Профитроли Алиса Гребенщикова

СТАХОВСКИЙ:  Рубрика «Школьная анкета» в шоу «Профитроли». В студии Вера Кузьмина и Евгений Стаховский. И Алиса Гребенщикова сегодня у нас в гостях. Здравствуйте.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Добрый день.

СТАХОВСКИЙ:  Загорелая, улыбается во всё лицо. А что такая загорелая?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А потому что лето на дворе, Евгений.

КУЗЬМИНА:  Вы-то пропели ваше лето уже. А мы зацепили.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. Я должна сказать, что и Вера-то тоже прекрасного оливкового цвета.

КУЗЬМИНА:  Зелененький он был!

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, как оливковое масло, я имею в виду.

СТАХОВСКИЙ:  Да? Я думал, что тебя надо уже анчоусами фаршировать.

КУЗЬМИНА:  Аккуратно.

СТАХОВСКИЙ:  А ты ездила куда-то в отпуск или всё здесь?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Это я всё по чуть-чуть набираю по средней полосе. Истринское водохранилище, Московская область, Владимирская область.

СТАХОВСКИЙ:  Вот так выйдешь картошку покопать, тут и припекло.

КУЗЬМИНА:  Такое ощущение, что ты любишь загорать, любишь себя загорелую.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я ненавижу загорать, но себя загорелую я люблю. И как раз про это я думала во Владимирской области. Думаю, как же мне нравится быть загорелой, но как я ненавижу этот процесс! Я совершенно не могу лежа загорать. Это невозможно и жарко. Ну, было пару дней в Греции у меня, я должна сказать, но я их провела, играя с детьми в акулу.

СТАХОВСКИЙ:  Это что еще?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Дети ныряли, а я ловила маленьких рыбок.

КУЗЬМИНА:   И облизнулась сейчас.

СТАХОВСКИЙ:  Кровожадно так.

КУЗЬМИНА:  Судя по всему, поймала.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  И не раз.

СТАХОВСКИЙ:  И не одного, да. Ну ладно, вернемся, так сказать, к истокам. Алиса Борисовна Гребенщикова, день рождения 12 июня, место рождения, естественно, город-герой Ленинград. Российская актриса театра и кино. 12 июня, ты Близнецы?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да.

СТАХОВСКИЙ:  И как оно?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я считаю, что это прекрасный знак зодиака. Более того…

СТАХОВСКИЙ:  То есть ты чувствуешь в себе что-то такое близнецовое?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, я не знаю, чувствую ли я близнецовое или что, но я чувствую, что это хороший знак, и у меня прекрасные друзья Близнецы, и я всегда хотела, чтобы у меня ребенок тоже был Близнец. Ну, и так случилось, у меня у сына день рождения 10 июня.

КУЗЬМИНА:  Это случайность или… задуманная случайность?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я думаю, что это подарок небес мне за хорошее поведение.

СТАХОВСКИЙ: Ха-ха-ха!

ГРЕБЕНЩИКОВА: Ну а что? Мы можем называть вещи своими именами.

СТАХОВСКИЙ: Конечно, за хорошее.

КУЗЬМИНА:  Просто тем, кого не одаривают, остается только смеяться.

СТАХОВСКИЙ:  Конечно, сардонически.

КУЗЬМИНА:  А расскажи про Карельский перешеек, раз уж мы про отпуск. Это правда одно из излюбленных твоих мест?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, действительно, это так. У нас там дом, у нашей семьи, на Карельском перешейке, на север от Петербурга, чуть меньше 150 километров, и там прекрасно. Тишина, покой, ягоды.

СТАХОВСКИЙ:  Птички поют.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну, птички и в Московской области тоже, я вам скажу.

СТАХОВСКИЙ:  Дай боже. Но такие они тут иногда противные бывают.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, здесь тоже очень хорошие птицы.

КУЗЬМИНА:  Вы, Евгений, в плохом районе живете, там плохие птицы.

СТАХОВСКИЙ:  У меня вообще птиц нет, у меня вымерли все.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я думаю, что я люблю Карельский перешеек за то, что там прошло мое детство, и поэтому для меня он окрашен какими-то особыми светлыми и теплыми цветами.

КУЗЬМИНА:  То есть каждый раз, когда возвращаешься, эмоционально можно погрузиться в те времена.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я не знаю, насколько я погружаюсь действительно, становлюсь снова маленькой, что-то такое, - нет, я думаю, что этого со мной не происходит. Но мне мила северная природа. Поэтому (мы, Евгений, уже с вами успели это обсудить), поэтому нам нравится Скандинавия.

