По-большому Актриса Наталья Андрейченко в гостях у Лены Батиновой и Максима Ковалевского

КОВАЛЕВСКИЙ: У нас в гостях сегодня заслуженная артистка России Наталья Андрейченко. Здравствуйте, Наталья. Добро пожаловать!

АНДРЕЙЧЕНКО: Здравствуйте.

БАТИНОВА: Здравствуйте, Наталья. Вы такая – сама любезность, вы со всеми поздоровались, со всеми познакомились. Вообще чудесно. Я, знаете, сразу хотела в первых строках сказать вам огромное спасибо от большого количества поколений и даже современных детей за вашу Мэри Поппинс.

АНДРЕЙЧЕНКО: Ой, спасибо!

БАТИНОВА: Потому что, конечно, мы разговаривали с моими друзьями, которые не живут здесь, и они говорят: как здорово, что у русских есть такая Мэри Поппинс, которая очень строгая. Везде она такая романтичная, а здесь такая строгая. А как вы нашли этот образ? Или вы вместе с режиссером его нашли? Почему она такая в нашем фильме?

АНДРЕЙЧЕНКО: Ой, вы знаете, хороший такой вопрос, просто, я бы сказала, даже наипервейший. Дело в том, что я не помню. Но могу вам сказать точно, что не с режиссером. Могу вам сказать точно, что никто не помог. Может быть, все случилось так, что я была просто очень злая, когда я пришла на площадку, потому что меня никто не хотел вообще-то в этой роли. Вот. И вообще-то другую актрису взяли на эту роль, никогда не скажу какую, очень большую. Потому что я бы, вот слово, никогда не предала. Я как договорилась с режиссером Квинихидзе и, так сказать, с моим супругом Максимом Дунаевским, что я не предам, я не предала. А они уже предавали, болтали что-то, неизвестно что. Я обожаю их, мы все друзья. Но во всяком случае, взяли другую артистку. Можете себе представить? Вот вы, кстати, целую тему у Андрейченко открыли. Зачем? Ну, у вас же есть какие-то более важные разговоры, не про Андрейченко, вообще-то в этой стране? Ну, неважно, спасибо.

БАТИНОВА: Да вы что!

АНДРЕЙЧЕНКО: Я просто к чему говорю? Все было совсем по-другому. Можете себе представить, писалась музыка великим композитором, действительно великим композитором нашей страны, музыка любви. Вообще бессонные ночи, потому что тогда жить было негде, и жили мы в Доме композиторов, в квартире Максима. Наши все в это время съезжались и ремонтировались просто, в этом плане я имею в виду. И, короче говоря, в одной комнате, он писал музыку, мы вместе ее создавали. Это был полет любви, мы безумно дружили и тусовались все вместе – Наум Олев, режиссер Квинихидзе и Максим. Начинаются съемки, и утверждают другую женщину. Я была в таком шоке, я так переживала и так плакала – вы не можете себе представить. И даже посмела себе сказать жестокую фразу Максиму Исааковичу. Я ему сказала: Максим, вот ты знаешь, Мэри Поппинс я тебе никогда не прощу.

БАТИНОВА: Ого!

КОВАЛЕВСКИЙ: А почему же ╚не прощу╩, если вы же ее сыграли?

БАТИНОВА: Продолжение истории.

АНДРЕЙЧЕНКО: Через семь дней раздается звонок телефона, звонит режиссер Квинихидзе, мой очень близкий друг, и говорит: ╚Наташа, можно тебя попросить придти ко мне сейчас, срочно?╩ Я говорю: ╚Ленечка, ты знаешь, который час? 3 часа 30 минут утра╩. Он говорит: ╚Это очень важно. Ты мне друг?╩ Я говорю: ╚Я друг, да╩. Он говорит: ╚Приезжай!╩ Я говорю: ╚Приеду╩. Я была на Кутузовском, он на Кутузовском, я к нему быстренько – ап. Сажусь. Он мне говорит: ╚Сыграй Мэри Поппинс, а?╩ Я такая говорю: ╚Да, конечно╩. А мы еще с Максимом тогда немножечко повздорили, три дня даже не разговаривали и не общались. Он звонит композитору Дунаевскому и говорит: ╚Максим, ты мне друг? Приезжай, а?╩ Он приезжает, заходит в квартиру, там сижу я. Он просто ничего не понимает. А Квинихидзе ему говорит: ╚Познакомься, пожалуйста, эта наша новая Мэри Поппинс – Наталья Андрейченко╩. Максим в обморок. Так что вот такие пироги. И на площадку я вышла на следующий день. И самое смешное, что костюмы, которые были сшиты совершенно на другую звезду, просто вот так на меня раз – и оделись.

