Добрый вечер! С Вадимом Тихомировым Максим Леонидов

ТИХОМИРОВ: Напротив меня сидит Максим Леонидов. Здравствуйте, Максим, рад вас видеть.

ЛЕОНИДОВ: Добрый вечер.

ТИХОМИРОВ: Максим, я наблюдал за вами на протяжении последних 5-10 минут, когда вы сидели там, на диване, на фоне этих капелек, и я вдруг подумал: как много в вас, оказывается, чеховского, вы такой прямо настоящий чеховский герой.

ЛЕОНИДОВ: О, как! Неожиданно...

ТИХОМИРОВ: Да, доктор Дорн такой, я даже сказал бы. И я подумал: черт побери, вы закапываете свой талант в землю.

ЛЕОНИДОВ: Что, пора уходить в медицину?

ТИХОМИРОВ: Нет, почему? У нас и так достаточно гинекологов, я думаю. Нет-нет-нет, я знаю, что вы работаете на театральной сцене иногда, но все-таки, фактура человека иногда говорит гораздо больше, чем его голос и его мысли.

ЛЕОНИДОВ: Если бы у меня были достойные предложения, я бы их рассматривал. Пока что моя театральная карьера ограничивается несколькими проектами, которые мне действительно интересны. Я очень люблю музыкальный театр, и в этом смысле Москву ожидает премьера в сентябре. На сцене Театра Российской Армии стартует мюзикл, который называется "Пола Негри". Это первый в мире 3D-мюзикл, который с большим успехом прошел в Петербурге, и сейчас компания Let It Show Production (петербургская) привозит его в Москву.

ТИХОМИРОВ: На сцене Театра Армии. А скажите мне, пожалуйста, неужели Максим Леонидов не получает достойных предложений?

ЛЕОНИДОВ: Предложения Максим Леонидов получает, но достойных так, к сожалению, очень...

ТИХОМИРОВ: А что в вашем понимании "достойное"? Что достойно действительно талантливого певца, талантливого композитора, талантливого актера?

ЛЕОНИДОВ: Да достойно то, на что не жалко тратить свою жизнь, а таких проектов мало. Поэтому, если мне действительно интересно, то я с удовольствием за дело берусь. Но таких проектов мало, и в жизни каждого артиста таких проектов мало. Очень часто актеры вынуждены делать работу, которую им делать не очень хочется, просто потому, что это их единственная статья доходов. В моем же случае я могу себе позволить делать то, что люблю только.

ТИХОМИРОВ: И это самое главное. Потому что я до сих пор не могу забыть, как был на дне рождения одного известного теперь актера. Когда все уже напились, какое самое лучшее развлечение для актера? Естественно, он включил диски со своими ролями в фильмах. И каждый раз, когда где-то его или убивали, или где-то его терзали, он говорил: "Я наконец-то избавился от этих ужасных уродов, которые окружали меня, от этого ужасного сценария..." И так далее, и тому подобное. И я подумал...

ЛЕОНИДОВ: Это же большое несчастье.

ТИХОМИРОВ: Это большое несчастье, да. Он так и не вырос в большого актера, но зато известен, популярен. И это хорошо. Максим, что же, перейдем к самому главному. Я все время думал: а что такое песня? По большому счету – это стихи, положенные на музыку. Но почему одна песня – это колыбельная, а другая песня – это, не знаю...

ЛЕОНИДОВ: Песня – это не только стихи и музыка, песня – это еще что-то третье, что в эту песню автор... Что этим автором в песню заложено, это какая-то энергия, с которой эта песня написана, это энергия, с которой эта песня исполняется, с которой она записана. И из всего этого, из, наверное, трех составляющих рождается песня.

ТИХОМИРОВ: А где берется энергия? Я, например, до сих пор не могу забыть, как я работал с вами на одном корпоративе, мы же все зарабатываем деньги, и я очень удивился: вы приехали такой уставший, тяжелый. И я еще подумал: "О, елки-палки, как же он поднимет?". А какая-то еще была толпа не очень простая. И вдруг прямо – раз, два, три, и так – что-то загорелось. Я думаю: "Мама дорогая, где же, интересно, этот фитиль?".

ЛЕОНИДОВ: Это называется – профессионализм.

ТИХОМИРОВ: А я подумал: может быть, вы выпили рюмочку-другую и приподняли себе настроение.

ЛЕОНИДОВ: Иногда и не без этого.

