведомственным и где блюлась…

КУТИКОВ: Как туда попал «Битлз»?

КАРЛОВ: Да, как туда попал «Битлз»? Кто пронес эту зловещую западную пропаганду?

МИРИМАНОВ: Пионервожатые, скорее всего, сами же.

КУТИКОВ: Нет, не пионервожатые, нет. Я играл за сборную лагеря в футбол, я вообще был очень спортивным юношей, и в футбол играл хорошо, и легкой атлетикой занимался, всем, чем можно было заниматься в спорте, за исключением, может быть, волейбола, потому что ростика не хватало все-таки. Я прыгал хорошо, но недостаточно для волейбола.

КАРЛОВ: Хорошо, но не высоко.

КУТИКОВ: Да. И у нас в нашем отряде, в нашей сборной лагеря был юноша, его звали Гена, по кличке Битл, потому что у него была прическа битловская - горшочек такой. Он блестяще играл в футбол, он играл за «Спартак» московский, за детскую школу, и он мне сказал: а ты «битлов» слышал? Я говорю: а что это такое? А я пел песни там, получал книжки в пионерском лагере, я был горнистом, ну, всякое разное…

КАРЛОВ: «Взвейтесь кострами…»

КУТИКОВ: Нет, я пел: «Небо, небо, небо, небо, небо», из репертуара Магомаева в основном пел песни.

КАРЛОВ: О, это я проболел, вот эту песню как раз.

КУТИКОВ: «Тучами укрою родную землю…»

КАРЛОВ: Каюсь, не помню.

КУТИКОВ: Это такой маленький рыжий поет: «Все народы, все люди, все, кто верит и любит…» Ужас, кошмар.

КАРЛОВ: Прелесть.

КУТИКОВ: И вот он мне сказал: ты «битлов»-то слушал? Я говорю: нет. - Ну, приезжай, у моего старшего брата есть. И в пересменок я приехал к нему домой, он мне поставил «Битлз», поставил песню «Norweigen Wood», - и всё, и я был потерян для этого государства.

МИРИМАНОВ: На чем поставил, это было что?

КУТИКОВ: Это был магнитофон «Шилялис».

МИРИМАНОВ: То есть катушки?

КУТИКОВ: Катушки, да.

МИРИМАНОВ: Где-то переписанные раз двадцать, наверное, уже.

КУТИКОВ: Нет, ничего так было, нормально, всё было слышно.

КАРЛОВ: Это не простой пионерлагерь, наверняка там не десятая копия была, а с пласта.

КУТИКОВ: Да нет. Это был пионерский лагерь от Управления высотных домов и гостиниц (дедушка у меня к тому моменту был директором гостиницы «Восток»). В основном там были дети обслуживающего персонала.

КАРЛОВ: А вы помните самое страшное свое преступление против семейных устоев? У нас традиционный вопрос, мы задаем его всем гостям в рубрике «Отцы и дети». Самое страшное. Кто-то рассказывает о том, как утащил деньги, например, и спрятал себе в игрушки, потом, когда они нашлись сквозь время, они оказались очень даже нужны. Кто-то уходил гулять на стройку и пропадал на несколько суток, вот такие истории.

КУТИКОВ: Ну, наверное, все-таки это когда я не пошел по стопам деда. Он очень хотел, чтобы я стал человеком, имеющим отношение к военной службе. Но не военным, не просто офицером строевым - он хотел, чтобы я стал, скажем, военпредом на заводе. И я поступил в Московский военно-механический техникум, он же имел название радиомеханический техникум, и два факультета были, «Радиолокация» и «Оптика», военные факультеты с повышенной стипендией, они, в общем-то, готовили младших военпредов на соответствующие оборонные предприятия. Ну, в общем, когда я это бросил, дед со мной перестал разговаривать.

КАРЛОВ: Ой, господи, но потом-то простил?

КУТИКОВ: Ну, потом простил, конечно. Когда я уже поступил на работу в Государственный комитет по радиовещанию и телевидению и работал звукооператором и звукорежиссером, на тонвагене записывал концерты, он понял, что я не балбес.