БАТИНОВА: Класс!

АНДРЕЙЧЕНКО: И я поняла, что она – Мэри Поппинс. И вот иногда у меня были такие мысли: как же все-таки? Я себя никогда не идентифицирую с образом, я все время на себя смотрю отдельно. Я вот иногда смотрю и говорю: ╚Ну, Андрейченко, ну дрянь, здорово сыграла!╩ Сижу, вот последний фильм, помню, озвучивала недавно, сцена очень серьезная. Сижу, плачу по-настоящему вместе с моей героиней и говорю: ╚Ну Андрейченко играет обалденно!╩ Не успеваю так быстро говорить, как она там в кадре говорит. И вот этот вот образ. Я думаю: откуда эта космическая женщина? Вот обогнали немножечко, так сказать, поколения, вот как-то я всегда впереди времени. Знаете, как мне всегда мои менеджеры говорили: ╚Мы вам прописываем внутривенно тормозную жидкость╩. По всем вопросам: и в жизни, и в руководстве – вы всегда опережаете время. А очень трудно, когда ты опережаешь время, очень трудно, никто тебя не понимает. И никому ты не нужен, поверьте мне. Ну, иногда вот так вот отплачивает. И вот есть еще один образ, и мне показалось тогда, когда это произошло с Мэри Поппинс, может быть, это была миссия такая. Кто-то любит эти слова, кто-то нет, но вы знаете, есть такие важные какие-то понятия. Может быть, это была миссия моя. Может быть, я для этого поселилась в этом конкретно физическом теле и выбрала его оттуда, чтобы это тело смогло воплотить для людей, для радости – Мэри Поппинс. Она стала врачевательницей душ, если можно так сказать.

БАТИНОВА: Можно. Почему нет?

АНДРЕЙЧЕНКО: Врачеватель именно, потому что многие поколения┘ И вот именно этот образ. Я так благодарна господу и мирозданию, космосу за то, что я сыграла этот образ. Потому что если бы не этот образ, никогда бы┘ Знаете, есть великие, божественные артисты, я перед ними преклоняюсь. Но нет таких, которых бы знали от 3 лет и до 100. Мэри Поппинс объединила. Через все поколения, как вы сказали, она прошла через все поколения. Представляете? Вот никогда не прощу. Вот какое было сильное намерение, я все время к этому возвращаюсь – насколько должно быть сильно намерение в космосе, как его должны слышать, чтобы, понимаете, в результате тебя вибрационно космос услышал и дал это.

БАТИНОВА: А еще у вас были такие в жизни?

АНДРЕЙЧЕНКО: Сейчас только у меня выставлено это намерение на одну картину, где меня никто не хотел тоже изначально.

БАТИНОВА: Та же самая ситуация, да?

АНДРЕЙЧЕНКО: Та же самая ситуация, один в один. Это первый канал, фильм про Екатерину Фурцеву. Вот. Вы представляете?

КОВАЛЕВСКИЙ: Наталья, а расскажите, вот это интересно. Потому что это, конечно, уникальная персона в истории России.

АНДРЕЙЧЕНКО: Абсолютно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да. И, в общем-то, мало о ней кто чего знает. А то, что знают, ничего хорошего. В общем-то, она была очень жесткая, очень много несчастий принесла людям творческих профессий.

БАТИНОВА: А может быть, наоборот, она была такая, какая нужна была?

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, трудно сказать. Может быть, Наталья, вы нам расскажете?

