В галерее "Веллум" открылась выставка-инсталляция "Пальто Михаила Рогинского"

Примерить коммунальный быт можно в галерее "Веллум". Выставка "Пальто Михаила Рогинского" посвящена одному из самых ярких московских нонконформистов 70-х. Инсталляцию изучила Алия Шарифуллина.

Такому представлению своего искусства Михаил Рогинский, возможно бы удивился. Рядом с его пальто, брюками и рубашками, "положенными" на картон, висят настоящие вещи модного российского бренда. Рогинский не был модником или эстетом, носил потертую, испачканную красками одежду. Но вот как фактурный предмет, который к тому же легко меняет свою форму и даёт возможность множества вариаций, одежда его интересовала чрезвычайно. Он "обряжает" грустный неустроенный мир, где существуют "маленькие" люди в сером "футляре". "Внутренний человек, лирический герой Рогинского, литературен. Мы помним Достоевского "Бедных людей", помним чеховского "Человека в футляре". Рогинский, со своими фигурами в пальто, в закрытых до последней пуговице рубашках, живший в 70-е – 80-е годы XX века, как будто остановился в архетипе русской культуры", – делится куратор выставки Любовь Агафонова.

Его живопись и правда сначала производит впечатление тусклого взгляда на жизнь и бесконечной тоски. Серый город, серое небо, людская скученность. Картины Рогинского не греют, не волнуют, не заражают. Но в том смысле, что они, как и стихи Маяковского – не печка, не море, и не чума. Он писал действительно документальные кадры и обижался, когда критики говорили, что получается клевета и он не любит людей, которых пишет. Это не так. Когда-то в детстве Рогинский обсуждал со своим двоюродным братом, что такое гуманизм. И определил это так: наверное, это когда не бьют, а гладят
по голове. Именно такое отношение было у Рогинского к человеку. И всматриваясь в его картины, где нет ни критики, ни злости, ни пафоса, возникает это самое желание – погладить по голове. "Это уход и проговаривание себя и своего времени в этих произведениях. Это не время безысходности. Когда он уезжает в Париж, там он пишет то же самое, ему всё равно где. Он находится в русской литературе, культуре, которая отдельна от других", – отмечает Любовь Агафонова.

Из художников в своём поколении именно Рогинскому удалось передать тоску по иной жизни, которая никак не может найти выход из лабиринта быта. Рогинский 60-х и Рогинский начала 2000-х – идентичен. Его картины оказались сродни некоей машине времени, которую вдруг заело, и стало всё равно где жить. Его пиджаки, брюки и пальто могут висеть где угодно. Его бутылки и чайники могут стоять на кухне в любом городе любой страны. Но только на эту кухню, именно в этом пальто может войти грустный лирический герой Рогинского.