Время и место Бородинская битва. Проиграв, французы думают, что победили

САРАЛИДЗЕ: Здравствуйте, уважаемые слушатели. В студии "Вести ФМ" Марат Сафаров и Гия Саралидзе. Это "Время и место".

САФАРОВ: Приветствую, Гия.

САРАЛИДЗЕ: Привет, Марат. Итак, три по традиции даты, которые мы с Маратом выбрали и о которых хотим с вами поговорить сейчас. Первая – это 7 сентября 1812 года. Многие, наверное, догадались, что речь пойдет о Бородинской битве. Действительно, 210 лет назад это главное, наверное, сражение (ну, во всяком случае самое известное сражение) Отечественной войны 1812 года состоялось.

САФАРОВ: Да, и самое парадоксальное в этом, что в нашей стране и во Франции с разными итогами в историографии к нему подходят в течение вот этих уже более чем двух веков, по-разному трактуют итоги Бородинского сражения.

САРАЛИДЗЕ: Да, да. Французы уверены, что они победили, и, в общем, имеют на это право. В конце концов армия под предводительством Кутузова действительно отошла от Бородинского поля, ну собственно и Москву потом, как вы знаете, покинула. Но вот как раз вот то правило, которое говорит о том, что можно проиграть (хотя я не считаю, что Бородинское сражение было проиграно), но если даже, как французы считают, что его можно проиграть, одно сражение, но выиграть войну.

САФАРОВ: Но выиграть войну. Надо вообще сказать, что обе стороны понесли огромные потери. Вот то, о чем Гия сказал, да, Кутузов не смог остановить наступление на Москву, но Наполеон и не сумел разгромить русскую армию. По сути то, что говорилось собственно после итогов сражения русскими людьми, русскими дворянами, то, что обсуждалось при дворе, и к чему привела Бородинская битва не вот в таком вот стратегическом плане – конкретно вот здесь и сейчас, а уже на тактику большую. Да, не только в тактическом плане, но и вот в стратегическом это фактически привело к победе русской армии. Надо вообще сказать, что, принимая решение о сражении, Кутузов, конечно, был, с одной стороны, вынужден был подчиняться решениям Александра Первого, настроениям в армии, которая до этого отступала, и необходимо было дать здесь, вблизи Москвы (хотя уж и не такая близь – 124 километра от Москвы на тот момент) решающее сражение в традициях армий 18-го – первой половины 19-го века. Надо было найти поле и вот непосредственно здесь осуществить такое сражение. Поэтому во многом то, что говорится о Кутузове как о том, что после уже Бородина он принимал самостоятельные решения, здесь все-таки это было в определенной мере подчинено такому ну военному или даже политическому курсу.

САРАЛИДЗЕ: Ну, я бы сказал даже – морально-психологическому. Да, вот исходя из того, что я читал о войне 1812 года, в том числе и в воспоминаниях участников, конечно, армия роптала, армия хотела этого сражения. По тому, с каким настроением, можно было понять уже по тем битвам, которые под Смоленском были, и так далее. Но вообще это действительно такая удивительная вещь. Тот же Барклай де Толли, которого ну просто проклинали в это время и припоминали ему не русское происхождение. Особенно это смешно, конечно, когда об этом пишет Багратион и клеймит его как не русского. Но его тактика вот эта, понимая, что не готова армия русская биться. А я напомню, что изначально армия Наполеона насчитывала 600 тысяч, это потом до Бородино уже дошли 135 и фактически по количеству бойцов сравнялись с русской армией. Ну, потому что было пройдено довольно серьезное расстояние, нужно было защищать обозы, нужно было закрепляться на тех территориях, которые были захвачены. Ну, понятно. И, конечно, тактика, она, конечно, себя оправдала. Но вот все равно пришествие Кутузова, такой сразу подъем в армии, и, конечно, ожидание этой битвы...

Слушайте в аудиофайле!