ТИХОМИРОВ: А что, актер имеет право разве выйти на сцену иногда нетрезвым?

ЛЕОНИДОВ: Нет, давайте различать драматического актера театрального и концерт – это совершенно разные вещи. Я перед театральными спектаклями не позволяю себе ни грамма выпивать. А перед концертом рюмку коньяка вполне даже.

ТИХОМИРОВ: Для голосовых связок тем более хорошо.

ЛЕОНИДОВ: Она согревает, она придает некий кураж, так что всем рекомендую.

ТИХОМИРОВ: А скажите, а это ваше такое вселенское спокойствие сейчас, это что – это какие-то практики, йога или что-то еще? У вас такие светлые глаза, я думаю: "Как же так, почему Максим, достигнув достаточно зрелого возраста, так спокойно относится к жизни?".

ЛЕОНИДОВ: На самом деле я к жизни не спокойно отношусь. Есть вещи, которые меня очень тревожат. Прежде всего, меня тревожит наша родина, естественно, как и каждого из нас. Меня очень и очень она тревожит, я очень неспокоен.

ТИХОМИРОВ: А я считаю, что по-другому нельзя. Потому что если ты не тревожишься за свою родину, значит ты не гражданин этой родины, не член семьи.

ЛЕОНИДОВ: Я бы тут про гражданина-то, наверное, и помолчал бы, потому что это вообще вопрос спорный, что такое гражданин. Но как человек, живущий в этом социуме, назовем это так, который называется Россия, как человек, отвечающий за будущее своих и ваших, и вообще наших с вами детей, не могу быть не встревожен тем, что происходит. Другое дело, что мой покой, так сказать, – это свойство моего характера, я занимаюсь йогой, если уж на это пошло... Но и до йоги такой был.

ТИХОМИРОВ: Максим, я посмотрел ваши ранние творческие опусы, и мне так понравился этот документальный... Такой музыкальный фильм, где вы сидели на лавочке и пели эту песню 1930-х годов...

ЛЕОНИДОВ: "Сядь со мною рядом, рассказать мне надо..."?

ТИХОМИРОВ: Да-да-да. И я подумал: "Какой стильный, какой прикольный чувак". И после этого вдруг, как говорится, зашли в группу "Секрет". Я думаю, у вас время такой дуализм. С одной стороны, вы как бы из другого века. А с другой стороны, вы очень современный. Я сейчас на вас тоже смотрю и понимаю, что вы абсолютно современный мужчина, в самом расцвете сил, с этой модной бородкой, с этим ежиком волос. И в то же время ваши глаза говорят о МХАТе, они говорят о Чехове. И я думаю: как это все совмещается?

ЛЕОНИДОВ: Мне кажется, что, во-первых, у меня были хорошие учителя. Да, и есть базис, знаете, такое... Я не в том смысле, что я такой хороший, роскошный и прекрасно обученный, а в том, что мне повезло в моем прошлом столкнуться с людьми, которые меня многому научили. Что же касается того, что я какой-то нездешний... "Секрет" вообще была группа нездешняя. Понимаете, она была абсолютно буржуазная, и в то время...

ТИХОМИРОВ: И я думаю: кто вас развратил тогда, в те 1980-е годы?

ЛЕОНИДОВ: "Битлы", кто же нас развратил-то? И поэтому вроде как к нам придраться-то было нельзя, ничего такого мы антисоветского-то не пели. А с другой стороны, представляли из себя абсолютно чужеродное тело, зовущее к каким-то совершенно другим идеалам, не на БАМ.

ТИХОМИРОВ: Я помню какой-то клип, вы ехали в УАЗике, и я думал: "Я хочу сесть тоже в этот бобик, там, где-нибудь сзади, чтобы они меня увезли отсюда, из этой великой страны...". Да, это и есть – настоящее, когда тебя что-то манит.

ЛЕОНИДОВ: И знаете, когда хороший спектакль тоже в театре, особенно когда это какой-то жизнерадостный спектакль, то ты как зритель ловишь себя на том, что хочешь туда, к ним на сцену, вместе с ними там. Потому что там у них так хорошо...

ТИХОМИРОВ: Знаете, почему я вас спросил по поводу этой песни? А не сделать ли вам, например, программу, посвященную ретро, именно в современном прочтении? Я, например, знаю, что вы дружите с Василием Соловьевым, это внук, по-моему...

