Валенки Ирина Скворцова

ТИХОМИРОВ: У нас в студии появилась красивая, молодая, в ярком красном платье - интересно, что бы это значило? - Ирина Скворцова - российская бобслеистка и теперь еще тележурналистка. Здравствуйте, Ирина.

СКВОРЦОВА: Здравствуйте.

ТИХОМИРОВ: Рады вас видеть. Ну что ж, Ирина, начнем с самого главного. На открытие Олимпиады в Сочи меня пригласили мои очень хорошие друзья, одна компания (я имею в виду - производственная компания), они устроились в самой большой своей комнате, поставили огромный экран, купили пиво и стали смотреть открытие Олимпиады, восторгаясь, естественно, тем, что они видят на телеэкране. И вдруг показали крупным планом нашего президента, а рядом с ним очаровательную женщину молодую. И я задал, естественно, риторический вопрос: кто эта женщина? В зале наступила гробовая тишина. Все задумались. Тогда я (все-таки журналист во мне не умрет никогда) начал обзванивать всех, и все находились в некотором недоумении. Начались гадания на кофейной гуще, кто и что. И вдруг кто-то мне сказал: "Вадик, это же Ирина, Ирина Скворцова". Я говорю: "Да ладно!" И я подумал, как это классно, как замечательно, когда президент сажает с собой рядом спортсменку, которая пережила такую большую трагедию в жизни. А потом Ирина Роднина и Третьяк зажигали олимпийский огонь, я подумал: вот это да! Вот это жизнь! Ира, скажи, пожалуйста, а что ты чувствовала, когда сидела на трибуне рядом с президентом и смотрела открытие Олимпиады?

СКВОРЦОВА: Ой! Но у меня, наверное, таких эмоций сильных не было, я как-то поспокойнее к этому отнеслась. Ну, что здесь такого?

ТИХОМИРОВ: Да, да, мы с президентом на дружеской ноге.

СКВОРЦОВА: Нет. На самом деле, во-первых, меня никто не предупреждал, что я буду сидеть непосредственно с президентом по левую руку. То есть для меня это было также шоком. Получилось так, что мы приехали 7 февраля утром, и практически с самолета, я успела переодеть только платье, мы сразу на прием к Виталию Мутко попали. А оттуда уже на открытие. Приехали где-то часа за полтора, наверное. Ко мне приходят и говорят: "Ирина, вот значок, вы будете сидеть в президентской ложе вместе с президентом".

ТИХОМИРОВ: Подожди! Ты не знала об этом вообще ничего?

СКВОРЦОВА: Нет.

ТИХОМИРОВ: Положа руку на сердце, ты говоришь правду и только правду?

СКВОРЦОВА: Я говорю правду и только правду. Мне дают значок "Сочи-2014". Говорят: "Вы будете сидеть непосредственно с президентом в президентской ложе". Но сидеть с президентом в президентской ложе – это можно подумать, метров за 20 от него сидеть. То, что непосредственно рядом по левую руку - нет. Я зашла в ложу, мы сидим, отдыхаем. Ко мне за полчаса подходят до открытия и говорят: "Ирина, проходите на место. Вас сейчас проводят, покажут, где вы сидите". Я такая сижу и говорю: "Нет, вы знаете, через полчаса только открытие. Там холодно, я здесь посижу".

ТИХОМИРОВ: А там было действительно холодно? Прохладно?

СКВОРЦОВА: Прохладненько, и сидеть еще полчаса ждать открытие и потом еще два часа - конечно, замерзнуть можно. Я говорю: "Нет, не пойду, я здесь пока посижу". На меня посмотрели недоуменно. Я-то не знала. За руки, за ноги же меня туда не понесут. Подходят ко мне уже минут через пять, наверное, говорят: "Нет, Ирина, давайте, открытие скоро, все, проходите!" Я говорю: "Ну, ладно, пойдемте". Меня проводили. "Это ваше место. Присаживайтесь". Я: "Спасибо". И ушли. Я смотрю, два места рядом свободные, и думаю: "А, ну кто-нибудь подойдет, до открытия еще 20 минут".

ТИХОМИРОВ: Самое главное, что я на своем месте. Если кто-то придет с билетиками или опоздает, все.

СКВОРЦОВА: Да, самое главное, меня посадили. Все. Я себе место нашла. За мной зарезервировали. И так смотрю: ну, два места рядом. Кто-нибудь подойдет, еще 20 минут до открытия. Нормально. Я села спокойно, расслабленно. У меня как раз два телефона, фотоаппарат с собой взяла, думаю: поснимаю открытие, все супер! Ребята сидят, фигуристы и говорят: "Повезло! С Путиным сидишь!" Поверила я этим словам, наверное, с попытки третьей. Потом, когда я понимаю, что это действительно так… Причем я чуть уже под кресло не заглянула, думаю, может, там табличка висит "Путин В.В." или что-нибудь такое? Думаю, нет, так уже наглеть не будут. Но смотрю, кресло откинуто. Я понимаю, что, похоже, это правда. И у меня сразу паника. Как у истинной девушки, не оттого, что президент, у меня другая паника: "Так, президент, камера, весь мир! Так, с прической все в порядке? С макияжем все в порядке?"

ТИХОМИРОВ: Но лицо у тебя  было каменное, конечно, в какой-то момент.

