По-большому Художник Никас Сафронов в гостях у Лены Батиновой и Максима Ковалевского

7 апреля 2010, 19:05

Персоны

живописец

КОВАЛЕВСКИЙ: У нас в гостях Никас Сафронов. Здравствуйте, Никас.

БАТИНОВА: Здравствуйте, Никас.

САФРОНОВ: Здравствуйте.

КОВАЛЕВСКИЙ: Никас, я не хочу вас расстраивать, но вот эти камеры, которые вы видите, они работают. Мы весь прошлый час обсуждали тему ╚чайлд фри╩. Знаете, что это такое?

САФРОНОВ: Это с чаем, я надеюсь, что-то. ╚По-моему, воду просит┘╩ Помните, "Мимино"? ╚Капитан, если мы попадем в океан, мы утонем?╩ – ╚По-моему, девушка в шестом ряду воду просит╩. Так много названий┘ Расшифруйте.

БАТИНОВА: ╚Чайлд фри╩ – это люди, которые по своим убеждениям не хотят иметь детей. Они живут очень счастливо друг с другом.

КОВАЛЕВСКИЙ: Как вы думаете, стоит ли нам бояться этого движения? Есть ли такое вообще?

САФРОНОВ: Движение ╚чайлд фри╩? Как таких много сегодня┘ Вы знаете, я ночью слушаю радио – радио ╚Маяк╩, кстати. Извините, я скажу, может быть, банальность, есть еще и ╚Звезда╩, к счастью. Там идут какие-то рассказы, отрывки из старых классиков. И вот Лескова ╚Таинственный странник╩... нет, ╚Зачарованный странник╩. Какой язык русский! Я думаю: боже мой, как хорошо, что я русский, как хорошо, что говорю на этом языке! И как много сегодня нововведений, что мало понимаешь, о чем говорят. Как раньше в тюрьмах общались между собой, что никто не мог понять, кроме специалистов. Помните, фильм замечательный, где играет Леонов, ╚Джентльмены удачи╩. Его специально готовили, чтобы он по ╚фене ботал╩. Слова очень важны. Но, я думаю, любое движение рождается на фоне чего-то. Если это необходимость, и возникают разные направления, значит надо где-то подработать, чтобы не занимались этим, а занимались хоккеем или играли в футбол. А если нет площадок, то идут в подворотню, потом отнимают деньги, если нечем заняться. И молодежь как бы вот на той стадии, она портится, и от этого, наверное, и идут постоянно какие-то направления. И часто эти направления берутся с Запада, мало понимая, что они обозначают. Часто мы не знаем, что это такое приблизительно. Как недавно я был на одной программе, закон издают во Франции и в Америке, что любой ребенок, даже 3-5-летний, может посадить своих родителей за то, что они его обидели, шлепнули и несправедливо, как им кажется. И он может посадить своих родителей. Я говорю: знаете, тогда, может, при таком законе у нас в России любой взрослый мужчина может убедить маленькую девочку, и она пойдет с ним, и скажет: ну, она сама же согласилась, она же что-то соображает, раз она своих родителей посадила до этого. Или мальчику пойти в армию в 10 лет.

БАТИНОВА: Ну, она же посадила их, потому что они ее обижают. А кому она расскажет? Ведь она же личность, человек.

САФРОНОВ: Нет, понятно. Но есть изыски, есть какие-то вещи┘ Родители – это боги на земле. Если они обидели, значит, есть за что. Если ошиблись, они всегда тысячу раз извинятся и тысячу раз загладят свою вину подарками, всякими там верблюдами┘ Как у вас тут верблюд по дереву ползет, к гнезду своему. Поэтому есть какие-то излишние, неприемлемые┘ Современная молодежь. Вот у меня сын живет в Лондоне один, он в три года уже настолько бегло играл на компьютере и мог соединиться с любой страной мира в три года. Не потому, что он вундеркинд, а потому, что они все такие. Мы сегодня уже отсталые. Я звонил вчера Шукшиной и вообще вот этой плеяде, Борису Щербакову, у меня день рождения 8 апреля, и я приглашаю их всех. Я говорю: давайте факс, Интернет┘ Они говорят: да ты что, Никас, нет, мы уж по старинке, сейчас бумагу найдем, карандаш┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Да-да-да.

САФРОНОВ: И по поводу карандаша тоже хорошая вещь. Я узнал, что, оказывается, американские ученые для астронавтов искали способ, чтобы они писали в космосе, и потратили 25 миллионов долларов. А оказывается, наши просто берут с собой карандаш. Что мы и делаем без этих лишних хлопот, как сказал Жванецкий словами Райкина. Так, о чем мы говорили, кстати?

