No Smoking Show Актёр и режиссёр Иван Охлобыстин в гостях "No smoking show"

МИРИМАНОВ: Ну что ж, встречаем – Иван Охлобыстин в гостях. Здравствуйте.

КУЗЬМИНА: Привет!

ОХЛОБЫСТИН: Здравствуйте.

МИРИМАНОВ: Я специально посмотрел, сколько раз был Иван на "Маяке", это четвертый раз. Юбилейный четвертый раз.

ОХЛОБЫСТИН: Да. До этого я был у Трахтенберга, до этого я был у Бачинского. А первый раз я не помню, у кого я был.

МИРИМАНОВ: Вот когда мне вчера позвонили и сказали, что ты будешь вместо Антона и Шелест и, кстати, в гостях будет Охлобыстин... Я сказал: да ладно!

КУЗЬМИНА: Молодцы, они знали, чем нас с тобой взять.

МИРИМАНОВ: Вот подарок сделали. Да-да-да, это для нас подарок.

КУЗЬМИНА: Ну, честно говоря, не часто, если последний раз у Трахтенберга, до этого у Бачинского┘

ОХЛОБЫСТИН: Не часто, да, не часто.

КУЗЬМИНА: А почему не часто?

ОХЛОБЫСТИН: А некогда, честно говоря.

КУЗЬМИНА: А, то есть мы зазываем, а вы не приходите?

ОХЛОБЫСТИН: Нет, это тотальная занятость. У нас, не знаю, помните, "Звезда пленительного счастья", там француженка обретает в конце концов своего любимого мужчину, декабриста, и он прикован цепью к какой-то коляске, на которой он возит камни. Вот примерно наша работа.

МИРИМАНОВ: А камни – это, видимо, "Интерны".

ОХЛОБЫСТИН: "Интерны", да.

МИРИМАНОВ: Вот сегодня я смотрел. Невозможная история, это что-то потрясающее!

КУЗЬМИНА: Нет, я слышала об "Интернах", но не знала, что Иван играет в этом прекрасном, замечательном┘

ОХЛОБЫСТИН: Он добрый, да.

МИРИМАНОВ: Не то что прекрасный, вы знаете, мне кажется, все какие-то мало-мальские начальники, которые имеют под собой хотя бы одного подчиненного, они вот срисовывают, мне кажется... Я уже начал это делать, абсолютно начал срисовывать.

КУЗЬМИНА: Пока, Ваня, тебя не было, мы прочитали в Интернете, девушка одна пишет: "Я бы не стала с Ваней встречаться, дабы не ассоциироваться потом у людей с грехом". Мы пошутили, что с Миримановым уже нам поздно.

ОХЛОБЫСТИН: Уже ассоциируетесь, да.

КУЗЬМИНА: А Дима сказал: "А давай мы скажем об этом Ване, а Ваня скажет: а вот почему люди считают, что те, кто встречаются с Охлобыстиным, кто рукоприкладствует, те все уже сразу┘"

ОХЛОБЫСТИН: Ну, я не знаю. Я не знаю, как реагировать, честно говоря. Ну, вот, видимо, имеет основание барышня. Может, у нее какие-то фантазии или там еще чего-то, не знаю. Я к этому так┘

КУЗЬМИНА: Давайте уже о доктрине.

МИРИМАНОВ: О доктрине. На самом деле сегодня пронеслась какая-то история по всем электрическим сетям, такие три слова: "Доктрина 77", Охлобыстин. Что это за пароль такой?

ОХЛОБЫСТИН: А это будет такая художественная акция, литературный вечер. Собственно, со времен Древнего Рима подобного не было, чтобы на стадионе обращались к присутствующим только с речью, при таком минимуме развлечений, минимуме отвлекающих моментов. В принципе, вся наша рекламная кампания посвящена тому, чтобы объяснить людям, что это будет такое довольно серьезное мероприятие. Вот как ни к кому подходит слово, термин "мероприятие". Мы специально делаем некие знаковые вещи, чтобы можно было на мобильный телефон сфотографировать: вот был там, слышал это.

МИРИМАНОВ: И быстренько разослал друзьям.

ОХЛОБЫСТИН: Значит, мы раздадим брошюру, потому что освоить этот стадион невозможно, и поэтому это в большей степени акция, нежели художественный вечер. Я посмотрел еще на стадии "МузТВ", ведения "МузТВ", мне было интересно, это была одна из причин, почему я согласился вести "МузТВ", не будучи специалистом в этой музыке, о чем, собственно, знало руководство "МузТВ" – посмотреть зал. Это отдельное, это нечто сложнопередаваемое, действительно, это живая энергетика. А зал большой – это совсем другое.

МИРИМАНОВ: Тысяч 8-10, наверное, да?

ОХЛОБЫСТИН: Ну, "Лужники" – это самый большой стадион самой большой страны в мире. Единственный, кто его освоил толком, это был Мишка олимпийский, он был гигантский, он взлетел в эту дырочку. А так при покупке глобальной билеты вам не советуют от 60 тысяч уже покупать, потому что не видно, какая команда играет с какой. Представляете масштабы, это масштабы Валгаллы! И вот посреди всего этого стоит белая пирамида, вокруг нее такой спиралью завинчивается рисунок из 77-ми светильников, каждую минуту будет зажигаться светильник. Ну, это такой визуальный момент, отнюдь не несущий никакого сакрального смысла, а только дабы вот как-то облагородить разговор.

