Студия "Луч" "Сокровище нации". Цирк

ТИМОФЕЕВ: Программа "Сокровище нации", друзья. И у нас сегодня в одной программе речь пойдет сразу о трех сокровищах нации. Во-первых, сегодня тема - это цирк, советский цирк, русский цирк.

ДРАПЕКО: Это, безусловно, наше сокровище. И причем до сих пор одно из наиболее конкурентоспособных.

ТИМОФЕЕВ: Это мы узнаем у нашего гостя.

НИКУЛИН: Ваши бы слова да богу в уши.

ТИМОФЕЕВ: Наш гость Максим Юрьевич Никулин - генеральный директор и художественный руководитель Московского цирка Никулина на Цветном бульваре. Максим Юрьевич, здравствуйте.

НИКУЛИН: Здравствуйте, добрый день

ТИМОФЕЕВ: Спасибо большое, что пришли.

НИКУЛИН: Спасибо, что позвали.

ТИМОФЕЕВ: Знаете, у меня три вехи…

БЕЗЯЕВ: Алексей, подожди. Я еще добавлю, что этот человек отработал энное количество лет на "Маяке".

ДРАПЕКО: Да вы что!

БЕЗЯЕВ: Потом в программе "Время". И в отличие от вас мы-то будем называть себя так, как мы называли, делая одну и ту же программу. Вот он - Макс, а как он меня обзовет, посмотрим.

ТИМОФЕЕВ: Я про три вехи хотел сказать. У меня три вехи - это три фотографии, которые я мечтал сделать всю свою жизнь. Одна фотография у меня есть, сегодня будет вторая фотография. Иосиф Кобзон, Максим Никулин и Тимати - вот три фотографии, которые мне нужны.

ДРАПЕКО: А ты с Тимати встречался, чего ж ты с ним не сфоткался?

НИКУЛИН: Если всех вместе собрать, что будет?

ТИМОФЕЕВ: Вот это компашка будет! Максим Юрьевич, давайте начнем, может быть, с исторического. В вашей жизни был "Маяк", Владимир Игоревич сказал, потом "Новости", а потом цирк. Понятно, что династия должна продолжаться. Но вы с охотой пришли работать в цирк?

НИКУЛИН: Я пришел в цирк работать с ощущением необходимости. Я никогда в жизни не мечтал работать в цирке и не думал об этом. Я, наоборот, старался выбрать постороннюю профессию. И я сейчас вспоминаю, Володя мне напомнил как раз всю эту историю. Когда меня сократили из газеты "Московский комсомолец", то меня по тем законам (и по сегодняшним тоже) должны были трудоустроить. И я отверг немало лестных предложений, типа газеты "Московский метрополитен" и прочих, и кто-то потом сказал, что вот есть место младшего редактора в отделе экономической информации Всесоюзного радио программы "Маяк". Даже сегодня я это произнес, звучит так своеобразно. Я думал, и нашелся умный человек, который сказал: "Ты что, идиот? Немедленно соглашайся. Лучшей школы журналистской нет сегодня во всем Советском Союзе".

И я это понял хорошо, когда отработал на "Маяке" и когда я уже перешел на телевидение в программу "Время", я вдруг понял, что все звезды программы "Время", тогда корреспонденты, комментаторы, они все прошли школу "Маяка". Без этого было невозможно. Было невозможно говорить правильно по-русски, было невозможно говорить поставленным хорошо голосом, ударять верно слова. Я был, напомню, младшим редактором, но с нами занимались, нас дрессировали, нам ставили голоса преподаватели МХАТа. Нам читали лекции Левитан и Высоцкая. Русский язык нам вел, извините, Розенталь Дитмар Эльяшевич. Хотя я был, еще раз повторю, младшим редактором, меня на пушечный выстрел к эфиру никто не подпускал, но я был обязан этим заниматься. Вот это была школа! Чему я безумно благодарен. И это действительно, я считаю, что моя альма-матер, это та организация, та структура, которая сделала меня журналистом.

ДРАПЕКО: Возвращаясь к Лешиному вопросу, после такой школы вернуться в цирк…

НИКУЛИН: Понимаете, вернуться можно туда, откуда уходил. А я оттуда не уходил и не приходил, я там вырос. Я родился не в опилках, как у нас говорят, но рядом, наверное, за барьером где-то. Просто у родителей было преимущество перед их коллегами: у меня была бабушка и комната в Москве, где можно было меня оставлять. А так бы я, естественно, таскался с ними по городам, по весям, по съемным квартирам, по общагам, по гардеробным. Вот меня судьба от этого избавила. Но та же самая судьба, видите, сделала вираж неожиданно совсем, и я оказался в цирке. Понимаете, я, с одной стороны, жалею, с другой стороны, никогда не жалею о том, что произошло. Потому что это сознательный выбор. Что, я буду сам себя ругать, упрекать? Я себя люблю. Зачем мне это нужно?

ДРАПЕКО: А как приняли вас в цирке на тот момент? Вопрос с подковыркой немножечко.

