Валенки Григорий Добрыгин

ТИХОМИРОВ: Итак, уважаемые слушатели, пришло время наших любимцев. В студии находится Григорий Добрыгин, замечательный актер, который, как вы знаете, снялся в фильме "Черная молния", а также "Как я провел этим летом".

БАТИНОВА: Ну, Григорий, сегодня будет разговор достаточно серьезный, жесткий, нелицеприятный. Так, скажи, пожалуйста, что ты бороду отращиваешь? Ты что, подвижник Карла Маркса и Фридриха Энгельса?

ДОБРЫГИН: Ой, да много разных разговоров про бороду. Сейчас, я наушники надену...

ТИХОМИРОВ: Да, давай, надень наушники, чтобы тебя было лучше видно...

ДОБРЫГИН: О, боже мой...

ТИХОМИРОВ: Так, ну так скажи мне, пожалуйста, кого ты пародируешь? Вот одно из двух: или Фрейда (Ницше, он без бороды был), или двух наших экономистов?

ДОБРЫГИН: Я в тупике.

ТИХОМИРОВ: Тупик. Отлично, первый вопрос, и все равно не справился. Двойка.

БАТИНОВА: Нормально, да, все прошло хорошо.

ТИХОМИРОВ: Теперь второй вопрос. Гриша, на самом деле это серьезный вопрос. Скажи, пожалуйста, все нормальные люди, все нормальные актеры чем занимаются в жизни? Они учатся, учатся, учатся... Потом у них запой. Потом они выходят из института, у них нет работы - два раза запой. Потом, наконец, им дают маленькую роль, потом средненькую, потом большую, и потом они становятся мега-звездами, потом опять запой. Но потом они не срываются. У тебя все по-другому. Ты стал практически мега-звездой, секс-символом нашей современной кинематографии.

БАТИНОВА: Да?

ТИХОМИРОВ: И после этого ты взял и забил на все. Ну как тебе не стыдно, а?

БАТИНОВА: Григорий первый раз это слышит.

ТИХОМИРОВ: Нет, почему? Он все прекрасно знает. Гриша, ну как так может быть, скажи мне? Ну где, где роли в сериалах, где роли этих следователей, президентов?

ДОБРЫГИН: Каких следователей?

БАТИНОВА: А Григорий будет сегодня говорить? Или только ты будешь выступать?

ТИХОМИРОВ: Да, всё, хорошо, я затыкаюсь, всё.

ДОБРЫГИН: Это на самом деле удивительно. Когда ты актер, тебя зовут, а ты так носом крутишь: ну я, наверное, не пойду, нет. А сегодня я выступаю в качестве режиссера, я поставил небольшой спектакль в Театре Маяковского, у Миндаугаса Карбаускиса в театре.

ТИХОМИРОВ: Ну, это у литовского горячего мужчины...

ДОБРЫГИН: У Миндаугаса, да, прекрасного режиссера худрука. Он дал такую возможность поставить. И теперь я уже хожу и говорю: "Вы знаете, я вот тут поставил, мне бы рассказать про это..." И такая другая ситуация интересная.

ТИХОМИРОВ: Ну да.

БАТИНОВА: Между прочим, наши слушатели, например, Лиля Вартанян уже написала вам: "Почему вы подались в режиссеры? Свободы захотелось?" - спрашивают вас. Так что можете смело и рассказывать.

ТИХОМИРОВ: А вот я сказал, что... я вот и говорю, что свобода-то не такая и большая, то есть и свобода ли. Сегодня я с утра об этом думал.

ТИХОМИРОВ: Ну да. Гриша, но ты понимаешь в чем дело? Режиссура - это дело, это удел взрослых дядек, серьезных.

ДОБРЫГИН: У меня борода есть поэтому.

ТИХОМИРОВ: Ну да, я понял, чтобы пугать актеров.

БАТИНОВА: Вот почему борода!

ТИХОМИРОВ: Нет, и все-таки, ты понимаешь, режиссура, мне кажется, это большой жизненный опыт, когда много страданий, когда много свершений, и когда вот так, знаешь, на закате дней, тогда вот теперь я должен рассказать это народу. А что ты можешь рассказать народу?

ДОБРЫГИН: Ну, я могу рассказать то, что я переживаю и чувствую, и вижу, и что мне интересно.

ТИХОМИРОВ: А что тебе интересно?

ДОБРЫГИН: Какие трудные вопросы, Вадим.

ТИХОМИРОВ: Ну, прости. Ну, я с утра, я сегодня плохо спал, да.

БАТИНОВА: Он сразу предупредил, что будет жесткий разговор.

ДОБРЫГИН: Жестко.

ТИХОМИРОВ: Жесткий разговор, да.

ДОБРЫГИН: Нет, ну самом деле, этот опыт (я буду так уходить от вопросов), этот опыт с режиссурой...

ТИХОМИРОВ: Ну да, молодец, наш человек, Штирлиц.

ДОБРЫГИН: Значит, попробовал я снять кино какое-то небольшое.

ТИХОМИРОВ: Я помню, ты говорил, короткометражку.

ДОБРЫГИН: Да, мы сняли ее, и на "Кинотавре" нам пару призов вручили за нее, это был такой тоже хороший стимул. Но к режиссеру надо относиться серьезно, и образование нужно. Поэтому я пошел по второму кругу, я отучился у Олега Львовича Кудряшова, у своего мастера сначала на актера четыре года, потом был пауза полгода, я думал, что я пойду в театр и буду заниматься такой какой-то деятельностью. А потом я понял, что нужно возвращаться и нужно пробовать, какие-то появились мысли, которые захотелось реализовать. Пришел к мастеру и спросил: "Олег Львович, а можно я попробую поучиться режиссуре?" А так как я был не самым хорошим студентом, когда учился на актера, он сказал: "Попробую или поучусь?"

БАТИНОВА: А-а-а...

ДОБРЫГИН: И я повторил: "Попробую поучиться". И вот эта учеба сейчас, четвертый курс, и сейчас мы выпускаем наш дипломный спектакль в Театре Маяковского уже с группой Олега Львовича Кудряшова, с моим курсом, с однокурсниками.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а скажи мне, извини, что я тебя перебил, а обучение актерскому ремеслу и режиссерскому, отличаются чем-то?

БАТИНОВА: И стоит ли учиться на режиссера все-таки?

ТИХОМИРОВ: Да.

