Валенки "Любимцы публики"

ТИХОМИРОВ: Уважаемые друзья, в студии появился он – Александр Збруев, актер театра «Ленком», и к нам подойдет Михаил Сегал, режиссер. Они представят фильм под рабочим названием «КСП». Александр Викторович, первый, самый главный вопрос. Скажите, пожалуйста, столько лет вы не посещали киноэкран…

ЗБРУЕВ: Да, да, это так.

ТИХОМИРОВ: Кто вас подкупил, скажите мне, пожалуйста, и почему вдруг вы решили сняться в этой картине Михаила Сегала?

ЗБРУЕВ: Вы знаете, я не случайно не появлялся, потому что… Во-первых, здравствуйте.

ТИХОМИРОВ: Здравствуйте, извините.

ЗБРУЕВ: Когда я снялся в картине у Сергея Соловьева «О любви» и в картине «Кожа саламандры», эти картины ушли в никуда. И я подумал, а какой смысл тогда отдавать столько времени на это, ведь это сделано для кого-то, для публики, для зрителей. И сказал себе: ладно, хватит этим заниматься, и поставил на этом точку. Меня очень устраивала моя работа в театре «Ленком», я играю спектакли, и мне нравится вот эта непосредственная близость к зрителям, та энергия, которая приходит к тебе из зрительного зала, и та энергия, которую ты им отдаешь, это всё вместе мне до сих пор, в общем, нравится.

ТИХОМИРОВ: Да и нам нравится.

ЗБРУЕВ: Да, и слава богу. Конечно, бывают какие-то мучительные вещи, но тем не менее, предположим, когда сыгран один спектакль, если он удачный, то этот спектакль будет идти год, два, три, четыре, пять, десять лет, пятнадцать лет. Вот наш, например, бренд «Юнона и Авось» идет вообще десятилетия, на этом спектакле воспитаны целые поколения, и мамы, которые восторгались в детстве и в юношестве этим спектаклем, приводят сегодня своих детей, внуков, и это продолжается. В кинематографе фильм, он появляется где-то в субботу-воскресенье, предположим, я говорю про большой экран, и потом все меньше и меньше народа, и куда-то он исчезает, если это не Тарковский.

ТИХОМИРОВ: Да и Тарковского у нас показывали последний раз по широкому экрану телевизионному, я так думаю…

ЗБРУЕВ: Я даже не про телевизионный экран говорю, я говорю про широкий экран.

ТИХОМИРОВ: А широкий экран тем более.

ЗБРУЕВ: Спектакль идет годами, идет действительно и год, и два, и три, и к нему возвращаются, потому что это та самая классика, которую нужно знать, знать, как Чехова, знать, как Тургенева, я не знаю, как наших классиков или зарубежных классиков. А сегодняшнее кино, именно кино, не кинематограф, а кино (все-таки кинематограф - это такое важное слово, значимое), киношка, она все чаще и чаще появляется. Но что касается, предположим, появления этой киношки по телевидению, то это такие говорящие головы…

ТИХОМИРОВ: Обрезанные при этом иногда.

ЗБРУЕВ: Да. И всё это похоже одно на другое, и я совершенно не сторонник этого. Хотя однажды, я помню, мой товарищ Виктор Мережко, очень хороший сценарист…

ТИХОМИРОВ: Режиссер, к сожалению…

ЗБРУЕВ: Теперь уже и режиссер. В свое время я у него снялся в двух картинах, это «Одинокая женщина желает познакомиться», он был сценаристом, и в фильме «Автопортрет неизвестного». Я поэтому очень ценю его до сих пор. Он однажды сказал: как замечательно, что существуют сериалы и прочее, это дает жизнь артистам. А мне кажется, всё наоборот. Мне кажется, можно сняться в тридцати, в сорока, в пятидесяти - в десятках фильмов, а остаются у зрителя в душе, в сердце, в сознании, может быть, три-четыре-пять, а всё остальное, что называется, насмарку. И поэтому я себе однажды сказал: зачем же насмарку работать? И сказал: нет, не буду, всё.

БАТИНОВА: Сколько прошло? Десять лет, да?

ЗБРУЕВ: Ну, почти десять лет. Вы знаете, так время летит, что и десять лет тоже - это так незаметно, так пролетает. Я еще вчера учился в школе, а сегодня мне уже…

ТИХОМИРОВ: Не будем говорить сколько.