АНДРЕЙЧЕНКО: Могу рассказать то, что я чувствую. Я не могу, так сказать, умозаключениями никакими заниматься. Я могу сказать только то, что я чувствую. Я прочитала сценарий 12-серийный в Лос-Анджелесе. Потрясающий! Написанный Павлом Финном. Ну, вы понимаете, все фильмы с Германом. Божественный писатель, назовем его так. Выстреливает каждая сцена, каждая сцена тебя бросает в слезы. Прописано так, не имеет никакого отношения к современному бла-бла-бла-продакшнс, понимаете? Поистине произведение искусства. И я настолько загорелась, я вам даже не могу передать. И я вам отвечу на ваш вопрос, Максим, четко совершенно отвечу. И я стала думать: о чем, о чем фильм? Ведь она такая, такая, такая┘ И самое интересное, в сценарии эта женщина не выписана дрянью, она выписана как истина, как живая душа, которая борется. И тогда я начинаю опять приходить к моей теме, к теме Наташи, прошедшей много клинических смертей и так далее, к вопросу самому главному. И я понимаю, что нужно создать фильм-очищение, фильм-покаяние, где наконец-то будет задан вопрос. Опять же миссия, я отношусь к этому, как будто это моя миссия, как Мэри Поппинс, где будет задан вопрос: что же важнее – душа или ум, ум или душа? И вот наш разговор внутри нас, мы возвращаемся к этому, с утра до глубокой ночи┘ Понимаете, этот ум, который достал со своей тупостью, глупостью, будет рассказывать: вот так надо, вот так. А что он знает? Он что, путешествует в прострации вариантов, как душа, которая покидает во время сна или вообще? Он же ничего не знает, он же тупой, он же кубик Рубика, вот он ╚Лего╩, понимаете, он это может...

БАТИНОВА: Он же логичный.

АНДРЕЙЧЕНКО: Он же логичный, именно. А душа, которая с богом общается, потому что это интуиция, мы же ее не слушаем. Мы же забиваем, потому что мы же учились, у нас же университеты, у нас у всех образование. Мы знаем, как зарабатывать деньги и как достичь того... Да ты душу слушай, и достигнешь! Так вот, возвращаясь к Фурцевой. Я думаю, это самый главный вопрос этого как раз фильма. В конце, как написано, во-первых, естественно, она вскрывает вены не просто так. Значит, как должна страдать эта женщина, какой должен идти спор между ее душой и умом, что она не выдерживает один раз. Можно сказать очень просто: ах, тебя из ЦК выкинули, тщеславие это, ты – бац по венам! Нет. А может быть, притворяться надо было всю жизнь?

БАТИНОВА: И так многие делали.

АНДРЕЙЧЕНКО: Поэтому я чувствую как миссию, понимаете? Сказать людям, куда не надо ходить, куда не нужно возвращаться. Как сделать так, чтобы поколения не страдали. Раз! Хренак снова по венам! А второй раз – она умирает. Никто же не знает. Она якобы умерла от остановки сердца. Такого быть не может. Она сама остановила свое сердце. И эти случаи известны в кардиологии. Когда идет колоссальный спор, когда вот эти два титана сталкиваются, ум всегда заглушает душу. К сожалению, это доказано, очень редко душа побеждает. И, таким образом, ум может даже остановить сердце. Там как в сценарии написано? Муж ей говорит: ╚Ну что, сегодня ты министр культуры, а завтра уже не будет┘╩ Муж ее. Я говорю про сценарий, играть-то сценарий надо. ╚Нет, Фурцева была министром культуры и умрет министром культуры╩, – отвечает она мужу. Идет якобы навестить, на самом деле прощаться с дочерью. У дочери в доме все тусуются, времени до нее нет никому. Она посмотрела, посмотрела┘ Понимаете, это же играть-то надо то, что написано, а не то, что мы считаем с облаков и знаем по книгам, правильно? Раз – никому не нужна. Муж – у него молодая любовница, никому не нужна. Эта – никому не нужна. То, что ее будут убирать из министров, она знает. Идет домой, начинает людей всех обзванивать. Зачем обзванивать-то? До свидания сказать? Она же не принимала лекарство. Единственный человек, который услышал, Людмила Зыкина, она услышала. Она говорит: ╚Что-то не нравится мне твой текст, что-то не нравится мне твой голос. Кать, приехать, а?╩ Три раза она говорит: ╚Кать, приехать?╩ Она говорит: ╚Нет-нет, со мной все в порядке, все будет нормально╩. И потом приходит муж домой и видит вот эту опустившуюся руку в кресле. То есть настолько сильно зашел этот спор, что же важнее – душа или ум?