БАТИНОВА: Мы говорили как раз о том, что, например, ваш сын, он продвинутый пользователь, и что вы совсем другой формации человек. И вы находите общий же язык?

САФРОНОВ: Ну, мы находим. Есть вечные понятия. Я сегодня был у одного человека, очень такого знакового, и он сделал мне подарок очень знаковый. Я как-то растрогался и отправил ему в подарок картину. И написал, что в наше время сложное, кризисное есть одно понятие вечное – это искусство. И вот глядя на мою картину, вы хотя бы временно, на секунду успокаивались, расслаблялись и получали удовольствие. Вот искусство, оно и дает связь, искусство без времени, без пространства. Мы смотрим голливудские фильмы 3D, 5D – уже неважно, зальют вас водой в 5D, дадут вам очки или не дадут. Важно то, что мы получаем удовольствие, и это объяснимо. Нам уже все подготовили, мы только зрители, мы воспринимаем. Например, айфон, нажимаешь – там все по кнопочкам, для дураков (это для меня примерно). Я там знаю: ага – фотоаппарат, счетчик и так далее.

БАТИНОВА: Да-да-да, и картинка – цветочек.

САФРОНОВ: Цветочек – значит, фотография. Вот это делается другими людьми, кто специализируется на этом. То есть, военный должен заниматься военным делом, а дизайнеры, которые делают военную форму, должны заниматься, в первую очередь, своим делом, а не лезть туда, куда их не просят. Потому что известный дизайнер одевает войска и одевает солдат, и это выглядит ужасно, ужасающе. Вот есть какие-то чиновники, которые за откаты, видно, дают своим знакомым... Это неправильно. Мне бы дали миллиард – я бы не стал брать то, что не мое.

КОВАЛЕВСКИЙ: Подождите, вы сейчас про Юдашкина говорите, да?

САФРОНОВ: Я не говорю про Юдашкина, Зайцева или еще кого-то. Просто часто эти люди имеют возможность, у них есть свои каналы, связи. И они говорят: слушай, Вась, дай мне два чемоданчика, чемоданчик положишь себе┘ Я не знаю, как это решается. И в результате наши войска выглядят ужасающе в мире.

КОВАЛЕВСКИЙ: А кто, по вашему, должен делать форму для войск?

САФРОНОВ: В Германии этим занимались целые институты. Они разрабатывали форму, пуговицы, как они должны выглядеть: черные – угрожающие, зеленые – расслабляющие и успокаивающее, и так далее. Определенный размер. Ну, все – от сапог, и как они, из чего они┘

БАТИНОВА: Да, я тоже читала, Хьюго Босс делал для фашистской Германии.

САФРОНОВ: Да. Это лучшие дизайнеры мира, институты, не один человек.

КОВАЛЕВСКИЙ: Секундочку, но вы же сейчас сами себе противоречите. Хьюго Босс сделал форму для фашистов?

БАТИНОВА: Он все продумал, Хьюго Босс.

САФРОНОВ: Нет, не Хьюго Босс. Я говорю, что брали бренд мировой. Не шли на поводу у кого-то. А вот что сделали эстонцы или латыши? Они купили у итальянцев и англичан патент и зеленые свитера – такие синенькие, зелененькие, с погончиками. Красиво выглядит!

КОВАЛЕВСКИЙ: Подождите, я не понял. Значит, Хьюго Босс сделал форму для немцев нормальную, это известный факт?

БАТИНОВА: Да, это я сегодня читала.

САФРОНОВ: Это до войны, до войны. Ну, я просто не знал даже об этом.

КОВАЛЕВСКИЙ: Почему ненормально то, что Юдашкин делает форму для наших милиционеров?

САФРОНОВ: Потому что он художник. И если брать Юдашкина конкретно, он художник. Художник должен заниматься искусством.

КОВАЛЕВСКИЙ: Он же модельер. Или нет?

САФРОНОВ: Модельер – это другое. У него там есть скрипка, которая открывается с тела, там еще что-то┘ Это красиво и удивительно. Валентин занимался ювелирным делом, и кольца выпадали, бриллианты дорогие, потому что он не знал, как крепить. Существуют как бы наработки.

КОВАЛЕВСКИЙ: Что, он спросить не мог ни у кого?