НИКУЛИН: Вопрос, конечно, интересный. Это, знаете, в свое время спросили, приезжал Баррикелло на чемпионат "Формулы-1" в Москву, и кто-то задал ему вопрос: "Скажите, а вот по вашему мнению, как ездят в Москве?" Он сказал: "В Москве ездят… - сделал паузу, - очень интересно". Понимаете, какая штука, мне было легче гораздо, потому что я пришел со стороны, я не был как бы в этом мире выращен, и я не был связан грузом обязательств, долгов, маний, фобий, симпатий, антипатий. Я пришел с чистого лица, а с другой стороны, я знаю этот мир, потому что я в нем вырос, я с детства…

ДРАПЕКО: И вас в этом мире уже все знали.

НИКУЛИН: И в этом мире меня тоже знали. Но, конечно, когда не стало отца, когда меня коллектив выбрал генеральным директором, то, я прекрасно знаю, заключались пари на то, сколько времени я продержусь. Ну, оптимисты давали год. Вот пятнадцатый пошел, и ничего, видите, вроде как-то всё.

ДРАПЕКО: Все продули.

БЕЗЯЕВ: Можно я подскажу, поскольку Максима Юрьевича я слишком хорошо знаю и Юрия Владимировича…

НИКУЛИН: Слишком хорошо! Я тебе опротивел уже?

БЕЗЯЕВ: Дело не в этом. Поймите, цирк состоит из династий.

ТИМОФЕЕВ: Конечно, да.

БЕЗЯЕВ: Действительно, может, поэтому у нас великий цирк. Надо сказать, что там к прошлому относятся настолько бережно, и, кстати, Максим может об этом рассказать. У него кабинет мемориальный. Давай мебель перечисли, от кого там у тебя стоит?

НИКУЛИН: У меня кабинет не мемориальный. Кабинет мемориальный - это мы сохранили кабинет Юрия Владимировича, отца. А у меня кабинет, который я сделал себе сам, он состоит из мебели старого цирка. Это всё мебель Соломонского, первого директора цирка: его стол, его кресло, его диван, его шкаф. Я всё это переделывал, там раньше стояла какая-то мебель, досталась мне от прошлого периода, такое уродливое порождение постсоветской оборонки, когда всё делали из ДСП черного цвета. А когда встал вот этот антиквариат, не потому что это дорого, а потому что в этом энергетика есть определенная, там присутствует вот именно дух, именно воздух, именно тот старый цирк, который и был создан Соломонским. И мне это приятно.

ТИМОФЕЕВ: Тяжело ли сейчас живется цирку при таком количестве, просто массе развлечений разнообразных? У нас кино сейчас - это аттракцион. Сходил в кино - покатался на американских горках по большому счету: кресла движутся, в лицо тебе брызжет что-то, сюжет меняется каждые 30 секунд. То есть невообразимые аттракционы. Цирк поспевает за вот этой…

НИКУЛИН: Слава богу, нет. Потому что, понимаете, ведь наступает в какой-то момент пресыщенность, да? Как герой анекдота говорил: "Дайте кусочек дерьма", когда он надышался духами французскими. Та же самая история. Пример - мои дети. В какой-то момент, я помню, была просто паника в семье, потому что они из Интернета не вылезали. Они сидели на гаджетах, они головой, ушами, глазами там все сутки. Сейчас наелись, наступает пресыщенность. Так же и вот эти зрелища.

Понимаете, в чем дело, цирк сегодня остается одним из маленьких оазисов настоящего, честного, реального. А этого не хватало всегда, всю жизнь. Не хватает честности. И устали от фотошопов, устали от спецэффектов, от телевидения, от 3Dустали. Уже невозможно! Из всех щелей. И когда вы видите настоящее, что человек делает то, что другие люди делать не могут (а артисты цирка именно такие, это "люди икс", это люди, которые именно умеют и могут делать то, что не могут другие), и когда это честно - под фанеру по канату не пройдешь и сальто не скрутишь… Люди именно поэтому приходят в цирк, как я понимаю, сегодня, чтобы посмотреть на то, что осталось честного, настоящего и искреннего. А когда мы говорим о том, что есть как бы цирковые направления, которым диктует их стилистику сегодняшний день, ну это не наше.

ДРАПЕКО: Это всё вот эти Дю Солей.

БЕЗЯЕВ: Хотя стоп, стоп! Вот Дю Солей как раз я вспоминаю. Я был в тот момент, когда Юрий Владимирович Никулин водил этих будущих вождей Дю Солей, учил их уму-разуму. Максим, по-моему, тогда мы об этом говорили?

НИКУЛИН: Да, всё вышло из этого, всё вышло из нас.

БЕЗЯЕВ: Ты правильно сказал формулировку, что они просто взяли и подобрали наши сокровища, а мы ничего не могли сделать. Мы вместе всё это видели.

НИКУЛИН: Всё бесплатно это вывезли. А что Дю Солей? Шестьдесят процентов русских, потому что они без нас не могут. А остальные китайцы. Они только от других произошли обезьян, а так, в принципе, то же самое. Вся заслуга ведь и Ги Лялиберте и Жиля Сте-Круа не то, что они что-то придумали и создали. Их заслуга в том, что они как топ-менеджеры добились выделения средств, на которые они могли пригласить лучших художников, лучших режиссеров, лучших композиторов, музыкантов, артистов, художников по костюмам и так далее. Тогда получается продукт. Они покупают самое лучшее, они имеют возможность. Сегодня я могу сказать с радостью, что мы здесь, на Цветном бульваре, мы работаем с теми лучшими, которые есть сегодня не только в России, а в мире. Мы имеем возможность также пригласить самых лучших профессионалов, самых лучших артистов и работать в той стилистике, которую мы для себя выбрали.