ДОБРЫГИН: Ну, мне стоило. Для меня это какой-то опыт. Может быть, я чего-то недополучил от мастера, когда учился на актера, потому что после второго курса начались потихоньку съемки, и я уже не был так близко с курсом в группе. И мне, наверное, хотелось еще продолжить это ощущение студенчества, помимо приобретения новой профессии - режиссуры. Да. Вот.

ТИХОМИРОВ: Да-а-а, молодец, красиво ответил. Ну, хорошо. А скажи мне, пожалуйста, а "Шаровая молния" будет продолжение? А если будет, то вот, например, тебе скажут: Гриша, приходи к нам...

ДОБРЫГИН: Какая "Шаровая молния"?

ТИХОМИРОВ: Ну, эта... "Черная молния", прости.

БАТИНОВА: А-а-а, я не могу... пусть будет продолжение "Шаровая молния"...

ДОБРЫГИН: Шаровая, да. Но я думаю, что меня там не будет, я думаю, в этой Шаровой...

ТИХОМИРОВ: Почему? Ну чего вы ржете? Ну, ошибся человек один раз в жизни...

ДОБРЫГИН: Ну, не знаю. Я все-таки не оставляю пока профессию, которая называется "актер", если это можно назвать профессией, наверное, можно. И в прошлом году я снимался у Антона Корбайна с такими партнерами как Филип Сеймур Хоффман, Рэйчел МакАдамс, Уиллем Дефо...

ТИХОМИРОВ: О-о-о...

ДОБРЫГИН: Время хвастаться, да? Чтобы как-то привлечь внимание аудитории к спектаклю.

ТИХОМИРОВ: Конечно, да. Внимание аудитории, да.

ДОБРЫГИН: Вот. Этот фильм, наверное, выйдет весной.

ТИХОМИРОВ: Это коммерческий фильм или артхаусный?

ДОБРЫГИН: Это на стыке, Антон Корбайн, он снял фильм "Контроль". Это знаменитый фотограф голландский, который был фотографом и есть фотограф, все клипы Depeche Mode, потом он снимал фильм "Контроль", потом "Американец" с Клуни, и это третья его картина, A Most Wanted Man называется. И летом, в летнее, свободное время от учебы я снимаюсь в кино. Чтобы не было вопросов, что я ушел. Нет, не ушел.

БАТИНОВА: Как я провел этим летом, да?

ДОБРЫГИН: Я провожу лето, да, в компании приятных людей.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а скажи мне, пожалуйста, это английская картина, да?

ДОБРЫГИН: Это английская, совместно с Германией и Америкой. А летом этим мы снимались в картине Кевина МакДональда вместе с Константином Юрьевичем Хабенским, Сергеем Пускепалисом, Джудом Лоу и другими артистами, вот летом, да, это "Черное море" будет фильм.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а скажи мне, а когда ты общаешься с зарубежными коллегами, которые даже не нюхали учения Станиславского, ты ощущаешь какой-то дискомфорт или дисбаланс? Потому что мы так гордимся всегда нашей системой, что вот мы "петелька - крючочек"... А они, к сожалению, ты знаешь, даже не видели его пенсне в музее МХАТ...

ДОБРЫГИН: Это удивительный опыт, и особенно ярко он, наверное, был, когда мы снимались сейчас с Константином Юрьевичем, Сергеем Витауто Пускепалисом, когда одна школа... У нас было пять артистов от России и семь английских, австралийский, да, такая сборная была. И это было удивительно наблюдать, как мы разны, но как мы идем к одной цели и как мы добиваемся. То есть хотелось учиться. Нет никакого барьера. Просто хочется учиться и понимать, впитывать, как и им. То есть это было непритворно. Это была не лесть, когда в какой-то момент после съемок и уже ближе к концу, мы сидели большой компанией и делились своими ощущениями от первой встречи, от работы, от того, как мы друг над другом смеялись, как русские чего-то там себе придумывают, как там эти себе чего-то придумывают. То есть разница есть, но...

БАТИНОВА: Ну а в чем разница? В подходе?

ТИХОМИРОВ: Ну, я не знаю, там работа над ролью, погружение в образ?

ДОБРЫГИН: Ну, вы знаете, мы тоже, русские артисты, они же тоже между собой разнятся.

ТИХОМИРОВ: Ну это да.

ДОБРЫГИН: То есть и тут тоже нельзя сказать, чего мы все придерживаемся.

ТИХОМИРОВ: Вот есть русский актер Депардье, например, и русский актер Хабенский... Два совершенно разных мастера.

ДОБРЫГИН: Для меня как-то важнейшее - это я и предлагаемые обстоятельства, те обстоятельства, которые там дают мне сценарий, то, то, то... У кого-то там... За границей распространено такое: метод эктинг, то есть когда они... То, что переживает персонаж, они примеряют на себя на самом деле.

ТИХОМИРОВ: Как?

ДОБРЫГИН: Ну, есть такие примеры, когда ты там... Ну, самый элементарный - если герой не спал две ночи, он не будет спать две ночи. Ну, то есть такие какие-то, максимальное погружение.

ТИХОМИРОВ: Да ладно!

ДОБРЫГИН: Но это опасно, потому что если герой - наркоман, и я попробую наркотики, ну чтобы чувствовать...

ТИХОМИРОВ: Ну, да-да-да.

ДОБРЫГИН: Но без этого же тоже можно, можно в это все поиграть, можно это все придумать, нафантазировать.

ТИХОМИРОВ: Слушай, какая тяжелая у них профессия. То-то я и смотрю, они такие все немножко нервные. Ну, конечно, то, понимаешь, играешь...

БАТИНОВА: Ну, у всех разные просто подходы. Кто-то пробует, примеряет это на себя, а кто-то другую школу использует, правда? А дисциплина?

ДОБРЫГИН: Дисциплина - это важно. Если ты хочешь подольше побыть в профессии, наверное, важно быть дисциплинированным. А, нет, дисциплина в Европе, вообще отлично все этим.

ТИХОМИРОВ: Да?

ДОБРЫГИН: Конечно. Сейчас я снимал короткометражку в Берлине свою очередную. И я получаю колоссальное удовольствие от работы с немцами, вот даже не с англичанами, потому что от англичан ощущение, что они поцелованные все, то есть королевой, и все немножко с задранным носом работают, чуть лучше, может быть, чем у нас, но очень так всё...

ТИХОМИРОВ: На легком пафосе, да?