САФРОНОВ: Он хотел сам. Ему говорят: давай, лучше мы линию запустим, а ты имя свое ставь. Но ведь важен же бренд! Он же имеет свой бренд, свое имя. Понимаете, когда мне пытаются сказать: вот, у вас там помощники┘ Я говорю: ребята, к сожалению, нет. Хотел бы, уже могу, имею право, но нет.

КОВАЛЕВСКИЙ: А у вас нет помощников?

САФРОНОВ: Нет помощников. Я говорю: я дам вам миллион, если вы найдете, кто помогает мне. Но это просто злые языки. Но при этом всегда у больших мастеров есть ученики, он подправляет, это его школа. Есть как бы его школа. Потом исследователю разбирать: сам он или его эти┘ Но это ценности не лишает работу, если она хорошая.

КОВАЛЕВСКИЙ: Никас, объясните мне тогда следующую вещь. Вы человек мегапубличный┘

САФРОНОВ: Спасибо. Как вы мне льстите!

КОВАЛЕВСКИЙ: Это я не собирался вам польстить, это факт.

САФРОНОВ: Вы знаете, мне сегодня приснился пожар, церковь горела. Я залез, спас, я вытащил оттуда имущество. И потом прочитал в нескольких сонниках, что, оказывается, душа нуждается в каком-то таком┘ сомневается, в чем-то нуждается, в каком-то подспорье. И вот то, что ты затушил пожар, и то, что ты спас какое-то имущество, значит, что у тебя все будет хорошо. И сегодняшний вечер будьте осторожны, если будет какая-то┘ но вы все равно выйдете победителем. Я хочу попробовать, может быть, это этот вечер?

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы светский человек, вы очень много появляетесь в телевизоре. Объясните, пожалуйста, когда вы успеваете работать?

САФРОНОВ: Ночью. И, к сожалению, иногда настолько выматываюсь, что потом просто засыпаю, особенно в театрах (тоже приходится иногда ходить), особенно на опере или балете, и даже если какой-нибудь симфонический оркестр. Я недавно был в консерватории, так как меня пригласил Соколов Александр Сергеевич, мне было неудобно отказать. Рядом со мной сидела Анодина Татьяна Григорьевна, и я так все время засыпал. И думал: как жалко, что вот этот мальчик, его никто не знает, и он спокойно спит. А на них, на тебя камеры наставляют, и ты сидишь среди людей достойных тоже и ловишь себя на мысли: как бы не заснуть. Но музыка была хорошая, играл Мацуев, это был Московский Пасхальный фестиваль. Я работаю ночью, обычно я сажусь в двенадцать, хотя бы в час. И работаю до семи-восьми. С пятницы на субботу я работаю обычно до десяти-одиннадцати. Но раньше у меня была все-таки возможность поспасть больше, а сейчас и этого нет времени, и я вынужден недосыпать. Поэтому, когда есть командировка какая-нибудь, я с удовольствием еду туда и там отсыпаюсь.

КОВАЛЕВСКИЙ: И спите в дороге.

САФРОНОВ: В дороге – нет, я в самолетах и поездах не сплю вообще. Я еще в одном доме живу, у меня ремонт в моем доме, и я понимаю, насколько соседи несчастны, потому что и там, где я живу, там тоже делают ремонт. Дом вечно в ремонте. Один закончил ремонт, через два дня – третий, пятый начинает, десятый. И вот несколько лет идет ремонт. И неважно, в каком подъезде и на каком этаже, это все слышно, как будто это у тебя за стеной.

БАТИНОВА: Согласна, да.

САФРОНОВ: Такие дома шаткие у нас, слабенькие.

БАТИНОВА: А почему вы ночью? Потому, что у вас такой ритм жизни, или потому, что вас раздражают?

САФРОНОВ: Во-первых, когда ты днем, тебе все время куда-то надо пойти, кому-то позвонить, это не забыть. Ночью уже ничего нельзя сделать и никому позвонить. И поэтому ты включаешь телевизор, какой-нибудь фильм старый, ╚Ну, погоди╩ какой-нибудь мультфильм, и смотришь так ненавязчиво, чтобы не отвлекаться, кстати. Вот когда смотришь что-то, ты не видишь, что происходит, но ты не думаешь уже о другом, постороннем. Потому что, когда ты сидишь молча, начинаешь вспоминать опять какие-то истории в своей голове. А тут нужно только творчество.

БАТИНОВА: Значит, можно понять, что вы творите под телевизор?

