Валенки Павел Санаев

ТИХОМИРОВ: Дорогие друзья, в студии появился писатель Павел Санаев. Мы рады вас видеть. Вы в отличной форме.

САНАЕВ: Здравствуйте. Спасибо.

ТИХОМИРОВ: Мы понимаем, что, конечно, вы зашли в эту студию для того, чтобы пропиарить свою новую книгу. Но мы будем с вами говорить на разные темы.

САНАЕВ: Давайте уже книгу пропиарим сразу, чтобы закрыть этот вопрос, и будем говорить о чем угодно.

БАТИНОВА: Павел, вас часто представляют писателем? Или все-таки режиссером? Или актером? Или переводчиком?

САНАЕВ: Нет, актером меня никто, слава богу… Хотя почему-то иногда представляют. По инерции, видимо, со времен «Чучела». Это попало в какую-нибудь Википедию, и повторяют, хотя, разумеется, это неправда. Ну а так - и то, и другое, наверное.

ТИХОМИРОВ: Павел, начнем с самого главного. Я понимаю, зачем люди пишут книги. Мы все пишем книги, мы пишем в блоги, в ЖЖ и так далее. В Твиттере иногда отмечаемся. А зачем люди читают?

САНАЕВ: Это вы у меня спрашиваете? Давайте я вам отвечу, для чего я читаю иногда. Я читаю, когда мне попадается в руки интересная книга, которая или открывает что-то, мне до определенного момента не известное, или увлекает сюжетом, или завораживает литературным своим слогом. Вот какие-то три варианта. И таких книг на самом деле очень мало. И чем дальше, тем меньше. Поэтому я не могу сказать, что я вот прямо читаю. У меня нет такого, знаете: надо читать обязательно. Потому что если книга скучная, если мне ее неинтересно читать, то я не буду тратить на нее время.

БАТИНОВА: А как вы их находите? Рекомендации, рецензии?

САНАЕВ: Видно практически сразу. Потому что если вы, например, открываете «Мастер и Маргарита» на любой странице, то у нее настолько харизматичный текст, что его приятно перечитывать снова и снова, он даже выглядит красиво, как картина. Причем, не сочтите за какое-то там фанфаронство, бахвальство, но это было у Томаса Манна в одном из его произведений, по-моему, как раз про музыканта которое, «Доктор Фаустус», что, когда один музыкант зашел в гости к другому, он увидел у него на столике партитуру и сразу сказал: «Что это за гадость у тебя лежит?» - увидев, что она некрасиво выглядит. Вот некрасиво. Сложение значков было некрасивым, и он даже не вчитывался в эту музыку, он сразу увидел, что она плохая. Не сочтите, что это фанфаронство, но я точно так же отношусь к литературному тексту. То есть я вижу страницу, и я вижу сразу, она красивая или нет, она пустая или она содержательная.

ТИХОМИРОВ: Это очень интересно, кстати.

САНАЕВ: Это, конечно, субъективное восприятие. То, что красиво и содержательно для меня, для другого человека может быть по-другому.

ТИХОМИРОВ: В жизни всё субъективно.

САНАЕВ: Но, скажем, страницы Булгакова, или страницы Достоевского, или страницы Флобера, или страницы современных авторов (Ольги Славниковой, например), они для меня харизматичны и красивы. А какие-то другие страницы я воспринимаю как воду и песок, которые мне даже неинтересно пропускать через себя.

БАТИНОВА: Интересно! А я вот по названию. Вашу книгу я купила просто в магазине, я не знала о ней. Но название меня сразу зацепило.

ТИХОМИРОВ: Это про плинтус которая?

БАТИНОВА: Ну да.

ТИХОМИРОВ: Мы, конечно, отдельно о ней поговорим.

БАТИНОВА: Просто у всех по-разному. Интересно, как это у вас.

ТИХОМИРОВ: Павел, скажи мне, пожалуйста, а как тогда поступать, например, с обучением в школе литературе? Вот я признаюсь тебе честно, с малых лет у меня было какое-то странное отношение к литературе: то, что мне нравилось, я читал, то, что мне не нравилось, я не читал. И не хотел, и не читаю.

САНАЕВ: Мне кажется, это очень простая ситуация, потому что те вещи, которые могут быть интересны 13-летнему ребенку, это, как правило, не те вещи, которые преподают в школе. Может быть, даже понимая это, в Советском Союзе в том же создали такие библиотеки для детей и юношества. Прямо одинаково изданные книжки были: «Библиотека приключенческой литературы», «Библиотека для детей и юношества». И там были подобраны книги, большинство которых было очень интересно читать детям. Потому что я в 12-13-14 лет этими книгами зачитывался – что «Одиссея капитана Блада», что «Остров сокровищ», что «Лунный камень», что «Копи царя Соломона». Это для детей, как мне кажется, потрясающе интересные книжки. Они что дают? Ведь чтение - это не просто пропускание через себя текста. Это как вот по бороздке пластинки игла идет, да, она вроде бы колеблется, пропуская через себя эти бороздки, но она преобразует их в музыку. Вот то же самое - человек, читая текст, он должен его преобразовывать в некие образы, которые перед ним должны разворачиваться. Вот эта вся картина происходящего должна у тебя перед внутренним твоим взором материализовываться. И, мне кажется, этот навык, который должен с детства закладываться, вот на таких книгах в первую очередь. И тогда уже можно переходить в более зрелом возрасте к Достоевскому, французской литературе и так далее. Потому что ну что может в 12 лет понять из «Преступления и наказания» человек молодой, которому чужды все эти метания, размышления и так далее?