ЛЕОНИДОВ: Да, да, он, кстати, просил спросить у вас: когда вы начнете авторские платить за ваши позывные?

ТИХОМИРОВ: Ой-ой-ой, 50 лет уже прошло, всё, уже никаких авторских.

ЛЕОНИДОВ: Не знаю, наследник жив, так что не знаю... Задайте вопрос руководству.

ТИХОМИРОВ: Да? Слушайте, а почему, например, наследник не приехал сюда, к нам, в эту студию? Мы бы обязательно с ним договорились, я думаю, он же нормальный...

ЛЕОНИДОВ: Я ему порекомендую обратиться к вам напрямую, да.

ТИХОМИРОВ: Мы пригласим его просто на эфир сюда, и всё, и мы все решим. И все-таки. Соловьев-Седой – замечательный композитор.

ЛЕОНИДОВ: Вы знаете что, я вам так скажу. Несколько лет назад, а именно года два, я записал альбом целый, который называется "Папины песни".

ТИХОМИРОВ: Почему я об этом не знал?

ЛЕОНИДОВ: Вам подробно объяснить, почему вы об этом не знали? Потому что, к сожалению, таковы наши реалии. Я потратил на этот альбом, естественно, собственные деньги, и немаленькие, потому что альбом писался в хорошей студии, с замечательными живыми музыкантами. И мало этого, мне пришлось заплатить всевозможным наследникам прав, среди которых попадались люди, говорящие: я не хочу, чтобы песня моего десятого кузена на киселе, что бы вы ее пели... Было и такое.

ТИХОМИРОВ: Максим, а можно на "ты", да?

ЛЕОНИДОВ: Да-да.

ТИХОМИРОВ: Скажи мне, пожалуйста, насколько я знаю, – в кино по крайней мере, – 40 или 50 лет, и всё, авторские права заканчиваются, и это становится достоянием страны, людей.

ЛЕОНИДОВ: По-моему, 100 лет со дня смерти автора должно пройти. Но я вообще не готов как бы пускаться в юриспруденческие темы.

ТИХОМИРОВ: Я тоже не об этом. Я просто думаю, неужели такие люди есть, которые вдруг...

ЛЕОНИДОВ: Да, безусловно. Были вполне адекватные люди, которые говорили, что и денег никаких не надо, и подписывали нам разрешение на исполнение той или иной песни. А попадались совершенно сумасшедшие правонаследники, которые требовали какие-то невероятные деньги. И многим пришлось заплатить.

ТИХОМИРОВ: Я почему спрашиваю про эти песни советских композиторов и 1930-х годов. Мне кажется, мало того, что в них есть ностальгия, которую мы все любим, в них есть какая-то первородная чистота, удивительная чистота.

ЛЕОНИДОВ: В них есть наивность того времени. Не говоря уже о том, что там и композиторы были замечательные, один Исаак Иосифович Дунаевский чего стоит. И, наверное, не совру, если скажу, что я единственный и первый мужчина, который спел песню "Ждать любовь не надо, явится незвано...", которая написана для женского голоса. И я ее все-таки на этой пластинке "Папины песни" спел. Так что, если кто ее не слышал, я просто пользуюсь случаем: зайдите в Интернет, она есть в iTunes, пластинка очень и очень хорошая, не совру.

ТИХОМИРОВ: И еще, скажи мне, пожалуйста, когда я узнал, что ты и Коля (просто с Колей работал одно время, поэтому я называю его Коля), что ваши педагоги – это Лев Додин...

ЛЕОНИДОВ: Не наши, мои. Коля учился на другом курсе, у Игоря Горбачева. Мы были в одном потоке, но в разных мастерских.

ТИХОМИРОВ: Но все равно, конечно, Лев Додин – это великий... А я никак не могу понять, что ты учился в институте, и вдруг попал в армию?

ЛЕОНИДОВ: Потому что по законам Советского Союза молодой человек должен был отслужить в армии либо до института, либо после.

ТИХОМИРОВ: Так это все-таки было после института, да?

ЛЕОНИДОВ: С высшим образованием ты служил не два года, а полтора, или год уже в мое время. Я окончил театральный институт, мне дали отыграть все выпускные спектакли. И даже из армии я еще бегал, меня отпускали играть спектакли выпускные.

ТИХОМИРОВ: И что, папа и мама не могли помочь?