КУЗЬМИНА: А в этот раз после 60 тысяч будет видно Ивана Охлобыстина или только светильники, и то плохо?

ОХЛОБЫСТИН: Знаете, это не важно, на самом деле.

МИРИМАНОВ: Главное, что будет слышно, я так понимаю.

КУЗЬМИНА: Я к цене вопроса, вы ничего не поняли. К цене вопроса мероприятия.

ОХЛОБЫСТИН: После 66-ти?

КУЗЬМИНА: Будут ли заявки на "после 66-ти"? То есть можно будет купить билеты дешевле, чуть-чуть хотя бы?

ОХЛОБЫСТИН: Не знаю, не знаю, это не известный мне рынок. Когда все началось, вообще эта история с литературными вечерами, я не был уверен, что это необходимо. То есть я вот движусь какими-то вещами очевидными. Меня уговорил Станислав, мы сделали во МХАТе, выяснилось, что это востребовано, что людям нравится думать, люди любят литературу, люди любят комбинировать, люди готовы широко мыслить. В Санкт-Петербурге выступление тоже подтвердило нас в этой мысли. И когда возникла идея со стадионом, сначала, конечно, мы к этому отнеслись, как и любые здоровые люди, с легким сарказмом. А потом подумали: с другой стороны, нам десятилетиями прививают сарказм по отношению к самим себе и собственным взглядам. Мы не можем себе позволить какое-то серьезное высказывание. Вот сложно себе представить, что человек скажет: "А я сейчас о мироздании поделюсь, как я его пониманию".

МИРИМАНОВ: В сумасшедший дом сразу.

ОХЛОБЫСТИН: В сумасшедший дом, и его воспринимают как сумасшедшего, несерьезно, он неприличный┘ А почему неприлично? Ведь, в принципе, всегда есть человек умнее тебя, всегда есть красивее, подкованней, обаятельней. Разве это повод не мыслить масштабно? Если мы не будем мыслить масштабно, в какой-то момент вообще вся цивилизация перейдет к биомеханическому существованию на уровне бинарной системы 0.1.

МИРИМАНОВ: Правильно ли я понимаю, что там вот будет именно о проблемах мироздания и через запятую, запятую┘ То есть такие серьезные какие-то вещи.

ОХЛОБЫСТИН: Серьезные, да.

МИРИМАНОВ: Это будет такая вот эссенция для ума?

ОХЛОБЫСТИН: Да, да.

МИРИМАНОВ: Потому что, я так понимаю, пытаюсь так вот что-то сопоставить, действительно на таких стадионах больше 100 человек может собрать вот такую аудиторию Жванецкий, наверное. Ну, если получится, то и вы.

ОХЛОБЫСТИН: Ну, даст бог, посмотрим. Мне самому интересно как естествоиспытателю. Никоим образом мы не будем провоцировать дополнительной занятости, то есть сколько людей придет, столько и придет. Интересно, сколько людей желают думать, желают причислять себя к думающим.

МИРИМАНОВ: То есть это не юморная история?

ОХЛОБЫСТИН: Вообще не юморная. Там будут какие-то вещи, непосредственно тексты, которые будут помогать понимать конструкцию. Потому что конструкция сама по себе довольно серьезная и разобранная на несколько этапов, чтобы можно было как-то это воспринять. Все равно ее нужно будет обдумать, все равно нужно будет размышлять (и не один день) каждому. В ней содержится несколько таких заложенных механизмов, внутренних механизмов для обсуждения. Национальный вопрос, предположим, о самоидентификации русской нации как таковой, необходимости проведения этого заново. Потому что слишком много спекуляций на понимании того, что есть русский человек, что есть сверхидея русского человека, почему Семеныч, чокаясь стаканом с Петровичем, говорит: "Ну, за нас, за русских!" Что такого в нас, русских, есть, чтобы можно было гордиться? Каковы дальнейшие шаги вот такого национального развития, нужно ли вообще цепляться за эту нацию, вообще за нацию как таковую в эпоху наступления глобализации?

КУЗЬМИНА: Ну, это монолог.

ОХЛОБЫСТИН: Это монолог, это речь, по сути, это речь.

КУЗЬМИНА: То есть по сути – это твои мысли?

ОХЛОБЫСТИН: Да, да. Это построено из трех глав "Боевой кодекс русской души", "Имперская педагогика", и скорее всего, что это будет называться или сказка, или эпиграф. Ну, посмотрим.

МИРИМАНОВ: Да после этого сразу на выборы надо идти, мне кажется. В партию – и на выборы.