ТИХОМИРОВ: Но скажи мне, почему до сих пор это не дойдет до людей? Почему до сих пор все равно в двенадцать лет преподают уже Достоевского, в четырнадцать лет - Толстого?

БАТИНОВА: В двенадцать нет Достоевского.

ТИХОМИРОВ: Но в четырнадцать точно есть.

САНАЕВ: Я не министр образования, я не могу вам ответить на этот вопрос.

ТИХОМИРОВ: Понятно. Это честно, по крайней мере.

САНАЕВ: Видимо, это инерция. Потому что не сказать, чтобы это было совсем бесполезно. Какие-то вещи даже из школьной программы, они все-таки доходили. Там Акакий Акакиевич, маленький человек, нельзя сыпать бумажки на голову - вот это все-таки врезалось в детстве.

ТИХОМИРОВ: Конечно, врезалось. Но у меня, например, до сих пор изжога по отношению к тому же самому Достоевскому. Потому что я не понимал его, к сожалению, я стал понимать его гораздо позже. Ну, с задержкой мальчик был, что делать.

САНАЕВ: Но сейчас-то можно уже?

ТИХОМИРОВ: Сейчас уже даже нужно.

БАТИНОВА: А почему вы назвали свою новую книгу «Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2»?

САНАЕВ: «Похороните меня за плинтусом-2» - это, если хотите, такой маркетинговый ход, потому что в таком потоке информации, все прекрасно понимают, литература – это сегодня точно такой же товар, как всё что угодно другое. Я вам пример другой приведу. Вот, скажем, как сегодня обстоит дело на кинорынке в тех же США. Приносит человек замечательный сценарий, например, вот вы рухнете. Реакция продюсера: «Вау! Это замечательный сценарий! Если бы это был сиквел, если бы у него был до этого фильм, мы бы его сняли двумя руками. Но поскольку это - самостоятельный фильм, мы не будем его снимать!»

ТИХОМИРОВ: Да ладно!

САНАЕВ: Это не шутка. Потому что человек понимает: вот у него фильм, бюджет 100 миллионов. Если это самостоятельный фильм, он почти гарантированно пропадет. Потому что пойдут на «Пиратов Карибского моря-3», на «Супермена-2», на «Человека-паука-4», а это самостоятельная история, которую будет очень тяжело отбить. И это единичные случаи выстреливают, как, например, у Кристофера Нолана выстрелило «Начало», и они все офигевали, его поздравляли и говорили: «Парень, потрясающий результат с нулевой историей, без предыстории, вот с нуля, самостоятельная история у тебя собрала такие деньги и так выстрелила! Ты просто гений! Ты молодец!» И то, если сравнить сборы того же «Начала» с каким-нибудь «Человеком-пауком», там, по-моему, раза в четыре будет разница. Вот. Поэтому это даже закон не то что там рынка, не рынка - это закон переизбытка информации. Потому что, я думаю, что, скажем, словосочетание «похороните меня за плинтусом» - на него среагирует в десять раз больше людей, чем на словосочетание «Павел Санаев». Они сопоставят скорее «Павел Санаев» с «плинтусом», чем «плинтус» с Павлом Санаевым, понимаете. И поэтому это просто такие законы. Но я скажу еще одну вещь, важнее, что это не совсем 100-процентно, что называется, притянутая за уши история, потому что можно предположить, что этот герой - повзрослевший Саша Савельев, и там по возрасту это всё совпадает, и по стилю книга написана так же. Больше того, ничего не стоило поменять имена некоторые, родителей поменять, вместо того чтобы писать историю детства этого героя-раздолбая самостоятельно, просто сделать отсылки к первой книге: вот там раздолбай жил с бабушкой, бабушка… И это было бы стопроцентное продолжение, никто бы не подточил носа, и не было бы этих вопросов. Но тогда книжка лишилась бы самостоятельности. Понимаете? Это была бы несамостоятельная книга, которая была бы навечно привязана к этому «Плинтусу», и без него было бы непонятно…

ТИХОМИРОВ: И тогда до конца жизни надо писать про плинтус.

САНАЕВ: Да. А это неправильно, потому что все-таки я писал самостоятельную историю. Так что здесь такой, скажем так, не слишком наглый маркетинговый ход. Вот так.

ТИХОМИРОВ: Павел, такая странная история. Вот ты говоришь: сейчас всё - бизнес. Наша работа - бизнес, литература - бизнес, кино - это бизнес. Вот в данном случае, когда ты пишешь… Ты написал одну книгу 10 лет назад, сейчас написал другую книгу. А на что ты жил всё это время?

САНАЕВ: Во-первых, я еще кино снимаю.

ТИХОМИРОВ: Я в курсе, конечно. Я просто к тому, что а как жить простому писателю? Который живет только за счет того, что он пишет книги?

САНАЕВ: Простому писателю практически невозможно.

ТИХОМИРОВ: Павел, меня реально волнует судьба наших российских писателей. Потому что если ты зарабатываешь деньги написанием книг, то рано или поздно или ты начинаешь, скажем так, обкладываться «неграми» (это первый вариант ответа), или ты исписываешься (второй вариант ответа), или ты перестаешь жить нормальной, полноценной финансовой жизнью.