ЛЕОНИДОВ: Во-первых, не стояло такой задачи, честно говоря. Во-вторых, это было тогда не так просто. Мне Леша Кортнев рассказывал, как он, имитируя сумасшествие, потом учился завязывать шнурки заново, потому что его обкололи чем-то в сумасшедшем доме... Но, честно говоря, не знаю, почему-то я даже на эту тему не думал. Я знал, что буду служить в Ансамбле песни и пляски Ленинградского военного округа, я был знаком с этим коллективом, и решил, что мне проще. Я человек не конфликтный, надо отслужить – отслужу. Вместе с Фоменко мы служили там в хоре, мы с ним пели баритонами оба, стояли...

ТИХОМИРОВ: Рядом?

ЛЕОНИДОВ: Да, в ансамбле.

ТИХОМИРОВ: Я прямо представляю вас в фуражках... Трогательная история. Возвращаясь ко Льву Додину. Насколько я знаю, это вообще очень закрытый и очень талантливый режиссер, и для него театральное действие, театральный коллектив – это даже не семья, это монастырь.

ЛЕОНИДОВ: Так и есть.

ТИХОМИРОВ: Я все время думаю, видимо, только жесткая дисциплина позволяет творить чудеса и создавать шедевры.

ЛЕОНИДОВ: Знаете, Лев Абрамович не случайно много лет был педагогом театральным. Я, честно говоря, не знаю, есть ли у него сейчас курс в театральном институте, но было несколько курсов. И, естественно, человек, который хочет разговаривать с артистами на своем языке, должен их воспитать. Человек, который приходит в театр Додина извне, не очень умеет на этом языке разговаривать. И поэтому, естественно, как учитель и ученики, это как в любой религии есть мастер, есть ребе, есть учитель, назови его как хочешь.

ТИХОМИРОВ: Я помню, был студентом. И Малый театр питерский приехал в Москву. Я, по-моему, смотрел "Дом", и там играл уже тогда известный Игорь Скляр, и все остальные. И вроде мы пошли посмотреть просто праздник, известные лица. И я помню, что я рыдал. Я рыдал, я не мог оторваться просто.

ЛЕОНИДОВ: Это настоящий театр, это тот театр, о котором, собственно говоря, и мечтают люди. Понимаете, как мне теперь сложно, когда я говорю, что не получаю достойных предложений…

ТИХОМИРОВ: Теперь становится все понятно, все становится на свои места. Итак, дорогие друзья, мы продолжаем наш разговор. В студии у нас находится Максим Леонидов. Я даже не знаю, как его называть: актер, певец, композитор, шоумен... Мне кажется, просто человек. Максим Леонидов – человек, с которым мы говорим о музыке, о кино, о театре. И, кстати, говорим о погоде, которая, начинает нас потихонечку радовать, по крайней мере, дождь прошел. Максим, скажи мне, ты все-таки чувствуешь себя кем – питерцем или москвичом? Это, конечно, глупый вопрос и расхожий, уже, мне кажется, давно уже нет граней – кто питерский, кто московский.

ЛЕОНИДОВ: Не знаю, есть, мне кажется. Я-то точно питерский, я абсолютно не московский. То есть, я не то, чтобы испытываю какие-то шовинистические чувства к Москве и москвичам, я Москву люблю в некоторых ее проявлениях.

ТИХОМИРОВ: Это в каких, интересно? Что у нас здесь все любят выпить?

ЛЕОНИДОВ: Этим вы не сильно отличаетесь от Петербурга, я вам должен сказать. Нет, я имею в виду, что у меня есть любимые места в Москве, у меня есть любимые люди в Москве, друзья мои. Так что я в Москву приезжаю с удовольствием. Но по складу характера и в общем, конечно, я питерский.

ТИХОМИРОВ: Я почему спрашиваю? Потому что говорят: "где родился, там и пригодился". Я никогда не думал об этом. Совсем недавно мне пришлось приехать в район Останкино, где я родился, прямо под башней практически родился, и вдруг понял, что мне так хорошо здесь, знаешь, там прилег бы и лежал бы целый день.

ЛЕОНИДОВ: Это инстинкт, это у животных так же. Это то, что мы называем малой родиной, это у всех. Птицы прилетают на то место, где они родились, люди приезжают, и им там хорошо.

