Добрый вечер! С Вадимом Тихомировым Анатолий Белый

ТИХОМИРОВ: Наконец-то он дошел до нашей студии. Раньше был просто актер Анатолий Белый, а теперь российский актер театра и кино, заслуженный артист Российской Федерации Анатолий Александрович Белый. Здравствуй, Толя.

БЕЛЫЙ: Ну, здравствуйте. После такого объявления надо говорить: здравствуйте.

ТИХОМИРОВ: Дело в том, что я Анатолия знаю давным-давно, и ведь когда-то это был просто актер, а сейчас вот уже, даже не бритый, даже в этих шортах, как не стыдно, ведь эфир, государственная радиостанция, общероссийская?

БЕЛЫЙ: 33 градуса на улице.

ТИХОМИРОВ: А, ну, ладно, хорошо, извини. А теперь, глядя на тебя, понимаешь, да, пришел актер, большой актер, большой актер русский, МХТ. И я думаю, как же так, как из этого парня вдруг превратился в такого, знаешь, только масло не капает елейное. Слушай, скажи, за последние 10-15 лет, когда ты действительно вдруг совершил такой, я считаю, грандиозный прорыв для актера, от неизвестного совершенно, никому не нужного актера вдруг ты превратился в одного из ведущих актеров, я считаю, лучшего нашего театра российского. Вот что-то у тебя в душе изменилось за это время? Вот тот Толя и вот этот Анатолий, они как-то разнятся?

БЕЛЫЙ: Ух, как сразу вопрос, какой глобальный. Ну, в общем, конечно, разнятся. Я даже не знаю, с чего начать, как-то меня так сразу огорошил, что же во мне изменилось? Шорты вроде те же, майка тоже.

ТИХОМИРОВ: Да, глаз наглый тот же. Ну, а все-таки?

БЕЛЫЙ: Ну, как? Я, наверное, как-то повзрослел.

ТИХОМИРОВ: Ну, неплохо для начала.

БЕЛЫЙ: У меня родились дети в количестве двух штук, так что, наверное, у меня как-то отношение к жизни стало, наверное, посерьезнее, что ли, поответственнее как-то.

ТИХОМИРОВ: Глядя на твою карьеру, на твою жизнь, я вдруг понимаю, что ты, знаешь, как про меня мама все время говорила: да не трогай ты малыша, он мальчик с задержечкой. Ну, в том смысле, что я как-то медленно развивался в жизни. Я думаю, что ты тоже, потому что, наверное, твои сверстники, твои коллеги по цеху развивались гораздо быстрее, у них рождались дети, они получали главные роли. А ты шел как-то так медленно, постепенно, и где-то мог на повороте ведь и сгинуть, а ты все равно дошел. Вот, как не свернуть со своего пути и добиться того, что ты хотел?

БЕЛЫЙ: Ну, ты знаешь, да, вот в этом мы схожи с тобой. Потому что, честно говоря, оглядываясь назад, понимаешь, что путь складывался, конечно, не просто, не прямо и не сразу. Все и сразу не все, и ничего сначала, потом что-то, потом еще чуть-чуть что-то, потом через несколько лет еще чуть-чуть, и вот как бы такими замедленными действиями тоже как-то судьба с таким скрежетом каких-то валов, шестеренок, все это происходит вот так не просто. Но, ты знаешь, опять же, если так сейчас подумать об этом, я рад, что именно так, потому что это такая закалка. Ну, смотри, чуть больше половины прожито, впереди еще кое-что есть.

ТИХОМИРОВ: Ну, сколько, 42 уже?

БЕЛЫЙ: Да, 42. Я не скрываю свой возраст. Впереди кое-что, какая-то дистанция есть небольшая, но есть еще время, есть силы, есть уже опыт. Самый, на самом деле, сейчас наступает какой-то вот…

ТИХОМИРОВ: И закалка еще какая.

БЕЛЫЙ: И закалка произошла металла. Так что для меня сейчас, на самом деле, самый какой-то интересный, самый плодотворный период, потому что ты знаешь, чего ты хочешь, ты уже имеешь какой-то опыт, и ты уже движешься целенаправленно, не как-то по волнам тебя кидает, а уже ты как бы знаешь, куда и знаешь, чего. И поэтому эта закалка, ну, как, тут, наверное, еще занятия мои спортом, они все-таки…

ТИХОМИРОВ: Ты качаешься, да?

БЕЛЫЙ: Нет, сейчас нет. Сейчас плаваю.

ТИХОМИРОВ: Каким стилем?

БЕЛЫЙ: Своим.

ТИХОМИРОВ: Нет, серьезно, брасом, кролем?