СКВОРЦОВА: Нет. На самом деле абсолютно была расслаблена. Ну как? В своей тарелке была. Потому что я успокоилась. Сначала такая волна наступила, паника. Потом думаю, а что я паникую? За четыре года к камерам должна привыкнуть, по идее. Хоть у нас и односторонняя любовь, но это ладно, это уже опустим. Думаю, рядом будет сидеть президент. Ну да, тот же человек из плоти и крови. Он же мне ничего не сделает.

ТИХОМИРОВ: Не укусит меня, да?

СКВОРЦОВА: И тем более я приехала смотреть открытие. И я буду наслаждаться открытием, кто бы рядом ни сидел. В итоге я себя так немного успокоила. Единственное, конечно, меня никто не предупреждал, как себя вести, о чем говорить, о чем не говорить. Поэтому тут уже пришлось соображать самой, как себя в таком окружении вести. Поэтому, конечно, я не смеялась, не размахивала руками, не прыгала на шею. То есть я все-таки хотела как-то уйти невредимой с ложи впоследствии. Поэтому вела себя, как считала нужным, но при этом я улыбалась, показывала эмоции. Поэтому не была скованной.

ТИХОМИРОВ: Скажи мне, пожалуйста, Ирина, пока нас никто не слышит, о чем вы разговаривали с Владимиром Владимировичем?

СКВОРЦОВА: Первый по популярности вопрос.

ТИХОМИРОВ: Прости. Мы ничем не лучше и не хуже всех остальных.

СКВОРЦОВА: Это действительно первый по популярности вопрос. Второй по популярности: как ты узнала об этом? Но об этом уже вы спросили. О чем? Ну, в основном это были такие мини-диалоги вполне человеческие, что это вкратце показана история России на открытии, что это первый бал Наташи Ростовой. Посмотрели, какая делегация выходила. Не холодно ли  ребятам в шлепках, в сланцах и в шортах с островов? Не перепутали ли они Олимпиаду зимнюю с летней. Посмотрели на нашу делегацию. То есть чисто человеческие такие вопросы.

ТИХОМИРОВ: То есть Владимир Владимирович даже шутит? На самом деле, это смешно: не перепутали ли они Олимпиаду? Это такая хорошая шутка даже.

СКВОРЦОВА: А это я сказала. Я такая скромная девушка, да.

ТИХОМИРОВ: Молодец! Тоже правильно.

СКВОРЦОВА: Спросил, как у меня здоровье. Познакомил меня с Томасом Бахом и помог с переводом. В принципе, ничего. И напоследок я попросила сфотографироваться.

ТИХОМИРОВ: И все-таки ты сделала это?

СКВОРЦОВА: Да. Я, конечно, не в селфи сделала, как мне это говорили. Но, конечно, разместила.

ТИХОМИРОВ: Скажи мне, ведь не каждому из нас выпадает такая возможность пообщаться с первым лицом государства. А вот на таком личностном уровне, на уровне биотоков и ощущений, что ты можешь сказать о Владимире Владимировиче?

СКВОРЦОВА: Сильный человек. Энергетика очень сильная. И это чувствуется. И я была немножечко сдержана, потому что мозг все-таки работает в такой ситуации на 200%. Но человек. Тот же человек.

ТИХОМИРОВ: Хорошо сказала.

СКВОРЦОВА: Спасибо.

ТИХОМИРОВ: Ира, я понимаю, что ты очень жизнерадостный, очень веселый человек, но не возвратиться туда, к тем событиям, которые перевернули всю твою жизнь, мы не можем. Это вот та трагическая история, когда действительно твоя жизнь была на грани. Скажи мне, ведь очень часто люди, которые, скажем так, посмотрели туда, за грань жизни и смерти, становятся другими. Вот тебя внутренне что-то изменило после того момента, когда тебя практически не было?

СКВОРЦОВА: Я немножко начала смотреть по-другому. То есть радоваться каким-то мелочам. В принципе, я и до этого радовалась. Этим браслетикам, камушкам. Ну, как истинная девушка. На самом деле, когда я поняла, что такое учиться заново дышать, ходить, глотать, чувствовать пищу, вкус, то, конечно, я начала это ценить. Потому что раньше это само собой. Ты встал с кровати, пошел, поел, дышишь, глотаешь. Это в порядке вещей. А тут я училась заново, я училась заново ходить. Причем ходить меня учили: "Ира, у тебя идут ноги, а мозг соображает, куда они пошли. Надо делать наоборот. То есть ты в голове задаешь путь и после этого делаешь шаг, куда тебе надо". А у меня наоборот было. То есть это, конечно, перестроение было очень сложным. Чтобы руки контактировали с ногами - это тоже было сложно. Потому что координация у меня немножечко нарушена была, и я ее восстанавливала заново. Поэтому какие-то такие нюансы, на которые здоровый человек не обращает внимание, потому что он, само собой, с детства научился этим управлять, то я всё училась заново делать. То, конечно, я уже это и ценю. Плюс, я на какие-то моменты после аварии стала смотреть проще. То есть какая-то проблема или что, я: а, нормально! Разберемся!

ТИХОМИРОВ: Слушай, а вот этот вопрос, который мучает многих: что там, что там после жизни? У тебя не было того момента, когда ты вдруг, например, взлетела и увидела все это происходящее, скажем так, над? Что-то такое было сверхъестественное? Прости.

СКВОРЦОВА: Ой, с удовольствием бы увидела себя со стороны, но увы! Пока смотрю только с камеры. Нет. Во-первых, у меня была искусственная кома.

