Профитроли Даниил Спиваковский

СТАХОВСКИЙ: Начинается рубрика "Школьная анкета". К нам приходят люди, которые не нуждаются в дополнительном представлении. Сегодня в гостях у нас Даниил Спиваковский. Добрый вечер.

КУЗЬМИНА: Здравствуйте, Даниил.

СПИВАКОВСКИЙ: Добрый вечер, здравствуйте.

СТАХОВСКИЙ: Даниил Иванович Спиваковский, день рождения - 28 августа 1969 года, место рождения - город-герой Москва. Российский актер театра и кино, заслуженный артист России. Это уже всем хорошо известно.

КУЗЬМИНА: Вам всегда нравилось ваше имя?

СПИВАКОВСКИЙ: Да, всегда нравилось мое имя и моя фамилия. Никогда у меня не было никаких оснований это менять. Своей фамилией я горжусь. Не могу сказать, что я знаю свою родословную очень далеко. Но, по крайней мере, моя бабушка, которой 90 лет, она до сих пор жива, она фронтовик, прошла войну, она, так сказать, главный представитель нашего рода.

СТАХОВСКИЙ: Что говорит?

СПИВАКОВСКИЙ: Она говорит очень многое, она читает стихи. Мы даже выпустили книгу сами, с моей мамой, ее стихов. У нее поздравительные телеграммы личные, подписанные президентами. Действительно, она - великий человек, с моим дедушкой прожила 59 лет. Он ушел из жизни несколько лет назад в возрасте 93 лет.

СТАХОВСКИЙ: Ничего себе! Все долгожители.

СПИВАКОВСКИЙ: Да, долгожители. Сейчас она счастлива играть с правнуками и радует нас.

СТАХОВСКИЙ: И радуется жизни. Да, хорошо! А какое самое раннее ваше воспоминание из детства?

СПИВАКОВСКИЙ: Честно говоря, я иногда уверяю свою маму, что я помню, как меня принесли из роддома. По крайней мере, точно описываю одеяльце, в которое я был завернут, и примерное расположение комнат. Но думаю, что это… Хотя кто знает! Детский сад - точно у меня есть уже довольно осознанные воспоминания. Я уже не говорю про школу. Но, по-моему, что-то было даже еще и раньше. Что-то и раньше есть...

СТАХОВСКИЙ: Какие-то всполохи, вспышки.

СПИВАКОВСКИЙ: Вспышки какие-то существуют, конечно.

СТАХОВСКИЙ: И что это может быть? Хотя комнаты - вполне себе хорошее начало, между прочим. А какой район Москвы? Место рождения - Москва. Что это, где это?

СПИВАКОВСКИЙ: Центр, Патриаршие пруды. Я всю жизнь прожил на Патриарших. Родился я в другом районе, но, собственно, прожил я на Патриарших прудах до 25 лет своей жизни.

КУЗЬМИНА: А как вы считаете, сознание человека определяет место, где он родился? Я имею в виду, что конкретно он видит из окна?

СПИВАКОВСКИЙ: Конечно. Это все неосознанно вкладывается в человека, уверен в этом.

КУЗЬМИНА: Есть разница, помойку видит или Патриаршие пруды?

СПИВАКОВСКИЙ: Конечно. Человек может это потом не помнить, допустим, но думаю, что да. По большому счету, может быть, и это неважно, главное, как его воспитали родители и что они ему привили.

КУЗЬМИНА: Есть какие-то вещи, которые остались из детства, конкретные, которые вас в детстве окружали? Потому что, если бабушка жива, скорее всего, она хранит?

СТАХОВСКИЙ: Что-нибудь да хранит.

СПИВАКОВСКИЙ: Во-первых, в бабушкиной квартире та мебель, которая существует, это все мебель моего детства, причем такого совсем раннего-раннего детства. Бабушка - представитель старого поколения, и хотя мы, естественно, давно ей говорим, давай мы тебе что-нибудь изменим, но она любит всю эту свою мебель.

СТАХОВСКИЙ: А что это? Комоды какие-то, шкафы?

СПИВАКОВСКИЙ: Нет, нет. Это не совсем комоды. Это такая мебель, наверное, начала 70-х годов, не совсем старинная. Но все-таки я помню это с самого детства, как я разбивал зеркала футбольным мячом.