ОХЛОБЫСТИН: Не знаю, не знаю. Вы понимаете, я прагматик, я верю вот в то, что я могу осязать тактильно, видеть визуально, я не верю в какие-то конструкции, которые не имеют тенденции к осуществлению. Но вот парадокс. Возьмем фантастику, предположим. Фантастика, написанная до середины прошлого века, теперь уже практически вся реализована. Ну, за исключением там совсем диковинных произведений Ефремова или Роджера Желязны. Мы сейчас плавно подходим к созданию летающих машин и мира "Пятого элемента", "Гаттаки", "Матрицы". То есть, по сути дела, фантастика – это ничто иное как футурологические исследования на уровне художественного домысла, нет, на уровне художественного произведения. И вот я тоже себе позволяю определенного рода не моделировать – предлагать некую конструкцию, которая, по моему убеждению, позволит людям судить шире, не стесняясь того, что может быть умнее, может быть сильнее... Люди должны широко думать, они должны приучать своих детей, чтобы те мыслили широкого, чтобы они не стали жертвой, заложниками какого-то одного единого концепта. Но для этого необходимо некое основание идеологическое, такая общая мечта. Вот мы всегда к чему-то стремились, к какой-то общей мечте, нам это свойственно. Если в нас этого нет, у нас включается механизм саморазрушения, мы не интересны эволюции, если мы не участвуем в построении какого-то самого великого общества, еще чего-то. Мы так и не научились шить штанишки светские, делать светские машинки. Я всегда удивлялся – почему? У нас Левша, у нас мастеровые, Данила с каменным цветком со своим. Ну, почему у такого талантливого народа не выходит такая ерунда? Все очень просто: на генетическом уровне нам это не интересно. Господь нас призвал для такого, чтобы мы вот такой сдерживающей силой были в мире.

МИРИМАНОВ: То есть ракету в космос можем, а лампочку сделать нет?

ОХЛОБЫСТИН: Вот да, нам не интересно, все-таки фигня какая-то, лучину можно, мы пообедаем и так, и без огня нормально, и любовь у нас... Вот по большому счету, мы в душе такие киники, аскеты. Мы живем большими категориями, и это естественно для нас. Потому что мы комбинированная, такая панэтническая группа, составленная из многих национальностей, с титульным народом русским. Ну, понимаете, это такая большая конструкция, да.

МИРИМАНОВ: Большая, да. Мы сейчас все не расскажем, наверное.

КУЗЬМИНА: А мне бы, знаете, хотелось бы, чтобы мы поразмышляли, что за люди могут придти. Могут придти: первые – те, для кого такой бренд "Иван Охлобыстин", просто он им как бы по плечу, это люди на твоей волне. Значит, они, понятно, придут: ну, просто Иван делает что-то, опять что-то новое, нам интересно. Возможно, придут те, кто не любит, есть такие соответственно...

ОХЛОБЫСТИН: Да, подумать, да.

МИРИМАНОВ: Чтобы потом гадости написать какие-нибудь, да?

КУЗЬМИНА: Нет. Может быть, они, ну так скажем, думающие люди, а ты призываешь думать все-таки, что они все-таки надеются сломать свое отношение к тебе, и тем самым придут. Кто еще может придти? А ты не боишься, кстати? То есть там какая-то охрана будет?

ОХЛОБЫСТИН: Не знаю. Поздно уже себя менять, мне 45 лет. Мне больше не выдадут паспорт после того, как я получу этот. Так что смысла никакого скрывать то, как я думаю┘ Думаю, я не зло. Я, в принципе, толерантно отношусь к представителям любой национальности, я стараюсь понять человека любого социального сословия. Если посмотреть на мою компанию, там представлен весь мир. Другое дело, что есть какие-то вопросы, которые необходимо решить сейчас, дабы они не стали предметом спекуляции в будущем. Вот подумаем. Социальные сети могут произвести переворот вообще в политической жизни страны, и нашей в том числе. Они уже произвели переворот в политической жизни нескольких стран. Все очень просто: голосуешь. Если раньше невозможно это было проверить, то сейчас каждый второй, каждый десятый – маньяк, кто любит копаться в Интернете, посчитает это все дело. Ну, примерно, я не знаю, в процентном соотношении, в долях будет понятно, где соврали и сколько украли. А при том, что общество сейчас не совсем стабильное и по определенным причинам, это не очень хорошо. Значит, нужно отвлекать. А как нужно отвлекать? Самый горячий вопрос сейчас – это вопрос миграции, это вопрос засилья людей со стороны, то есть не коренных жителей. Это естественное возмущение коренных жителей и при этом понимание, что кровью это решить нельзя, потому что в итоге нам запретят молоко русским называть. То есть и сейчас-то стыдно признаваться, что русский. Вот я не стесняюсь, я горжусь этим. Так же, как мой друг Аркаша Шварцер гордится тем, что он еврей. Я уважаю его позицию, он уважает мою. Только так, самоопределившись, мы можем быть полезными друг другу.

МИРИМАНОВ: Извините, я перебью. А вы не боитесь, что вы заходите на такую вот территорию как актер? Потому что актер – это такой человек, который, в принципе, от этого всего довольно-таки далеко, на расстоянии миллионов и миллионов световых лет, вот от политики, от миграции, русский, не русский – не важно. А вы заходите немножко на другую поляну, и все те, которые вас любят, которые вас смотрят, читают, слушают и так далее, они немножко так насторожились. Потому что даже вот нам пришла СМСка: а вот не в секту ли заманивает?

