По-большому Игорь Бутман в гостях у Лены Батиновой и Максима Ковалевского
15 июня 2010, 19:05
Персоны
КОВАЛЕВСКИЙ: Здравствуйте, друзья. У нас в гостях сегодня известнейший российский джазовый музыкант Игорь Бутман. Смотрим футбол. Кто там играет? Вести с полей.
БАТИНОВА: А вы смотрите футбол?
БУТМАН: Я смотрю, да.
БАТИНОВА: А за кого болеете? Нельзя так сказать?
БУТМАН: Традиционно болею за итальянцев.
БАТИНОВА: За итальянцев?
БУТМАН: Да.
БАТИНОВА: А! Интересно!
БУТМАН: Я просто в 1982 году выиграл бутылку шампанского у Давида Голощекина, поспорив, что итальянцы выиграют. Но я ориентировался только по их игре. Они так здорово играли! Паоло Росси, Конти. Та команда замечательная. И потом с того момента проявилось, что я за них болею. Тем более, что я играю с ними часто, когда отдыхаю на отдыхе в Италии.
КОВАЛЕВСКИЙ: А вы когда, когда на бутылку шампанского?
БАТИНОВА: В 92-ом.
БУТМАН: В 82-ом.
БАТИНОВА: В 82-ом?
БУТМАН: Чемпионат мира был в 82-ом году.
КОВАЛЕВСКИЙ: А если сейчас спорите, то на что?
БУТМАН: Тоже на бутылку шампанского, на бутылку коньяка.
КОВАЛЕВСКИЙ: Так тривиально!
БАТИНОВА: А ты на что споришь?
КОВАЛЕВСКИЙ: О! Я вам сейчас могу рассказать.
БАТИНОВА: Сколько ты проспорил, да?
БУТМАН: Один товарищ мне проспорил, я вам скажу, приличный, очень большой завод.
КОВАЛЕВСКИЙ: Завод?
БУТМАН: Да, он проспорил. Он сказал "что я у тебя выиграю в бильярд", и проиграл.
КОВАЛЕВСКИЙ: И завод проиграл.
БУТМАН: Проиграл завод.
КОВАЛЕВСКИЙ: Так у вас теперь завод?
БУТМАН: Как в анекдоте, да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Игровой долг – это же долг чести.
БУТМАН: Да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Значит, как зовут товарища?
БУТМАН: Ну, зачем мне завод? Зачем мне Волга с ее пароходами?
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, хорошо! А если бы это был завод музыкальных инструментов?
БУТМАН: Взял бы.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вот, видите!
БУТМАН: Конечно.
КОВАЛЕВСКИЙ: Значит, цветные металлы вам не нужны?
БУТМАН: Это были пермские моторы.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, да, это нам не к чему. Зачем нам моторы!
БУТМАН: Что с ними делать?
КОВАЛЕВСКИЙ: Игорь, вы человек азартный? Я смотрю, так карты профессионально┘
БУТМАН: Нет, они просто здесь лежат. Не профессионально, просто их держу.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вам нужно из колоды вытащить 4-5 карт. Наши слушатели делают ставки. И слушателям нужно угадать три. Если кто-то из них угадывает эти карты, то получают замечательные билеты от вас.
БУТМАН: От меня?
БАТИНОВА: На фестиваль.
БУТМАН: Может, тогда я подскажу сразу, пускай они выиграют все и придут.
КОВАЛЕВСКИЙ: Расскажите про ваш фестиваль, пожалуйста. Называется он "Джазовые портреты".
БУТМАН: Да, мы попросили, мы, в общем-то, джазовые музыканты, любим такого писателя Мураками, который написал интересные рассказы, небольшие, и свои впечатления о великих джазовых музыкантах. И даже не только об одних музыкантах, но и, допустим, о группе "Модерн джаз-квартет". Причем, передал это не как профессиональный музыкант, а именно как писатель, очень тонко подметив и стиль музыки, и характеры музыкантов. И поэтому мы, посоветовавшись с музыкантами, предложили сделать по портретам, по рассказам героев Мураками сделать такие тоже зарисовки, но уже музыкальные, основываясь на зарисовках автора. И многие музыканты откликнулись. И мы очень рады.
БАТИНОВА: А как, сами? Каждый выбирал своего персонажа?
БУТМАН: Да, каждый выбирал.
БАТИНОВА: Там 55 их, по-моему.
БУТМАН: Там 55. Но всего на каждый день по две группы. Они выбрали своего. И музыканты играют как раз "Модерн джаз-квартет", Луи Армстронг. Причем, допустим, если Вадим Эйленкриг у нас больше представитель такого современного джаза, больше даже такой, можно сказать, смут-джаз (Smooth Jazz) или поп-джаз, он выбрал Луи Армстронга. И это, с одной стороны, неожиданно, а, с другой стороны, он великолепно┘
БАТИНОВА: Дань почтения маэстро.