ТИХОМИРОВ: А чем мы хуже птиц? Тут пришло письмо из Кемеровской области: "Здравствуйте. А дайте, пожалуйста, несколько советов начинающему актеру. Как развивать нутро, навыки? Спасибо". Начинающий актер, видимо, решил получить бесплатное образование... Я просто думаю, по большому счету, когда все поступают в театральные вузы, вообще куда бы то ни было, то все с одинаковым подвижным нутром, все одинаково искренне хотят быть звездами. Но одни добиваются, доходят до вершины, а вторые так и остаются у подножья.

ЛЕОНИДОВ: Кроме таланта должно быть огромное желание на эту вершину попасть. Желание именно, желание сделать карьеру в данной области необходимо. Потому что можно быть сколь угодно талантливым человеком, и таких примеров много. Но если ты не хочешь быть звездой, ты ей не будешь. А мне кажется, что желание быть звездой для молодого талантливого артиста – это абсолютно правильное желание. Это уже потом ты можешь понимать, надо оно тебе вообще или не надо. А пока ты молодой, ты должен мечтать завоевать мир. Если таких амбиций у тебя нет, то ты не сделаешь карьеру.

ТИХОМИРОВ: А подлость? Я все время думаю, ведь иногда для достижения своей цели приходится так наступать не на горло своей лебединой песни, но совершать некие подлые поступки. Я знаю, например, что в твоей жизни у тебя же было несколько моментов, когда с тобой подло поступали.

ЛЕОНИДОВ: Я даже сейчас, честно говоря, не знаю, о чем ты говоришь. Но, наверное, да, были. Со всеми поступали подло, и все мы стараемся поступать с людьми хорошо, но не у всех у нас это получается. И есть какие-то вещи, за которые каждому из нас стыдно. Мне кажется, что тут очень тонкая грань. Потому что стоит только ради достижения карьеры пойти на постоянные компромиссы со своей совестью, и карьеру ты можешь сделать, но как художник не состоишься. Поэтому для того, чтобы сберечь себя, но при этом все-таки добиться цели, это очень тонкий какой-то надо путь пройти, непростой.

ТИХОМИРОВ: А прощать? Прощать – это так легко и так сложно.

ЛЕОНИДОВ: В принципе, видите, тоже зависит от человека. Есть люди злопамятные, есть не очень. Я, например, не злопамятный. До сих пор нанесенные мне обиды все готов простить, но зарекаться в этом смысле, конечно, никто не будет.

ТИХОМИРОВ: Кстати, эта песня – "Шаланды полные кефали" – это действительно первая песня, которая была исполнена перед всеми зрителями? Я имею в виду, в четыре года на табуретке.

ЛЕОНИДОВ: Я уж не знаю, первая ли она или одна из первых, но то, что прецедент такой случился в доме отдыха "Щелыково" под Москвой, где я отдыхал маленьким мальчиком с папой и мамой. Там был киносеанс, который задерживался. Это творческий дом, актерский, полный зал был артистов. Надо сказать, в детстве меня не надо было упрашивать петь, то есть я пел при первой же возможности, где угодно. Есть возможность спеть – я вставал и пел. Поэтому и там я вышел и начал петь "Шаланды полные кефали". Но дойдя до слова "пивная", я все-таки остановился и спросил у папы, что это такое, прямо со сцены. Причем, ни кефаль, ни биндюжники, ни шаланды меня не смутили никак, но пивная, в общем, вызвала интерес.

ТИХОМИРОВ: А как родители не остановили Максима? Потому что я знаю, что многие, кто занимается творческими профессиями, говорят: все что угодно, но только не это…

ЛЕОНИДОВ: Есть какие-то вещи, которые все-таки видны. Я думаю, если бы я не проявлял такого ярого интереса к пению, то судьба моя сложилась бы иначе. Но тут уж надо было быть слепым, чтобы не понять, что я музыкально явно одарен. Поэтому папа сделал единственно возможный шаг, правильный выбор, и я был отдан в хоровое училище имени Глинки при Государственной капелле.

ТИХОМИРОВ: А эти все истории про хоровые училища, когда у ребенка есть голос, когда он солист, и вдруг он ломается, и происходит слом карьеры, жизни. Только Робертино Лоретти вон до сих пор поет свои детские песни, но, правда, басом...

ЛЕОНИДОВ: Нет, никаких трагедий в хоре мальчиков не происходило, потому что никакой карьеры никто не строил. Пел мальчик в хоре дискантом какое-то время, потом голос стал ломаться, для этого существует другой хоровой коллектив, который называется хор юношей, и он плавно, годик помолчал, а потом пошел петь в хоре дальше.