СТАХОВСКИЙ:  Мы все фанаты, да. Север, а с другой стороны, сама ты какая-то такая теплая. Знаешь, люди же делятся на… Одни делят людей по гороскопу, другие еще как-то, и, знаешь, подбирая даже одежду, например, модельеры некоторые говорят: вот этот человек - весна, ему надо носить только такие тона. Вот этот человек - лето. Причем это не зависит от даты рождения.

КУЗЬМИНА:  От цвета глаз, цвета волос.

СТАХОВСКИЙ:  Да, да, и у тебя, с одной стороны, ощущение, что ты какая-то летняя девочка, и поэтому, может быть, зимними суровыми, скандинавскими в том числе, морозами ты компенсируешь вот это свое внутреннее тепло.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Завернул! Молодец, молодец, я согласна, на самом деле всё правильно, так и есть. Потому что внутри я замороженная селедка такая. Нет, а что, а вы не любите селедку?

СТАХОВСКИЙ:  Очень люблю.

КУЗЬМИНА:  Замороженную - не очень. Тяжело грызть.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А замороженная, потому что холодная, не знаю… Сейчас я уже запуталась сама.

СТАХОВСКИЙ:  Да ладно, давай пойдем дальше. Скажи мне, пожалуйста, вот что. Ты хорошо училась в школе?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я любила школу, я скажу так.

СТАХОВСКИЙ:  А она тебя?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я очень любила школу, мне очень нравилось проводить там время, но я жалею, что я недостаточно много сил уделяла изучению предметов. Занималась еще какими-то посторонними делами, общественной нагрузкой, дружбой.

СТАХОВСКИЙ:  А ты же успела побывать, естественно, и пионеркой?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, конечно.

СТАХОВСКИЙ:  Ты была командиром «звездочки»?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я была председателем совета друзей октябрят, я была пионером-инструктором по барабану.

СТАХОВСКИЙ:  Обалдеть! Алиса Гребенщикова, пионер-инструктор по барабану.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, член совета дружины. Мне очень нравилось принимать активное участие в жизни школы. Власть, я думаю, что я любила власть.

СТАХОВСКИЙ:  То есть ты тщеславная? Властолюбивая?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я любила власть. Долго это всё как-то было в затишье, а сейчас все-таки прорвалось наружу, и я недавно сделала свой спектакль сама. И помыкаю своими артистками.

СТАХОВСКИЙ:  Наконец-то дорвалась.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Наконец-то дорвалась, да.

КУЗЬМИНА:  Артистками, то есть мужчин там нет?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, нет, у нас только девочки. В спектакле «Капель», который я сделала, у нас три девочки. С нами начинал работать мальчик…

СТАХОВСКИЙ:  Но не смог.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, всё было прекрасно.

СТАХОВСКИЙ:  Вы его съели? Что случилось?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Но однажды появилась девочка, и мы поняли, что наконец-то всё сложилось, что у нас девичий спектакль. Мы даже его репетировали, частично репетировали на квартире у одной из нас, у одной из девочек, и брали с собой детей, у нас бегали дети. У моей артистки Юлии Волковой сын Алеша, и у меня сын Алеша, дети играли, пеклись пироги, и мы в такой обстановке репетировали.

КУЗЬМИНА:  Нет места мужчине в этом женском царстве.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Но зато, когда мужчины приходят и смотрят спектакль, они прямо млеют. Потому что они говорят: наконец-то женщины не лезут на нашу мужскую территорию. Просто вышли три нимфы, нимфы садов и парков…

КУЗЬМИНА:  И сделали наш вечер.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да.

СТАХОВСКИЙ:  Слушай, а что за спектакль? Что это такое за «Капель»?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  «Капель»? У вас какие ассоциации возникают со словом капель?

СТАХОВСКИЙ:  Во-первых, это, конечно, весна, оттепель.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Так. Всё хорошо, дальше пошла логическая…

СТАХОВСКИЙ:  Весна, что дальше? Любовь, наверное.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет. Оттепель - хорошо, еще?..

СТАХОВСКИЙ:  Оттепель - это уже политика какая-то понеслась сразу.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А время какое, отсылается к какому-то времени?

СТАХОВСКИЙ:  1960-е.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Вот, всё правильно. Мое название, которое случайно пришло мне в голову, работает очень хорошо.

СТАХОВСКИЙ:  То есть я сейчас справился, я прошел тест случайно, неожиданно?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, молодец, Женя.