ЗБРУЕВ: Да нет, можно и сказать, ничего страшного, но действительно время, оно неумолимо, и его не вернешь, что называется. И вот эти десять лет - было названо где-то, что десять лет я не снимался, - для меня это тоже было удивительно. Мне казалось, что это было…

ТИХОМИРОВ: Ну, казалось, да, только вчера.

ЗБРУЕВ: Да, да, что это еще было вчера. Мне предлагают картины…

ТИХОМИРОВ: Я думаю, вы в отличной форме.

ЗБРУЕВ: Предлагали, я прочитывал один или другой сценарий, встречался с режиссерами…

ТИХОМИРОВ: Вы смотрели им в глаза.

ЗБРУЕВ: Да, в глаза, но как-то деликатно я уходил от этого, чтобы не обидеть.

ТИХОМИРОВ: А как вы отказывались, скажите? Потому что это ведь такая тоже тонкая вещь.

ЗБРУЕВ: Действительно, не зря я сказал слово «деликатно», потому что режиссер нацелен на свой фильм, и сказать ему, что это категорически нельзя, вы знаете, это только обидеть его. А ему стоило стольких трудов запустить эту картину, стольких трудов пробить это. И поэтому сказать ему, что, вы знаете, мне это категорически не нравится, сказать, что это полная ерунда, - нехорошо.

ТИХОМИРОВ: Наш творческий тандем воссоединился, в студии находится Александр Збруев, актер, и Михаил Сегал, режиссер. Здравствуйте, Михаил. Рады вас видеть.

СЕГАЛ: Здравствуйте.

ТИХОМИРОВ: А что вы такой серьезный? Вы как режиссер прямо.

БАТИНОВА: Потому что на серьезную передачу пришел.

СЕГАЛ: Я, идя к вам на передачу, пытался узнать, поскольку не являюсь радиослушателем, характер вашего яркого зажигательного шоу. И по первому вашему вопросу понял, что шоу развлекательное.

ТИХОМИРОВ: О, Михаил, как вам не стыдно. Профессор, доктор наук…

СЕГАЛ: Следующие слова меня как бы утвердили в моем мнении.

ТИХОМИРОВ: Хорошо, Михаил, тогда начнем с самого главного. Я понимаю, что любой режиссер всегда, конечно, желает, чтобы в его, скажем так, ожерелье, в фильме был бриллиант. Но с другой стороны, когда они приглашают большого, крупного актера, они сразу себя обрекают на мучение, потому что большой и крупный актер никогда не простит хотя бы маленького непрофессионализма.

СЕГАЛ: С вами сложно не согласиться.

ТИХОМИРОВ: Спасибо большое. Переходим к следующему вопросу. Александр Викторович, как вы думаете?

ЗБРУЕВ: Я думаю, что вы уж очень так вверх поднялись по поводу бриллиантов, но, вы знаете, здесь как бы есть какая-то договоренность, договоренность при встречах, при чтении сценария, при том, что, предположим, я с Михаилом Сегалом не только так вот лично познакомился, я до этого прочитал его сценарий, прочитал, что это именно он написал этот сценарий.

ТИХОМИРОВ: Михаил, а вы сами написали?

ЗБРУЕВ: Да. А не кто-то другой, и никто не помогал ему в этом. Затем я прочитал две его книги, одна книга называется «Молодость», другая книга называется «Рассказы», и потом я встретился с ним, и я знал, куда я иду, и я уже не чувствовал себя (и до этого, кстати, никогда не чувствовал) никаким бриллиантом, а я понял, что я встречаюсь с человеком, который знает, что хочет, что собирается сделать, и меня это очень и очень подкупило. И поэтому здесь никаких вопросов-то не было, просто нужно было совместить съемки фильма с работой в театре и с теми проблемами, которые вообще у каждого человека в жизни существуют, вот и всё. А если режиссер выбирает артиста - все-таки не продюсер в этом случае, а выбрал режиссер, - мне как раз это очень импонирует, потому что есть вещи, которые заложены в этом сценарии и в тех рассказах…

ТИХОМИРОВ: А что там заложено?