БЕЗЯЕВ: И еще что главное - чего нет в других цирках: благодаря, может быть, тому, что ты сын Юрия Владимировича Никулина, в цирке на Цветном есть свое отношение к клоунам. Вот уж куда плохой клоун никогда не попадет, это в цирк на Цветном.

ТИМОФЕЕВ: Давайте все-таки два слова еще о Цирке дю Солей. Вы завидуете Цирку дю Солей?

НИКУЛИН: Абсолютно нет. Я завидую тем условиям, в которых существует Цирк дю Солей - как и многие другие. Как и цирк Алексиса Грюсса во Франции, который признан национальным достоянием, поэтому получает большие дотации от государства; как цирк Арлетт Грюсс там же, во Франции. Как цирк Кроне в Германии, который поддерживается государством. Именно поддерживается как искусство, не как бизнес, а как искусство, подчеркиваю.

ТИМОФЕЕВ: Это значит без выхлопа, что ли?

ДРАПЕКО: Односторонние инвестиции.

НИКУЛИН: Понимаете, есть дотации государства. Но государство спрашивает, что ты сделал на эти деньги? И люди должны отвечать новыми программами, новыми спектаклями, новыми номерами, хотя это, в принципе, семейные, всё достаточно небольшие цирки. Вот это главное. Поддерживать надо искусство. Бизнес - он бизнес везде. Если ты директор цирка и твой цирк горит, значит, ты фиговый директор, значит, нужно тебя менять. Цирк не должен гореть, цирк должен зарабатывать деньги. Неважно какие, огромные, не огромные, большие, не большие, миллионы - суть не в том. Он должен быть самоокупаемым. А вот создавать, вкладывать деньги в костюмы, в музыку, в режиссуру, искать людей, искать молодежь, подтягивать, вот на это нужна поддержка государства. Вы знаете, у меня в кабинете висит фотография, не потому, что я тщеславный. Я был в жюри на фестивале в Китае, в Учао, и на фестиваль приехал председатель правительства Китая. Директор, собственно, страны, а это не самая маленькая страна в мире. И он здоровался с членами жюри, пожимал руку, мы фотографировались, у меня эта фотография висит. И я его спросил: "А что для вас цирк?" И он ответил мне очень просто. Он говорит: "Цирк для нас это часть великой национальной культуры нашей страны". Вот дай бог, кто-нибудь из наших руководителей так бы сказал.

БЕЗЯЕВ: Ленин говорил: важнейшими из искусств для нас являются кино и цирк.

НИКУЛИН: Пока вся страна тотально безграмотна, да.

ТИМОФЕЕВ: У них это действительно такая традиционная история. Для России, царской России, СССР и вот сейчас Российской Федерации это тоже часть историческая, что ли? Или все-таки нет, или это советская история? Вот советский цирк – это действительно бренд…

БЕЗЯЕВ: Извини, Куприна ты читал? "Ольга Сур" - вот с каких времен. Все номера. Вот перш (эквилибристический снаряд, длинный шест, используемый при исполнении акробатических номеров в цирке. – Прим. ред.) - это же персидские воины вставали на копье на коне, чтобы посмотреть, далеко ли противник. Акробаты - это тысячелетия. Канатоходцы - это многовековая история.

НИКУЛИН: Я знаю, если брать мировую культуру, то самое древнее изображение артистов цирка - это фрески на египетских пирамидах. Я уже не говорю про Китай, потому что, может быть, там изображения не сохранились, но история-то! Вообще надо понять, что в мире есть всего два национальных цирка: русский и китайский.

ДРАПЕКО: Даже так?

НИКУЛИН: Не "даже так", а именно так. Потому что есть артисты цирка. Артисты американские, европейские, корейские, монгольские. Но национальных цирков как видов, как части культуры, их только два: в России и в Китае. Вот пока мы все-таки держимся, пока мы еще во многом занимаем лидирующие позиции. Я говорю "во многом", потому что китайцы могут то, чего не могут европейцы. Это просто в силу физиологии. Медведь может балансировать на проволоке, тигр нет. Та же самая история - русские, европейцы и китайцы. Но в силу того, что у нас традиции, у нас есть школа и прочее, мы держим такой нормальный паритет. Если брать мировые фестивали: Китай, Монте-Карло - основные показатели, да и Россия тоже, то, в общем, мы идем наравне, ноздря в ноздрю, кудря в кудрю. Но Китай вкладывает огромные средства в свой цирк. Это национальное достояние, это государственная структура. Там есть цирк армии, там есть два цирка провинций. Там есть совершенно сепаратный цирк в Шанхае. И это разные, конкурирующие друг с другом внутри одной страны структуры. Эта конкуренция приносит ощутимую пользу.

ДРАПЕКО: Возвращаясь к вопросу о русском цирке именно. На улице Правды, где мы находимся, на пересечении с 5-й Ямского Поля находится цирковое училище, мимо которого каждое утро мы идем на работу.

НИКУЛИН: Да, соседи.