БАТИНОВА: А сколько ей было лет?

АНДРЕЙЧЕНКО: Ей было 64-66.

КОВАЛЕВСКИЙ: Наталья, а это документальная история? Или все-таки там присутствует художественный вымысел?

АНДРЕЙЧЕНКО: Конечно, художественный вымысел. Но мы же, Максим, связаны не с тем, какой вымысел. Вот какой дается, такой ты и должен, так сказать, сделать. Поэтому я это прочитала и стала приставать к режиссеру, стала ему сама звонить, вы представляете? А он говорит: ╚Наталья Эдуардовна, вы нам никак не нужны. Потому что у нас есть концепция. Ну, правильно, 12 серий – Фурцевой от 5-ти до 66-ти лет. Мы берем одну актрису (ее пока нет) 30-летнюю и гримируем ее в 16 и в 66. Я говорю: ╚Ребята, гениально. Загримировать – загримируете. А сыграть – кто вам сыграет?╩ Назовите мне 30-летнюю актрису в России.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я, если честно, я даже плохо себе представляю, как можно от 16-ти до 60-ти загримировать, ну это должно быть вообще высшее искусство грима.

АНДРЕЙЧЕНКО: Так а сыграть? А кто передаст вот это все, о чем мы сейчас говорили? Это же еще сыграть надо. Я говорю, личность всегда идентифицируется с личностью, и это очень важно. Почему мы можем на Жана Габена смотреть? Он в кадре суп ест, пять минут оторвать нельзя глаз. Не потому, что он гениальный артист. Он гениальный артист. Но личность настолько сильна – невозможно оторвать глаз. Я говорю: ╚Ну попробуйте меня, ну вы же не знаете, может быть, там нужно взять помоложе актрису, а потом┘╩ – ╚А невозможно перейти╩. Я говорю: ╚Я вам и для этого концепцию дам╩. Мне говорят: ╚Какую?╩ Я говорю: ╚Голос неповторимый, голос. Голос подменить нельзя. Лицо может измениться в связи с трагедией, я озвучу!╩ Спасибо, курить бросила три года назад, 16-летнюю Фурцеву – у меня голос колокольчиком звенит! Приехала, значит, попробовала, сделали фотопробы. Все хорошо, все успокоились. На первый канал, Эрнст будет утверждать. Я говорю: ╚Дайте кинопробу╩. Мне говорят: ╚Вы что, не дадим╩. Я говорю: ╚Почему не дадите?╩ – ╚А кто будет пробовать в этой стране Андрейченко? Никто не будет пробовать, все знают Андрейченко╩. Я говорю: ╚Нет, ребята, ребята, спокойно. Муви (от слова ╚движение╩). Дайте возможность движение показать, в экспрессии, эмоции, глаза, счастье, несчастье, плакать┘ Дайте возможность все-таки в движении показать╩. Вот как карточная колода, как это все раскладывается. В общем, сделали пробы. Я вот пока что говорю просто о своем намерении. Вот мое намерение настолько сильно┘ Знаете, там такие бывают моменты тщеславия, амбиции, денег. Вот в данный момент во мне говорит совершенно другое, у меня отношение к этому проекту, как, я вам сказала, как к Мэри Поппинс. Вы знаете, это ╚маст╩ – вот должна. У меня всего два, о которых я могу сказать ╚должна╩. Я еще даже не знаю, может, меня и не возьмут. Но, вы понимаете, Мэри Поппинс и Фурцева – вот должна. А потом можно уходить.

БАТИНОВА: Нет, подождите, это еще не все. Вот это в вас энергетика. А где вы берете энергию? Откройте секрет.

АНДРЕЙЧЕНКО: Я думаю, что из будущего в данной ситуации, вот сегодня точно из будущего. И это очень грустно, расплата большая.

КОВАЛЕВСКИЙ: Почему это грустно? Я так сразу понял, вот вы сказали ╚из будущего╩, я сразу представил себе, что вы очень ждете роль Фурцевой. Нет? Это будущее для вас? Для вас это может быть таким островком, который вы видите, и вы знаете, что должны достичь этого островка?

АНДРЕЙЧЕНКО: Ну, мы сейчас про энергию. Это да, это вы правильно абсолютно сказали. Но мы говорим про энергию. Просто у меня день сегодня был очень и очень сложный. Поэтому в данный момент – из будущего, прямо вот так вот.