ЗБРУЕВ: Мне не хотелось бы подробно говорить по этому поводу, но там заложено… Вы понимаете, какая штука. Чем дольше ты живешь, тем больше ты знаешь, и оттого, что ты больше знаешь, у тебя больше проблем. И есть проблемы нерешенные, они так и остаются в темном углу. Но когда вдруг читаешь то, что осталось в темном углу для тебя, и об этом можно высказаться, ну, тогда только радуешься, потому что предназначение вообще любого произведения, будь то в кинематографе, театре, даже живописи, музыке, - это высказаться, понимаете. И в данном случае я получил возможность в этом фильме. Насколько это получится, - я не забегаю вперед, - насколько это получится и как это произойдет, я не могу сказать. И мне кажется, даже ни один режиссер до конца не скажет, что, мол, я сделаю, и это будет вот так. Потому что существуют обстоятельства вокруг нас, которые порой все-таки нас толкают в тот или иной переулок, на какую-то другую тропинку. И главное, выдержать то, что было изначально в сценарии, и то, что хотел режиссер.

БАТИНОВА: И потом, это же целая эпоха. То есть люди, которые старше 30 лет, еще знают, что такое КСП…

ТИХОМИРОВ: Ведь фильм называется «КСП».

БАТИНОВА: Молодые люди не знают, возможно, о том, что существовало целое движение.

СЕГАЛ: Вы знаете, давайте я скажу в том смысле, что сразу всё опровергну.

ТИХОМИРОВ: Это хорошо, это по-нашему.

СЕГАЛ: «КСП», безусловно, то, что расшифровывается «клуб самодеятельной песни», и то, что являлось хобби огромного количества людей в 60-е, 70-е годы, - название рабочее, и это является только маленькой краской в этой картине, краской по отношению к персонажу, которого играет Александр Збруев.

БАТИНОВА: Ностальгическое, хорошее.

СЕГАЛ: Мы максимально не ностальгируем по этому поводу. Это имеет какое-то сюжетное значение, но минимальное. Никакого упоения и восхищения эстетикой того времени и какого-то… я знаю одно неприличное слово на эту тему, но…

ЗБРУЕВ: Скажите.

СЕГАЛ: Я вам потом скажу это слово… кстати, я и вам могу постесняться сказать. Ну, в общем, пестования эстетики прошлого, которое очень часто заменяет наличие содержания, у нас нет. И поскольку тема авторской песни и то, как это коснулось главного героя, слегка есть в фильме, автоматически, вот когда надо было как-то назвать сценарий, сценарий был назван «КСП», по аббревиатуре этого клуба самодеятельной песни. Ничего в сценарии сильно от этого нет. И сценарий - это некая оригинальная история, касающаяся судьбы конкретного человека, поэтому могу разочаровать всех тех, кто хочет помедитировать на какой-то ретроэстетике.

ТИХОМИРОВ: Да, я понял теперь слово, которое вы не хотели сказать. А скажите, кстати, Михаил, Александр Викторович, почему в последнее время такой тренд стал - вот это возвращение 70-х, 80-х, такая героизация, офигительное ощущение, что там было счастье, любовь, тепло, как говорится, и колбаса была по 2,20?

СЕГАЛ: Давайте я скажу, как человек, который больше знает об этом времени. Мне кажется, задавая эти вопросы, мы все уже знаем ответы. С одной стороны, есть политический заказ на эти эмоции, это понятно, то есть, что называется, отвлекает население от политической борьбы, это понятно. С другой стороны, это сформулированная эстетика, которую художник, любой художник, визуалист или режиссер, может использовать, которая тоже в принципе очень хорошо подменяет содержание. То есть, если я беру готовое, вот я говорю: я делаю кино про мафию Америки 20-х годов, - всё, я получаю в руки эстетику. У меня может быть лучше, хуже история, но у меня есть классные автоматы дисковые, похожие на ППШ, но не совсем ППШ…

ТИХОМИРОВ: Большие автомобили с мощными двигателями.

СЕГАЛ: Автомобили, шляпы, и дальше я могу быть лучше или хуже, но у меня есть запас прочности. И поэтому, конечно, снимать про современность сложно, потому что эта эстетика не сформулирована, это просто как бы жизнь. И чтобы внутри «просто как бы жизни» быть художественным, нужно стараться в два раза больше. Вот я думаю, эти две очевидные причины.

ЗБРУЕВ: Можно я дополню?

ТИХОМИРОВ: Конечно.