ДРАПЕКО: Но вот удивительно и потрясающе, что столько лет уже я хожу, но ни разу не видела там толпы около входа. И в связи с этим у меня возникает главный вопрос: а молодежь-то тянется вообще?

НИКУЛИН: Да не дай бог! Если будет толпа у входа, значит, там пожар. Понимаете, какая штука, цирковое училище, оно сегодня во многом держится только благодаря усилиям его директора Валентины Савиной, которая человек сумасшедший, человек преданный, человек, больной своим делом. И она сумела после долгих лет такого целенаправленного разрушения всё это хотя бы сохранить. Потому что это же даже не Министерство культуры, это минвуз. А финансирование - вы же понимаете, да? Вот сегодня, наверное, первое цирковое руководство за многие годы, которое весь выпускной курс взяло на работу сразу. Хотя там номера были, в общем, неравнозначные.

ДРАПЕКО: Оттого, что дефицит?

НИКУЛИН: Нет, чтобы поддержать, чтобы дать стимул людям, которые поступают в это училище, дать понимание того, что они без работы не останутся. Хотя есть так называемые карманные номера, вот есть жонглеры, есть эквилибристы на полу, они уже на третьем курсе работают по ночным клубам…

ТИМОФЕЕВ: Корпоративы и так далее.

НИКУЛИН: Да, да. Они все уже трудоустроены. А вот чем всегда славился русский цирк? Это массовые, групповые номера. Это подкидные доски, это воздушные полеты, это русские палки, это акробаты на батуте. Это то, что нужно создавать, во что нужно вкладывать деньги. Это номер, который делается минимум год. И в это нужно вкладывать деньги. Чтобы люди в это время жили, питались, репетировали, работали нормально, ни в чем не чувствовали недостатка. Потом, это костюмы, это музыка, это реквизит, это очень серьезные деньги. И мы сегодня у себя на Цветном можем себе позволить раз в год потратиться на такой вот выхлоп. Но вообще, конечно, это задача государства.

ТИМОФЕЕВ: Максим Юрьевич, вы своих артистов отпускаете на корпоративы?

НИКУЛИН: Конечно. Мы никому не мешаем. Нет, если они заняты в программе, это им мешает, конечно, он никуда не пойдет. Были в свое время такие поползновения, мы достаточно жестко пресекали, когда человек работает у меня в программе, у него сезон, у него контракт, а он говорит: "У меня сейчас контракт с Дю Солей, я должен уехать". Вопрос был простой: "Уезжай, но больше ты не вернешься". И многие делали правильный выбор.

ДРАПЕКО: А с артистами вообще жестко надо, да? Если не Карабас-Барабас, то они не понимают пряника?

НИКУЛИН: Артисты - это люди. И с ними надо по-человечески!

ТИМОФЕЕВ: "Я сказал!" - да?

ДРАПЕКО: Спасибо. Это именно тот ответ, которого я ожидала.

ТИМОФЕЕВ: Не расхолаживает ли их, понимаете? Здесь же быстрый рубль на корпоративах?

БЕЗЯЕВ: Какой рубль, когда ты идешь по канату?

ТИМОФЕЕВ: В ресторане канаты если натягивают, то только…

НИКУЛИН: Все равно всю жизнь были музыканты, которые играли в кабаках и которые играли в филармонии. У нас все-таки ближе к филармонии и консерватории. У нас люди, которые в силу просто своей квалификации не будут размениваться на корпоративы. Я еще раз говорю, жонглер небольшой, акробат-эквилибрист, девочка-каучук, они могут, а подкидные доски там просто не поместятся. А работать почетно. А получить "Золотого клоуна" в Монте-Карло более чем почетно. А после этого на корпоратив?

БЕЗЯЕВ: Мы еще скажем о некоторых атрибутах цирка. И, кстати, об отношении к числу 13. У Юрия Владимировича Никулина на любой машине всегда был номер 13. У Максима Юрьевича тоже номер 13.

ДРАПЕКО: Это суеверие?

БЕЗЯЕВ: Я в свое время вел одну программу, которая называлась "Кругом 13". Максим, поясни, почему это происходит?

НИКУЛИН: Цирковое число. Тут, я думаю, может, если мистика какая-то есть, она присутствует опосредованно. Потому что слишком много связано: Цветной бульвар, 13, - адрес. Манеж во всем мире - 13 метров. Это пошло от лошадей, чтобы было удобнее ими управлять, оптимальная величина. 13-й троллейбус идет к цирку. То есть много всякого разного. В этом году 13-й фестиваль прошел наш цирковой международный.

ТИМОФЕЕВ: Несмотря на 2014 год.

ДРАПЕКО: А есть у вас, кстати, приметы какие-нибудь? Вот у киношников, я знаю, надо обязательно, если упал сценарий, на нем посидеть, прежде чем поднимать. Разбить тарелку. А в цирке есть такая штука?

НИКУЛИН: В цирке есть. Многие устарели из них. Например, нельзя, запрещено как бы, не принято грызть семечки перед спектаклем. Правда, семечки уже отошли и всё прочее. Считается дурным тоном считать незаработанные деньги, то есть, когда человек знает, что у него елки, там 25 спектаклей: сколько я заработаю? Плохая примета. Нельзя сидеть на барьере спиной к манежу. За это можно по шее получить даже сегодня от старых артистов. Но, кстати говоря, это связано просто с техникой безопасности. Вы сидите, сзади не видите, что происходит. Там могут быть и животные, там могут быть любые опасности. Цирк вообще вещь не без риска.