ДОБРЫГИН: Ну, немножко есть. А немцы, они скромные, сдержанные машины, они знают, что они делают. И мне с моей дезорганизацией, очень полезно загонять себя в эти рамки, они как-то... они прекрасны в этом смысле.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а как же ты проучился восемь лет в своей этой Академии хореографии? Там же вообще жесточайшая дисциплина.

ДОБРЫГИН: Там, ну да. А после этого у меня был такой откат.

ТИХОМИРОВ: А, срыв произошел, да?

ДОБРЫГИН: Откат, да, откат. И сейчас я возвращаюсь.

ТИХОМИРОВ: Ах, вот оно в чем дело! Это еще раз к тем, кто хотят мучить детей пианино и шпагатом...

БАТИНОВА: Хореография и пианино - разные дисциплины.

ДОБРЫГИН: У нас там было и пианино...

ТИХОМИРОВ: Да, но мучили все равно. Так, ну хорошо. А теперь вернемся к твоему спектаклю.

ДОБРЫГИН: Да.

ТИХОМИРОВ: Григорий, скажи мне, пожалуйста, ну вот понятно, когда люди, например, ставят современных драматургов.

ДОБРЫГИН: Вот я вынужден ходить так с брошюрками... Посмотрите, пожалуйста.

ТИХОМИРОВ: Ты смотри, смотри, и он из-под стола нам подсунул пригласительные в Театр Маяковского.

ДОБРЫГИН: Это не пригласительные, это такая брошюрка, но я вас приглашаю, обязательно приходите.

ТИХОМИРОВ: Да. И все-таки, вот скажи мне, пожалуйста, ну вот хорошо, например, идешь, гуляешь, например, по улиц, смотришь - спектакль "Подушка", думаешь: о, хороший спектакль, наверное, что-то мягкое, доброе детское. Фигак - там, понимаешь, кровища и все остальное. И это современная английская драматургия.

ДОБРЫГИН: МакДональда?

ТИХОМИРОВ: Да. И ты понимаешь, что действительно это круто, это очень неожиданно, это очень жестко и круто. Почему ты, молодой студент, вдруг решил поставить Николая (прости господи) Васильевича Гоголя?

ДОБРЫГИН: Ну, тут тоже был очень простой исход. Третий курс, Олег Львович дает тему на курсе: Гоголь, исследуйте, смотрите. Ну и летом так удалось покопаться в Гоголе хорошенько, и в его письмах, и о нем, и произведения. Ну и взгляд остановился на "Лакейской". Я не могу объяснить выбор. То есть это пять страничек. Наверное, может быть, потому что, я лентяй, и поэтому пять страничек, такое лакейское мышление, все срослось.

ТИХОМИРОВ: Ой, да ладно...

ДОБРЫГИН: И я пришел к мастеру и говорю: "Я хочу ставить "Лакейскую". На что, я думал, он скажет: "Ну, там невнятное, невнятное... это не закончено, эта часть одной..." Но мне такого не сказал, он сказал мне: делай! как раз и был момент сомнения, что я это хочу, он говорит: делай! И мы выпустили, спустя несколько месяцев, на экзамене на кафедру такую небольшую работу, то есть она выросла в 40 минут такого действия.

БАТИНОВА: Но вы же выбрали не потому, что пять страничек, по другой причине.

ДОБРЫГИН: Ну, наверное, по какой-то другой...

ТИХОМИРОВ: Григорий, а можно я тебе подскажу?

ДОБРЫГИН: Да.

ТИХОМИРОВ: Ты знаешь, иногда мне приходится общаться со студентами. Они говорят: что такое творчество, и вообще зачем люди идут в творчество? Я говорю: вы знаете, мне кажется, что вообще люди творческие в первую очередь идут на сцену, на телевидение, в кино и так далее, и тому подобное, для того, чтобы, скажем так, победить свои комплексы.

ДОБРЫГИН: Ну, может быть, и так.

ТИХОМИРОВ: Нет, это на самом деле.

ДОБРЫГИН: Нет, это правда, правда, правда. И тоже это давно мной сформулировано, мной, для меня, для себя сформулировано: чем больше у человека комплексов, тем больше его тянет на сцену. Ну, я не знаю, чем больше он...

ТИХОМИРОВ: Нет-нет, это на самом деле так, да.

ДОБРЫГИН: Это борьба, тем она интереснее. Я так формулировал: чем больше у тебя комплексов, тем ты интереснее на сцене.

ТИХОМИРОВ: Конечно. А по-другому нельзя.

ДОБРЫГИН: Тебе есть с чем бороться, есть что преодолевать.

ТИХОМИРОВ: Если ты абсолютно правильный...

БАТИНОВА: Сейчас первый раз так об этом думаю... Вы думаете так, уверены?

ТИХОМИРОВ: Да, я уверен, да.

ДОБРЫГИН: Ну, у меня было такое ощущение, да. То есть...

ТИХОМИРОВ: Нет, скажи нам, нам интересны люди, у которых одна, как говорится, извилина, и то по кругу?

БАТИНОВА: Ну, это же творчество, а творчество не обязательно от комплексов.

ТИХОМИРОВ: Нет, к сожалению, от комплексов очень многое, по крайней мере - это большой толчок.

БАТИНОВА: Да? Вы согласны, да?

ДОБРЫГИН: Я для себя это формулировал, и как-то...

ТИХОМИРОВ: Ну, это хорошо, да. Возвращаясь к Николаю Васильевичу Гоголю. Понимаешь в чем дело? Это же ведь очень странный автор. Насколько мне известно, у нас ест несколько выездных авторов - это Достоевский, Толстой. И теперь стал Николай Васильевич Гоголь. Я давно уже слышу о том, что Гоголь, у него такой ренессанс на Западе, что к нему очень потный интерес.

БАТИНОВА: Почему? А Островский?

ТИХОМИРОВ: Нет-нет-нет.

БАТИНОВА: Нет? Островский не интересен?

ТИХОМИРОВ: Нет. А вот Гоголь вдруг стал интересен. И самое главное, что эта метафизика, это даже сюрреализм в прозе - это от Гоголя.

ДОБРЫГИН: Думаю, да, да. Нам мастер все время говорил: "Гоголевщины не хватает, гоголевщины!"

ТИХОМИРОВ: Да. Скажи мне, а что в твоем спектакле от Гоголя?

ДОБРЫГИН: В моем спектакле от Гоголя текст.

ТИХОМИРОВ: Все-таки не переврал, да?