БУТМАН: Да, да. И он играет, во-первых, на трубе с так называемым плунжером, который использовал как раз Луи Армстронг очень здорово. Такой квакающий немножко звук на трубе получается.
БАТИНОВА: А вы кого выбрали?
БУТМАН: Я никого не выбрал. Я уеду.
БАТИНОВА: Уедите?
БУТМАН: Да, да. Ну, нельзя же, чтобы все время в клубе Игоря Бутмана играл Игорь Бутман.
КОВАЛЕВСКИЙ: А кто там будет играть?
БУТМАН: Там будут играть такие музыканты, как Иван Фармаковский, пианист замечательный, который совсем недавно записал пластинку, которую мы будем выпускать. Записал ее с выдающимися мастерами в трио: Крисчен МакБрайд и Джек ди Джанетта. Он записал как раз тоже, следуя новым традициям, новым веяниям, используя темы для импровизаций наших отечественных композиторов, он использовал музыку и из фильмов, и из детских мультфильмов. И такие популярные, советские наши песни, которые мы все любим, он написал. Я, честно говоря, не помню даже, портрет кого он будет делать. Но он будет делать хороший портрет. Билл Эванс, вспомнил. Будет выступать Олег Бутман в трио с Натальей Смирновой. Это будет завтра. Затем, послезавтра, будет Вадим Эйленкриг и Антон Баронин, Вадим Эйленкриг, Луи Армстронг и Антон Баронин, "Модерн джаз-квартет". Наш один из главных представителей нашего джаза вообще в мире – Валерий Пономарев, который работал у Арт Блэйки, соответственно, он, действительно, тоже будет передавать портрет Арта Блэйки в пятницу. Но он видел, он и читал книгу, он видел и работал с Арт Блэйки вживую. Поэтому это самый яркий пример.
КОВАЛЕВСКИЙ: А, кстати, это обязательное условие, чтобы музыканта знали?
БУТМАН: Нет. Ну, как можно знать, если они все уже?
КОВАЛЕВСКИЙ: Все?
БУТМАН: К сожалению.
КОВАЛЕВСКИЙ: Тогда нельзя.
БАТИНОВА: Нет, как это? Ну, а Луи Армстронг?
БУТМАН: Луи Армстронг тоже давно уже. Ну, в этом же смысл, через себя, они как бы через литературу, через эти портреты Мураками, через свое понимание музыки. А, с другой стороны, может быть, им Мураками не надо читать. Но просто интересная привязка для людей, которые увлекаются творчеством.
КОВАЛЕВСКИЙ: Получается, что это одноразовая акция, да?
БУТМАН: Да, но мы стараемся как бы разнообразить нашу жизнь, дать музыкантом новые темы для творчества, новый подход даже для творчества. Не темы, а как они видят этот мир.
БАТИНОВА: Это хорошая идея.
БУТМАН: Да. Мне кажется, это очень такая идея и оригинальная, с одной стороны, и не я ее придумал. Придумали ребята, которые у нас занимаются "Public relations". Роман Христюк и Александр Таракин, они придумывают такие темы. И я с удовольствием принимаю тоже, как бы сам для себя узнаю какие-то не то, что новые, но просто интересные идеи.
БАТИНОВА: Да отличный ход. А еще будут, кроме музыкальных произведений, еще будут тексты оригинальные, да?
БУТМАН: Да.
БАТИНОВА: Их кто-то будет читать?
БУТМАН: Да, еще их должен кто-то читать.
БАТИНОВА: То есть, можно будет, если ты не читал Харуки Мураками┘
БУТМАН: Да. Они же маленькие.
БАТИНОВА: Коротенькие эссе.
БУТМАН: Да. Но очень яркие. Прям три строчки и вбирают в себя всю энергию этих групп, этих индивидуумов, которым мы посвящаем этот фестиваль.
БАТИНОВА: Здорово.
КОВАЛЕВСКИЙ: С завтрашнего дня стартует фестиваль?
БУТМАН: С завтрашнего дня.
КОВАЛЕВСКИЙ: И будет три дня: 16, 17, 18. А где?
БУТМАН: Это Уланский переулок, дом 16, гостиница "Уланская", "Клуб Игоря Бутмана". Знаете такого?
КОВАЛЕВСКИЙ: Спрашиваете. И любой желающий может туда зайти, если удастся приобрести билет?
БУТМАН: Любой желающий может туда зайти, да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Если будут билеты.
БУТМАН: Ну, я думаю, что билеты будут. Или надо звонить.