СТАХОВСКИЙ:  Спасибо.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Этот спектакль прямо-таки основан на песнях и стихах 60-х годов, и действительно он про любовь.

СТАХОВСКИЙ:  Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да! У нас в основном стихи Беллы Ахмадулиной женские, мы же девочки. Немножко Риммы Казаковой, два стихотворения, и три стихотворения Роберта Рождественского, потому что очень хотелось их тоже включить. Есть прекрасное стихотворение «Всё начинается с любви», и у нас с него как раз начинается спектакль.

СТАХОВСКИЙ:  Какая прелесть.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. Чтобы зритель правильно сразу настроился.

КУЗЬМИНА:  Скажи, пожалуйста, для многих секрет абсолютно, с чего начинается спектакль? Исходящая идея, судя по всему, тебе пришла этого спектакля?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я играла в спектакле Эдуарда Боякова «Happy 60’s», который шел на сцене большой аудитории Политехнического музея, юридическое было название «Политеатр» у нас.

СТАХОВСКИЙ:  Это в Петербурге?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет.

СТАХОВСКИЙ:  В Москве?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  В Политехническом музее в Москве, Евгений.

КУЗЬМИНА:  Вот тут-то вы прокололись.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. Это как раз та аудитория, где и Ахмадулина читала…

СТАХОВСКИЙ:  Да, я понял.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  …и Вознесенский.

СТАХОВСКИЙ:  Я просто сейчас пытаюсь вспомнить, а какой же в Ленинграде, тоже есть музей где-то…

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Сейчас это даже неважно.

СТАХОВСКИЙ:  Но я вспомню.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Вернемся к этому в рекламной паузе. Вот, у нас были стихи как раз и Ахмадулиной, и Рождественского, песни. Потом Политехнический музей закрылся на реконструкцию, а наша любовь к этим стихотворениям и песням осталась. И мы с одной из артисток, с Юлей Волковой, у которой удивительный тембр, она прекрасно поет, такой у нее ретротембр и очень интересная природа - она у меня буйная такая, ураган…

СТАХОВСКИЙ:  Сейчас надо пояснять, потому что Юля Волкова - у всех в голове группа «Тату» моментально.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, это другая Юля Волкова.

СТАХОВСКИЙ:  Надо пояснять вот эти моменты.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, спасибо, Евгений.

КУЗЬМИНА:  Реабилитировался.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, примечание редакции сейчас было.

СТАХОВСКИЙ:  Звездочка, сноска.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А Юля много играла в спектаклях театра «Практика», хорошая артистка очень. И вот как-то она говорит: «Ну что же мы не играем?» И я тоже думаю: ну как же? Я так люблю эти стихи. А главное, было столько стихотворений, который мне нравились у Ахмадулиной, но которые я не читала в спектакле. А перед этим мы еще с Эдуардом Бояковым делали спектакль «Без меня», играли на фестивале «СловоНова» в Перми. Причем это было очень интересное событие, мы играли в сопровождении ансамбля старинной музыки, и всё это было в полночь, в театре оперы и балета, и был полный зал. И тут Эдуард поверил в то, что, может быть, действительно поэзия 60-х еще нужна людям, сделал «Happy 60’s». Потом уехал в Воронеж, бросил нас, своих птенцов. А птенцы немножко поднарастили крылья, подокрепли и сделали кое-что свое.

КУЗЬМИНА:  Он так и остался в Воронеже?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Эдуард пока в Воронеже. Слава богу, пусть поднимает воронежскую культуру. А еще параллельно, так как я любила-любила-любила стихи, мы сделали даже небольшой, короткометражный пока еще фильм, но не доделали, где я читаю стихи Ахмадулиной. Вот. А так как фильм был не доделан, а энергия требовала выхода, любовь к стихам не давала мне спокойно спать, поэтому и появился, родился спектакль «Капель».

КУЗЬМИНА:  Где его можно увидеть?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Вот, спасибо за вопрос, Вера. Например, вчера была прекрасная возможность увидеть его в парке на Красной Пресне в рамках проекта «Книги в парках».

СТАХОВСКИЙ:  Но мы ее уже профукали.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Профукали, да. Но я думаю, что после нашего успеха вчерашнего и парк на Красной Пресне, и проект «Книги в парках» захотят нас видеть где-то еще. Но за этим надо будет следить в соцсетях.