ДОБРЫГИН: Нет, мы не стали, мы как-то сохранили текст. И в спектакле звучат отрывки из других произведений, если внимательный зритель - их может заметить, а невнимательный зритель их не заметит и съест, в общем-то, как "Лакейскую". А также у нас в спектакле используются монологи действительных сегодняшних... я не называю "лакеев", потому что это неправильно в отношении этих людей, это официанты, те люди, которые...

БАТИНОВА: Обслуживание.

ДОБРЫГИН: Сфера обслуживания, да. Это официанты, водители...

ТИХОМИРОВ: Продавцы...

БАТИНОВА: Ой, я люблю, когда с классики пыль смахивают!

ТИХОМИРОВ: Вот это да, это хорошо.

ДОБРЫГИН: И это то, чего нам не хватало. Когда мы выпустили этот спектакль в институте, он шел, мастер предложил после экзамена сыграть его, мы сыграли четыре раза. Случился пожар, ну на режфаке мы же горели в том году.

ТИХОМИРОВ: Ну, да-да-да, "Москва 24" рассказывала об этом.

ДОБРЫГИН: И, слава богу, нам его неожиданно, за такие короткие сроки восстановили. Уже в сентябре мы были запущены в наше здание.

ТИХОМИРОВ: Итак, дорогие друзья, напоминаю, что в студии находится Григорий Добрыгин - актер, молодой актер, который снялся, как вы знаете, и в "Черной молнии", и "Как я провел этим летом", получил, между прочим, премии "Белого слона" и "Серебряного медведя". Что ты еще получил? "Золотого орла"? О, специальный приз премии "Золотой орел". Да ладно!?

ДОБРЫГИН: Специальный приз - компьютер. И диплом.

ТИХОМИРОВ: Нет, что, компьютер получил? Ну ладно, не смейся...

ДОБРЫГИН: Премия "Успех", да, премия "Успех", надо серьезно отнестись.

ТИХОМИРОВ: Да, премия «Успех» и компьютер, и это хорошо. А, кстати, скажи мне, пожалуйста, вот если, например, Никита Сергеевич Михалков пригласит тебя, ты пойдешь к нему? И почему? Нет?

ДОБРЫГИН: Ну, куда, в гости?

ТИХОМИРОВ: Нет, ну в гости мы все бы сходили с удовольствием.

ДОБРЫГИН: Я не могу сказать, не зовет, поэтому нет прецедента для разговора.

ТИХОМИРОВ: Нет, я просто к тому, что, понимаешь в чем дело, очень часто говорят о том, что у режиссера должны быть свои актеры, и у каждого актера свой режиссер, который его раскроет и который его поднимет на новую ступеньку.

ДОБРЫГИН: У меня есть, Алексей Попогребский, который снял фильм "Как я провел этим летом".

ТИХОМИРОВ: А, кстати, ты вот по его инициативе тоже ездишь в метро? Потому что я встречаю постоянно Алексея в метро. Я говорю: "Здравствуйте, Алексей, а что вы здесь делаете?" Он говорит: "Еду". Я думаю: ни фига себе! Это так смешно, конечно, человек, который завоевал столько премий, столько наград, о котором говорят во всем мире, катается на нашем московском метро.

ДОБРЫГИН: Ну, метро - прекрасно, естественно.

ТИХОМИРОВ: А почему ты в метро катаешься? А еще на мотороллере катался.

ДОБРЫГИН: Катался, да, катался. Но потом понял, что это все-таки опасно немножко.

ТИХОМИРОВ: Ну, слава тебе, господи! Наконец-то ума прибавилось.

ДОБРЫГИН: Сейчас - велосипед, пешком. Пешком, велосипед, метро.

ТИХОМИРОВ: Да, хорошо. Возвращаемся к твоему режиссерскому дебюту, это спектакль "Лакейская". Я понимаю, что наша жизнь вообще происходит очень часто в разных местах и в разных необычных местах. Но вот почему в шкафу все происходит?

ДОБРЫГИН: В шкафу происходит, потому что...

ТИХОМИРОВ: Это что-то детское, из детских...

ДОБРЫГИН: Это, наверное, из моих каких-то детских ощущений, переживаний, впечатлений, не комплексов, просто такое восприятие.

ТИХОМИРОВ: Нет, самое интересное происходило всегда в шкафу.

БАТИНОВА: Мне еще на шкафу нравилось.

ДОБРЫГИН: В шкафу, на шкафу. И мы используем шкаф, как можем, в этой истории. Было так, что мы, в ГИТИСе когда делали спектакль, приняли решение, что на сцене мы играть его не будем. Но это неправильно. И мы искали правильное место для этих лакейских отношений, вот этих перетёров, каких-то разговоров, сплетней - ну вот то, что происходит в жизни, сна... Комфортное место сцены - это все-таки...

БАТИНОВА: Комфортная, но в то же время уютная, маленькая.

ДОБРЫГИН: Да, уютная сцена - это дискомфортное пространство, пространство, где ты включаешься.

ТИХОМИРОВ: Ну да.

ДОБРЫГИН: А нужно было найти место, где как бы комфортно, комфортно посидеть...

БАТИНОВА: А актеры, которых вы выбрали?

ДОБРЫГИН: Это мои однокурсники, это все любимые однокурсники, могу всех прямо перечислить.

ТИХОМИРОВ: Ну что ты, не надо, их очень много.

БАТИНОВА: Алексей Золотовицкий.

ДОБРЫГИН: Алексей Золотовицкий - это сын Игоря, внук Якова.

ТИХОМИРОВ: Ни фига себе! Вот, как говорится, яблоко от вишенки недалеко падает...

ДОБРЫГИН: Вот. Значит, и что, мы устроились в шкафу, в нашей раздевалке в ГИТИСе, то есть мы выбрали пространство раздевалки - то место, где мы переодеваемся, где висит куча костюмов. И мы так и играли в шкафах, рядом висели костюмы, приходили зрители, и все было так, как такое случайное, но специальное место. И когда мы сгорели, и были переговоры с Ми́ндаугасом Карбаускисом, который предложил перенести нам… То есть я спросил, а он не отказался, я даже не могу сказать, как правильно было, но Миндаугас идет сейчас на какие-то новаторства в театре, и студия OFF, которую возглавляет Саша Денисова, студия, которая занимается то есть вербатимом сейчас. Театр вербатим, вы знаете, «Театр.doc».

БАТИНОВА: Да, да.