КОВАЛЕВСКИЙ: Или можно попросить у вас?
БУТМАН: Или можно попросить у меня, если вы угадаете карты.
КОВАЛЕВСКИЙ: Видите, как мы плавно подошли.
БУТМАН: Как вы меня тонко вывели! Просто четыре карты.
КОВАЛЕВСКИЙ: И теперь надо их назвать.
БУТМАН: Валет, джокер, дама и четыре.
КОВАЛЕВСКИЙ: И слушатель, который сделал правильную ставку и предугадал ваши карты, получит от вас два билета.
БАТИНОВА: Но, конечно, мы еще за интересный вопрос можем дать приз. То есть, дать подарок человеку. Кстати, есть претендент. Ло Вао Шу спрашивает у вас: "Сейчас масса модных музыкантов, которые не знают нот. Джазистам нужно учиться музыке или можно из воздуха все впитать?"
БУТМАН: Вы знаете, конечно, хорошо знать ноты. Но я знаю музыкантов, великих, которые нот не знали. Это и Эрл Гарднер, сейчас я еще вспомню.
КОВАЛЕВСКИЙ: Действительно, много.
БУТМАН: Но, вообще, конечно, люди, обладающие острым слухом, в принципе, они┘. Рей Чарльз не знает нот.
КОВАЛЕВСКИЙ: И не видит.
БУТМАН: И не видел, да. Поэтому много великих музыкантов не знали нот. Но лучше, конечно, их знать, чтобы можно было записать, передать другим свои, так сказать, знания и свой талант. Легче передать.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, опять же, на сегодняшний день тоже можно кого-нибудь попросить записать, передать.
БУТМАН: Ну, можно.
КОВАЛЕВСКИЙ: А вы записываете ноты?
БУТМАН: Записываю. И передаю.
КОВАЛЕВСКИЙ: А, правда, как Бутман в практической жизни, зачем вам писать ноты?
БУТМАН: Ну, если приходит какая-то мелодия, музыка, ее надо записать. Если надо – переписать. Раньше же в Советском Союзе не было копировальных машин, таких, знаете, где можно любому подойти. Там надо было иметь связи в каких-то институтах, чтобы сделать копию себе. Поэтому переписывали ноты. Или когда я занимался, когда я изучал мастеров джаза, то я сидел с магнитофоном и туда-сюда его крутил и записывал то, что слышал.
КОВАЛЕВСКИЙ: А, снимали просто, да?
БУТМАН: Снимал, да, саксофонистов, если мне нравилось соло пианистов, снимал. У меня были несколько музыкантов, которых я очень любил и с которых я соло снимал и, включая трубачей, и Фредди Хаббарда и Джона Колтрейна. Всех, кто нравился. И снимал практически все соло. Поэтому писать надо было.
КОВАЛЕВСКИЙ: А сейчас? Сейчас же все есть.
БУТМАН: Сейчас же все есть, но все равно я не научился толком пользоваться этими компьютерными программами. Все никак. Все бросаю, психую и пишу ручкой ноты. Если пишу. Всякие мелодии, темы, там, которые приходят в голову. Хотя у меня все есть для этого, все компьютеры, все какие-то клавиатуры, клавиши, все для этого есть. Но все равно не хватает.
КОВАЛЕВСКИЙ: А, в принципе, вы с компьютером дружите? С программами музыкальными?
БУТМАН: Очень плохо. Ну, то есть, сейчас я купил себе "ПроТулЗ" и там, если мы записываем, работаем в студии, то я могу дома посмотреть и дома как-то приблизительно послушать, что мы записали и как бы немножко посмотреть, как можно это сделать, так называемое, сведение услышать по каналам: хорошо, плохо, где можно исправить. Но работать с ней я еще пока не могу. Ну, просто нет времени. Это надо реально посидеть. А на это времени просто нет.
КОВАЛЕВСКИЙ: А электронная музыка? Не совмещаете электронику?
БУТМАН: Не совмещаю.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вам это не интересно?
БУТМАН: Нет. Ну, мне не интересно этим заниматься. Если это сыграно хорошо, это можно послушать. Но мне не интересно этим заниматься. Потому что столько еще хочется сделать на саксофоне, с оркестром, с живыми артистами, что на электронику уже не хватает. Именно на электронную музыку.
КОВАЛЕВСКИЙ: Да. Вы будете смеяться?
БУТМАН: Ну, что такое? Надо опять что-то выбрать?
КОВАЛЕВСКИЙ: Наоборот. Надо поздравить победителя.
БУТМАН: Поздравляем победителя.
БАТИНОВА: Здравствуйте, Кристина.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте.
КОВАЛЕВСКИЙ: Кристина, поздравляем вас.