БАТИНОВА: Взаймы, да?

АНДРЕЙЧЕНКО: Взаймы, взаймы. И это очень страшно. Почему очень плохо пользоваться наркотиками? Потому что звучит все хорошо и чувствуешь себя замечательно. Но дело в том, что вся энергия, которую якобы, ты думаешь, тебе дает наркотик, – нет, это та энергия, которую ты берешь из будущего. А оно в какой-то момент вдруг, как батарейка, бамс – и остается 15 процентов. И конец.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы знаете, Наталья, я в принципе не собирался еще раз поднимать эту тему, но просто вы сами произнесли слово ╚наркотики╩. А весь предыдущий час мы обсуждали тему, которая вызвала огромнейший резонанс у наших слушателей. И вот сейчас слушатели просят этот вопрос, который мы обсуждали в прошлом часе, задать вам. Мы говорили вот о чем. Англичане решили, что в помощь больным наркоманией они будут выставлять специальные автобусы в местах скопления наркоманов и выдавать бесплатно наркотики, чтобы облегчить ломки наркоманам. И вот мы сегодня обсуждали целый час: правильное это решение или неправильное. В Германии тоже есть такая практика. В Германии тоже можно купить шприц в автомате на улице, тоже можно придти в специально оборудованный медицинский автобус, где получить не дозу наркотика, а специальный заменитель наркотика. И вот мы сегодня обсуждали этот вопрос. Что вы думаете по этому поводу? Может быть, вы знаете, что происходит в Америке с наркоманами? Есть ли подобная практика в Америке, когда наркоманам предлагают вот так на улице врачи свою помощь в таком виде?

АНДРЕЙЧЕНКО: Клянусь, не знаю. Потому что никогда, как бы сказать, этим вопросом не интересовалась. Знаю, что в Швейцарии жуткий этот синий свет, в туалетах присутствующий, это тоже для этого.

КОВАЛЕВСКИЙ: Зачем?

АНДРЕЙЧЕНКО: Ну, я не знаю почему, зачем. Вот синий свет. Чтобы они, наверное, в вену могли попасть.

КОВАЛЕВСКИЙ: Да вы что?

АНДРЕЙЧЕНКО: Клянусь вам! Меня все время так потрясало и бесило, почему синий свет? Я не вижу ничего, так мне неприятно, дико неприятно было всегда. Вы знаете, я не берусь судить. Понимаете, я никого не хочу судить, я не хочу говорить, что плохо, что хорошо. Понимаете, но, может быть, и нужно облегчить как-то им муки. Потому что это же комплексный подход, ведь лечить человека надо. Это же заболевание, заболевание очень серьезное, как алкоголь, так и наркотики. И уже неважно, кто прав, кто виноват, и как они туда попали, и кто первый допустил. Уже все, вот есть картинка. Есть абсолютно больной человек, у которого опять же есть ум, душа – вот все это там┘ У каждой клетки в нашем теле есть сознание, и вот это главное, основное сознание наше, когда ум говорит: нельзя, я не буду. Вот алкоголик бедный, вы понимаете, это же заболевание. Он понимает: я не хочу, я не хочу, я не трону, я не буду, я ни за что, я маму не предам, я ей обещал, я любимую девушку, я жену, детей не обману┘ А сознание, клетки, оказывается, настолько сильнее. Потому что, представляете, когда биллионы клеток говорят: дай┘

БАТИНОВА: Нужно лечить наркоманию. И это, конечно, большой комплексный подход.

АНДРЕЙЧЕНКО: Конечно, конечно.