СТАХОВСКИЙ:  То есть пока нет четкой даты?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, нет, но это про парки я говорю. А на театральной площадке можно будет увидеть уже буквально в этот четверг, 24 июля, в 8 часов вечера. Мы будем играть на сцене Театра-клуба кафе «Мастерская» на Театральном проезде, дом 3, строение 3. Мне кажется, очень удобное время восемь вечера…

КУЗЬМИНА:  Только хотела сказать, спасибо вам за это большое, не все успевают в шесть закончить, приехать, еще и место для парковочки найти целая история.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А там-то вообще не найти, да.

СТАХОВСКИЙ:  Там нет вообще ни одного места.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну, я могу открыть один секрет, там прекрасная парковка около Большого театра. Пока Большой театр в отпуске, в данный момент на гастролях в Нью-Йорке.

КУЗЬМИНА:  Сейчас надо очень тихо об этом говорить, про пустую парковку.

СТАХОВСКИЙ:  Потому что, ты же понимаешь, завтра там всё...

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Надеюсь, что этим воспользуются наши друзья.

КУЗЬМИНА:  Завтра черт с ним, главное, чтобы в четверг никого чужих, только свои.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, только свои. У нас недорогие билеты, по 500 рублей, которые можно купить прямо на входе.

СТАХОВСКИЙ:  В общем, надо идти.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Надо идти.

СТАХОВСКИЙ:  Посмотреть на любовь во время оттепели в 60-е.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. Это проект…

СТАХОВСКИЙ:  Не раскрывай все карты, и так уже смысл приблизительно понятен, теперь надо придти и понять форму, в которой всё это...

ГРЕБЕНЩИКОВА:  И платья, платья красивые.

СТАХОВСКИЙ:  Вот это важно.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Это очень важно.

СТАХОВСКИЙ:  А кто делал платья, откуда взялись?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Платья? У меня есть подружки, марка, которая называется «Миссис Померанц». Как следует из названия, их сделала девушка, замужняя девушка по фамилии Померанцева. Она живет в Лондоне, и вначале она просто привозила какие-то ретроплатья, как это называется, винтажные платья, настоящие винтажные платья привозила в Москву. А потом стала шить.

КУЗЬМИНА:  И выдавать их за винтажные?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, просто платья, они говорят: наша новая коллекция. Довольно дорогостоящие.

КУЗЬМИНА:  Надо сказать.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, это я сейчас приврала, конечно…

СТАХОВСКИЙ:  Не запредельно.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, не запредельно, просто они качественно сделанные, а любая качественно сделанная вещь, она стоит соответствующим образом.

КУЗЬМИНА:  Потому что правнучке еще достанется.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. И эти платья как раз очень женственные. Такие, знаете, бывают платья хищные, девушки их надевают, они прямо начинают охотиться сразу, вот сразу вышли на охоту девчонки, Артемиды такие практически. А тут нет, а тут нежные, мягкие, очень мягкие платья. Вначале мы думали, это девушкам нравится, платья девичьи, девушкам нравятся. А потом нам очень много мужчин, причем и молодых, что особенно для нас было странно, и взрослых, говорили: ой, как же вы хорошо одеты, в платьях, молодцы какие, девочки.

СТАХОВСКИЙ:  То есть не Артемида, но Афродита.

КУЗЬМИНА:  А вам не кажется, что сейчас вы очень правильно попали в моду и на платья тех времен, потому что сейчас, куда ни посмотри, абсолютно все дизайнеры стремятся в то время. Поэтому, мне кажется, тут приятное с полезным как-то вместе совпали. Да, Евгений?

СТАХОВСКИЙ:  Да.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Главное, что они идут почти всем, эти платья.

СТАХОВСКИЙ:  Слушай, а ты модница вообще?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я платьешница. Я люблю платья.

СТАХОВСКИЙ:  А пришла-то вон в шортиках.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А потому что я пришла-то, Евгений, я же вам рассказала, с велопробега только что.

СТАХОВСКИЙ:  Вот, я к этому и веду, потому что мне-то ты уже рассказала, а все остальные не в курсе.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Сегодня было удивительное мероприятие, прекрасное, я считаю. В центре Москвы от ГУМа стартовал велопробег.

КУЗЬМИНА:  Откуда еще, конечно, от ГУМа.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Более того, там даже велосипеды давали напрокат. Не просто какие-нибудь, а велосипеды Electra, это самые что ни на есть удобные.

КУЗЬМИНА:  И тебе удалось утянуть парочку? Уехать в неизвестном направлении?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, я же такая порядочная, к сожалению, женщина.

СТАХОВСКИЙ:  Это всех губит всегда, да.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Эти велосипеды Electra, они тоже немножко несовременного вида. И вначале я подумала, может быть, какое-то платьице надеть. И уже я придумала, как я приду в платьице и с прической, но так как велопробег рано утром, платье и прическа, да еще по жаре - как-то это было бы слишком.