БЕЛЫЙ: Ой, слушай, я в этом не силен. Вот так, это как?

ТИХОМИРОВ: Это брасом.

БЕЛЫЙ: Ну, значит, я плаваю брасом.

ТИХОМИРОВ: Ты осторожный человек, значит.

БЕЛЫЙ: Ты знаешь, для меня плавание сейчас не спорт и не какое-то там занятие, чтобы растянуть позвоночник, хотя и для этого тоже, а, скорее, медитация, скорее, расслабление. То есть я плыву, вхожу в этот дыхательный ритм, и все, и мозг после 10 дорожек освобождается прекрасно.

ТИХОМИРОВ: Я тоже плаваю каждый день практически. Слушай, но ведь качался до этого?

БЕЛЫЙ: Ну, что значит, качался? Нет. Я занимался спортом давным-давно, какой-то каркас, что называется, есть.

ТИХОМИРОВ: Я, знаешь, почему спрашиваю, сейчас в интернете самый популярный ролик Обама занимается тренировкой в спортзале.

БЕЛЫЙ: Да, да, зевая.

ТИХОМИРОВ: Вот ты, как человек, который занимался спортом, что ты думаешь по поводу этих комплексов упражнений с гантелями?

БЕЛЫЙ: Слушай, это смешно, конечно. Ты знаешь, каждому свое, я могу здесь сказать так, потому что кого-то это вводит в тонус и будит как-то ото сна и как-то приводит в какие-то жизненные силы, мне нет. Это не мое. Я, скорее, поплавать. Ну, а все остальное, я не знаю, если там что-то осталось, то, скорее, это уже дети, которых ты поднимаешь периодически, они к тебе бросаются, ты периодически их куда-то переносишь.

ТИХОМИРОВ: Папа, дай денег.

БЕЛЫЙ: Еще рано. Папа, возьми на ручки. Сейчас пока еще такой период: папа, возьми на ручки.

ТИХОМИРОВ: Ну, это, слава богу, это счастливое время.

БЕЛЫЙ: Это еще счастливое время, да.

ТИХОМИРОВ: Я, готовясь к твоему интервью, почитал твои интервью, естественно, посмотрел некоторые, я удивился степени твоей откровенности. А ты чего, до сих пор такой честный, ты до сих пор не боишься открыть души этим прекрасным людям, которые мучают тебя, сидят, зубки повесили и давай задавать вопросы. И, самое главное, я все время чувствую внутреннюю подоплеку, что они хотят из тебя вытащить.

БЕЛЫЙ: Слушай, ты сейчас как-то в точку попал. Я только сегодня почему-то с утра вдруг вспомнил об этих зайчиках.

ТИХОМИРОВ: Я назвал бы, как их называют у нас в телевизионной среде, но промолчу.

БЕЛЫЙ: Ну, ладно, ну, не будем, зачем же так. А для меня, на самом деле, это тоже была очень странная ситуация, когда вроде пригласили… Вот замедленное действие, мы с тобой в этом смысле братья, замедленный механизм. Мне не хватило скорости реакции в какой-то момент спросить, а чего вы меня сюда пригласили, для чего? Чтобы что? Вы что-то хотите во мне выискать, что-то спрашиваете, все время подтекст такой, а что-то у вас, Анатолий, не то, и что-то у вас, может быть, и с совестью не то, зайчики кровавые в глазах снятся, а еще там что-то.

ТИХОМИРОВ: Я все время смотрю, думаю, ну, молодцы, ну, наши-то, смотри, прямо это…

БЕЛЫЙ: Хотели меня вывести на какую-то свою чистую дорожку.

ТИХОМИРОВ: Ну, ты был очень честный, поэтому ты их победил.

БЕЛЫЙ: Ты знаешь, начиналось все хорошо, и вдруг в какой-то момент меня как начали, что называется, сыпать, лепить, и я не ожидал этого совершенно. И я понял, что единственное, чем могу обороняться, это, наоборот, раскрыться. Потому что, если я начну еще сейчас городить какие-то свои стенки и отвечать им, то получится какая-то ерунда. Они двое сидят такие умные на своем месте, и я такой пришел, весь такой из себя закрытый. Тогда смысл? Тогда опять спрашивается, для чего вы меня пригласили? Поэтому я думаю, ну, и бог с вами. И как бы стал отвечать так, как есть. Уж не знаю, правильно это или нет, но, что вышло, то вышло.