БАТИНОВА: У нас вопрос от землячки на форуме: ╚А как вы справляетесь с плохим настроением? И вообще, как вы выходите из тяжелых ситуаций в жизни?╩

АНДРЕЙЧЕНКО: Ну как. К сожалению, опять же ум туда и заводит, еще как заводит. И тем не менее, понимая, как это работает, ты попадаешься в одну и ту же ловушку постоянно, потом очухиваешься и говоришь: стоп, стоп, кто дал мне эти мысли в голову? Я так тут же: это была не я, извините, это была не я, потому что себя как Наташу я ассоциирую с душой. Но вот ум я часто ассоциирую с Андрейченко. У меня тоже серьезный конфликт идет в жизни, у Наташи с Андрейченко идет колоссальный спор и конфликт. Как выхожу? Я скажу как. Только слушаю интуицию, слушаю вибрацию и не мучаюсь. Мне говорят: вот такое к тебе есть предложение. Я тут же послушала, чувство какое вызывает – положительное или отрицательное. Уже научилась. Положительные чувства – делаю. Но как только что-то не так, даже чуть-чуть... И пусть мне скажут: "Ну что ты! Ты понимаешь, сколько тебе денег за это дадут? Ты хотя бы понимаешь, что происходит?" Нет! Вот если я чувствую себя здесь хорошо, я буду это делать.

БАТИНОВА: Скажите, а дети обращаются к вам за советами?

АНДРЕЙЧЕНКО: Нет, что вы! Я самая глупая, самая невозможная, они меня стыдятся, потому что они говорят, что так жить невозможно, что нельзя одеваться как тинейджер, что им за меня стыдно. А самое страшное – нельзя себя вести, как будто тебе 5 лет. Они уже не знают, как меня воспитать.

БАТИНОВА: А что вы им на это говорите? Отстаньте?

АНДРЕЙЧЕНКО: Я говорю: а вы старые бабушки с дедушками, мне с вами скучно. А мне пять лет, да, я ребенок. Самое главное, в себе детскость не растерять, не потерять и вообще радоваться жизни. А вы все такие серьезные, вы такие умные (сын – бизнесмен), такие, знаете, важные. А чего же тогда несчастлив, если ты такой крутой?

КОВАЛЕВСКИЙ: Наталья, мне кажется, что у вас очень русский менталитет. Как вы сами думаете? Вы столько лет жили в Америке, к вам привязалось американское? У вас есть друзья в Америке?

АНДРЕЙЧЕНКО: Да, есть.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вам удалось с ними найти какие-то точки соприкосновения?

АНДРЕЙЧЕНКО: Да, удалось, очень хорошие бывают друзья, и еще и почище наших. В Европе тоже люди очень преданные, они как-то умеют дружбу держать. Я абсолютно русская, я не знаю по поводу менталитета, я, наверное, не смогу ответить правильно на этот вопрос, потому что сознание у меня абсолютно общепланетное, даже просто настолько космическое, с этим трудно, очень трудно мне лично. Я не помню, на какой-то из передач мне совсем недавно задали вопрос: а трудно быть красивой женщиной? Я сказала: очень трудно, а умной – просто трагедия! Поэтому с таким сознанием, как у меня, жить трудно в любой стране. Я никогда не забуду, как секретарша Максимилиана как-то сказала, прочитав ╚Нью-Йорк таймс╩: какая удивительно провинциальная газета ╚Нью-Йорк таймс╩, в ней ничего не написано про Мюнхен. Мы с Максом долго смеялись от подобного сознания.

КОВАЛЕВСКИЙ: Мне про дружбу интересно. Я почему вас спрашиваю, потому что я 18 лет жил в Берлине, и, вы будете смеяться, у меня нет ни одного не то что друга – товарища нет из немцев.

АНДРЕЙЧЕНКО: Вы знаете, немцы для меня очень сложные люди.

КОВАЛЕВСКИЙ: Может быть, это связано с тем, что это немцы, да?

АНДРЕЙЧЕНКО: Абсолютно связано, очень связано. Я думаю, что у нас в генетическом коде заложена к ним очень сильная нелюбовь, извините, это где-то на уровне клетки, там, в сознании.

БАТИНОВА: Он же там 20 лет жил.

АНДРЕЙЧЕНКО: Я понимаю.

БАТИНОВА: Может, ты просто человек такой, Максик?

АНДРЕЙЧЕНКО: Нет, какие же они сложные, они тяжелые, они чуть-чуть скучные. Вы знаете, австрияки совсем другие, швейцарцы – просто трагедия, катастрофа, умереть можно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Самый высокий уровень самоубийств в Швейцарии.

БАТИНОВА: Потому что у них все хорошо, чего им.

АНДРЕЙЧЕНКО: Ну, у них, конечно, так уже все хорошо.

БАТИНОВА: До такой степени хорошо, что просто жить невозможно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Смертная тоска.