ТИХОМИРОВ: Я смотрю на вас, Максим, и думаю все время одну простую вещь. Я думаю: то ли вы действительно такой толерантный по отношению ко всем людям... Например, вы работали с Колей Фоменко, он совершенно другой человек. Потом вы работали и, по-моему, до сих пор даже, с театром Et Cetera. Александр Калягин вообще совершенно другой человек. И вы со всеми находите общий язык, вы со всеми находите точки соприкосновения.

ЛЕОНИДОВ: Во-первых, мы же с Александром Александровичем не сталкиваемся в быту постоянно. Мы общаемся по абсолютно творческим поводам. А в творчестве, я считаю, что мне безумно повезло, что я с ним столкнулся, с этим великим артистом, замечательным человеком. И от него я слышал массу комплиментов и каких-то хороших слов в свой адрес, нам было очень вместе хорошо работать, поэтому...

ТИХОМИРОВ: А разве можно разделять? Мне кажется, что, особенно в нашей культуре это. Если мы не нравимся друг другу, мы не сможем сделать бизнес, мы не сможем сделать что-то общее. Я давно заметил, что если люди неприятны друг другу, даже если у них хорошая одна общая идея, она все равно разорвет этот союз.

ЛЕОНИДОВ: В данном случае это как бы не про нас. Калягин вызывал во мне всегда и уважение огромное, и любопытство, и мне было ужасно приятно работать в этом театре. Потому что еще и материал был замечательный – мюзикл Мела Брукса "Продюсеры".

ТИХОМИРОВ: Самый прикол, что я смотрел его первоначальный американский вариант, еще черно-белый, по-моему, все равно невозможно оторваться.

ЛЕОНИДОВ: Да-да, и это каскадная роль, это роль, о которой артист может мечтать только. Поэтому мне ужасно жалко, что мюзикл закончил свою жизнь московскую. Может быть, он еще вернется, но пока что закончился. Что касается Коли Фоменко, знаете, мы столько лет уже вместе.

ТИХОМИРОВ: Я очень рад, что вы, кстати, опять вместе. По крайней мере вы в одной группе.

ЛЕОНИДОВ: Это группа, которая встречается раз в год на концертах. И, тем не менее, мне кажется, что нам нечего друг другу доказывать, мы оба в своей области состоявшиеся люди. И поэтому то, что мы делаем сейчас вместе, делаем не для того, чтобы друг перед другом выпендриться, а просто для того, чтобы получить удовольствие от совместного танца, и всё.

ТИХОМИРОВ: Да, и это самое главное. Максим, и все-таки возвращаясь к Александру Калягину и вообще к известным людям. Я давно уже разрабатываю эту теорию о том, что большое горе, большая человеческая трагедия заставляет человека становиться одним или другим. И зная, например, судьбу Александра Калягина, что у него в судьбе была поворотная история, я думаю: обязательно ли, что художник чем-то должен быть потрясен, чтобы потом подняться на следующую ступеньку?

ЛЕОНИДОВ: Я не знаю, обязательно ли это, не знаю. У Моцарта было довольно счастливое детство, мне кажется, поэтому... Да и по-разному бывает, по-разному. Я бы никакую закономерность здесь не пытался применить. Потому что одному нужно страдать и быть голодным для того, чтобы писать. А другому нужно наоборот максимум комфорта, и тогда что-то просыпается.

ТИХОМИРОВ: Максим, я вдруг понял, что для того, чтобы мужчина на долгое время сохранился как творческая единица, как человек вообще, как самец, да, как говорят, к сожалению, и это показывает вся история, что ему надо постоянно менять партнерш, ему постоянно надо подниматься, скажем так, вверх – одна, вторая, третья... Я думаю, с чем это связано? И, с одной стороны, мне очень этого не хочется говорить про себя. А с другой стороны, я понимаю, что по-другому уже не могу. Я думаю, потому что женщина – это как тот локомотив, как катализатор. А с другой стороны, как только он становится чуть-чуть, ослаб катализатор, мы сразу с ним прощаемся. Это обязательная формула тоже жизни?