КУЗЬМИНА: Только хотела сказать: детские зарубки на ней остались?

СПИВАКОВСКИЙ: Да, да. И пытался вскрывать какими-то отмычками какие-то ящики.

СТАХОВСКИЙ: В которых, естественно, хранились карты, например, игральные?

СПИВАКОВСКИЙ: Ну, к картам меня приучили с 6 лет. Это от меня не скрывалось. Дело в том, что дедушка был заядлый преферансист. И с 6 лет, едва, так сказать, доставая носом до стола даже сидя, я с бабушкой и с дедушкой резался в карты. А потом, так сказать, преферанс стал моим любимым времяпрепровождением, еще со школьного времени, благодаря деду.

КУЗЬМИНА: Какие главные качества бабушки, дедушки и мамы, как вам кажется, достались вам, перешли по наследству?

СПИВАКОВСКИЙ: Мы люди все довольно яркие, у нас всегда была, знаете, итальянская семья, как принято называть. Мы всегда не скрывали эмоций, открыто выражали их. И если были какие-то конфликты, они были яркие, мгновенные примирения. И дед был такой балагур-заводила, что, наверное, каким-то образом мне передалось, такой характер. Вы знаете что, я это говорю довольно часто в интервью, мне кажется, что и меня, и, кстати, мою супругу Свету, нас наши родители обучили (а это обучаемо) навыку любить ближнего человека и быть к нему внимательным. Не все люди обладают этим даром, но это не просто дар, а это именно навык, который дети видят в родителях и перенимают на себя. Этому можно научить с детства и нужно научить.

СТАХОВСКИЙ: Есть какая-то специальная система, как вам кажется? Или просто ребенок видит и слизывает то, что он чувствует?

СПИВАКОВСКИЙ: Определенная атмосфера. Он видит общение родителей, он видит общение родителей с ним, друг с другом, с другими людьми. Мне и Свете, моей жене, нам бы хотелось, чтобы наши дети умели любить близкого человека и быть к нему внимательными. Жертвовать ради близкого человека.

СТАХОВСКИЙ: Но это же сложно. Не все на это готовы.

СПИВАКОВСКИЙ: Мне кажется, что я этим навыком наделен благодаря моим родителям.

СТАХОВСКИЙ: Да, принимается.

КУЗЬМИНА: Какое было в детстве первое путешествие? Вот что вы сами для себя определили как первое путешествие?

СПИВАКОВСКИЙ: Я прекрасно помню, мне было лет пять, и я отправился с бабушкой и дедушкой в Сочи. Причем самое интересное, что буквально десять дней назад я играл спектакль в городе Сочи, может быть, двенадцать дней назад, и я шел к Зимнему театру знаменитому по набережной наверху, и я прошел мимо черного памятника "Пантера", куда я с трудом забирался в 5 лет, меня дедушка подсаживал, есть фотографии. Шел по этой аллее...

КУЗЬМИНА: Оказывается, он не такой большой, этот памятник, сейчас-то.

СПИВАКОВСКИЙ: Да, да. Я в Сочи бывал часто и бываю в последнее время, но все равно эти воспоминания замечательные.

КУЗЬМИНА: Есть какие-то запахи, связанные с детством? Может быть, дома что-то пеклось, может быть, это запах…

СПИВАКОВСКИЙ: Я могу вам сказать совершенно точно. Это дрожжевое тесто, которое поднимается в большой кастрюле. Бабушка сама пекла замечательные пироги.

КУЗЬМИНА: И крики: "Не бегайте на кухне, оно упадет!"

СПИВАКОВСКИЙ: Ну да! Я, естественно, покушался на него, прилипал, ел, вгрызался ртом туда, уходил головой в это огромное месиво. Прекрасные воспоминания.

СТАХОВСКИЙ: А кем хотелось быть? У всех же детей, у мальчишек и девчонок, кем бы они ни были, все равно есть какие-то мечтания: когда я вырасту… Какие-то основные устремления. Понятно, что наверняка в разные годы хотелось быть и тем, и этим, и третьим. Но что-то, может быть, основное: вырасту и буду…

КУЗЬМИНА: Вы упоминали в интервью, бабушка психотерапией занималась, да?

СПИВАКОВСКИЙ: Нет, моя мама доктор наук, профессор психологии, профессор Московского университета.