ТИХОМИРОВ: Ты знаешь, а я думаю, а чему завидовать, когда человек прошел, я прям реально знаю твою биографию более менее, ты прошел огонь, воду и медные трубы. Я думаю, а тут-то чего завидовать, тут только пот и кровь, разве этому можно завидовать? И все равно есть люди, это не только к тебе, это вообще многим известным людям, которые добились своего через работу, и все равно завидуют, говорят: да, ну, конечно, поцелованный богом, свалилось с неба. Ведь это неправда. У нас люди завидуют всему, понимаешь, в чем дело. Это так, можешь не отвечать на этот вопрос.

БЕЛЫЙ: Как в фильме, «это был не вопрос».

ТИХОМИРОВ: Это был не вопрос, это пук такой, ой, я хотел сказать, волшебный звук. Вот ты играешь «Мастера и Маргариту», ну, понятно, что для большинства жителей России, не знаю почему, какой-то сакральный роман. В нем совмещено все, и Библия, и история коммунистической партии, и новая история России, и так далее. Но почему-то, когда ты играешь Мастера, играешь очень нервно, играешь на таком пределе, я посмотрел отрывки из спектакля, к сожалению, на самом спектакле не был, но ты там играешь прям… Я видел и Витю Ракова видел, и в фильмах видел, нет, ты играешь по-другому. Что ты переживаешь, когда ты играешь эту роль? Мне кажется, ты играешь о себе.

БЕЛЫЙ: Ой, слушай, ну, это, конечно, вопрос опять вопросыч. Что я чувствую, когда играю эту роль? Тут не ответишь одним словом и двумя словами тоже, да и тремя тоже не ответишь. Я тебе так скажу, что, на самом деле, когда произошло вот такое предложение от венгерского режиссера Яноша Саса…

ТИХОМИРОВ: Тебя вообще любят иностранные режиссеры.

БЕЛЫЙ: Ну, как-то так сложилось, да, не знаю. У меня, как иностранцы приходят в МХТ, так сразу выбирают почему-то. Здесь я испытывал огромный страх, я тебе опять же честно скажу, как есть, как на духу, я испытывал огромнейший страх перед этой ролью, потому что, как мне казалось тогда, что эту роль должен играть какой-то знаковый человек времени, каковым я не являюсь. Я являюсь актером Московского художественного театра, таким, сяким и так далее. Эта роль, как мне кажется, казалось тогда, сейчас немножко изменилось, я расскажу, как, казалось, ее должен играть некий мастер, который является мастером и в жизни своей. Я не знаю, Анатолий Васильев для меня как бы самый такой…

ТИХОМИРОВ: Это режиссер.

БЕЛЫЙ: Да, да, наш великий театральный режиссер, который уехал во Францию и, собственно, как и все талантливые люди здесь не нужен никому. Я думаю, боже мой, как же я со своим как бы багажом, со своей ступенью развития буду играть эту, такую действительно для русских людей сакральную, какую-то знаковую роль, ну, чуть ли не как… ну, не буду сравнивать.

ТИХОМИРОВ: Да, на самом деле, я понял, о чем ты говоришь.

БЕЛЫЙ: Да, и вот, ты знаешь, такой генотип должен был быть Мастера, какой-то знак, знаковый человек. Ну, как бы с этим страхом я поделился откровенно с режиссером, на что он мне сказал, что, Толь, давай договоримся так, давай будем играть о них, об этих людях, не надо для этого быть этим человеком, играй о них, о Булгакове, о всех, о Мандельштаме, господи, список их бесконечен. О всех тех людях, которые оказались не нужны этой стране, которых закрыли, которых выставили, которых посадили в сумасшедший дом, которых расстреляли, и так далее, начиная, собственно, с Михаила Булгакова. Вот, говорит, об этом играй, эту тему. Я немножко успокоился в хорошем смысле слова. И на сегодняшний день я пытаюсь в этом персонаже воплотить такой собирательный образ человека творческого, человека талантливого, который посвятил свою жизнь чему-то, своей идее, своему детищу, своей идее фикс всей жизни, и который оказался не нужен никому с этой идеей. И, более того, которого с этой идеей закрыли, уничтожили и так далее. Но, опять же таки, с Яношом мы договорились только об одном, что все те Мастеры, которые были до этого, которых мы видели, в основном, может, я всех не видел, но то, что видел я, в основном, игрались людьми уже сломленными, уже подавленными и уже в состоянии глубокой депрессии. И, собственно, это возникало такое однокрасочное немножко покрытие. Мы решили сделать его все-таки еще живым, все-таки еще не потусторонним, не зазеркальным уже, а еще здесь и еще внутри его живут эти нервы. И, собственно, я там консультировался с докторами, что это за диагноз может быть, такое поведение человека. Выписал там это самое, пришел к доктору, говорю, вот, у Михаила Афанасьевича вот так написано, вот он ведет себя вот так, он потом ведет себя вот так, потом он кричит, потом резко стихает, потом трогает волосы, потом улыбается, ну, грубо говоря, партитуру. И они, значит, сказали, ну, ребята, так это же ясная картина.