МИРИМАНОВ: Серьезным делом занимаетесь.

КАРЛОВ: Да, вы вон с Сашей Полотовским коллеги практически.

КУТИКОВ: Я работал в цехе трансляций и внестудийных записей на Пятницкой. Два года работал, ушел просто потому, что мне не дали месяц за свой счет дополнительно к отпуску, чтобы поехать на юг играть с «Машиной времени». Это была наша первая поездка в международный лагерь «Буревестник». Мне сказали: Саша, это самое, ты хороший работник, все замечательно…

МИРИМАНОВ: Но кто будет месяц замещать?

КУТИКОВ: Да, мы тебе и так в июле даем очередной отпуск. (А в советское время получить летом отпуск - это только заслуженным чекистам.) А когда я сказал: а мне еще за свой счет август, - тут, конечно, развели руками. Ну что ж, я вынужден был написать заявление. Написал заявление и ушел.

КАРЛОВ: Вот видите, какие перипетии судьбы открываются, когда говоришь в нашей рубрике «Отцы и дети» о том, кто и как воспитывал. Давайте уже о маме и папе поговорим. Дедушка, конечно, привнес огромный вклад в воспитание.

КУТИКОВ: И бабушка.

КАРЛОВ: И бабушка.

КУТИКОВ: Обязательно. Бабушка - это сердце всей семьи. Вот я так бы сказал. Потому что светлее, умнее, спокойнее, интеллигентнее, чем бабушка, в семье, вот в нашей части семьи, не было никого.

КАРЛОВ: Это по отцовской линии?

КУТИКОВ: Это все по материнской. С отцом у нас не срослось. Когда папа расстался с моей мамой, я был в таком возрасте, что я его даже и не видел, в смысле - не помнил. Потому что где-то в три-четыре месяца он ушел…

КАРЛОВ: Да что ж такое!

КУТИКОВ: Они расстались, да. И, по сути дела, меня воспитывали дедушка, бабушка, мама.

КАРЛОВ: Но мама не нашла потом себе отраду душевную какую-то?

КУТИКОВ: Мама все время находила себе отраду душевную. Она была очень общительным человеком. У нас в доме всегда было очень много гостей, особенно когда мы жили еще в той большой, дедовой квартире на Патриарших. Тогда было очень много друзей. Но она замуж не выходила больше.

МИРИМАНОВ: Чем запомнилась бабушка? Потому что бабушка - это всегда в первую очередь, наверное…

КАРЛОВ: Пирожки?

МИРИМАНОВ: Пирожки, да. Вкусняшки разные.

КУТИКОВ: Если говорить о бабушке и пирожках, то, скажем, такое песочное печенье, которое пекла бабушка, никто никогда не мог сделать. А такие куличи, которые делала бабушка, это просто фантастика! Просто фантастика! Я помню этот вкус с детства. Всё, что делается сейчас, всё, что покупается сейчас, близко не имеет отношения к тому, что называлось куличом у бабушки. Бабушка начинала делать куличи за двое суток. У нее тесто выстаивалось сутки. Там у нее была какая-то своя технология. Это тесто там подрастало, она его вбивала обратно, потом оно опять, она его туда, сюда!

КАРЛОВ: Борьба.

КУТИКОВ: Борьба настоящая была. Да. Но это было ужасно вкусно. И она специально для меня делала маленькие куличики без изюма, потому что я изюм не люблю просто вот с детства.

КАРЛОВ: Понимаю вас. Понимаю.

КУТИКОВ: И специальные вот эти куличики она делала для меня. Они были фантастически вкусные. Как раз сегодня день, когда куличиками радует себя большая часть населения российского, поэтому грех не вспомнить про куличи бабушкины.

КАРЛОВ: Наверняка на Патриарших стояло пианино, а то и рояль?

КУТИКОВ: Нет. Вот этого не было. Был патефон. Я насиловал патефон. И, кстати, мои родные для того, чтобы избавиться от меня… А я был очень назойливый молодой человек, мне было намного интереснее со взрослыми, я все время хотел находиться в компании со взрослыми, разговаривать, общаться, мне это было просто интересно, и я себя чувствовал, в общем-то, вполне нормально в их компании, вот. И для того чтобы от меня избавиться…

МИРИМАНОВ: То есть не говорили как-то так: у нас взрослый разговор, не для детских ушей?