ДРАПЕКО: Можно задать один не очень корректный, может быть, вопрос?

НИКУЛИН: Ну, смотрите, не знаю.

ДРАПЕКО: Не от меня, от Марины Степанец, она в нашей группе «Студия "Луч" ВКонтакте» высказалась вот каким образом: "Цирк не люблю из-за несчастных животных, - пишет Марина. - В детстве всегда в цирке плакала, клоунов боялась. Улица Караванная до сих пор вызывает печальные воспоминания: в Питере цирк на Караванной улице находится".

НИКУЛИН: В Питере? На Караванной? Вообще на Фонтанке, я так все время думал.

ДРАПЕКО: Марина, видимо, перепутала его со знаменитым рок-магазином на Караванной.

НИКУЛИН: Просто не повезло, могу сказать, не повезло. Либо просто не так показали, либо не так объяснили. Потому что маленькому человеку вообще нужно объяснять то, что он видит. Нужно рассказывать, нужно как бы вводить. Я помню, когда меня первый раз в жизни (я уж не помню, сколько лет мне было) повели в Большой театр - естественно, на "Лебединое озеро", - мне до этого полдня объясняли, чего я там увижу.

ДРАПЕКО: Либретто?

НИКУЛИН: Потому что понимали, что я к этому не готов. Нужно готовить. Так и цирк. Несчастные животные? Ну, понимаете как. Ведь все эти упреки, они упираются в одно, что животное в цирке заставляют делать то, чего оно не хочет. Ну хорошо, а лошадь не заставляют делать, что она не хочет? Какого-нибудь дурака на себе тащить верхом или плуг? Хороший анекдот на эту тему я вспомнил. Один человек говорит другому: "Слушай, у нас в деревне лошади от рук отбились совсем. Телеги отказываются носить, воду возить не хотят, под седло не загонишь, в таборе цыгане пропадать начали…"

БЕЗЯЕВ: Максим, в свете этого. Ты знаешь замечательного дрессировщика нашего Юрия Дурова. Есть видимые дрессировщики, которые выходят на манеж, а есть еще чисто рабочие. У него был, по-моему, Саша его звали, он иногда выпивал. Но его слониха так любила! И когда тот немножечко принимал, она его закапывала в сено, ставила ведро воды, сама становилась к нему задом, никого не подпускала. Вот взаимоотношения в цирке!

НИКУЛИН: Понимаете, какая штука. Взаимоотношения человека и животного - это вообще вопрос не цирковой. Это вопрос жизненный. Как и отношения человека с человеком. Это такая философия, понимаете? Если человек жесток, он будет мучить животное. Неважно, в цирке или в зоопарке, где угодно. Понимаете? Есть статистика, которая говорит о том, что на воле животное живет меньше, чем в зоопарке.

ДРАПЕКО: Но вы в своем цирке следите за тем, чтобы с животными обращались хорошо, бережно?

НИКУЛИН: Конечно. Понимаете, какая штука, мы работаем не с животными. Мы работаем, опять же если говорить о цирке, не с банками, не с компаниями, мы работаем с людьми, с которыми у нас свои отношения, которых мы знаем. Которые верят нам и которым мы верим. Неважно, где они работают. Я знаю, что мой дрессировщик не будет мучить животное, потому что оно его кормит – раз, оно его партнер – два, и он с детства его вырастил - три, оно жило у него (любое животное – медведь, тигр), оно просто жило у него квартире, в комнате. Вот вопрос вам, кстати говоря. Какое самое дорогое животное по содержанию в цирке, как вы считаете?

ДРАПЕКО: Слон, наверное?

НИКУЛИН: Ну да, слон! Слон-то - это ерунда. А вот морской котик!

ДРАПЕКО: Точно!

НИКУЛИН: Это миллион в месяц!

ДРАПЕКО: Да вы что!

НИКУЛИН: Да. Это нужна рыба. Причем рыба свежая, не мороженая, он мороженую есть не будет. Рыба хороших красных сортов. Он к ней привык. Ему не расскажешь, что сейчас там санкции и прочее.

ТИМОФЕЕВ: Норвежский лосось не…

НИКУЛИН: Не удался сейчас, нету. Ему не объяснишь, человеку можно объяснить. Поэтому животные в любом случае должны получать то, что они должны получать. Я помню, пришел ассистент номера со слонами, слонам, особенно в зимний период, в рацион включена либо водка, либо красное вино.

ДРАПЕКО: А в какой дозировке, если не секрет?

НИКУЛИН: Небольшая дозировка, там добавляют они либо в воду, либо в корма.

ДРАПЕКО: Я была уверена, что это байка.

НИКУЛИН: Нет, на самом деле, это рацион, утвержденный государством. Для поддержания состава крови и прочее, это животные теплолюбивые. И вот выписывали водку, выписывали, три - четыре месяца выписывали. Пришел ассистент, принес в бухгалтерию заявку на красное вино. И его спрашивают искренне: "А что, собственно? Все время же водка была". Он говорит: "Я больше не могу".