КУЗЬМИНА:  Как дура.

СТАХОВСКИЙ:  Вставать в четыре, да.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. Ну, в общем, пришла, только вот ресницы накрасила.

СТАХОВСКИЙ:  Но ты же говорила, что тебе так толком проехать и не удалось, потому что всякие разные люди стали тебя моментально фотографировать? Хорошо, что ты не в платье, а то бы по кусочку еще отрывали.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, я как-то пользовалась успехом и у средств массовой информации, и у зрителей, потому что было не так много артистов, с которыми любит обычно фотографироваться население.

КУЗЬМИНА:  И сегодня всё население сосредоточилось вокруг Алисы Гребенщиковой.

СТАХОВСКИЙ:  «Население» - очень смешное слово.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Но тем не менее. Аудитория, можно сказать так.

СТАХОВСКИЙ:  Просто очень неожиданно, вообще очень клево, надо запомнить.

КУЗЬМИНА:  Слушай, это же по большому счету такая объединяющая людей акция?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, и привлекающая внимание к велосипеду, к Москве. Там маршрут 10 километров, прекрасный видовой маршрут. Я немножко его подсократила.

СТАХОВСКИЙ:  Практически экскурсионный.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, практически экскурсионный.

КУЗЬМИНА:  Это при всем том, что Ленинград, как мне кажется, для прогулок ты любишь больше.

СТАХОВСКИЙ:  Но не на велосипеде.

КУЗЬМИНА:  Или, по крайней мере, говоришь об этом в своих интервью.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я вообще, в принципе люблю прогулки, это очень важно. Я люблю ходить пешком по городу, по полю, по кромке моря. Просто в Москве я больше увлечена… не увлечена, а втянута в бесконечное количество дел, которые отчасти и сама себе придумываю, и поэтому времени для прогулок у меня не так много остается. А в Петербурге уж – приехал и гуляй себе, сколько душе угодно.

КУЗЬМИНА:  Хорошо, когда есть точка на карте, где тебя почти никто не может потревожить в этот момент.

СТАХОВСКИЙ:  Где душе хоть что-нибудь, да угодно. А скажи мне, пожалуйста, вот я смотрю и думаю, ты вообще неугомонная?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я неугомонная, да.

СТАХОВСКИЙ:  Все-таки, да? Но наверняка бывают же состояния, когда думаешь: господи, как вы мне все надоели, как я от вас от всех устала…

КУЗЬМИНА:  Ненадолго, секунд на 15, я думаю.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, у меня нет ощущения «как я от вас от всех устала», потому что я, зная свою неугомонную природу, несколько лет назад переехала за город, и это меня очень спасает, моя загородная жизнь, моя реальность, где я просыпаюсь по утрам, с птицами, с тишиной.

СТАХОВСКИЙ:  Лопухи цветут.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, у нас там растут ноготки и маргаритки.

КУЗЬМИНА:  Женя, там, где вы живете, лопухи цветут.

СТАХОВСКИЙ:  У меня даже лопухи не цветут уже.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А у нас ремонтантная земляника около крыльца.

СТАХОВСКИЙ:  Извините, пожалуйста, какая?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ремонтантная. Это земляника, которая плодоносит в течение всего сезона.

СТАХОВСКИЙ:  Какая прелесть. А что же мы сидим?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А вот я не знаю.

СТАХОВСКИЙ:  Надо как-то это…

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Может, надо какую-то загородную поездку, командировку?

СТАХОВСКИЙ:  Велосипеды вон простаивают.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, что вы всё в студии да в студии.

КУЗЬМИНА:  Короче говоря, это тебя вдохновляет, это тебя успокаивает. Как раз то самое место…

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Успокаивает, да. Это баланс.

КУЗЬМИНА:  Говорят, что ты если сталкиваешься с трудностями, то впадаешь в какой-то невероятный азарт, чтобы их преодолеть.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Если я понимаю, что их возможно преодолеть, то я стараюсь это сделать. Если я понимаю, что не про мою честь и что зубы мои сломаются, то я тогда нахожу себе другие затеи.