СТАХОВСКИЙ: Но вы-то подавали документы на факультет психологии МГУ, это же правда, это же было?

СПИВАКОВСКИЙ: Да. Я даже его закончил.

СТАХОВСКИЙ: Но это уже взрослый выбор относительно.

СПИВАКОВСКИЙ: Это был взрослый выбор, да. Потому что все-таки и книжки окружали меня, и коллеги моей мамы, которые приходили, я слышал все эти разговоры, и как-то так дорога меня туда направила. Но я счастлив, что через несколько лет вот такой крен и поворот в моей судьбе произошел, и я поступил в ГИТИС на курс Андрея Александровича Гончарова.

СТАХОВСКИЙ: А что вдруг? Была все-таки нелюбовь к психологии какая-то, может быть?

СПИВАКОВСКИЙ: С детства я занимался в Театре юных москвичей, довольно известном, при Дворце пионеров на Ленинских горах, нашем центральном...

СТАХОВСКИЙ: То есть что-то подталкивало все время.

СПИВАКОВСКИЙ: Да. Потом, когда я учился в университете, я занимался, играл в студенческом театре МГУ. То есть какие-то у меня мысли были на этот счет. Но несмотря на то, что я, так сказать, центровой, жил всю жизнь в центре Москвы, я даже не знал, где театральные вузы находятся. Как оказалось, они в шаговой доступности были от меня. ГИТИС, например. Вот так произошло…

КУЗЬМИНА: Какие профессии, которыми владеют другие люди, вам кажутся фантастическими?

СПИВАКОВСКИЙ: Все - когда человек становится профессионалом в этой профессии. Стать профессионалом трудно в любой профессии. Трудно, но приятно. Все фантастические.

КУЗЬМИНА: А вы верите в следующую жизнь?

СПИВАКОВСКИЙ: Конечно. Потому что наша следующая жизнь - это наши дети. Наша следующая жизнь - это наши дети, наши внуки. И они мне дадут жизнь дальше своей жизнью, понимаете? Это будет продолжение и моей жизни в них.

КУЗЬМИНА: Принято. Хорошо.

СТАХОВСКИЙ: В воспитании детей, как вам кажется, что самое главное? Кроме передачи любви. Это понятно, что дети повторяют поступки своих родителей и считывают всю информацию, которая им дается. Но, может быть, какие-то дополнительные навыки или умения, которые обязательно должны пригодиться человеку в жизни?

СПИВАКОВСКИЙ: Надо, чтобы такое понятие сохранности было у детей. Чтобы они, так сказать, умели себя сохранять, не рисковали там, где не надо. Вот это важно.

СТАХОВСКИЙ: То есть ответственность не только перед собой, но и перед близкими, получается?

СПИВАКОВСКИЙ: И перед близкими. Но и перед собой. Им не надо рисковать, не надо совершать необдуманных поступков. Вот это, конечно, хорошо бы им привить.

СТАХОВСКИЙ: Эх, а как же научить-то? Это же тот самый опыт, когда упал, встал, пошел дальше.

СПИВАКОВСКИЙ: Вы знаете что, я однажды в самолете летел с одним гроссмейстером. И он мне сказал, что детей с самого раннего детства нужно обучать играть в шахматы. Это не значит, что они станут профессионалами в этой игре. Просто обучить правилам, чтобы они умели на любительском уровне играть, двигать фигуры.

СТАХОВСКИЙ: Знали, какие фигуры, куда кто ходит.

СПИВАКОВСКИЙ: Не знали, а именно играли. Потому что он сказал, что – поразительно – все люди, которые умеют играть в шахматы, их научили с детства, они как-то научаются просчитывать свои ходы в течение жизни всей. Кто-то на большее количество ходов, кто-то на меньшее количество.

СТАХОВСКИЙ: Но тем не менее люди считают.

СПИВАКОВСКИЙ: Люди считают и тем самым себя как-то предостерегают, обезопасивают (если я правильно выразился) от совершения каких-то поступков. Он сказал, совершенно не важно, мальчики это, девочки...

СТАХОВСКИЙ: Просто навык дополнительный, который пригождается в жизни.

СПИВАКОВСКИЙ: Да, да. И с самого детства тогда их мозги так начинают работать, что они начинают просчитывать каждый шаг. И мне это очень понравилось.

СТАХОВСКИЙ: А вас-то шахматы не обошли стороной? Всё было?