САНАЕВ: Нет, вы знаете, я думаю, здесь каждый случай абсолютно индивидуален. Я думаю, что и тот же Пелевин имеет возможность именно жить на проценты от своих продаж.

ТИХОМИРОВ: Но это у нас фамилий максимум…

САНАЕВ: Да это во всем мире так. Единственное, что, может быть, в каких-то странах, в тех же США, где, с одной стороны, есть большое количество читающих людей…

ТИХОМИРОВ: А там большое количество читающих людей?

САНАЕВ: Там раза в три больше, чем у нас, читающих людей, я вам сообщу.

БАТИНОВА: Да, Вадим, мы тебя должны огорчить, мы уже не самая читающая страна.

САНАЕВ: Да, не самая. Не самая. Забудьте про то, что самая. Во-первых, там населения просто в два раза больше. И это население еще и читает в два раза больше. Поэтому что вы удивляетесь тиражам какой-нибудь Роулинг - 40 миллионов, 50 миллионов тираж. Потому что они читаются по всему миру, начиная с США, в США их читают, условно говоря, 10 миллионов человек, предположим. Продайте у нас 10 миллионов книг, попробуйте. Это первый момент. Во-вторых, защищены права. Поэтому там есть люди, которые могут иметь с этого достаточно серьезный доход. У нас все-таки главная проблема в том сегодня, что не защищены права. И понятно, что появляются там технические какие-то новшества, которыми всем удобно пользоваться, понятно, что для многих ридер удобнее, чем бумажная книга. Но при том, что электронные права, пожалуйста, вот они, скачивай бесплатно сколько угодно, естественно, это для многих просто обрушивает их реальный доход, и обрушивает не только доход писателей, но обрушивает и книжный рынок как таковой. Потому что закрываются книжные магазины. Вот у вас была сеть книжных магазинов, например тысяча пятьсот магазинов, из них осталось пятьдесят. Другая сеть: было пятьдесят магазинов, не осталось ни одного. Но они, скажем, не могут взять и вложить деньги, например, в электронное распространение книг или что-то еще, потому что это всё пока никак не регулируется, не контролируется, не защищается.

БАТИНОВА: Тогда получается по этой логике, что писатели, которые пишут на русском языке, должны иметь возможность переводиться на другие языки мира.

САНАЕВ: Нет, они переводятся… Но если вы думаете, что на книги русских писателей за границей набрасываются, как на горячие пирожки, это большая ошибка.

ТИХОМИРОВ: А почему?

БАТИНОВА: На классику - да.

САНАЕВ: Вы набрасываетесь на пакистанскую литературу, например?

ТИХОМИРОВ: С трудом.

САНАЕВ: Вот то же самое.

ТИХОМИРОВ: То есть мы для мира - Пакистан?

САНАЕВ: Да. Вы не знали этого?

ТИХОМИРОВ: Я догадывался в принципе.

БАТИНОВА: Вадик думает, что мы империя до сих пор.

САНАЕВ: Но вы знаете, Персия тоже была империей.

ТИХОМИРОВ: Какие злые вы! Опять собрались в коалицию!

БАТИНОВА: Я просто вспоминаю историю. Такой есть русский (волна эмиграции 90-х) Каминер в Германии, он написал книжку, как живется русскому эмигранту в Германии. Это был невероятный успех среди немцев, среди русских, вообще тех, кто умеет говорить по-немецки. Невероятный просто.

ТИХОМИРОВ: Вы знаете, Павел, а я вот о чем подумал. У нас, к сожалению, литература связана не только с сюжетной канвой, не только с яркими образами. Мы все время ищем второе-третье дно, смысл, подсмысл. И я поймал себя на мысли, когда сегодня утром перечитывал вашу книгу «Похороните меня за плинтусом», что образ бабушки (вы сейчас будете очень долго смеяться), я думаю, что она мне напоминает, эта бабушка? И вдруг поймал себя на мысли, что она напоминает мне нашу советскую родину.

САНАЕВ: Это, я думаю, вы перегнули.

ТИХОМИРОВ: Это я перегнул все-таки палку, да? Психанул немножечко.

САНАЕВ: Пока мы передачу не начали, вы мне сказали, что у вас завтра отпуск и вы думаете уже только об этом. Это уже пора в отпуск просто.

ТИХОМИРОВ: А все-таки, если говорить о характере человека, который, например, вы показываете в книге, в том или ином образе, чего вы добиваетесь как писатель? Вот что вы хотите, например, показать? Ведь не может быть, что человек просто придумал каркас: здесь у нас жизнь начинается, здесь у нас жизнь заканчивается, тут мы сделаем тютюшки-люлюшки, здесь у нас будет немножечко слез, здесь у нас будет немножечко смеха. Ведь книга не так пишется. По крайней мере, у нас в стране.

САНАЕВ: Опять же это у всех индивидуально, как она пишется, у всех абсолютно по-разному.

ТИХОМИРОВ: Вот как у Павла Санаева пишется?

САНАЕВ: Она как-то внутри появляется в том виде, в каком она потом реализуется. Так было с первой книгой, и сейчас точно так же со второй. Если бы этого внутри не было, если бы не было этого, скажем так, созревшего внутри плода, то я бы и не тратил время на написание книги, я бы занимался кино с большим удовольствием и не брал бы паузу на несколько лет, чтобы сидеть за столом. Но поскольку книга внутри есть, то вот она в таком виде, в каком она внутри родилась, она и появляется.