ОХЛОБЫСТИН: Нет, религиозный аспект представлен очень корректно, потому что мы огромная страна, и у нас четыре доминирующих религии. Я православный христианин, и православие – это основная религия титульной нации, тут уж конкуренции нет. Но при этом мы понимаем и разделяем те же морально-нравственные ценности основные, что и представители других религий. Религией должны заниматься те, кто занимаются религией. Вот я, будучи священником, хоть и под запретом сейчас, пока снимаюсь, все равно не решусь затрагивать столь деликатную тему, как церковь. Хотя, по моему мнению, единственный работающий общественный институт сейчас толком – это церковь. Потому что все остальные либо созданы на потребу, либо созданы для того, чтобы чужую бухгалтерию топить, все нечестно. А церковь, она хоть видимые какие-то результаты дает. Я сам жил в этом институте, и я знаю, что он полезен.

КУЗЬМИНА: Кстати говоря, много вопросов, и, в принципе, они однообразные на СМС-портале и на форуме. Я думаю, на ваши вопросы есть ответы в Интернете тысячу раз.

ОХЛОБЫСТИН: Да, тысячу раз я отвечал, что к чему.

КУЗЬМИНА: Поэтому все вопросы, которые уже заданы, ничего интересующего нас в качестве того, что мы сегодня обсуждаем – доктрины пока нет. Потому что мы собственно с Димой только сегодня узнали об этом мероприятии. Поэтому все вопросы появятся сразу после нашего интервью.

МИРИМАНОВ: И вот по поводу, действительно, артист, который занимается┘ Это вы считаете политика или что это такое? Это какая-то смежная история – социология, политика┘

ОХЛОБЫСТИН: Это смежная. Это не совсем политика, потому что политика применительно к России – это всегда звучало по-опереточному неприлично, потому что на вертикали власти хочешь не хочешь, да сохраняется, как бы ни называли это, царствующая особа... Как бы его ни называли – генеральный секретарь или┘ Все равно мы верим в человека больше, нежели в ноту закона. Тем более, что нота закона подобрана бестолково по аналогу с европейскими. Это не работает, потому что европейцы, они более оседлые, они оседлые народы, у них априорные знания немного отличаются от наших, они не выкинут бумажку на тротуар, потому что у них это заложено на пятом витке ДНК. Мы же можем это сделать, потому что на пятом же этом витке ДНК... Мы ехали 500 километров, мигрировали. Мы постоянно мигрирующая раса, ой, не раса – нация. Мы не кочевая, но и не постоянная. То есть исключение из правил – живущие на одном месте люди, массивы, и нет никакого вот такого свода. Я не знаю, бояться ли того, что оттолкнет... Мне наплевать, честно говоря, абсолютно наплевать. Если моих друзей сможет оттолкнуть вот это, значит, они не были в должной степени моими друзьями.

МИРИМАНОВ: А советовались с друзьями, с близкими – а хочу вот такую штуку замутить, что ты на это думаешь?

ОХЛОБЫСТИН: Ну, 50 процентов сказали: тебя убьют. А другие напомнили, что они тоже члены Союза охотников и рыболовов. Вот у меня 50 на 50. Как-то радикально очень.

МИРИМАНОВ: А звонка "оттуда" не было?

ОХЛОБЫСТИН: Звонка "оттуда" не было. Но, видимо, они исследовали, видимо, они понимают, что я не лезу на их территорию, у меня все-таки такие футурологически-геополитические рассуждения.

МИРИМАНОВ: Ну, то есть это ответ к тому, потому что будет много вопросов и уже есть на тему: политика, Охлобыстин, депутаты┘ Ну и так далее. Это мы сразу отсекаем эту историю.

ОХЛОБЫСТИН: Да-да-да, но это моя работа, я хорошо этот мир знаю.

КУЗЬМИНА: А вам не кажется, что это будет в таком формате современной проповеди?

ОХЛОБЫСТИН: Это в определенном смысле не может не быть проповедью. Потому что, во-первых, я священник. Просто это озвучивать так нельзя, потому что там много вкусовщины моей, то есть моих домыслов, моих конструкций, не сверенных с соборным мнением. И поэтому я не дерзну привлекать авторитет Святой церкви. Я упоминаю церковь опять же из соображений, что это действительно единственный существующий институт. Вот какие партии, предположим, у нас действительно существовали? У нас нацболы была партия и еще кто там┘ Что можно назвать партией в том виде, в каком это должно существовать как партия. А все остальное – это оперетта, это неприличное передвижение крупных чиновников. Ну, их логика абсолютно понятна и не осуждаема, я бы сам бы так делал, был бы я на их месте, самое печальное-то┘

КУЗЬМИНА: Ну, давай напомним, что мы сегодня говорим о новом жанре, который попытается обуздать Иван Охлобыстин. А это новый жанр, мы ничего, по крайней мере до этого мероприятия, такого рода не слышали...

МИРИМАНОВ: Да, о таком не слышали. Мы говорим о мероприятии, которое произойдет┘ кстати, когда?