СПИВАКОВСКИЙ: Нет, не обошли. Именно мой дед, он меня так же, как и в преферанс, обучил довольно рано играть в шахматы. Вот.

КУЗЬМИНА: Существует миф среди взрослых, которые не играют в шахматы, что это неинтересно. Дети ваши сейчас уже играют в шахматы, вы занимаетесь?

СПИВАКОВСКИЙ: Даша занимается. Не занимается, она знает, как двигаются фигуры, знает названия в пять с половиной лет.

КУЗЬМИНА: Ей интересно?

СПИВАКОВСКИЙ: Ей интересно, конечно. Даньке два с половиной, поэтому, наверное, где-то через год-полтора. А Андрею семь месяцев, поэтому тоже подождем.

СТАХОВСКИЙ: Он пока может только грызть коня.

КУЗЬМИНА: Вернемся к преферансу. Одно из ваших, по всей видимости, любимых времяпрепровождений в компании друзей - поиграть в преферанс.

СПИВАКОВСКИЙ: Давненько этого не было. Когда-то было, но давно уже.

КУЗЬМИНА: Хорошо. Что касается футбола, тоже давненько?

СПИВАКОВСКИЙ: Тоже. Еще раньше это было.

КУЗЬМИНА: Что заменило футбол и преферанс сейчас, хочется спросить. А в футбол вы за Театр Маяковского играли, правильно? Это доисторические времена.

СПИВАКОВСКИЙ: Да, да, были времена таких актерских турниров. Они, собственно, сейчас вроде бы возрождаются опять. Да, было дело.

КУЗЬМИНА: Что сейчас вместо этих двух прекрасных занятий составляет ваше свободное время?

СПИВАКОВСКИЙ: Это дом и дети. На самом деле я делаю все то же самое, только с детьми. Преферанс заменяют логические карточки с животными, с цветами.

СТАХОВСКИЙ: Футбол присутствует: мячик туда-сюда.

СПИВАКОВСКИЙ: Футбол присутствует все время, естественно, в доме. Всё осталось то же самое, жизнь не изменилась.

КУЗЬМИНА: У вас есть какие-нибудь коллекции? Коллекции чего-нибудь?

СПИВАКОВСКИЙ: У меня есть коллекция таких знаковых, ярких реквизитов с моих ярких ролей, которые я уношу со съемочной площадки.

СТАХОВСКИЙ: Что это, например?

СПИВАКОВСКИЙ: Например, в фильме "Мой сводный брат Франкенштейн" у меня был один глаз, у моего персонажа. И на протяжении всех съемочных дней у меня была повязка. Эта повязка у меня дома. В фильме "1612" Владимира Ивановича Хотиненко я играл Степку-Подкову, я специально учился, так сказать, манипулировать, жонглировать подковой, которая была такая серебряная, начищенная до блеска, настоящая большая подкова. Я даже в самолете ее пару раз провозил. Вот. И она у меня находится дома. Например, в сериале "Одна тень на двоих" я задушил нескольких людей струной. Эта струна у меня дома.

СТАХОВСКИЙ: Целый музей можно в конце концов создать.

СПИВАКОВСКИЙ: Очки, значки, монеты - такие знаковые предметы реквизита, которые являлись лейтмотивом моего персонажа, моего героя, я, собственно, забираю домой.

КУЗЬМИНА: Вы одушевляете предметы?

СПИВАКОВСКИЙ: Не понял вопроса.

КУЗЬМИНА: У вас машину как-нибудь зовут?

СПИВАКОВСКИЙ: Нет, нет, я не одушевляю.

СТАХОВСКИЙ: Вы суеверный человек? Потому что очень многие актеры, например, суеверные люди.

СПИВАКОВСКИЙ: У меня есть какие-то мои суеверия небольшие, есть.

СТАХОВСКИЙ: С профессией в основном связанные или просто с жизнью?

СПИВАКОВСКИЙ: В основном с профессией. Может быть, несколько есть элементов, связанных с жизнью, таких моих маленьких ритуалов.

СТАХОВСКИЙ: Например? Или это секреты?

СПИВАКОВСКИЙ: Секреты, конечно.

КУЗЬМИНА: На то они и ритуалы!

СТАХОВСКИЙ: Хорошо! Уйдем в другую тему. Если бы была возможность отправиться в какую-нибудь историческую эпоху в отпуск на пару недель буквально, что бы это могло быть?