САФРОНОВ: Я как бы под звуки. Это может быть Вивальди, Гендель, это может быть Моцарт – музыка, которая меня все-таки успокаивает, но в то же время не дает заснуть, так как передо мной холст. А когда ты садишься, у тебя все восстанавливается. Как бы я ни устал, к одиннадцати-двенадцати часам я просыпаюсь. Вот трое суток я не спал, в двенадцать у меня автоматом идет какой-то импульс, и я сажусь и работаю.

КОВАЛЕВСКИЙ: К двенадцати ночи?

САФРОНОВ: Ночи, да. Я как бы заново оживаю. И когда я не работаю, я все равно не сплю, и тогда читаю где-то в поездке, где нет мольберта.

КОВАЛЕВСКИЙ: И так у вас каждую ночь?

САФРОНОВ: Практически каждую ночь. Если я в поездке, я беру и делаю какие-то наброски, рисунки, для того чтобы потом это все пригодилось, как бы готовлюсь мысленно. Когда спрашивают: ╚Сколько стоит эта картина?╩ – ты называешь сумму, говорят: ╚Так много? Это же 10 минут вы делали╩. Да, но всю жизнь под это┘ 10 минут – вся жизнь. Поэтому вот так.

БАТИНОВА: А вам часто сны снятся?

САФРОНОВ: Вот сегодня как раз сон снился цветной. Но не я один потушил пожар, там какие-то еще люди были. Вчера мне приснилось, что я нахожусь в Италии.

БАТИНОВА: Ой, хороший какой сон!

САФРОНОВ: Вышел в поле какое-то, а там стоит мой замок. И вот я еду к этому замку, еду, еду и никак не доеду. А оказалось, там витиеватые такие леонардо-да-винчевские какие-то горы голубые. И я ехал к своему замку, очень красивому, полуразрушенному┘

БАТИНОВА: Ольга спрашивает: ╚У вас есть любимое место в Москве?╩

САФРОНОВ: Есть, конечно. Любимые места – это старые дворики. Во-первых, место, где я живу, это около консерватории, там много двориков. Ну, иногда на Старый Арбат, Сивцев Вражек┘ Где еще такие места? Ну, вообще я люблю Москву, вы знаете. Иногда раз – неожиданно возникает какое-то новое здание, ну, как-то вторглось, но настолько много других красивых, что оно не напрягает тебя. Я имею такой пентхаус, я обязательно вас приглашу, так как радио ╚Маяк╩ – это одна из любимых моих программ, и люди, которые здесь работают (это не лесть), они всегда ко мне хорошо относились и относятся, слава богу. И мы дружили и с Трахтенбергом, который приходил ко мне.

БАТИНОВА: А, кстати, спрашивают, и я тоже не помню этот эфир, он успел заказать вам картину? Он же все хотел: и Никас Сафронов меня нарисует!

САФРОНОВ: Он мне каждый раз привозил сказки старые от родителей из Петербурга. Он оказался таким сентиментальным трогательным человеком... Вот удивительно, когда не знаешь человека и когда ты знаешь его, это странно. Кстати, и я его так же удивил, как и он меня. Ну, я вам покажу вид из моего пентхауса, у меня вся Москва как на ладони. Вот там перемещается лифт: 15-й, 16-й, 17-й, 19-й, 20-й┘ И где у меня будет день рождения, вот эта башня ╚Федерация╩, Москва-Сити.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы будете смеяться – в вашем подъезде живут мои близкие друзья, Роксолана с Игорем. И мы все хотели к вам зайти в гости, и все что-то как-то не получалось┘

САФРОНОВ: Это замечательно! Теперь будет повод.

КОВАЛЕВСКИЙ: Теперь будет повод, да. Вы знаете, там под вами живет женщина-художница, мне рассказали про нее, что она┘ Мне с ней тоже обязательно надо познакомиться, потому что она рисует свою попу. Это правда?

САФРОНОВ: Попу?

БАТИНОВА: Свою?

КОВАЛЕВСКИЙ: Свою. Она рисует только свою попу.

САФРОНОВ: Сколько же там художников? Я знаю, там одна рисует церкви. Может, она рисует в одно время церкви, а в другое┘

БАТИНОВА: А ночью попы?

САФРОНОВ: Какая амплитуда сильных страстей!

БАТИНОВА: Мощно, очень мощно!

САФРОНОВ: Ну, это свойственно русской┘ Помните ╚Братья Карамазовы╩? Дима Карамазов утром молился неистово, а вечером гулял так же неистово. Вот это настоящая русская художница!