ТИХОМИРОВ: Я знаю, да.

СКВОРЦОВА: Поэтому она немножечко по-другому чувствуется. Да, у меня были сны, да, у меня были очень цветными. Я знала, что попала в аварию, потому что мне снилось… Единственное, я лежала не в Германии, а в Австрии, мне снилось. При этом я передвигалась либо на машине, либо на коляске. То есть сама я не ходила во сне. У меня было ужасное чувство жажды, как будто я в пустыне Сахара побывала. При этом я вижу воду, но не могу дотянуться до нее. Действительно, когда я проснулась, у меня весь рот был сухой, нельзя было пить. Я очень хотела воды. Но мне не давали. А сны были такие, вот я сейчас с вами разговариваю, то же самое. Все ощущения сохранились во сне. То есть боль, страх, обоняние, осязание - все это было. Потому что даже один сон снился, когда я на коляске стою… Ну, не на обрыве скалы, на скале, я чувствую этот бриз. То есть ветерок.

ТИХОМИРОВ: А тебе снилось, что ты на коляске?

СКВОРЦОВА: Мне снилось, либо я на коляске, либо на машине. Я сама не ходила.

ТИХОМИРОВ: Прямо во сне, да?

СКВОРЦОВА: Да, сон. Причем очень сложно было, когда я вышла из комы, осознавать, где был сон, а где реальность. Потому что, когда один раз я спросила, мне сказали: "Ира, этого не было". - Я: "А, все!" И после этого я начала уже думать над своими вопросами. Ну, как-то не хотелось, чтобы меня упрятали в психушку.

ТИХОМИРОВ: Товарищи, не время! Уйдите отсюда со своими простынями!

СКВОРЦОВА: Да. Поэтому я уже так аккуратно спрашивала.

ТИХОМИРОВ: Ты же верующая?

СКВОРЦОВА: Ну, как сказать? Я крестик не ношу и в храмы хожу только тогда, когда я этого хочу. То есть ни по праздникам, ни по выходным. Вот я еду, бывает, а мне вот захотелось. Я взяла, свернула и поехала в храм, поставила свечки и уехала. То есть у меня идет изнутри. Хочу - сходила, не хочу - не пойду.

ТИХОМИРОВ: Но ты понимаешь, в чем дело. Ведь православная вера говорит о всепрощении. Скажи мне, ты лично для себя внутри простила этого судью? Как его? Петер Хель, да?

СКВОРЦОВА: Я увидела и сейчас на Олимпиаде. Мы, конечно, не здороваемся.

ТИХОМИРОВ: В Сочи?

СКВОРЦОВА: Да, он сейчас был, судит до сих пор.

ТИХОМИРОВ: Как, он судит до сих пор?

СКВОРЦОВА: Да. Вот.

ТИХОМИРОВ: Подожди. Минуточку. А как это могло произойти?

СКВОРЦОВА: Ну, я не буду уже в подробности вдаваться, потому что мы это не разглашаем с адвокатом. Он судит.

ТИХОМИРОВ: Ты меня очень расстроила.

СКВОРЦОВА: Ну, что теперь? Я многих расстраиваю.

ТИХОМИРОВ: Нет! Многих радуешь, но сейчас ты меня расстроила. Ну, да, опустим.

СКВОРЦОВА: Это, я думаю, уже судебные излишки. Поэтому к ним не буду возвращаться. Ну, как сказать? Конечно, когда он ко мне подошел год назад, я не знала, что это он, я улыбнулась, поздоровалась.

ТИХОМИРОВ: А ты даже его в лицо не видела?

СКВОРЦОВА: Нет, не помню его. И когда он ко мне подошел, я, конечно, улыбнулась, поздоровалась, естественно. Потому что ко мне подходит человек, с ним нужно поздороваться, улыбнуться. Когда я опустила глаза и увидела уже на бейджике, что это Петер Хель, конечно, у меня улыбка с лица тут же спала, я побледнела, глаза налились слезами тут же. И я теперь понимаю выражение, когда ком в горле, и ты не можешь произнести вообще ни звука.

ТИХОМИРОВ: А подошел он к тебе?

СКВОРЦОВА: Да. То есть это был как раз тот момент. И он сказал: "Ты не хочешь со мной разговаривать?" Я ответила: "Да", развернулась и ушла. У меня чуть ли не истерика случилась. Но я себя взяла в руки, потому что все-таки там ребята, команда, другие спортсмены. Зачем видеть плачущего человечка на костылях? И все. И больше я с того момента… Ни он ко мне не подходил, ни я, мы не здороваемся, ничего. То есть, я не знаю, простила, не простила? Я не копаюсь у себя внутри. Да, иногда бывает обидно, когда что-то хочется сделать, например, потанцевать, поиграть с друзьями в боулинг или покататься на коньках, конечно, я мысленно возвращаюсь к этой ситуации, что меня этого лишили на всю жизнь. Ну, а что теперь? Порыдала, господи, и пошла дальше.

ТИХОМИРОВ: Так, скажи мне, Ирина Олеговна, а кто наши папа и мама?

СКВОРЦОВА: Папа и мама. Мужчина и женщина. Мама - Галина Викторовна. Папа - Олег Юрьевич. Они легкоатлеты, 800-метровики.

ТИХОМИРОВ: То есть они были спортсменами?

СКВОРЦОВА: Да.