СПИВАКОВСКИЙ: Наверное, где-нибудь 61-62 год двадцатого века.

СТАХОВСКИЙ: А что так недалеко? Что не к динозаврам?

СПИВАКОВСКИЙ: Вы спросили, я отвечаю.

СТАХОВСКИЙ: А почему именно эти годы? Что там так привлекает?

СПИВАКОВСКИЙ: Как-то вот начало "Битлз", оттепель такая, которая существовала во всем мире, не только в нашей стране. Вудсток, рок-н-ролл...

КУЗЬМИНА: А что бы вы делали в то время?

СТАХОВСКИЙ: Тусил.

КУЗЬМИНА: Перевозили бы пластинки вместо подковы через границу?

СПИВАКОВСКИЙ: Не знаю, что бы делал. Наверное, то же самое, что и сейчас.

СТАХОВСКИЙ: Лицедейство?

СПИВАКОВСКИЙ: Наверное.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, что вы уже не успеете сделать?

СПИВАКОВСКИЙ: Сегодня купить зимнюю резину. Поэтому буду делать это завтра. Жена просит купить, сегодня не успел, поэтому завтра.

КУЗЬМИНА: Что должно случиться, чтобы вы захотели уехать из этой страны?

СПИВАКОВСКИЙ: Пока у меня таких оснований нет. Прогнозировать нелепо. Я всегда себя комфортно чувствовал в своей стране. Я бывал во многих странах.

СТАХОВСКИЙ: Есть любимые места, куда хочется возвращаться?

СПИВАКОВСКИЙ: У нас есть любимое место в одной европейской стране, в 30 метрах от моря, которое мы приобрели несколько лет назад.

СТАХОВСКИЙ: Но это где? Или это тоже секрет?

СПИВАКОВСКИЙ: В Черногории.

КУЗЬМИНА: Это не секрет, все интервью об этом говорят уже давно. Так. А Валентиновка, прекрасное место?

СПИВАКОВСКИЙ: В Валентиновке мы сейчас живем, несмотря на то, что у нас квартира в Москве. Но мы живем в Валентиновке, потому что нас окружает 16 сосен. Это не очень далекое Подмосковье. Конечно, детям там очень комфортно, очень комфортно. Тишина и воздух замечательный. Все-таки, конечно, некая загазованность в центре Москвы, она есть. Но, возможно, года через два все-таки мы вернемся, потому что моя жена хочет, чтобы дочка училась все-таки в московской школе. Хотя, собственно, Королев-то практически Москва, там тоже есть колледжи замечательные. Ну, может быть, мы примем такое решение. Посмотрим.

КУЗЬМИНА: Назовите какие-нибудь три удивительные черногорские вещи, которые вас там вдохновляют. Ну, кроме моря, конечно.

СПИВАКОВСКИЙ: Это, конечно, Боко-Которская бухта, где мы живем все лето. Это замечательно, конечно. Горы, сосны и море, замечательный климат. Это, конечно, открытость и радушие людей, православных людей, понимающих русский, там кириллица в основе сербского языка. И их, конечно, любовь к детям, они просто не могут пройти, не улыбнувшись. Причем это и женщины, и мужчины, люди совершенно разного возраста.

КУЗЬМИНА: Вот это для многих удивительно. Потому что считается Юго-Восточная Азия страной, где обожают детей. А вот часть…

СПИВАКОВСКИЙ: Очень, очень, очень обожают. Это, конечно, нас восхищает.

КУЗЬМИНА: Это очень удобно. Привез троих детей и два месяца отдыхаешь - и от детей, и вообще.

СПИВАКОВСКИЙ: Я не отдыхаю два месяца, потому что я все время туда езжу, летаю все лето, в любую паузу.

СТАХОВСКИЙ: А так все время какая-то занятость, да?

СПИВАКОВСКИЙ: Да.

КУЗЬМИНА: Есть страны, куда хочется добраться? Когда, может быть, детки подрастут?

СПИВАКОВСКИЙ: Вы знаете, наверное, я постараюсь показать детям многие страны, особенно Европу, замечательные города, европейские столицы. Наверное.

КУЗЬМИНА: Душа тяготеет к Европе.