ЛЕОНИДОВ: Нет, опыт показывает, что совсем нет. Но, честно говоря, распространенное. Потому что очень часто первые браки незрелые. Они студенческие такие, и люди всерьез не заинтересованы в создании семьи, им просто вместе весело и хорошо, и секс. И когда-то это заканчивается, понимаете? Как правило, это заканчивается, когда мужчине под 40. Потому что он еще чувствует себя о-го-го, а студенческий брак себя изжил. И тут, как правило, появляется какая-то молоденькая барышня, которая для него становится таким очень аппетитным манком. И иногда это очень редко удачный союз, чаще всего – неудачный. А дальше уж как повезет. Мне повезло, потому что на третий раз я все-таки...

ТИХОМИРОВ: Попал в точку, да?

ЛЕОНИДОВ: Попал в точку, да. И, в общем, у меня была цель, и я хотел семью, я хотел дом, очаг, детей. И мне очень повезло, что я встретил правильную женщину, и что наш брак – это не какой-то умозрительный союз, а это настоящие чувства. Повезло...

ТИХОМИРОВ: Я почему спрашиваю? В прошлом году я путешествовал по Европе и вдруг обнаружил, что это обилие взрослых отцов – мужчины, которым за 50 – с маленькими детьми, и я вдруг понимаю, что они – молодые отцы.

ЛЕОНИДОВ: И мне кажется, что это отцовство осознанное, оно совсем другое. Ты начинаешь ценить то, что ты не ценил бы в 20 с лишним лет. Это еще уходящая натура, ты все время думаешь о том, долго ли ты с ними еще пробудешь, и это дает горький, но такой чувственный аромат этим отношениям.

ТИХОМИРОВ: Ты хочешь сказать, что ты еще об этом думаешь, или уже об этом думаешь?

ЛЕОНИДОВ: Все об этом думают.

ТИХОМИРОВ: В принципе, да, любой художник об этом думает, да, это извечная тема, любви и смерти. Но лучше поговорим о хорошем. А Максим Леонидов сейчас может написать что-то, абсолютно не похожее на него? Например, мы вчера только слушали Салмат Кхан, это индийский певец. Я смотрел его несколько клипов, это один из самых популярных, мега-популярных индийских актеров, ему под полтос. Он может быть и такой – звезда Болливуда, и вдруг надеть с мотней штаны и начать читать рэп. А ты, например, можешь сломать свой имидж?

ЛЕОНИДОВ: Я не стану этого делать, во-первых, потому, что его нет, никакого имиджа.

ТИХОМИРОВ: Есть просто, я не зря сказал, – человек Максим Леонидов.

ЛЕОНИДОВ: Да, да, есть я сам. Поэтому как я могу себя сломать? Но у меня есть отдушина, я пишу театральную музыку. И делаю это сейчас с таким наслаждением и радостью. Из последнего, например, в декабре в Театре Ленсовета у Бутусова Юрия Николаевича будет премьера нашего мюзикла с Александром Шавриным "Странствие Нильса" по сказке Сельмы Лагерлёф. И так далее, и так далее.

ТИХОМИРОВ: Дорогие, друзья, напоминаю, что в студии у нас находится Максим Леонидов, и мы говорим обо всем, что подвернется под руку, о том и говорим. Максим, ты знаешь в чем дело, я не могу сказать, например, что ни разу не был в Израиле, и не могу сказать, что меня туда, например, очень тянет. Но все люди, которые там были, даже самые откровенные фобы, приезжали оттуда с такими глазами и говорили: Вадя, ты не представляешь, что это за страна! И я думаю: как так возможно было за полвека, чуть побольше, сделать действительно рай на земле, в пустыне? Я не говорю сейчас о конфликтах, которые там происходят. Для меня все время это загадка.

ЛЕОНИДОВ: Это то самое горячее желание, которое делает из артиста звезду. Это все одно и то же. Люди очень хотели построить свое собственное государство, и они его построили, несмотря на все лишения и беды. Знаете, у нас тоже. Вспомните Павла Корчагина, когда эту самую узкоколейку там клали, это ведь тоже самое. Точно так же эти юные сионисты, приезжавшие в Палестину, точно так же они умирали, и болели малярией, и несмотря на это продолжали строить страну. Это великая борьба за свои идеалы, только человеку присущая.

ТИХОМИРОВ: Только человеку присущая. Черт побери, как мне иногда этого не хватает... Ладно, я заряжусь, Максим, я потрусь потом об тебя, хорошо?

ЛЕОНИДОВ: Да. Найдите идеалы сначала, а потом начинайте за них бороться.