БАТИНОВА: Да, чудесная ремарка!

КОВАЛЕВСКИЙ: А они меня обманули, что ли, я не понимаю? Или вы просто об этом не знаете?

САФРОНОВ: Нет, я просто не знаю.

БАТИНОВА: Она же не делала выставку ╚Моя попа╩.

САФРОНОВ: Я знаю, что внизу у меня есть на первом этаже, а есть еще и подвал. Вот, может, в подвале какая-то там есть типа художница-галерейщица, я не знаю, может, она рисует попы. Та рисует церкви, а здесь попы┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Скажите, Никас, а у вас есть план работы?

САФРОНОВ: План? Я когда еду, мне говорят: ╚Когда доедешь?╩ Я говорю: ╚С божьей помощью, может, через пять минут╩. Вот с божьей помощью я приехал к вам на эфир. План есть, ты всегда как бы планируешь. Во-первых, поездки за границу, во-вторых, вечерние мероприятия. Обычно я откладываю, но есть два-три, которые нужно обязательно посетить, иначе люди просто обидятся и больше не будут к тебе ходить или не будут покупать картины, и так далее. Поэтому и в будущем есть план.

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, я имею в виду план по рисованию. Вот вы сегодня за ночь должны нарисовать три или пять картин? Или по вдохновению?

САФРОНОВ: Нет, у меня такого нет. Единственное, что я очень обязательный в сроках. Как бы, понимаете, до того, как ты закончишь дело очень важное, ты не заболеваешь. Ты ходишь раздетый, а стимул какой-то в организме┘ Вот то, что мы говорили про ╚чайлд фри╩, когда люди не хотят рожать. Не знаю, почему я это вспомнил. Но, наверное, есть подача какая-то определенная: люди не уверены в завтрашнем дне, или, наверное, есть предчувствие увеличения населения, что дети не будут до конца обеспечены. Не знаю, какая причина бывает. Может быть, катастрофа какая-нибудь┘

БАТИНОВА: То есть, какое-то предчувствие все равно, да?

САФРОНОВ: Предчувствие чего-то такого, что это становится модой или какой-то идеей с внутренней подачи такого импульса. Я должен выполнить заказ, например. Вы говорите: Никас, у меня в мае у моего друга день рождения, я заказываю вам. Мы обсуждаем деньги: три рубля, сто рублей – неважно, тысяча долларов или пятьдесят тысяч евро – это не имеет значения. Если мы договорились – все! Я говорю: я не возьмусь, потому что по времени мало. Или говорю: я возьмусь. То есть, я взялся, я внутренне чувствую, что я справлюсь. И тогда я работаю. Это неважно – ночью, днем, утром. Я должен в этот срок, до того за несколько дней закончить, чтобы одобрили, посмотрели. В процессе вы смотрите, все время приходите, проверяете, говорите: нос не такой, фон другой. И я заканчиваю в срок ровно. Вот чем я отличаюсь от многих художников – я обязательный в сроках всегда.

КОВАЛЕВСКИЙ: На вашем сайте можно заказать картину?

САФРОНОВ: Нет. Это левый сайт, и я тоже хотел бы об этом сказать, что есть огромное количество никасов сафроновых. Есть какие-то левые сайты. Я бы хотел, чтобы мне писали. Я специально придумал даже такую печать свою в голографии, чтобы никто не мог┘ Есть у меня сертификаты мои, с подписью, номерные. Мы фиксируем, сколько картин вышло из мастерской в мир – на продажу или на подарки. Очень много левых. Вот бойтесь подделок, бойтесь┘ Я живой художник, понимаете? Вы не можете проверить Айвазовского или Рембрандта, но я-то живой! Ну, я не такой уж закрытый. Если сумасшедшие звонят мне какие-то┘ Вчера звонила дама о том, что у нас есть ребенок. Я говорю: ╚Какой – духовный или физический?╩ Она говорит: ╚Ну, как вам сказать?.. Но если вы его увидите, вы поймете, что он ваш╩. Я: ╚Духовный или физический?╩ Она говорит: ╚Вы знаете, в общем-то, духовный, но он почти физический╩. Я понял: такая странная дама┘ Она говорит: ╚Вы знаете, он нуждается в деньгах╩. Я понял: в деньгах, которые я могу ему предоставить. ╚Он оказался без работы, ему 30 лет╩. Я говорю: ╚Слушайте, мне не так много лет┘╩

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, хорошо, я все-таки пытаюсь понять технологию. Это же ремесло, правда?