ТИХОМИРОВ: Спортсмены родили спортсменку. Я просто думаю иногда, во многих актерских семьях никто не хочет, чтобы дети были артистами.

СКВОРЦОВА: У меня тоже не хотели. Я сама пришла. Меня в детстве отдавали в художественную гимнастику. Оттуда я очень рада была смыться. Именно смыться. То есть я чуть ли не с фанфарами: ура, меня забрали!

ТИХОМИРОВ: Почему?

СКВОРЦОВА: Мне не  нравилась художественная гимнастика.

ТИХОМИРОВ: Кто тебе не нравился?

СКВОРЦОВА: Во-первых, я не могла запомнить эти элементы, последовательность. Меня никогда не хвалили, это было мне неинтересно.

ТИХОМИРОВ: Вообще говорят, что это очень жестокий вид спорта.

СКВОРЦОВА: Слава богу, я оттуда ушла, детей своих туда тоже не отдам.

ТИХОМИРОВ: Никогда!

СКВОРЦОВА: Не отдам. Потом я пошла в плавание в третьем классе, в девять лет. Но пошли как? Поставить технику и, может быть, даже задержаться, потому что плавать я уже умела, так как выросла практически на Волге. То есть все в порядке, там попробуй не научись. Но так как у меня начался насморк и он не проходил недели две-три и месяц…

ТИХОМИРОВ: Это только вчера я выяснил. Оказывается, что когда человек плавает (особенно если лицом в воду), нос не может перестроиться, потому что находится все время в холодной среде, сосуды лопаются и так далее и тому подобное. И начинается хронический насморк.

СКВОРЦОВА: Вот, и поэтому меня оттуда тоже забрали. Хотя мне там нравилось. А уже в 11 лет я сказала, что хочу бегать. И мы как-то ехали из гостей мимо института, там как раз манеж, и заглянули. Там встретились с моим будущим в итоге тренером. И так я начала ходить, бегать.

ТИХОМИРОВ: А как же санки, бобслей, бобы?

СКВОРЦОВА: У меня были травмы легкой атлетике.

ТИХОМИРОВ: Слушай, ну вот я думаю, какие травмы могут быть? Бегаешь и бегаешь туда-сюда, туда-сюда.

СКВОРЦОВА: Нет, нет. Микронадрыв задний у меня был, последняя травма. То есть первый раз я пропустила летний чемпионат мира. Я не отобралась, потому что у меня болела надкостница. И в итоге я из-за этого даже не могла ходить. И не смогла выступить на соревнованиях и отобраться тоже.  То есть я даже  отказалась от соревнований. Думала: ну, ладно, этот сезон пропущу, подготовлюсь к следующему летнему, через год будет чемпионат Европы, к нему. У меня были все шансы. И буквально за два месяца до соревнований, до отбора на России я сначала на сборе дернула заднюю. Ну, ладно, думаю, успею подготовиться, все вроде восстановилось. И меня тренер выставляет на соревнования 200 метров, и я стартую, бегу, даже весь вираж-то не успела пробежать, там, наверное, метров 70 оставалось, у меня такой щелчок - как раньше выключатели, может быть, помните, такие поворотники, - вот такой вот щелчок, и я падаю. То есть у меня мышца, микронадрыв я получила. В итоге, естественно, опять мимо Европы, потому что это за месяц до соревнований. А с микронадрывом это нереально сделать. То есть я через две недели только приступила к тренировкам. Я ходила так, что меня бабулечки обгоняли. То есть я еле-еле ходила. Поэтому чемпионат Европы я тоже пропустила. И я сломалась после этого, потому что два сезона не выступать… То есть я выступаю, готовлюсь, готовлюсь, и перед самым концом просто - оп, и не получается.

В итоге я завязываю с легкой атлетикой, потому что я сломалась. Реально я сломалась и ушла оттуда сама. Конечно, потом жалела, очень жалела. Я год потом и ревела, и рыдала, что, если бы был шанс, конечно, я бы задержалась. Но на тот момент сломалась и завязала со спортом. А так как уже восемь лет отзанималась, привыкла и психологически, и физически к тренировкам, к определенному образу жизни, то мне этого стало не хватать. А в бобслей меня звали два раза, только я отказывалась. На третий  раз я уже пришла сама к ним.

ТИХОМИРОВ: Берите меня с собой.

СКВОРЦОВА: Не то что берите. Я на самом деле полгода не занималась. И поэтому когда меня пригласил знакомый из бобслея, я говорю: "Ты поговори с тренерами, объясни всю ситуацию, что я полгода не занималась, форму потеряла. Потому что я знаю, что вы берете спортсменов уже готовых. А я не готова". В итоге тренеры сказали, что да, пускай приходит, занимается. И мне дали два месяца испытательного срока, после чего сказали, что да, ты нам подходишь, все нормально. Я начала заниматься. Они когда уехали на сезон, я занималась одна в Москве. В итоге пришла к ним в мае, и уже в марте 2009 года, в принципе, я вошла в форму. И уже практически не уступала. То есть для чемпионата Европы я была готова и попала в сборную.

ТИХОМИРОВ: Скажи мне, Ира, я правильно понимаю, что у каждого спортсмена за спиной огромное количество таких историй? Надрывы, переломы,  разрывы, и так далее и тому подобное.

СКВОРЦОВА: Да. Еще зависит все от вида спорта.