ДРАПЕКО: Очень мило. И я продолжу просто развенчивание фобий Марии Степанец, которая написала нам еще про клоунов. Это ведь действительно история, какое количество детей сейчас боится клоунов!

НИКУЛИН: Вы знаете, могли напугать. Этому способствует, в частности, кинематограф. В том же "Бэтмене", вспомните, Джокер – отрицательный персонаж.

ДРАПЕКО: Да на Рональда Макдональда без слез не взглянешь.

НИКУЛИН: Макдональд, да, и еще кто-то, то есть можно продолжать. Это те клоуны, которых великий клоун Карандаш называл - "ряженые". Размалеванные. Это не клоуны. Это персонажи, которые на этом гриме делают непохожесть. А настоящие клоуны, если вспомнить того же Карандаша, он почти без грима работал. Олег Попов - тоже. Никулин и Шундин тоже практически. Вот сейчас замечательный клоун Володя Дерябкин, третий сезон мы его оставляем, на него ходят, его спрашивают, он востребован - он тоже практически без грима работает.

Артисту мазать лицо не нужно. Возьмите Цирк дю Солей: там нет артистов, там только персонажи. Они все работают либо в масках, либо в 100-процентом макияже. Там в программках нет имен. Нет фамилий. Они все обезличены. А мы хотим делать героев, мы хотим делать личности, мы хотим делать артистов, наших артистов, советских артистов бывших, русских сегодня артистов, чтобы их знали и чтобы на них ходили, как ходили на Кио, на Запашных, на Попова, на Никулина, на Карандаша, на прочих. И сегодня (тьфу-тьфу, я не глазливый) уже что-то начинает получаться. Медленно, трудно, но получается.

ТИМОФЕЕВ: Максим Юрьевич, я хочу спросить, сатрап вы или нет? Когда вы принимаете номера и когда утверждаете, насколько охотно, во-первых, артисты вас слушаются? И насколько вы придираетесь к номерам?

НИКУЛИН: Я никогда в жизни не придираюсь к номерам и к артистам. Артисты меня слушаться не должны, они должны слушать режиссера, инспектора манежа и ведущего.

ТИМОФЕЕВ: Но вы же худрук.

НИКУЛИН: На бумаге, да. Так должность называется, понимаете? А что значит - худрук? У меня свое образование, у меня своя работа, я менеджер, я управляющий. Моя работа не управление художественной частью. Я что, буду стоять за спиной композитора и говорить: "Нет, старик, вот здесь не си пиши, а си-бемоль, и обязательно в мажор"? И художнику по костюмам: "Вот здесь замените, пожалуйста"? Они профессионалы, понимаете. Лучшие. Мы работаем со звездами. Я не могу, не имею права им диктовать. То, что касается работы моей, да, это тактическое, стратегическое планирование, это контакты, контракты, это встречи, презентации.

ТИМОФЕЕВ: Бизнес.

НИКУЛИН: Это бизнес, да. Я менеджер, я топ-менеджер, и это моя работа. У меня только одна есть, может быть, слабость: я верю людям. Вот пока это не подводило. Пока, слава богу, я работаю с теми, кому я верю. Был случай в моей практике, мой коллега, директор цирка, очень известный, очень успешный, после фестиваля меня спрашивает: "Ничего, если завтра я уеду? Завтра награждение, но меня не будет, потому что у меня дела". Я говорю: "Там что-нибудь случилось у тебя?" Он говорит: "Да, у меня погрузка начинается". Я говорю: "Хорошо. Вот скажи мне, а ты, директор цирка, ты что, выйдешь и будешь в задницу пихать слона, что ли, в фуру запихивать? В чем твоя функция?" Он говорит: "Знаешь, мне так как-то спокойнее". Я его пожалел. Потому что, если я, честно говорю, если я во время погрузки выйду во двор, начнется паника: чего он приперся?

ТИМОФЕЕВ: Что случилось?

НИКУЛИН: Естественно. Зачем на корабле капитан? Только на случай катастрофы, чтобы за всё ответить. А так корабль плывет.

ТИМОФЕЕВ: Вы не вмешиваетесь в номера, а там же все равно свои интриги какие-то, козни внутри цирка существуют?

НИКУЛИН: Мало. Очень мало. Я в свое время был как бы семейно связан с кругом Большого театра, и, конечно, это не сравнить. Я не хочу никого обижать, коллег, но отношение друг к другу, конечно, очень разное. Например, в цирке никто не будет друг на друга писать.

ДРАПЕКО: А битое стекло в обувь могут натолкать?

НИКУЛИН: Нет, по морде могут дать. Времени нет, понимаете, каждый своим делом занят, не хватает на это на всё. И на интриги тоже времени не хватает. Бывают случаи, когда приходится вмешиваться. Я очень не люблю этого. Но бывает, когда нужно проявить свой, как сейчас говорят, административный ресурс. Я могу это сделать, мне это несложно. Я просто не люблю.

ДРАПЕКО: Катенька Баклыкова спрашивает вашего совета: "Мне 25 лет. Я ни разу не была в цирке. И вот хочу спросить у Максима Юрьевича, не поздно ли сходить? Или надо ждать, когда дети родятся и вырастут?" На ваш взгляд?