САФРОНОВ: Ремесло на грани таланта или, скажем, гениальности.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да. То есть, допустим, вот так получилось, люди вернулись из отпусков, у них там осталось пара копеек, все кинулись к Никасу Сафронову заказать к 1 сентября картину┘

БАТИНОВА: ╚Как я пошел в школу╩ или ╚После отпуска╩.

КОВАЛЕВСКИЙ: Например, да. И вы набрали определенное количество работы, поскольку вы человек обязательный, вы всем дали обещание, что картины будут готовы в срок. И тут очень важная персона, три важные персоны заказывают вам еще картины. Вот как в этом случае поступаете?

САФРОНОВ: Недавно как раз у вас звучала Агузарова. Ее концерт сорвался в клубе ╚Би-2╩┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Слушайте, я еще думал: как она будет выступать? И сорвался?

САФРОНОВ: Да. И в результате всем выплатили, вернули деньги. Я не возвращаю. Я не набираю заказы такие. Или я справлюсь тогда, я возьму и сделаю сам, я постараюсь отложить какие-то более приятные мне дела – времяпровождение с моей девушкой или пойти с другом выкурить по сигарке. Я откажусь. И более того, я начинаю сосредоточенно работать. Вот, знаете, нитку так пытаешься воткнуть в иголку – раз, два, три┘ Но когда ты уж точно хочешь, ты одеваешь там очки или, скажем, более внимательно прищуриваешься и попадаешь. Вот нет пробелов, нет этих левых, лишних движений, ты попадаешь точно. Тогда ты выбираешь, во-первых, сюжет, тему, ты знаешь, что ты это быстро сделаешь. Это, скажем, у тебя отработано до совершенства. И более того, если, допустим, я не успеваю, есть некая техника (трудно, может быть, понять) – гризайль, легкая, подмалевочная такая. Она цветная, но она как бы не является окончательной. То есть, лицо прописано, а тело, скажем, или одежда – условно, где-то там холст виден. Вот делаешь и говоришь: ╚Ребята, подарите пока это, это от меня подарок, а портрет я чуть позже закончу, потому что он очень серьезный, лицо такое очень характерное, интересное, я бы хотел его┘ Это же все-таки искусство, давайте не будем делать фальши╩. И они говорят: ╚Никас, с удовольствием╩. И они от меня дарят картину, или я тоже присутствую, а потом я уже доделываю. И так вот я работаю с Лео Бокерия и уже никак не могу закончить, все время откладываю. И был его день рождения, он сказал: ╚Никас, не спеши, как душа велит, как говорится. Время будет┘╩

КОВАЛЕВСКИЙ: А у вас остается время для вольного творчества?

САФРОНОВ: Для вольного? А оно все равно вольное. У меня работа, которая является моим хобби. Я настолько рад, что мне в жизни повезло, что я, во-первых, зарабатываю своими руками, мне не надо воровать, мои глаза и руки дают мне хлеб, и я еще могу помогать, из этого делать какую-то благотворительность. Из своих денег половину почти я отдаю на благотворительность. И это, наверное, находка, счастье, понимаете? Вот если там какие-то люди скучают на яхтах, думают, какую бы еще яхту прикупить, то я не скучаю, у меня нет времени даже для этого. Я просто удовольствие получаю от работы. И портреты когда я пишу, я влюбляюсь в своих героев, мне нравится, как они выглядят, я пытаюсь найти характер, индивидуальности основные. Есть портреты странные. Ну, не обижая, скажем, Владимира Васильевича, экс-прокурора, Устинова, которому я принес набросок еще легкий и хотел позже закончить┘ И там, условно, костюм. Он говорит: Никас, вы знаете, погоны не очень видны, пуговицы┘ Я думаю: может, про лицо что-то скажет? Он ни разу не сказал про лицо.

КОВАЛЕВСКИЙ: Погоны, да?

БАТИНОВА: Это правильно, это важно.

САФРОНОВ: Ну, я боюсь ему что-то, так сказать, навязывать. И потом через полгода: вы знаете, вот это уберите, а сюда лучше поставьте вот этот значок, потому что он более для меня важный. И я где-то год писал. Я понял, что он для другого художника, который умеет прописывать детали, а лицо┘ может быть, и нет там лица. У каждого свой выбор.

БАТИНОВА: У нас есть победитель Юрий, который угадал среди пяти карт комбинацию.