ТИХОМИРОВ: Это шизофрения.

БЕЛЫЙ: Да, как она есть. Нет, сейчас я тебе скажу, это называется, господи, дай бог памяти, забыл терминологию, ну, какой-то там депрессивно-…

ТИХОМИРОВ: Маниакальный…

БЕЛЫЙ: Может быть.

ТИХОМИРОВ: Психоз.

БЕЛЫЙ: Ну, маниакальный там слова не было, там было какое-то другое. Забыл. Ну, в общем, они мне выдали точный диагноз и сказали, что, да, при этих случаях человек может вести себя вот так, вот так, вот так. Более того, я понаблюдал за этими людьми. И на базе этого мы выстроили персонаж, который действительно болен, я не играю болезнь, патологию, мы играем именно человека сломленного, но не побежденного, скажем так.

ТИХОМИРОВ: Слушай, ты сейчас сказал про болезнь. Во-первых, ты рассказываешь, и я понимаю, что вижу перед собой мастерскую, как надо работать над образом. Мы проходили это в институте, но, сам понимаешь, этим никто не занимается. Глядя на опухшие лица наших звезд, ну, прости, я сейчас…

БЕЛЫЙ: Ну, я бы не стал так строго.

ТИХОМИРОВ: Нет, я про телевизионные версии. И, видя, как они двигают накрашенной бровью, я думаю, ребят, а чему вас учили в театральных вузах, где то сердце Данко, которое рвет струны на своей груди, для того чтобы нас заразить любовью, страстью. Ну, это я просто так, о своем, о наболевшем. Тут тебе вопрос пришел: «А правда, что вы родом из Брацлава? Успехов вам».

БЕЛЫЙ: Несомненно правда. В общем, посмотрите Википедию, там все написано. Это правда, я родом из поселка Брацлав Винницкой области, Украина, Немировский район.

ТИХОМИРОВ: Ну, мы не будем спрашивать сейчас про ситуацию в Украине.

БЕЛЫЙ: Нет, не надо.

ТИХОМИРОВ: Вот ты сказал о болезни. По большому счету ведь, ну, скажем так, появление актера на сцене, обычного человека на сцене, который начинает изображать какие-то образы, это тоже есть некая болезнь. И, конечно, я до сих пор не могу забыть спектакль «Человек-подушка», который тоже шел на малой сцене МХТ, и где это тоже на грани шизофрении, на грани болезни. Я четыре часа пытался уйти с этого спектакля, я не мог уйти, потому что вдруг понял, что все гениальное, а мне кажется, что этот спектакль на грани гениальности, я понял, что, где эта хрупкая грань между, скажем, патологией и гениальностью, мерзостью и вечность, и так далее. Вот ты нашел эту грань в своей жизни, в своем творчестве?

БЕЛЫЙ: Ты как-то прям такие вопросы, что ты сегодня с утра ел и пил. Ну, давай попроще, давай все-таки попроще. Как попроще изобразить этот вопрос. Ну, давай так…

ТИХОМИРОВ: Нет, ну, что такое современное искусство. Ведь по большому счету искусство – это менеджмент. Люди должны придти на спектакль, они должны это увидеть. Людей можно сейчас заманить на спектакль, на фильм, на премьеру, показать голую задницу и так далее. Но, с другой стороны, одно дело показать голую задницу, другое дело показать искусство и заставить людей поверить в вечное.

БЕЛЫЙ: Вот смотри, пока ты говорил, я сформулировал для себя. Как мне кажется, для меня самое главное в театре, будем говорить, и в кино, собственно, тоже, чтобы это задевало, чтобы это трогало, чтобы это вовлекало, и чтобы человек сопереживал. Для меня это слово в театре самое главное – сопереживание. Если его нет, а есть отстраненное наблюдение, это, простите меня театральные деятели, может быть, некоторые, но для меня это не совсем театр. Поэтому, какую тему мы бы ни поднимали, ну, так получилось, что у меня один писатель в начале XX века, Мастер, и второй писатель Катурян в конце XX века, собственно, с одними и теми же проблемами фактически.