ЗБРУЕВ: Дело в том, что вот сейчас Михаил говорил как режиссер, и это правильно, потому что он и есть…

ТИХОМИРОВ: Режиссер.

ЗБРУЕВ: Да. А для актера очень важен человек, с которым он знакомится в этом сценарии. И душа этого человека. При теперешнем современном кинематографе, простите меня ради бога, большей частью это куда-то ушло. Это вот та форма, это момент даже не содержания, а той эстетики, в которой снят этот фильм, приближение к тем годам, к историческим годам, к тому, что было 20-30 лет тому назад. Значит, рубашечку надо сверху пиджачка надеть, брючки чтобы были чуть пошире, причесочки другие. Но дело не в этом, а дело в том, что вот есть человек, который живет сегодня в этом мире, у которого есть своя душа и свои потребности, и то, что происходит с ним или происходило когда-то, для него это очень и очень важно. Это та часть прожитой жизни и его отношение к этой жизни, к тому обществу, в котором он находится. И поэтому для актера существуют конкретные вещи, очень и очень конкретные вещи: что это за человек, чем он живет или чем он жил, во что он превратился, и о том ли он мечтал, и так ли он прожил эту жизнь или не так он прожил эту жизнь. Важна конкретика, просто конкретика тех обстоятельств, в которые его приводит режиссер.

ТИХОМИРОВ: Я, например, смотрю фотографии царского режима, как сейчас говорят, - удивительные лица русских людей, которые жили до революции. Потом были, скажем так, 70 лет советской власти. Сейчас опять другие лица. А вот когда вы восстанавливали, скажем так, это все равно легкая реконструкция 80-х годов, где вы нашли лица, соответствующие той эпохе? Потому что мне кажется, что сейчас люди стали внешне совершенно другими.

СЕГАЛ: Да, это правда, и у нас история героя и история любви, которая, собственно, прослеживается в течение нашего фильма, она развивается и в современности, и в 60-е, и в 70-е, то есть сразу несколько эпох. А 60-е от 70-х тоже значительно отличаются. И понятно, что одна из самых серьезных вещей, за которыми я следил, это лица, не на уровне причесочек, а на уровне выражения глаз. Ну, это делается двумя способами. Во-первых, все-таки находятся люди, которые как бы вырваны из другого времени, потому что мы же очень часто можем увидеть какого-то человека и сказать: послушайте, вы ну прямо из 20-х годов! Такое бывает. И это особый какой-то путь поиска других лиц, которые при любом настроении… то есть, если их одеть совсем современно и поставить на современную улицу, да, они будут современные, но как только мы их одеваем по-другому и помещаем в предыдущую эпоху, они там смотрятся правдиво. А другое - это работа с актером, то есть настроение, состояние, глаза, это все делается…

ТИХОМИРОВ: Но, Михаил, вы-то откуда знаете это время? Вы же не родились в 60-е годы, правильно? Вы же не помните той эпохи, той атмосферы, того запаха?

СЕГАЛ: Да, это значит, я ошибаюсь.

ТИХОМИРОВ: Но это честно.

ЗБРУЕВ: Нет, я думаю, что вы не ошибаетесь.

СЕГАЛ: Работает всегда, пардон. Мы все знаем, что это очень интересный момент, потому что, когда мы смотрим современный фильм о прошлом, мы говорим себе: «это правдиво» или «это неправдиво». Но большинство из нас, кто это говорит, тогда не жили, те, кто жил, может быть, подзабыли, и получается - с чем мы сравниваем, то есть какой критерий? И у большинства молодых или людей средних лет, когда речь идет о 50-х, 60-х, это означает, что они сравнивают с фильмами того времени, которые они смотрели. Вот я смотрел фильмы 60-х, и это для меня критерий. Если современное кино похоже на кино 60-х, это есть правда. Но кино 60-х, оно очень часто во многом было рафинированным, искусственным, квартиры снимали в красивых просторных павильонах, люди ходили в красивых нарядах и так далее.

ТИХОМИРОВ: Слушайте, ведь действительно так.

СЕГАЛ: То есть правдой в представлении телеобывателей является соответствие тому кинопродукту, который просто тогда выпускался. А если мы пытаемся быть правдивыми, анализировать, как могло быть в жизни на самом деле, по каким улицам люди ходили, мы создаем реальность, которая, может быть, больше похожа на реальность, а нам скажут: это ложь. Потому что этого в том кино не было. И вот найти баланс между этими вещами - какую-то середину, чтобы и не попадать в штамп, и не уходить в ту реальность, которая правдива, но которую никто не знает, - в этом и есть хитрость.