САФРОНОВ: Мне нравится, вы знаете: Нострадамус маленький: ╚Мама, а что у нас на завтрак?╩ – ╚А то ты не знаешь!╩

БАТИНОВА: Юрий, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте.

КОВАЛЕВСКИЙ: Юрий, мы поздравляем вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Спасибо.

БАТИНОВА: Мы хотим вам подарок подарить от радио ╚Маяк╩.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это полотно Никаса Сафронова 3 на 5 метров.

СЛУШАТЕЛЬ: А портретик?

КОВАЛЕВСКИЙ: А портретик – 50 тысяч евро, будьте любезны.

СЛУШАТЕЛЬ: Сколько?

САФРОНОВ: Ну да, правильно. ╚Продается корова за три рубля╩. √ ╚А что так дешево?╩ – ╚А к ней в нагрузку кот за 5 тысяч долларов╩. Нет, Юрочка, можно подарить книгу, там уже есть много картин.

СЛУШАТЕЛЬ: Хорошо, спасибо.

САФРОНОВ: Один человек очень хитрую сделал в Америке штуку. Он сказал: кто хочет иметь Леонардо да Винчи, это стоит всего один доллар. Попалось огромное количество людей. Он выслал им всем марки, на марке была какая-то леонардовская картина. И все. Марка стоила десять центов, а он брал доллар. И думает: а почему бы не рискнуть? Он обещал, он говорил: я вам выплачу в стократном размере, если я вас обману. И обманул, подлец, ведь.

БАТИНОВА: Максим, вопрос ты хочешь с сайта задать?

КОВАЛЕВСКИЙ: Да. Евгений Владимирович спрашивает: ╚Как вы относитесь к компьютерной графике? Можно ли ее считать искусством?╩

САФРОНОВ: Ну, вы знаете, в какой-то степени, если это делает грамотный и профессиональный человек. Ведь раньше тоже говорили: театр никогда не заменит кино. Существуют талантливые люди. Но я просто однажды столкнулся, мой приятель меня повел на компьютерные картины, графику компьютерную. И мне показывают: вот это такая работа, ее делали там четыре месяца. Я говорю: слушай, ну, я бы за месяц сделал живую картину. Он говорит: но зато ее можно размножать. Я говорю: а мою нельзя? Так же пиши и печатай, сколько ты хочешь, – в иллюстрациях, в плакатах, постерах. А та просто неживая, там нет жизни. Ну, возьмите хотя бы ╚Аватар╩ – это же тоже компьютерная. Правда, есть такой анекдот: ╚2020 год. Одна девушка звонит другой: ╚Слушай, я вчера была на одном фильме. Потрясающе! Там два момента было без спецэффектов!╩ Сегодня все делает компьютер. Мой племянник сидит как раз и делает вот эти ╚Взводы╩ и так далее.

КОВАЛЕВСКИЙ: Никас, один вопрос, который меня очень волнует по жизни моей. Вот у меня огромное количество талантов, а рисовать я не умею. Этому можно научить?

САФРОНОВ: Ну, можно, конечно. Вот уже есть компьютерная графика.

БАТИНОВА: 100 баллов!

КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, нет, нет┘

САФРОНОВ: Ну, вот я вернусь к тому на секунду, что все зависит от того, кто рисует. Если это талантливый человек и творческий, он, конечно, сделает все очень достойно. И это тоже будет необычное, оригинальное. Но вот все-таки компьютер – это компьютер, а краски┘ У Экзюпери, по-моему, есть: ╚Я верю, что настанет такой день, когда я выпью таблетку и буду здоров╩. Но я все-таки за то, чтобы поехать к деревенскому врачу, который, пощелкивая, прикуривает трубку, как говорится, вытягивает дымок оттуда, будет толочь какую-то травку и потом из этой травки мне сделает настой, и я почувствую себя человеком. Вот есть какие-то суррогаты, которые неживые. Вот есть живая – когда масло, холст. Лучше бы еще вообще художнику самому, как Леонардо делал, старые мастера, они сами готовили краски, кисточки готовили, тогда они точно знали, что они делали и чем. Сегодня у нас нет такой возможности, к сожалению. Но все-таки искусство театра живого и кино – это тоже большая разница. Искусство живописи – когда пахнет маслом. Одна дама хочет делать с запахами мои картины, какие-то составы...

КОВАЛЕВСКИЙ: Какими?

САФРОНОВ: Вот там поле маков, она хочет мак туда добавить, чтобы они┘

БАТИНОВА: Можно аромамасло добавить в масляную краску.