СЛУШАТЕЛЬ: Спасибо большое.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вы прямо в десятку попали сегодня.
СЛУШАТЕЛЬ: Ну, так получилось, да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Пойдете на джазовый концерт?
СЛУШАТЕЛЬ: С удовольствием.
КОВАЛЕВСКИЙ: На джазовый фестиваль.
СЛУШАТЕЛЬ: Да, спасибо. Да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Игорь, ну, поздравьте.
БУТМАН: Поздравляю. Можно поздравить? Кристина, поздравляю вас. Когда вы хотите пойти?
СЛУШАТЕЛЬ: Когда? Завтра. Послезавтра. Когда удобно.
БАТИНОВА: А вы бы порекомендовали Кристине какой день?
БУТМАН: Все, все дни очень интересные. И завтра замечательные будут музыканты.
БАТИНОВА: Идите завтра. Завтра Эйленкриг.
СЛУШАТЕЛЬ: Отлично.
БАТИНОВА: На него и посмотреть приятно.
КОВАЛЕВСКИЙ: Кристина, два билета. Есть, с кем пойти?
БУТМАН: А, по-моему, он не завтра. Он – послезавтра.
БАТИНОВА: А, послезавтра? Идите на Эйленкрига.
БУТМАН: Не пожалеете.
КОВАЛЕВСКИЙ: Поздравляем вас. Спасибо.
БУТМАН: Поздравляем!
КОВАЛЕВСКИЙ: Игорь, мы можем послушать. Вы на наших глазах распечатали компакт-диск.
БУТМАН: Распечатал.
КОВАЛЕВСКИЙ: Что это такое?
БУТМАН: Это компакт-диск, который мы выпустили уже, наверное, чуть меньше года. Мой джаз-оркестр играет музыку Николая Левиновского. Мы записали полный альбом. И я его принес послушать. И пластинка называется "Москва в 3 часа утра". Ну, иногда бывает, что ты ночью едешь и кажется, что Москва в 3 часа утра самая спокойная.
КОВАЛЕВСКИЙ: Оно так и есть.
БАТИНОВА: Моют улицы.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вы знаете, у нас Вадим Эйленкриг был в гостях. Я его спросил, а почему в России нет такого оркестра, как, например, наподобие "All-Star Big Band" Знаете, что он сказал?
БУТМАН: Что он сказал?
КОВАЛЕВСКИЙ: Есть такой оркестр. Это оркестр Игоря Бутмана.
БАТИНОВА: Да, правда.
БУТМАН: Ну, не откажешь в уме Вадиму Эйленкригу. В уме и знании оркестров.
КОВАЛЕВСКИЙ: Игорь, вы знаете, мой отец тоже музыкант. Но, собственно, я тоже в прошлом музыкант.
БУТМАН: Бывших музыкантов не бывает.
БАТИНОВА: Не бывает, да. Постоянно сидит и барабанит тут.
БУТМАН: Да, да. И что отец? Я извиняюсь, перебил.
КОВАЛЕВСКИЙ: Да. И он мне, когда мне было лет, наверное, семь, он мне сказал: "Запомни, у тебя никогда в твой жизни не будет выходных. Потому что служащий пришел в 6 часов вечера домой и делает, что хочет. Ты должен заниматься каждый божий день". И, вы знаете, я когда окончил Консерваторию, закончил сразу заниматься музыкой, в тот же день. Мой выпускной экзамен в Консерватории был моим последним днем┘
БУТМАН: А на каком инструменте?
КОВАЛЕВСКИЙ: Ударные, да.
БАТИНОВА: Вам нужен ударник, да?
БУТМАН: Да нет.
БАТИНОВА: Может, прослушаем Максика.
БУТМАН: Уже взяли. Можно прослушать.
КОВАЛЕВСКИЙ: Так, и когда я закончил консерваторию, я подумал: какое счастье! Я теперь не должен заниматься музыкой. Хотя всю жизнь, если я даже один, два, три дня не занимался, я мучился, потому что этот долг, он у меня все равно в голове сидел и будоражил мое юношеское сознание.
БУТМАН: Будоражил долг, а не как раз не сама музыка.
БАТИНОВА: Не желание.
БУТМАН: Не сознание сыграть музыку. Только долг.
КОВАЛЕВСКИЙ: Да, совершенно верно. Вы занимаетесь каждый день?
БУТМАН: Не каждый день, но занимаюсь, конечно.
КОВАЛЕВСКИЙ: Я имею в виду просто для себя. Не потому что завтра у вас концерт и вам надо выучить.
БУТМАН: Но у меня завтра концерт и надо учить.
КОВАЛЕВСКИЙ: А, да?