ТИХОМИРОВ: За них бороться. И, конечно, ты знаешь, мне кажется, что ты человек, который никогда не живешь прошлым, то есть ты живешь настоящим. Эта песня "Я оглянулся посмотреть...", все равно в этом есть такой флер: я оглянулся, но все равно движение идет вперед. И опять возвращаясь к группе "Секрет", классно, конечно, что вы воссоединились. Но, знаешь, с одной стороны, я пойду, заплачу свои деньги, потому что я хочу это увидеть. Но, с другой стороны, я думаю: а, может быть, не надо? Как вы решились на это?

ЛЕОНИДОВ: Да я даже не знаю, как решились. У нас никогда не было такой цели – возвращаться в прошлое. То, что мы делали и продолжаем делать, это разовые акции, это такой подарок себе и нашим поклонникам. Опыт показывает, что никто не разочарован. Поэтому люди счастливы абсолютно, они возвращаются в свое кто-то в детство, кто-то в юность, кто-то в молодость.

ТИХОМИРОВ: Такая машина времени.

ЛЕОНИДОВ: Да. И нам тоже это приятно. Происходит это не часто, это не становится конвейером. Мы не ездим никуда в туры ни в какие с этим проектом. Это происходит примерно раз в год в Москве и в Петербурге, и всё.

ТИХОМИРОВ: Но я приду. И, Максим, напоследок скажи, пожалуйста, эти наколки на правой руке и на левой давно уже?

ЛЕОНИДОВ: Несколько лет.

ТИХОМИРОВ: Я почему спрашиваю? Потому что, знаешь, мне чего-то так иногда хочется... А что-то изменилось в твоей жизни после того, как появилась там роза печали, эмблема любви, или инициалы?

ЛЕОНИДОВ: Нет, это же не случайные наколки, я же не просто пошел в тату-салон, выбрал в журнале – сделайте мне этот череп и этого дракона. Нет, тут я сам все это сочинял и придумывал.

ТИХОМИРОВ: А что это обозначает, скажи мне? Я понимаю, что это не очень прилично...

ЛЕОНИДОВ: Нет, почему, пожалуйста. Это имена моих детей – Леонид и Мария, написанные ивритскими буквами.

ТИХОМИРОВ: Иврит, да. Слушай, а ты что, выучил иврит так быстро, за такое время?

ЛЕОНИДОВ: За шесть лет? Это не быстро. Я шесть лет прожил в Израиле.

ТИХОМИРОВ: Но все равно, знаешь, я 20 лет учил французский язык, приехал в Париж...

ЛЕОНИДОВ: Надо было шесть лет пожить в Париже, а не 20 лет учить французский язык.

ТИХОМИРОВ: Хорошо, с этим понятно. А что на правой руке?

ЛЕОНИДОВ: Это главные мировые религии – иудаизм, ислам, христианство, буддизм. Это знак зороастрийской религии, а это портрет моей жены Александры. Это на день рождения ей подарок такой был.

ТИХОМИРОВ: Это круто! Я видел несколько интервью с тобой, и только видел эту розу и думал: а что же там над розой? А это, оказывается, жена. Слушай, ты счастливый человек.

ЛЕОНИДОВ: Да.

ТИХОМИРОВ: У тебя есть дети, у тебя есть жена, которые тебя любят, и которых ты любишь.

ЛЕОНИДОВ: Да, тьфу-тьфу-тьфу...

ТИХОМИРОВ: Можно постучать по мне, я все равно дерево... Максим, огромное спасибо, что ты пришел.

ЛЕОНИДОВ: Спасибо.

ТИХОМИРОВ: Огромное спасибо за твои песни, за твою жизнь. Ты знаешь, я все время думаю: зачем люди живут на этом свете? Когда есть маяки, у нас радио "Маяк", и когда люди видят, что можно жить так, а можно жить так, они живут или так, или так. И чем больше людей будет жить как ты, например, или как еще многие известные правильные люди, тем больше будет правильных людей в нашей стране.

ЛЕОНИДОВ: Да. Я вам так скажу, что главная вообще обязанность человека, мне кажется, это быть счастливым. Потому что когда человек счастлив, то и всем вокруг хорошо, он излучает счастье, поэтому найдите способ, который вас сделает счастливым, и живите так.

ТИХОМИРОВ: И делайте все, что хотите.

ЛЕОНИДОВ: Да.

ТИХОМИРОВ: Максим Леонидов был у нас. Спасибо большое, Максим.

ЛЕОНИДОВ: Спасибо.

ТИХОМИРОВ: До встречи.