ТИХОМИРОВ: Анатолий, у меня, конечно, огромное количество тем для тебя предложить в продолжение нашего разговора, даже не знаю, с чего начать, потому и это хочется, и это. Давай начнем с нейтрального. Олег Павлович Табаков. Мы все воспитаны на его ролях, потом театр Табакерка, конечно, легендарная история про этот театр. А потом он стал художественным руководителем МХТ. Я, ты знаешь, по жизни просто умудрился побывать в этом театре, когда там был Олег Николаевич Ефремов, замечательный режиссер, замечательный актер, но, к сожалению, он уже находился тогда не в лучшей спортивной форме, скажем так. И я помню полупустые трибуны в этом театре, если говорить спортивной терминологией. И с приходом Олега Павловича вдруг МХТ стал действительно реально современный мощный театр. Я думаю, а вот как можно совмещать творчество и менеджмент, творчество и бизнес? Как удалось Табакову это сделать? Я понимаю, что не ты в ответе за это.

БЕЛЫЙ: Ну, я могу только прокомментировать. Вопрос, как, наверное, надо задать Олегу Павловичу, как это ему удалось.

ТИХОМИРОВ: Мы приглашали его в студию, пока не дошел.

БЕЛЫЙ: Ну, я думаю, дойдет. Я могу только прокомментировать это тем, что для меня Олег Павлович, конечно, человек уникальный. Это не потому что я актер его театра, а потому что это действительно так, это действительно человек, который умеет совмещать. То, что ты сказал. И творчество, и сам выходить на сцену, и любит, обожает до сих пор это делать, и он гениальный, не побоюсь этого слова, стратег. Он именно стратег в самом высоком смысле понимания этого слова. Человек, который действительно пришел в один театр и сделал из него не то, чтобы другой, а, сохраняя традицию, то самое главное слово для Московского художественного театра, сохраняя бренд, тренд, назовем это современными словами, но лучше сказать традицию, он сделал из него современный театр. Театр, который изначально, если ты знаешь, имел такую смешную аббревиатуру МХОТ. Он раньше назывался, потому что он назывался раньше Московский художественный общедоступный театр. И вот это слово «общедоступность», как мне кажется, Олег Павлович имел его в виду, наверное. Потому что он сделал театр для разных совершенно слоев населения. Это не элитарный театр, не заумный, не народный, это театр, который совмещает в себе все. Олег Павлович сумел собрать команду актеров. У него идеальное чутье на звезд, на возникающих, растущих, сформировавшихся, уже сформированных, из Саратова он диаспору целую саратовскую, в театре существует сильнейшая, между прочим, клан мощнейший, оттуда он берет актеров обязательно. Молодые, среднего, наше поколение он сумел сделать огромный такой костяк очень крепкий.

ТИХОМИРОВ: А скажи, пожалуйста, а как он в свои годы настолько толерантен к творчеству. Потому что, например, Кирилл Серебренников – это совершенно одна история, венгерский режиссер совершенно другая история, японский, Судзуки, это третья история, не говоря уже о наших российских режиссерах, они все такие разные, и в то же время они все под одной, как говорится, крышей.

БЕЛЫЙ: Потому что у него нет собственных режиссерских амбиций. Вот, почему.

ТИХОМИРОВ: Да, это хороший ответ.

БЕЛЫЙ: Потому что он стратег, он не занимается самовыражением, он занимается театром.

ТИХОМИРОВ: Анатолий, а теперь можно покритиковать? Ну, потому что уже настало время, должна быть здоровая критика, правильно?

БЕЛЫЙ: Давайте.

ТИХОМИРОВ: Ты знаешь, Анатолий, мне кажется, что долгое время ты был не то, что не уверен в себе, ты как-то не верил в свои собственные силы. И я тебе скажу, почему. Я тебе скажу, когда я вдруг понял, что, нет, ты на равных. Я был на «Белой гвардии». Ширвинский, по-моему. Да? Ты играл?

БЕЛЫЙ: Да, Ширвинского я играл.

ТИХОМИРОВ: Там играли и Миша Пореченков, и Саша Семчев, и Константин Хабенский. И я все время думаю, интересно, а что же будет там делать Анатолий по фамилии Белый? В таком просто, хотел слово сказать нехорошее, в таком прекрасном….

БЕЛЫЙ: Ну, почему, да, в звездном, прекрасном, сильном составе.

ТИХОМИРОВ: И ты там был абсолютно на равных. Ты был настолько точный, настолько искрометный, и ты даже два раза сорвал аплодисменты, и я подумал, а чего он стесняется. Мне кажется, ты долгое время никак не мог поверить, что ты такой же, как и они, что вы, как говорится, в одной стае.

БЕЛЫЙ: Ты знаешь, я бы сформулировал вопрос немножко по-другому. У меня не было никогда неуверенности по поводу того, что я нахожусь на каком-то другом уровне и так далее. Вот этих сравнительных, у меня такого внутри нет. Мне всегда интересно, я вижу, кто сильней меня актеры и так далее. Когда мы начинали репетировать, для меня это было очень здорово и очень интересно, потому что этот спектакль сделал идеальный каст – все на своих местах. И когда мы начали репетировать, и я увидел ребят, с которыми раньше не работал, а видел только на телеэкране, как они работают в театре, какие они живые, прекрасные, замечательные артисты.