АНДРЕЙЧЕНКО: Да, смертная тоска. А вы знаете, австрияки другие, с ними можно найти общий язык. Они там как-то песни поют, лье-де-лье у них есть, у них сады, виноградники, они там вина какие-то выращивают. У них все время, вспомните, Вена, когда была империя, вот эти балы... В Германии, конечно, тоже было, вспомнить только Людовика Второго, но все равно это было не на таком уровне, как в Вене, как-то происходило по-другому.

КОВАЛЕВСКИЙ: Но американцы – это совсем другие люди.

АНДРЕЙЧЕНКО: Они другие, они дети, они часто такие... Ну, что их винить, они же не виноваты, что у них трагедий никогда в стране не было, на них никто не нападал. Я сегодня говорила о том, что праздник Победы великий... Россия великая такая страна многострадальная, которая никогда ни на кого не напала, она только защищалась. Америка вообще ничего не знает. Для них война, войнушки – это телевизор. Вот мы сейчас на экране посмотрим, где там что взорвалось. Они же ничего не знают. Поэтому они наивные, трогательные, и что их за это винить. Но они могут быть очень преданные в дружбе, они, как ни странно, такие... Вот как-то договорился, ты меня пригласил, я тебя пригласил.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, это похоже на нашу дружбу? Вы можете в 3 часа ночи придти за солью к американцу?

АНДРЕЙЧЕНКО: Ну конечно, не можешь придти в 3 часа. А сейчас у нас можно в 3 часа, вот сегодня, назовите?

КОВАЛЕВСКИЙ: Однозначно, я говорю про себя, однозначно ко мне в 3 часа ночи может любой придти за солью. Вам нужна соль?

АНДРЕЙЧЕНКО: Я не пользуюсь солью, только морская, если морская есть, приду.

КОВАЛЕВСКИЙ: Мы можем послушать вашу песню.

БАТИНОВА: Расскажите, что это будет за трек?

АНДРЕЙЧЕНКО: Это у меня был проект давно, в 1996 году – как я говорю, трудно опережать события, – и там она была первая, простите за наглость, но вот нескромная я в этом плане. Действительно, создала такое музыкальное произведение, как говорит Мэри Поппинс, – только живая музыка, которую не записывают. Мы долго репетировали, написали один день – 19 мая. Была у нас запись с 19 часов, закончилась она в 19.55. У меня полгруппы русских было музыкантов, самых лучших, в том числе Артур Беркут из группы ╚Автограф╩, замечательный Артурчик, который играл своими божественными пальчиками, он не пел. Я назвала себя в это время "инструментом голоса" и, взяв одно предложение... Половина группы – самые лучшие, крутые музыканты американские были, как из группы ╚Чикаго╩ барабанщик – просто бог. И мы придумали этот проект, объединяя все страны, континенты, голоса, когда одним предложением я высказывала... ну, такую историю прижизненной реинкарнации, типа: проснись, проснись, пусть будет так! – на двух языках. Я могу себя по-настоящему назвать режиссером этой музыки, потому что я ее поистине режиссировала. А вот последняя песня ╚Русская частушка╩ – все-таки вышло завещание людям. Ну простите! Как я ни хотела два языка, три (тут и немецкий, у меня тоже все с ним в порядке), а все-таки русская частушка перебила.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это 1996 год?

АНДРЕЙЧЕНКО: 1996. Если вы слышали другие песенки, когда сейчас работают одним предложением, сейчас это обыгрывается. Создать в 1996 году одним предложением┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Я под впечатлением от вашей песни до сих пор.

АНДРЕЙЧЕНКО: Как приятно, господи.

КОВАЛЕВСКИЙ: Еще будет подарочек один?

АНДРЕЙЧЕНКО: Ну, давайте, если хотите, я с удовольствием поставлю, если время позволяет. Весь диск действительно работает на другой музыке, на одном предложении, как я и говорила. Поэтому, если мы поставим номер 2...

БАТИНОВА: А это был проект, одноразовая акция? Или вы больше не хотите этим заниматься, пройденный этап для вас?