ТИХОМИРОВ: Я просто, например, смотрю на Диму Глуховского и понимаю, как тяжело ему было после «Метро» сейчас запускать новый роман! Потому что такая волна и такое ожидание! И ты начинаешь писать и боишься: а вдруг, например, вторая волна будет пожиже, читателей будет поменьше. И все скажут: «Ну, старикашка исписался уже!»

САНАЕВ: Это риск. Это всё риск, конечно.

ТИХОМИРОВ: То есть писательство - это тоже большой риск?

САНАЕВ: Давайте отбросим сантименты. Что писательство, что кинорежиссура, что цирковое искусство - по сути, это ведь развлечение толпы. Но хорошо, если это развлечение, помимо прочего, пытается еще как-то сделать толпу лучше. Я сейчас про толпу говорю не в смысле принизительном - массовое скопление людей, скажем так. Хорошо еще, если помимо развлечения у автора есть какие-то свои возвышенные мысли, которыми он хочет эту толпу чуть поднять от земли. Прекрасно, если это получается. Но, в сущности, это развлечение толпы. Вот теперь представьте себе, у вас толпа смотрит на циркового артиста, который жонглирует пятью шарами. А в следующем сезоне жонглирует семью шарами. А в следующем сезоне он жонглирует девятью шарами. А потом вдруг тот, кто жонглировал девятью шарами, он устал, он взял и прожонглировал восьмью. А ему говорят: пошел, нам нравится девятью шарами, чего ты нам восемь опять показываешь?! И их, в общем, за это нельзя осуждать, потому что они этого хотят от него, они этого ждут, они за это заплатили свои деньги или пришли туда, куда он их позвал, в цирк.

БАТИНОВА: Таким образом он же поднимает планку.

САНАЕВ: Да. Или он должен все время держаться на уровне жонглирования девятью шарами, или он должен, так сказать, ехать в другой городок, где еще не видели девяти и готовы смотреть на восемь, или он должен переквалифицироваться в швейную мастерскую…

ТИХОМИРОВ: В управдома.

САНАЕВ: Да, в управдома. Но вот есть такая проблема, ее просто нужно понимать и принимать.

ТИХОМИРОВ: Я смотрю на ваше лицо и понимаю, что оно очень актерское. В хорошем смысле этого слова.

САНАЕВ: Удивительно! Я так как раз не считаю, поэтому я сам себя в кино бы не стал снимать.

ТИХОМИРОВ: Я хочу сразу вас спросить: а вот когда вы снимались в фильме «Чучело», Кристину Орбакайте действительно Ролан Быков выбрал из множества претендентов, потому что она была очень необычная девочка?

САНАЕВ: Там была история! Вообще очень долго он искал. Кристина Орбакайте, по-моему, приходила на пробы тридцатой. А он пересмотрел детей больше тысячи, этих девочек. Но дело в том, что он искал девочку, у него в голове был образ совершенно другой, и он Кристину сначала забраковал, потому что ему показалось, что у нее такое волевое лицо, с выдающимся вперед подбородком. А он искал такие добрые, беззащитные глаза, какую-то неземную совершенно девочку, ранимую, всё. Но когда попадались такие девочки, выяснялось, что да, вот эта ранимость есть, добрые глаза есть, но она не героиня. Она такая стопроцентная жертва.

ТИХОМИРОВ: Я серьезно говорю: для меня этот фильм знаковый, как и для многих, из советского детства - фильм «Чучело». И все-таки, честно говоря, до сих пор тайна, покрытая мраком: Кристина Орбакайте реально попала в этот фильм, потому что она была талантлива?

САНАЕВ: Я сказал, что Кристина была по счету, по-моему, тридцатая или какая-то. Но Ролан Антонович искал другую девочку, то есть он искал человека, девочку с наивными глазами, распахнутыми в мир. Но когда такие девочки приходили, он понимал, что она не может быть героиней. И когда он решил, что она может быть на самом деле и волевой, что добро должно уметь за себя постоять, то тогда он вернулся к Кристине и опять провел с ней пробы. Я не знаю, у кого-то возникают сомнения, что Кристина гениально сыграла эту роль?

ТИХОМИРОВ: Нет, нет.

БАТИНОВА: Абсолютно.

САНАЕВ: Тогда о чем разговор?

ТИХОМИРОВ: Скажи мне, Павел, а дедушка Всеволод Васильевич посмотрел и что сказал по поводу твоей игры?

САНАЕВ: Послушайте, ну у меня в этом фильме достаточно маленькая, как бы вспомогательная роль. Я вообще не вижу смысла о ней даже серьезно разговаривать, потому что это детская вспомогательная роль в замечательном фильме. Но так ее всерьез обсуждать…

БАТИНОВА: Потому что у Павла есть фильмы свои.

ТИХОМИРОВ: Павел, я, знаешь, почему спросил? Мне хотелось просто сказать два слова о твоем дедушке.

САНАЕВ: Ну, значит, давайте какую-нибудь другую связку, что ли. Как дедушка отнесся - да никак не отнесся. А что о дедушке?