ТИХОМИРОВ: Меня Пореченков поразил до глубины души, я серьезно говорю. Я понял, что он такой классный совершенно актер.

БЕЛЫЙ: Вот, это же радость. Слушай, для меня какая-то мелочность, не знаю, мышиная, крысиная, если ты начинаешь, вот, они лучше меня. А как же я? Ну, что-то в этом есть…

ТИХОМИРОВ: Меньше букетиков мне подали сегодня.

БЕЛЫЙ: Для меня было радостно увидеть то, что ребята живые, замечательные, что с ними легко контактировать, они прекрасные партнеры, они тебя видят, они ловят каждые твои какие-то импровизации, что-то еще. И была большая радость, и репетировать, и играть в этом спектакле. Поэтому каких-то таких сравнительных степеней я никогда не употребляю. Я всегда смотрю, чтобы были все направлены на создание, на созидание. А когда начинается каждый за себя, то из этого ничего хорошего не выйдет.

ТИХОМИРОВ: Ну, это грустная история, но она бывает иногда. Кстати, у нас была Вика Тарасова, сидела вот на этом месте. Слушай, она такая прикольная. А ты с ней встречался на сцене? Прости, что я вдруг вспомнил о «Шаломе», это ни с того, ни с сего вдруг, она же тоже там работала.

БЕЛЫЙ: Да, да, работала, но нет, не встречался. Ну, как бы мы не играли там такие роли. Мы там танцевали.

ТИХОМИРОВ: Да, она тоже говорила, что там мы танцевали. И я думаю, ведь какой, опять мы возвращаемся к этому, какой гигантский прыжок от танцев до больших ролей. Мастер, я считаю, у тебя это одна из лучших, ну, не у тебя, а один из лучших Мастеров, которых я видел в этой жизни. А теперь скажите мне, талантливый актер Анатолий Белый, как вы согласились сниматься в этом сериале про Любовь Орлову и Григория Александрова?

БЕЛЫЙ: Вопрос «как?» в себе что подразумевает? Сколько это стоило?

ТИХОМИРОВ: Нет, зачем, это налоговая служба. Я к тому, что совсем недавно адвокат Добровинский сообщил всему миру, что он выкупил архивы Любови Орловой и Григория Александрова, и честный, рассказал всю правду, ну, видимо, советскому народу, которому интересно это в большей степени, как они жили и так далее. Я, на самом деле, об этом знал давно, потому что начинал свою творческую карьеру на киностудии Горького, и был у меня такой руководитель Павел Оганезович Арсенов, гениальный человек, который снял «Король-Олень», потом «Гостья из будущего». Он был совершенно офигительный дядька, единственно, немножечко мы выпивали постоянно, я был маленький.

БЕЛЫЙ: Ну, а как без этого.

ТИХОМИРОВ: И там собиралась совершенно какая-то немыслимая компания от Кира Булычева, то есть режиссеры, актеры. И вот они собирались в кабинете, начинали пить, было много историй. И кто-то рассказал историю про Григория Александрова, который поехал вместе с Эйзенштейном тогда в Голливуд, и все знали, при этом он был такой старый, старый, все знали о том, как они жили вместе, который вернулся обратно. И когда он женился на Любови Орловой, говорят, произошло чудо. Вдруг Григорий Александров из красавца, которого все боготворили, вдруг у него начали расти брови, нос, и он стал превращаться в такого Мефистофеля. И все говорили: о, вот она, как говорится, пошла нечистая сила. Я тогда запомнил, еще был маленький, да, запомнил эту историю, метаморфозы, как Александров вдруг превратился в великого режиссера «Волга-Волга» и так деле, великий брак Любовь Орлова – Александров и в то же время это была внутренняя огромная трагедия. Если человек вдруг так, прямо за несколько, за полгода он стал совершенно другим. И я думаю, а что тебя купило в этом образе, в этой роли, в этом сериале, который еще не вышел на экраны?

БЕЛЫЙ: Да, да, мы только сняли, закончили этой весной съемки, он находится сейчас в монтажном периоде и выйдет, скорее всего, весной следующего года. Я тебе так скажу, мы, естественно, в своем фильме не занимались копанием в белье. Это не проект.

ТИХОМИРОВ: Пусть этим занимаются другие.