БУТМАН: Ну, конечно. 17-18 будет концерт в Санкт-Петербурге, надо учить новые там композиции, будем играть вместе с Анатолием Кальварским, с Анатолием Кроллом.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вам надо самому учить или просто с ансамблем, чтобы играть с ансамблем?
БУТМАН: Нет, нет, самому посмотреть. Но чтобы перед тем, как выйти┘ У меня же там есть ноты, мелодия. Надо же ее правильно сыграть. Там будет играть оркестр, там все расписано. Значит надо ноты посмотреть. Они несложные. Надо же быть профессионалом. Тебя пригласили как профессионального артиста.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, конечно. И сколько времени вам требуется для того, чтобы подготовиться к концерту?
БУТМАН: По-разному. Было один проект, я играл с Алексеем Уткиным.
КОВАЛЕВСКИЙ: Уткин – это саксофонист? Кларнетист?
БУТМАН: Это гобоист. Алексей Уткин. Мы играли с его ансамблем "Эрмитаж". Ну, и там очень сложно. Там и ритмически сложно, и неудобные такие пальцовки, потому что гитарные пассажи, они не такие удобные для саксофона. Поэтому и тональности гитарные, там "ми" всякие, "ля", "си" неудобные. Поэтому как бы они не суперсложные и их не невозможно сыграть, но их надо посмотреть было, поучить. Конечно, приходилось 2-3 часа заниматься.
КОВАЛЕВСКИЙ: У вас месяц нет концертов.
БАТИНОВА: Такое бывает разве?
КОВАЛЕВСКИЙ: Такое бывает, кстати?
БУТМАН: Тьфу на вас. Тьфу на вас еще раз. Месяц? Ну, в августе я буду, может быть, я поеду с семьей в отпуск и тогда, может быть, у меня будет┘
КОВАЛЕВСКИЙ: Вы саксофон берет с собой в отпуск?
БУТМАН: Да, я возьму. Потому что мне в пару мест еще надо будет слетать оттуда, из Италии.
КОВАЛЕВСКИЙ: Хороший отпуск у вас.
БУТМАН: А что делать? Надо же, волка ноги кормят. А нас все остальное.
БАТИНОВА: Самолет. А где вы отдыхаете в Италии? Какое место любите? По-разному?
БУТМАН: Нет. Ну, в последние годы, тем более, что у нас маленький ребенок, тогда был маленький ребенок Данила, сейчас маленький ребенок Марек, то мы ездим в местечко, которое недалеко от Пизы, в Тасканию. И там много друзей, много знакомых продолжает отдыхать. Много друзей итальянцев уже, с которыми мы там в футбол играем. Я уже говорил. И общаемся очень интересно. И там все очень близко. Там Сиена, где проходит и фестиваль джазовый, и Юра Башмет там преподает в августе, поэтому мы с ним встречаемся там пару часов. Там во Флоренцию час езды. Пиза, опять же, 45 минут езды от этого места. Там много-много замком, много разных городков, где происходят джаз-фестивали. Поэтому все, что надо, есть. А если джаз-фестиваль, то, значит, обязательно какие-то знакомые. Я беру саксофон и обязательно там сыграю.
КОВАЛЕВСКИЙ: То есть, вы не ездите отдыхать так, чтобы никого не видеть и не слышать?
БУТМАН: Не интересно. Иногда, может быть, иногда хочется. Но, опять же, без общения┘ Ну, все равно, чтобы ни с кем не общаться, надо ехать одному. Если ты уже едешь с семьей, то, значит, ты уже общаешься. А им же тоже надо пообщаться с кем-то.
КОВАЛЕВСКИЙ: И пошло-поехало!
БАТИНОВА: Тем более, Тоскана – чудесное место.
БУТМАН: Да, да. И там очень хорошо. И много друзей приезжает с семьями. Поэтому хочешь, идешь с ними на встречу, не хочешь, все в этом плане. Сейчас как бы со временем ты не стыдишься наших соотечественников уже. А уже, как говорится, им даже рад. В магазине встречаешь или в ресторане. Раньше стеснялся.
КОВАЛЕВСКИЙ: Вы стеснялись?
БУТМАН: Не только.
БАТИНОВА: Конечно, идет красная морда на тебе: "Привет, Игорь!" и такой полупьяный на тебя.
КОВАЛЕВСКИЙ: Это же приятно.
БУТМАН: "О, Бутман"!"
БАТИНОВА: "О, здорово! Ты чего?..."
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, а как вы хотели-то, Игорь?
БУТМАН: Я хотел: "О, Бутман!"
БАТИНОВА: Я тоже люблю, когда вежливо. "А чего ты делаешь-то?!" Как будто родные тебе.