СТАХОВСКИЙ: У нас есть рубрика, очень простая. Человек, который был у нас в программе на прошлой неделе, задает вопрос следующему гостю, в данном случае вам, естественно, не подозревая, кому он задает этот вопрос. Мне кажется, сейчас самое время его услышать. Пожалуйста.

ДЕНС: Здравствуйте. Я - Лада Денс. И у меня к вам вопрос. Верите ли вы в реинкарнацию? Если да, то кем бы вы хотели быть в следующей жизни?

СТАХОВСКИЙ: Вы говорили о том, что наше продолжение - это наши дети и внуки. Но здесь, мне кажется, речь идет о другом, прямо о настоящей реинкарнации, о том, есть ли какая-то другая жизнь следующая. Пофантазировать мы же можем.

СПИВАКОВСКИЙ: Верить в это или не верить я не могу, потому что я верю всегда только в то, что я увидел своими глазами или доверился рассказам людей, которым я доверяю. Пофантазировать можно. Может быть, это действительно и существует. А кем бы я мог быть...

СТАХОВСКИЙ: Есть какая-то профессия, которую очень хочется освоить? Или роль, которую хочется на себя примерить прямо по-настоящему? Не в театре или кино, а прямо в жизни королем стать маленького королевства? А может, и не маленького.

СПИВАКОВСКИЙ: Вы знаете, я, честно говоря, никогда над такими вопросами не задумывался, признаюсь. Может, времени не было.

КУЗЬМИНА: Сейчас мы вам еще набросаем. Хотели бы вы женщиной на пару дней, например, стать?

СПИВАКОВСКИЙ: Кстати, на пару дней - я не знаю, а вот, например, если бы такая возможность была в другой жизни, я бы, может быть, с удовольствием в женскую сущность…

СТАХОВСКИЙ: Чтобы понять, что это такое, в чем разница?

СПИВАКОВСКИЙ: Да. Мне было бы интересно.

КУЗЬМИНА: А что хочет женщина?

СТАХОВСКИЙ: Начинается…

СПИВАКОВСКИЙ: Вы знаете, я всегда говорю, что мы не знаем ответа на то, как вообще зарождается ребенок и как летают самолеты. Вот. Я всегда это говорю моей жене, потому что она родила троих детей и бывшая стюардесса. Я ей говорю: "Ты знаешь всё". Это шутка, но тем не менее...

КУЗЬМИНА: Вы ведете активную социальную жизнь?

СПИВАКОВСКИЙ: Нет.

КУЗЬМИНА: Пассивную?

СПИВАКОВСКИЙ: Я слежу за тем, что происходит, так сказать, в нашей стране, я слежу за какими-то изменениями, новшествами, веяниями. Конечно, у меня существует своя гражданская позиция. Но я не участвую ни в чем.

КУЗЬМИНА: А почему? Потому что есть вещи поважнее?

СПИВАКОВСКИЙ: Дело не в том, что поважнее. Я считаю, что просто моя профессия - это мое участие. Моя профессия - это мое участие, так сказать, в нашей социальной жизни и в политической жизни, как хотите. Я работаю. У меня нет времени митинговать.

СТАХОВСКИЙ: Понятно. Что есть, то и покажу. А что самое сложное в вашей работе?

СПИВАКОВСКИЙ: Самое сложное? Не отвлекаться. Очень много отвлекающих моментов, если брать, допустим, игру на сцене. Знаете, звучащий мобильный телефон уже давно артистов перестал отвлекать. Или какие-то шумы.

СТАХОВСКИЙ: Что отвлекает сейчас?

СПИВАКОВСКИЙ: Мысли.

СТАХОВСКИЙ: Выходишь на сцену, говоришь слова, а думаешь о другом?

СПИВАКОВСКИЙ: Да, бывает такое.

СТАХОВСКИЙ: И от этого избавиться тяжело.

СПИВАКОВСКИЙ: Не то что тяжело. Но, действительно, погрузиться полностью в свою работу, увлечься - это довольно трудно. Нас многое отвлекает.

СТАХОВСКИЙ: А что такое успех, кстати, по-вашему? Это как? Мне вот все время кажется, что успех - это даже не что, а как.

СПИВАКОВСКИЙ: Возможно. Трудно сказать. Не знаю. Наверное, для каждого человека…

СТАХОВСКИЙ: Но для вас вот лично?