ОХЛОБЫСТИН: 10-го сентября в "Лужниках".

МИРИМАНОВ: И понятно, что будет много-много тысяч человек. И у меня вот какой вопрос. Вот форма, как это вообще назвать – концерт, мероприятие, вечер? Вот что это такое?

ОХЛОБЫСТИН: Я даже не знаю. Если быть честным, то это вечер, это речь.

МИРИМАНОВ: Он предполагает вопрос-ответ? То есть можно будет┘

ОХЛОБЫСТИН: Нет.

МИРИМАНОВ: То есть такого не будет "а вот скажите┘"

КУЗЬМИНА: Монолог.

ОХЛОБЫСТИН: Монолог, да, монолог.

МИРИМАНОВ: Нет, ну, все равно, если это такая некая, ну, скажем, в кавычках проповедь┘

КУЗЬМИНА: Записочки будут передавать.

ОХЛОБЫСТИН: Нет, технологически это невозможно. Это получается никому ничего толком не сказать. Это как на дне рождения пытаться всех обласкать. Все равно ощущение, что ты виноват перед всеми. То есть ни с кем толком не поговоришь.

КУЗЬМИНА: А кто дизигнеры? Вот пирамида и┘

ОХЛОБЫСТИН: Дизигнеры – это что значит?

КУЗЬМИНА: Дизайнеры. Кто придумал эту идею с пирамидой?

ОХЛОБЫСТИН: Мы придумали пирамиду.

КУЗЬМИНА: А почему пирамида?

ОХЛОБЫСТИН: Оптимум, такой материальный оптимум. И если нужна какая-то трибуна, маленьким постаментом это не может быть, но в силу масштабов этого гигантского┘

МИРИМАНОВ: Лобное место такое.

ОХЛОБЫСТИН: Лобное место. Если поставить куб, то это будет ассоциация с каким-то, я не знаю, с вьетконговским мемориалом. Если поставить многоугольник, ну, это непонятно что. Пирамида – оптимум. Это даже не пирамида, а с обрезанной вершиной это больше зиккурат по геометрии, но никто не знает этого слова, поэтому пирамида. Это величественно, это показатель того, что мы не стесняемся быть серьезными, устроители вечера. Как получится, так и получится. Я не самый умный человек на свете, но некоторые вещи требуют озвучания.

КУЗЬМИНА: Многие просят контакты. Вот одна из просьб, Наталья написала на форуме: "Я журналист-публицист, волею судьбы занялась темой старообрядчества и староверия, написала книгу "Поморцы Керженского Заволжья" о староверческом поморском согласии, а к ней, как приложение, художественную повесть "Одинцовский родник". Хотела бы Ванечке прислать эту повесть на e-mail. Плиз, куда? Спасибо, Наталья".

ОХЛОБЫСТИН: Вы знаете, самый надежный способ, к сожалению, в силу занятости я поддерживаю только один вид социальной сети – это Твиттер. С электронной почтой сложно, потому что даже проверять ее не удается, так на бегу все... А Твиттер – выскочил, пока чай пьют, вроде ответил на вопросы.

МИРИМАНОВ: Президента читаете?

ОХЛОБЫСТИН: Знаете, смешно. Меня мои подписчики, у меня 20 с лишним тысяч подписчиков, кто-то из них: "Интереса ради, пошлите сообщение президенту"... Часов в 6 утра откуда-то я приехал, и я вспомнил об этом. И я послал президенту: "Доброе утро, господин президент!" И мне пришло: "Настоящий правитель должен смотреть на ситуацию┘" То есть там робот стоит, там даже не секретарь.

МИРИМАНОВ: Может, это другой просто?

ОХЛОБЫСТИН: Нет-нет, это тот, это найдено, у меня очень верные друзья и подписчики.

КУЗЬМИНА: Я думаю, в будущем Ивану Охлобыстину мы будем писать, а там робот нам будет уже что-то отвечать с высоты пирамиды.

ОХЛОБЫСТИН: Видимо, безвыходная ситуация. Ну, величественно, величественно, с эхом.

КУЗЬМИНА: Нет, он будет отвечать то, что мы ждем, какого ответа мы ждем.

МИРИМАНОВ: Вот что мы не сделали. На самом-то деле, мы-то не поздравили Ивана с 45-летием прошедшим. Потому что много говорилось на эту тему, даже подарок я успел разглядеть.

КУЗЬМИНА: Я думала, ты приготовил.

МИРИМАНОВ: Я даже все изучил. В Вегасе был, да? Тусовка.

ОХЛОБЫСТИН: В Вегасе, да, в Вегасе.

МИРИМАНОВ: На самом-то деле вот к чему мы ведем. Мы можем, на самом деле, прямо сейчас разыграть два билета – приглашение на вот этот вечер, как вы его назвали. Мы можем это сделать?

ОХЛОБЫСТИН: Можете, да.

МИРИМАНОВ: Кто, допустим, первый дозвонится по телефону┘

КУЗЬМИНА: И было бы здорово с каким-нибудь хорошим вопросом и желательно о мероприятии.