БЕЛЫЙ: Пусть это да, «Русские сенсации» и так далее занимаются этим. Сценарий наш и режиссер наш Виталий Москаленко нам сразу с Олесей Судзиловской, которая сыграла роль Любови Орловой, да, у меня партнерша была Олеся Судзиловская, мы сразу сели за стол на даче у Виталия Москаленко и договорились, что мы снимаем фильм о великой любви, которая способна творить чудеса. Несомненно, и Добровинский, я, на самом деле, отношусь к этому человеку с огромным уважением, потому что он…

ТИХОМИРОВ: Он выкупил, он спас архив.

БЕЛЫЙ: Он спас, он действительно спас и сделает, если музей на этом месте, то честь ему и хвала, потому что забыть опять же, кануть в небытие такой паре, таким людям непростительно, это опять наш очередной позор. Слава богу, что это произойдет, я надеюсь, что он сделает музей, и откроет архивы, и расскажет. Может быть, не всю правду, нам вся правда, может быть, и не нужна, а потому что люди творческие. Это все равно, что у меня то же самое, вот опять-таки вспоминаю нашу прекрасную передачу, о которой мы сегодня говорили, вот меня пригласили, для того чтобы раздеть. А зачем? Не надо меня раздевать, пожалуйста, я же вас не раздеваю, какие вы там сидите, ну, и так далее. А, как мне кажется, если мы рассказываем о творческих людях, можно подойти к этому вопросу по разному. Можно снять фильм о Чайковском так, а можно так. Можно снять о том, что он гениальный композитор с трагической жизнью, которая заставляет нас до сих пор мурашки по коже и плакать, когда мы слышим его произведения, а можно сказать о нечто другом, о его личной жизни и пристрастиях. Зачем? Мы говорим о творческих единицах, мы говорим о людях, горящих искусством. О том, что действительно встретились два безбашенных человека, что она была со своими дворянскими кровями, и в то же время совершенно такая отрывная, скажем так, с каким-то невероятным народным темпераментом. И Александров, который приехал из Сибири после войны в шинели с Пырьевым, с одной луковицей на двоих, с вещмешками пришли вот такие запорошенные в театр к Эйзенштейну в Эрмитаж и сказали: мы хотим к вам. А вы кто такие? А вы кто такой? И, собственно, произошла, и все завертелось, закрутилось. Он сказали: ну, ничего себе, тогда я вас беру, раз вы такие наглые. И встреча их, и Александрова и Орловой, и что из этого вышло, и как Сталин, эта линия тоже великолепная, которая не затрагивается у нас еще нигде не затрагивалась, влюбленный Сталин у нас будет присутствовать в картине. Влюбленный, такого у нас еще, по-моему не было. Сталин у нас либо тиран, либо такой мрачный маргинал со своими комплексами, с зубами кровавыми во рту. А здесь человек при всей своей тирании влюбился, по-своему, по-тирански, но влюбился. И челюсть отпадает, и волосы, и глаза поволокой покрываются, и все. И замечательно его сыграл Евгений Князев, вахтанговский совершенно замечательный артист.

ТИХОМИРОВ: Да, я знаю.

БЕЛЫЙ: И вот эта линия тоже, как он ее выкручивал, как они ходили по острию. Что, если бы он ее не любил, наверняка их бы скинуло с колеса истории и сгноили бы их где-то и так далее. Вот об этом фильм, о том, что…

ТИХОМИРОВ: Ты сейчас сказал самое слово главное «любовь».

БЕЛЫЙ: Да.

ТИХОМИРОВ: Ты знаешь, наши слушатели пишут письма, и я не могу им врать, они действительно об этом пишут. Я не хочу не то, что трогать, потому что, во-первых, мне дорога эта женщина, и мне дорог ты, и я думаю, что это очень были теплые и такие очень необычные отношения. Но, хочешь, я не буду задавать этот вопрос.

БЕЛЫЙ: Хочу.

ТИХОМИРОВ: Отлично, все. Знаешь, при всей своей наглости и при всем этом, мне просто кажется, что любые высокие отношения, как вот сейчас мы говорили, Любовь Орлова и Александров, ну, конечно, мы можем препарировать, естественно, но мне кажется, лучше этого не трогать.

БЕЛЫЙ: Я вот хотел тоже тебя попросить, давайте, ребят, не трогать уже это. Уже об этом сказано многое, и давайте, оставьте уже нас в покое.

ТИХОМИРОВ: И это правильно. Поэтому вернемся к хорошему. Ты внешне очень похож на одного персонажа, который совсем недавно стал даже мэром города Киева. Я говорю про боксера Кличко. Нет, серьезно тебе говорю.

БЕЛЫЙ: Да ты что. Первый раз слышу, да.