ТИХОМИРОВ: Я просто, знаешь, подумал, для меня такая тоже тайна, покрытая мраком, может ли человек меняться на протяжении жизни. Потому что, например, Всеволод Васильевич Санаев - актер, который играл советских героев. И долгое время, по крайней мере в детстве, я воспринимал его как образец советской идеологии. И вдруг в последние годы он сыграл несколько ролей, того же самого Мегрэ, например, в телесериале или, например, полковника Зорина, и я вдруг увидел в нем такой огромный человеческий потенциал. Я подумал, как я не разглядел в этом советском актере плакатном…

САНАЕВ: Я не знаю, почему плакатном. Он сыграл много председателей колхозов и директоров заводов, да, но у него было очень много человеческих ролей: и «Ваш сын и брат», и «Оптимистическая трагедия», и у Шукшина они вместе с мамой играли в «Странных людях», очень много фильмов, которые не были отнюдь плакатными, как вы говорите.

ТИХОМИРОВ: Я просто думаю, как всё могло сочетаться в одном человеке. И, скажем так, вот вы, например, с годами не изменитесь?

САНАЕВ: Ну, естественно, каждый человек меняется. Кто может про себя сказать, что я никогда с годами не изменюсь?

БАТИНОВА: Да, вот такой буду и не буду меняться.

САНАЕВ: Да, я всю жизнь буду играть в солдатиков, я никогда не изменюсь. Ну вот я, кстати, когда мне было лет 12, я думал, что да, я всегда буду увлекаться тем же, чем увлекаюсь сегодня. Но сейчас я понимаю, что это не так.

ТИХОМИРОВ: Нет, просто наши люди в большинстве своем, к сожалению, с детства и до глубокой старости находятся в одном состоянии, в легком таком анабиозе.

САНАЕВ: Я не знаю, это вы как-то обобщаете и говорите за всех людей сразу. Что, есть какие-то статистические данные, есть сравнительный анализ, вы проверили тысячу разных человек на протяжении разного возраста?

ТИХОМИРОВ: Достаточно просто пройти по улицам и посмотреть, как одеты наши люди.

САНАЕВ: А при чем тут одежда?

ТИХОМИРОВ: Потому что они одеты, как они одевались…

САНАЕВ: Они одеты, как им удобно. Как они должны быть еще одеты?

БАТИНОВА: Может быть, для тебя это недопустимо, а они расслаблены и счастливы в этом.

САНАЕВ: Нет, а как они должны быть одеты?

ТИХОМИРОВ: Ну как, они должны быть одеты…

БАТИНОВА: В костюмах и галстуках.

ТИХОМИРОВ: Нет, они должны соответствовать времени, они должны… ну, есть определенные тренды. Во-вторых, нельзя одеваться, как ты одевался в детстве. Посмотрите, как у нас одеваются в детстве, у нас майки до сих пор в шорты заправляют…

САНАЕВ: Ну и что? Ну, им так удобно.

ТИХОМИРОВ: Ну, в принципе тоже хорошо. Поэтому я говорю, что они…

САНАЕВ: Простите, а вы с чем сравниваете, с какой страной, где по-другому?

ТИХОМИРОВ: Ну как, мы ездим по миру.

САНАЕВ: Нет, конкретно какую вы имеете в виду страну?

ТИХОМИРОВ: Например, если Францию, Германию взять ту же самую, Швецию, все остальные страны, там люди развиваются.

САНАЕВ: Ну хорошо, Швеция, а в Калифорнии выходит человек в шлепанцах, в майке навыпуск на шорты, идет в магазин или идет в кинотеатр, и потом только узнаешь – оказывается, это кинозвезда, понимаете, ну и нормально себя чувствует, прекрасно, и клал с прибором на все эти условности. Может пойти в белых кедах и в черных брюках, понимаете, и совершенно не запаривается на эту тему.

БАТИНОВА: Абсолютно. А в Италии…

САНАЕВ: Я, например, не считаю, что Швеция более прогрессивное место, чем Калифорния.

ТИХОМИРОВ: Ну ладно!

САНАЕВ: Ну ладно, да.

БАТИНОВА: Я хочу про фильм «На игре» и «На игре-2» поговорить, вы же были автором сценария и режиссером, я подумала, это из экономических соображений или не было достойного сценария? Потому что наши режиссеры, когда приходят к нам на интервью, иногда говорят: ну, сценариев вообще нет. Хоть сам садись и пиши.

САНАЕВ: Вы что имеете в виду?

БАТИНОВА: Это была ваша идея или не было сценария?

САНАЕВ: Нет, эта идея была, книжка такая была Александра Чубарьяна, называлась она «Игры в жизнь», про команду геймеров, которая получила некие возможности. Эту книжку захотела экранизировать компания «ИВАН», такой Александр Бондарев, продюсер, при поддержке компании «Каро», это был их проект. Они меня позвали написать по этой книге сценарий.

БАТИНОВА: А, вот как.

САНАЕВ: И заодно соответственно уже дальше зашел разговор о том, чтобы я ее и снимал. Вот так это всё произошло.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а интересно…

САНАЕВ: Я сразу скажу, то, что картина получилась разделенной на две части, это история, связанная с тем, что как тогда, так и сейчас проекты с бюджетом больше 6 миллионов долларов находятся в зоне запредельного финансового риска, их практически невозможно отбить.

ТИХОМИРОВ: Да ладно, это в нашей стране, да?

БАТИНОВА: Шесть миллионов долларов это много.