БЕЗЯЕВ: Можно я вначале ремарку? Я вспомнил знаменитого Тусузова актера. Он дожил до ста с лишним лет, и он в сто с лишним лет курил. Я его как-то спрашиваю, как вы так долго прожили? Что, занимались гимнастикой? Он говорит: "Нет, я этой дурью не занимаюсь. Я люблю цирк, иногда могу выпить и немножечко водочки. Но главное - цирк". Тусузов в 100 лет ходил в цирк.

НИКУЛИН: В цирк пойти никогда не поздно. Когда меня спрашивают, с какого возраста можно детей водить в цирк… Ну, мой внук пошел с трех лет. Отсидел первое отделение, потом, конечно, устал. Когда человек начинает что-то соображать, что-то понимать, это же видно. Кто-то начинает в два с половиной года, кто-то в четыре. Дети же разные все, люди разные. Поэтому просто надо смотреть. А человеку взрослому, 25 лет взрослый человек, конечно, никогда не поздно. Тут только надо понимать, какой цирк и что показывают. И на кого идти. Я бы посоветовал сначала, конечно, в хороший цирк пойти.

ТИМОФЕЕВ: Первый раз очень важен, конечно.

НИКУЛИН: Первое впечатление, понятное дело, потом можно сравнивать. Потому что мы работаем долго, 15 лет почти работаем передвижками, у меня два шапито. И, к сожалению, приходится сталкиваться с тем, что вдалеке от Москвы, в тех городах, где нет цирков стационарных, отношение к цирку, мягко говоря, своеобразное. Люди привыкли к обману, люди привыкли, к сожалению, к халтуре. И когда приезжаешь в город, тем более незнакомый, начинаешь ставить комплекс, приходят на площадку люди с первым пожеланием - набить морду.

ДРАПЕКО: Да вы что!

НИКУЛИН: И говорят: "Да мы ваш цирк в гробу видали, уже нам 15 лет одно и то же показывают! Приезжают - девушка 80 лет на канате, две дохлые собачки и пьяный клоун". Вот. И это всё называется "московский цирк" и "российский цирк".

ДРАПЕКО: А Катеньке я хочу добавить: приходя в цирк, вы становитесь ребенком.

ТИМОФЕЕВ: Максим Юрьевич, а внутри Москвы существует конкуренция между вами и цирком на Вернадского?

НИКУЛИН: Нет, не было никогда. Нет, никогда между нашими цирками не было ни конкуренции, ни тем более какой-то там вражды или неприязни. Потому что, во-первых, уже за годы сложилась практика, что есть свой зритель, зритель у Вернадского и зритель у нас. Когда закрывается на каникулы Вернадского (а это раньше, чем мы), то мы совершенно не ощущаем сразу притока большего количества зрителей. Это говорит о том, что есть люди, которые выбирают одно, которые выбирают другое. Мы находимся, конечно, в более выгодном положении, нежели коллеги, потому что есть география, есть центр Москвы, есть имя, есть история. Но сейчас пришли ребята молодые, пришли Запашные, они начинают искать…

ДРАПЕКО: Они-то вам конкуренты?

НИКУЛИН: Нет.

ДРАПЕКО: А кто-то есть, кто…

НИКУЛИН: Вы понимаете, какая штука. Мы делаем одно дело. Ведь в мире много разных цирков. И они очень разные все. Они разные по направлению, разные по характеру, по настроению. И каждый выбирает то, что ему нравится. И каждый может пойти и посмотреть их все, чтобы потом сравнить или выбрать. Есть цирки и с животными, и без животных, есть цирки только акробатические, а есть цирки только конные, например. То есть, чем будет больше разного всего, тем интереснее будет всем. И тем в лучшем положении мы все будем оказываться. Ребята ищут, ребята молодцы, они свой путь нашли, они играют в современный цирк, они работают на опережение какое-то, они в поиске. Мы остались цирком традиционным, традиционным модерном. Вот. Выросши из того цирка старого, советского еще, но, естественно, обогащенные тем, что мы имеем сегодня.

ДРАПЕКО: Но все равно вы немножечко консерваторы. Давайте по-честному.

НИКУЛИН: Да, да. А я люблю это.

ДРАПЕКО: А вот отчего не хотите вы впустить к себе, например, граффитчиков, паркурщиков, людей, которые сейчас могли бы, может быть…

НИКУЛИН: Вы понимаете, это другое. Это и цирк, и не цирк. Люди, которых мы можем принять в цирке, для них пространство будет чужим. Им нужна улица или площадь, или им нужны стены зданий, или нужна брусчатка, перила, трамплины. В цирке этого нет, в цирке круглое замкнутое пространство. И многие там теряются. Пускай всё будет на своем месте, пускай каждый занимается своим делом. И то, что вы говорите, консерватизм - да, я знаю, что меня обвиняют в консерватизме, в ретроградстве и прочем. Я не обижаюсь. Я всегда повторяю, мне нравится, как говорят англичане: "По-настоящему элегантный человек обязан хотя бы на сезон отставать от моды".

ДРАПЕКО: О, хорошее какое выражение.