КУТИКОВ: Видимо, как-то в те времена к этому относились легче. Да и, в общем, разговоров таких, которые, может быть, скручивали детские ушки в трубочку, не велось. Люди любили повеселиться, любили отдохнуть, любили поговорить на темы, связанные с искусством, со спортом. Потому что в компании было очень много спортсменов и людей искусства. Актеры были большие там.

КАРЛОВ: К вам ведь Марк Бернес захаживал, насколько я знаю.

КУТИКОВ: Бернес и Олейников заглядывали. Вот.

КАРЛОВ: За политику-то ни словечка?

КУТИКОВ: Нет. Это была строго-настрого закрытая тема в нашей семье. Я вообще никогда не слышал, чтобы дедушка, бабушка, мама что-нибудь говорили на темы, связанные с политикой. Видимо, хорошее знание системы выработало в них такую защитную реакцию, что даже дома они себе не позволяли касаться этих тем. Хотя уже потом, когда я подрастал, мама моя (она была вообще такой человек, как сказать… очень импульсивный), конечно, она позволяла себе. И проходилась так, что мало не покажется, по всем нашим государственным институтам.

КАРЛОВ: Начиная от ранних ленинских работ и заканчивая последними…

МИРИМАНОВ: Мы перебили про патефон.

КУТИКОВ: А патефон… Значит, меня все время удаляли в одну из комнат, ставили мне патефон, давали кучу пластинок, и я там в силу своих возможностей накручивал эту пружину, заводил и слушал пластинки. Это просто часами, вечерами.

МИРИМАНОВ: А какие пластинки были?

КУТИКОВ: А самые разные. Не имело значения. Музыка представляла собой просто какой-то могучий регулятор сознания. Там было всё.

МИРИМАНОВ: Нет, но они же как-то дома появлялись. То есть их, наверное, мама либо бабушка покупали.

КУТИКОВ: Покупалось что-то, да. Там и Шульженко, и какие-то иностранные исполнители. И Бернес, и Трошин молодой еще (но это уже ближе к 1960-м).

КАРЛОВ: И самый допущенный до стапелей "Мелодии" француз, давайте вспомним, как его звали. Ой, много пластинок!

КУТИКОВ: Ив Монтан?

КАРЛОВ: Ив Монтан, да.

КУТИКОВ: Конечно, всё это было. И я всё это слушал. И для меня это было просто блаженство купаться во всех этих звуках. Неважно было, на каком языке, какой ансамбль играет… Могу сказать, что я первую песню спел в возрасте пяти лет сам. Решил сделать подарок маме и ее друзьям. Я встал на табуретку, потому что слышал о том, что нужно с табуретки всё это читать и петь, чтобы быть выше, как-то приблизиться к взрослым - вот что я имел в виду под «быть выше»…

КАРЛОВ: Ну, и звукораспространение тоже играет роль.

КУТИКОВ: Ну да. И я спел песню "Я лаской твоей опьянен". "Я с тоской ловил взор твой ясный, песни пел, грустя и любя". Это в пять лет, встал такой вот и…

КАРЛОВ: Рыдали все.

КУТИКОВ: Это был стон! Во-первых, там сложная мелодия. Там же восточная мелодия, и я пытался всё это изобразить. И надо сказать, я помню, что у меня кое-что получалось. Я слышал, у меня очень хороший слух. Вот. Но в пять лет спеть эту песню - это, конечно, был шок. Ну и дальше, так сказать, результаты вот этих постоянных прослушиваний пластинок…

КАРЛОВ: А был ли шок, когда впервые мама, дедушка или бабушка услышали ваше выступление в рамках коллектива "Машина времени"?