КУЗЬМИНА:  А когда в последний раз ты поймала себя на мысли, что да, у меня те же руки, ноги и голова, но это я не смогу сделать? А хотелось бы.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Такое часто бывает, например, у меня в работе, когда я пробуюсь и понимаю, что это не моя роль, что я бы не смогла так сыграть. Например, есть артистки, вот есть Яна Троянова, прекрасная, я никогда бы не смогла сыграть, как Яна Троянова. Я сейчас крайний беру пример, такой острый пример беру, но такое у меня часто бывает. Вот поэтому я и сделала свою «Капель», чтобы я играла то, что я могу, и то, в чем я хороша. Ну, в хорошем смысле этого слова. И также сейчас есть еще один спектакль. Летом обычно артисты отдыхают или снимаются в кино, а на подмостки не выходят, я же наоборот.

КУЗЬМИНА:  Конечно, поле-то пустое, надо идти, людей-то в городе вон сколько, пробки стоят.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Поле пустое, да-да-да. Вот, а я с понедельника каждый день - понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, с 21-го по 27-е - буду играть детский спектакль «Ежик и Медвежонок» в театре «Практика». Он будет идти в 2 часа дня. Первый у нас блок с 21-го по 27 июля, а второй блок с 6-го по 12 августа, также в 2 часа дня.

СТАХОВСКИЙ:  «Ежик и Медвежонок».

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, по сказкам Сергея Козлова, да, совершенно справедливо. Я там играю одна.

СТАХОВСКИЙ:  И за Ежика, и за Медвежонка?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, это моноспектакль. Дело в том, что я очень много читала своему сыну Алексею, очень много читала эти сказки. А как-то вот есть книжки, которые я легко читаю, и есть книжки, про которые он говорит: «Мам, вот эту». – «Нет, - я говорю, - давай вот эту бабушка почитает или дедушка».

СТАХОВСКИЙ:  Это что, это какие, например? Что тебе не нравится?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну, есть... Просто, например, язык мне не нравится или перевод мне не нравится, как-то не ложится. А есть книжки, которые я ему с удовольствием читаю. Кстати, очень много скандинавской литературы переводной, но очень интересное там мышление, у нас есть книжка «Ничья вещь» - нелепейшая.

СТАХОВСКИЙ:  Но это же забавно.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да.

СТАХОВСКИЙ:  В Скандинавии есть и классические сказки: Астрид Линдгрен, Туве Янсон и все на свете.

КУЗЬМИНА:  «А вот представь себе, что меня совсем нет». – «Как это - нет?» - «Совсем нет меня». – «Слушай, но если тебя нет, тогда и меня нет». Именно эти, видимо, строки Козлова…

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, этим заканчивается наш спектакль.

КУЗЬМИНА:  А, правда? Слушай, как интересно. А ведь это одно из самых ярких мест для меня в его сказках.

СТАХОВСКИЙ:  А сколько лет твоему сыну уже?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Шесть.

СТАХОВСКИЙ:  Он был на этом спектакле?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да.

СТАХОВСКИЙ:  Что говорит?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну, во-первых, он знал сказки наизусть, потому что прежде, чем этот спектакль вышел, я еще записала аудиокнигу, просто сама для себя. Я ему много читала, потом я записала аудиокнигу, он еще с удовольствием слушал или, засыпая, просил поставить, но он больше любит, когда я вживую читаю. Либо вот в машине мы едем, и он просит послушать в машине. Поэтому он сказки-то наизусть знает эти. Он театр любит, ему интересно, потому что он много ходит у меня, я с ним много хожу на детские спектакли, на взрослые.

СТАХОВСКИЙ:  То есть воспитываешь в этом смысле.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Мне просто самой интересно, и хожу. У нас все так.

КУЗЬМИНА:  Делаешь вид, что с ребенком.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, да, да.

КУЗЬМИНА:  А это правда, что при поступлении в Петербурге в Академию театрального искусства ты приготовила серьезную вступительную речь и вступительный экзамен, а тебе сказали: деточка, это не твое амплуа, ты комическая артистка?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я очень любила всю жизнь и до сих пор люблю «Евгения Онегина». Я, конечно, когда пришла поступать, я читала финал «Евгения Онегина». Любимые строчки, мне казалось, всё про меня. Ой, кстати, смешная история, тоже про Ежика, сейчас расскажу, очень смешно! Я когда поступала в театральный институт, я была уверена - я Татьяна, пушкинская Татьяна. Потом в какой-то момент я думала, что нет, я же Каренина, это мои чувства. А потом есть прекрасная «Поэма конца» у Марины Цветаевой, я читаю – всё, это я переживаю. А потом вдруг в какой-то момент я прочитала сказку «Ежик и море» Сергея Козлова и поняла, что это я…

КУЗЬМИНА:  Смотри, как Алиса развивается: в обратном направлении, против шерсти идет человек.

СТАХОВСКИЙ:  От Татьяны к Ежику надо такой путь проделать!