ТИХОМИРОВ: Это естественно. Я думаю, а зачем тогда, ради чего? Ради этой красивой, но медали. Ради того, чтобы стоять на пьедестале? А что потом?

СКВОРЦОВА: А об этом не все задумываются на самом деле. И я бы не задумывалась. Я особо не задумывалась: а, потом разберемся. Самое главное - Олимпиада, ты к ней стремишься. Это вот самый пик, наверное. А потом уже - потом. А об этом я подумаю завтра.

ТИХОМИРОВ: Ира, чтобы закрыть эту тему раз и навсегда, по поводу этой ужасной аварии в 2009 году и по поводу твоего выздоровления. Скажи мне, тебе приходилось общаться с медиками разных стран?

СКВОРЦОВА: Пока только двух: России и Германии.

ТИХОМИРОВ: Ну, и Австрии все-таки?

СКВОРЦОВА: Австрии - нет. Это я говорила, что мне снилось, что я была в Австрии. А так - нет, только Германия и Россия.

ТИХОМИРОВ: Скажи, пожалуйста, если сравнивать медицинскую помощь в нашей стране и в Германии, это действительно такая пропасть?

СКВОРЦОВА: Начнем с того, что здесь, конечно, я операции не делала, кроме летней в Сеченова. Я на пятке провела одну из операций. Но в основном все остальные мне делали только в Германии. Сейчас я начала пластику, я тоже делаю только в Германии, потому что я исхожу из того, что они меня собирали, они знают, где они что отрезали, где они что пришили. И поэтому пластику я делаю только у них. Просто зачем мне менять врачей, искать кого-то в России, когда у меня в Германии врач - пластический хирург, уже профессор. И менять шило на мыло я не считаю нужным. Я не хочу, чтобы мне сделали еще хуже. У меня и так там все аккуратно должно проходить.

ТИХОМИРОВ: Но все будет хорошо.

СКВОРЦОВА: Надеюсь.

ТИХОМИРОВ: Я уверен на 100%, потому что у нас нет другого пути. Ну, а теперь вернемся к твоему нынешнему положению, к твоей профессии. Скажи мне, пожалуйста, Ира, вот мне кажется, это нечестно. Огромное количество людей заканчивают журфак, другие творческие вузы, потом работают, начиная от полотера, билетерши, вахтера и потом доходят до журналиста, потом спецкора и так далее. И пришла Ирина и говорит: я тоже хочу быть телевизионной ведущей. Как это может быть, скажи?

СКВОРЦОВА: Не поверите. Я не приходила и не говорила, что я хочу. На самом деле, после аварии со мной работали многие журналисты, которые брали интервью, и все постоянно говорили: у тебя отлично все получится на телевидении, потому что у тебя внешность, у тебя голос, ты хорошо говоришь, иди. Не поверите: упиралась. Я говорю: "Да вы что! Я камер боюсь. Да никогда и ни за что! Я перед камерой двух слов не могу связать". - "Да ты же интервью даешь". - Я говорю: "Одно дело - давать интервью, а другое дело - в камере уже говорить текст или брать интервью. Это совсем разное". И поэтому, на самом деле, я туда не собиралась идти ни за что. Я упиралась руками и ногами. И в один прекрасный момент ко мне на почту поступило письмо, меня приглашали провести, точнее, быть соведущей с Виктором Гусевым на фестивале спортивной журналистики в Сочи. "Газпром" организует. Это 11-й год был. Я говорю: "Я согласна, но я ничего не умею". Но зато честно. И мне позвонила Нина Витальевна Зверева, объяснила, в чем суть. Естественно, я в шоке, в страхе. Я говорю: "Да я не смогу, наверное. Я боюсь". Она: "Ничего страшного".

ТИХОМИРОВ: А глаза такие наглые-наглые?

СКВОРЦОВА: Нет! У меня глаза, на самом деле, были по 5 рублей. И я спать не могла из-за этого. Думаю, господи, а может быть, я зря согласилась? Потому что это нормально, у меня червячок такой есть внутри. И я уже разговаривала и говорю: "Нина Витальевна, вы можете меня хотя бы посмотреть до фестиваля? Может быть, я вам не подхожу, вы найдете другого человека". Я приехала к ней домой, она со мной позанималась. Точнее, она поставила камеру, они посмотрели, как я себя веду, и сказала, что все отлично, ты подходишь, сценарий мы напишем, все в порядке, не переживай. Виктор Гусев тебе, если что, поможет на сцене. В итоге я приехала в Сочи, естественно, у меня там руки тряслись, как у последнего алкаша. Я сидела. Мне выходить на сцену, а у меня глаза по 5 рублей. То есть я понимаю, что я двух слов не могу связать от страха. И она на меня посмотрела и говорит: "Ира, тебе нужно выпить глоток". Я говорю: "Вы что! Вы в книге писали, я читала, нельзя ни в коем случае".

ТИХОМИРОВ: Где ваш коньяк? Несите его сюда быстрее!

СКВОРЦОВА: Я говорю: "Вы что! Нельзя!" Она: "Ира, надо". Она зовет официанта и говорит: "Девушке вино налейте". Принесли, и она говорит: "Сделай пару глотков и иди на сцену". Я сделала буквально глоток вина, пошла на сцену. Ну, меня потом спрашивали: ну как? Я говорю: "10 минут позора, а потом все в порядке было". А потом я уже привыкла. И на второй фестиваль в следующем году меня также опять приглашают. И вот в этом году, кстати, тоже. В конце ноября я опять ездила уже на третий фестиваль.