КОВАЛЕВСКИЙ: Это, действительно, ни в какие ворота. Это правда. Поручик Ржевский вас спрашивает: "Тема плагиата для джаза актуальна? И в чем? Вы – Моцарт или Сальери?"
БУТМАН: Хороший вопрос. И Моцарт и Сальери – одни из моих любимых исторических героев, их конфликты. Сальери, может быть, единственный, кто в то время понимал всю гениальность Моцарта.
КОВАЛЕВСКИЙ: Не только. Он еще писал гениальные произведения. Просто мало кто знает об этом. И Сальери преподает в музыкальных учебных заведениях. Между прочим, он сочинял великолепнейшие произведения для тубы, если я не ошибаюсь.
БУТМАН: Только не бейте меня.
БАТИНОВА: Ага, прям такой защитник Сальери, адвокат.
БУТМАН: Только не бейте меня, Максим. Вы так говорите, честно! А вообще он хороший человек. И никакого вашего Моцарта он не травил. Все это злые языки. А с чего мы начали?
БАТИНОВА: Тема плагиата для джазовой музыки актуальна?
БУТМАН: Ну, конечно, актуальна. И, причем, всего 12 нот. И, конечно, они могут где-то повториться, где-то взяться.
КОВАЛЕВСКИЙ: Особенно эти: тры-ли-ли-ли.
БУТМАН: Да. Потом, если мы снимаем, допустим, соло различных музыкантов и их потом заучиваем, мы же их и применяем. То есть, получается┘
БАТИНОВА: А, когда наступает момент импровизации.
БУТМАН: Ну, конечно. Мы играем определенное┘ Для того, чтобы импровизировать, надо знать много гамм, всякие секвенции, ладов, будь они неладны, все эти пентатоники, все это надо знать. Все это учишь, учишь, учишь!
КОВАЛЕВСКИЙ: Вы понимаете, почему я бросил музыку, да?
БУТМАН: Да. Но, с другой стороны, как только это вдруг начинает во что-то складываться, и вдруг ты понимаешь, что это доставляет кому-то, людям и тебе, в первую очередь, даже тебе во вторую очередь, а, в первую очередь, людям, которые пришли тебя слушать, и ты понимаешь, что это все не напрасно. Но, конечно, ты иногда можешь и вставить мелодию чью-то чужую, причем, бессознательно. А сознательно не получается.
КОВАЛЕВСКИЙ: А зачем же снимать чьи-то импровизации?
БУТМАН: Ну, язык надо учить. Если есть писатель, я же должен почитать Достоевского.
КОВАЛЕВСКИЙ: Почитать, но не написать то же самое.
БАТИНОВА: Но когда ты воспитываешься, например, на Ремарке, ты все равно, так или иначе, будешь подражать.
БУТМАН: Ну, конечно. Во-первых, здесь, если мы читаем, здесь одно, а здесь тебе надо просто понять язык. Зачем тогда писать, правильно? Изучай язык, зачем нам писать? То есть, почитал, а мы пишем. Диктанты, как писать, как запятые поставить, знаки препинания, ударение и прочее-прочее. То же самое в музыке. Потом ты этот язык, когда ловишь, кода ты особенно играешь┘, а, тем более, ты развиваешь слух когда, снимаешь, даже, если у тебя абсолютный слух, ты все равно развиваешь память, слух, ты потом это играешь.
КОВАЛЕВСКИЙ: А у вас абсолютный?
БУТМАН: Нет. Поэтому это все, ты как бы этим занимаешься, это через тебя все проходит. Потом многие музыканты даже не записывают. Снимают и не записывают ноты. Просто пытаются выучить наизусть. Сразу с пластинок.
КОВАЛЕВСКИЙ: Я в 5 лет концерт Моцарта выучил наизусть.
БУТМАН: Молодец.
БАТИНОВА: А защищаешь Сальери.
КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, я его не защищаю. Я просто привел историческую справку. Про тубу же никто не знает, что Сальери писал гениальные произведения, а мне обидно.
БУТМАН: Обидно за кого? За тубистов, которые не играют?
КОВАЛЕВСКИЙ: За Сальери.
БУТМАН: За Сальери? А Сальери все это, кстати┘ Мне очень нравится фильм "Амадеус" Милоша Формана.
КОВАЛЕВСКИЙ: И там, кстати, про гениальность Сальери ничего не сказано. Вообще мало, где сказано про его гениальность, может быть, сильно сказано. Он же не просто так был.
БАТИНОВА: Талант?
КОВАЛЕВСКИЙ: Да, был талантливый очень человек.
БУТМАН: Нет, он был талантливый человек. Сказать, что он гениальный┘ Но он был очень большой композитор.
КОВАЛЕВСКИЙ: Да, вне всякого сомнения.