САФРОНОВ: Да. Ну, я не знаю, это оригинально. Насколько это будет долго┘ Хотя существует такая башня где-то в Иране, которая уже 5 тысяч лет имеет благовоние. Она наполнена какими-то благовониями много веков, тысяч лет, и она до сих пор излучает за несколько метров вот эти ароматы благовоний, запахи этих наполнителей. Поэтому, наверное, можно придумать. Но все-таки живопись – это человек входит, и там пахнет красками. Он чувствует, какая-то есть другая атмосфера, сразу переключаешься, понимаете? Ну, не к месту, может быть, сказано – моя жена, когда родила, она лежала сонная такая, и я поцеловал ее грудь, и выступила капелька молока, и я его слизал. Я вдруг вспомнил себя 6-месячным, как я пью молоко моей мамы, рядом мой брат, ему три года, она ему чистит мякиш яблока. А мой старший брат 6-летний ест кожуру. Я так хочу кожуру! Вот воспоминания по запахам, воспоминания по каким-то┘ Когда меня просят в ресторане повесить картины, я могу, конечно. Но я говорю: ребята, но лучше не надо, потому что люди пришли есть. Когда они придут ко мне, они будут смотреть только на картины. В музей – нужно идти в музей, на машине – надо следить за дорогой, надо чувствовать. Когда женщина начинает красить губы, вспоминать, что ей надо кому-то позвонить, попадает в аварию, конечно. Нужно всегда настраиваться на тот чистый момент. И в театре ты же обманываешь себя как бы, ты понимаешь, что это Гамлет условный, но ты веришь, ты читаешь между строк, и тебе нравится эта история. Как и музыка, балет какой-нибудь – тоже ведь это все метафора условная.

КОВАЛЕВСКИЙ: Расскажите про научиться рисовать.

САФРОНОВ: А, учиться нарисовать. Ну, во-первых, надо пойти и найти какого-нибудь учителя. Начинается с учителя по рисованию в школе. Однажды меня пригласили в Турции и говорят: ╚Никас, вы можете начинающим преподать урок?╩ Я говорю: ╚Конечно. 50 тысяч евро╩. Они говорят: ╚Да что вы, с ума сошли, так дорого?╩ – ╚Тогда идите ищите учителя по рисованию, зачем вам я-то?╩ Я уже на конечном этапе могу. Заплатили половину, кстати. Если ты хочешь рисовать, как, скажем, пусть даже Дали┘ Он точно знал, что делает, и он был график потрясающий. И он говорил: ╚Достигайте совершенства. Вы никогда его не достигнете, но хотя бы приблизитесь╩. Можно всегда стремиться к чему-то. Вы можете делать пятнами что-то┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот пятнами у меня получается.

БАТИНОВА: Надо пробовать.

САФРОНОВ: Да, но вы должны чувствовать цвет. Вы должны понимать, насколько это будет трогать, волновать зрителей. Можно сегодня обмануть этим, конечно.

БАТИНОВА: Пожалуй, да.

САФРОНОВ: Я расскажу историю, как один мой знакомый барон пришел к Дали, он был журналист в Париже, у него был журнал ╚Арт╩. И он уже такой был маститый, грамотный. И он увидел пятно на картине и говорит: ╚Маэстро, гениально, гениально!╩ Тот говорит: ╚Это не лучшая моя картина╩. Такой старый уже Дали. Повел его в другую комнату и показал ему чистый холст: ╚Здесь можно увидеть все╩. То есть, ему достаточно было нарисовать холст, сказать: а уж остальное вы сами домыслите, как это сделал Малевич в ╚Черном квадрате╩.

КОВАЛЕВСКИЙ: Так бы я тоже смог, конечно. Спасибо огромное. Очень увлекательно.

САФРОНОВ: Пожалуйста вам.

БАТИНОВА: Спасибо большое. Никас, мы поздравляем вас от имени наших слушателей и от нас всех с наступающим днем рождения.

КОВАЛЕВСКИЙ: И ждите нас в гости в своем пентхаусе.

САФРОНОВ: Спасибо вам большое. Я очень тронут. Я вас люблю. Христос воскресе! – всем, кто православный. И ангел-хранитель вам во всех ваших начинаниях. Верьте в себя, и у вас все будет хорошо. Как я верю в свою судьбу, как в божий промысел, так у меня все и идет. Хорошо идет у нас все!

КОВАЛЕВСКИЙ: Дай бог! Спасибо огромное.

БАТИНОВА: Спасибо вам большущее!

Слушайте аудиофайл.