АНДРЕЙЧЕНКО: Вы знаете, нет, я с удовольствием. Как-то так случилось, мы столько месяцев работали, а потом это записали. Понимаете, здесь же не слышно, в этой песне, а там удивительные музыкальные инструменты, все абсолютно этнические. Например, корень звука был инструмент, который мы нашли на берегу океана, вот такой корень, привязали к нему струны, и это стало петь. Дульсимер, которому 2 тысячи лет, из Индии, уникальный. Еврейская мандола у нас есть, тоже уникальный инструмент. У нас всего одна гитара, на которой иногда Артур Беркут выходил и держал клавишники. Но вот объединение этих разных концепций, языков, религий, всего происходило в этой музыке. Там нет ни одного искусственного инструмента, а звук абсолютно космический. У меня, например, ╚Уиндс оф ченджес╩ (╚Ветры перемен╩), номер 4, забрали во все цирки, под эту музыку работают акробаты воздушные, потому что там космос. Я всегда хотела создать свой звук, определенный звук. Это же, я вам сказала, я вырвалась в частушку, поэтому... А там совершенно другой CD, совершенно другое это все, что там было. Наверное, когда мы сейчас послушаем второй, вы поймете, о чем я говорю. А вообще это такая история прижизненной реинкарнации, такая наглая очень.

КОВАЛЕВСКИЙ: В Америке вы изучали язык, но не просто учили язык, для того чтобы в магазине общаться, а вы углубленно изучали язык, произношение?

АНДРЕЙЧЕНКО: Да, я работала с разными профессиональными педагогами.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я даже читал, что вам фактически пришлось заново изучать профессию актерскую?

АНДРЕЙЧЕНКО: Да, да.

БАТИНОВА: Почему?

КОВАЛЕВСКИЙ: Потому что другая система совершенно, другая планета, все по-другому. Вам это было интересно действительно? Или вам это просто было необходимо, потому что вы находились там?

АНДРЕЙЧЕНКО: Мне было это бесконечно интересно. Это было так интересно! Я люблю вообще всему учиться, я маленький пионер или, не знаю, студент, я всю жизнь учусь, для меня это божественно. Я так многому научилась, для того чтобы понять самое главное. Спасибо, я так благодарна за это Америке. У меня абсолютный музыкальный слух, и мне все мои учителя сказали: "Ты сможешь, вот ты будешь говорить без акцента, мы говорим тебе, ты будешь играть! У тебя акцента нет русского вообще". У меня есть среднеевропейский акцент, то есть, я могу француженку, немку, итальянку сыграть, кого угодно. "Нет, с твоим абсолютным слухом ты будешь играть американские роли!" И вдруг я поняла такую вещь: язык – это просто отношение. Вот если бы я сейчас взяла и сказала: "Да пошла ты в задницу, Андрейченко! Кто ты такая вообще, Наташа, кому ты нужна. Я – Сьюзан Смит!" – и у меня нет акцента. Но я взяла и забыла что-то очень важное – Наташу Андрейченко, над которой я работала всю свою жизнь с момента рождения, над которой работала великая страна – Россия. Вот сейчас не какие-то патриотические дифирамбы я пою, а то, что я признательна, потому что я здесь состоялась, я здесь тот, кто я есть. Надо мной Сергей Федорович Бондарчук работал, надо мной режиссер гениальный Анатолий Васильев работал, Кончаловский, Петр Ефимович Тодоровский, я работала с крупнейшими людьми этой страны. Они меня сделали тем, кто я есть, Роман Балаян и так далее. И вот это взять и в одну секунду, потому что я хочу играть американские роли, забыть и выкинуть на помойку? Я сказала: нет! Я Наташа, я горжусь тем, что я Наташа, и я выбираю остаться Наташей, а не сломать то, к чему я шла всю свою жизнь.

БАТИНОВА: Спасибо вам. Мы поздравляем вас от всей нашей компании с наступающим днем рождения и от имени наших слушателей.

АНДРЕЙЧЕНКО: Спасибо.

БАТИНОВА: А что будет за песня сейчас?

АНДРЕЙЧЕНКО: Это песня номер 2, которая называется ╚Проснись, проснись╩. Так как мы все спим, зомби такие ходят по улицам, в машине зомби – вы же знаете, что все на автомате. Ребята, блин, проснитесь и будьте счастливы! Радуйтесь, радуйтесь, как Андрейченко кричит последние свои песни.

КОВАЛЕВСКИЙ: Спасибо, Наталья.