КУЗЬМИНА: Стащил подкову - успех! Серебряную. Не просто тебе какую-то!

СТАХОВСКИЙ: У вас есть какое-то внутреннее ощущение или определение этого состояния успеха?

СПИВАКОВСКИЙ: Наверное, давайте так. Вот я иду по улице, я попадаю куда-то в общественное место… Даже, наверное, это не совсем успех, наверное, отвечаю не совсем на тот вопрос. Но идет навстречу мне человек, видит меня и начинает улыбаться. Мне приятно.

СТАХОВСКИЙ: И ему приятно.

СПИВАКОВСКИЙ: Ну, не знаю, успех это или нет? Как хотите, так и называйте.

СТАХОВСКИЙ: «Когда мне приятно будет, я тебя так довезу!»

КУЗЬМИНА: А если не только улыбаться? Ведь вы же живете среди людей, в конце концов, и ваша внешность очень узнаваема. Наверняка есть навязчивые люди, которые хотят общаться - вынь да положь!

СПИВАКОВСКИЙ: Вы знаете, что касается меня и моей профессии, моего амплуа, если хотите, оно не такое, чтобы прямо так оголтело за мной бежали толпы людей.

КУЗЬМИНА: Судя по вашим ролям, к вам с опаской нужно относиться. Мягко я скажу.

СПИВАКОВСКИЙ: Это нормально. Знаете, некое внимание зрителей, автографы, интервью и так далее - это, как я говорю, элемент профессии. Это всё должно быть, это замечательно.

СТАХОВСКИЙ: Не хочется от этого сбежать куда-нибудь?

СПИВАКОВСКИЙ: Нет, мне не хочется сбежать. Я пользуюсь городским транспортом иногда, электричкой и метро, не так часто, и с удовольствием общаюсь с людьми.

СТАХОВСКИЙ: А какая у вас сейчас цель в жизни? Не сию секунду, но в сегодняшнем дне?

СПИВАКОВСКИЙ: Друзья мои, я не знаю, ну какая цель... Детей воспитать, наверное, если говорить о чем-то глобальном. Это, конечно, смысл жизни, когда дети появляются.

СТАХОВСКИЙ: Ведь для очень многих людей, скажем, все равно профессия (даже когда появляются дети, семья), профессия остается на первом плане.

СПИВАКОВСКИЙ: Конечно. Я должен сказать, что с появлением детей ничего не изменилось совершенно. Наоборот, даже жизнь стала более организованной, я стал успевать больше, несмотря на то что трое детей. Вот.

КУЗЬМИНА: Может быть, это как с шахматами?

СТАХОВСКИЙ: Начинаешь просчитывать, но теперь уже не только за себя одного, но еще и за эти три фигурки?

СПИВАКОВСКИЙ: Да. Какая есть цель? Цель сейчас - работа над новой ролью, ее как-то хорошо сделать, чтоб зритель был доволен и мы все.

СТАХОВСКИЙ: А что в ближайшее время, где? Что мы будем смотреть, слушать? Куда идти?

СПИВАКОВСКИЙ: Выйдет парочка фильмов в прокат в этом году. Один фильм называется "Совсем не простая история" режиссера Федора Попова. Такая неплохая история. Мой персонаж встречается с мальчишкой 13 лет, который сбежал из детского дома. Была премьера на Московском фестивале. Замечательный, трогательнейший фильм. И трогательный, и смешной, и где-то трагический. Такая оптимистичная картина! Закончились съемки у Владимира Бортко в картине "Душа шпиона". Думаю, что будет тоже такая, надеюсь, довольно громкая премьера. Там замечательный состав актерский. Выйдет пара сериалов телевизионных. Вот получил предложение, возможно, в следующем году выйдет премьера в Театре Маяковского с моим участием. Пока боюсь говорить, только началась работа.

КУЗЬМИНА: Вот что значит играть в футбол за театр! Раз, и через много лет предложение. Помнят же!

СПИВАКОВСКИЙ: Да. Вот поэтому, так сказать, работаю. Мои ребята, ученики, мой курс, четверокурсники, у них будет буквально дней через десять премьера нового спектакля, который я с ними и с педагогами делаю. И буду заниматься сейчас их творческой дальнейшей биографией. У них выпускной курс, надо устраивать им показы, знакомить их с режиссерами.