МИРИМАНОВ: С хорошим вопросом, только не из серии "ваш любимый писатель, книга, чем вы занимаетесь в свободное время┘" Такие вопросы мы с гневом отвергаем, правильно? Что-нибудь поумнее?

ОХЛОБЫСТИН: Да, но будут задавать в основном вопросы национального порядка, я думаю.

КУЗЬМИНА: Нет, мне кажется, мне надо отдать, потому что я спросила: а какие духи на Иване?

МИРИМАНОВ: Да-да-да, вопрос самый оригинальный, я считаю.

ОХЛОБЫСТИН: Вы знаете, когда подходит человек на улице и просит автограф, это беспокойно. Ведь я сейчас по городу хожу, но с каждым третьим я "здравствуйте", как в деревню я вернулся, в детстве. Благо люди хорошие, вот они понимают, что я в такой ситуации... Но когда ко мне подходят все-таки брать автограф или фотографироваться на мобильные телефоны, я считаю своей социальной обязанностью, общественным обязательством своим сфотографироваться и написать неформально. Потому что человек себя переломал, человек подошел к неизвестному человеку, неведомо, что он ему скажет, может и нахамить...

МИРИМАНОВ: Можно и получить в бубен, да.

ОХЛОБЫСТИН: Да, человек совершил маленький подвиг, человек реализовался. Вот он за это уже достоин уважения и внимания. И когда они говорят мне "спасибо", я говорю: вам спасибо за внимание. И в этом нет никакого подыгрывания, действительно это поступок.

КУЗЬМИНА: Итак, два билета на чтение 10 сентября в Лужниках Ивана Охлобыстина. Пока вы дозваниваетесь, чтобы получить эти два билета, у меня вопрос вот какой. Что касается возрастного не то что предпочтения, как ты думаешь, большинство людей какого возраста придет? Или, хорошо, большинство людей какого возраста волнует то, как тебе кажется, о чем ты будешь говорить?

ОХЛОБЫСТИН: Волнует это всех. Потому что в принципе, по большому счету, я не говорю ничего своего, я озвучиваю то, что очевидно для всех. Просто это я убираю в некий литературные и художественные, литературные скорее формы, чтобы оно следовало за другим... И предлагаю какие-то свои варианты выхода из сложившейся ситуации, как мне кажется, логичные. Нет универсальной формы, невозможно довести какую-то информацию до человека просто рингтоновым вариантом в двух словах. Один из пунктов доктрины – это русская национальная антиидея. Вот у каждой нации есть своя идея. Как правило, это одна и та же идея – мировое господство. Потому что любая нация, в ее эволюционном коде уже заложено то, что она должна эволюционировать до преуспевающей. Но в какой-то момент любая нация добирается до этого пика, и начинается зажор, когда уже больше, чем надо. И создается такая губительная иллюзия, что они и у себя навели порядок, и вот в мире так же они сделают одинаково, а для этого минимум нужно – просто завоевать весь мир. И тут ниоткуда появляемся мы. Наша национальная идея – это не допустить реализации великих национальных идей всех остальных наций. Потому что белый цвет должен быть представлен во всем спектре. Мы когда-нибудь, конечно, как мир, сплетемся воедино, то есть нельзя отрицать очевидного, мы когда-нибудь станем единой расой человеческой. Но до этого мы не должны утратить своих национальных предрасположений, потому что все-таки это кровь, это то, что побуждает нас принимать решение, делать те или иные поступки, что определяет наши вкусовые предпочтения. И с точки зрения статистического порядка, есть в представителях одной и той же национальности какие-то предрасположения общие. Не учитывать это глупо, забывать свою историю – это глупо. Непросто все.

МИРИМАНОВ: В этой жизни. А у нас тут все просто: билет захотел у нас Андрей.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Вот у меня следующий вопрос к Ивану. Вот насколько вот эта деятельность, которой вы сейчас занимаетесь, важнее для вас или, может быть, менее важна по сравнению с той деятельностью, которой вы занимались, будучи, скажем так, в цверки?

КУЗЬМИНА: Спасибо большое, Андрей.

ОХЛОБЫСТИН: Скажу. Значит, очень много людей имеют довольно здравые мысли на окружающее, но не очень многим людям доступно поделиться ими с окружающими. У меня выпала такая возможность, и я, наверное, ее реализую. Отличается тотально деятельность. Потому что одно дело на приходе, это все-таки какой-то такой свой мир...

МИРИМАНОВ: Немножко камерный он все-таки.

ОХЛОБЫСТИН: Но у нас тоже┘ С другой стороны, вот так если сравнивать, я в 7:20 выезжаю на работу, возвращаюсь я в 11. Большую часть своего времени я провожу уже второй год с одними и теми же людьми, у нас синдром подводной лодки на съемочной площадке, мы по три раза друг с другом здороваемся и перестали этого стесняться. Ощущение, что нас в открытый космос выслали. Мы себе надоели, мы себя заново нашли, открыли как личности по несколько раз. И это довольно похоже на церковное сообщество, внутреннее церковное сообщество. Сейчас вот такая ситуация, сейчас я паразитирую активно на злобном теле, теле злобного монстра масс-медиа. Я изучил его законы, они не сложные, в общем, можно какое-то время еще паразитировать, пока окончательно я не┘

МИРИМАНОВ: Поиграться с этим чуть-чуть.