БУТМАН: Но как они пишут, как они вместе пишут музыку, эта сцена, когда Моцарт напевает ему, а тот записывает, что Моцарт проверяет и поет, и все это звучит, это, конечно.
КОВАЛЕВСКИЙ: Невероятно. А вы сейчас смогли бы записать джазовый диктант?
БУТМАН: Да, конечно.
БАТИНОВА: А что это такое?
КОВАЛЕВСКИЙ: Это – смерть. Это когда тебе играют джазовые аккорды, а ты сидишь и пишешь их по ноте. Раскладываешь.
БАТИНОВА: А давайте что-нибудь послушаем из вашего альбома вместо диктанта.
БУТМАН: Надоели вы с вашими разговорами.
КОВАЛЕВСКИЙ: Давайте. Что у нас послушать?
БУТМАН: Ну, давайте послушаем тогда композицию, которая идет на 13 четвертей, она называется "Чертова дюжина".
КОВАЛЕВСКИЙ: О, это интересно! 13 четвертей – это круто, правда! Мы вообще в молодости даже на спорт отгадывали, на сколько, какие произведения в каком размере.
БУТМАН: Для меня это тоже в какой-то момент было очень сложно. Сейчас попроще, конечно. Но вообще-то иногда бывает, когда кто-нибудь пропускает долю, вообще ничего не понятно.
КОВАЛЕВСКИЙ: Но 13 четвертей – это круто! А вы не снимаете с "Пятиточис", с этой команды? У них там вообще ужас!
БУТМАН: Нет. Я же больше интересуюсь, в общем-то, саксофоном, поэтому я как бы занимался этим. Но, нет. Мы смотрим, слушаем, анализируем какие-то вещи. Может, какие-то композиции там Билли Кавма, там много было сложных размеров. Того же Маклафлина, Джона Маклафлина очень много, композиции тоже такие, размеры ой-ой-ой. Но иногда, иногда, когда это идет в угоду просто размерам, мы играем там на 13 или на 8, 19 восьмых. Иногда это к музыке имеет отношение больше техническо-математическое, а ничего не передается. Хотя есть болгарская музыка, очень ритмичная и очень много там переменных размеров. Очень страшная музыка. Там, не знаю, Казахстан, Узбекистан. Там много. Они тоже очень вольные с размерами. Мы играли. Мы ездили на праздник Астаны в июле месяце. И мы подготовили специально для оркестра музыку, там пять четвертей это был самый легкий размер. Там, причем, менялся, пять четвертей, семь восьмых, потом чего-то 13 восьмых и все это было, конечно, кошмар.
КОВАЛЕВСКИЙ: Слушайте, но если на 13 четвертей оркестр, в оркестре кто-нибудь один вылетает, то все, привет горячий.
БУТМАН: Да, да. Так уже привет, да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, действительно. Ну, мы поэтому какие-то импровизации переводили на пять четвертей. Чтобы как бы по нотам играем, как говорится, как написано, со всеми переменными размерами. Но репетируем опять. Ну, музыканты профессиональные, конечно.
КОВАЛЕВСКИЙ: Нет, просто надо сказать слушателям, которые непрофессионалы, что 13 четвертей это сложно даже для музыкантов.
БУТМАН: Это сложно. Но, надо сказать, что те люди, которые эти ритмы играют постоянно, для них это очень легко. Там есть крымский наш музыкант Энвер Измайлов, он в этих одиннадцать восьмых, и он вообще в четырех четвертях потом после этого┘
КОВАЛЕВСКИЙ: Плавает, да?
БУТМАН: Ну, не он плавает. Но плавают другие, которые могут играть и так, и так. Поэтому тоже, это кажется, что это одно. Просто это культура. Культура музыка во многих странах она именно такая переменно-разменная.
БАТИНОВА: А у вас есть музыкальная школа? Вы учите детей, подростков?
БУТМАН: Я не учу. Я вообще ратую за то, чтобы были уроки музыки в школе, так сказать, мой один из моих проектов партии, в которой я состою, "Единой России". И поэтому я как бы над этим работаю. Но сам я не преподаю. Я стараюсь сейчас ездить по городам, давать мастер-классы, когда я с концертами, встречаюсь со студентами, с педагогами, с детьми. И просто рассказываю о музыке, играю. Очень много, оказывается, людей, которые, действительно, хотят заниматься музыкой, занимаются. Очень много энтузиастов. И так ездишь, вроде бы, кажется, ничего не происходит. А вдруг появляются какие-то музыканты. У нас в оркестре появилась девочка, которая играет на тромбоне, она играет первую партию на тромбоне. Ей 20 сколько-то лет, 24-25. Но она блестяще играет на тромбоне. И девушка-тромбонистка – это явление достаточно┘
КОВАЛЕВСКИЙ: Очень редкое.