ЗБРУЕВ: Дело в том, что, конечно, есть еще просто художественная правда, когда можно…

ТИХОМИРОВ: Ее никто не отменял, да.

ЗБРУЕВ: …когда можно вообще некоторые вещи просто не заметить, они пролетят. А вот если художественно правдиво выстроено то или другое произведение, это уже дорогого стоит. Ведь существуют же исторические фильмы, и присутствующие здесь, никто из нас в тех эпохах не жил, и тем не менее там есть и рыцари, и королевы, и короли.

ТИХОМИРОВ: Михаил, еще один маленький вопрос. Вот фильм называется «КСП». По большому счету советская власть очень боялась клубов самодеятельной песни, потому что им казалось, что именно там находится рассадник вольнодумия. Вот сейчас, скажем так, в наше время, не кажется ли вам, что КСП это тоже такая легкая провокация с налетом «белой ленточки»?

СЕГАЛ: Нет, мне так не кажется, наоборот, это большая проблема для меня, я потому и хочу заменить название, всячески открещиваюсь от этого, потому что КСП и всё, что касается авторской песни, уже лет 25 как является нафталином и предметом насмешек. Наоборот, мне невыгодно это всё использовать, и это совершенно не является никаким диссидентством сейчас.

ТИХОМИРОВ: Это хорошо, потому что на самом деле-то КСП – ведь это была совершенно о другом история, и песня, и жизнь, скажем.

СЕГАЛ: Поскольку я уже сказал, что мой фильм не об этом, я предлагаю об этом вообще не говорить.

ЗБРУЕВ: Я все-таки скажу свое мнение. Дело в том, что, конечно, существующий сегодня зритель - это молодежь, которая, конечно, не врубается в это во всё, что такое КСП. Но существует огромнейший пласт людей, которые до сих пор как бы находятся в ностальгии по тому, что было когда-то. И это то самое, что греет сердце. Это сейчас не просто слова я говорю, это действительно так. Когда снимается тот или иной фильм, где существует КСП, то очень большой прослойке людей это, что называется, маслом по сердцу. Поэтому это не просто ностальгия даже, а это какое-то возвращение, твое возвращение в жизнь, что ли, понимаете.

ТИХОМИРОВ: Это вы хорошо сказали. Александр Викторович, а скажите мне, работая с молодым режиссером, с молодыми актерами, что вы ощущаете?

ЗБРУЕВ: Ну, вы знаете, был период, когда я преподавал в ГИТИСе.

ТИХОМИРОВ: Да, у вас был курс.

ЗБРУЕВ: Вел курс, да. Я подробно рассказывать не буду, но, отвечая на ваш вопрос, там все были 18-ти, 19-ти, 20-ти, 21 года ребята, и я их ничему не мог научить, это глупо, я просто от них брал. Они меня учили современной жизни и современным каким-то понятиям, взаимоотношениям, и я старался как-то их понять также, вел себя так, чтобы они меня тоже понимали.

ТИХОМИРОВ: А почему вы живете по такому принципу, и вы понимаете молодежь, и вы прислушиваетесь к ней? А большинство старшего поколения считает, что мы молодежь должны учить, наставлять ее, направлять ее, а потом она уже пусть, как говорится, барахтается. Почему происходит наоборот?

ЗБРУЕВ: Ну, я не знаю, я по другим принципам живу, поэтому…

ТИХОМИРОВ: Но вы же точно такой же, как и…

ЗБРУЕВ: Есть вещи, которые я от себя как бы отстраняю, выставляю локоть, так сказать, я об этом даже не задумываюсь. Если человек талантлив сам по себе и мне это интересно, и мне предлагается прочувствовать заново то, что я чувствовал в какой-то период, я абсолютно уверен в том (тьфу-тьфу-тьфу, стучу по столу), что найдется очень много людей, которые будут проживать ту жизнь, которую режиссер предложил прожить мне, понимаете?

ТИХОМИРОВ: Слушайте, Михаил, когда вы ставите фильмы, работаете с актерами, вы сами проживаете это внутри? Мне кажется, что для режиссера это не пытка, это мучение, а может быть, и счастье, ведь вы должны прожить за каждого жизнь, понять, что ими движет.