ДОБРЫГИН: Значит, и Миндаугас сказал... Я говорю, что на малой сцене довольно трудно будет, потому что на сцене опять же этот шкаф будет специальной громоздкой декорацией. И Миндаугас предложил нам играть во втором репзале, это маленькое пространство, в котором сделал ремонт Куцевалов, такой архитектор, по подобию того, как у нас в ГИТИСе сделано. Значит, он сделал ремонт, белый кирпич, и поставили нам шкаф чуть больше, чем наш.

ТИХОМИРОВ: И играйте в своем шкафу...

ДОБРЫГИН: И играйте в своем шкафу. То есть мы залезли с какого-то черного входа в театр, и из шкафов будем во все щели ломиться.

ТИХОМИРОВ: Отлично. Григорий, ты знаешь, у меня такой странный, наверное, вопрос. В свое время драматург Островский совершил революцию в театре, в русском театре. Он вывел на сцену не дворян, там не царей, а вывел на сцену обычных простых людей, чем вызвал большую ажитацию. Ты в данном случае сейчас тоже выводишь простых людей, которые стоят за прилавком, ну, по идее, это твои главные герои, это люди, которые обслуживают, таксисты и все остальные люди. А меня знаешь что удивляет всегда в этой жизни? Ведь по большому счету, мы, вот мы, в большей своей части, в этой стране и во всем мире, мы лакеи. Почему мы так не любим спектакли о лакеях, а так любим спектакли о царях, о князьях, о президентах? Почему, с чем это связано?

БАТИНОВА: Ну, мы же любим спектакль о народе.

ТИХОМИРОВ: Где? Народ безмолвствовал...

БАТИНОВА: Нет, когда показывают жизнь таксистов, всем это интересно, жизнь милиционеров - всем интересно. Это что, не народ, что ли? У нас что, все фильмы и спектакли о президенте?

ТИХОМИРОВ: Ну это, нет, это только сериалы. А если говорить о театре, то, к сожалению, очень редко бывает так, чтобы в театре на сцену выходил простой человек.

БАТИНОВА: Вы согласны?

ДОБРЫГИН: Мне кажется, что сейчас это заурядно, мне кажется, сейчас как раз-таки и исследуется в театре простой человек. Мне кажется, нет в этом вопроса. Я, наверное, не согласен с этим.

ТИХОМИРОВ: Не согласен? Это хорошо.

БАТИНОВА: Жизнь звезды не интересна больше.

ТИХОМИРОВ: Да. Потому что кто эти звезды? Нет, потому что на самом деле я всегда думаю, что гораздо интереснее судьба простого обычного человека.

ДОБРЫГИН: Да, я согласен, да. А "Лакейская" - это повод поразмышлять и поиграть.

ТИХОМИРОВ: Ну, у тебя, надеюсь, нет никакого... белые стены, белый кирпич, там, может быть, еще белые ленточки появятся где-нибудь под потолком. Нет у тебя вот ощущения того, что это...

БАТИНОВА: Мне нравится белый кирпич. Я вообще люблю, когда покрашенный кирпич.

ДОБРЫГИН: Белый - прекрасный, отбитый... Да, да, это выглядит замечательно.

ТИХОМИРОВ: Нет, просто понимаешь в чем дело, всегда ведь театр чем, как говорится, славится? Тем, что даже простая вещь вдруг превращается в некий символ. И ты говоришь, вот "Лакейская", Николай Васильевич Гоголь, Россия, птица-тройка... И думаешь: это что же, у нас вся страна лакейская, что ли?

ДОБРЫГИН: Приходите на спектакль...

ТИХОМИРОВ: Отлично, молодец.

БАТИНОВА: А сложно работать с однокурсниками?

ДОБРЫГИН: С однокурсниками работать прекрасно.

БАТИНОВА: Да?

ДОБРЫГИН: Ну, это самое лучшее, наверное, когда одна волна, один мастер, один язык.

ТИХОМИРОВ: Ну да, одна эстетика.

ДОБРЫГИН: И мы изобретаем. В "Лакейской" мы изобретали какой-то свой язык, нам казалось так, что мы какие-то новаторы, и у нас, когда мы шли от показа к показу, у нас что-то было, такая какая-то тайна своя, которую мы хотели... то есть бомба, бомба в кармане, нам казалось, что мы с бомбой в кармане.

ТИХОМИРОВ: Мы раньше с фигой ходили, а теперь вот с бомбой...

ДОБРЫГИН: А теперь с бомбами ходим, да.

ТИХОМИРОВ: Бомбисты.

БАТИНОВА: Просто я думаю, просто интересно, когда ты работаешь с однокурсниками, ну это же твой спектакль, и с одной стороны, можно пустить их со своими идеями, а с другой стороны, а ну-ка брысь отсюда...

ДОБРЫГИН: Нет-нет, конечно, здесь нужно убирать куда-то амбиции подальше и давать возможность им. То есть ты предлагаешь что-то, на что они откликаются. И это и есть какой-то процесс такой.

БАТИНОВА: Совместное творчество.

ДОБРЫГИН: Я могу сказать, что я там режиссер-диктатор, то есть то, что я там себе придумал, я это доведу, доделаю, но разными средствами, способами. И главное, конечно, что не всегда выходит... нет, всегда выходит любить актеров, и если актера ты любишь, и он чувствует твою веру, то он сделает намного больше, чем он может сделать.

ТИХОМИРОВ: А легко управлять людьми?

ДОБРЫГИН: Я не манипулятор...

ТИХОМИРОВ: Нет, ну а как? Нет, режиссер - это манипулятор.

БАТИНОВА: Да, в том смысле, что вы же ведете их.

ДОБРЫГИН: Ну, нелегко. Иногда легко, иногда нелегко, по-разному как-то, по-всякому бывает.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а скажи мне, ну а старая гвардия, которая находилась за стенкой вашей репетиционной комнаты, эти патриархи сцены Театра Маяковского, что они говорили о вас?

ДОБРЫГИН: Я не знаю, мы же еще не выпустили спектакль, мы еще не сыграли премьеру.

ТИХОМИРОВ: Ну вы же ходите по коридору, здороваетесь с ними...

ДОБРЫГИН: Здороваемся. Все крайне вежливы и расположены, насколько мне так кажется. Может быть, я в розовых очках хожу по театру, мню себя режиссером, но, по-моему, все как-то правильно и хорошо со всеми службами.

БАТИНОВА: Мне кажется, это тоже правильно. Вместо того, чтобы слушать и подслушивать, какие-то сплетни собирать, лучше быть в розовых очках и заниматься своим творчеством.

ДОБРЫГИН: Ну, в общем, да, так и стараемся.