ТИХОМИРОВ: Звезда!

СКВОРЦОВА: Ну, какая звезда? Нет. Первый фестиваль, конечно, прошел, очень мне сложно было, потому что это для меня в новинку. Но при этом, конечно, там было не много народу, от силы человек 70-80, но мне и этого хватает.

ТИХОМИРОВ: Ты знаешь что? Камерная атмосфера - это гораздо сложнее, чем стадион, как ни странно.

СКВОРЦОВА: Я знаю. Я-то как раз это знаю. Я очень сильно боюсь выступать перед кем-то. Я даже среди друзей тост не могу сказать за столом, потому что мне страшно, что на меня сейчас будут смотреть, а я что-то ляпну.

ТИХОМИРОВ: Я сейчас запл'ачу. Я тебе не верю.

СКВОРЦОВА: Правда. Вот серьезно. У меня ступор. Это два разных человека. Вот. И первый фестиваль мы отвели. Ну, естественно, как для новичка им все понравилось. Ну а я-то, как всегда, к себе критично. Поэтому мне ничего не понравилось. И она уже, когда со мной пообщалась там, говорит: "Слушай, тебе нужно на телевидении попробовать". Я говорю: "Да какое телевидение? Я камеры боюсь, ну что вы! У меня не хватит, я двух слов связать не могу". Она говорит: "Ты не можешь?" Я говорю: "Не могу. То есть я не считаю себя умной или что-то такое". Она: "Ира, брось". Это она меня порекомендовала нескольким каналам, но никто не откликнулся. И вот она в какой-то момент встретилась с Эрнестом Мацкявичюсом с ВГТРК и рассказала ему про меня. И вот с тех пор мы связались с Эрнестом, и я вот так попала на обучение на ВГТРК.

ТИХОМИРОВ: Эрни молодец! Передай ему привет большой. Я его увижу, сам ему скажу это в глаза.

СКВОРЦОВА: Это потрясающий человек, на самом деле. Он очень помог мне. И я права благодаря ему получила. Я имею в виду, меня не брали ни в одну автошколу, потому что я инвалид, я левой ногой рулю, костыли. И мне везде отказывали по разным причинам.

ТИХОМИРОВ: Ты обратилась бы ко мне. 45 тысяч.

СКВОРЦОВА: Ну ничего себе! У пенсионера зарплата раза в четыре меньше. И мне на самом деле он помог. Меня устроили в автошколу. Я два месяца с "Семеновской" на "Полежаевскую" ездила каждый день.

ТИХОМИРОВ: На метро?

СКВОРЦОВА: Конечно. А как я еще передвигалась в свое время? Троллейбус, автобус, трамвай, метро, общественный транспорт, электрички до Подмосковья. То есть я это все прошла. И вот я два месяца каждый день в автошколу, потом на тренировку сюда в эфир. И так вот через два месяца я окончила автошколу, в октябре я получила права. Просто я уезжала, я не могла в ГАИ… То есть и пришла в ГАИ, сдала все, билеты, площадку и город. И вот благодаря, можно сказать, Эрнесту я получила все-таки через год права. И теперь катаюсь.

ТИХОМИРОВ: Ирина, смотри, что пишет Москва: "Ирина, здравствуйте. Очень переживала за вас, за вашу сложную ситуацию. Вы - молодец! Мне очень знакома ваша ситуация. Я сама пережила кучу травм, операций, все выдержала. Настоящий боец! Огромного вам здоровья, удачи". Потом: "Ирочка, столько позитива и обаяния. Вы очень сильный человек. Удачи вам в жизни и счастья". И так далее.

СКВОРЦОВА: Спасибо.

ТИХОМИРОВ: И все восхищаются. И самое главное, Ира, ты понимаешь, в чем дело, ведь ты для многих… Вот радио "Маяк", говорят. "Маяк" - что это такое? Это ориентир в жизни. Вот, мне кажется, такие люди и такие судьбы, как у тебя, это определенные ориентиры в жизни. Когда люди вдруг опускают руки, они должны понять, что может быть с ними, если они не сдадутся. Я все время думаю, вот ведь сейчас твоя жизнь уже не принадлежит тебе.

СКВОРЦОВА: Да!

ТИХОМИРОВ: Да. Ведь понимаешь, в чем дело? Сейчас на тебя смотрят многие люди, которые попали, может быть, тоже в какую-то трагическую ситуацию, и они понимают: если эта девочка смогла победить, значит, и я смогу. И они все время видят тебя впереди своего пути. И теперь ты не должна останавливаться, ты должна все время быть впереди. Ты должна родить детей.

СКВОРЦОВА: Еще какие-то пинки, чувствую, сейчас будут в спину.

ТИХОМИРОВ: Но почему пинки-то?

СКВОРЦОВА: Подталкивать, подталкивать. Я же по гороскопу - Рак, который пятится назад.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а ты - Рак? Надо же! Я первый раз такого Рака вижу.

СКВОРЦОВА: Все тоже удивляются.

ТИХОМИРОВ: Я не знаю, как Рак будет по-женски, женского пола. Вернемся к нашей действительности. Ну, скажи мне, пожалуйста, Ир, все-таки, глядя на твой здоровый румянец и твои искорки в глазах, я понимаю, что и наша личная жизнь как-то наладилась.