КУТИКОВ: Мама, конечно, мама несколько раз приходила. Ей всё это очень нравилось, она очень любила Андрюшу Макаревича. Андрюша же и в юности был таким же обаятельным, каким он является и сейчас. И, скажем, обаяние его - это обаяние его интеллекта в первую очередь. А моя мама чрезвычайно была… как это сказать правильно? Она вибрировала на интеллект других людей. Ей нравились люди, у которых интеллект на достаточно высоком уровне, особенно молодые.

КАРЛОВ: Как бы сказали сейчас наши современники: "у нее была чуйка на интеллект".

КУТИКОВ: О! Вот я вам хочу сказать, что этот сленг я прошел в возрасте лет двенадцати. Еще и похлеще. Вся эта улица. И, скажем, очень многое из того, что сегодня говорится, то, что является элементами обычного языка, это же дворовый или, проще сказать, блатной сленг. Это вообще страшное дело!

КАРЛОВ: Марьина роща распространяла по Москве всё это, насколько я знаю.

КУТИКОВ: Да ну что вы говорите! На Патриарших прудах, когда мне было лет 10-12, восемь "малин" было. Я их знал. Я познакомился с Японцем, с Япончиком, со Славой, когда мне было 12 лет. Он ухаживал за моей старшей сестрой. Я его очень хорошо знал.

КАРЛОВ: Вы опасный человек, Александр!

КУТИКОВ: Да нет! Но это жизнь. Всё это - жизнь с ее, так сказать, переплетениями.

КАРЛОВ: Сейчас я к родителям обращусь. Когда вы говорите: "не гуляй с этим мальчиком, он плохой, у него плохие манеры ", смотрите, а вдруг из вашего сына Александр Кутиков не вырастет после этого? Потому что всё же намешано, это же мозаика.

Сейчас мы услышим что-то новое из вашего творчества. Что это будет?

КУТИКОВ: Это одна из нескольких новых песен, которые я недавно написал и потихонечку стал записывать. Но записывать стал как пробные варианты. Просто из большой любви к вашей радиостанции и к вам как ведущим я решил показать одну новую песню. Она еще до конца не сделана, но ее уже можно эфирить, в смысле она готова к радиоэфиру. Но она может измениться.

КАРЛОВ: В лучшую сторону?

КУТИКОВ: Ну, бог его знает! У меня процесс создания нового альбома - это достаточно сложная история. Я попробую так, попробую этак, в итоге остановлюсь на чем-то.

КАРЛОВ: Как называется песня?

КУТИКОВ: Песня называется "Родина".

КАРЛОВ: Лихая музыкантская судьба артистическая все-таки привела Александра Викторовича Кутикова в свое время в тихую и спокойную гавань. Лоцман привел к причалу этот корабль.

КУТИКОВ: Нет, корабль плывет.

КАРЛОВ: А, то есть вы бортами пришвартовались и плывете дальше.

КУТИКОВ: Да. Мы сделали такой тандем.

КАРЛОВ: Катамаран.

КУТИКОВ: Катамаран, правильно! Он более устойчив, кстати.

КАРЛОВ: Как зовут вторую палубу?

КУТИКОВ: Нет, это половина, в катамаране-то это половина.

КАРЛОВ: Ладно, вы меня пристыдить хотите, что ли?

КУТИКОВ: Екатерина первая.

КАРЛОВ: Где и при каких обстоятельствах?..

КУТИКОВ: В горах. В самой что ни на есть романтической обстановке, на Домбае увидел зеленые глаза, увидел веснушки…

КАРЛОВ: Главное было в этот момент - дотянуться до гитары.

КУТИКОВ: Нет. Ее это совершенно не интересовало. Она вообще не знала, что такое "Машина времени". Ее и сейчас (я имею в виду свою супругу) мало интересует жизнь нашего славного оркестрика. Такой вот серьезный, умный, красивый и самодостаточный человек.

КАРЛОВ: Здорово! Прошло совсем немного времени, и появилась Екатерина вторая.

КУТИКОВ: И появилась Екатерина вторая. Да. Это был не случайный ребенок, мы его, скажем так, ждали. И этот ребенок родился в любви. И эта девушка молодая до сих пор и, я надеюсь, до конца наших дней родительских на этой земле так и будет жить в любви.