БАТИНОВА: А вы хотели билеты разыграть для наших слушателей, да?

ДОБРЫГИН: Да.

ТИХОМИРОВ: Скажи, какую гадость мы придумаем нашим слушателям, чтобы они получили это не просто так, а в заслуженной борьбе? Может быть, какой-нибудь самый умный вопрос, может быть, самый неумный вопрос?

БАТИНОВА: Вы бы сами как хотели, Григорий?

ТИХОМИРОВ: Может быть, самая красивая девушка...

БАТИНОВА: Да, по радио лучше всего выбрать самую красивую девушку!

ТИХОМИРОВ: Да, надо какой-то критерий задать нашим слушателям. Может быть, вопрос какой-нибудь?

ДОБРЫГИН: Давайте вы что-нибудь придумайте, у вас, мне кажется, есть какие-то заготовочки.

ТИХОМИРОВ: Заготовочки, да, мы тут постоянно ходим в заготовках. Да, ну хорошо, мы сейчас подумаем. О-о-о, отличный вопрос! Уважаемые слушатели, если кто скажет нам и ответит на вопрос, что такое вербатима... Вербатина...

ДОБРЫГИН: Вербатим.

БАТИНОВА: Вербатим. Не вер...батинова, а вербатим...

ТИХОМИРОВ: Да, вот кто нам скажет, что такое "вербатим", кто знает правильный ответ, что такое "вербатим", тот и получает два пригласительных билета. Правильно, да?

ДОБРЫГИН: Да.

БАТИНОВА: Слушайте, Григорий, а знаете, я подумала сейчас, вы вообще хотели в детстве быть актером? Ну или там мечтали?

ДОБРЫГИН: Сейчас скажу. Детство закончилось довольно рано, потому что меня же отдали в Академию хореографию родители, так как мама была балерина.

ТИХОМИРОВ: Так это мама тебя сдала?

ДОБРЫГИН: Нет, папа сдал скорее всего. Потому что папа в свое время маму забрал из балета. Мама пожертвовала ради семьи...

ТИХОМИРОВ: А, и решили отыграться на бедном ребенке. Во родители, а, это что ж такое...

ДОБРЫГИН: Поэтому, наверное, это посвящение в этот мир иллюзий было довольно рано осуществлено. И это уже, наверное, последствия.

ТИХОМИРОВ: Слушай, какой у тебя интересный замес. У тебя папа военный, мама балерина. Круто! Нет-нет, извини, просто действительно очень необычный микс такой.

ДОБРЫГИН: Ну да. И так все время мне казалось: так и должно быть в жизни, что мужчина должен быть военным, а женщина должна быть балериной, такая суперсоветская...

БАТИНОВА: Да, ну она такая, да, идеалистическая, идеальная такая...

ТИХОМИРОВ: Ну да, такая абсолютно. Так, и детство у тебя закончилось, конечно, когда тебя сдали в эту...

ДОБРЫГИН: "Лебединое озеро" и корабли - такое, ух, сильно!

ТИХОМИРОВ: Ух! Слушай, я, знаешь, все время смотрю на этих бедных девочек, которые там танцуют танец маленьких лебедей, и я думаю: это просто какая-то палочная дисциплина. Господи, как они живы?

ДОБРЫГИН: Да-да, это страшно. Видимо, поэтому у меня был такой оттяг потом длительный, я не мог себя заставить жить в дисциплине после балета. То есть восемь лет дисциплины какой-то, еще строгость дома, потому что отец военный, и все так как-то, 17 лет. А потом - ух! Два года в семинарии был, там...

ТИХОМИРОВ: Ну, это да, это мы знаем о твоих скаканиях и рысканиях.

ДОБРЫГИН: Да-да-да, исканиях.

ТИХОМИРОВ: Исканиях, прости.

ДОБРЫГИН: Ну, в тот раз определились уже, что это искания. И потом обучение на актера с постоянными проблемами, с той же дисциплиной. И сейчас вот с режиссурой начинаешь, потому что ты знаешь, что тебе нужно конкретно, то есть твою цель, и ты, организуя других, призывая к дисциплине актеров, потому что актер - не самая дисциплинированная профессия, особенно когда ты студент, и тебе ничего за это... То есть во время студенчества ты думаешь: ну вот так все и будет, пока ты еще не выхватил, так сказать, от жизни вот эти вот проблемы, ты не понимаешь, что такое дисциплина. И дисциплинируя себя и других, ты как-то так... Все, запутался...

ТИХОМИРОВ: Нет-нет, нормально, ты наоборот распутался, может быть. А у меня к тебе еще один вопрос. Скажи мне, пожалуйста, очень часто говорят о том, что современная молодежь сейчас падка до богатства, роскоши. Вот глядя на тебя, даже слово "хипстер" как-то не подтягивается, понимаешь, к тому госстандарту. Ты бедно одет, ты - звезда экрана...

БАТИНОВА: Вообще... Если бы мне такое сказали, я бы уже ушла бы с этого интервью.

ТИХОМИРОВ: Останься, Лена, останься. А ты богато одета...

БАТИНОВА: Знаешь, белый пиджак еще...

ТИХОМИРОВ: Ну ладно. И все-таки, Гриша, вот скажи, пожалуйста, ведь должны быть какие-то отличительные символы, какие-то знаки. Я такие в школе даже не носил...

БАТИНОВА: Ты же теперь режиссер, надо же...

ТИХОМИРОВ: Да, ты должен давить всех, понимаешь в чем дело, своим богатым видом...

БАТИНОВА: Кошмар какой! Кошмар, не могу, мещанство в эфире.

ТИХОМИРОВ: Знаете что, полстраны мещан, и что? И я, может быть, нахожусь как раз в этой же части населения.

БАТИНОВА: Просто Вадя сегодня в новом свитере, поэтому он и хорохорится...

ТИХОМИРОВ: Обратите внимание! И все-таки, для тебя внешний вид - это что-то определяет?

ДОБРЫГИН: Конечно.

ТИХОМИРОВ: Что это? Это же знаковая какая-то история определенная?

ДОБРЫГИН: Ну, абсолютно. Это же не "встречают по одежке", это же правильный какой-то момент. Мне нравится, когда люди опрятны, аккуратны и красивы.

ТИХОМИРОВ: И просты.

ДОБРЫГИН: И просты. Это суперважно.

ТИХОМИРОВ: Нет, я просто... на самом деле ты понимаешь...

ДОБРЫГИН: Ну да, конечно.