САНАЕВ: Да. Ну так я и говорю, что когда у вас бюджет 6 миллионов долларов примерно, то вы картину отбить на российском рынке практически не можете. И тогда еще не было всем очевидно, что снимать два фильма вот так сразу - это плохая идея, потому что еще только-только вышел «Параграф 78», вот так сделали. А «Параграф 78» сделали, потому что так сделал Тарантино с «Убить Билла», и все подумали, что, может, это хорошая идея, давайте попробуем. И поэтому сценарий был один, его как бы волевым решением было решено увеличить за счет диалогов, разбить на две части, выпустить два фильма. То, что это неправильно, сегодня уже согласны все, но тогда это был как бы метод, искали способ все-таки на нашем кинорынке как-то удерживаться. И, кстати, я могу сказать, что с финансовой точки зрения это на самом деле скорее работает, чем нет, потому что, например, такой боевик собирает на наших экранах порядка 4 миллионов долларов. Причем это может быть что «Команда-А», которая выходила, столько же она собирала, что еще какой-то фильм. То есть, если у вас боевик, условно говоря, без Брюса Уиллиса, это сразу такое мальчиковое кино, которое собирает 4 миллиона и с трудом…

ТИХОМИРОВ: И всё, и потолок.

САНАЕВ: Да. А так вроде бы они чуть-чуть больше. Но потом они мне разрешили, продюсеры, сделать одну картину, то есть смонтировать, как она была задумана вначале, 2 часа 7 минут, и вот этот фильм, его продали, по-моему, уже стран в 30 разных, в самые разные государства. В Китай, он шел у них, при том что в Китае же, как вы знаете, квотирование, они запустили его в широкий прокат (ну как, не очень широкий для Китая, но нормальный, 120 с чем-то копий у них шло с субтитрами), и 3 миллиона долларов они собрали вот на этих 120 копиях в Китае. Что сделало на тот момент нашу картину самой кассовой картиной в зарубежном прокате. Я не знаю, сейчас кто-нибудь побил, не побил, но тогда это было вот так. Поэтому с «На игре» была вот такая история.

БАТИНОВА: А экранизация «Похороните меня за плинтусом»?

САНАЕВ: Что именно?

БАТИНОВА: Ну, я слышала о том, что вам не очень нравится этот фильм.

САНАЕВ: Да на эту тему уже говорили-переговаривали. Просто слишком мрачный, слишком депрессивный получился фильм, как мне кажется, это не та интонация, которая там была заложена.

БАТИНОВА: Согласна.

ТИХОМИРОВ: Да, хотя актеры были хорошие.

БАТИНОВА: А вы будете снимать продолжение?

САНАЕВ: Что вы имеете в виду?

БАТИНОВА: С цифрой два.

САНАЕВ: Послушайте, давайте все-таки не будем снова и снова повторять: продолжение, продолжение… Это не продолжение. Там нет бабушки, там нет дедушки, это другая история. Снимать - теоретически это может быть сериал…

БАТИНОВА: А, правда?

ТИХОМИРОВ: Конечно, естественно.

САНАЕВ: Потому что это и роман на тысячу страниц, как его можно уместить в полтора часа фильма.

ТИХОМИРОВ: Нет, некоторые умещают на самом деле, у нас есть таланты.

САНАЕВ: Это роман о 20-летнем периоде жизни нашей страны и четырех-пяти героев, которые в течение 20 лет проживают разные истории.

ТИХОМИРОВ: Прямо Ремарк получается.

САНАЕВ: На тысячу страниц. Как это можно уместить в полтора часа экранного времени? Никак. Значит, теоретически это может быть сериал. Вопрос в том, нужен ли он…

ТИХОМИРОВ: И когда он нужен.

САНАЕВ: Ну, даже не это, а нужен ли он? У меня нет цели такой, что это обязательно надо снять. Зачем? Кто сказал, что это обязательно надо снять? Да, если люди очень сильно этого будут хотеть и говорить: дайте, дайте нам этот сериал, то дальше автоматически приходит канал и говорит: Павел, мы делаем вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Тогда можно об этом говорить. А сейчас я не буду ходить с этим романом по каналам и говорить: вы знаете, вот снимите обязательно… Зачем?

БАТИНОВА: А с какой бы идеей вы пошли?

САНАЕВ: Опять же, смотря для чего. Если вы рассматриваете кино как бизнес, то ходите с комедийным фильмом с бюджетом до 2 миллионов долларов. Всё остальное это попадание на деньги.

БАТИНОВА: То есть вы не принимаете артхаусное кино?

САНАЕВ: Я лично артхаусное кино принимаю плохо. Я его существование полностью понимаю и признаю, и восхищаюсь, когда это действительно артхаусное кино, когда это действительно киноискусство в таком чистом виде, как, например, фильм «Господин Никто». Когда при этом это шикарно снятый, красивый фильм... Да, он никак не окупился, да, это сплошной минус для всех, но, по крайней мере, люди, которые попали там на 90 миллионов долларов, они могут сказать: да, мы попали, но зато посмотрите, что мы сделали! Есть люди, которым это очень сильно нравится, и такой фильм имеет полное право на существование, я могу им только восхищаться. Или там, скажем, фильмы Звягинцева. Это не совсем мое кино, да, то есть оно немножко другое, я, например, когда смотрю «Елену», мне немножко непонятно, когда идет один план 15 секунд…

БАТИНОВА: А, поняла, да, но он очень красивый.