ОХЛОБЫСТИН: Поиграться, да.

КУЗЬМИНА: Слушайте, не всем удастся придти 10 сентября в "Лужники". Это будет сниматься и потом будет где-то выложено?

ОХЛОБЫСТИН: Да, это будет. Ну вот на данный момент решено только в интернет-трансляции, потому что нет договоренностей плотных с каналом, и не имеет смысла озвучивать это.

КУЗЬМИНА: Нет, я про Интернет, в общем-то, и говорила.

ОХЛОБЫСТИН: Интернет, да, Интернет. 28 июля уже поступит в продажу, в "Евросети" будет тарифный план "Доктрина-77".

КУЗЬМИНА: О новом месте работы вскользь рассказал нам Иван.

ОХЛОБЫСТИН: Нет-нет-нет, просто мы сплели все воедино. Я люблю гармонично, знаете как, у меня есть определение, предположим, "национальный массовый бессознательный улей". Вот человек, который не закладывает в себе представителя той или иной нации, который не закладывает в себе задачи, касаемые как сделать хорошо и своей нации тоже, он выпадает из улья, этой подпитки, он пытается жить только для себя. И, как правило, его преследуют неудачи, в нем нет силы, внутренней силы. Причем, это выражено может быть (и чаще всего выражено) феноменологически, на уровне событий: известный врач погибает на вертолете, известный ученый исчезает в пучинах вод каких-то┘

МИРИМАНОВ: У нас, кстати, есть телефонический звонок, между прочим.

КУЗЬМИНА: Очень хорошо. Алло, здравствуйте, добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, уважаемые ведущие. Здравствуйте, Иван.

ОХЛОБЫСТИН: Да-да, здравствуйте, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: У меня вопросик есть.

КУЗЬМИНА: Задавайте.

СЛУШАТЕЛЬ: Вопросик заключается в следующем. Насколько ваши чтения будут, как бы сказать┘ Это проба пера или уже выход на новый уровень, возможно, участие в политической жизни?

МИРИМАНОВ: А вот то, о чем мы говорили, кстати.

КУЗЬМИНА: Спасибо большое.

ОХЛОБЫСТИН: Я не знаю. Я ведом промыслом божьим. Вы знаете, это когда все организовалось в своем источнике (я фаталист сам по себе, ну, не совсем уж безнадежный, но все-таки, я вижу в чем-то промысел божий), этого не должно было случиться, потому что это невозможно, по большому счету, ни в одной стране мира. Вот в данный момент – ну, это безумие, так внешне это напоминает безумие. Но, тем не менее, как только эта идея возникла, вокруг стало образовываться некое сообщество людей, которые по непонятным мне причинам, для меня это недоступно, от меня это исходило вроде бы, с одной стороны, а с другой стороны, вот если бы я был сторонним человеком, я бы сам себя не поддержал. Что-то другое приводит их ко мне, какая-то целесообразность на уровне сакрального порядка. Ну, вот можно было бы себе представить, как раньше "Би-Лайн", просто оператор связи, был заинтересован и перешел бы вот на такой персонифицированный┘ ну, не перешел, начал делать бы такой персонифицированный тариф. В общем-то, это ничего не меняет в тарифе, но сам факт, что у него есть имя, и он привязан к определенному событию – к событию, когда люди будут думать, и там есть определенного рода┘ Ну, это неважно, в общем, не о тарифе, а о том, что другие какие-то люди приходят, какие-то люди помогают в финансовом плане. В основном, это все на наши плечи легло, и это такие заработки на шоу-бизнесе┘

КУЗЬМИНА: Ваня, были ли моменты в твоей жизни (может быть, когда-то давно), когда были у тебя определенные мысли по поводу чего-то, ну, не знаю, свое мировоззрение, и в конце концов через какое-то время, может быть, благодаря каким-то людям или событиям, они изменились?

ОХЛОБЫСТИН: Нет, нет. Знаете, я в звонкие 1990-е работал на черный пиар, с удовольствием. Потому что политика в России – это оперетта, это неприлично. Заниматься политикой в России – это немного непристойно. Ну, собственно, ни для кого не секрет... Но я работал на политику, я занимался тем, что обслуживал, упаковывал предвыборную кампанию. Я зарабатывал деньги. За мое общение с миром политики ничего, кроме отвращения и брезгливости, я не вынес. Я с удовольствием от этого отказался, когда от этого можно было отказаться и уйти в кино. Вот брезгливость и ужас еще! Мне никогда никто так не хамил, как мне хамил один представитель либеральной интеллигентной партии. В итоге я им пообещал: "Еще один раз вы в эфире матом ругнетесь, я вам руку сломаю", – сказал я ему, я его напугал, на это все закончилось. Он перестал матерщинничать, проказник.

МИРИМАНОВ: Безобразничать.

ОХЛОБЫСТИН: Безобразничать, да.

КУЗЬМИНА: Вот глядя на Ивана с ножом, я бы тоже, наверное, перестала.

МИРИМАНОВ: Тоже не хочется безобразничать.