НИКУЛИН: Люди приходят в цирк, ожидая, что они там увидят. Если их обманывают и они видят там другое, то их обманывают, а люди не любят, когда их обманывают. И мы должны быть интересны для всех. Мы должны быть интересны и для молодежи. Мы делали спектакли для молодежи, старшему у нас в программе было 19 лет. Это за собой другую музыку повлекло, другие декорации, другие костюмы - street circus: джинсы, футболки. Мои ребята тогда учились как раз в Школе-студии МХАТ, их курс и соседние курсы раза по 3-4 сходили. Тинейджеры. Это другая история совсем.

У нас приходят, понимаете, люди разного возраста, раз, люди разных сословий, два. В чем была генеральная идея Цирка дю Солей, когда они организовывались? На что они выбили себе средства, на что они просили помощь? На то, чтобы людей объединить. Людей разных сословий, людей разного достатка, людей разных конфессий, разного возраста объединить одним: цирком. Тем, что одинаково для всех. И вот мы стараемся в меру своих сил делать то же самое.

ДРАПЕКО: Да уж какое количество иностранцев к вам ходит! Я регулярно, проходя мимо цирка на Цветном бульваре, регулярно вижу просто вереницы автобусов.

ТИМОФЕЕВ: Большой театр и Московский цирк, вот иностранцы зачем приезжают в Москву.

НИКУЛИН: Кремль, Большой цирк - вот так всё, слава богу, осталось.

ДРАПЕКО: Настоящее сокровище нации.

ТИМОФЕЕВ: Спасибо огромное, Максим Юрьевич, что вы к нам пришли. Было очень приятно. Что, кстати, новая программа? Расскажите.

НИКУЛИН: Для всех мы открываемся 24 октября. Программа новая будет достаточно необычна для нас. Там доминировать будут животные дрессированные. Это большая часть Королевского цирка Гии Эрадзе, коллектива. Плюс наши артисты.

ДРАПЕКО: А животные какие?

НИКУЛИН: Вот, вы знаете, какое-нибудь назовите мне животное цирковое, которого…

ТИМОФЕЕВ: Там нет?

НИКУЛИН: Там смешанные группы. Там и собаки, там и лошади, там и попугаи. Там много всего, там много всего интересного. Потом это очень красиво, поверьте мне. Я это видел живьем, будет очень красиво. И для Москвы это необычно. Мы назвали программу "Вот это цирк!" Потому что это действительно, с нашей точки зрения, тот цирк, которого мало, настоящего цирка, классического, и который востребован, потому что мы знаем настроение людей, они хотят этого. Вот. А на следующий сезон, с февраля начиная, мы готовим бомбу. Это будет цирк-бурлеск. Мы хотим создать шоу, создать зрелище. У нас это получится, я уверен, не хуже, чем в "Мулен Руж" или "Фоли-Бержер" в классическом своем...

ДРАПЕКО: Это что же, девушки топлес будут на Цветном ходить?

НИКУЛИН: Ну, во-первых, почему нет? Во-вторых, вряд ли.

ДРАПЕКО: Как же? Там же дети.

НИКУЛИН: Хорошо, у нас будут топлес животные. Поэтому мы работаем, мы открыты для всех, и мы ждем всех и приглашаем всех, потому что у нас действительно честно и красиво.

ТИМОФЕЕВ: Мы сказали, что вы консерватор, но, если пофантазировать и представить цирк через 10 лет, сильно он изменится, по-вашему, Максим Юрьевич?

НИКУЛИН: Думаю, да. Но я думаю, что он изменится настолько, насколько изменится наша жизнь. И в том направлении, в котором будет меняться наша жизнь. Она уже сегодня не такая, как вчера и позавчера. Меняется ведь не просто отношение к тому же самому смешному клоуну, например. Меняется отношение в принципе к искусству цирка. Потому что сегодня я с радостью говорю, что это искусство достойно уровня Большого театра или Мариинки или "Ла Скала" по качеству костюмов, по постановке, по режиссуре. Понимаете, если раньше, допустим, 20 лет назад, подбирали костюмчики из подбора, подбирали музычку и работали, сегодня даже на одного артиста, на солиста работают режиссер, балетмейстер, художник по костюму, дизайнеры по свету и по звуку, мастера по реквизиту.

ДРАПЕКО: И удивлять всё тяжелей и тяжелей получается.

НИКУЛИН: Естественно. Это очень дорого, это очень сложно. И только это может дать результат. Вы знаете, наши артисты - я не знаю, в мире это существует - обязаны (такой контракт) каждый день ходить на балетный класс. Неважно, в каком жанре они работают. Одно время это вызывало протест: "Я - народный артист! Я - дрессировщик! Какого мне хрена там делать?" Нет, сейчас все ходят с удовольствием, потому что понимают, что это для них. Проект "Цирк со звездами", который успешным был, с Первым каналом вместе, он многое дал и нам, и артистам нашим, потому что наши артисты (их этому не учили) учат быть открытыми, быть продаваемыми, быть элегантными, красивыми и прочее. Это то, чему учат эстрадных звезд.

ДРАПЕКО: Спасибо вам большое. Очень жаль, что время у нас заканчивается. Мы желаем вам аншлага и желаем вам поскорее придти к нам вновь.

НИКУЛИН: Приглашайте. Я готов.

БЕЗЯЕВ: Максим Юрьевич Никулин, в прошлом сотрудник "Маяка", корреспондент и младший редактор.