САНАЕВ: …другой план 20 секунд. Но я сейчас скажу самую главную вещь. То есть я бы так никогда в жизни даже не подумал бы снимать. Но в этом есть какая-то магия, и видно, что это звягинцевский почерк, видно, что так может делать только он, он каким-то образом это чувствует, и получается, что из этого складывается какая-то атмосфера, благодаря которой существует Звягинцев как артхаусный режиссер со своим стилем. Но таких фильмов, как вы сказали, которые имеют право называться настоящим артхаусом, их там по пальцам руки можно пересчитать, их там пять процентов. Всё остальное, как правило, это просто непрофессионально сделанное кино, мимо зрителей, мимо аудитории, которое можно обсуждать, разбирать, но оно при этом… Нет, не совсем так, может, я погорячился, потому что очень хороший фильм я смотрел, сейчас вспомню… нет, не вспомню, вылетело у меня из головы. Но я видел на самом деле хорошие фильмы и артхаусные тоже. Понятно, что они мимо зрителя широкого, понятно, что они для достаточно узкого просмотра, но в них есть и жизнь, и какая-то правда, их достаточно интересно смотреть, то есть они есть. Но их процентов пятнадцать.

ТИХОМИРОВ: Хотя вы знаете, Павел, сейчас это хороший бизнес. Совсем недавно я разговаривал с нашим кинокритиком замечательным Антоном Долиным, нашим коллегой, и он мне сказал, что, ты знаешь, хороший артхаусный фильм, который снят хорошим артхаусным режиссером, даже с достаточно большим бюджетом, его все равно купят все страны мира для проката, потому что «так должно быть», «в нашей стране этот фильм должен быть прокатан». И только на продаже прав на этот фильм он отбивается.

БАТИНОВА: Тоже ты должен быть талантливым.

САНАЕВ: Вы понимаете, тут есть еще один момент, из-за которого я не хотел бы участвовать в подобного рода… Я не говорю, что это всегда так, но на Западе артхаусное кино из России популярно такое, которое выставляет Россию в очень неприглядном свете.

ТИХОМИРОВ: Это да.

САНАЕВ: Почему нужно посмотреть кино про Россию? Ну, давайте мы, «чистая белая господина», посмотрим кино про этих варваров и еще раз убедимся, какие они грязные, ничтожные, отвратительные варвары, и заплатим им за это копеечку за их фильм, а они пусть отобьют свое артхаусное кино. Я не хочу участвовать в таком кино. И, кстати сказать, они и сами не дураки снять такое кино. Я тут недавно имел удовольствие, я Фейсбук недавно себе завел, у меня там выложена ссылочка на этот фильм, называется он «Сибирское воспитание». За 40 миллионов евро - на минуточку - итальянский режиссер не самый последний снял такую клюквищу о России, причем в 2013 году! Я просто один пример скажу. Значит, там Россия уже вся распалась на отдельные государства, и Сибирь оккупационные русские войска удерживают, не отдают, а там какие-то местные бандитские группировки, и евреи контролируют торговлю оружием, и показывают каких-то хасидов в этих шляпах, в сюртуках, которые идут среди, значит, какого-то жуткого совершенно человеческого сброда, там какие-то преступники. Стоит человек такой с низким лбом, с челкой, надвинутой на лоб, рыжей, с огромным православным крестом на груди - там такие персонажи сняты…

БАТИНОВА: Я хочу посмотреть.

САНАЕВ: Вот такую клюкву в 2013 году снимают. Посмотрите, это стоит того.

ТИХОМИРОВ: Павел, я хотел задать вопрос. Действительно, вот Лена правильно сказала, очень многие режиссеры жалуются на то, что нет хороших сценариев, а многие сценаристы и писатели всегда жалуются на режиссеров, которые берут материал и потом его, как говорится, гадят. А вот скажи мне, ты находился одновременно и в той и в другой роли, не вступал в конфликт с самим собой?

САНАЕВ: Гадил свой сценарий? Ну, я могу, кстати, сказать, да, что такое часто, наверное, случается по очень простой причине: даже в случае с хорошо записанной драматургической историей, сценарием, в котором сценаристу может казаться, что потрясающе всё сделано, при переводе в экранную форму каких-то вещей вдруг режиссер видит, что это неинтересно, это просто люди сидят и говорят в кафе, это визуально неинтересно, надо придумать что-то другое. И так далее. Поэтому, как вы сказали, побывав в той и в другой шкуре, я в какой-то момент понял, что нужно писать сценарий, сразу закладывая в него визуальную составляющую. То есть думать, как потом режиссер на площадке со всем этим будет колупаться.