КУЗЬМИНА: Вы вспоминаете себя, глядя на них? Останавливаетесь в какой-то момент: "Даниил, прекращай! Ты ведь был точно таким же!"

СПИВАКОВСКИЙ: Да еще и не таким же, еще и похлеще, о чем я им не рассказываю. Иногда, правда, как-то вырывается у меня это, но все-таки я не имею права это говорить. Потом когда-нибудь я им расскажу. Конечно, смотря на них, я вспоминаю и себя.

СТАХОВСКИЙ: А много талантливых? Вот честно?

КУЗЬМИНА: Подающих надежды.

СПИВАКОВСКИЙ: Вот подающих надежды действительно много. Но главное, что много работоспособных ребят. Это немаловажно. Это очень немаловажно.

СТАХОВСКИЙ: То есть готовы брать не столько талантом, сколько задницей, как говорят.

СПИВАКОВСКИЙ: Да. Это очень многое значит. Я знаю примеры, когда действительно люди именно своим трудом… Они становились высочайшими профессионалами.

КУЗЬМИНА: А каждый ли актер может преподавать?

СПИВАКОВСКИЙ: Думаю, что нет.

КУЗЬМИНА: А как это определить? Это по ощущениям человек в какой-то момент понимает, что он может передать опыт и знает технологию…

СПИВАКОВСКИЙ: Конечно. В этом есть определенная технология, определенная программа, которая существует. Самое главное, что требуется от педагога, на мой взгляд, это раскрыть. Не помешать, не навредить, не зажать, не закрыть.

КУЗЬМИНА: Вы учитываете ошибки своих преподавателей (возможно, в кавычках ошибки) при преподавании?

СПИВАКОВСКИЙ: Какие-то учитываю. Но у меня был великий мастер Гончаров. Я ребятам своим сказал, что если он, можно сказать, был моим отцом, то они - его внуки. Вот. Я пытаюсь передать то, что он мне передал. И вот я повторяю, самое главное, их не зажать, чтобы они были раскрепощены, открыты, смелы. Чтобы смелость их не пропала, они не боялись совершать какие-то смелые свои поступки в профессии.

СТАХОВСКИЙ: Чтобы не боялись неудач?

СПИВАКОВСКИЙ: И это тоже, которые будут. Да, да. В том числе.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, чего вы боитесь?

СПИВАКОВСКИЙ: Многого. Я вообще, по-моему, такой человек боязливый, мягко говоря.

КУЗЬМИНА: Соткан из страхов?

СПИВАКОВСКИЙ: Я боюсь быстро водить машину, я боюсь высоты.

КУЗЬМИНА: Это хороший страх.

СТАХОВСКИЙ: Это не страх, это нормальная осторожность.

СПИВАКОВСКИЙ: Опасения, да, да. Я боюсь быть непонятым.

СТАХОВСКИЙ: Да вы что! А почему?

СПИВАКОВСКИЙ: Вообще непонятым. Либо по моей причине, либо потому, что человек как-то меня не слышит, вот мне жалко, если меня не поймут.

КУЗЬМИНА: Неуверенный в себе артист сидит у нас в студии.

СТАХОВСКИЙ: Я просто думаю: вот боязнь быть непонятым… Разве важно, что думают какие-то совсем чужие люди? А свои-то всегда поймут.

СПИВАКОВСКИЙ: Я имею в виду не чужих людей, я имею в виду либо близких, либо зрителей. А зрители - все-таки это не чужие люди.

СТАХОВСКИЙ: А у вас есть настоящие друзья?

СПИВАКОВСКИЙ: Есть, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Прямо такие большие, серьезные?

СПИВАКОВСКИЙ: Есть пара человек.

СТАХОВСКИЙ: Достаточно?

СПИВАКОВСКИЙ: Мне - да.

КУЗЬМИНА: Вам еще не предлагали сыграть самого себя?

СПИВАКОВСКИЙ: Да ну, послушайте...

КУЗЬМИНА: Рано?

СПИВАКОВСКИЙ: Задавайте другой вопрос.

КУЗЬМИНА: Мне кажется, нам уже пора расставаться.

СТАХОВСКИЙ: Да. Спасибо большое. Мы будем ждать с нетерпением новых работ и в театре, и пусть всё случится.

КУЗЬМИНА: До свидания.

СПИВАКОВСКИЙ: До свидания.