Однажды... Алексей Кравченко взял свой личный Эверест (Story)
Мне было всего четырнадцать, когда я снялся в фильме Элема Климова "Иди и смотри". Взял планку, до которой и сейчас, спустя тридцать лет, признаю – не дотянулся. Мне везет на очень хороших, талантливых режиссеров, но самая моя большая победа, удача и мое счастье – это встреча с Климовым.
Не было у меня кумиров, брать с кого-то пример всегда считал ниже своего достоинства, но Климов – единственный человек, кого я откровенно копировал. У него была такая энергетика, что я даже закурил, ему подражая. Помню, украл у него одну сигарету, убежал в лес, пытался также, как он держать сигарету, курить, хотя плохо становилось сразу! Желваками начал играть – опять же как Климов. И кто-то из съемочной группы это заметил: "Хватит под режиссера косить!"
Главное же, чему он меня в результате научил – работать, отдавать себя делу целиком. На мое счастье, съемочная группа не сюсюкала со мной, никогда не слышал: "Слушайте, он ребенок. Ему надо поспать". Нет! Надо было в кадре лезть под настоящие пули – лез, никаких каскадеров не было. Надо было голодать – голодал. Два раза в неделю меня сажали на строжайшую диету – 48 часов можно было только воду пить. Держался. Сорвался лишь раз. Мы с одним актером, тоже мальчишкой, не выдержали и украли мешок пряников. Килограмма два было в этом мешке. Убежали в лес и, стоя в крапиве, которая была в два раза выше нас, в сухомятку зараз съели эти пряники. Живот вылез тут же, как у Винни-Пуха. На следующее утро мне Климов такое показал! Весь день был насмарку, пришлось съемку отменять – так я поправился.
Еще помню: снимали последний крупный кадр. Поле. Я стою в рубашке. А уже зима. В конце концов я просто примерз к своему месту. Отыграл все. Подошел Климов, обнял. А я как столб, пошевелиться не могу. И после съемок, знаете, когда руки замерзли, ты в тепло садишься, и начинается дикая боль. Я заплакал. Убежал в "УАЗик", потому что это было единственное место, где меня никто не видел. Климов хотел заглянуть. Но заметил, что я плачу... Потом сказал: "Я никому не скажу". Знаете, он для меня не только учителем был, он как отец мне был.
Журнал "Story", декабрь 2016, № 12 (98)