СКВОРЦОВА: Наша?

ТИХОМИРОВ: Ничего личного. Я про тебя говорю.

СКВОРЦОВА: Нет. Нет.

ТИХОМИРОВ: Эй, мужики! Где вы там? Мы тебе сейчас найдем. У нас, знаешь, какие хорошие слушатели!

СКВОРЦОВА: Я даже не сомневаюсь.

ТИХОМИРОВ: А все-таки, наверное, есть, скажем так, некий образ, некий принц, который должен прискакать на белом коне: цок-цок-цок?

СКВОРЦОВА: Господи, какой белый конь? Какой принц? Я вас умоляю! Мы живем в XXI веке.  Надо смотреть на ситуацию трезво.

ТИХОМИРОВ: Ты все-таки трезвый человек, да?

СКВОРЦОВА: Стараюсь, да, сохранять.

ТИХОМИРОВ: С другой стороны, это правильно. С другой стороны, хорошо. Скажи, пожалуйста, а вот те друзья, которые вокруг тебя, что они тебе говорят? Поддерживают они тебя? Потому что вот странная история. Друзья, с одной стороны, это такая, знаешь, лакмусовая бумажка, как ты двигаешься вперед, как ты преодолеваешь трудности. С другой стороны, есть друзья-балласт так называемые, которые тянут тебя назад, которые держат и говорят: "Ира, на фиг тебе это надо! Ну, успокойся".

СКВОРЦОВА: Честно говоря, наверное, в этом плане мне все-таки с друзьями повезло. Потому что после аварии никто не прекратил со мной общение. Наоборот, ребята старались помогать, как-то поддержать. Даже доходило до того, что в мелочах помогали. И я в этот момент себя чувствовала реально инвалидом. Я сначала не то что терпела, я сначала старалась войти в их положение. В итоге я уже не смогла это видеть. Мне казалось, что инвалидом себя еще больше ощущаю. И мы с ними договорились, что, говорю, ребята, давайте так: вы относитесь ко мне так же, как было до аварии. Что я здоровая, вы не смотрите на эту коляску. То есть я все делаю сама, а вы вот так на подхвате, но относитесь ко мне как к здоровой. Вот как было у нас до аварии. Потому что я тянусь к вам. Вот вы здоровые, я хочу как вы, я не хочу ниже. Они меня поняли. То есть доходило до того, что мы выходим из машины, они берут мои костыли и идут, при этом говорят: "Ну, ты чего стоишь? Пошли!" Я стою у машины и говорю: "А вы мне ничего не хотите отдать?" Они такие: "О, ё-мое! Костыли! На!" Я: "Спасибо". И после этого идем. Другой момент был, когда к нам в компанию попадает кто-то новенький, он видит меня на костылях и тут же первая реакция - помочь. Он говорит: "Ой, ей, наверное, надо помочь". Они говорят: "Сама справится. Пошли". И человек стоит в шоке, он не может понять. А мы с ними договорились. И в итоге,  наверное, благодаря этому я очень быстро встала из коляски и на костылях. И сейчас у меня, когда я общаюсь с людьми, очень многие вообще забывают, что я стою с этими китайскими палочками увеличенного размера, как я их называю. Вот. То есть они не замечают их, хотя я с ними. Поэтому, на самом деле, друзья остались, они не тянут. И с ними мне повезло, еще раз скажу.

ТИХОМИРОВ: Ира, за короткий промежуток времени ты попала в другую систему координат в жизни, в стране, в городе. Я к тому, что, когда мы ходим на своих двоих, передвигаемся, ездим на метро, бегаем, танцуем  - это одна жизнь. А другое дело - когда ты прикована к инвалидной коляске. Вот я думаю, глядя на тебя, на твою энергию, на твое обаяние, может быть, пора все-таки подумать о тех инвалидах, которые никогда уже не смогут подняться с инвалидной коляски? О тех людях, которые должны передвигаться, видеть этот мир, путешествовать, ходить по музеям, передвигаться даже по этому городу Москва комфортно?

СКВОРЦОВА: Сейчас старается департамент… Сейчас департамент транспорта Москвы делает переустановки. То есть закупаются новые автобусы, новые трамваи, создаются новые маршруты.

ТИХОМИРОВ: Но это в Москве, где есть деньги.

СКВОРЦОВА: Но это в Москве. Но, понимаете, в других регионах я же не могу ничего отвечать, там свои губернаторы, свои депутаты. Поэтому со своим уставом в монастырь не ездят.

ТИХОМИРОВ: Ира, я просто когда разговаривал с психологами и психотерапевтами, мне нравится, когда они говорят точно. Если вы говорите: "У меня проблема" - у этой проблемы два выхода: или мы решим эту проблему, или не решим. А вы говорите не "проблема" даже, а вы говорите - "задача". Согласитесь, у задачи всегда есть ответ.