СЕГАЛ: Да, это правда, тем более если ты сам пишешь, то получается…

ТИХОМИРОВ: А это еще хуже.

СЕГАЛ: Когда ты пишешь, ты должен, даже если персонаж появляется на два слова, откуда-то он пришел, мы не знаем, кто он, он сказал два слова, ты все равно должен понять, кто он, прожить его, и ты живешь эмоциями сразу всех, огромного количества персонажей, которые присутствуют в сценарии. Я вам скажу так, что это, конечно, приятные переживания, творческие, но я вас уверяю, что нервы, связанные с проблемами производства фильма, перекрывают все художественные тонкие эмоции.

БАТИНОВА: А вы так и не раскрываете тайну, кто играет Александра Викторовича в молодости?

ТИХОМИРОВ: Или это уже не тайна?

СЕГАЛ: Ну, это не тайна, потому что, если очень захотеть, можно… Это такая же тайна, как была та, кто играет Высоцкого в фильме «Высоцкий». Два года снимали фильм, и все говорили: это тайна, и все знали, кто это. Но просто лишний раз об этом не стоит говорить. Другое дело, что все-таки звезды сходятся хорошо, потому что я нашел молодого актера, который понятно, что должен был напоминать внешне молодого Александра Викторовича, но то, что это оказался именно тот человек, который внутренне сумел правильно всё прожить, - такое совпадение бывает редко. Поэтому я зрителей, когда фильм будет готов, призываю, вернее, приглашаю в путешествие во времени - посмотреть на этого человека в прошлом.

ТИХОМИРОВ: Александр Викторович, вы на самом деле очень правильный актер, у вас очень правильный образ, вы светлый человек. И по большому счету, если не знать вашу биографию, вашу арбатскую молодость, то подумаешь, что вы вообще человек-идеал. Но я совсем недавно увидел совершенно случайно запись одной старой телепрограммы, где вы в шубе изображали женщину легкого поведения с Пляс Пигаль. Я хохотал, наверное, минут пять. Не помните, нет? Это была такая программа, где собрались все известные актеры тогда: Смоктуновский, Баталов, вы. И там была такая шутка: на вас надели шубы, а Роман Виктюк давал приказания, в каком образе каждому выходить. И он сказал: а вы, Александр, будете изображать женщину с Пляс Пигаль. И вы начали охмурять, по-моему, Соловьева, режиссера. Это было так смешно. Я подумал, Михаил, может быть, Александра использовать все-таки как характерного актера? А почему бы и нет?

СЕГАЛ: Ну, он у нас довольно характерный.

ТИХОМИРОВ: Я знаю, что характерный. И все-таки не хулиганил, нет? Александр Викторович.

СЕГАЛ: Все-таки у вас развлекательная передача.

ЗБРУЕВ: Нет, мы приличные люди. А что касается характера, то это действительно характер и характерность. Я, честно говоря, очень люблю характерные роли, и сейчас вот играю и в «Женитьбе» Гоголя, это характерная роль, и то же самое «Вишневый сад», тоже характерная роль.

ТИХОМИРОВ: И здесь играете характерную.

ЗБРУЕВ: И здесь характерную.

ТИХОМИРОВ: Слушайте, и напоследок знаете что хочется сказать? Александр Викторович, я все понял: надо почаще общаться с молодыми. Вот вы сидите рядом, и ощущение, что вы - люди одного поколения. Михаил, вам сколько? Тридцать, тридцать пять?

СЕГАЛ: Девять.

ТИХОМИРОВ: Тридцать девять, да.

ЗБРУЕВ: Мальчишка.

ТИХОМИРОВ: Но вы, Александр Викторович, тоже смотритесь мальчишкой на самом деле. Это большое счастье для всех.

СЕГАЛ: Да всё - счастье.

ТИХОМИРОВ: Да, и творчество - счастье. Успеха вашему фильму. Вас ждет Антон Долин, сейчас будет задавать вам умные вопросы о кино, о жизни.

СЕГАЛ: Я это и подразумевал, когда сказал, что счастье.

ТИХОМИРОВ: До свидания, Михаил.

БАТИНОВА: До свидания.

СЕГАЛ: Очень приятно, спасибо.

ЗБРУЕВ: Всего вам доброго, до свидания, спасибо.