ТИХОМИРОВ: Я же говорю это со своей легкой завистью, по большому счету. Потому что иногда для того, чтобы привлечь внимание, люди надевают на себя 33 халды, потом парик, сверху шиньон и еще потом меховую шапку, и думают, что они звезды. Но им это все равно не помогает.

БАТИНОВА: Да, я бы сейчас тоже прокомментировала, вчера я видела кой-кого...

ТИХОМИРОВ: Слушайте, сейчас мы подведем итоги нашей дискуссии, в том смысле, что у нас есть два пригласительных билета на спектакль "Лакейская2.

ДОБРЫГИН: Да, у нас есть, да, это правда.

ТИХОМИРОВ: Да. И мы спрашивали, что такое "вербатим". Слушай, у меня такое впечатление, что я ругаюсь... Так, короче, иди сюда, смотри правильные ответы. Мы продолжаем мучить Григория Добрыгина. И прежде чем сходить на спектакль, мы решили узнать, о чем же этот спектакль, кто эти люди, и самое главное, взять кого-нибудь с собой. И задали вам вопрос, то такое "вербатим". Огромное количество сообщений.

БАТИНОВА: У нас гуглить умеют, да.

ТИХОМИРОВ: Это и дискета, и "один в один", и это батарейка, это в первую очередь, конечно, диски и дискеты.

БАТИНОВА: И даже кондомы. Нельзя это слово говорить? Это литературное слово.

ТИХОМИРОВ: А у нас на связи Сергей из Москвы. Здравствуйте, Сергей. Слушаем вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день.

ТИХОМИРОВ: Итак, Сергей, скажите нам правильный ответ.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну, было, естественно, два варианта. Я думаю, больше подходит - "документальный театр".

ТИХОМИРОВ: Документальный театр, да?

СЛУШАТЕЛЬ: Да.

ТИХОМИРОВ: Сергей, откуда вы узнали об этом? Это что Гугл вам помог, в помощь?

СЛУШАТЕЛЬ: Если честно, Яндекс...

БАТИНОВА: Молодец, Сережа!

СЛУШАТЕЛЬ: А вторая версия у меня была как раз дискетка, еще помню с 90-х годов.

ДОБРЫГИН: Забудьте дискетку.

ТИХОМИРОВ: Про дискетку забудьте. Так, Григорий, это правильный ответ или нет?

ДОБРЫГИН: Да, да, верно.

ТИХОМИРОВ: Да, это абсолютно правильный ответ. Сергей, так что ты получаешь два пригласительных билета. Скажи мне, пожалуйста, у тебя есть вопрос к Григорию?

СЛУШАТЕЛЬ: Да.

ТИХОМИРОВ: Только принципиальный, ты знаешь.

СЛУШАТЕЛЬ: Да.

ТИХОМИРОВ: Да, говори.

СЛУШАТЕЛЬ: Интересно?

БАТИНОВА: Он спрашивает: интересно?

ДОБРЫГИН: А, интересно? Интересно.

ТИХОМИРОВ: А, спектакль интересный?

БАТИНОВА: Вот и поговорили.

ДОБРЫГИН: А у меня к вам вопрос. Время есть: 24 ноября в 15:00 и 22:00, 25-го - 22:00. В какое время вам удобно пойти?

ТИХОМИРОВ: На утренник или...

СЛУШАТЕЛЬ: Давайте на утренник.

ДОБРЫГИН: На утренник? Хорошо.

ТИХОМИРОВ: Смотри, но тогда коньяк еще не продают в буфете.

СЛУШАТЕЛЬ: Я непьющий.

ТИХОМИРОВ: Отлично!

БАТИНОВА: Это, Вадик, главное. Он с собой возьмет.

ДОБРЫГИН: Ладно, Сергей, спасибо тебе большое. Давай, успехов, до встречи на премьере!

СЛУШАТЕЛЬ: Спасибо.

БАТИНОВА: Да, спасибо, Сергей.

ТИХОМИРОВ: Ну вот видишь, люди все знают, все видят, как говорится... Ты посмотри, какие у него чистые светлые глаза. Это что ж такое?

БАТИНОВА: Вы сказали за эфиром, что вы любите с людьми разговаривать. Вы разговариваете на улице? Ну или так, с незнакомыми?

ДОБРЫГИН: Разговариваю. Сейчас с таксистом разговаривали.

ТИХОМИРОВ: Я тебя прошу, Григорий, сейчас будь пособранней, Лена очень заразная девушка. Мы с ней работаем уже три года, и я тебе реально скажу, что я разговариваю теперь со всеми.

БАТИНОВА: Я-то очень люблю разговаривать с людьми.

ТИХОМИРОВ: Я сейчас ехал в лифте, разговаривал со своим соседом, потом вышел, поговорил с дворником.

ДОБРЫГИН: Это самые неожиданные собеседники, самые чудесные, ты такие открытия можешь в людях, в себе в этот момент совершить, это правда удивительно. И актеры, когда брали интервью у реальных людей, это же был сначала опыт, ну, понять, про что мы все-таки делаем, про кого.

БАТИНОВА: Да, да.

ДОБРЫГИН: И они пошли, я так отправил их...

ТИХОМИРОВ: Послал их, да.

ДОБРЫГИН: Послал их поискать, походить, пообщаться с людьми с реальными - с официантами, с тем, чем они живут.

БАТИНОВА: Хорошая идея.

ДОБРЫГИН: И когда они пришли... Они сначала так скептически к этому относились методу, но я был давно заражен от Саши Денисовой этой историей, говорю: так и так, сделайте. Они приходят, читают друг другу и мне, и у нас у всех волосы, в общем-то, дыбом становятся от подробностей, от того, как живут, чем живут эти люди. И какое-то мясо появилось у спектакля, как мне показалось.

ТИХОМИРОВ: А ты знаешь, Гриша, мне кажется, что вообще у нас, к сожалению, очень мало говорят с людьми.

БАТИНОВА: Друг с другом...

ДОБРЫГИН: И люди говорят. Вот к ним пришли, к этим официантам, к водителям пообщаться, и люди рассказывают, просто нет проблемы в этом. Им говорят: мы делаем спектакль, нам важно узнать, и люди...

БАТИНОВА: С удовольствием делают.

ДОБРЫГИН: Конечно, они открываются. И люди, в общем-то, в принципе открыты к диалогу.

БАТИНОВА: Мы-то на самом деле привыкли, потому что нам звонят иногда слушатели, и они такие откровенные вещи нам говорят, что мы иногда с Вадиком в коридоре стоим и думаем: ну, это нам доверяют значит, мы можем гордиться собой.