КАРЛОВ: Она с вами, да, сейчас?

КУТИКОВ: Она с нами, да. Но она живет отдельно. Она приезжает к нам на выходные, потому что мы живем за городом, а она работает в центре, на Знаменке. И если бы она жила дома, то четыре часа на работу тратить невозможно, а у нее ненормированный рабочий день. Она юрист. И поэтому ей пришлось переселиться поближе к работе.

КАРЛОВ: Но она же не только юрист.

МИРИМАНОВ: Да, не только юрист, она же еще и фотограф, можно так назвать, да? Потому что принимает непосредственное участие в создании альбома.

КУТИКОВ: Умеет фотографировать, да. Я когда увидел ее фотографии, для меня это было, так сказать, совершенно неожиданно. Фотографии очень красивые, со смыслом, не просто так. И я был удивлен тому, что у моей дочери есть еще и такие таланты.

КАРЛОВ: А была какая-то профориентация? Начиная, наверное, лет с двенадцати-пятнадцати родители уже начинают прощупывать возможности ребенка или свои потребности, например. В нашем поколении все через одного, когда особенно родители немолодые, говорят: "Лучше ты бы в доктора пошел".

КУТИКОВ: Конечно, конечно. Мы с женой думали и рассчитывали, что она будет поступать в Московский архитектурный институт. Она рисует хорошо. Ну, так, прилично, скажем, рисует, если полгода позаниматься, этого было бы достаточно для того, чтобы поступать в МАРХИ. Но вдруг в какой-то момент мы с женой посовещались и решили: а давай-ка дадим ей возможность самой решить, чем ей заниматься. Это было где-то в 11-м классе. И мы договорились: с сентября месяца мы ни слова не будем говорить о том, куда она будет поступать. Она очень нервничала, она нас всё время теребила: что же мне делать-то? А когда подготовительные? И так далее. Вот. Мы продержались три месяца. И вдруг неожиданно для нас она сказала: "У нас тут московская олимпиада проходит по государству и праву. Я, пожалуй, пойду попробую". Это была на самом деле не московская, а такая олимпиада, которую устраивали несколько вузов для предполагаемых абитуриентов. Ну, приличные вузы - Московский международный университет, Юридическая академия и юридический факультет МГУ.

КАРЛОВ: Ого! И что, всех победила?

КУТИКОВ: Нет, она не победила. Она заняла седьмое место. Но первые семь мест как раз были, так сказать, те, кто удостаивался права поступать в приоритетном порядке в пять вузов, не только в три перечисленных. Там было всего две девочки среди семи победивших, вот одна из них была моя Катя. Мы не ожидали сами. Она поступила в Московский международный университет и его закончила. И хорошо закончила. В процессе обучения она сама себе выбрала направление, которым решила заниматься, это интеллектуальная собственность. Сейчас она работает в очень серьезном адвокатском бюро "Андрей Городисский и партнеры" и является помощником у главного патентного поверенного этого бюро. В общем, она занимается товарными знаками, спорами судебными и так далее вот по этому направлению. Ей это очень нравится.

КАРЛОВ: И если вы не теребили в течение трех месяцев в одиннадцатом классе Екатерину вторую насчет того, куда будешь поступать, наверняка ей задаете вопросы, традиционные для всех семей дружных: когда внуки-то?

КУТИКОВ: Как говорят, браки заключаются на небесах. Вот когда брак небесный заключится, тогда, соответственно, и внуки появятся.

КАРЛОВ: Александр, а вы себя дедом представляете?

КУТИКОВ: Да, я представляю себя дедом. Я бы с удовольствием занимался бы этим маленьким созданием. Не важно, девочка или мальчик. Если был бы мальчик, я точно знаю, что нужно сделать для того, чтобы он вырос нормальным человеком.

КАРЛОВ: Что?

КУТИКОВ: Держать его постоянно за руку. Чтобы папа или дедушка был постоянно рядом со своим сыном или внуком.

КАРЛОВ: Большое спасибо. Удачи вам и творческих успехов.

МИРИМАНОВ: Спасибо.

КУТИКОВ: Спасибо.