СКВОРЦОВА: Цель. Не то что задача - цель. На самом деле, когда проснулась, я говорю, у меня цель была (так как я не знала всю историю свою, там тома даже целые моей истории)… Полтора месяца в коме и плюс еще я пробыла до конца марта, по-моему, в клинике. Только после этого, в апреле, переехала в реабилитационный центр. Так вот, в начале, до реабилитационного центра я еще планировала вернуться в бобслей. То есть я думала: ага, четыре года. Думаю, два года на восстановление, два года на подготовку к Олимпиаде. Я успею. Я действительно так думала, я действительно терроризировала врачей. И когда я спрашивала и говорила: "У меня же все зарастет. Переломы, я же смогу те же веса тягать на тренировке?" На что мне говорили: "Ира, давай восстановимся". Меня же не травмировали, психологи со мной работали. И в тот момент, когда вот этот переломный наступил в реабилитационном центре. Причем он наступил по щелчку. Когда утром мы вышли на улицу с физиотерапевтом, и я начала падать. У меня нога поехала по гальке, и я понимаю, что я падаю. То есть и я грохнулась, можно сказать. И пришло осознание, что я встать не могу сама. То есть меня подняли, и тут вот такой щелчок - и все. На этом все. В спорт не вернусь, старая жизнь закончена. Начинается новая. Конечно, у меня катастрофа была. Я, наверное, неделю или несколько… у меня просто мозг был в шоковом состоянии, я практически ушла в себя. Приехал, слава богу, психолог опять. Она начала меня вытаскивать. Я до сих пор работаю с психологом периодически. Я могу позвонить, когда мне сложно. Я не отказываюсь от помощи, естественно. Это вполне нормально - обратиться к психологу. Поэтому я звоню, говорю: "У меня проблемы. Я могу подъехать?" - "Да". - Я сажусь в машину, договариваюсь о времени, я еду. Все. Вот, например, на следующей неделе опять поеду.

ТИХОМИРОВ: Да ладно! Ты уже сама можешь быть психологом, на самом деле.

СКВОРЦОВА: Нет, нет. У каждого психиатра есть свой психиатр, знаете? Вот.

ТИХОМИРОВ: Ира, скажи, а вот ребята, которые в тебя врезались, Женя и Андрей…  Я понимаю, что они были совершенно не виноваты. Они к тебе приходили потом?

СКВОРЦОВА: В Германии меня никто не навещал, потому что все-таки у ребят сезон и не получалось немножечко. Но, когда я приехала в 2011 году в Латвию, в принципе, они немножечко боялись. Они не виноваты, но они себя чувствовали виновными, потому что получилось… Я бы, наверное, себя тоже чувствовала виноватой. То есть я встал и пошел, а она вот на костылях, до конца жизни инвалид. При этом я себя вела с ними: "Ой, ребята, как дела?" Я эту грань убрала. Потому что действительно ребята не виноваты. Я рада, что они отделались легким испугом. Поэтому с ними также продолжаем общаться иногда в "Одноклассниках". Иногда, когда я приезжаю на соревнования, спокойненько можем поговорить. Конечно, у нас не дружеские отношения, но у нас и не были они дружескими. Но увидеться на тренировке или я в гости приезжаю, когда они на сборе, почему нет? Привет, как дела, что у вас новенького? То есть нормальные человеческие отношения.

ТИХОМИРОВ: В актерской среде, в творческой среде есть такое понятие, что только большая трагедия делает из обычного художника талантливого или гениального. Но считается, что только большое потрясение может позволить тебе двигаться дальше вверх. Я вот думаю, если бы у тебя не было такой истории, такой ситуации, могла себе представить, что, например, ты будешь на открытии Олимпиады сидеть рядом с президентом? Что у тебя будут брать интервью, ты будешь нарасхват, тебя будут любить, тобой будут восхищаться, как сейчас, люди?

СКВОРЦОВА: Этого не было бы. Я просто бы занималась спортом. Может быть, я постаралась бы попасть на Олимпиаду в качестве, конечно, спортсмена. Побывала бы. И потом, я не знаю, чем бы я занималась, конечно. Потому что сложно. Ну, может быть, вышла бы замуж, родила детей. Правда, домоводство - это не для меня. Я не могу, у меня шило в одном месте, поэтому мне нужно постоянно  двигаться, двигаться, двигаться. Поэтому, скорее всего, слава богу, я девушка. Поэтому, если что, может быть удачно бы получилось выйти замуж за какого-нибудь иностранца, с которым познакомилась бы на соревнованиях. Ну, а почему нет? Сейчас, на самом деле, естественно, уже по-другому. И говорить "а если бы, кабы"…

ТИХОМИРОВ: Просто я к тому, что люди не должны бояться трудностей. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее и лучше.

СКВОРЦОВА: Но все равно, смотря какие трудности.

ТИХОМИРОВ: Но ты же!.. Я смотрю на тебя и любуюсь.

СКВОРЦОВА: Я до сих пор - четыре года, - я все равно еще до конца не справилась с этой аварией. Да, надел маску, улыбаешься и пошел на люди. А то, что творится потом в глубине души или наедине с собой - это уже совсем другой человек. Но уже не будем вдаваться в подробности. Но я же не просто так к психологу хожу. Если бы у меня было все прекрасно, я бы к нему не ходила, а так, сами понимаете. Поэтому любому человеку все равно нужна помощь. И какая бы проблема, трагедия ни случилась, это шрам на всю жизнь. Отпечаток дает колоссальный. И справиться, наверное, невозможно. Скорее всего, можно смириться, но не справиться. Вот я, скорее всего, просто смирилась. Вот и все.

ТИХОМИРОВ: Если будет чего надо, ты же знаешь наш телефон.

СКВОРЦОВА: Знаю. Вы дорого берете. Я же говорю, я не потяну.

ТИХОМИРОВ: Спасибо тебе большое.

СКВОРЦОВА: Спасибо вам.