Я просто свои ошибки могу сказать. Вот смотрите, я как бы сам и сценарист, и был режиссером трех фильмов, и я сталкивался с тем, что я вдруг то, что сам себе написал, на площадке не могу снять технически, потому что я написал сцену, расписал, как это всё у меня будет, туда-сюда, пятое-десятое, а потом выясняется, что снимать эту сцену пять смен, а у меня одна. И нужно на площадке на коленке всё переписывать, потому что это невозможно технически снять. И только с каким-то опытом ты, когда уже пишешь сценарий, понимаешь, а сколько смен это будет сниматься, а какие тут нужны ресурсы. Вот тут нужен кран, а если кран, то сколько это будет бюджета? А установить кран - это плюс два часа к смене, значит, сразу закладываешь, что, если ты в этой смене хочешь снимать с краном, значит, ты должен понимать, что всё остальное тебе надо снять попроще, потому что ты иначе не успеешь. То есть там огромное количество… Скажем так, чтобы был сценарий, который без потерь переносится на экран, нужно огромный опыт и сценарный и режиссерский совмещать вместе, тогда это возможно. Когда существует такая отлаженная индустрия, как Голливуд, там есть - посмотрите просто список титров, - там есть огромное количество людей, которые, во-первых, доводят до ума ваш сценарий, там невозможен запуск фильма по не завершенному под ключ сценарию, это немыслимо. У нас очень часто бывает: быстрей, быстрей сценарий, вот у нас есть деньги, нам надо запуститься, давайте сценарий. Человек пишет сценарий, он недоработан, там еще не сходятся какие-то концы с концами, там понятно, что не решены технологически какие-то вещи, а запускаться надо, и на коленке это всё потом переделывается и так далее. Вот когда отлажена индустрия, всё делается не так. Есть под ключ завершенный сценарий, который мало того, что написал сценарист, так еще довели помощники сценариста, довел до ума специалист по диалогам, туда придумали шутки, третий человек придумал гэги.

ТИХОМИРОВ: Извини, что тебя перебью, но как всегда говорят: у успеха много сестер и братьев и только неудача - сирота. А кто виноват, если фильм не удался? Сценарист, режиссер, продюсер?

САНАЕВ: Вообще говоря, за все отвечает режиссер, за фильм отвечает режиссер. Даже не продюсер… но продюсер в большой степени тоже, потому что, в конце концов, если продюсер видит, что материал не получается, то он должен вовремя менять режиссера.

ТИХОМИРОВ: Потому что некоторые продюсеры, к сожалению, уже находясь в системе, не могут поменять режиссера. У нас перед глазами одна история, ты ее знаешь, мы все ее знаем, не будем сейчас называть фамилии и имена, когда продюсер абсолютно точно знал, что фильм будет в провале, что бюджет уже угроблен, но он не мог принять политическое решение, чтобы убрать этого режиссера из картины.

САНАЕВ: Ну, это сложная история. Но если мы сейчас говорим о кино как об индустрии, мы все-таки мечтаем о том, чтобы у нас в России сложилась какая-то киноиндустрия, пусть маленькая, и она, слава богу, складывается, но пусть бы она была понадежней и работала бы получше и стабильней. Кстати, в этом году вышло несколько очень хороших фильмов, тот же «Метро», например, или «Легенда 17», которые сделаны абсолютно профессионально.

ТИХОМИРОВ: И классно сделаны!

САНАЕВ: И классно сделаны, и получился фильм хороший, он хороший и по содержанию, и по техническому своему исполнению, поэтому я в этом смысле оптимистично смотрю на вещи. Но чтобы всё это с попаданием в десятку было все-таки чаще, нужно, чтобы было большое количество людей вокруг этого.

БАТИНОВА: Да, это правда, потому что это индустрия должна быть, она должна работать. У нас еще продюсеры…

САНАЕВ: Да, понимаете, у меня, например, в «На игре» был совершенно потрясающий второй режиссер Максим Малинин. Что такое второй режиссер? Это человек, который знает производство. То есть он видит сценарий, он знает, сколько это будет сниматься смен. Вот он читает сцену: да, да, да, а вот здесь взрыв военной базы у нас в финале происходит и взрыв бункера. Он говорит: так, Павел Владимирович, взрыв бункера - это смена. Вот этот взрыв, который у вас на экране будет 10 секунд, это смена, потому что пиротехники его будут 8 часов заряжать, в тот момент, когда его заряжают, никого не должно находиться на площадке, поэтому это сразу смена. Вот такие вещи. Таких специалистов на всю Россию, их, наверное, я не знаю, человек такого уровня, может, пять. Значит, у вас может быть двадцать талантливых режиссеров и пятьдесят талантливых сценаристов, но если у вас нет двадцати вот таких талантливых вторых режиссеров, как Максим тот же самый, знающих производство, у вас не будет двадцати картин.

ТИХОМИРОВ: Павел, слушай, и напоследок. К нам часто приходят психологи, и они говорят, чтобы проститься со своей прошлой жизнью, чтобы избавиться от комплексов и чтобы двигаться вперед, надо писать. Надо писать и прощать то, что происходило с тобой в прошлой жизни. Я понимаю, что мы сейчас призываем людей к графомании, но как ты думаешь, надо ли людям действительно писать про всё, что они думают, про всё, что их гнетет, про всё, что им мешает двигаться дальше?

БАТИНОВА: Но это тоже талант надо.

САНАЕВ: Подождите, писать куда смотря. Если он пишет это в дневничок, то это волен делать каждый, кто угодно, писать дневник. Если человек пишет это в дневник сетевой и у него есть какие-то читатели, ну, ради бога, пожалуйста. Если вы говорите про книгу, здесь уже момент, что кто ее будет издавать, кто ее будет читать, будет ли ее интересно людям читать.

БАТИНОВА: Умеешь ли ты писать, знаешь ли ты законы писательского искусства.

САНАЕВ: Да, здесь очень много всяких вещей.

ТИХОМИРОВ: Ладно. Спасибо большое, что вы пришли.

САНАЕВ: Пожалуйста.

ТИХОМИРОВ: Успехов, счастья, новых книг и новых фильмов.

САНАЕВ: Спасибо.

БАТИНОВА: Спасибо, Павел.