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Через Каренину, да. Но я бы не назвала это деградацией или дауншифтингом.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, это понятно. Слушай, а что же ты читала в итоге на вступительных?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  В итоге мне сказали: читай «Пеппи Длинныйчулок».

СТАХОВСКИЙ:  Молодец.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну, конечно, пока я выучила, прошло какое-то время.

СТАХОВСКИЙ:  Кто у тебя был мастер?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  У меня мастер был Александр Николаевич Куницын, профессор, который главный был в Петербурге по речи, и, конечно, это был целый анекдот, как я со своей невозможной дикцией пришла на речевой эстрадный курс.

КУЗЬМИНА:  Ты завидовала другим девочкам, которые идеально говорили?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, я не завидовала. Причем у нас курс, где нужно было очень чисто, хорошо говорить, иметь прекрасный голос речевой, прекрасно петь и прекрасно танцевать. Я была самой некоординированной, я пищала еле-еле, какой-то был голосок невразумительный, ничего не могла сказать. Просто я была очень веселая, такая энергичная.

СТАХОВСКИЙ:  Что, все хохотали?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, не хохотали, но со мной вообще строго там обращались. А потом в итоге, когда я заканчивала институт, меня не особенно пускали играть, но неожиданно вдруг выяснилось для моих мастеров, что я в дипломном спектакле, в мюзикле участвую во всех танцевальных номерах и почему-то танцую по первому плану везде. Никто меня, главное, не назначал на эти все…

КУЗЬМИНА:  Так получилось.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Просто так получилось. Просто я высидела, все свои роли я высиживала, измором брала. И как это у меня было в институте, так и до сих пор. «Капель» сама сделала, «Ежика и Медвежонка» сама в театр принесла.

КУЗЬМИНА:  Всё сама, всё сама.

СТАХОВСКИЙ:  Вот этими руками, не покладая буквально.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Есть, конечно, приличные люди, которые приглашают меня работать вместе.

КУЗЬМИНА:  Алиса, кто тебя приглашает и куда?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Добрые люди.

КУЗЬМИНА:  Если ты сама не приходишь вдруг, добрые люди.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Добрые люди, да.

СТАХОВСКИЙ:  Бог с ним, давайте о чем-нибудь совершенно параллельном. Ты изнуряешь себя диетами, скажи мне?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да.

КУЗЬМИНА:  Начала правду говорить, ты чувствуешь, к концу программы?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я не то чтобы изнуряю…

СТАХОВСКИЙ:  Но ты следишь…

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да.

СТАХОВСКИЙ:  Специально, чтобы не растолстеть, или просто здоровая пища? Это же разные вещи.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Здоровая пища.

СТАХОВСКИЙ:  А что, салат? У всех очень разное представление о здоровой пище.

КУЗЬМИНА:  Сосисоны кто-то считает здоровой пищей.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну, например, бывало так. Я выпускала когда как раз спектакль «Ежика», думала, я буду питаться правильно: овощи, гречка, кефир, вот так вот. Но потом, когда выпустила, сыграла блок, пришла в буфет, и первое, что я съела, это салат оливье.

СТАХОВСКИЙ:  Конечно, это же такая прелесть! А что всегда есть в твоем холодильнике?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Сырки глазированные.

СТАХОВСКИЙ:  Неожиданный момент какой.

КУЗЬМИНА:  А ты читаешь состав, ведь они очень разные?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, я не читаю, мне вот нравится по вкусу, и всё.

СТАХОВСКИЙ:  И правильно, здоровая пища.

КУЗЬМИНА:  Молодец, если очень хочется, то можно.

СТАХОВСКИЙ:  Вкусно же, конечно. Это же счастье. А со спортом что у тебя, как?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  У меня танцы. У меня не спорт, но я люблю кататься на велосипеде, люблю плавать, но это так все, мне просто нравится.

КУЗЬМИНА:  А какие танцы?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Классика.

СТАХОВСКИЙ:  Балет, хореография прямо?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Балет, да. Я очень люблю балет, я прямо умираю от балета, и хожу все время в Большой театр, смотрю, у меня и мальчик уже говорит, что он хочет заниматься балетом, потому что тоже вынужден со мной ходить в Большой театр.

СТАХОВСКИЙ:  Поведешь?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Заниматься балетом? Не знаю пока.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, уже шесть, уже пора бы, в общем.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, он занимался фигурным катанием с 4 лет, поэтому у него какая-то хореографическая база уже есть, но у него просто подъем, все мои подружки балерины как начали говорить: ой, такой подъем, боже, какой подъем.