КУЗЬМИНА: Нет, я бы изначально это не стала делать. Зачем испытывать судьбу?

МИРИМАНОВ: У нас еще один звонок. И давайте его возьмем и выберем один из трех вопросов. Да? Наверное, это будет справедливо, мне так кажется, по логике.

КУЗЬМИНА: Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, ведущие. Добрый вечер, Иван.

ОХЛОБЫСТИН: Добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы знаете, я не хочу употреблять слово "поклонник" в отношении себя по отношению к вам, но мне действительно очень интересно и важно то, что вы делаете. Единственное, сейчас услышав про привязку тариф "Евросети" "Доктрина-77", у меня сейчас немножко так все опустилось. Иван, развейте мои сомнения.

ОХЛОБЫСТИН: Нет, это не бизнес, я уверяю вас, это не бизнес. Вот все, что связано с "Би-Лайном", это не бизнес, это масштаб. Просто нужно поразить воображение современников масштабом – масштабом подхода к желанию, что ли, разобраться в той или иной теме.

КУЗЬМИНА: Ну, может, тогда билборды бы понавесили?

ОХЛОБЫСТИН: Билборды мы запустили.

КУЗЬМИНА: А, то есть все уже нормально.

ОХЛОБЫСТИН: Мы работаем под тем же самым, никак это с деньгами... Я и раньше никак не был связан с деньгами, то есть купить это было довольно сложно, потому что я от природы смешлив. И либо это выходило накладно, либо беспокойно. В общем, я не умею хвалить, за деньги особенно. Если я занимался рекламой, делал рекламу с той же самой "Евросетью", это с моей стороны – творчество, да, это не только заработки, это творчество, и мне нравится коллектив, предположим. Я люблю хайтек, всегда жил в этом. Мне кажется, за этим будущее тоже. Можете не беспокоиться, я не изменился, все то же самое. Меня все пугают, что нужно какую-то срочно выписать роту даурских казаков, которые будут нового гуру национальной русской мысли защищать неведомо от чего. Я говорю: ребята, не надо!

КУЗЬМИНА: Сейчас мы еще проверим подошвы Ивана. Сейчас вот модно рекламу на асфальте в центре города печатать. Вот он ходит, знаете, ведро с краской и идет дальше, и подошва отпечатывает мероприятия┘

МИРИМАНОВ: Телефончик нужный, да?

КУЗЬМИНА: Да, или телефончик.

ОХЛОБЫСТИН: Нет, мы проходим все этапы, которое должно пройти мероприятие по своей┘ ну, по призыву придти, иначе и быть не может, люди должны узнать о том, что творится. Мероприятие опять же будет серьезное. И вот проблема в том, что если я начинаю о нем рассказывать, я ухватываю кусками. А кусками – это звучит как безумие. То есть основные задачи мероприятия – это, скажем так, создать некий общественный фонд для обсуждения, обсуждения насущных проблем, чтобы за нас их не обсудили. Потому что рано или поздно возникнет этот вопрос. Опять же социальные сети, напоминаю, у нас нет близнецов, а нас как-то нужно будет отвлечь от выборов. А найдется тысяча маньяков, которые реально посчитают голоса. Вот что самое сейчас на ходу? Это национальная тема. Если ее сейчас не обговорить цивилизованно, не уступая в позициях своих как нация, но и не насилуя общественное мнение, то за нас это сделают другие, будут спекулировать на этом. И в итоге мы добьемся того, что нам ничего нельзя будет называть: русское молоко или еще что-то. Сейчас идет обсуждение, вот обычная проходная тема: президент встречается с представителями столичных национальных диаспор. А у нас национальная русская диаспора – это ОПГ. Потому что у нас законом это запрещено. Почему? Вот это очень непонятно. Почему не вернули, просили же, был же опрос: вернуть национальность. Никто не стесняется, никто на этом спекулировать не хочет. Люди гордятся своими корнями. Это правильно, это не должно вызывать ничего, кроме уважения. Это, более того, препятствует каким-то недопониманиям, потому что в мутной воде легче рыба ловится. Я этого не понимаю. И у нас так и не вернули в паспорт, и удивляет, как может существовать Россия, страна Россия, где нет ни одного русского по документам.

КУЗЬМИНА: До сих пор непонятно, как люди – такие, как Иван, понимающие, что сколько проблем в нашей стране, не собрали лыжи и не рванули. Но об этом мы как-нибудь в следующий раз.

ОХЛОБЫСТИН: Не поеду я!

МИРИМАНОВ: Вот за пять секунд выбираем, кому вручать билет – первому, второму или третьему?

ОХЛОБЫСТИН: Я не знаю.

КУЗЬМИНА: Предлагаю нам с тобой кулуарно решить.

МИРИМАНОВ: Сейчас мы за эфиром это выберем. Ну что ж, друзья, большое спасибо. Иван Охлобыстин был вместе с нами. 10 сентября все в "Лужники"! Посмотрим, что это будет.

ОХЛОБЫСТИН: Спасибо. До свидания.

КУЗЬМИНА: Спасибо, Иван. Счастливо!
Слушайте аудиофайл.