БУТМАН: Просто первое. Я ее назвал, как Терешкова- космонавт, первая женщина. Она первая женщина-тромбонист.
КОВАЛЕВСКИЙ: Я хочу вас очень расспросить про Беркли.
БУТМАН: Расспрашивайте.
КОВАЛЕВСКИЙ: В то время, ну, до сих пор Беркли, бесспорно, считается одной из лучших музыкальных школ мира.
БУТМАН: Да.
КОВАЛЕВСКИЙ: Но раньше для советского человека это вообще, а особенно для музыканта, это звучало, как вообще что-то нечто фантастическое. Что оказалось на поверку? Действительно, это фантастика и это невероятный уровень? Или все-таки мы тоже не лыком шиты?
БУТМАН: Ну, как сказать? Там учится до трех, по-моему, тысяч студентов, насколько я знаю. И каждый год выходят выпускники, которые потом становятся, в общем-то, звездами мирового джаза. Поэтому, конечно, там сильнейшая школа. Туда приезжают люди со всего мира. Очень много японцев, очень много европейцев, латиноамериканцев, американцы приезжают со всех мест. Это одна из лучших джазовых школ в мире. И, конечно, с одной стороны, это фантастика. А, с другой стороны, все достаточно ясно и просто, как все гениальное.
КОВАЛЕВСКИЙ: То есть, вы говорите, что не все заканчивают даже эту школу?
БУТМАН: Многие не заканчивают. Учился, допустим, такой трубач, как Рой Харвелл, который там проучился год и ушел. Ему достаточно было года поучиться.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ага!
БУТМАН: Я учился там два года. Мне тоже достаточно было. Я потом переехал в Нью-Йорк. Эта школа находится в Бостоне, если кто не знает. И там очень правильная профессиональная постановка джазового, и рок- и поп- обучения.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, видите, тем не менее, вам двух лет хватило. А сколько там вообще полный цикл?
БУТМАН: Там четыре года, чтобы все это сдать. Но, с другой стороны, если человек подготовлен, ну что там иногда некоторые вопросы по гармонии, там идет тест. Тебя не в первый курс определяют, а на четвертый курс могут тебя определить. Но у тебя еще остается четвертый, пятый, ты можешь взять гармонию 20-го века, 21-го века, такие, такие, ты можешь выбрать себе то, что тебе интересно. Ты можешь выбрать себе композицию в стиле би-боп, или композицию современную. Ты можешь взять себе аранжировку такую или такую. Ну, как бы много там предметов специфических, которые ты можешь выбрать, чтобы тебе набрать те кредиты, чтобы тебе получить именно этот диплом.
КОВАЛЕВСКИЙ: А диплом – это концерт? Ну, сольный концерт?
БУТМАН: Диплом ничего не дает, кроме того, что ты потом сможешь преподавать, быть преподавателем в университете.
БАТИНОВА: Как и у нас.
КОВАЛЕВСКИЙ: Я имею в виду, в принципе. Чтобы получить диплом, как бы главный экзамен – это концерт, если ты инструменталист?
БУТМАН: Ну, наверное, концерт. И плюс ты должен сдать экзамен по всем остальным предметам. Все, как у нас.
КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, да, про это я не говорю.
БУТМАН: Ты получаешь диплом, что ты закончил Беркли, ты получил бакалавра в музыке.
КОВАЛЕВСКИЙ: А кто же там преподает?
БУТМАН: Когда я там был, там преподавали очень известные музыканты, композицию преподавал Грэг Хопкинс, трубач, который играл и писал аранжировки для биг-бенда Бадди Рича. Преподавал Хёрп Памерой, который записывался еще с Чарли Паркером. Он преподавал аранжировку. Там преподавал такой замечательный тромбонист Хел Круг, который, ну, просто гениальный музыкант, который партию третьей трубы сразу играл на тромбоне и показывал. Мы когда репетировали в оркестре, он прям говорит: "У тебя не те ноты на тромбоне", без партитуры. Потом там преподавал Гарри Бёртан там преподавал. Долгое время. Потом был директором школы. Сейчас он ушел как бы на пенсию, но долгое время преподавал. Есть факультет, факультативы ведет и Джо Ловано. Очень много приезжало людей, проводили мастер-классы такие музыканты, как Чарли Хейдинг, как Херби Хенк, как Майкл Брекер, все приезжали, давали мастер класс.
БАТИНОВА: Спасибо вам большущее.
КОВАЛЕВСКИЙ: Игорь, мы должны заканчивать. Спасибо огромное.
Слушайте аудиофайл.
По-большому. Все выпуски
Все аудио
- Все аудио
- Маяк. 55 лет