ТИХОМИРОВ: Да.

ДОБРЫГИН: Но с другой стороны, люди эксгибиционисты тоже.

БАТИНОВА: С другой стороны, да, с другой стороны - да.

ДОБРЫГИН: Да, хочется вот так душу наизнанку.

БАТИНОВА: С другой стороны, да.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а все-таки, как ты думаешь, почему до сих пор не могут найти, наладить диалог с народом?

ДОБРЫГИН: Да я не знаю, я вообще в это не лезу. Какой диалог, кто с кем, народ с народом?

ТИХОМИРОВ: Я говорю: театр и народ... Все вот, я не знаю...

ДОБРЫГИН: Я вот это все думаю: политика...

ТИХОМИРОВ: Да ну какая политика? Мы же "Валенки", какая политика?

ДОБРЫГИН: "Валенки", да, точно.

ТИХОМИРОВ: Оживился сразу...

ДОБРЫГИН: Ну, с позиции "Валенки" как-то проще разговаривать.

БАТИНОВА: Да, надо было сразу предупредить Григория, как называется шоу, да?

ТИХОМИРОВ: Да, а то он... ну да, ну да.

ДОБРЫГИН: Так. Ну, потихонечку налаживается. Есть театры, которые театры диалога, они потихонечку прорастают. И мне нравится реформа, которая происходит сейчас. Можно ли называть ее реформой, может, кого-то это обидит, реформа - то, что происходит в Театре Маяковского.

ТИХОМИРОВ: А что там сейчас происходит?

ДОБРЫГИН: Ну, происходят постановки, новые постановки, Миндаугас ставит Канта сейчас. Он дает возможность ставить молодым режиссерам, у него, получилось, прорвался Никита Кобелев со спектаклем "Любовь людей" и "Враг народа". Это мой однокурсник, когда я учился на актера в мастерской Кудряшова. Есть и... вот эта близость Маяковки с ГИТИСом, она, мне кажется, принесет свои добрые плоды.

ТИХОМИРОВ: Слушай, Гриша, ну а теперь действительно политический вопрос. Опять варяги, да? В Театре Вахтангова - литовский князь, у вас тоже литовский князь. И получается, что опять, как говорится, Рюриковичи, опять которые приходят к нам на хозяйство, да. И самое главное, что налаживают его, удивительная история.

ДОБРЫГИН: Да-да-да, это правда. И более того, Литва - место...

ТИХОМИРОВ: Это кармическое.

ДОБРЫГИН: Место талантливейших людей, связанных с искусством. Я не знаю, много разговариваю об этом, сейчас режиссер монтажа моей короткометражки тоже оттуда, я летаю в Вильнюс делать. Ну, как-то связывает что-то меня теперь потихоньку...

БАТИНОВА: Ну, мне кажется, вообще какая разница откуда, главное - талантливо, грамотно.

ТИХОМИРОВ: Ну это да, тоже верно.

ДОБРЫГИН: Нет, это интересно, все равно интересно, что это оттуда, оттуда.

БАТИНОВА: Да, думаете, что есть что-то в этом?

ДОБРЫГИН: Как-то были у нас встречи два года назад с Някрошюсом, и он как-то рассказывал, почему они так талантливы.

БАТИНОВА: Почему?

ТИХОМИРОВ: Да, и почему, слушай?

ДОБРЫГИН: Ну, какая-то простая вещь. Он говорил о том, что выросли все в селах, в деревнях и придумывали себе... корни такие, да. И придумывали себе игры из ничего, ну то есть... А это же режиссура и театр - это же выдумать, придумать, сфантазировать, развлечь, и это все как-то... Ну, простой ответ на сложный какой-то вопрос, почему.

БАТИНОВА: То есть в принципе в любой стране может деревенский парень родится талантливым...

ДОБРЫГИН: Я не знаю...

ТИХОМИРОВ: Нет, ну а что? Шукшин ведь на самом деле тоже деревенский.

БАТИНОВА: И построить театр. Пуркуа па?

ТИХОМИРОВ: Ну, наверное, тем более, что у них такая хуторная система была... Слушай, Григорий, и напоследок. Вот ты понимаешь, нам Республика Удмуртия пишет: "Какие у вас добрые гости... А Тихомиров бестактен, как всегда..." Ну это ладно, спасибо за комплимент. И все-таки, Гриша, на самом деле, глядя на тебя, я понимаю, что, с одной стороны, ты очень добрый, такой широко распахнутый человек к миру. А с другой стороны, у тебя есть очень жесткий стержень. Вот ты не боишься сломаться или измениться под давлением обстоятельств, которые иногда рулят нами?

ДОБРЫГИН: Да, да, конечно, рулят. Может быть, из-за этого страха сломаться и превратиться не пойми во что... может, я и превратился не пойми во что...

ТИХОМИРОВ: Ну ладно, прекрати.

ДОБРЫГИН: Но я просто ушел от каких-то тех искусов и соблазнов, которых очень хотел. То есть это же, когда свалилась эта популярность. После победы на Берлинском фестивале того фильма "Черная молния".

ТИХОМИРОВ: Молния шаровая...

ДОБРЫГИН: Три года назад или уже почти четыре года назад это случилось. И было ощущение, что вот оно, вот оно все пришло, и можно пользоваться. И было же интересно и любопытно сходить на эти вечеринки, посвященные тому, сему, восьмому, на кинопремьеры. Но тогда каким-то усилием воли ты перекрывался и говорил: нет, не надо. Ну то есть единственное, что было, это "Кинотавр", потому что мне было посмотреть на актеров, ну как... Но мне этого было достаточно для того, чтобы вкусить, хапнуть этого мира...

ТИХОМИРОВ: Ну да, гламура.

ДОБРЫГИН: Гламура, да. И потом просто ну не интересно.

ТИХОМИРОВ: Ну тогда скажи нам лекарство.

ДОБРЫГИН: Работать. И, придя домой, там я не знаю, помыть посуду, постирать свои носки... Как-то это хорошее средство придти в себя и почувствовать себя человеком.

БАТИНОВА: То есть напряги домработницу сегодня, Вадик.

ТИХОМИРОВ: Хороший рекламный ход для спектакля "Лакейская". Все, до встречи на премьере. И успехов тебе.

ДОБРЫГИН: Спасибо.

БАТИНОВА: Спасибо. Григорий Добрыгин был сегодня у нас в гостях.