СТАХОВСКИЙ:  В смысле хороший?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да. У него очень хороший врожденный подъем.

КУЗЬМИНА:  Слушайте, а вот это врожденное, природой дается подъем.

СТАХОВСКИЙ:  Да, природное, да. Это очень помогает. Не в том смысле, что это очень важно, но это помогает, конечно, в работе.

КУЗЬМИНА:  То есть, это некая опция, которая уже включена, и тебе не надо…

СТАХОВСКИЙ:  Дополнительная. Ну, как у музыкантов положено иметь вроде слух-то, надо иметь.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Длинные пальцы пианисту.

СТАХОВСКИЙ:  Желательно. Хотя, в общем, мы знаем пианистов, которые и с колбасками иногда такое вытворяют, что мама дорогая, тут уже другим местом люди берут иногда. Слушай, а что самое важное в воспитании детей, как ты думаешь?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Внимание.

СТАХОВСКИЙ:  К чему?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Вообще внимание, просто внимание, нужно быть внимательным к детям. Любить тоже.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, это понятно. А тебя строго воспитывали, вот тебя саму?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, меня очень любили все.

СТАХОВСКИЙ:  Баловали?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Не баловали, но меня так все… меня любили.

СТАХОВСКИЙ:  Это потому, что ты не хулиганка сама по себе была.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, я разумная была девочка.

СТАХОВСКИЙ:  Поэтому и любили, наверное. Чего воспитывать, сидит…

КУЗЬМИНА:  Есть проекты, от которых ты отказываешься? Я сейчас, может быть, для многих тайну открою, но, например, сняться, скажем, слегка приоткрыв какую-то часть тела, ты вполне себе можешь, судя по всему.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, да.

КУЗЬМИНА:  А есть проекты, от которых ты откажешься?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я очень много наотказывалась, от большого количества ролей, и потом меня перестали приглашать в то количество, в которое меня приглашали раньше, я прямо наотказывалась в какой-то момент, несколько лет подряд я отказывалась от легкомысленных каких-то ролей, мне не нравился материал, мне казалось - где я и где эти разбитные разведенки, которых мне предлагают играть? Сейчас я уже стала помягче, но я должна сказать, что меня не приглашают, совсем не приглашают в проекты, я даже не знаю, как их правильно назвать, чтобы никого не обидеть, есть такие долгоиграющие…

СТАХОВСКИЙ:  Сериалы?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Не сериалы. Дело не в том, что это сериалы, а просто где работают случайные люди.

КУЗЬМИНА:  Из пустого в порожнее?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, случайные люди пишут, случайные люди снимают, случайные люди играют.

СТАХОВСКИЙ:  То есть это какая-то самодеятельность непонятная ради денег.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Непонятно, ради чего, потому что и денег у них там тоже не очень много. Просто некое заполнение эфира.

КУЗЬМИНА:  Они считают, что ради искусства.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Я не знаю, что они считают, но вот как-то обходятся без меня. Но в какой-то момент мне много предлагали, потому что у меня довольно-таки специфическое лицо, и если мне накрасить губы и завить кудри, то получается вполне такая острохарактерная развеселая женщина.

СТАХОВСКИЙ:  Отчаянная.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Нет, не отчаянная, такая вот хищница, охотница за мужчинами.

СТАХОВСКИЙ:  Роковая?

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Ну нет, такая нелепая, нелепая разбитная разведенка какая-то.

СТАХОВСКИЙ:  Может быть, сейчас пройдет пара лет, и мы тебя увидим в такой роли? В том смысле, что тебе самой станет интересно.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, конечно. Да нет, сейчас-то мне уже всё интересно, сейчас я уже всё с удовольствием.

СТАХОВСКИЙ: Да? Ну и прекрасно.

КУЗЬМИНА:  Человек сам себе спектакли уже ставит, она уже ушла от этого…

ГРЕБЕНЩИКОВА:  А я в следующем еще танцевать буду, я уже следующий себе придумала.

СТАХОВСКИЙ:  Всё, значит, будет повод встретиться снова. Алиса Гребенщикова. Спасибо тебе большое, удачи.

КУЗЬМИНА:  Спасибо.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Или 24 июля в «Мастерскую» пусть придут наши слушатели.

КУЗЬМИНА:  И с детьми в «Практику», между прочим, надо успеть.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Да, с 21-го по 27-е в 2 часа дня.

КУЗЬМИНА:  Спасибо тебе большое.

ГРЕБЕНЩИКОВА:  Спасибо. До свидания.