ТИХОМИРОВ: Нет, нет, я про себя думаю, одно лицо просто, я почему подумал, может, ты готовишься к роли. А скажи мне, а для тебя есть какое-то табу, например, кого ты будешь играть, кого ты не будешь играть?

БЕЛЫЙ: Ух, ты. Я даже не задумывался на эту тему.

ТИХОМИРОВ: Все-таки, знаешь, во мне что-то режиссерское еще не умерло до конца, я, конечно, вытравливаю его белым португальским вином. Я к тому, что вот, если бы я сейчас снимал сериал, я бы снимал сейчас про Кличко, потому что это такая метаморфоза, от чемпиона мира вдруг политик, вдруг это, и сейчас мэр, это история с продолжением. Я подумал, я бы взял тебя на эту роль.

БЕЛЫЙ: Ты знаешь, вот так отвечу: я все равно, кто бы то ни был этот человек, я не знаю, Кличко или Гитлер, или еще кто-то, или Сталин по прошествии какого-то возраста, может, у меня вырастит нос еще.

ТИХОМИРОВ: Типун тебе на язык.

БЕЛЫЙ: Я буду смотреть на, прежде всего, на сценарий, как этот человек будет показываться. Это самое для меня важное. Потому что, если это будет как-то пошло, будут вскрываться опять же какие-то тайные движения, я не знаю, которые не нужно вскрывать, то я не буду этого делать. А, если это будет какой-то интересный ракурс на личность в истории, например, или не на личность в истории, или просто на какого-то человека, то почему бы и нет.

ТИХОМИРОВ: Даже гонорар?

БЕЛЫЙ: Что?

ТИХОМИРОВ: Ну, большой гонорар, говорят: давай, Толь, снимись.

БЕЛЫЙ: Так нет, я говорю, почему бы и нет. А ты сейчас, как в анекдоте, может, зайдем ко мне, выпьем? Ну, а почему бы и нет. А, так нет, так нет.

ТИХОМИРОВ: Ну, что же, это хорошо. Мы уже выяснили, что я сегодня пил с утра, задавая умные вопросы, а скажи мне, что заставило тебя и помогло тебе сохраниться? Вот сохраниться и на сцене МХТ, и играя сейчас в сериалах, в фильмах, ты востребован, ты известный, ты знаменитый. Все равно я вижу этого парня, который родился, который учился, который как-то сидел на берегу реки Волга и сказал: не буду я никаким программистом, а буду я артистом. Как одни люди сохраняются и ничего их не берет, а другие, к сожалению…

БЕЛЫЙ: Слушай, я не знаю, как тебе ответить на этот вопрос, потому что, ну, что значит сохранился.

ТИХОМИРОВ: Ну, так, ты остался человеком, нормальным человеком.

БЕЛЫЙ: Слава богу, если это так. Я просто стараюсь за этим следить сознательно, чтобы не стать кем-то другим, а сохранить в себе какие-то человеческие основные качества. Я просто за этим, ну, как, слежу сознательно, чтобы не скатиться, не скурвиться, я не знаю, что еще.

ТИХОМИРОВ: То есть самоанализ опять и самокопание, самоограничение.

БЕЛЫЙ: Ну, не без этого, а как?

ТИХОМИРОВ: Ну, как же актер, он должен быть безбашенный, его должно трясти слева направо, справа налево и вперед с шашкой наголо. А какие самоограничения? Мы же находимся не в Индостане.

БЕЛЫЙ: Это энергия заблуждения.

ТИХОМИРОВ: Ну, да, и это хорошо. Скажи мне, тебе никогда не хотелось стать режиссером?

БЕЛЫЙ: Честно? Хотелось. Но потом я всегда напоминаю себе о том, что, не напоминаю себе, а думаю о том, что, господи, это же сначала период репетиций, потом, если это театр, потом выпуск, надо следить за спектаклем, потому что, ну, как-то… А, если это кино, то сначала подготовительный период, выбор натуры, кастинг, потом монтаж.

ТИХОМИРОВ: Потом гонорар.

БЕЛЫЙ: Год ты кладешь на это, если это кино, если не больше, в театре это полгода на этом, и мне становится лень.

ТИХОМИРОВ: Ну, что же, уважаемые друзья, в студии был заслуженный артист Российской Федерации Анатолий Белый, который сказал, что лень побеждает все и заставляет даже самого простого парня становиться замечательным актером Московского художественного театра. Толь, спасибо тебе большое, спасибо за то, что ты пришел, за твою откровенность, за твои роли, за будущие роли. Ну, и надеюсь, что мы еще сходим и посмотрим тебя на сцене МХТ в новых ролях.

БЕЛЫЙ: Ура, спасибо.